CC BY-NC-ND
80
Book Reviews / Рецензии
С. В. Кулланда Институт востоковедения РАН (Москва)
Лев Клейн.
Время кентавров. Степная прародина греков и ариев.
СПб.: Евразия, 2010. 496 стр., 153 рис., 49 цветн. илл. ISBN 978-5-8071-0367-3
Л. С. Клейн, всемирно известный петербургский археолог и историк, обобщил и развил в рецензируемом труде свои многолетние исследования археологии Евразии, древних текстов (прежде всего «Илиады»), загадочных ископаемых артефактов и многих других сюжетов, связав определенные цен-тральноевропейские археологические культуры с предками народов, заселивших Балканы и Малую Азию: хеттов, лувийцев, фракийцев, фригийцев, греков. То, что книга названа в аннотации «научно-популярным», а в выходных данных «научным» изданием — не просто недосмотр издательских работников (которых, кстати, стоит поблагодарить за прекрасное издание с великолепными иллюстрациями, в том числе с цветными вклейками). Автор, предназначая ее «образованному читателю, не подготовленному профессионально» (стр. 10), не собирался при этом поступаться научной аргументацией. Соответственно в тексте мы найдем и популярное изложение принципов, скажем, сравнительно-исторического языкознания, и высокопрофессиональный анализ археологических культур. К сожалению, есть и ошибки, которые иначе как небрежностью не объяснишь. Так, на стр. 201 утверждается, что в «Ригведе» якобы упоминаются только три варны, а не четыре. На самом деле в единственном пассаже этого памятника, где перечисляются варны (X 90, 11 — 12), поименованы все четыре, включая шудр (хотя автор книги прав в том отношении, что первоначально варн, очевидно, было именно три). Слово «сатем» означает число «сто» не на [древне]индийском, как написано на стр. 30 и 116, а на древнеиранском авестийском. На стр. 327 упоминается «древнекитайская система гадания "И Цзинь"». «И цзин» (а не «Цзинь») — не система гадания, а классический мантический текст, «Книга перемен». Эти и другие неточности тем более обидны, что они, хотя и не ставят под сомнение основные выводы, могут соз-
дать у читателя, особенно читателя пристрастного (а таких, учитывая, что Л. С. Клейн смело вторгается в разного рода «эзотерические» области, специалисты в которых строго блюдут свою науку от посторонних посягательств, наверняка будет много), неблагоприятное впечатление и дать ему повод с порога отмести все неортодоксальные идеи. Постараемся же, не поддаваясь ни чувству досады на «невынужденные», выражаясь спортивным языком, промахи, ни обаянию личности и стиля автора, оценить его гипотезы по достоинству.
Обзор индоевропейской лингвистической компаративистики выполнен добротно и изложен увлекательно, как, собственно, и вся книга. Отмечу два принципиальных момента, с которыми нельзя согласиться, хотя я и не склонен ставить их в вину автору — все-таки он по основной специальности археолог, а не языковед (хотя и получил филологическую подготовку под руководством самого В. Я. Проппа).
Во-первых, вопреки утверждению, будто «не очень ясно проступают» связи индоевропейских и северокавказских языков (стр. 24), северокавказские слова обнаруживаются среди индоевропейских названий частей тела, животных (включая индоевропейское обозначение коня), растений, орудий, продуктов и пр., что убедительно объясняется северокавказским субстратом в праиндоев-ропейском (Старостин 1988; переиздано в Старостин 2007).
Во-вторых, не повезло в обзоре глоттохронологии — методике, позволяющей вычислить время расхождения родственных языков и, соответственно, распада языковых семей и подгрупп. Ее постулаты излагаются в соответствии со взглядами умершего в 1967 году основателя этой дисциплины Морриса Сводеша (соответственно для ознакомления с ее «возможностями и слабостями» читателю предлагается обратиться к изданной полвека назад
Journal of Language Relationship • Вопросы языкового родства • 7 (2012) • Pp. 153-160
работе Г. А. Климова), а «самым современным применением глоттохронологии к индоевропейской проблеме» (стр. 119) считается работа новозеландских то ли биологов, то ли психологов (статья, опубликованная в журнале «Nature», использовала «методы эволюционной биологии», а авторы на тот момент трудились на кафедре психологии Ок-лендского университета), но в любом случае не лингвистов Рассела Грея и Квентина Эткинсона (Gray & Atkinson 2003).
Однако последний по времени — не обязательно современный. Будучи дилетантами в сравнительно-историческом языкознании, из нововведений последних десятилетий Грей и Эткинсон усвоили только, что заимствования в стословных списках базовой лексики следует исключать из подсчетов, зато подняли на щит старую идею критиков Сводеша о том, что скорость изменений основной лексики отличается от языка к языку1. Мимо них прошло фундаментальное открытие С. А. Старостина (Старостин 1989; переиздано в Старостин 2007, 407—447; Starostin 2000) (хотя на издание, в котором опубликован английский вариант статьи Старостина, они ссылаются), показавшего, что нельзя целиком заимствовать математический аппарат из теории радиоактивного распада, как это сделал Сводеш, поскольку слова, в отличие от нейтронов, «стареют». Вместо формулы, предполагавшей постоянную скорость изменений, наш замечательный лингвист предложил новую, учитывающую, с одной стороны, ускорение изменений по мере «старения» слов, а с другой — замедление скорости изменений по мере выпадения из списка менее устойчивых слов. Подсчеты по ней, выполняемые теперь при помощи компьютерной программы, дают, судя по языковым семьям и группам, для которых исторически засвидетельствовано время распада, куда лучшие результаты по сравнению с классической глоттохронологией Сво-деша, чего никак нельзя сказать о выкладках Грея и Эткинсона. При взгляде на их красочное древо индоевропейских языков, приведенное в рецензируемой книге в качестве иллюстрации 47, бросаются в глаза вопиющие несуразности, не позволяющие принимать всерьез эту версию глоттохронологии.
1 Отдал дань этому заблуждению и автор рецензируемой книги, утверждая, что исландский язык изменялся очень медленно, а английский — очень быстро (стр. 35). При исключении из подсчетов заимствований (о чем сам Л. С. Клейн пишет двумя фразами выше) подобные различия в значительной степени нивелируются.
Скажем, время распада праиранского Грей и Эткинсон относят к середине VI в. до н. э. (2500 лет от условно настоящего времени, 1950 года, по-английски BP, сокращение от before present). Выходит, уже долгое время существовали Мидийская, а затем Ахеменидская империи, а все иранцы продолжали говорить на праязыке? Но ведь к рубежу VI—V вв. относятся надписи Дария I, фиксирующие западноиранский древнеперсидский язык, успевший значительно измениться по сравнению с праязыковым состоянием (переходы *s > 0, *z > d, *tr > f, *ti > sy, *-su- > -s- и пр.), и вошедшие в древ-неперсидский слова другого западноиранского языка, по всей видимости, мидийского (где *s > s, *tr > 0r, *-su- > -sp- и пр.). Следовательно, к тому времени разошлись даже западноиранские языки, а ведь были еще и восточные. Один из последних, скифский, судя по передаче самоназвания его носителей в аккадском и греческом, уже в VII в. до н. э. демонстрировал характерный восточноиран-ский переход *d > ö (д). Кроме того, процент общей лексики стословного списка между такими, например, иранскими языками, присутствующими на схеме Грея и Эткинсона и, следовательно, разошедшимися, согласно выкладкам новозеландских авторов, не ранее середины VI в. до н. э., как афганский (пашто) и ваханский составляет 49,38%. Практически такой же процент совпадений (50%) наблюдается и между русским и литовским списками. При этом, однако, расхождение балтийских и славянских языков Грей и Эткинсон датируют рубежом XV—XIV вв. до н. э. (3,400 BP). Да, наличие в афганском и ваханском списках большого количества заимствований могло послужить возмущающим фактором, но не до такой же степени, чтобы омолодить датировку на девять столетий! И действительно, вычисления по формуле Старостина дают для дивергенции литовского и русского, с одной стороны, и афганского и ваханского, с другой, сходные даты, относящиеся к концу II тыс. до н. э. Старостинская модификация традиционной глоттохронологии в рецензируемой книге, однако, не разбирается (лишь мельком упомянуто, что он предложил исключить из подсчетов заимствования, ср. выше), а разработанная им корневая глоттохронология, позволяющая вычислять время расхождения языков не по спискам основной лексики, а по анализу корней в нарративных текстах (что особенно важно для плохо документированных языков), даже не упоминается. Отсюда и утверждение, будто глоттохронология «дает лишь очень приблизительные и шаткие выводы» (стр. 36), что справедливо в отношении глоттохронологии Сво-
деша и Грея-Эткинсона, но никоим образом не соответствует действительности применительно к глоттохронологии Старостина.
Рассмотрев существующие теории языковых изменений, Л. С. Клейн с полным основанием присоединяется к господствующему в отечественной компаративистике положению, согласно которому сравнительно-историческое языкознание, при всех имеющихся оговорках, должно исходить из модели генеалогического древа. В связи с этим возникает вопрос о соотношении (пра)языков и археологических культур. Как отмечает Л. С. Клейн, «[н]е-смотря на все контакты, скрещения и смешивания, языки все-таки передаются следующим поколениям как цельные системы. Они размножаются делением, и каждый имеет одного главного предка. А культуры системами не являются (курсив автора книги. — С. К.). Каждая получает разные компоненты из разных источников, то есть каждая имеет, по меньшей мере, несколько предков, и какой из этих компонентов совпадает с языковой преемственностью, с ходу определить невозможно» (стр. 38).
Выход Л. С. Клейн видит в том, чтобы, определив лингвистическими методами вероятную прародину и время распада языковой семьи, археологически проследить миграции с соответствующей территории в соответствующее время (стр. 39).
Для выявления миграций по археологическим материалам Л. С. Клейн разработал специальную методику, включающую 1) обнаружение вне исследуемого ареала прототипов артефактов и обрядов, мало поддающихся перемещению без людей; 2) разрушения от вторжений; 3) антропологические связи. Основываясь на этих критериях и привлекая лингвистические данные, автор убедительно прослеживает волны миграций с севера на Балканский полуостров и в Малую Азию и истоки известных из письменных или археологических источников культур Ближнего и Среднего Востока, Средней Азии и Индостана. Высокоразвитая догреческая цивилизация, знавшая крепостные стены, могильники вне поселений, двухэтажные общественные здания, печати, изысканную, хотя и лепную керамику, сменилась с концом раннеэл-ладской эпохи II (РЭ II) ок. 2150 г. до н. э. культурой более низкого уровня, где строились дома с дугообразной торцевой стеной («дом с апсидой») и с обмазанными глиной хозяйственными ямами внутри. Мертвых хоронили на поселениях, под стенами и полами жилищ, а также под курганами в ямах, пифосах или каменных цистах. Часть керамики стали изготавливать на круге (стр. 79—80).
Но еще до вторжения носителей этой культуры и одновременно с ним с севера приходили и другие народы. Так, в Лерне (Арголида, Пелопоннес) на рубеже РЭ II и РЭ III на месте дома правителя был сооружен курган-кенотаф с кромлехом, непосредственно к его насыпи был пристроен деревянный дом с апсидой, а над ним один над другим прямо в полу кургана врезаны каменные апсидные дома. Согласно Л. С. Клейну, курган насыпали пришельцы, принесшие с севера наряду с обычаем воздвигать подобные погребальные сооружения также каменные боевые топоры и шнуровую керамику — их он считает протогреками, изначально, возможно, носителями буджакской (в его терминологии — нерушайской) культуры Поднестро-вья с ответвлениями в Венгрии, Румынии и Сербии — а дома с апсидой строили пришельцы, генетически связанные в конечном счете с носителями баденского культурного комплекса в Подунавье и говорившие на анатолийских языках, поскольку аналогии баденской культуре имеются в Малой Азии, прежде всего в Трое (апсидные дома, хозяйственные ямы-бофры, погребения в пифосах, модели повозок, личинные урны и пр.). Предков фригийцев автор рецензируемой работы считает носителями культур с личинными урнами и инкрустированной керамикой на территории современных Венгрии и Румынии (ср. ниже), а прафра-кийцев связывает с культурой многоваликовой керамики, сложившейся на основе буджакской (не-рушайской) (стр. 84—88, 107—110), и (хотя и с вопросительным знаком) с созданием микенской цивилизации (стр. 94).
Индоариев Л. С. Клейн выводит из круга ката-комбных культур Северного Причерноморья. В отличие от одного из крупнейших специалистов по евразийским степным культурам бронзового века Е. Е. Кузьминой, придерживающейся мнения о принадлежности предкам индоариев федоровского варианта андроновской культуры (чьи памятники обнаруживаются от Южного Урала и Центрального Казахстана до Енисея), автор рецензируемого труда считает носителей всех андронов-ских культур иранцами2. Как общеарийскую (под
2 Косвенным доказательством того, что иранцев в Греции и близ нее в ранний период греческой истории не было, автор книги считает отсутствие в греческом иранских заимствований микенского времени, за исключением единственного слова т64ov «лук» (стр. 68). Если быть точным, с микенского времени известен еще один иранизм в греческом, Q6&ov «роза», но сути дела это не меняет — два слова, конечно, больше, чем одно, но все равно очень мало. Правда, индоарий-ских заимствований в греческом и вовсе не прослеживается.
которой, поскольку о нуристанцах в работе речи нет, явно подразумевается индоиранская3 — ср. стр. 114: «арийский пранарод... давший начало двум ветвям — индоарийской и иранской»), он, вслед за Н. Я. Мерпертом (стр. 219), определяет ямную культуру. Тут, однако, возникает некоторая сложность. Ямная культура существовала, по Л. С. Клейну, в конце IV — начале III тыс. до н. э., а индоиранское единство распалось, судя по глоттохронологии, в первой половине II тыс. до н. э.4. На последнюю датировку указывают и экстралингвистические данные. С точки зрения хронологии индоиранской эпохи интересно в них то, что представители варны воинов (древнеиндийские кшатрии) в иранской традиции, несмотря на наличие там весьма употребительного корня xsa(y)- «властвовать», этимологически и семантически соответ-ствуюшего древнеиндийскому ksha- / kshay- / kshi-, именовались не производным от этого корня, а сложным словом, означающим «стоящий на колеснице» (авест. radaesta- / radoista- / radaestar-, пехлевийское artestar). Полное соответствие этому термину представляет собой древнеиндийское (ригве-дийское) ratheshtha/a-. Правда, в Ригведе нет таких недвусмысленных контекстов, как в Авесте, где прямо говорится, что radaesta- — олицетворение воинской, resp. властной функции (kais pistrais... radaesta: «Каковы пиштры? ... ратайшта...» — Yasna XIX, 17 и пр.), но ведийская лексема неизменно является эпитетом Индры, воина и царя par excellence (Wikander 1938; Кулланда 1995), что вкупе с иранским сравнительным материалом заставляет трактовать ее именно как социальный термин, а не просто как одно из обозначений колесничего. Все это дает основания утверждать, что боевая колесница была известна «арийским племенам еще до распада индоиранского языкового и культурно-исторического единства» (Грантовский 1998: 64), а также использовать данные о ее распространении для датировки оного распада, что впервые предложил Э. А. Грантовский. Ведь легкая колесница с конской запряжкой и колесами со спицами, судя по археологическим данным и изобразительному
3 На самом деле арийское языковое единство первоначально, видимо, разошлось на нуристанскую и индоиранскую ветви, а уже затем последняя распалась на индоарий-скую, иранскую и дардскую подгруппы (Эдельман 1992, 1999, 2009: 88, схема 2; Коган 2005: 202).
4 Даже если ориентироваться на языки, имеющие между
собой наименьший процент лексических схождений в сто-словном списке (что, скорее всего, объясняется их недостаточной изученностью), время распада можно удревнить максимум до конца III тыс. до н. э.
материалу, широко распространилась по Евразии лишь в XVII—XVI вв. до н. э., с чем согласны все исследователи, независимо от того, считают ли они, что эта колесница впервые появилась на Ближнем Востоке (Littauer & Crouwel 1979: 68 — 71; Горелик 1985) или в евразийских степях (Кузьмина 1994: 165 — 171; Kuz'mina 2007: 131 — 138). Поскольку колесница была индоиранской реалией, время ее появления и распространения, «первая половина II тыс. до н. э., дает надежный terminus post quem для распада индоиранской общности» (Грантов-ский 1998: 68) или, по крайней мере, культурного единства и языкового союза индийцев и иранцев на их общей прародине и смежных территориях. Считать индоиранской культуру, прекратившую существование за тысячу лет до распада индоиранской общности, трудно. Не берусь судить о правомерности тех или иных археологических датировок, но, может быть, для ямной культуры допустимо принять иную верхнюю границу, подобную той, что приводится у Мэллори и Адамса (Mallory & Adams 1997: 651), а именно, примерно 2200 г. до н. э.? В таком случае отпали бы хронологические возражения против отождествления носителей ямной культуры с ариями. Если придерживаться хронологии, сторонником которой является Л. С. Клейн, можно было бы вслед за Мэллори считать, что эта культура отражает греко-армяно-арийский диалектный континуум (см. об этом Kuz'mina 2007: 300). Правда, Л. С. Клейн склонен думать, что данный континуум представляли носители новосвободненской культуры Северо-Западного Кавказа (стр. 321). Так или иначе, здесь есть над чем поразмыслить.
Большой интерес представляют прослеживаемые автором точки соприкосновения между ката-комбными культурами Северного Причерноморья и культурой индоариев в Индии. Аналогии он подразделяет на три вида: 1) сквозные сходства, отмеченные не только в крайних сравниваемых точках, но и в ряде культур на пути из понтийских степей в Индостан; 2) незавершенные ряды аналогий, либо не доходящие до Индии, либо не засвидетельствованные во всей цепи промежуточных культур; 3) прямые соответствия причерноморским феноменам в культуре Индии, не фиксируемые в промежуточных культурах (стр. 197). К числу первых Л. С. Клейн относит конские погребения и совместные захоронения мужчины и женщины5, ко вторым — катакомбы (встречающиеся от При-
5 Автор отмечает, что совместные захоронения есть и в срубной культуре, но в процентном отношении их там гораздо меньше.
черноморья до Афганистана, но пока не обнаруженные на территории современных Пакистана и Индии), и т. н. курильницы, к третьим — окрашивание охрой голов, кистей и стоп, отмеченное в ка-такомбных погребениях и в индийской этнографии, игру в кости, наличие чеканов и булав (древнеиндийская ваджра) и пр. (стр. 201—217). Чрезвычайно интересно наблюдение о том, что в парных катакомбных погребениях к западу от Дона покойники лежат лицом друг к другу, а к востоку от Дона — мужчина за спиной женщины. Для среднеазиатских катакомб характерна первая поза, из чего делается вывод, что на восток мигрировала западная часть катакомбников (стр. 204—205). Еще одно яркое доказательство движения катакомбни-ков на восток — находка в могильнике Шах-тепе на территории Ирана к юго-востоку от Каспия моло-точковидных булавок, типичных для ямных и ка-такомбных могил Приазовья и Причерноморья (стр. 212—215). Весьма изящен очерк о принципах игры в обнаруживаемые в новосвободненских и ка-такомбных погребениях кости и их соотношении с принципами игры в древней Индии. Правда, и в этом разделе есть к чему придраться. Например, у индоариев явно существовали колесницы, будь то боевые или предназначенные для ристаний6 (см. выше), которых не было у катакомбников, знавших только тяжелые повозки со сплошными колесами, о чем подробно пишет сам автор книги (стр. 187, 318). На стр. 211 говорится (со ссылкой на предшественников), что миф об Индре и Вритре (чье имя буквально означает «препятствие», а эпитет Инд-ры Вритрахан — «разбивающий препятствие»), в котором Индра пробивает путь водам, есть мифологическое объяснение происхождения порогов на
6 Л. С. Клейн сомневается в существовании в догосударст-венных обществах боевых колесниц, солидаризируясь с Ф. Р. Балоновым, полагающим, что для колесниц необходимо искусственно выровненное поле: «ни дикая степь, ни лес, ни горная местность для них не годятся» (стр. 318). Но ведь для атаки в конном строю тоже необходимо относительно ровное и открытое поле боя, однако же конница успешно действовала в «дикой степи», специально для битвы не обустроенной. То, что обнаруженные в синташтинских погребениях колесницы могли вместить одного человека, а для боевых действий требуются двое, возничий и воин (там же), не означает отсутствия у синташтинцев боевых колесниц. Помещенные в могилы колесницы явно не предназначались для практического применения и потому могли быть меньше обычных (или же погребали колесницы для ристаний, что вовсе не исключает параллельного существования боевых). Да и божества, связанные с конями и колесницами (индийские Ашвины, греческие Диоскуры), выступают в паре (см. об этом Рагро1а 2004 - 2005).
Днепре, «главной реке западных катакомбников». Но ведь миф о преодолевающем препятствия, Вритрахане-Вретрагне — индоиранский (см. Ben-veniste & Renou 1934), и его нельзя считать свидетельством индоарийской принадлежности ката-комбной культуры. Даже если принять приведенное этиологическое толкование, придется признать, что Днепр был «главной рекой» еще не разделившихся индоиранцев. Автор напрасно принимает на веру утверждение О. Н. Трубачева (Тру-бачев 1999 [впервые опубликовано в 1976 г.]: 33—35), будто имена скифских царей Та^аки; и ПаАако; объяснимы только из индоарийского, но не из иранского (стр. 184). Первое совершенно не обязательно сопоставлять с древнеиндийским именем мифического змея Такшака или с древнеиндийским же корнем taksh- (которому в иранском соответствует tas-), этимологически родственным русскому «тесать»; оно может восходить либо к упомянутому в примечании 2 иранскому слову, от которого произошло греческое xó^ov «лук» (ср. встречающееся в «Шах-намэ» taxs «стрела» — Horn 1893: 84), либо к корню со значением «стремиться» (авест. dfíaxs-) (передача иранского сочетания xs греческой буквой «кси» абсолютно закономерна) с характерной для скифского потерей лабиализации — ср. скифский показатель множественности -t(a)- из общеиранского *-tua-, второе же, как показал Э. А. Грантовский, происходит из иранского *Pa6aka (ср. древнеперсидское pada «нога» и т. п.) опять-таки с характерным скифским переходом *d > 6 > l и означает «Ногастый; (Длинно)ногий».
Гипотеза о связи культуры долины Свата V в Пакистане (с погребениями сожженных останков в личинных и ящичных урнах) с историческими фригийцами столь же смела и притягательна. Как пишет Л. С. Клейн, в XIV—XIII вв. до н. э. из Европы, предположительно из балкано-дунайского региона, вышли фригийцы, сокрушившие Хеттскую империю. «Несколько позже, в XI в., на подступах к Индии появился европейский народ, принесший с Дуная новый для Индии погребальный обряд — захоронение остатков кремации в урнах (в том числе лицевых и ящичных), способ, сложившийся в среднем бронзовом веке на Дунае» (стр. 260). По мнению исследователя, отождествить носителей культуры Свата V с фригийцами позволяет, помимо сопоставления археологических данных, и анализ древнеиндийской мифологии, где сведения об урнах-хранилищах душ связаны с образом Бхригу, родоначальника одного из жреческих родов и одновременно горшечников. Про-
слеживает Л. С. Клейн и связь Бхригу с урновым погребением, напоминая о мифе, по которому сын Бхригу, Чьявана, был накрыт холмом-муравейником, откуда выглядывал сквозь две дырочки. Автор книги считает это отражением способа захоронения в личинных «глазастых» урнах под курганом. Что же касается фригийцев, ему представляется очевидной связь этнонима Фриуе? (вар. Bçûyeç, Bçiyeç) «фригийцы» с именем Бхригу. Однако древнеиндийская форма последнего имени (в отличие от принятой транскрипции, отражающей современное произношение носителей новоиндийских языков) имела вид Bhrgu, что уже сложнее вывести из названия фригийцев или возвести к общему с ним этимону (индоевропейский *r должен был дать в микенском or или ro, в ионийско-аттическом ar или га). Недаром специалисты, начиная с Куна (Kuhn 1859: 21 f.), если и сравнивали имя Бхригу с каким-либо зафиксированным античной традицией этнонимом, то не с фригийцами, а с упомянутым у Гомера (Il. XIII, 302) народом ФАеуиа1 (последующая традиция дает и вариант ФАеуиес), тем более что его название связано с греческим фАеуш «поджигаю, воспламеняю» (восходящим к варианту *bhleg- индоевропейского корня со значением «жечь», «блистать» — Bhrgu восходит к варианту bh}g- с индоиранским ротацизмом), а сам Л. С. Клейн справедливо напоминает о связи Бхригу с огнем. Различие между фригийцами и флегийца-ми кажется на первый взгляд несущественным, но с точки зрения исторической фонетики оно принципиально. С другой стороны, можно вспомнить греч. фриуш «жарю», которое некоторые специалисты (например, Шантрен — Chantraine 1999: 1230) возводят к тому же корню, что и фАеуш (правда, другие, например, Беекес, с этим категорически не согласны — Beekes 2010, II: 1593 — 1594). Любопытно, что в латинском имеется синонимичный глагол frigo, по части вокализма вроде бы относящийся к фриуш как Bçiyeç к Фриуе?. Одним словом, полностью исключить связь между этнонимом «фригийцы» и именем Бхригу, учитывая окказиональное появление нерегулярных фонетических соответствий, нельзя, но относиться к этому сопоставлению следует с осторожностью.
Анализируя образ кентавра, давший название книге, автор обращается к старому сравнению греческих кентавров и индийских гандхарвов. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что с лингвистической точки зрения прямое отождествление кентавров и гандхарвов недопустимо, он высказывает предположение об изменении греческого слова в результате народной этимологизации, во второй
части, возможно, под влиянием образа Минотавра — объяснение остроумное и вполне правдоподобное. Стоит также вспомнить, что А. М. Лубоц-кий отнес древнеиндийское «гандхарва» и авестийское «гандерева» к числу субстратных заимствований в индоиранском, выделенных им по нерегулярным фонетическим соответствиям и нехарактерной для индоевропейского структуре корня (Ьц-botsky 2001). Это объяснило бы и нерегулярность соответствий между индоиранским и греческим. Трудность в том, что пока, к сожалению, не удается отождествить этот субстрат. Сам первооткрыватель связывает его с бактрийско-маргианским археологическим комплексом (БМАК) на том основании, что среди субстратной лексики присутствуют слова, связанные с ирригацией и строительством, но нам неизвестно, на каком языке говорили носители этого комплекса. Не исключено, что мы имеем дело с заимствованием из разных языковых семей: для некоторых слов из списка Лубоцкого вроде бы имеются дравидийские, а для других — северокавказские параллели, но таких случаев мало, и регулярные фонетические соответствия по ним установить не удается. Гандхарву Л. С. Клейн считает божеством инициации, что весьма вероятно, учитывая, что древнеиндийские гандхарвы были мифологическим воплощением социовозраст-ных мужских союзов, а также считались, подобно инициируемым юношам, «духами, пребывающими в промежутке между двумя рождениями» (Васильков 2010: 194). Превращение этого божества в кентавра автор книги объясняет тем, что «конь у всех индоевропейских народов связан с божествами воды и загробным миром», миром предков, а инициируемые воспринимались как умирающие и возрождающиеся к новой жизни, благодаря чему бог инициации и обрел облик кентавра, получеловека-полуконя, но подчеркивает, что вопрос требует дальнейшего исследования (стр. 459). Как воплощения этого божества в полуконском обличье Л. С. Клейн рассматривает встречающиеся в трипольской и суворовской культурах, в Поволжье и на Северном Кавказе так называемые «скипетры» в виде конских (?)7 голов, которые считает инструментами ритуальной дефлорации. Такая трактовка по крайней мере не менее убедительна, чем гипотеза о скипетрах, но по необходимости точно так же сугубо умозрительна.
7 Трактовка «скипетров» как именно конских голов далеко не очевидна. Недаром А. А. Иессен, скрупулезный и проницательный исследователь, считал их изображением головы вепря.
Даже простое перечисление всех затронутых в книге тем заняло бы слишком много места. Отмечу лишь, что, как представляется, Л. С. Клейну удалось убедительно отождествить носителей культур баденского комплекса Подунавья с праанатолий-цами и проследить пути миграции фригийцев вплоть до границ Индии. Интересны выводы о том, что предки носителей новосвободненской культуры Западного Кавказа (которых автор считает гре-ко-ариями) пришли из Западной Европы, принеся с собой, в частности, обычай воздвижения мегалитических гробниц с «дырками для души», а на месте позаимствовали у носителей майкопской, ближневосточной по происхождению, культуры некоторые черты, впоследствии характерные для ариев (например, окраска покойников охрой и ношение священного шнура, реконструируемое автором по статуэтке из раннемайкопских слоев поселения Мешоко — стр. 321). О фактах, противоречащих предлагаемому Л. С. Клейном отождествлению ка-такомбников с индоариями (отсутствие в ката-комбной культуре колесниц), говорилось выше. Но даже если эта гипотеза и не получит подтверждения, собранный и осмысленный автором книги материал о сходствах катакомбной и индоарий-ской культур будит мысль, заставляя по-новому взглянуть на многие проблемы этнической истории. Хотя какие-то конкретные атрибуции могут быть оспорены специалистами в соответствующих областях, главное достоинство труда Л. С. Клейна — в широте взгляда, позволяющей охватить картину этнической истории Евразии от неолита до железного века во всей полноте, для чего иногда приходится жертвовать деталями. Уместно вспомнить изречение Ларошфуко: « Ceux qui s'appliquent trop aux petites choses deviennent ordinairement incapables des grandes ».
Литература
Васильков 2010 — Я. В. Васильков. Миф, ритуал и история в «Махабхарате». СПб. [Ya. V. Vasil'kov. Mif, ritual i istoriya v «Mahabharate». SPb.] Горелик 1985 — М. В. Горелик. Боевые колесницы Переднего Востока III—II тысячетелетий до н. э. // Древняя Анатолия. М. [M. V. Gorelik. Boevye kolesnicy Perednego Vostoka III—II tysyacheteletii do n. e. // Drevnyaya Anatoliya. M.] Грантовский 1998 — Э. А. Грантовский. Иран и иранцы до Ахеменидов. Основные проблемы. Вопросы хронологии. М. [E. A. Grantovskii. Iran i irancy do Ahemenidov. Osnovnye problemy. Voprosy hronologii. M.] Коган 2005 — А. И. Коган. Дардские языки. Генетическая характеристика. М. [A. I. Kogan. Dardskie yazyki. Genetiche-skaya harakteristika. M.]
Кузьмина 1994 — Е. Е. Кузьмина. Откуда пришли индоарии?
М. [E. E. Kuz'mina. Otkuda prishli indoarii? M.] Кулланда 1995 — С. В. Кулланда. Царь богов Индра: юноша — воин — вождь // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности. М. [S. V. Kul-landa. Car' bogov Indra: yunosha — voin — vozhd' // Ran-nie formy politicheskoi organizacii: ot pervobytnosti k gosudar-stvennosti. M.]
Старостин 1988 — С. А. Старостин. Индоевропейско-север-нокавказские изоглоссы // Древний Восток. Этнокультурные связи. М. [S. A. Starostin. Indoevropeisko-severnokav-kazskie izoglossy // Drevnii Vostok. Etnokul'turnye svyazi. M.] Старостин 1989 — С. А. Старостин. Сравнительно-историческое языкознание и лексикостатистика // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Материалы к дискуссиям на Международной конференции (Москва, 29 мая — 2 июня 1989 г.). Часть 1. М. [S. A. Starostin. Srav-nitel'no-istoricheskoe yazykoznanie i leksikostatistika // Lin-gvisticheskaya rekonstrukciya i drevneishaya istoriya Vostoka. Ma-terialy k diskussiyam na Mezhdunarodnoi konferencii (Moskva, 29 maya — 2 iyunya 1989 g.). Chast' 1. M.] Старостин 2007 — С. А. Старостин. Труды по языкознанию.
М. [S. A. Starostin. Trudy po yazykoznaniyu. M.] Трубачев 1999 — О. Н. Трубачев. INDOARICA в Северном Причерноморье. Реконструкция реликтов языка. Этимологический словарь. М. [O. N. Trubachev. INDOARICA v Sever-nom Prichernomor'e. Rekonstrukciya reliktov yazyka. Etimologi-cheskii slovar'. M.] Эдельман 1992 — Д. И. Эдельман. Еще раз об этапах филиации арийской языковой общности // Вопросы языкознания, № 3. [D. I. Edel'MAN. Esche raz ob etapah filiacii ariiskoi yazykovoi obschnosti // Voprosy yazykoznaniya, № 3.] Эдельман 1999 — Д. И. Эдельман. Индоиранские языки // Языки мира: дардские и нуристанские языки. М. [D. I. Edel'man. Indoiranskie yazyki // Yazyki mira: dardskie i nuristanskie yazyki. M.]
Эдельман 2009 — Д. И. Эдельман. Некоторые проблемы сравнительно-исторического иранского языкознания // Вопросы языкового родства. № 1. [D. I. Edel'MAN. Nekotorye problemy sravnitel'no-istoricheskogo iranskogo yazykozna-niya // Voprosy yazykovogo rodstva. № 1.]
Beekes 2010 — Robert Beekes, with the assistance of Lucien van Beek. Etymological Dictionary of Greek. Leiden-Boston (Leiden Indo-European Etymological Dictionary Series. Ed. By Alexander Lubotsky. Vol. 10/1—2) Benveniste & Renou 1934 — E. Benveniste & L. Renou. Vrtra et
Vrdragna. Etude de mythologie indo-iranienne. Paris. Chantraine 1999 — Pierre Chantraine. Dictionnaire étymologique de la langue grecque. Histoire des mots. Nouvelle édition mise à jour. Avec un Supplément sous la direction de : Alain Blanc, Charles de Lamberterie, Jean-Louis Perpillou. Paris. Gray & Atkinson 2003 — Russell D. Gray & Quentin D. Atkinson. Language-tree divergence times support the Anatolian theory of Indo-European origin // Nature, vol. 426. Horn 1893 — Paul Horn. Grundriss der neupersischen Etymologie (Sammlung indogermanischer Wörterbücher IV). Strassburg. Kuhn 1859 — A. Kuhn. Herabkunft des Feuers und des Göttertranks. Berlin.
Kuz'mina 2007 — Elene E. Kuz'mina. The Origin of the Indo-Iranians. Ed. by J. P. Mallory. Leiden-Boston. (Leiden Indo-European Etymological Dictionary Series ed. by Alexander Lubotsky. Vol. 3.)
Littauer & Crouwel 1979 — M. A. Littauer, J. Crouwel. Wheeled Vehicles and Ridden Animals in the Ancient Near East (Handbuch der Orientalistik). Leiden/Koln.
Lubotsky 2001 — Alexander Lubotsky. The Indo-Iranian substratum // Early Contacts between Uralic and Indo-European: Linguistic and Archaeological Considerations. Ed. by Christian Carpelan, Asko Parpola and Petteri Koskikallio. Helsinki.
Mallory & Adams 1997 — Encyclopedia of Indo-European Culture. Ed. by J. P. Mallory and D. Q. Adams. London / Chicago.
Parpola 2004—2005 — Asko Parpola. The Nasatyas, the Chariot and Proto-Aryan Religion // Journal of Indological Studies, nos. 16—17.
Starostin 2000 — Sergei Starostin. Comparative-historical linguistics and glottochronology // Time Depth in Historical Linguistics. Ed. by Colin Renfrew, April McMahon & Larry Trask. Vol. 1. Cambridge Wikander 1938 — Stig Wikander. Der arische Männerbund. Studien zur Indo-Iranischen Sprach- und Religionsgeschichte. Lund.
