CC BY
24
РЕЦЕНЗИИ
РАССУДОК. РАЗУМ. ДУХ.
В 2017 году выходит в свет книга В.В. Корту-нова «Рассудок. Разум. Дух». Издание объединяет ряд работ, написанных автором в различные периоды жизни. Сквозной темой является тема восхождения от рассудка через разум к духу, соотношения рационального и мистического, логического и иррационального, «тварной» и духовной ипостасей человека. В.В. Кортунов предпринимает попытку рассмотреть эту проблему на всех уровнях человеческого бытия: социальном, экзистенциальном, космическом.
Скептическое отношение к категории разума обуславливается авторской позицией, согласно которой стремление к тотальной рационализации, анализу, «здравому смыслу» не позволяет подняться человеку на собственно «человеческий», духовный уровень.
«Философия денег» не является философской работой в строго научном смысле этого слова, как, впрочем, и другие работы автора. Деньги слишком мистифицированы для того, чтобы к ним были применимы чисто рациональные методы научного анализа. Возможно, именно по этой причине эмоционально-психологическая сторона денег чаще является предметом художественного творчества, чем научного исследования.
Тема денег прельщает тем, что она в той или иной степени затрагивает все уровни человеческого бытия. В. Кортунов справедливо отмечает, что даже ограничив себя задачей рассмотреть деньги в качестве культурного феномена, поставив вопрос о месте денег в системе духовных ценностей, мы обрекаем себя на очередное фундаментальное переосмысление основных философских вопросов. Сегодня деньги заняли прочное место в быту человека, стали мощным источником формирования обыденного сознания и соответствующего социального поведения. Через призму денег происходит выработка системы ценностей, рождается новая аксиология, новая этика. Деньги диктуют свою политику, навязывают свое мировоззрение, свою философию. Глубоко ошибочно полагать, что современные деньги охватывают лишь экономическую область человеческой деятельности: деньги давно стали универсальной категорией,
на основе которой создается всеобъемлющая «картина мира».
Вновь стала актуальной проблема идентификации человека и проблема соотношения в нем духовного и биологического начал. Возможно, это объясняется тем, что корни этих проблем находятся в самой сущности человека, в ее двойственной и противоречивой природе. Само бытие человека оказалось раздвоенным. С одной стороны, постоянное стремление к реализации своей духовности, приобщению к высшим проявлениям духа, к идеальным способам существования явились необходимыми условиями сохранения его собственно человеческого существа. С другой стороны, естественная необходимость удовлетворять свои утилитарные потребности, обустраивать свою биологическую ипостась составляют телесно-предметное измерение бытия, вне которого невозможна достойная организация человеческой жизни.
В конце XX — начале XXI столетия проблема культуры и цивилизации, духовного и материально-экономического бытия человека обострилась как никогда. Все надежды на коммунистический рай полностью рассеялись. Идеология марксизма, постулирующая материально-экономический приоритет над духовным, не только не смогла обеспечить достойную жизнь человеку, но и послужила источником общей деградации духовности. Концепция «постиндустриального общества», во многом альтернативная марксизму, также доказала свою несостоятельность и утопичность. Сегодня стало совершенно очевидным, что общество относительного экономического благополучия, призванное сделать телесно-предметное бытие человека более комфортным, не только не справляется с глобальным духовным кризисом, но и служит источником все новых и новых катаклизмов.
Итак, сама постановка вопроса «иметь или быть» в какой-то степени замыкается на противоречивой двойственности человека, которая дана ему от природы как духовно-тварному существу. И этот срез проблемы необходимо сегодня вновь переосмысливать, поскольку реализация изначальной природы человека в контексте современности обладает своей спецификой.
Вместе с тем, особое значение, на взгляд В. В. Кортунова, сегодня приобретает еще один аспект названной проблемы: сама культурная эсхатология теснейшим образом сопряжена с новым статусом экономических отношений. Меняется общественная психология человека; направленность сознания приобретает сугубо «денежный» характер. Иными словами, сегодня мы становимся свидетелями рождения новой, денежной (монетаристской) психологии.
Деньги часто воспринимаются как вынужденный элемент реальности, обусловленный необходимостью наличия экономических рычагов регулирования социального бытия. Хотим мы того или нет, но мы обязаны констатировать тот факт, что денежная проблема не просто ворвалась в нашу жизнь и каждодневно напоминает о себе; она оказывает существенное влияние на формирование морали, иерархии ценностей, наконец, обладает прямым психологическим и мировоззренческим воздействием на человека и общество.
Главную проблему автор усматривает в осмыслении факта трансформации самой сущности денег. Почему изначально созданные для совершенствования процесса товарообмена и жизнеобеспечения деньги переходят сегодня в иное измерение — измерение внеэкономических интересов? Как случилось, что «презренный металл» из всеобщего экономического эквивалента перерождается во всеобщий эквивалент свободы? Наконец, какими факторами обусловлено вторжение денежно-товарных ценностей в социокультурный слой человеческого бытия?
В масштабной работе «За пределами рационального», которая легла в основу докторской диссертации В.В. Кортунова, подчеркивается, что мировоззренческий рационализм и построенная на его основе система ценностей пронизывают всю духовную и предметно-практическую сферы человеческой жизнедеятельности, идеи иррационализма подвергаются жесткой дискриминации. Об «иррациональном» по преимуществу вспоминается лишь тогда, когда ошибки рациональных расчетов приводят на практике к катастрофическим последствиям. И даже в этих случаях категория «иррациональности», как правило, употребляется с известной долей подозрительности и скепсиса.
Между тем, понятие иррациональности достаточно богато и универсально для того, чтобы отражать реальные процессы в жизни человека на уровне его экзистенциального, социального
и космического бытия. Без учета иррациональных факторов невозможно построение целостной картины мира, исследование развития мировоззрения и систем ценностей. Вне обращения к иррациональной проблематике сужается смысловое поле антропологических теорий и концепций культурно-исторического процесса. Закрывая глаза на иррациональность окружающего нас мира, мы искажаем и обедняем его.
Односторонняя ориентация на рационализм в культуре с неизбежностью приводит к нежелательным результатам во всех областях как духовной, так и предметно-практической жизни человечества. Однако справедливости ради необходимо отметить, что подобная ориентация не является неминуемым этапом развития всякой культурной традиции: в наиболее выпуклом и жестком виде рационализм проявился только в последние столетия, охватив лишь западноевропейскую часть нашей планеты. Для иных типов культурно-исторического мировоззрения (к коим, в частности, можно отнести почти весь Восток и Россию) способность к иррациональному миропониманию и иррационально-мистическому действию кажется незыблемой и составляющей одну из основ фундаментальной архетипической парадигмы. Тем не менее, если говорить о нашей стране, то в последние десятилетия над ней нависла угроза рационалистической экспансии со всеми вытекающими отсюда духовно-культурными эксцессами. Экономический либерализм и монетаризм стали сегодня не только реалиями официальной политики, но и существенными факторами, оказывающими неоднозначное влияние на всю национальную культуру России.
Если говорить о метафизическом смысле иррационализма и феномене религиозно-эстетического переживания, являющегося основой формирования иррациональной модели мира, то можно сделать вывод о том, что их роль и значение обуславливаются не только факторами духовной жизни человека (вне учёта иррациональных идей невозможен полноценный анализ ни художественного творчества, ни религиозной культуры, ни морально-этического действия), но и факторами онтологического и гносеологического свойства (иррациональность присуща самой жизни, самому бытию; вне иррационально-мистических способностей человека невозможен процесс познания, а тем более — понимания). Иррационализм заложен уже на психофизиологическом уровне: как известно, мозг
имеет два полушария, обладающих различными формами восприятия действительности и обработки информации; одно полушарие отвечает за логическую, аналитическую (рационалистическую) работу мозга, другое несет художественно-образную, эвристическую (иррациональную) нагрузку. Человеческая деятельность (на личностном, национальном и общечеловеческом уровнях) находит своё выражение в цивилизаци-онном измерении, в котором наиболее выпуклой доминантой становятся утилитарно-прагматические, рациональные мотивы (прикладная наука, хозяйственно-экономическая активность, телесно-предметное обустройство), и в собственно культурно-мировоззренческом, основу которого составляют ценности эмоционально-психологического, во многом иррационального порядка (религиозное и эстетическое переживания, этические и аксиологические принципы).
Духовная целостность предполагает гармонию и универсализм. Вне рациональной организации бытия человек обречен на недостойное, убогое существование. Вне иррациональных ценностей его жизнь теряет смысл. История государств и наций, отрицающих рациональные основы экономики, политики и права, полна драматических событий. Но одновременно и всеобщая, тотальная рационализация, в конце концов, приводит к аморализму, культурной деградации, духовной нищете, словом, к вырождению.
Думается, что будущее человечества в целом (и России в частности) во многом зависит от того, насколько будут преодолены эти крайности и насколько в дальнейшем удастся сформировать органическое единство рационализма и иррационализма; от того, насколько многосторонней и полной окажется картина мира XXI столетия; наконец, от того, насколько мировоззрение будущего будет отвечать замыслу Духа о самом себе.
Человеку дано от природы не только мыслить, но и чувствовать. То, что мы не в состоянии бываем помыслить, мы с не меньшей достоверностью способны прочувствовать. Пора отказаться от противопоставления мысли и чувства, или, говоря словами Г. Гегеля, отказаться от предрассудка, который до такой степени отделяет чувство и мышление, что признает их почти противоположными и даже враждебными друг другу».
К сожалению, проблема скрытых потенций человеческой психики пока что мало изучена. Да и сама постановка вопроса о возможностях эмоционально-психологического восприятия почему-то тщательно избегается в современ-
ной эпистемологии. Если даже и фиксируется фундаментальная значимость художественной литературы, живописи, музыки, религии и прочих форм духовной жизни, не совпадающих со строгой наукой, то им скорее отводится скромная функция индивидуально-субъективного переживания мира, но никак не его постижения. Если и признается определенное влияние эмоционально-психологической жизни человека на познание и освоение действительности, то характеризуется, как правило, как антинаучное, сугубо личностное и всегда — субъективное.
Во-первых, мы можем признать примат рассудочного способа постижения действительности перед иррациональным. В этом случае последнему будет предписываться минимальная гностическая функция. Наука выступает здесь в качестве главенствующего и по сути единственного источника получения знания, а искусству и религии отводится роль субъективно-индивидуального переживания мира.
Можно, во-вторых, встать на более компромиссную позицию и расценивать два способа восприятия мира как гностически и аксиоло-гически равнозначные. В данном случае рациональное и иррациональное должны расцениваться как взаимообуславливающие и взаимонеобходимые уровни восприятия, направленные на соответствующие стороны бытия.
И, наконец, возможен и третий подход, признающий исключительность иррациональных элементов человеческого духа. Рассудочное мышление приобретает, с этой точки зрения, статус необходимого фундамента, но лишь в качестве первоосновы для дальнейшего более глубокого, точного и сущностного подхода к постижению явлений бытия. В этой связи не такими уж и абсурдными покажутся выражения типа «иррациональная гносеология», «иррациональное мышление», «иррациональная логика». Конечно, это лишь один из возможных подходов в оценке соотношения двух способов постижения мира, но, вполне может быть, что иррациональные методы только потому и считаются антинаучными, что никто еще не создал убедительной теоретической системы.
В работе «Расколотый мир» В.В. Кортунов доказывает, что основной вопрос философии, как вопрос об отношении материи к сознанию, имеет и иной, весьма принципиальный для практического мировоззрения аспект, который на протяжении тыс.елетий сопровождает развитие всей духовной культуры человечества, не теряя своей
актуальности. Речь идет о соотношении духовного и телесного, разумного и плотского в человеке; речь идёт о проблеме, которая, вероятно, не имеет своего конечного разрешения, но без принципиального осмысления которой невозможно формирование даже самого примитивного мировоззрения, а тем более — модели мироздания.
Так или иначе, но в этот вопрос упираются все религиозно-философские доктрины; он же стоит в центре внимания различных аксиологических и антропологических систем; он же во многом определяет общественно-политическое и предметно-практическое бытие человека. И если когда-либо эта проблема найдёт своё окончательное разрешение, у человечества появятся все основания объявить о конце метафизики, ибо в этом случае оно достигнет своей окончательной цели.
Период формирования раннего христианства интересен тем, как справедливо отмечает автор, что здесь мы имеем возможность наблюдать истоки фундаментальной смены культурно-мировоззренческих традиций, переход от антропоцентрического и отчасти рационалистического характера греко-римской культуры к культуре иного типа — христианской, в которой доминирующим становится ориентация на теоцен-тризм и, в значительной степени, на религиозный иррационализм. Кроме того, в это время Западная Европа впервые по-настоящему остро сталкивается с проблемой осознания противоречивости и дуализма бытия, оказавшись в мировоззренческом смысле на перекрестке двух реальностей — духовной и физической, идеальной и предметно-эмпирической, трансцендентной и имманентной.
Разделяя мнение тех философов, которые считают, что путь к духовным кризисам нынешнего столетия лежит через рационализм западноевропейского модерна, В. Кортунов выясняет суть тех трансформаций, которые переживала проблема соотношения культур духа и плоти, которые предшествовали формированию собственно картезианского мировоззрения. Думается, что, проследив эволюцию этой проблематики в названные хронологические периоды, мы тем самым сможем вплотную подойти непосредственно к причинам и истокам культурной фетишизации, тотальной объективации духа, наконец, к истокам деградации традиционных форм духовной жизни.
В работе «Недовольство либерализмом» автор подчеркивает, что вряд ли в 1991 г. (а тем более
в 1985-м) тогдашние демократы и реформаторы могли предположить, какого размаха достигнут модернизационные процессы в странах бывшего Союза и Восточной Европы. В то время, мечтая о демократизации общества, политическая элита и радикально настроенная общественность посчитала необходимым замену всей общественно-политической системы государства. Этот процесс оказался неимоверно болезненным и сложным для большинства российских граждан: потребовалось практически с нуля создавать принципиально новую правовую базу, экономическую систему и структуру политической власти.
Но самой серьезной проблемой, с которой столкнулись реформаторы и идеологи Новой России, оказалась проблема мировоззренческих, культурно-идеологических ориентиров модернизируемого государства. Не случайно научная публицистика и периодическая печать изобилует дискуссиями, семинарами и «круглыми столами», поднимающими вопрос о «русской идее», «национальной безопасности», «культурной идентичности России». Эта проблема оказалась действительно чрезвычайно сложной и деликатной; и причины ее возникновения, по всей видимости, мы можем найти в объективных культурно-исторических сдвигах России последнего столетия. В самом деле, коммунистическая практика, начиная с 1917 г., была нацелена на разрушение православных традиций России, на выхолащивание из духовной и политической культуры страны всего национального, самобытного. Более чем за семь десятилетий Россия утратила значительную часть своего духовного, религиозно-мировоззренческого капитала, который восполнить сегодня в одночасье представляется весьма проблематичным. Что касается советской идеологии, то она достаточно скомпрометировала себя, и ее ренессанс вряд ли возможен в обозримом будущем.
Идеологический вакуум и духовно-нравственная неопределенность в значительной степени были спровоцированы самими уже современными политическими реформаторами. Борясь с «коммунистическим монстром», они приложили все усилия для развенчания идеалов марксизма-ленинизма и коммунистической теории, для уничтожения всех основ советской системы. Однако, разрушая, они не заботились о созидании, полагая, видимо, что «идеология антикоммунизма» в стратегическом плане самодостаточна. Вместе с тем, когда деструктивные процессы подошли к своему завершающему эта-
пу, когда Советский Союз исчез с политической карты мира, а коммунизм был окончательно скомпрометирован в общественном сознании, Россия востребовала конструктивную программу. К такому «неожиданному» повороту реформаторы оказались не вполне готовы.
Не претендуя на создание своей собственной оригинальной концепции модернизации общественно-политической и хозяйственно-экономической системы государства, политическая элита обратилась к опыту зарубежных стран. И из всех возможных накопленных человечеством вариантов модернизации и реформирования был выбран наиболее радикальный — вариант чикагской школы. Сегодня не совсем понятно, акцентирует наше внимание автор, почему именно «чикагским мальчикам» выпала роль наставников и учителей России. Почему отечественных демократов не заинтересовал, к примеру, феномен «восточного прорыва», опыт, скажем, японского, китайского или корейского пути реформирования экономики и политической системы? Почему российское руководство сделало ставку на западный опыт развития, причем даже не в его европейско-континентальной форме, а в форме вестернизации, крайнего, американизированного толка? В конце концов, США еще в меньшей степени, чем даже Западная Европа, имеет историко-культурные параллели с Россией. Исторически Россия и США не обладали какими-либо родственными экономическими или культурными связями. Почему, в таком случае, для роли «поводыря» России политическая элита выбирает ее недавнего конкурента, врага, с которым на протяжении многих десятилетий велась напряженная и ожесточенная холодная война?
Небольшая монография «Пролегомены к методологии верификации иррациональных систем» была написана В.В. Кортуновым в ответ на упрёки критиков об излишней «публицистичности» предыдущих работ. Монография тут же была переведена на несколько языков и успешно публиковалась в ведущих философских журналах мира. Работа написана на сухом языке немецкой классической школы, однако, по своему содержанию полностью противоположно ей.
О чем эта работа?
Принято считать, что обращение к иррациональной проблематике провоцируется в эпоху социальных кризисов, когда люди теряют надежду организовать свою жизнь на основе здравого смысла. Существует распространенное мнение, что иррационализм и мистицизм представля-
ют собой своеобразную капитуляцию разума перед сложными проблемами, которые ставит перед ним жизнь. И в этом смысле иррационализм часто расценивается в качестве отражения глубоко пессимистического настроения, в качестве некоторой мировоззренческой депрессии, для которой характерен не поиск ответов на поставленные вопросы, а бегство от них. Именно против этой позиции и выступает В. Кортунов, доказывая, что иррациональные идеи не только несут в себе конструктивный, созидательный смысл, но и способны существенно расширить мировоззренческие горизонты человека, обогащая его внутренний мир целым спектром механизмов постижения и освоения действительности. Иррациональные идеи, не отрицая и не дискредитируя достижения рационалистической мысли, лишь расширяют проблемное поле науки, предлагая новые подходы в решении вопросов онтологии и гносеологии, этики и эстетики, антропологии и аксиологии.
В этой связи автор выясняет, каково место и значение различных иррациональных систем (и вообще иррациональности) в реальном бытии человека: в его научной, социокультурной и повседневной практике, в духовной и предметно-утилитарной деятельности, какой смысл приобретает иррациональность в его социальном, экзистенциальном и космическом бытии. Ответу на этот вопрос должно сопутствовать также и выявление основных принципов научно-рационального и иррационально-мистического мироотношения, обнаружение и классификация архетипических парадигм восточного и западного сознания в их культурно-исторической ретроспективе (как наиболее выпуклых форм проявления иррационально-мистических и рационально-сциентистских моделей мироотношения). Всё это, вместе взятое, неизбежно приведёт к пересмотру традиционного соотношения научно-рациональной модели мира и его художественно-эстетического образа, позволит интерпретировать движение западноевропейской метафизики в качестве формы культурно-исторической рефлексии над общей эволюцией рационалистического мировоззрения. Данный анализ помогает обосновать новое, и, мы убеждены, вполне оригинальное решение ряда важнейших для философской науки проблем, среди которых можно особо выделить проблему соотношения духовно-культурных и цивилизационно-прагматических ценностей, проблему деформации современного мировоззрения, вызванной рационально-мо-
нетаристскими и либерально-экономическими тенденциями, проблему возможной верификации религиозно-эстетического переживания как формы иррационального мироотношения, служащей эффективной основой преодоления ограниченности рационалистического мировоззрения, расширяя его гносеологическое, онтологическое и аксиологическое смысловое поле.
«Бегство от реальности» — работа, посвященная современному интернет-пространству. В XXI веке компьютеры прочно вошли в жизнь человека. Компьютер стал не просто атрибутом материального достатка, помощником в быту и делах, но и необходимым компонентом человеческого бытия, взятого на различных его уровнях. Системы телекоммуникаций составляют материально-технологическую основу государственного хозяйствования, становятся универсальной системой платежей и расчетов. С помощью компьютеров происходит снабжение коммунальными услугами и управление оружием массового поражения. С ними же связано появление новых видов искусства и новых форм научного творчества. Сложно сегодня представить себе простейший электронный прибор, в котором бы не был задействован компьютер. И если совсем недавно вывод из строя компьютера угрожал причинению некоторых неудобств пользователю, то сейчас подобный сбой чреват катастрофическими последствиями. Вероятно, самым ярким и далеко идущим примером подобной глобализации может служить всемирная сеть Интернет, поскольку она не только объединяет самый широкий круг пользователей, но и претендует на создание новой, своей собственной виртуальной реальности, привносит с собой новую, неизвестную доселе психологию и культуру, принципиально изменяя смысл социокультурных коммуникаций, самосознание человека и его отношение к окружающему миру.
В данной работе автор пытается поставить четкие границы продуктивности виртуального пространства в социокультурной жизни человека. Эта проблема кажется весьма сложной, особенно если мы вспомним, что на сегодняшний момент не существует единого, комплексного взгляда на виртуальную реальность. Виртуальная реальность оказалась столь многогранной, что в ее системе объединились все усилия и достижения человечества. Сложно найти в объективном мире процессы, которые не пыталась бы охватить виртуальная реальность. При этом она не просто строит некий «дублирующий», «парал-
лельный» по отношению к объективному мир, но и преобразует его на свой лад, задавая ему новые правила игры. При этом, что еще более обостряет ситуацию, виртуальная реальность далеко не всегда действует на принципах «сосуществования» с реальностью объективной; чаще всего она предлагает альтернативное, самодостаточное, более удобное и комфортабельное пространство, чем мир культурных и природных объектов.
С этим же связан и ряд актуальных проблем, касающихся самоидентификации человека (пользователя Интернета) в виртуальной среде. Дело в том, что Интернет дает колоссальные возможности для самоконструирования виртуальной личности. Невероятные технические возможности, анонимность, конфиденциальность информации, широкий круг виртуальных знакомств и быстрое распространение информации в Интернет-среде позволяют в этом пространстве конструировать некое «Я», далекое от оригинала. Поэтому виртуальное пространство может выполнять компенсаторную функцию, давая возможность человеку самоутвердиться в качествах, не реализуемых в социальной действительности. Возникает угроза потери своего реального социального «Я» путем переноса самореализации и самоидентичности в кибер-пространство. Если Я привлекательнее, сильнее и совершеннее в виртуальном пространстве, то стоит ли мне самосовершенствоваться в пространстве социальном (тем более, что это сделать значительнее тяжелее и более рискованно)? Если мне предлагается более привлекательная, динамичная и совершенная виртуальная жизнь, то стоит ли мне обращать внимание на жизнь настоящую?
Интересен также ряд вопросов, связанных с природой и функциями коммуникаций в интернет-пространстве. Сегодня Интернет объединяет сотни стран из различных регионов планеты. Единая программная среда, набор символов, язык, интерфейс, безусловно, способствуют глобализации виртуального пространства как международной культурной среды. Одновременно с глобализацией происходит и процесс унификации этой среды. К сожалению, способствуя объединению больших групп различной национальной, культурной и социальной направленности (что само по себе является, безусловно, положительным фактором), виртуальное пространство формирует набор шаблонных символов, количество которых сводится к необходимому для общения минимуму. Таким образом, виртуальное
пространство способствует процессу стереоти-пизации мышления и его примитивизации.
«Очерки по истории мировой культуры», написанные совместно с кандидатом философских наук Д.Ю. Столяровым, изначально предназначались для студентов, однако текст учебника оказался слишком сложным для восприятия неподготовленными читателями и был переработан В.В. Кортуновым в авторский очерк.
Автор констатирует, что сегодня существуют, по крайней мере, три основных подхода к культурологии. Первый предполагает, что культурология является комплексом наук, изучающих культуру. Второй отводит культурологии место вспомогательного раздела внутри дисциплин, связанных с рассмотрением проблем культуры. С третьей точки зрения, наиболее нам близкой, культурология — это самостоятельная наука, со своим предметом, методологией и определенным местом в системе гуманитарного знания.
Можно выделить ряд причин, приведших к появлению новой науки о культуре среди такого множества уже существующих. В системе знаний о культуре долгое время первенствовала культурфилософия, но в XX в. массированный прирост эмпирического материала выявил невозможность его полноценной обработки в рамках существующей философии культуры. С другой стороны, развитие обширных культурных связей и выход национальных культур за свои границы, мощное наступление достаточно унифицированной массовой культуры доказали необходимость выработки единых подходов к изучению культуры, в частности и для того, чтобы помочь национальным культурам сохранить свою неповторимую индивидуальность. Еще одной важной причиной можно назвать дальнейшую рационализацию человеческого мышления, рост технократизма, появление опасного взгляда на предметы гуманитарного цикла как на нечто второстепенное и даже мешающее дальнейшему развитию цивилизации. В этой связи культуро-
логия в будущем вполне сможет выступить значительным гуманитарным противовесом таким идеям, способствуя повышению уровня духовности человека и человечества.
Автор считает, что к проблемам, решаемым в рамках культурологии, можно отнести следующие: определение места культуры в системе бытия; выявление отношений культуры к природе, обществу и человеку; исследование многомерного строения культуры, обусловленного ее функциями в жизни и развитии человечества; проявление сущности культуры в ее существовании, т.е. в многообразии конкретных культур, которые существуют в социальном пространстве и социальном времени, филогенезе (развитие мира в целом) и онтогенезе (индивидуальное развитие организма); описание культурных феноменов; утверждение неповторимости и уникальности культурных миров; взаимоотношения культуры и цивилизации и т.д.
И, наконец, последняя авторская работа В.В. Кортунова — «Уроки философии: опыт виртуальной деконструкции».
Работа очень интимная, написанная в форме художественной повести. Думается, что в этой работе В.В. Кортунов сказал то, что не мог выразить в своих научных статьях и монографиях. А именно — своё подлинное отношение к философии, философским системам и философам. Давать рецензию на художественное произведение — дело неблагодарное. Поэтому просто рекомендую его прочесть.
Этой работой Вадим Вадимович пытается поставить «точку на философии», как об этом мечтал еще Г. Гегель (главное действующее лицо повести). Не знаю, удалось ли В.В. Кортунову это сделать. Однако уверен, что у него получилось поднять и попытаться рассмотреть самые главные проблемы современности. В этом смысле ему удалось поставить многоточие в своем философском творчестве, причем сделать это блестяще.
О.В. Шелекета, доктор философских наук, профессор кафедры социально-гуманитарных наук Филиала МЭИ в г. Волжском, vladshelo@mail.ru
РЕЦЕНЗИЯ НА УЧЕБНИК «ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЭТИКА: ОСНОВЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ» В.А. ЦВЫКА
В 2014 году вышло третье издание учебника «Профессиональная этика: основы общей теории» профессора, доктора философских наук В.А. Цвыка.
Учебное пособие, впервые увидевшее свет в 2010 г., рассматривает генезис и историческое становление профессиональной этики, ее обособление из общей этической теории, их взаимодействие и взаимозависимость. В последние десятилетия многие традиционные этические понятия, такие как долг, совесть, ответственность, благо, не разрывая своей связи с исторической теорией морали, приобретают новое содержание, преломляясь в ряде новых контекстов. Такими контекстами в том числе являются профессиональная деятельность и профессионализм. Рассмотрению взаимодействия этих контекстов между собой и в свою очередь их взаимодействию с общей теорией морали посвящаются отдельные работы современных специалистов-этиков и в частности данный учебник, анализирующий не только вопросы профессионализма в этическом контексте, но и взаимосвязь профессионализма и этики с многими другими элементами, находящимися в близком
теоретическом поле — такими как «наука», «государственная служба», «деловая этика» и др. В этом смысле нам представляется справедливым согласиться с автором, утверждающим, что «инноваци-онность данного учебного пособия состоит в том, что в нем не только систематизируются имеющиеся знания в области профессиональной этики, но и осуществляется соединение научной и профессиональной этики, проблем профессиональной морали и нравственности» [1, с. 8].
Теоретическое содержание учебника легло в основу других профессионально-этических трудов, в частности диссертации В.С. Мухамет-жановой, основанной на близких теоретических предпосылках, но посвященной исследованию специфики профессиональной этики в среде государственных и муниципальных служащих и, по сути, являющейся «первым комплексным социологическим исследованием этических аспектов профессиональной деятельности муниципальных служащих» [2, с. 10]. Таким образом, данное учебное пособие не вызывает сомнений в плане актуальности и может быть использовано как для подготовки студентов к профессиональной деятельности, так и в качестве теоретического основания философских и социологических исследований.
2.
Лапшин Иван Евгеньевич, кандидат философских наук, ассистент кафедры этики Российского университета дружбы народов
Литература
Цвык В.А. Профессиональная этика: основы общей теории. Изд. 3-е. М.: Российский университет дружбы народов, 2014.
Мухаметжанова В.С. Профессиональная этика как фактор эффективности деятельности муниципальных служащих: социологический аспект оценки. Автореф. дис... канд. философ. наук. М., 2011.
