CC BY
47
УДК 94(47+57)«1936»:[316.6+323.2+342]
МИНЦ М.М.* Рец. на кн.: ВЕЛИКАНОВА О. КОНСТИТУЦИЯ 1936 ГОДА И МАССОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА СТАЛИНИЗМА / авт. пер. с англ. - Москва : Новое литературное обозрение, 2021. - 352 с. : ил. - (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»). DOI: 10.31249/rhist/2023.01.10
Ключевые слова: политическая культура СССР; массовые настроения в СССР; массовые кампании в СССР; конституция СССР 1936 г.
Keywords: USSR political culture; mass sentiment in the USSR; mass campaigns in the USSR; USSR constitution of 1936.
Для цитирования: Минц М.М. [Рецензия] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. -2023. - № 1. - С. 131-136. Рец. на кн.: Великанова О. Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма / авт. пер. с англ. - Москва : Новое литературное обозрение, 2021. - 352 с. : ил. - (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»). DOI: 10.31249/rhist/2023.01.10
Новая книга Ольги Великановой - профессора русской истории в Университете Северного Техаса (США), специалиста по советской истории, автора монографий об общественном мнении в СССР - посвящена политической культуре населения Советского Союза в сталинский период. Исследование выполнено на материалах общественного обсуждения новой союзной конституции 1936 г. и таким образом продолжает как дискуссию о природе сталинизма и его социальной базе, так и споры о соотношении демократиче-
* Минц Михаил Михайлович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). Персональный сайт: https://michael-mints.ru
ских и авторитарных тенденций в российском массовом сознании. Автор подчеркивает, что ее интересует не политическая культура большевистской партийной элиты, которая к настоящему моменту изучена уже достаточно подробно, а именно массовая политическая культура рассматриваемого периода, насколько ее можно реконструировать по доступным на сегодня источникам. Она оговаривается, что изучение общественного мнения в авторитарных странах сталкивается с известными трудностями, поскольку «несвободные люди склонны некритично воспринимать официальную правду и боятся выражать оппозиционные взгляды» (с. 21-22), но все же склоняется к тому, что это вполне решаемая задача. Отчасти, по ее мнению, это подтверждают два наблюдения, которые она оценивает как две «главных находки» своего исследования, - «массовое неприятие обществом демократических принципов сталинской "священной" конституции, которое люди не боялись громко озвучивать», и «наличие либерального, примирительного дискурса в общественном сознании, несмотря на атмосферу нетерпимости, характерную для сталинской диктатуры» (с. 22). Книга состоит из 14 глав, из которых первые две носят вводный характер (собственно введение и обзор источников), главы 3-7 посвящены целям очередной общественной кампании, в главах 8-11 обсуждается сама дискуссия о новой конституции, в последних трех главах подводятся итоги исследования.
Работа основана на довольно обширной источниковой базе, включая документы четырех российских архивов (ГАРФ, РГАСПИ, Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга, Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга), а также материалы британских и американских архивов. Автор разделяет используемые источники на три основных категории: документы советских государственных и партийных органов, донесения иностранных разведок и источники личного происхождения. Из официальных советских документов используются стенограммы собраний и заседаний, отчеты о состоявшихся собраниях и митингах (могли содержать пересказ вопросов и комментариев, поступивших от слушателей) и многочисленные обзоры настроений на местах, подготовленные органами НКВД, партийными чиновниками, Президиумом ЦИК СССР, а также Комиссией ЦИК по делам культов. Срав-
нение сводок, поступивших из разных ведомств, позволяет хотя бы частично преодолеть свойственную им тенденциозность и однобокость, поскольку в каждом ведомстве существовали свои корпоративная культура и мировоззрение. Отчеты разведок (английской и американской) о настроениях в СССР представляют собой взгляд на советскую систему со стороны. Из личных документов Велика-нова использует многочисленные «письма во власть», дневники, а также специфический ретроспективный источник - материалы Гарвардского проекта (интервью советских беженцев в Европе и Америке, собранные в 1950-1951 гг.).
Автор оговаривается, что используемые источники не позволяют измерить количественное распространение тех или иных точек зрения в обществе, так что ее книга не является исследованием общественного мнения в том смысле, в каком это понятие употребляется в современных социальных науках. Тем не менее качественный анализ отраженных в источниках взглядов и представлений (тематический анализ сохранившихся высказываний, вычленение паттернов и т.д.) вполне возможен. Во избежание путаницы Великанова предпочитает обозначать предмет своей работы словами «массовые восприятия / настроения / представления», избегая термина «общественное мнение». Важное значение она придает также сравнительному анализу источников разных видов и разного происхождения для проверки достоверности собранных данных. Следует отметить, что наличие отдельной главы, посвященной использованным источникам и методам их анализа, - это редкость даже в западной научной практике и тем более в российской. Такая рефлексия, безусловно, является сильной стороной книги и свидетельствует о высоком профессионализме исследователя.
По заключению Великановой, дискуссия о новой конститу -ции, безусловно, не предназначалась для того, чтобы предоставить гражданам страны реальную возможность поучаствовать в законодательном процессе: по ее результатам в текст основного закона были внесены лишь несколько малозначительных поправок, хотя общее число официально зарегистрированных замечаний и предложений превысило 43 тыс., из которых более 23 тыс. относились к главе X «Основные права и обязанности граждан» и вообще никак не отразились на тексте конституции. Вместе с тем обсуждение новой конституции нельзя назвать и сугубо пропагандистской кам-
панией: скорее это был своеобразный «тест» на усвоение советским обществом новой идеологии и ценностей, включая коллективизм, солидарность, политическое единство, атеизм и др. Еще одним похожим «тестом» была перепись населения, проведенная 6 января 1937 г., всего через месяц после официального принятия новой конституции. Что касается самого основного закона, то и он, по мнению автора, не носил чисто декоративный характер, а отражал действительные представления Сталина о государственном устройстве страны победившего социализма. Всерьез делиться своей властью с кем бы то ни было «вождь», разумеется, не собирался, но в тексте конституции было достаточно лазеек, позволявших издавать законы, «реализующие» гарантированные в ней права выгодным для властей образом, или манипулировать выборами путем недопуска «неугодных» кандидатов. Выборы в этом контексте рассматривались скорее как инструмент для давления на местную бюрократию, а не как переход к подлинной политической конкуренции.
Великанова настаивает, что Сталин и его окружение вполне искренне верили в марксистский тезис о том, что политическая «надстройка» общества детерминирована социально-экономическим «базисом», следовательно, успешное построение социализма автоматически должно привести и к определенным политическим изменениям. Подтверждением тому, по ее словам, являются ставшие доступными рабочие записи членов Политбюро, а также их переписка. Как замечает исследовательница, Сталин нигде «не говорит и не пишет: "Я верю в одно, но перед публикой мы будем утверждать обратное". Как в официальном дискурсе, так и в неформальном общении с коллегами Сталин прямо повторял одни и те же идеи. Документы, доступные историкам, не дают текстовых свидетельств скрытых намерений в отношении провозглашенных целей конституции и выборов» (с. 81).
Еще одно важное наблюдение состоит в том, что хотя формально подготовка новой конституции была инициирована Сталиным в 1935 г., фактическим «автором идеи» был не он, а А.С. Ену-кидзе, выдвигавший соответствующие предложения еще в 1933-1934 гг. (собственно процесс работы над текстом конституции в книге не рассматривается). Исключив его из партии и отправив в 1937 г. на расстрел, Сталин тем не менее «присвоил и развил идею, ликвидировав ее автора» (с. 52). Примечательно, что Ену-
кидзе в своих рассуждениях исходил из необходимости либерализации избирательного законодательства, включая равное представительство рабочих и крестьян в советах, что шло вразрез с действующей конституцией 1924 г. Свою позицию он также обосновывал победой социализма в СССР.
Результаты дискуссии, по мнению Великановой, разочаровали Сталина. Общество оказалось еще слишком разнородным и разобщенным, слишком индивидуализированным, при этом доля граждан, по-настоящему разделяющих официальную идеологию, по-прежнему была невелика. Кроме того, высокий уровень взаимной вражды привел к тому, что авторы многих комментариев к тексту конституции предостерегали партийное руководство от непродуманных решений, поскольку в стране, по их убеждению, оставалось еще слишком много врагов новой власти. Именно в этих обстоятельствах Великанова предлагает искать причины того, что период относительной «умеренности» 1933-1936 гг. сменился в 1937-1938 гг. Большим террором, важной составляющей которого были не только чистки в партийном и государственном аппарате, но и «массовые операции», направленные против широких слоев населения. Это соответствует выводам ряда других исследователей, также обращавших внимание на смену настроений Сталина на рубеже 1936-1937 гг. (с. 309-311). Книга Великановой, таким образом, вносит важный вклад в осмысление одного из самых катастрофических периодов российской истории.
Вместе с тем исследование показало, что материалы всенародной дискуссии содержат довольно подробную информацию об общественных настроениях того времени, поскольку многие участники обсуждения, несмотря на уже сформировавшуюся сталинскую диктатуру, выражали свое мнение достаточно смело и откровенно. Очередная массовая кампания застигла советское общество в переходном состоянии между аграрным обществом и городским, традиционным и современным, что обусловило значительную пестроту взглядов и жизненных позиций. Примечательно, что многие отзывы содержат критику положений новой конституции, показавшихся их авторам слишком «мягкими». В то же время другие материалы свидетельствуют о том, что даже в 1930-е годы в советском обществе по-прежнему были представлены не только ради-
кальные, революционные, но и традиционалистские, а также либеральные (в социологической терминологии - модерные) взгляды.
Отдельно следует отметить предпоследнюю главу монографии, где Великанова рассматривает политическую культуру интересующего ее периода в более широком историческом контексте, включая годы нэпа, послевоенный СССР, поздне советский период и постсоветскую Россию. Помимо прочего это позволяет автору выявить такие устойчивые доминанты советского и современного российского общества, как традиционализм, патернализм, разобщенность и высокий уровень взаимного недоверия, нетерпимость, пренебрежительное отношение к демократическим ценностям, институтам и процедурам. Последнее, как это ни парадоксально, в определенной степени было свойственно даже реформаторам кон -ца 1980-х - начала 1990-х годов (с. 326), что стало, по мнению автора, одной из причин неудачного исхода политических и экономических реформ и последующего разочарования значительной части населения в демократических ценностях. С данным выводом сложно не согласиться.
Резюмируя, можно констатировать, что книга Великановой представляет собой чрезвычайно обстоятельное исследование. Автор поставила себе непростую задачу - выявить и проанализировать политические взгляды и настроения простых советских граждан, используя колоссальный массив источников, как российских, так и иностранных. Ее выводы могут показаться неожиданными, но на поверку, пожалуй, они вполне обоснованны. Споры о том, была ли сталинская политика по-настоящему идеологизированной или основывалась исключительно на циничном расчете, продолжаются уже давно. Великанова вносит свой вклад в эту дискуссию, показывая на конкретных примерах, что холодная расчетливость в политическом мышлении Сталина и его соратников сочеталась с догматичной, но вполне искренней верой в марксистскую идеологию (сколь бы специфически она при этом ни понималась). Эта книга, безусловно, расширяет и углубляет наши знания о сталинской эпохе, она будет полезна не только специалистам по социальной истории, но и другим читателям, интересующимся Советским Союзом 1930-х годов.
