CC BY
35соотнося ментальные стереотипы «условного украинца» с интерпретациями историками явлений и событий прошлого украинских земель в составе ВКЛ. Данный подход убедительно, а иногда и обескураживающе, демонстрирует, насколько исторический дискурс швисим от впенаучных — возможно и не вполне осознаваемых —факторов человеческог о сознания.
Если охватить взглядом все пять стран, причастных к изучению исторш! ВКЛ. то можно вьиелить следующие тенденции. Во-первых, за исключе1шем Польши и отчасти Литвы, гак и не сложилось отдельных специализаций по истории ВКЛ ни в академической пауке, 1Ш в высшей школе. История ВКЛ как таковая служит объектом частных исследовательских инициатив, по не разрабатывается специально в институтах, научных цетрах и на кафедрах.
Во-вторых, не хватает свежего взгляда на исторические феномены ВКЛ. который прямо зависит от современных методологий исследовашш.
В-третьих, происходит поиск разного рода обшнх концепций в понимании ВКЛ, который часто носит не строго научный характер, но тем не менее способствует привлечению общественного интереса к проблеме (прежде всего, характерно для Белоруссии).
Подводя общий итог, хочется заметить, что, несмотря на отдельные недостатки, сборник материалов круглого стола по истории изучения ВКЛ в 1991-2003 гг. получился весьма информативным. Он указывает па основные характерные черты каждой национальной историографии стран-учаспшц. Думается, что данная орга] шзационная и издательская шшциа-тива вызовет рост исследовательского интереса к проблематике Великого княжества Л нтов-ского.
Л. М. Аржакова, В. А. Якубе кий
Аксенова Е. П. А. Н. Пыпин о славянстве. М.: Индрик, 2006. 504 с. 15В1Ч 5-85759-354-9
Александр Николаевич Пыпин (1833-1904)—фигура в истории отечественного славя-новедишя в высшей степени примечательная. Не так уж много наберется имен, которые можно было бы поставить рядом с ним по широте научного кругозора или по воздействию, оказанному им на интеллектуальную жиз!гь пореформенного русского общества. Естественно, что он—талантливый публицист, историк, филолог, этнограф, археограф—и его научное наследие не обойдены вниманием исследователей. Серьезные историографические работы такого рода стали появляться еще при его жизни, и с тех пор их список неуклонно растет. Достаточно-заглянуть в именные указатели к «Истории славянской филологии» И. В. Ягича
1 ЯгичИ В. История славянской филологии. СПб.. 1910.
или к коллективной монографии «Славяноведение в дореволюционной России: Изучение южных и западных славян»^ , чтобы убедиться: А. Н. Пыпин принадлежит к числу наиболее часто упоминаемых и цитируемых авторов.
Летом 2004 г. к столетию со дня смерти ученого Институтом славяноведения РАН совместно с рядом высших учебных заведений была проведена научная конференция «А. Н. Пыпин и проблемы славяноведения)». В капитальном труде Л. П Лаптевой’ Пыпину отведен специальный раздел, а ссылки на его сочинения и переписку проходят буквально через всю эту книгу.
Впрочем, трудно не заметить, что имя Пыпина в литературе вопроса чаще всего фигурирует в связи с идейной борьбой в пореформенной России, речь обычно идет о его тесных контактах с отечественными и зарубежными славистами, об отклі гках на труды других историков. его же собственные исследования редко становятся объектом анализа. По-своему знаменательный факт: универагтетский учебник по славянской историографии не назвал ни одной из пыпииских работ и само имя ученого счел нужным упомянуть лишь мимоходом— оба раза в связи с тем влиянием, какое позитивистский метод А. Н. Пыпина оказал па сло-эенского историка Ивана Приятеля4.
Не единственная, очевидно, но весомая причина такого положения дел коренится в слабой ігзученноститого научного наследия, которое оставил нам Александр Николаевич Пыпин. За полвека своей ученой и журналистской деятелы юсти он сумел сделать колоссально много. Список его публикаций включает в себя по одним подсчетам 1200. по другим — полторы тысячи позиций. Здесь — наряду со всякого рода обзорами, с небольшими, зачастую печатавшимися анонимно, журнальными заметками—стоят солидные циклы статей и книги. Значительную долю в этом ряду составляют выступления на славянскую тему. Даже одно уж их разыскание, хотя бы предварительное изучение и приведение этого разрозненного массива в некую систему требует долгого труда и недюжинной эрудиции. За это далеко не простое дело взялась Е. П. Аксенова, чьи исследоваїпія по истории отечественной славистики пользуются заслуженной известностью. Итоги ее работы подведены в недавно вышедшей под грифом Института славяноведения РАН монографии.
Рецензируемая книга построена по четкому и логичному' плану. Ее открывает «Предисловие» с краткой характеристикой места, занимаемого А. Н. Пыпиным в истории отечественною славяноведения. Там же автором охарактеризованы задачи, какие он ставил перед собой. Далее следует развернутое «Введение», которое знакомит читателя с биографией заглавного героя и с методами его научной работы. В основной же части книги найдено удачное, думается, сочетание регионального и проблемного принципов организации материала. Первая глава—«Славянские народы с древних времен до национального возрожде-шя» — резюмирует ту информацию, что сообшал своим читателям Пыпин по каждой из ыделенных исследовательницей рубрик: «Общиесведения», «Болгары», «Югославянскис ироды», «Чехи». «Словакч»), «Поляки», «Баггийские славяне. Лужицкие сербы», «Ру сины». Ге же рубрики (только в несколько иной последовательности) освещены в главе второй: Спав янские народы в период формироваїшя нашій». В центре внимания третьей главы— Славянское единство. Теория и практика»—оказываются славянская идея, панславизм і широком понимании слова). «Изучение зарубежных славян в России» составляет пред-
•Оювяноведение в дореволюционной России: Изучение южных и западных славян. М., 1988. 'ЛаптеваЛ. П. Истории славяноведения в России в XIX веке. М.. 2005.
1 Историография истории южных иэападныхславян. М.. 1987. С. 85,119.
2007. т/2
149
^ссепкіопсв
мет рассмотрения в главе четвертой. Последняя, пятая, глава посвящается «Проблемам этнического развития украинцев и белорусов». Итоги разысканиям подведены в «Заклю-чении», где изложено, в частности, авторское понимание того, как Пыпнну виделось настоящее и будущее славянской идеи.
«Автор надеется, что эта книга сможет, в какой-то степени, послужить “путеводителем" по славистическим работам А. Н. Пыпина»,—сказано в «Предисловии» (С. 11 — здесь и далее ссылки па рецезируемую моногрифшо даются в тексте). С уверенностью можно утверждать, что искомая цель исследовательницей достигнута. Каждый, кого интересует история славянского мира, состояние отечественной славистики XIX - начала XX веков, найдет в рецензируемой монографии немало полезного для себя.
В то же самое время при чтении книги трудно избавиться от мысли, что автор пятисотстраничной монографии все же напрасно отводит себе, как правило, лишь роль регистратора, который добросовестно и не вдаваясь в комментарии суммирует высказывания А. I I. Пьппша по тому или иному поводу. Е. П. Аксенова, конечно, предупреждает читателей, что порой Пыпин выступал как самостоятельный исследователь, порой—повторял широко известные истины, и что такая популяризация в русском обществе сведений о славянстве тоже, безусловно, составляла большую заслугу ученого. Но, казалось бы. в задачу современного историографа обязательно входит еще и анализ тех пыпинских публикаций, о которых идет речь. Можно ли здесь обойтись без выяснения того, в каких случаях активный сотрудник «Отечественных записок», «Современника» и «Вестника Европы» выступал в роли транслятора давно и бесспорно установленных фактов, когда—умело выбирал среди бытовавших в науке точек зрения, являвшихся предметом острых дискуссий, те из них. что представлялись ему наиболее интересными и перспективными, а когда—сполна проявлял свойственные ему' качества проницательного историка?
Чаще всего Е. П. Аксенова, к сожаленшо, ограничивается лаконичной констатацией: «Пыпин отмечал», «Пышш обращал внимание», «он сообщал», «показывал» ит. п. Изредка эти стереотипные обороты приобретают более эмоциональную окраску, и тогда читатель узпает, что «Пыпин не без некоторого скепсиса замечал». «Пыпин с беспокойством писал» и т. д. Впрочем, эмоциональные вкрапления мало что меняют. Вопреки добрым — в этом нет сомнения—намерениям Е. П. Аксеновой, образ ученого от такого реферирования только снижается, поскольку на равных правах с глубокими, говорящими об интуиции, знаниях и таланте наблюдениями подаются элементарные, плоские истины, вполне уместные. нередко—даже необходимые в рассчитанном на неподготовленную читательскую аудиторию журнальном тексте, но ничего существенного не добавляющие к характеристике ученой деятельности А. Н. Пыпина.
Примеров, иллюстрирующих авторский подход к предмету, можно привести сколько угодно. Дабы не перегружать рецензию цитатами, ограничимся двумя: «После Белогорской битвы (1620) совершается, по определению Пыпина, "окончательный упадок Чехии”, она становится “безгласной провинцией империи Габсбургов"» (С. 90), «Христианизация балтийского славянства, как отмечал Пышш, сопровождалась немецкой колонизацией, которая шла быстрыми темпами» (С. 99). Сообщая все это, исследовательница воздерживается от комментариев. Правда, каждый раз в монографии указан точный адрес, где читатель сможет найти приводимое пыпинское высказывание—и сможет, если пожелает, сам разбираться в том. как соответствующая информация звучала в год публикации текста и как она воспршшмается с позищш наших дней. Но в конечном итоге не получается ли, что исследовательница перекладывает на читательские плечи то, что полагалось бы сделать автору монографии?
Совсем не следует понимать дело так, что Е. Г1. Аксенова всегда уклоняется от анализа ируемых пыпинских положений. Она, например, присоединяется к мнению тех, кто ет. что к истории гуситского движения А. Н. Пыпин подходил по-новому (С. 86). как-то странно выглядит приводимое в обоснованиеданного тезиса изложение вышед-в 1864 г. пыпинской рецензии на магистерскую диссертацию В. К. Надлера «Причины и ые проявления оппозиции католицизму». Историограф пишет, комбинируя цитирование " рецензии с ее пересказом:
«Пыпин замечал: “Разные гуситские партии не сходились в своих целях и средствах". В стане самих таборитов “мнения религиозные и общественные были крайне разнообразны”.
Это ослабило движение, привело к поражению гуситского поиска (в битве у Лнлан в 1434 г.), "демократия и свободная церковь таборитов потеряли свою силу и влияние’’, но гусизм еще не был сломлен, идеи таборитов еще жили. На чешский престол взошел один из гуситских предводителей И ржи (Юрий) из Подебрад...»(С. 88).
Если что и можно заключить на основании этого пассажа, то вывод скорее будет не в льзу Пыпина. Должно быть, в редакционной спешке тот, не заглянув в нужные книги, ложился на свою, в самом деле, феноменальную память, а она на этот раз его подвела.
• бы то ни было, в воспроизведенных Е. П. Аксеновой суждениях А. Н. Пыпина на гусит-то тему отсутствует даже элементарная терминологическая четкость, в частности — путаются близкие по смыслу, но никак не тождественные понятия «гусит» и «таборит».
Трудно по!ипъ, по какой причине исследовательницу, похоже, не слишком интересуют даты пыпинских выступлений в печати. Речь о датировке заходит в том случае, если со временем взгляды историка резко менялись, как это случилось с восприятием Краледворской в Зеленогорской рукописей: сначала русский ученый горой стоял за них, отвергая любые сомнения в подлинности, а потом под грузом неопровержимых доводов признал их фальсификатами (С. 44-45).
В большинстве же случаев Е. П. Аксенова не видит особой нужды акцентировать внимание на времени появления тех или иных работ Пыпина, будучи убеждена, что его взгляды отличались завидным постоянством. По-своему исследовательница права: такое посгоян- I ство в самом деле было ему свойственно. Но, с другой стороны, не годится забывать ' хотя бы о том, что теория или гипотеза, звучавшая в середине XIX в. свежо и оригинально, могла спустя годы превратиться в избитый трюизм, и, значит, вопрос о том, когда же об этом писал учен ый, для историографа совсем не праздный.
Очевидно, Е. П. Аксенова имела основания не ввязываться в мал о продукт! I в I пай спор насчет того, числить ли Пыпина демократом или либералом, либо присвоить ему какое-либо гибридное определение — в литерату ре его воззрения относят к разряду то «либерально-демократических». то «буржуазно-демократических западнических» и т. д. (С. 30). з Но куда труднее согласиться с тем, что автор монографии неоправданно мало внимания )? уделил вопросу о методологической ориентации ученого. Разделяя широко принятую точку зрения и счигая его позитивистом, исследовательница тем не менее предупреждает: «Причисление Пышша к безусловным сторошшкам позипгвизма выглядит слишком прямолинейным. Его философский позитивизм 11е следует абсолютизировать». Трудности при характеристике методологии ученого, на ее взгляд, проистекают, прежде всего, из умолчания самого историка, который «ни в своих работах, ни в воспоминаниях, ни в переписке... не заявил четко о своей приверженности той или иной системе воззрений, принадлежности к тому или иному общественно-политическому течению, к той или иной научной школе» (С. 31).
2007. №1/2
151
КСССП.Ч10ПС5
Самондеитификаціїя. кто спорит, — вешь по-своему немаловажная. Но разве может историограф позволить себе в полной мере полагаться на нее—равно как и па любые другие декларации? В конечном счете такие задачи, как известно, приходится решать только путем тщательного анализа самого пыпинского научного наследия.
Обращаясь к нему, Е. П. Аксенова почему-то сделала упор на том, что «сближаясь с позитивистами, Пыпин считал науку единственной формой знания. Прогресс человечества он связывал с развитием научных знаний; этому' процессу должно способствовать совершенствование общественной жизни и расширение образования» (С. 31). Последователи О. Конта действительно очень чтили науку. Но означает ли это. что подобное отношение следует считать важным отличительным признаком позитивиста?
Кслову заметим, что интересные наблюдения над преломлением позитивистских идей в творчестве А. Н. ПыпинабылнсделанывдокладеА. С. Озерянского на юбилейной сессии 2004 года5. Остается сожалеть, что они иенашли отражения в монографии.
Нельзя сказать, что автор рецензируемой книги не ценит аналитический подход к историографическим объектам или не умеет его реализовать. Другие работы Е. П. Аксеновой, в частности «Очерки из истории отечественного славяноведения: 1930-е годы»6, доказывают как раз обратное. Но в данном случае автор предпочел акцент сделать на максимально полном охвате всех писаний Пыпина на славянскую тему. Е. П. Аксенова—за что ей честь и хвала — отыскала и собрала разбросашіьіе по журналам 1860-х - начала 1900-х годов статьи, заметки, рецензии А. Н. Пылила, обобщила и разнесла по соответствующим тематическим рубрикам его высказывания. Должно быть, именно это трудоемкое дело заслонило собой в се глазах почти все остальное.
Опубликованная монография вызывает искреннее уважение. Она, можно полагать, окажется востребованной. Однако с сожалением приходится констатировать, что выбор того угла зрения, под которым исследовательница рассматривает собранный и систематизированный ею громадный материал, явно пошел книге не на пользу.
Л. М. Аржакова
Лаптева Л. П. История славяноведения в России в XIX веке. М.: Индрик, 2005. 84" : 5-85759-355-2
За последние годы у нас появился целый ряд по-настояшему интересных, содержате-ть-! ных историографических работ, посвящешшх отечественной славистике. Среди них — монографии Е. П. Аксеновой, М. Ю. Досталь, М. А. Робинсона... Однако и на таком фс.че
5 Озерянский А. С. К вопрос.-об исторических взглядах А. Н. Пыпина// А. Н. Пыпин и проблемы славяноведгня. М.; Сгмрополь, 2005.
ь Аксенова Е. П. Очерки из истории отечественного славяноведения: 1930-е годы. М., 2000.
