CC BY
25
Рец. m ra.: A Companion to Priesthood and Holy Orders in the Middle Ages / G. Peters, C. Colt Anderson, eds. Leiden; Boston: Brill, 2016 (Brill's Companions to the Christian Tradition; 62). 434 p.
Review on: A Companion to Priesthood and Holy Orders in the Middle Ages / G. Peters, C. Colt Anderson, eds. Brill, 2016
Издательство «Бриль» выпустило новый справочник, посвященный священству и степеням священства в Средние века. Во Введении (с. 1—3) составители сборника обосновывают необходимость рассмотрения данной темы в наше время, объясняя это тем, что за последние 200 лет постоянно ставятся вопросы о природе степеней иерархии в христианской Церкви, а также о том, чем по своей сути является священство — служением функциональным или онтологическим. Если для большинства католических и англиканских богословов священство несомненно категория онтологическая: стоять в persona Christi как alter Christus, то протестантизм видит в священстве лишь функцию (с. 1). Тем самым главный вопрос, стоящий перед исследователями данного сборника: какова природа христианского священства. И, как будет видно, священство в Средние века понималось и функционально, и онтологически.
Сборник состоит из одиннадцати статей, посвященных разным аспектам священства. Статья Роберта Н. Свенсона, открывающая данный справочник, носит название «Апостольские преемники: священники и священство, епископы и епископство в средневековой Западной Европе» (с. 4—42). По мнению автора, переломной эпохой, когда произошел «тектонический сдвиг» (с. 41) в понимании священства, был XII век. До этого времени христианское духовенство виделось чисто функциональным, как наследие иудейской ветхозаветной традиции. И при этом неизменно вставал вопрос, каким образом такого рода служение получает право предстояния и служения Евхаристии. И лишь к XII в. ответ был найден канонистами и богословами Запада, когда само священство стало соотноситься с «рукоположением», в котором человек получает от Христа сакраментальную силу для совершения Евхаристии и отпущения грехов в таинстве Исповеди (с. 11). Священник становится иным, выделенным из остальной массы людей, получает особый квазикосмический статус, с ним происходит «радикальное онтологическое изменение» (с. 14). С этого времени начинают формироваться особые правила к кандидатам в священство и самим клирикам. Как считает автор, если до XII в. иерархия воспринималась как разные уровни власти, то с XII в. иерархия приобретает богословское значение и космологический статус (с. 36). Большое значение в этом переосмыслении и онтологизации автор видит во влиянии сочинений Дионисия Ареопагита, который обосновывает необходимость иерархии в Церкви как отражение иерархии небесной. Именно с этой позицией впоследствии будут полемизировать лидеры Реформации, стремившиеся вернуться к библейским основаниям понимания священства, видя
его как служение (функцию), а рукоположение лишь как избрание на проповедь, но не как таинство (с. 42).
Роджер Рейнольде в своей статье «Рукоположение и священство в Раннем Средневековье и его визуальное изображение» (с. 43—69) рассматривает на основании средневековых libelli и сакраментариев основные компоненты обрядов рукоположения: время и место хиротонии, присяга кандидатов в священство и молитвы благословения епископов над ними, действия и жесты во время рукоположения. По мнению автора, каждый жест и каждое действие имели определенный символический смысл и значение. Во второй половине статьи (с. 54—69) представлены, по словам автора, довольно редкие в раннее Средневековье изображения из средневековых рукописей, в которых запечатлены основные моменты хиротонии.
Следующая статья — «Священство в Византийской империи» Августина Кесиди (с. 70—95) — дает достаточно обзорное представление о понимании священства на Востоке, особый акцент делая на Трулльском соборе, который утвердил основные нормы для клириков Церкви. По мнению автора, в этом вопросе Византия испытывает большое влияние императора и государственной политики, в то время как на Западе чувствовался упадок имперской политики, и власть фактически находилась в руках папы. Священник на Востоке видится автором своего рода государственным чиновником, выполняющим определенные функции, возложенные на него государством.
Одной из самых интересных статей сборника является статья Дэвида Хан-тера «Женатое духовенство в Восточном и Западном христианстве» (с. 96—139), в которой показаны тенденции развития позиции Церкви в отношении брака клириков с I по XII в. Как полагает автор, в конце I — начале II в. брак виделся нормальным состоянием жизни для церковных лидеров (с. 97). Уже к III в. от клирика ожидается, что он может быть женат только один раз и не имеет права жениться после рукоположения. Несмотря на то что это правило не было общей и универсальной практикой, постепенно оно становится нормой для Церкви. Поворотным пунктом кажется для автора III век — эпоха «профессионализации» и «сакрализации» клира (с. 101). В это время под влиянием ригористического, апокалиптического движения монтанизма, а также «экстремистов» Тер-туллиана и Ипполита Римского постепенно устанавливается традиция, согласно которой клириком может стать лишь тот, кто был один раз женат. Это приводит к тому, что с запретом повторного брака естественно возрастает число неженатого духовенства (с. 102). Наконец, Ориген, а за ним и Иероним пишут о несовместимости брачных отношений и священнических функций. По их мнению, даже законные сексуальные отношения несут на себе некоторый вид «нечистоты», мешающей достижению святости. В IV в., с возникновением и развитием монашества, эти идеи получили дальнейшее развитие на Западе, что привело в конечном итоге к узаконению целибата духовенства. Параллельно с этим, на Востоке IV—VII вв. автор видит «великое многообразие практик», что связано с меньшей централизованностью, чем на Западе. В конце концов, после многочисленных поместных соборов и собора Трулльского, подведшего некий итог многочисленным практикам, к VIII в. на Востоке утвердилась норма — целибатный еписко-
пат и женатое священство (с. 118). На Западе начиная с V в. постепенно утверждается к XII в. практика целибата всего духовенства, которая была обусловлена как церковными, так и политическими причинами (с. 139).
В статье Роджера Э. Рейнольдса «Образ Христа в епископе, священнике и клире» (с. 140—187) на основании так называемых ординалов Христа, особого жанра церковной письменности, представляющих собой списки высказываний Христа и событий Его жизни, которые сопоставляются с функциями и обязанностями клириков, рассматривается развитие понимания imago Christi в членах духовенства с IV по XII в.
Три последующие статьи сборника рассматривают средневековое священство в связи с таинствами Церкви. Первая из них — статья Джона Ф. Романо — носит название «Священники и Евхаристия в Средние века» (с. 188—216). По мнению автора, с 500 по 1500 г. основополагающей была идея, что главная обязанность священника — совершение Евхаристии (с. 189). Само рукоположение видится как предпосылка для совершения Евхаристии, о чем свидетельствует молитва епископа над кандидатом при хиротонии с испрошением благодати на претворении им хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, а также символическое вручение «инструментов» Евхаристии как сообщение определенной власти (с. 190—191). Но к XII в., как считает автор, происходит некий сдвиг: Евхаристия делает священников посредниками между Богом и народом, что приводит к постепенной монополизации мессы священством, которое становится уникальным, отделенным и возвышающимся над остальным народом, что впоследствии и будет одним из пунктов критики со стороны еретиков (вальденс) и реформаторов.
Вторая «сакраментальная» статья — «Священство и Таинство Брака» Чарльза Дж. Рейда (с. 217—251). В ней автор отмечает важную, если не парадоксальную роль священства в развитии таинства Брака: несмотря на то что священник — лишь свидетель таинства, он оказывает огромное влияние на его формирование. Здесь автор выделяет три пункта влияния. Во-первых, это творения святых отцов (особенно блж. Августина и свт. Амвросия Медиоланского). Во-вторых, это аскетическая этика монашеских писателей (особенно средневековых пени-тенциалов). Наконец, это законодательная и дисциплинарная база, созданная средневековыми канонистами (Грациан и Псевдо-Исидоровы Декреталии). Итог был подведен Тридентским собором (1545—1563), которому посвящена заключительная глава.
Наконец, Эндрю Ривез рассматривает священство в связи с таинством Исповеди на примере Англии XIII в. (с. 252—280). По мнению автора, роль средневекового священника как пастыря и исповедника тесно сопряжена с его обязанностью учить и наставлять. Для этого священник должен получить определенное образование (или набор знаний) для верного окормления своей паствы. Поэтому в этой статье большая роль отводится обучению клириков основным принципам воспитания будущего пастыря (Pastoralia, Summa, соборные постановления, письменные руководства для исповедников) и, наконец, проповеди, через которую священник может влиять на кающегося грешника.
Следующая статья сборника принадлежит К. Кольту Андерсону — «Реформированные священники и различные риторики рукоположения и служения с
1123 по 1418 г.» (с. 281—305). В ней рассматривается отдельный период Западной Церкви — от I Латеранского собора (1123) до собора Констанцского (1414-1418), когда ведутся ожесточенные дебаты относительно реформ духовенства. Сама статья делится на три основных раздела. В первом из них идет речь об институциональных инновациях внутри Церкви, ознаменованных созданием новых орденов и религиозных движений (таких как «регулярные каноники»). Неизбежно в это время встает вопрос о статусе этих движений, об их правах и функциях внутри Церкви. Во втором разделе автор касается идей Иоахима Флорского о «Духовной Церкви» и «времени Святого Духа», которые были восприняты францисканскими богословами, что вновь приводит к конфликту иерархической Церкви с религиозными орденами и в конечном счете к полемике относительно реформы церковно-государственных отношений, которой посвящена последняя часть статьи. По мнению автора, у церковно-политических реформаторов было три вопроса: 1) может ли светский правитель иметь власть над папой? 2) имеет ли папа власть над светским правителем? 3) действительно ли власть папы над остальным клиром абсолютная? (с. 295). Автор приходит к выводу, что в Средние века не было единого, монолитного понимания природы священства и рукоположения (с. 303), но именно в это время устанавливается граница между мирянами и духовенством. Рукоположение понимается как «онтологическое изменение» (с. 305), рукоположенный имеет особый статус, возвышающий его над остальным человеческим родом. Такая «клерикальная исключительность», как заключает автор, и приводила к разного рода конфликтам внутри Церкви.
Статья францисканца Мишеля Ф. Кузато посвящена пастырской заботе (cura animarum) и священническому служению в итальянских общинах в 1150— 1250 гг. (с. 306—345). Основная идея статьи заключается в том, что, несмотря на проведенную григорианскую реформу, между клиром и мирянами — по разного рода причинам — связь часто была нарушена. И большую роль в восстановлении этой связи сыграли два нищенствующих ордена — францисканцев и доминиканцев, которые в Северной и Центральной Италии были «более мобильными и успешными» (с. 344), чем приходские священники.
Последняя статья сборника — «От функции к онтологии: меняющийся диа-конат Средних веков» Вильяма Т. Дитевига (с. 346—371). В ней автор предпринимает богословское и историческое рассмотрение диаконата в Средние века. Прослеживая развитие диаконата от начала христианства вплоть до XIII в., автор приходит к заключению, что в Средние века диаконат из степени служения превращается в «полупрозрачный, второстепенный уровень, члены которого находятся на последней стадии подготовки к священству» (с. 346). В древней Церкви, по мысли автора, любой служитель Церкви был «функционален»: он совершает службу для общины верующих, и это служение не связано с какой-то особой «силой», данной человеку в изоляции от общины. В Средние века понимание меняется: рукоположение видится как восприятие священной силы клириком. Если до XII в. рукоположение сфокусировано на функции в общине, то после — на «силе», способной или неспособной совершать Евхаристию (с. 371). Поэтому, если в первые века диаконат был законным, определенным служением, то в эпоху Средневековья это служение находится в упадке: его «функциональность»
в общине сводится до минимума, а «онтологически» он остается не у дел, поскольку не имеет «силу» для совершения Евхаристии. Это приводит к тому, что диаконат из ordo (иерархического чина) превращается в некий промежуточный этап и видится последней ступенью в подготовке к священству (с. 369).
Сборник снабжен рядом индексов: индексом античных источников (с. 373— 377), индексом книг Священного Писания (с. 378—379), индексом современных авторов (с. 380) и, наконец, предметным индексом (с. 381—387). Данный справочник, несомненно, дает общую картину представления о понимании священства и иерархических чинов в Средние века и предлагает читателю некий итог современных исследований данной темы, чем обусловлена актуальность и своевременность рассматриваемого сборника.
Шилов Евгений Вадимович, иерей
ПСТГУ
Revd. Evgenii Shilov, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Likhov pereulok, Moscow 127051, Russian Federation [email protected]
Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер., д. 6, стр. 1 [email protected]
