CC BY
25
ского и общемирового единения стран, народов и культур. Как нам кажется, этот оптимизм, вполне прагматичный, связанный с ясным представлением о том, что нужно делать для того, чтобы сделать благоприятный исторический прогноз реальным, является важным аргументом в пользу концепции, представленной в книге. Ведь такого рода концепции нужны нам главным образом не для познания некоей абстрактной истины (которой в истории просто нет), а для того, чтобы на их основе творить наше позитивное будущее.
Примечания
1 Здесь и деле ссылки на книгу В.Кантора «Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса. К проблеме имперского сознания в России» (М.: РОССПЭН, 2007; 2009. 524 с.) даются прямо в тексте.
2 См.: Бибихин В.В. Новый Ренессанс. М., 1998. С. 206-358; Свасьян К.А. Становление европейской науки. М., 2002. С. 28-63.
[Рец. на]: ДЖОНАТАН САТТОН. РЕЛИГИОЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА. НА ПУТИ К ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЮ / Перевод с английского Ю. Вестеля, В. Верлоки, Д. Морозовой.
Киев: ДУХ I ЛГСЕРА, 2008. 304 с.
Книга британского ученого, профессора университета Лидса Джонатана Саттона «Религиозная философия Вл. Соловьева. На пути к переосмыслению», вышедшая в свет в Британии и США в 1988 году, в 2008 в русском переводе была опубликована киевским издательством «ДУХ I Л1ТЕРА». Решение выпустить в свет русский перевод этой книги было продиктовано, по всей видимости, солидным авторитетом, которое имеет данное сочинение в англосаксонском мире. Наряду с британским переводом 1980 года Элизабет Мейендорф написанной по-французски монографии Дмитрия Стремоухова «Вл. Соловьёв и его мессианское мировоззрение» (1935) книга Саттона является важнейшим источником сведений о биографии и системе взглядов Вл. Соловьёва, из тех, что имеется у англоязычного читателя. Книга Пола Аллена «Владимир Соловьёв: русский мистик», вышедшая в Нью-Йорке в 1978 году, носит слишком восторженный характер и слишком пронизана духом антропософии, а исследование канадского ученого Самуэля Сиорана 1977 года «Владимир Соловьёв и рыцарство Божественной Софии» посвящено преимущественно тем аспектам творчества русского философа, которые связаны с мистическими поисками младосимволистов. Саттон как раз не уходит в частности и детали и дает очень общий и, надо сказать, очень широкий, чтобы не сказать поверхностный, взгляд на философию Вл. Соловьёва, который необходим человеку, испытывающему некоторый интерес к русскому философствованию, но предпочитающему не особенно глубоко вдаваться в подробности.
Надо сказать, что Саттон и не претендует на какую-либо историко-философскую оригинальность, он вообще выступает не как историк, но как фило-
Межуев Б.В. Рец на: Джонатан Саттон
145
соф-религиовед. Вл. Соловьёв его интересует как образец того, что можно назвать русской духовностью или русской религиозностью. Аналогичный интерес автор книги испытывал к индийскому философу Ананду Кумарасвами, произведения которого он начал изучать спустя год после первого знакомства с Вл. Соловьёвым. И тот и другой мыслители казались Дж. Саттону каким-то противовесом прагматичному «британскому» подходу к ценностям, истории и эстетике. Во Вл. Соловьёве просматривалась некая надежда на многообещающий духовный синтез, который позволял бы сохранить религиозную веру, не отбрасывая ничего лучшего из того, что есть в природе, истории и культуре. В целом, книга Саттона отражает тягу британского интеллектуала, разочарованного в окружающем мире, к утраченной цельности и гармонии духа с жизнью и природой.
Между тем популярность этого сочинения в англосаксонском мире свидетельствует о том, что британскому ученому, вероятно, удалось сделать акцент на тех сторонах соловьевского мировоззрения, которые могли показаться чем-то свежим и оригинальным для образованного читателя Великобритании, США и Канады. Не исключено, что у современного русского читателя Вл. Соловьёва несколько замылен глаз, и он просто не сознает парадоксальность некоторых основополагающих идей мыслителя. В первую очередь это касается стремления Вл. Соловьёва обнаружить синтез между религией и наукой. Спор религиозного и научного мировоззрений в России как-то сам собой увял, и отчасти виной тому влияние русской идеалистической философии с ее пафосом неразделимого единства знания и веры. Причем Вл. Соловьёв имеет в этом первоочередное значение, поскольку он попытался религиозно переосмыслить дарвинизм, представив эволюцию животного мира реализацией Божественной идеи на Земле. Нечто подобное, как справедливо подчеркивает Саттон, в католической мысли XX века попытался осуществить Тейяр де Шарден. Но протестантская и католическая ортодоксия отвергли религиозно переосмысленный эволюционизм. Между тем в России со времен Вл. Соловьёва дарвинизм не воспринимался как угроза христианству, и потому креационистская оппозиция эволюционному учению не особенно развивалась противниками секуляризма.
С другой стороны, вера Вл. Соловьёва в христианский смысл либерального прогресса, отразившаяся в его речи 1891 года по поводу упадка средневекового миросозерцания, была и остается в религиозных кругах России предметом ожесточенной полемики. Консерваторы, ориентирующиеся на взгляды Константина Леонтьева, негодуют на Соловьёва, либералы, напротив, принимают его воззрения за точку зрения подлинного христианства. Саттон в этом смысле стоит в одном ряду с либералами, и Вл. Соловьёв для него важен именно тем, что смог прийти к более широкой концепции христианской культуры, без крайности средневекового мировоззрения, но с признанием «святой телесности», религиозной ценности материи. Впрочем, Саттон критикует Вл. Соловьёва за определенную ограниченность его взглядов, по причине которой за рамками всеобъемлющего синтеза остались, например, столь почитаемый самим Саттоном буддизм Махаяны или даосизм.
Автор не придерживается строго ни хронологического, ни предметного подхода в своем изложении воззрений Вл. Соловьёва, и вообще религиозное
мировоззрение автора «Оправдания Добра» его интересует намного больше, чем его философское учение. Поэтому книга Джонатана Саттона по существу является чересчур растянутым очерком жизни и взглядов интересного человека, а не систематическим описанием (не говоря уже об исследовании) его творчества. К достоинствам книги, впрочем, следует отнести неплохую библиографию, включающую в себя много ссылок на зарубежную литературу о Вл. Соловьёве и на русскую философию в целом.
Б.В. Межуев, МГУ им. М.В. Ломоносова
[Рец. на]: Н.Н. СТРАХОВ В ДИАЛОГАХ С СОВРЕМЕННИКАМИ.
ФИЛОСОФИЯ КАК КУЛЬТУРА ПОНИМАНИЯ / С.М. Климова, Е.А. Антонов, Н.П. Ильин и др. СПб.: Алетейя, 2010. 208 с.
Сборник статей «Н.Н. Страхов в диалогах современников», который вышел в свет в 2010 году в петербургском издательстве «Алетейя», представляет собой значительное явление в области истории отечественной философии. Во-первых, авторами сборника была выбрана для всестороннего рассмотрения такая непростая фигура отечественной мысли XIX столетия, как Николай Николаевич Страхов, а во-вторых, авторами отдельных статей был сделан акцент на спорных моментах в интерпретации этого философа. Так, В.А. Фатеев посвятил отдельную статью ответу на давнишний вопрос, был ли Николай Страхов христианином и вообще верующим человеком. На этот счет, как известно, существуют разные точки зрения. Фатеев склоняется к мнению, что Страхов был неуверенным в своей вере христианином, но все же христианином. Наверное, так оно и было на самом деле, однако такой ответ нам представляется чересчур общим. Кстати, некоторая размытость данного ответа сыграла самую печальную роль при анализе тем же автором характера взаимоотношений Страхова с Вл. Соловьёвым, которые нас и занимают в первую очередь при рассмотрении данного сборника.
Отношениям Вл. Соловьёва и Страхова в книге посвящена отдельная глава, или, точнее, беседа (книга состоит из восьми бесед, написанных разными авторами, в приложении к ним помещена статья Н.Н. Страхова «Главная черта мышления», написанная в 1866 году в полемике с П.Д. Юркевичем). В.А. Фатеев, прекрасный знаток русской философии XIX столетия, автор фундаментального жизнеописания В.В. Розанова, смотрит на «историю полемики» двух «врагод-рузей» - Страхова и Вл. Соловьёва - во многом глазами составителя «Литературных изгнанников». При изложении знаменитой ссоры 1890 года, возникшей в ходе полемики по поводу книги Н.Н. Данилевского «Россия и Европа», Розанов всячески выпячивал моральную нечистоплотность автора «Национального вопроса в России». Следуя своему герою, и В.А. Фатеев настаивает на том, что Вл. Соловьёв выиграл спор нечестными методами, включая ложное обви-
