CC BY
53
УДК 370.153
РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ АНАЛИЗ СТАНОВЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ «ВЕРОТЕРПИМОСТЬЛИЧНОСТИ» КАК ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ КАТЕГОРИИ
©2012 Магомедова И.Н.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье приведены результаты изучения сущности понятия «веротерпимость личности», его становления в педагогической науке, роли и места веротерпимости в поликонфессиональном обществе, тенденции развития и взаимовлияния свободы вероисповедания и терпимости.
The article represents the results of studying the essence “person’s religious toleration” concept, its formation in the pedagogical science, the role and place of the religious toleration in the multi-confessional society, trends of the development and interaction of the religious freedom and the toleration.
Ключевые слова: веротерпимость, толерантность, свобода вероисповедания, факторы терпимости, свобода совести, культ религии.
Keywords: religious toleration, tolerance, religious freedom, tolerance factors, freedom of conscience, religion cult.
В поликонфессиональном обществе проблемы вероисповедания занимают одно из центральных мест, поскольку в общественно-политической жизни страны данная категория издревле являлась одним из фундаментальных принципов политики государства, предполагающим официальное признание возможности существования разных исповеданий, допущение строительства культовых сооружений и отправление обрядов представителями этих конфессий.
Следует отметить, что монгольское нашествие и последующие отношения русских княжеств с Золотой Ордой стали первым серьезным опытом взаимодействия с народами, исповедующими иную веру. Начиная со второй половины XVI в., с присоединением к Московскому государству Казанского, Астраханского, Сибирских ханств, где проживали народы, исповедующие ислам, возникла необходимость выработки единой политики в отношении вероисповеданий при условии, что они не будут создавать религиозные объединения (однако для них допускалась свобода отправления культа). Тем самым закладывались начала веротерпимости, развивавшиеся в последующие столетия, границы которой не были четко очерчены и зачастую зависели от взгляда на вероисповедные вопросы, а также политической ситуации.
Юридически принципы веротерпимости были закреплены Петром I, который манифестом от 16 апреля 1702 г. разрешил «иностранным» вероисповеданиям свободу публичного богослужения, а вскоре указом юридически закрепил право на свободу веры и гарантии ее охраны государством. Последующие указы Петра I запрещали насильственное крещение «иноверцев», несмотря на то, что по его поручению был подготовлен проект массовой депортации иудеев из России. Следует отметить факт неоднократного нарушения принципа веротерпимости в 30-е годы XVIII века, когда манифестом «Об укреплении православия» предписывалась активизация миссионерской деятельности.
В 60-е годы XVIII в. общественно-политическая ситуация повлияла на изменение
политики государства в области религии и в результате заселения пустующих земель приглашенными переселенцами из Западной Европы значительные территории Поволжья, Причерноморья и Крыма оказались местами компактного проживания католиков, протестантов, мусульман. При этом в целях обеспечения религиозного мира в многонациональном государстве возникла необходимость правового регулирования внутриконфессиональных и межконфессиональных отношений.
К концу первой четверти XIX в. в политике правительства по отношению к неправославным исповеданиям наметились сдвиги в сторону ужесточения, вследствие чего рамки религиозной терпимости постепенно сужались, что проявилось в пореформенной России, когда в дискуссию по проблемам веротерпимости и свободе совести включился ряд общественных, общественно-религиозных и политических движений и партий, для которых вероисповедные вопросы становятся непременным атрибутом, а пути его решения обязательным элементом их программ.
Наибольшей остроты полемика по веротерпимости, свободы вероисповедания достигла в связи с развернувшейся критикой со стороны церковных кругов взглядов Л.
Н. Толстого.
В начале XX в. полемика о веротерпимости и свободе вероисповедания заполнила газеты и журналы, где жаркие дебаты достигли правительственных кабинетов, законодательных палат и земских собраний, когда противостояние на религиозной почве, главным образом в смешанных в вероисповедном отношении регионах достигло своего апогея, вплеснувшись на улицу, и обозначило глубокую трещину в обществе.
Таким образом, следует констатировать факт, что в условиях надвигающейся революции проблема веротерпимости, свободы вероисповедания и свободы совести была достаточно злободневной, мимо которой не могло пройти ни одно политическое движение. Так вопрос о свободе вероисповедания и совести стал стержневым для русской общественности, существенно влияя на отношения между государством и личностью. Представители отечественной интеллигенции, общественные организации, ученые-юристы развернули работу по изучению и обобщению отечественного исторического и международного опыта и создания предпосылок для законодательного разрешения данной проблемы.
Примечательно, что вплоть до октября 1905 г. в официальных нормативно-правовых актах не упоминались термины «свобода совести» и «свобода вероисповедания», а система отношений государства к вере была определена в законодательстве «веротерпимостью», которая предусматривала первенствующую и господствующую позицию христианского православного исповедания. При этом главенствующее положение выражалось в существенных преимуществах по сравнению с другими конфессиями, среди которых:
- во-первых, законодательное закрепление невозможности добровольного отступления от православной веры, не допускалось «совращение» из православия путем заключения смешанных браков православных с неправославными, для предотвращения которого у инославного супруга бралась подписка в том, что он не будет стеснять православного супруга в его вере и совращать в свою веру, а детей от брака будет воспитывать в православной вере. Смешанный брак православного лица с неправославным получал законную силу только в том случае, если он был совершен православным священником, а православная церковь одна имела право склонять последователей других христианских исповеданий и иноверцев к принятию ее учения о вере;
- во-вторых, пользовалась в большей степени, чем прочие исповедания, правом публичного отправления богослужения и религиозных процессий, которое не подлежало ограничению, кроме отдельных, оговоренных в нормативных актах, случаев;
- в-третьих, главенствующая роль определялась особым государственным статусом, поскольку император Российского государства не мог исповедовать никакой иной веры, кроме православной; во всех важнейших случаях государственной жизни требовалось непосредственное участие духовенства в государственных церемониях, прежде всего, в процедуре коронования; православному духовенству предоставлялось право вести акты гражданского состояния, они признавались государством в качестве
церковно-должностных лиц; календарное исчисление, определение сроков не только религиозных, но и гражданских праздников осуществлялось их календарем и т. д.;
- в-четвертых, российское государство признавало православие учительницей веры, ограждало законами исполнение правил христианской жизни всеми ее членами, обязывало полицию блюсти благочиние вне храма во время совершения богослужения в воскресные и праздничные дни, предписывало меры предупреждения и пресечения против уклонения от исповеди и Святого причастия, против нарушения святости праздничных дней, отступления лиц православных от православия, распространения расколов и ересей между православными.
Понятие «веротерпимость» в отечественном законодательстве неразрывно связывалось с понятием «терпимые вероисповедания», суть которой, по мнению И. С. Бердникова, заключалась в том, что на самом деле их следует считать исповеданиями, покровительствуемыми законом, так как в них не только допускается существование, но и дается санкция их уставам, обеспечивается их исполнение и содействие органов государственной власти [2].
Законодательство наделяло «терпимые вероисповедания» рядом прав, среди которых: пользование правом публичного отправления своего богослужения; признание духовных лиц терпимых исповеданий, как и в православии, церковно-должностными лицами, уполномоченными совершать акты гражданского состояния в отношении представителей своих конфессий; членам разных исповеданий, не только христианских, но иноверных дозволялось при вступлении в брак соблюдать требования и обряды своей веры, и государство признавало их законными; члены инославных исповеданий не должны были «прикасаться в делах веры к убеждениям совести последователей других вер» и привлекать их в свою веру.
Государство заботилось и о надлежащем материальном обеспечении терпимых вероисповедных обществ, обеспечивало внутренний порядок жизни терпимых исповеданий.
Несмотря на относительное равенство своего юридического положения в общественной жизни, терпимые вероисповедания распадались на группы, различающиеся между собой некоторой градацией по своему внутреннему достоинству и по юридическому статусу. При этом христианские исповедания ставились выше иноверцев, которым был открыт доступ в христианские исповедания. Иноверцам не дозволялось вступать в браки с лицами христианского исповедания, кроме протестантов, а при бракосочетаниях протестантов с магометанами и евреями требовалось, чтобы брак был совершен по христианскому протестантскому обряду. Дети от такого смешанного брака должны быть воспитываемы в христианской вере. При этом уголовная защита от оскорблений предоставлялась только христианским исповеданиям [2].
Отмеченные подходы к проблеме, действовавшие в российских законах до 1905 г., подвергались острой критике со стороны приверженцев принципа свободы совести. По мнению М. А. Рейснера, от свободы личного исповедания должно отличать свободу религиозного соединения, публичного культа, образования религиозных обществ. При этом терпимость, на которой было построено наше законодательство о государственном положении религии, имело мало общего с началами свободы совести, положенными в основу европейского законодательства. Терпимость со стороны частного лица к верованию другого лица «есть чувство снисхождения к нему, происходящее из деликатности, обязательной для человека благовоспитанного».
В пользу правильности такого понимания системы российского вероисповедного законодательства говорила принятая градация разных вероисповеданий по их внутреннему достоинству, где православное занимает высшее положение и пользуется полноправностью, а все прочие исповедания занимают положение второстепенное с ограниченными правами, постепенно уменьшающимися сообразно с снижением их положения на иерархической лестнице. У государства не должно быть излюбленного вероисповедания, оно должно относиться ко всем исповеданиям одинаковым образом, не беря на себя роли судьи о том, какая вера лучше и какая хуже. Ведь у каждого гражданина может быть своя вера, а значит, отдельная личность или союз личностей -вот кто настоящий судья в религиозных вопросах, а не государство, которому нет дела до религиозных убеждений его подданных.
Изучив западноевропейское и русское законодательство, М. А. Рейснер констатировал, что свобода вероисповедания включает в себя право:
- по достижении законного возраста не быть принуждаемым к исповеданию какой-нибудь веры, в праве исповедовать какую угодно веру или вообще никакую без ущерба или наказания;
- не быть принуждаемым со стороны государства вопреки религиозным убеждениям к совершению или участию в каких бы то ни было богослужебных или религиозных обрядах;
- беспрепятственно выходить из состава того или другого религиозного общества, переходить в члены другого или даже не принадлежать ни к какому, без какого-либо за то ущерба или наказания;
- беспрепятственно устраивать собрания единоверцев с участием духовного лица, отправлять совместно богослужение по предписаниям религии в частном помещении и учреждать, согласно общим требованиям закона, частные религиозные общества с правом публичного в них богослужения;
- пользоваться всеми гражданскими и политическими правами гражданина, без каких-либо в них ограничений, в силу религиозного исповедания лица;
- совершать все необходимые гражданские действия без обязательства совершать при этом какие-либо религиозные и церковные обряды и действия (гражданский брак, похороны, неконфессиональные школы для детей);
- на защиту государством его личности, чести и свободы против всякого посягательства на нее со стороны религиозных обществ или духовных властей» [1].
Необходимо отметить, что обращение к проблеме свободы вероисповедания и свободы совести в российском государстве в целом соответствовало общим тенденциям развития европейской цивилизации. Это было связано с тем, что общество, в системе которого исключительная роль принадлежала религии, еще не ставило вопрос о праве индивида без всяких ограничений исповедовать ту или иную религию. Принадлежность к определенной конфессии на такой стадии развития общества еще не могла стать частным делом человека, вследствие чего можно говорить лишь о веротерпимости, но не о свободе совести.
Право на свободу совести, начиная со второй половины ХУШ-Х1Х вв., было закреплено в конституционных актах большинства европейских государств, конкретные же рамки осуществления его везде были различны и определялись культурно-историческими традициями народов. При этом западноевропейская юридическая и философская наука в вопросе о свободе совести традиционно выделяла три основополагающих аспекта:
- во-первых, свободу веровать во что-то;
- во-вторых, свободу единоверцев объединяться в сообщества и действовать по своему усмотрению;
- в-третьих, конкретный социально-исторический контекст, в котором эта свобода осуществлялась.
Понятие «свобода совести» объединяет два понятия: свобода и совесть, где вторая как категория этики характеризует способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения. Совесть проявляется как в форме рационального осознания нравственного значения совершаемых действий, так и в виде эмоциональных переживаний» [1].
Свобода характеризует способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной реальности. Иными словами, осознание необходимости существования свободы происходит на основе соответствующих интересов и цели, а также достаточно развитых методов и стимулов познания объективной реальности. Интерес как социально-психологическое стремление проистекает из мотивов, побуждений, потребностей естественного характера, которые личность реализует, используя данные социальные условия и средства.
Следовательно, для возникновения «свободы совести» человеческая личность должна обладать соответствующими социальными средствами и находиться в определенных социальных условиях, когда прежняя система ценностей приходит в противоречие со
складывающимися новыми общественными отношениями, формирующими свой тип мировоззрения в области религиозного сознания или его отрицания. Помимо снятия препятствий, свобода подразумевает свободу личности, которая ответственна за свои поступки не столько под угрозой административного наказания, сколько осознавая ценность труда, предпринимательской деятельности, дисциплины и порядка для приращения дохода, то есть личность с позитивной ответственностью.
Достаточно долго отечественная общественно-политическая и правовая мысль отождествляла, по сути «свободу вероисповедания» и «свободу совести», чему подтверждением позиция В. Кипарисова, который отмечал, что «... обычное выражение «свобода совести» должно признать равносильным «свободе обнаружения убеждений совести и свободе жизни по совести». «Свобода совести есть, I грежде всего, свобода религии, которая истинна для совести, что следование не может оставаться на ступени внутреннего акта, а непременно требует внешнего обнаружения, вследствие чего «свобода совести» делается «свободой вероисповедания» и на этой ступени может быть рассматриваема как вопрос государственного права».
Таким образом, понятие «свобода совести» сводилось исключительно к категории «свобода вероисповедания», что прослеживалась практически во всех светских и духовных работах [2].
Известный юрист и общественный деятель К. К. Арсеньев подчеркивал искусственность различия между «свободой совести» и «свободой вероисповедания», утверждая, что эти категории, собственно говоря, одно и то же: ... под именем свободы вероисповедания разумеется исключительно совокупность прав, предоставленных давнишним, исконным последователям одного из признанных государством вероучений» [3].
Определяя «свободу совести» как право исповедовать только то, чему, действительно веришь, К. К. Арсеньев справедливо замечал, что состояние российского законодательства, которое регламентирует вопросы отпадения от веры, принадлежность к господствующей церкви по рождению и т. д., делает «немыслимым» реализацию понятия «свободы совести» [1].
В оценке пределов «свободы совести» отечественными исследователями на рубеже Х1Х-ХХ вв. были предложены определенные критерии, среди которых: во-первых, если государство нормативно закрепляет и обеспечивает индивидуальное право выбирать религию и право на бесконтрольную деятельность возникших религиозных сообществ, то это означает, что свобода совести в обществе есть; во-вторых, в случае запрещения прозелитизма, свободы совести в обществе нет; в-третьих, если устанавливается государственная система контроля над деятельностью религиозных организаций, значит, свобода совести ущемляется; в-четвертых, если в стране есть государственная или привилегированная религия, значит, имеет место дискриминация религиозных меньшинств.
Министерство внутренних дел, в одном из законопроектов раскрывая основные элементы рассматриваемого понятия, указывало право каждого лица заявлять свою веру и убеждать не принадлежащих к ней к принятию исповедуемого им учения, если не нарушаются уголовные законы. При этом они имели право для совместного отправления богослужения и образовывать религиозные союзы, самому беспрепятственно переходить из одного вероучения в другое, так и менять исповедание своих не достигших определенного возраста детей.
Таким образом, официальная позиция государственной власти по отношению к «свободе совести» в 1905-1906 гг. приближалась к западноевропейскому пониманию.
Понятие «свободы совести» включало три составляющие: «свободу религиозного убеждения», «свободу личного исповедания веры» и «свободу культа или религии». При этом свобода религиозного убеждения подразумевала акт чисто внутренней духовной жизни человека, так как религиозные убеждения могут переходить во внешние действия, становясь исповеданием веры. Исходя из этого «свобода исповедания» заключалась в том, что каждый индивид может исповедовать свою веру или даже ее отсутствие без всякой юридической «невыгоды». Под «свободой культа или религии» понималось беспрепятственное осуществление лицами, объединенными одним и тем же исповеданием веры, богослужения в образуемых для этой цели религиозных обществах.
При этом определялись критерии «свободы исповедания» и «свободы культа и религии», в качестве которых признавались: пользование гражданскими и государственно-гражданскими правами независимо от принадлежности к той или иной религии; допущение свободного и беспрепятственного выхода из любой церкви или религии и перехода в другую, или даже ни в какую религию с прекращением при этом всяких обязательств; право родителей давать детям религиозное воспитание по своему усмотрению; право лица не быть принуждаемым со стороны государства к активному участию в богослужебных действиях иной религии; право лица на защиту его личности, чести и свободы против посягательства на нее со стороны религиозных обществ и духовных властей; право лица совершать все необходимые гражданские действия без обязательства совершать при этом какие-либо обряды и действия.
«Свобода культа и религии», в свою очередь, предполагала: свободное допущение всех религий, а также их равенство перед законом. При этом все исповедания должны находится в равном положении и пользоваться одинаковым покровительством закона Однако отмечалось, что подобные свободы не могут быть безграничными, в связи с чем предлагалось использовать опыт, накопленный к началу XX
в. западноевропейскими государствами. Так, личная свобода исповедания не должна была стеснять такой же свободы другого лица, исповедующего другую веру, а ограничение свободы исповедания должно быть связано с запрещением публичной проповеди атеизма, не нарушать границ общественного приличия и уголовного законодательства.
Свобода исповедания не должна была противоречить интересам государственной безопасности, вследствие чего не допускался отказ от исполнения всеобщей воинской повинности под предлогом религиозного убеждения, ограничивалась свобода перехода из одного вероисповедания в другое, критерием чего выступал, прежде всего, возраст верующего.
Ограничительными рамками для «свободы культа и религии» должны были стать: во-первых, запрещение сект, имеющих вредный характер с точки зрения действующего уголовного и гражданского законодательства; во-вторых, отсутствие нарушений государственных законов в процессе отправления богослужения для дозволенных религиозных обществ; в-третьих, деление религиозных обществ, допущенных государством, на два класса: религиозных обществ, прямо признанных государством в качестве публичных привилегированных корпораций, и обществ, терпимых государством».
Реальное привилегированное положение православия, ее фактическое включение в государственный механизм делали невозможным на данном этапе реализацию принципа «свобода совести».
Следует отметить, что основные критерии, вкладываемые в понятие «свободы совести» так и не были полностью реализованы, поскольку правительство считало необходимым поставить в определенные границы право каждого гражданина исповедовать свою веру и распространять ее в домашнем и общественном кругу. При этом границы определялись общественным и государственным порядком, сложившимся в Российской империи к началу XX в., исходя из чего никто не мог исповедовать и проповедовать правила поведения, противные нравственности и общественным устоям, по религиозным убеждениям проповедовать неповиновение государственным законам, уклонение от исполнения государственных повинностей.
Таким образом, в трактовке понятий «веротерпимости» и «свободы совести» преобладала тенденция к либеральному их пониманию и были сделаны попытки их правового закрепления, что свидетельствовало о сближения позиций власти и общества, что создавала возможность для эволюции и постепенного превращения общества в гражданское.
Примечания
1. Арсеньев К. К. Свобода совести и веротерпимость. СПб., 1905. С. 9. 2. Бердников И. С. Наши новые законы и законопроекты о свободе совести. М., 1914. С. 115. 3. Большая советская энциклопедия. Т. 24. Кн. 1. Изд. 3. М. : Советская энциклопедия, 1976. С. 15. 4. Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности
до наших дней). СПб., 1885. Т. 1. С. 789. 5. Записки петербургских Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.) М., 2005. С. 33. 6. Кипарисов В. О свободе совести. Опыт исследования вопроса в области истории церкви и государства с I по IX вв. Вып. 1. М., 1883. С. 27. 7. Основные государственные законы. СПб., 1906. Ст. 62. Устав духовных дел иностранных исповеданий. 1896
г., ст. 2. 8. Свод Законов Российской империи. Т. 14. Ч. 23. Устав о предупреждении и пресечении преступлений. СПб., 1890 г. Ст. 364. 9. Рейснер М. А. Государство и верующая личность. Сборник статей. СПб., 1905. С. 4. 10. Шелохаев В. В. Партия октябристов в период первой русской революции. М., 1987. С. 56.
Статья поступила в редакцию 27.08.2012 г.
