CC BY
148УДК 347.1
Пристансков Егор Иванович МГУ им. М. В. Ломоносова Юридический факультет Россия, Москва [email protected] Pristanskov Egor Moscow State University Faculty of Law Russia, Moscow
РЕСТИТУЦИЯ В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ: ВСТРЕЧНОСТЬ И ОТХОД ОТ ПРИНЦИПА ДИСПОЗИТИВНОСТИ Аннотация: автор рассматривает вопрос наличия синаллагмы в реституционных отношениях, а также вопрос права и обязанности суда на самостоятельное применение реституции; делается вывод об отсутствии синаллагмы в реституционных отношениях (генетического уровня синаллагмы), при этом имеет место выработанная практикой функциональная синаллагматическая связанность реституционных отношений, что позволяет применять к таким отношениям нормы о встречности; такое регулирование направлено на реализацию принципа справедливости и недопущение неосновательного обогащения; таким же образом обосновывается право и обязанность суда в некоторых случаях применять реституцию по собственной инициативе. Ключевые слова: реституция, синаллагма, встречность, реализация реституции, право удержания, диспозитивность.
RESTITUTION IN RUSSIAN LAW: MUTUALITY AND DEVIATION FROM THE PRINCIPLE OF NON ULTRA
PETITA
Annotation: the author considers the question of availability synallagma in restitution, and the rights and obligations of the court on an independent application of restitution; the conclusion about the absence of synallagma in restitution (genetic level synallagma), it has been established through legal precedent functional level synallagma in restitution, which allows to apply to such relations the legislation on mutualyty; this regulation is aimed at implementing the principle of fairness and preventing unjust enrichment; in the same way justified the right and obligations of the court in some cases to apply the restitution on their own initiative. Key words: restitution, synallagma, mutualyty, implementation of restitution, right of retention, principle of non ultra petita.
Введение
Вопросы российской реституции становятся актуальными во второй половине 20-го века. Тогда начинаются обсуждения вопросов о сущности реституции как средства защиты sui generis либо как средства защиты, не отличного от виндикации или требования из неосновательного обогащения (можно отметить авторов, выступающих за особую природу реституции [22, с. 102 и сл.; 42, с. 50, 102 и сл.; 26, с. 72 и сл.], а также авторов, отрицающих собственное значение реституции [30, с. 144, 152; 38, с. 219]). Если применительно к советскому праву имеющиеся дискуссии о сущности возникали на основании особенностей юридической техники при формулировании понятия реституции в ГК РСФСР 1922 г и ГК РСФСР 1964, то современное российское регулирование путем некоторых законодательных приемов (напр., включение реституции как самостоятельного средства защиты в ст. 12 ГК РФ [4]) практические лишило российскую доктрину поводов для подобных обсуждений.
В тоже время, с точки зрения как теории, так и практики, остаются актуальными некоторые вопросы, связанные с правовым регулированием реституции. Среди них можно выделить следующие:
1) наличие синаллагмы в реституционных отношениях при двусторонней
реституции; 474
2) обоснованность установления обязанности суда по рассмотрению вопроса о присуждении к реституции стороны, которой были удовлетворены реституционные требования по отношению другой стороне, таких требований не заявлявшей.
Первый вопрос имеет актуальность в рамках соответствия теоретического воззрения на сущность реституции и его практического воплощения, стремящегося устранить правовые недостатки регулирования исполнительного производства, равно как и в рамках практической реализации реституционных отношений. Второй вопрос имеет значения в рамках соответствия установленной Пленумом ВС РФ обязанности суда принципу диспозитивности как гражданского права, так и гражданского процесса.
Исходя из актуальности рассматриваемой темы, в данной работе преследуется цель изучения сущности реституции и ее особенностей в российском правопорядке.
Для структурности и наглядности основной части работы предлагается следующий план:
1) сущность реституции в российском и в зарубежных правопорядках: как собственно понятие и различие в реализации;
2) вопрос наличия синаллагмы в реституционных отношениях при двусторонней реституции: взгляд теории, регулирование в зарубежном правопорядке, регулирование в российском праве;
3) вопрос отклонения от принципа диспозитивности обязанности суда по рассмотрению реституционных требований стороны, их не заявлявшей, если в отношении такой стороны были удовлетворены требования другой стороны: соотношение с принципом и практическая оправданность применения.
4) вопрос отклонения от принципа диспозитивности права суда на применение последствий недействительности ничтожной сделки по собственной инициативе.
1. Общие положения реституции как последствия недействительности
сделки
Ш
475
1.1. Российский правопорядок
Основное сущностное регулирование реституции содержится в п. 2 ст. 167 ГК РФ, в котором установлено, что «при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре (в том числе тогда, когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге) возместить его стоимость, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом». Данная правовая формулировка не содержит самого термина «реституция» и не позволяет говорить о каком-либо особо правовом механизме. Однако имеют место другие доводы, которые позволяют выделить реституцию как способ защиты sui generis, отличный, в частности, от виндикации и требования из неосновательного обогащения (возмещения убытков), а также не причислять реституционные отношения к обязательственным:
1) самостоятельное упоминание реституции (а именно, «применение последствий недействительности сделки») в ст. 12 ГК РФ «Способы защиты права» наряду с возмещением убытков, восстановлением положения и пресечением нарушения права (виндикация);
2) закрепление субсидиарного применения общих положений об обязательствах к реституции (а именно, «к требованиям, связанным с последствием недействительности сделки») в подп. втором п. 3 ст. 307.1 ГК РФ;
3) установление субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении к реституции («требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке»), а также к истребованию имущества собственником из чужого незаконного владения в подп. первом и втором абз.1 ст. 1103 ГК РФ;
4) установление о невозможности использования для защиты своего права виндикацию против другой стороны по недействительной сделке с необходимостью использования реституции [41].
Вывод: как законодатель, так и суды воспринимают реституцию как
самостоятельный правовой механизм, способ защиты права, отличный от 476
Ш
виндикации, требования из неосновательного обогащения и вообще других институтов. Под ней понимают последствия недействительности сделки, выраженные в возврате всего полученного по сделке другой стороне, а отношения, связанные с таким возвратом, называю реституционными правоотношениями.
1.2. Зарубежные правопорядка
В подавляющем большинстве правопорядков стран континентальной Европы, а также Англии и США, реституцию понимаю не как самостоятельный правовой механизм, а как технический термин, обозначающий возврат предоставления при недействительности сделки, осуществляемый при помощи традиционных способов защиты, как-то: виндикация, кондикционные иски и др. Как отмечается К. Цвайгерт и Х. Кётц, данный термин подразумевает возврат платежа недолжного или неосновательного обогащения [21, с. 33-40, 51-55], в том числе, при имущественном предоставлении по недействительной сделке [39, с. 289-320]. О. Д. Тузов пишет, что термин «реституция» в зарубежном праве (английском, немецком, французском юридическом языке) иногда применяется в значении, близком к in integrum restitutio в римском праве, означая восстановление в правах, правовом положении [34, с. 84].
Как отмечает О. Д. Тузов в отношении зарубежных правопорядков: «... не проводится какого-либо различия между исполнением недействительной сделки и исполнением недолжного вообще. [...] Имущество, находящееся у лица без правовых оснований, в том числе, полученное по недействительной сделке, подлежит возврату как полученное неосновательно» [34, с. 85]. Однако представляется не совсем правильным замечание об отсутствии какого-либо различия между возвратом исполнения по недействительной сделки и возвратом исполнения недолжного, так как такие различия проводятся как на доктринальном, так и на законодательном уровне.
Например, применительно к Франции О. Д. Тузов говорит о сведении имущественных отношений сторон недействительной сделки по возврату предоставленного имущества к истребованию платежа недолжного [34, с. 86].
477
Ш
Однако отношения по реституции предоставления по недействительной сделке входят в институт кондикционных требований с определенным исключением: если для возврата недолжно уплаченного необходимо 3 конститутивных условия в силу предписаний ст. 1376-1377 ФГК [1] (факт имущественного предоставления, совершенного с целью уплаты долга; отсутствие предполагаемого долга; ошибка (заблуждение) плательщика в существовании долга), то для реституции предоставленного по недействительной сделки отсутствует необходимость в ошибке плательщика в существовании долга, что выводится из ч. 1 ст. 1235 ФГК о возврате недолжно исполненного.
Более того, во французской цивилистической доктрине проводится различие между отношениями из платежа недолжного и из недействительной сделки. Е. Годэм отмечает, что в случае реституции при недействительной сделке, «иск о возврате уплаченного основывается не на теории платежа недолжного, а на принципе, имеющем общее значение в области недействительности договоров, на принципе обратного действия оспаривания договора; признание недействительности влечет за собой восстановление прежнего положения (status quo ante) и, в частности, взаимный (выделенно мной. - Е. П.) возврат предоставлений, сделанных в силу оспоренного акта» [23, с. 295].
Таким образом, имеется различие не только в необходимых условиях для удовлетворения требования о реституции, но и в сущности возникающего обязательства: при ошибочной уплате одностороннее требование, а при реституции предоставленного по недействительной сделке - взаимное требование. Общая норма об обязанности возврата неосновательного обогащения во Франции выполняет восполнительную функцию по отношению к нормам о возврате предоставленного, в частности, по недействительной сделке [29, с. 50].
Для ФРГ характерен механизм реституции имущественного
предоставления по недействительной сделке путем кондикции или виндикации.
Так, § 812 ГГУ устанавливает [2], обязанность лица, которое без законного
основания приобрело какое-либо имущество, в частности, в случае отпадения 478
Ш
правового основания впоследствии (оспоримость сделки), либо в случае, если не достигнут правовой результат, на который направлено исполнение в соответствии с содержанием сделки, возвратить полученное. В то же время, можно говорить об осложнении конструкции кондикции в случае ее использования в целях реституции предоставления при недействительности сделки. В доктрине говорят о «концепции фактической синаллагмы» [8, с. 82-84; 11, с. 143; 12, с. 431; 13, с. 21], применяемой как к последствиям недействительности сделок, так и к последствиям расторжения договоров [35, с. 40-41]. Сущность концепции заключается в том, что односторонние кондикционные отношения, не в полной мере соответствующие тем отношениям, которые возникают при возврате предоставленного по недействительной сделке, корректируются фикцией наличия в таких обязательствах синаллагмы. В случае осуществления предоставления обеими сторонами, две обязанности по возврату предоставления, являясь кондикционными, то есть односторонними, связываются и фиктивно постанавливаются в синаллагматическую связь с применением к данным обязательствам норм о встречных обязательствах.
Для справедливости стоит также упомянуть, что во Франции и Швейцарии в настоящее время обсуждаются проекты реформирования обязательственного права, предлагающие единую модель реституционных отношений (то есть воспроизведение реституции как способа защиты sui generis, подобно российской реституции, но с большим эффектом, распространяя реституционные отношения и на случай расторжения договора) [36, с. 47-93; 37, с. 47-142].
Вывод: реституция имущественного предоставления по недействительной
сделке в основных зарубежных правопорядках имеет общие черты,
основывающиеся на возникновении права кондикционного или
виндикационного требования к получателю такого имущества с определенными
уточнениями, связанными с установлением внешней связи обязательств при
двустороннем предоставлении. При этом не выделяется реституция как особый 479
Ш
юридический механизм (способ защиты права) при недействительности сделки, как это происходит в российском гражданском праве.
2. Синаллагматическая связь двусторонней реституции 2.1. Наличие генетической синаллагмы в реституционных отношениях
О синаллагме говорят в большей степени применительно к двустороннему договору в целях обозначения особой встречной связи обязательств. Не преследуя цель полноценного раскрытия сущности синаллагмы, стоит далее отметить, в рамках какой концепции понятие синаллагмы будет применяться в данной работе.
Наиболее верным представляется взгляд А. Бехманна на синаллагматическую связь [7, с. 540-549]. Он выделяет в этой связи 2 уровня: генетический и функциональный. Генетическая уровень отражает сущностную связь обязательств, а именно, невозможность возникновения одного обязательства без другого. Функциональный уровень состоит в том, что обязательственное требование об исполнении может быть реализованы тогда, когда остается возможным исполнение встречного требования, а реализация такого требования обусловлена необходимость начала собственного исполнения. Синаллагматическая связь есть только там, где наличествуют одновременно два ее уровня.
Как отмечает Р. В. Макарова, синаллагматическая связь может иметь место только в том случае, если есть генетическая связь [28, с. 364-365]. Это возможно в том случае, если обязательства из договора возникают только непременно вместе и по одному связанному основанию и являются взаимно обусловленными, то есть являются условиями существования друг друга [28, с. 364]. Следствием генетической связи в том случае выступает функциональная связь. Из этого следует, что наличие одной лишь функциональной связи не создает синаллагму.
Российский порядок воспринял теорию взаимной обусловленности, рассматривающую одно обязательство в качестве условия существования другого [28, с. 365]. Хотя легально встречность определяется с функциональной позиции, то есть, отражает аспект исполнения обязательств (п. 1-2 ст. 328 ГК),
480
Ш
справедливо было бы говорить о безусловном наличии генетической связанности, не упомянутой в тексте закона. Такое толкование ст. 328 ГК РФ позволяет решить ряд вопросов, в частности, о допустимости постановки под условие обязанности в двустороннем встречном договоре [27; 31, с. 70-154].
В доктрине к проблеме наличия синаллагмы в реституционных отношениях существует разный подход. Одни авторы считают, что в двусторонней реституции она имеет место. Например, К. И. Скловский отмечает, что возврат имущества при реституции имеет встречный характер [32, с. 117]. Он также отмечает, что реституционные требования имеют тождественное основание и возникают одновременно [32, с. 117]. Другие авторы, в частности, О. Д. Тузов, склоняются к односторонней природе обязательств, возникших из возврата предоставления по недействительной сделке. Он отмечает, что «стороны недействительной сделки обязаны передать друг другу в порядке реституции некоторое имущество или уплатить определённую денежную сумму не потому, что получают или ожидают получить взамен какое-либо встречное предоставление (эквивалент) как во взаимных договорах. Каждая сторона обязана совершить соответствующие действия исключительно в силу того, что без правовых оснований удерживает имущество другой стороны. [...] Следовательно, в реституционных обязательствах отсутствует главное, что характеризует синаллагматическое правоотношение, - взаимообусловленность субъективных прав и обязанностей сторон их встречный характер» [34, с. 104105]. На наш взгляд теоретически безупречной является позиция О. Д. Тузова, высказывающегося об отсутствии синаллагмы в двусторонней реституции.
Анализируя приведенный материал, можно отметить следующее о синаллагме в реституционных правоотношениях:
1) нет единого связанного основания возникновения обязанностей, поскольку такие основания не являются тождественными: в каждом случае свой факт предоставления и удержания имущества другой стороны без права на это;
2) время возникновения таких обязанностей может быть разным,
поскольку по общему правилу сделка признается недействительной с момента 481
Ш
заключения (или является таковой при ничтожности сделки), а следовательно, если предоставления были сделаны в разное время, то и неосновательное удержание и реституционные обязанности возникают в разное время;
3) реституционные обязанности не являются условием существования друг друга, ибо условием их существования является удержание имущества другой стороны без должных правовых оснований.
Вывод: в реституционных правоотношениях отсутствует генетический уровень синаллагматической связи по причине противоречия сущности реституции такой встречности. Это обстоятельство обусловливает отсутствие функциональной связи в реституционных правоотношениях (по крайней мере, в теории).
2.2. Регулирование в зарубежных правопорядках вопроса встречности
реституционных обязательств
Как уже было сказано ранее, ФГК регулирует реституцию предоставления при недействительности сделки посредством кондикционных требований с определенными уточнениями. В рамках рассмотрения вопрос встречности таких обязанностей интересно мнение Е. Годэма. Он отмечает, что в случае реституции при недействительной сделке, «иск о возврате уплаченного основывается не на теории платежа недолжного, а на принципе, имеющем общее значение в области недействительности договоров, на принципе обратного действия оспаривания договора; признание недействительности влечет за собой восстановление прежнего положения (status quo ante) и, в частности, взаимный (выделенно мной. - Е. П.) возврат предоставлений, сделанных в силу оспоренного акта» [23, с. 295]. Аналогичное мнение о встречности реституционных отношений высказывает М. Малури [15, с. 59], Ж. Карбонье (мнение об обратном синаллагматическом договоре в реституционных отношениях) [9, с. 2100] и другие авторы [16, с. 345; 20, с. 612]. Таким образом, можно говорить о наличии взаимности в реституционных отношениях во французском правопорядке.
Применительно к Швейцарии взаимность реституционных отношений выводят путем толкования [10, с. 183; 14, с. 307, 377; 17, с. 101, 103; 19, с. 1571] ст. 82 ШОЗ [3].
Стоит отметить обсуждаемые во Франции и Швейцарии проекты реформирования обязательственного права, в частности, единую модель реституционных отношений. Как отмечает К. А. Усачева, проекты прямо не высказываются по вопросу наличия синаллагмы в реституционных отношениях [37, с. 72]. Однако в комментариях отмечается, что реституция должна быть взаимной, если недействительная сделка (или расторгнутый договор) обладали синаллагматической связью (соответственно, синаллагма в той мере, в какой мере эту синаллагму имел договор) [18, с. 51].
В германском праве имеет место «концепция фактической синаллагмы» [8, с. 82-84; 11, с. 143; 12, с. 431; 13, с. 21], применяемая как к последствиям недействительности сделок, так и к последствиям расторжения договора [35, с. 40-41]. Сущность концепции заключается в том, что односторонние кондикционные отношения, не в полной мере соответствующие тем отношениям, которые возникают при возврате предоставленного по недействительной сделке, корректируются фикцией наличия в таких обязательствах синаллагмы. И, таким образом, положения о кондикционных обязательствах применяются к последствиям недействительности сделок не в чистом виде, а с учетом тех изменений во внешней связи обязательств (то есть функциональной связи исполнения обязательств), которые вносятся концепцией фактической синаллагмы.
Оправдывая применение функциональной связи обязательств в
реституционных отношениях (то ли посредством концепции фактической
синаллагмы, то ли фикцией распространения норм о взаимности на
реституционные отношения) в противоречии с отсутствием в этих отношениях
генетической связи, большинство цивилистов апеллируют к принципу
добросовестности [14, с. 309]. Так, было бы несправедливым, если бы одна
сторона требовала от другой возвращения имущественного предоставления в 483
Ш
связи с недействительностью сделки, отказываясь при этом возвращать полученное ею представление. Как отмечает К. А. Усачева, «не квалификация требования о возврате определяет содержание правил возврата, а содержание правил о возврате позволяет установить, как должно квалифицироваться требование о возврате», и, следовательно, «данные корректировки континентальным правом внедоговорных правил [...] лишь доказывают справедливость такого суждения» [308, с. 108].
Вывод: реституционные отношения в правопорядках ряда континентальных стран, хотя и реализуются посредством традиционных способов защиты права, во всяком случае корректируются функциональной связанностью. В зависимости от правопорядка данный результат достигается либо распространением норм о встречности на реституционные отношения, либо толкованием закона, либо фикцией фактической синаллагмы. Обосновывается такое регулирование его большим соответствием принципу справедливости.
2.3. Синаллагма в реституционных отношениях в российском праве В цивилистической доктрине возникают дискуссии относительно встречности реституционных отношений. Основанием для таких дискуссий является отсутствие однозначной определенности самого закона по вопросу синаллагмы в таких отношениях. В частности, можно выделить следующие правовые позиции относительно встречности реституционных отношений:
1. Подп. второй п. 3 ст. 307.1 ГК РФ предусматривает субсидиарное применение к реституционным отношения общих положений об обязательствах в части, если иное не предусмотрено законом или не противоречит сущности отношений.
Данное установление, введенное в 2015 году, по мнению Р. С. Бевзенко
явно свидетельствует о распространении на реституционные отношения норм о
встречности (и, в частности, о праве удержания) [40]. Однако само
санкционирование применения общих положений об обязательствах не решает
вопрос встречности в таких отношениях. Во-первых, суды и раньше
санкционирование применение к реституционным отношениям общих 484
Ш
положений об обязательствах. Например, суд кассационной инстанции отменил решение суда первой инстанции, пришедшего к выводу об особом характере обязательства, возникшего из п. 2 ст. 167 ГК РФ, и признавшего ничтожным соглашение об отступном, прекращающем обязательство по возврату полученного по недействительной сделке. Суд кассационной инстанции исходил из обязательственной природы реституции и применению к ней норм об обязательствах постольку, поскольку это прямо и недвусмысленно не запрещено законодателем [42]. Во-вторых, применение общих норм об обязательствах к реституционным отношениям возможно постольку, поскольку это не противоречит сущности таких отношений. Как было установлено ранее, сущность реституционных отношений исключает наличие встречности (генетического уровня синаллагматической связи), а следовательно, нормы о встречности в таком случае нельзя применять к реституции. Для распространения на реституционные отношения норм о встречности и связанных с нею норм, представляется, нужно большее правовое обоснование, чем ссылка на подп. второй п. 3 ст. 307.132 ГК РФ.
2. Позиция Пленума ВАС РФ: в случае осуществления предоставления по недействительной сделке обеими сторонами, к таким отношениям, «в связи со встречным характером обязательств сторон (статья 328 ГК РФ) в таком случае применяется правила ст. 359 ГК РФ об удержании» [43].
Хотя последствия недействительности сделки при банкротстве регулируются специальными правилами ст. 61.3 Закона о банкротстве [5], не должен смущать тот факт, что разъяснения даны в отношении оспоримых сделок в рамках процедуры банкротства: ВАС РФ указывает на сущность обязательств в реституционных правоотношениях вообще, что позволяет применять данное разъяснение ко всем другим видам недействительности и сфер их применения.
3. Позиция Пленума ВС РФ: случае исполнения недействительной сделки обеими сторонами, возврат предоставлений сторонами должен производиться одновременно [45].
Данная позиция прямо не свидетельствует о встречности реституционных отношений, но, в тоже время, устанавливает применение к таким отношениям последствий встречности, в частности, одновременное исполнение (как функциональная связь в синаллагме) и, как следствие, неначисление процентов по ст. 395 ГК РФ при действии презумпции эквивалентности.
4. Современная позиция судов: СКЭС ВС РФ в 2020 высказалась следующим образом: «При этом положения пункта 3 статьи 328 Гражданского кодекса Российской Федерации, согласно которым сторона обязательства не вправе требовать по суду от другой стороны исполнения в натуре, не предоставив причитающегося с нее, не применяются к двусторонней реституции по сделке, признанной недействительной на основании статьи 61.3 Закона о банкротстве, поскольку порядок исполнения судебного акта о применении последствий недействительности такой сделки регулируется специальными положениями пунктов 2-3 статьи 61.6 Закона о банкротстве: кредитор несостоятельного должника приобретет восстановленное требование к этому должнику только после возврата в конкурсную массу полученного с предпочтением» [47].
Следовательно, суд высказался, что Закон о банкротстве устанавливает специальные правила для реституции, не позволяя применять п. 3 ст. 328 ГК РФ, а значит, общие правило реституции, применяемое ко всем другим сферам, кроме банкротства отношениям, - это применение норм о встречности (ст. 328 ГК).
Таким образом, суды склонны распространять на реституционные отношениям нормы о встречности (ст. 328 ГК РФ) и связанные с нею нормы (напр., ст. 359 ГК РФ), хотя закон не решает эту проблему однозначно.
В доктрине существуют споры по поводу правильности и необходимости применения норм о встречности к реституционным отношениям. Как уже было отмечено ранее, О. Д. Тузов негативно высказывается о возможности применения норм о встречности к реституционным отношениям в связи с противоречием таких норм сущности отношений [31, с. 436-438]. Он отмечает,
486
Ш
что применение норм о встречности к реституционным отношениям вызвано слабостью и недостаточным регулированиям исполнительного производства; решать эту проблему нужно на стадии исполнительного производства соответствующими инструментами, не вмешиваясь в сущность реституционных отношений [31, с. 436-438].
Противоположную позицию высказывает А. В. Егоров, говоря о возможности и необходимости применения норм о встречности к реституции, прямо не соглашаясь с О. Д. Тузовым [25]. А. Г. Карапетов высказывается о наличии «на стадии исполнительного производства [...] некоторой «квазивстречности» с вытекающими из этого применением п. 2 ст. 328 ГК РФ по аналогии закона на стадии исполнительного производства с возможностью для одной стороны приостановить исполнение своей реституционной обязанности вплоть до исполнения соответствующей обязанности другой стороной» [31, с. 438]. Высказываются компромиссные точки зрения, предлагающие перенести вопрос реализации встречности на уровень исполнительного производства, не затрагивая, тем самым сущность реституции, при этом, выводя обоснованность такого исполнительного решения из встречности реституционных отношений. Среди таких мер наибольшую популярностью имеет мера по корректировке исполнительного производства. Авторами предлагается сделать обязательным процедуру безопасного соисполенния решений суда путем внесения денежных средств на депозитный счет судебного приставов, обязать пристава обеспечить взаимный обмен предметов реституции, или же устанавливать порядок исполнения судебного решения в его резолютивной части [31, с. 438-439; 33]. В тоже время, если исключить предлагаемые изменения в исполнительном производстве, реализуя конструкцию фактической синаллагмы, сторона имеет право требовать у другой стороны внесения денежных средств на депозит суда, движимой вещи в секвестр, запрета на записи в реестре для недвижимостей и долей участия в обществе, депозитарии для бездокументарных ценных бумаг, что, в принципе, также является решением проблемы.
Обоснованность применения к реституционным отношениям норм о встречности - функциональной связи - вопреки отсутствию в таких отношениях генетической уровня синаллагмы стоит искать в принципе справедливости права вообще, и гражданского права в частности. Было бы несправедливо требовать от другой стороны возврата представления, если сам полученное представление возвращать не собираешься (или такое представление не истребуется). Данный принцип имеет своим следствие недопустимость неосновательного обогащения. В случае неодновременной (невстречной) реализации реституции возникает неосновательное обогащение, и конфликт, следовательно, не разрешается должным образом. Удерживая имущество до тех пор, пока другая сторона не выразит готовность и возможность возвратить полученное имущество, первая сторона ставит себя в безопасность от возможного неисполнения другой стороной реституционного обязательства (что, в принципе, соответствует мнению о «квазивстречности» на стадии исполнительного производства, о которой писал А. Г. Карапетов [31, с. 438-439]). Исполнение одной стороной обязательства в процессуальном и материальном плане обязует, таким образом, другую сторону исполнить и свое обязательство [44], хотя такое обязательство и возникло из факта неосновательного удержания. В случае неисполнения обязательств стороны, исходя из презумпции эквивалентности предоставлений (если она не была опровергнута) [44], не находятся в состоянии обогащения, хотя и владеют без правового титула.
Именно поэтому возникает выработанная практикой функциональная конструкция внешней связи реституционных обязательств, которую некоторые [25] ошибочно рассматривают как подтверждение наличия синаллагмы в таких обязательствах. Внешняя же связь состоит в процессуальной связанности обязательств, реализуясь, например, в применение к реституционным обязательствам ст. 328, 359 ГК РФ и др.
Вывод: реституционные отношения в своей сущности не являются
встречными, поскольку не обладают генетическим уровнем синаллагматической
связи по причине их возникновения различно и по разным несвязанным 488
основаниям, а также отсутствия взаимной обусловленности, то есть они не являются условиями существования друг друга. При этом для реализации принципа справедливости и недопущения неосновательного обогащения реституционные отношениям связываются внешней, функциональной связью, характерной для встречных отношений. Это закрепляется в правоприменительной практике. Подобные конструкции реституционных отношений существуют в основных континентальных правопорядках.
3. Отклонение от принципа диспозитивности при реализации реституционных отношений 3.1. Обязанность суда применить последствия недействительности сделки в пользу стороны, которое такое заявление не делала, если другой стороне реституционное требование было удовлетворено Пунктом 80 Постановления ВС РФ № 25 от 2015 г. установлена обязанность суда рассмотреть вопрос о присуждении к реституции стороны, которой были удовлетворены заявленные реституционные требования в пользу другой стороны [44].
Признание за судом права рассматривать без требования управомоченной на то стороны применения последствий недействительности сделок только из того факта, что в отношении другой стороны такие требования удовлетворены, противоречит принципу диспозитивности гражданского процесса, а также принципу диспозитивности гражданского права. Субъективные права, в частности, право реституционного притязания, используются субъектами самостоятельно, добровольно в своем интересе. Очевидно, что только само лицо может знать, в его ли интересах применение последствий недействительности сделки в виде реституции имущественного предоставления или не в его. Тем более, даже если реституционные притязания лица будут подкрепляться обязательной силой судебного решения, исполнительное производство по такому решению можно будет начать только по заявлению такого управомоченного лица [6].
Однако такое решение ВС РФ является прямым следствием распространения на реституционные отношения функциональной синаллагматической связи. Судебная реализация встречности в договорных отношениях предполагает ситуацию, когда одна сторона сделала предоставления, а другая сторона не делает встречного представления. Вряд ли можно говорить о ситуация, когда суд присудит обе стороны договорных отношений к осуществлению встречных представлений помимо их воли. В таком случае отсутствует воля сторон на достижение договорных целей, что вообще не породит гражданское дело и, скорее всего, приведет к расторжению договора. Ситуация реституции предполагает обязанность сторон возвратить полученное имущественное предоставление в силу отсутствия правового основания на его удержание, а не в силу встречности предоставления другой стороны и собственного желания на осуществление предоставления.
В связи с этим получается возможной ситуация, когда суд обязан без
заявление стороной реституционных требований рассмотреть такие требования,
если другой стороне аналогичные требования были удовлетворены. При
отсутствии такой обязанности у суда возникала бы ситуация, когда внешняя
синаллагматическая связь не реализуется и одна сторона получила переданное
ею, но не вернула полученное, и соответственно, находится в состоянии
неосновательного обогащения. Решить эту проблему на стадии исполнительного
производства без обязательного рассмотрения реституционных требований
обеих сторон, как предлагают некоторые авторы [31, с. 438-439; 33], невозможно,
поскольку наличие встречных исполнительных производств возможно только в
случае судебного решения в отношении требований каждой стороны. В тоже
время, остается нерешенным вопрос о том, как реализовать связанность
реституции, если даже после вынесения судом решения о реституции в пользу
стороны, которая не заявляла такие требования, такая сторона не возбуждает
исполнительное производство. Представляется, решить эту проблему можно
только путем изменения законодательства об исполнительном производстве
посредством соответствующего расширения случаев возможности судебного-490
Ш
пристава исполнителя начинать исполнительное производство без заявления взыскателя.
Проблему удовлетворения реституционных требований только одной стороны можно наблюдать на следующем примере. Пусть контрагенты заключили договор поставки, при этом была заинтересованность директора покупателя в сделке. Предоставления совершили обе стороны. Оспорив договор, покупатель заявляет требование о применении последствий по ст. 167 ГК РФ, что в свою очередь, не делает поставщик. Если суд не рассматривает вопрос о присуждении к реституции покупателя в пользу поставщика самостоятельно, то до истечения срока исковой давности по реституционному требованию не представляется никакого опасения такое промедление поставщика. В случае истечения срока исковой давности по данному требованию будет иметь место безвозмездное предоставление, которое в силу подп. четвертого п. 1 ст. 575 ГК РФ между коммерческими организациями запрещено, а также обогащение на стороне покупателя. Такая ситуация противоречит принципу справедливости и не должны быть свойственная для права. Ее решением является обязанности суда рассмотреть такое незаявленное реституционное требование.
Вывод: обязанность суда по применению реституции в отношении стороны, которое такое требование не заявляла, если реституционные требования другой стороны были удовлетворены, является прямым следствием реализации функциональной синаллагматической связи в реституционных отношениях и служит способом для воплощения в жизнь принципа справедливости и недопущения ситуации неосновательного обогащения.
3.2. Право суда самостоятельно применять последствия недействительности сделки, если обе стороны не делали такое заявление
Данное право суда, помимо описанного ранее случая, предусмотрено для
последствий ничтожных сделок, если это необходимо для защиты публичных
интересов (п. 4 ст. 166 ГК РФ). В другом случае, сторонами допустимо
предъявление исков о подтверждении ничтожности сделки без заявления
требования о применении последствий ее недействительности, если истец имеет 491
Ш
законный интерес в признании такой сделки недействительной (п. 84 ППВС .№25 от 2015 г.), и суд в данном случае не имеет право самостоятельно применять такие последствия за исключением случаев, когда ничтожная сделка противоречит публичным интересам (п. 4 ст. 166 ГК).
В отношении оспоримых сделок не легализовано право (или обязанность) суда на самостоятельное применение последствий недействительности сделки в виде реституции, если стороны оспаривают сделку, но не требуют применения последствий ее недействительность. Такой подход, в целом, стоит признать справедливым и оправданным как наиболее соответствующий принципу диспозитивности гражданского права и процесса, однако, не во всех случаях. Рассмотрим 2 случая: 1) предоставление сделано обеими сторонами полностью или частично, 2) предоставление осуществлено только одной стороной.
1) Предоставление сделано обеими сторонами.
В случае, если обязанности по сделке были исполнены, интерес в признании такой оспоримой сделки недействительной состоит исключительно в применении последствий реституции. Однако в силу подп. второго п. 3 ст. 307.1 ГК, а также п. 3 ст. 431.1 ГК, стороны могут договорить об иных последствиях недействительности сделки, а также прекратить обязательство зачетом или отступным путем заключения соглашения во внесудебном порядке. Именно поэтому представляется нецелесообразным ограничения воли сторон в таком случае путем установления права (или обязанности) суда применять последствия недействительности сделки в виде реституции, если стороны такого требования не заявляют.
2) Предоставление осуществлено только одной стороной.
В данном случае в целом применима вышеприведенная логика,
применяемая для предоставления, сделанного обеими сторонами. Однако в
некоторых случаях может возникнуть ситуация обхода закона с помощью
данной конструкции. Например, контрагенты заключили договор поставки,
который для поставщика является крупной сделкой. По договоренности сторон,
договор являлся притворной сделкой с целью осуществить обход запета на 492
Ш
дарение между коммерческими организациями (подп. четвертый п. 1 ст. 575 ГК РФ). Поставщик исполнил обязанность. Оспорив договор, поставщик не заявляет требование о применении последствий недействительности сделки. Данная ситуация не вызывает опасений до тех пор, пока течет срок исковой давности по применению последствий недействительности оспоримой сделки - сторона может ожидать иной экономической конъюнктуры или по другим причинам отсрочивать заявление данного требования. Но как только срок исковой давности по данному требованию истечет, будем имеет место ни что иное, как безвозмездное предоставление, которое в силу подп. четвертого п. 1 ст. 575 ГК РФ между коммерческими организациями запрещено.
Для решения подобных казусов решение суда о присуждении стороны к реституции одновременно с решением вопроса о недействительности сделки позволило бы предотвратить злоупотребление правом. Однако формулирование обязанности стороны делать заявление о применении последствий недействительности сделки в виде реституции при оспаривании сделки либо установление возможности суда самостоятельно применять реституцию при оспаривании сделки в такой ситуации в общем порядке было бы излишним. Такая конструкция противоречила бы принципу диспозитивности и лишало бы стороны ранее указанных возможностей прекратить реституционное обязательство другими способами.
Можно предложить следующее решение данной проблемы. В подобных
случаях судам надлежит установить, с какой целью сторона оспаривает сделку,
не заявляя требование о реституции. Возможны 2 варианта. Во-первых, если
стороны намереваются прекратить реституционное обязательство каким-либо
другим способом по соглашению, то суду вряд ли стоит вмешиваться в данные
отношения. Во-вторых, если суд обоснованно полагает, что действия сторон
направлены на обход закона, например, запрета дарения между коммерческими
организациями, то в силу противоречия такой сделки (прикрываемой сделки
дарения) явно выраженному законодательному запрету суд должен
констатировать ничтожность такой сделки (прикрываемой сделки дарения) как 493
Ш
посягающей на публичные интересы [44]. В таком суд может самостоятельно применить реституцию (п. 4 чт. 166 ГК РФ).
Остается все же нерешенным вопрос о начале исполнительного производства: без заявления взыскателя исполнительное производство не будет начато, а значит, стороны останутся в состоянии дарения. Возникает ситуация правовой неопределенности, при которой получатель имущества без должного правового основания удерживает имущество, но данное положение устраивает стороны. В конкретных случаях проблема может быть решена, например, при банкротстве взыскателя, в ситуации смены корпоративной власти на стороне взыскателя, приведшей к изменению отношений между сторонами. Однако говорить о возможности полного приведения сторон в состоянии, удовлетворяющего правопорядок, нельзя.
Вывод: применение судом последствий недействительности сделки, если стороны не делали такое заявление, в общем порядке противоречит принципу диспозитивности гражданского права и процесса. Именно поэтому кажется обоснованным применять в отношении оспоримых сделок правило о возможности их оспаривания без заявления реституционных требований. При этом в случае, если предоставление совершила только одна сторона, суду надлежит устанавливать, не является ли оспоренная сделка притворной с целью обхода закона. Если данный факт будет установлен, то суд в силу п. 4 ст. 166 ГК может применить последствия недействительности сделки.
Заключение
1. Реституция в российском праве является самостоятельным правовым механизмом, способом защиты права, отличным от виндикации и требования из неосновательного обогащения. Возврат имущественного предоставления при недействительности сделки в основных зарубежных правопорядках осуществляется посредством традиционных способов защиты, как виндикация или требование из неосновательного обогащения с некоторыми корректирующими правилами.
2. В реституционных отношениях отсутствует генетический уровень синаллагмы, свидетельствующий о синаллагматическом характере правоотношений в целом. Это связано с тем, что реституционные обязательства возникают различно и по разным несвязанным основаниям, не будучи при этом взаимно обусловленными, то есть они не являются условиями существования друг друга, ибо существуют в силу отсутствия правового основания для удержания имущества, а не в силу ожидания возвращения имущества другой стороной.
3. Реституционные отношения в правопорядках ряда континентальных стран, хотя и реализуются посредством традиционных способов защиты права, во всяком случае корректируются функциональной связанностью. В зависимости от правопорядка данная данный результат достигается либо распространением норм о встречности на реституционные отношения, либо толкованием закона, либо фикцией фактической синаллагмы. Обосновывается такое регулирование его большим соответствием принципу справедливости.
4. Применение к реституционным отношениям норм о встречности (ст. 328 ГК РФ), содержащих только функциональный аспект синаллагматической связи, обосновано с целью реализации принципа справедливости и недопущения неосновательного обогащения. В российском правопорядке такое применение закрепляется на уровне судебной практики. Данный подход следует признать правильным.
5. Следует признать правильным установление обязанности суда по применению реституции в отношении стороны, которое такое требование не заявляла, если реституционные требования другой стороны были удовлетворены. Такая обязанность является прямым следствием реализации функциональной синаллагматической связи в реституционных отношениях и служит способом воплощения в жизнь принципа справедливости и недопущения ситуации неосновательного обогащения.
6. Применение судом последствий недействительности сделки, если
стороны не делали такое заявление, в общем порядке противоречит принципу 495
Ш
диспозитивности гражданского права и процесса. Именно поэтому кажется обоснованным применять в отношении оспоримых сделок правило о возможности их оспаривания без заявления реституционных требований. При этом в случае, если предоставление совершила только одна сторона, суду надлежит устанавливать, не является ли оспоренная сделка притворной с целью обхода закона. Если данный факт будет установлен, то суд в силу п. 4 ст. 166 ГК может применить последствия недействительности сделки (в отношении прикрываемой сделки).
Список литературы:
1. «Гражданский кодекс Франции (Кодекс Наполеона)» от 21.03.1804 (с изм. и доп. по состоянию на 01.09.2011) // СПС «КонсультантПлюс».
2. «Гражданское уложение Германии» (ГГУ) от 18.08.1896 (ред. от 02.01.2002) (с изм. и доп. по 31.03.2013) // СПС «КонсультантПлюс».
3. «Швейцарский обязательственный закон» (Вместе с "Федеральным законом о дополнении Швейцарского гражданского кодекса...") (Принят 30.03.1911) (с изм. и доп., вступившими в силу 01.03.2012) // СПС «КонсультантПлюс».
4. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая)» от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 16.12.2019) // РГ. - № 238-239. - 1994.
5. Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ (ред. от 31.07.2020) «О несостоятельности (банкротстве)» // РГ. - 2002. - № 209-210.
6. Федеральный закон от 02.10.2007 № 229-ФЗ (ред. от 02.12.2019) «Об исполнительном производстве» // РГ. - 2007. - № 223.
7. Bechmann A. Der Kauf nach geneinem Recht. Bg. 1. Geschichte des Kaufs im Romischen Recht. Erlangen, 1876.
8. Bergmann-Weidenbach K. Die Risikoverteilung bei der Rückabwicklung von Leistungen nach Rücktrittsrecht.
9. Carbonnier J. Droit civil. Vol. U: Les biens, Les obligations. PUF, 2004.
10. Ehrat F.R. Der Rucktritt vom Vertrag nach Art. 107 Abs. 2 OR in Verbindung mit Art. 109 OR (= Zurcher Studien zum Privatrecht. Bd. 73). Schulthess, 1990.
11. Fest T. Der Einfluss der rücktrittsrechtlichen Wertungen auf die bereicherungsrechtliche Rückabwicklung nichtiger Verträge. München, 2006.
12. Flume W. Die Saldotheorie und die Rechtsfigur der ungerechtfertigten Bereicherung // Archiv für die civilistische Praxis, 194. Bd., H. 5 (1994).
13. Günther W. Die rückwirkende Kraft des Rücktritts. Göttingen, 1932.
14. Hartmann St. Die Ruckabwicklung von Schuldvertragen: Kritischer Vergleich der Rechtslagen bei Entstehungs- und Erfullungsmangeln (= Luzerner Beitrage zur Rechtswissenschaft. Bd. 9). Schulthess, 2005.
15. Malaurie M. Les restitutions en droit civil. Cujas, 1991.
16. Malaurie Ph., Aynes L., Stoffel-Munck Ph. Les obligations. 2 ed. Defrenois,
2005.
17. Meier R. Der Rucktritt des Verkaufers und der Eigentumsvorbehalt beim Abzahlungsgeschaft: Diss. Brunner & Bodmer, 1951.
18. Schweizer Obligationenrecht 2020: Entwurf fur einen neuen allgemeinen Teil / Code des obligations suisse 2020: Projet relatif a une nouvelle partie generale / C. Huguenin, R.M. Hilty (Hgs.). Vorbemerkungen zu Art. 79 - 84.
19. Schweizerisches Obligationenrecht: Allgemeiner Teil / P. Gauch, W.R. Schluep, J. Schmid, H. Rey (Hgs.). 8. Aufl. Bd. 1.
20. Serinet Y.-M. L'effet retroactif de la resolution pour inexecution en droit francais // Les sanctions de l'inexecution des obligations contractuelles: Etudes de droit compare (= Bibliotheque de la Faculte de droit de l'Universite catholique de Louvain. T. XXXII) / Sous la dir. de M. Fontaine, G. Viney. Bruylant; LGDJ, 2001.
21. Webb C. Reason and restitution: a theory of unjust enrichment. Oxford: Oxford legal philosophy, 2016.
22. Амфитеатров Г. Н. Война и вопросы виндикации // Учен. зап. ВИЮН. Вып III. М., 1945.
23. Годэм Е. Общая теория обязательств / Пер. с фр. И.Б. Новицкого. - М.: Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948. С. 295.
24. Гражданское право / Под. ред. М. М. Агаркова и Д. М. Генкина. Т. I. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1944.
25. Егоров А. В. Реституция по недействительным сделкам при банкротстве // Вестник Высшего Арбитражного Суда. - 2010. - № 12.
26. Иоффе О. С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л.,
1955.
27. Карапетов А. Г. Разрыв синаллагмы и мерцание каузы, или можно ли ставить встречное исполнение по возмездному договору под условие? // zakon.ru. URL:
https://zakon.rU/blog/2017/5/12/razryv_sinallagmy_i_mercanie_kauzy_ili_mozhno_li _stavit_vstrechnoe_ispolnenie_po_vozmezdnomu_dogovor (дата обращения: 07.10.2020).
28. Макарова Р.В. Понятие синаллагматической связи в праве Англии и России // Известия ВУЗов. Правоведение. 2018. №2. С. 362-381.
29. Новак Д. В. Неосновательное обогащение в гражданском праве [Электронное издание СПС «КонсультантПлюс»]. - М.: Статут, 2010.
30. Рабинович Н. В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1950.
31. Сделки, представительство, исковая давность: постатейный комментарий к статьям 153-208 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронное издание. Редакция 1.0] / Отв. ред. А.Г. Карапетов. - М.: М-Логос, 2018.
32. Скловский К. И. Защита владения, полученного по недействительной сделке // Хозяйство и право. - М., 1998, № 12.
33. Тамаев Р. Исполнение судебного решения о двусторонней реституции. Zakon.ru [Электронный ресурс] // URL: https://zakon.rU/blog/2016/8/11/k_probleme_restitucionnyh_riskov_odnostoronnego_ ispolneniya_sudebnogo_resheniya (дата обращения 05.10.2020).
34. Тузов Д. О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007.
35. Усачева К. А. Возвращение полученного как последствия расторжения нарушенного договора. Диссертация ... кандид. юрид. наук. М., 2018.
36. Усачева К.А. Единая модель реституционных отношений в проектах реформирования французского и швейцарского обязательственного права (часть первая: новое решение старой проблемы) // Вестник гражданского права. 2015. N 6. С. 47 - 93.
37. Усачева К.А. Единая модель реституционных отношений в проектах реформирования французского и швейцарского обязательственного права (часть вторая: основные прикладные вопросы реституции) // Вестник гражданского права. 2016. N 1. С. 47 - 142.
38. Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и неосновательного обогащения. М.: 1951.
39. Цвайгерт К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: В 2 т. Т. II. М., 1998.
40. Лекция Р. С. Бевзенко. Недействительность сделок: комментарии к реформе ГК РФ. LF Academy [Электронный ресурс] // URL: https://lfacademy.ru/course/12604 (дата обращения 07.10.2020).
41. Постановление Конституционного суда РФ от 21 апреля 2003 года № 6-П // РГ. - 2003. - № 81; п. 20 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 17.11.2004 N 85.
42. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 102 «Обзор практики применения арбитражными судами статьи 409 Гражданского кодекса РФ» // СПС «КонсультантПлюс».
43. Постановление Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 г. № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III. 1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» // СПС «КонсультантПлюс».
499
44. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».
45. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 № 7 (ред. от 07.02.2017) «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» // СПС «КонсультантПлюс».
46. Определении ВС РФ от 6 октября 2015 г. № 5-КГ15-124 // СПС «КонсультантПлюс».
47. Определение ВС РФ от 03 августа 2020 г. № 307-ЭС20-2237 по делу № А60-53993/2018 // СПС «КонсультантПлюс».
