CC BY
58
Wind trägt (нем.), in cold blood (англ.) также передают значение «быть спокойным, невозмутимым во всех ситуациях, не обращать внимание на внешние факторы» и включают более или менее схожие образы (ср. образ собаки в русской, французской и немецкой ФЕ).
Исходя из вышесказанного, становится очевидным, что переводчику как вторичной языковой личности необходимо подбирать лексические средства, отражающие в должной степени психоэмоциональную составляющую текста и дающие посредством языка именно такую цепь ассоциаций, какую предполагал автор оригинала. Возникающие при переводе сложности связаны, с одной стороны, с различиями культурно-исторических традиций (в таком случае предпочтительно характерные национальные особенности пояснить в сноске), с другой - с возможностью несовпадения лексико-семантического объема значения слов у данных языков. Именно поэтому представленные выше психолингвистические стратегии понимания текста являют собой некий лингвистический инструмент или способ анализа, осмысления и классификации текстов, содержащих такие языковые универсалии, как ФЕ.
1. Кинцель А. В. Психолингвистическое исследование эмоционально-смысловой доминанты как текстообразующего фактора : моногр. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2000. 152 с.
2. Залевская А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. М. : Гнозис, 2005. 543 с.
3. Белянин В. П. Психолингвистика. М. : Флинта, 2009. 232 с.
4. Белянин В. П. Психолингвистическая типология художественных текстов по эмоционально-смысловой доминанте : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1992. 42 с.
5. Соловьева М. В. Стратегии понимания иноязычного текста : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2006. 15 с.
6. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М. : Изд-во ЛКИ, 2010. 264 с.
7. Авакян А. А. Механизмы и стратегии понимания и перевода иноязычного текста: на материале анализа вариантов перевода научно-популярного текста на английский язык : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2008. 26 с.
© Косякова Ю. Г., Пастухова Е. В., Филатова Е. А., 2018
УДК 811.161'37:811.161"373.7
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ СУБКОНЦЕПТОВ «СЫН/СИН», «ДОЧЬ/ДОЧКА» В ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ ПАРЕМИКЕ
В статье предложен анализ субконцептов «сын / син», «дочь / дочка», зафиксированных в русской и украинской паремике. Акцент сделан на дифференциации ценностно-аксиологического наполнения соответствующих микроконтекстов, учтены связанные с ними культурно-бытовые сценарии прошлого. В конфигурации семантики исследуемых вербальных знаков учтена роль оппозиций «свой -чужой», «много - мало», «богатство - бедность» как средств познания содержательной структуры соответствующих субконцептов. Определено, что культурно-языковое самосознание выделяет больше компонентов оценки в субконцепте «сын / син» (умный / глупый, хороший / плохой, добрый / злой, работящий / ленивый, богатый / бедный). Относительно качеств дочери паремийные контексты отмечают два полярных - хорошая / ленивая. Сценарий воспитания сына соотнесен с процессом бития.
Ключевые слова: национальная языковая картина мира, паремийная картина мира, паремия, концепт, субконцепт, концептуальная оппозиция, концептуальная цепочка.
Ж. В. Марфина Zh. V. Marfina
REPRESENTATION OF SUBCONCEPTS «SON», «DAUGHTER» IN THE EASTERN SLAVIC PAREMIOLOGY
The article offers an analysis of the subconcepts «son» and «daughter», fixed in Russian and Ukrainian paremics. The emphasis is on differentiating the value-axiological content of the corresponding microcontexts, taking into account the cultural and everyday scenarios of the past connected with them. In the configuration of the semantics of the examined verbal signs, the role of oppositions is taken into account: «one's own - another's», «many - few», «wealth - poverty» as means of cognition of the content structure of the corresponding subconcepts. It is determined that cultural and linguistic self-awareness allocates more evaluation components in the subconcept «son» (smart / stupid, good / bad, good / evil, hardworking / lazy, rich / poor). Concerning the qualities of the daughter, paremic contexts mark two polar ones - good / lazy. The scenario of raising a son is correlated with the process of beating.
Keywords: national language picture of the world, paremic picture of the world, paremia, concept, subconcept, conceptual opposition, conceptual chain.
Восточнославянская паремика, по нашему мнению, это определенное ценностно-аксиологическое единство, в котором нашлось место и этнокультурным конфигурациям семантики. Признаком общекультурного единства явля-
ются вербализации многочисленных духовных, метафизических концептов, представленных в номинациях истина, бог, вера, душа, родина, правда, долг, свобода, труд, дом и т. п. Одним из ключевых семантических образований
менталитета, в котором воплощается «народный идеал праведной жизни» [1, с. 77], является социально значимый макроконцепт «Семья». Его многоуровневая изоморфная семантическая структура отражает сложное взаимодействие общекультурных макро-, микро- и субконцептов, наполняющих сферу повседневности - один из сегментов картины мира. К последним относятся и такие члены семантической парадигмы, как субконцепты «сын» и «дочь». Они являются номинативным, ценностным, оценочным и образным центром большинства паремий, охваченных макроконцептом «Семья».
Исследования номинаций сын, дочь как компонентов русских и украинских паремийных контекстов представлены в разноаспектных, в том числе и сопоставительных, работах Т. Шайхуллина, Н. Галембовской, Ж. Колоиз, В. Калько, Н. Ярмак, И. Шпитько, Н. Малюги, Е. Степанова, М. Николич, Ю. Закировой, Е. Сваловой, А. Василовой, А. Рахман, А. Головни, Я. Сяояня и др.
Среди явлений, отражающих особенности национальной языковой картины мира определенного этноса, особое место занимают паремии, которые, по наблюдениям исследователей, аккумулируют в себе тысячелетний жизненный опыт народа, его мировоззрение, поведенческие предписания, нормы, отражают ментальность и духовность, манифестируют черты национального характера, настроения народа [2, с. 77]. Способность пословиц фиксировать в культуре аксиогенные (ценностно маркированные) ситуации отметил в своих исследованиях и В. Карасик [3, с. 17]. Иначе говоря, паремии в целом можно считать текстовыми репрезентациями определенных концептов.
Цель нашего исследования - изучение ценностей, оценок и образов, связанных с функционированием названий родства в текстах культуры, в частности, в паремиях близкородственных языков; обоснование статуса субконцепта для конкретных названий родства в структуре макроконцепта «Семья»; установление общих и специфических этнокультурных особенностей вербализации субконцептов «сын / син», «дочь / дочка» в паремиях.
Теоретико-методологическую основу исследования составили труды В. Телии, В. Масловой, Ю. Степанова,
A. Вежбицкой, Н. Алефиренко, Е. Кубряковой, З. Поповой,
B. Красных, Г. Слышкина, В. Жайворонка, В. Кононенко,
C. Ермоленко, Н. Арутюновой и др.
Материалом исследования послужили объективирующие субконцепты паремийные контексты, извлеченные методом выборки из лексикографических источников [4; 5; 6].
Анализ отобранных контекстов связываем с несколькими направлениями: 1) наполнение оценок сына / дочери в связи с основополагающими концептами лингвокультуры; 2) вербализация взаимоотношений матери и отца с сыном / дочерью; 3) обобщение ценностных качеств сына / дочери. Методику анализа отражают смоделированные концептуальные цепочки.
Субконцепт «сын» входит в широкую оппозицию -«свой - чужой»: Чужой сын дурак - смех, а свой сын дурак -смерть // Чужий син дурний - см1х, а свй син дурний - плач. Охватывает эта оппозиция и номинацию зять. Таким образом, в определенных паремийных текстах выстраивается концептуальная цепочка {[сын /свой/] ^[родители] ^
[/чужой/ зять]}: Сын бранит - на печь лезь, зять бранит -двери ищи // 1з сином сварись, та й за стл берись, а з зятем сварись, за порг берись; Коли син виганя з хати, на шч укладайся, коли ж зять стане гарчати, то за двер1 хапайся; Лучче в сина п1д полом, н1ж у зятя за столом.
Кроме того, рождение сына в восточнославянской паре-мике ассоциировано с радостью: Всегда отец веселится, когда хороший сын родится // Як син родиться, то й ст1ни радють; Як син вродиться, то I хата радуеться.
По-разному предстает в этнокультурных сегментах паремийной картины мира восточных славян образ материального состояния: в русской паремике позитивный образ богатства, передаваемого сыну, в украинской - сочувствие бедности последнего. Ср.: Родился сын, как белый сыр -Не смйся з Макара, що в1н син злидаря.
Паремийные тексты отражают призвание родителей к учению детей, в частности - сына (концептуальная цепочка {[родители] ^ /учение, воспитание/ ^ [сын]}): Сын хорошим не родится, а воспитывается; Учи сина, як годуеш, бо тод1 вже не навчиш, як тебе годуватиме [, як коло лавки ходить, бо як виросте, то тебе навчить]; Вчи на добре сина, то не буде псина.
Народная мудрость концептуализирует ответственность конкретного родителя в воспитании (Чи батьк1в синочок,чи мамин мазун): отца - Синов1 воля - батьковI торба; Так виховав синка, що сам тепер його бо(ться; матери - Матушкин сынок, да батюшкин горбок; Не учила сына, когда кормила, а тебя кормить станет, уже не научишь!; Ой, мамо, мамо, не пести так сина, бо б1дная на св1т1 пещена дитина.
По нашим наблюдениям, народное самосознание через паремии, и украинские, и русские, большую ответственность за плохое воспитание сына возлагает на отца: Из-за плохого сына бранят и отца; Плохой сын имя хорошего отца срамит; Блудный сын - ранняя могила отцу; В1д поганого сина батько сив1е; Поганому сину батьк/'вщи-на не в моду.
В этом сценарии воспитания отражена устойчивая ассоциация «воспитание = битье» (концептуальная цепочка {[родители] ^ /учение, воспитание = битие/ ^ [сын]}): Ненаказанный сын - бесчестье отцу; Любимого сына жезлом; Дал Бог сыночка, дал и дубочка; Кулаком да в спину -то и приголубье сыну. Паремийные тексты отражают и обратное взаимодействие: {[сын]^ /битие/ ^ [родители]}: Сын отца бьет - не на худо учит; Син хотя й не хл1бом, то кулаками, а все-таки нагодуе.
Среди обобщающих характеристик сына выделяем констатацию того, что сын - наследник родителей (концептуальная цепочка {[сын]^ /близость/ ^ [родители]}) - Каков ни будь сын, а все своих черев урывочек; позитивную маркированность хорошего, доброго сына ({/хороший, добрый/ ^ [сын]^ /хороший, добрый/ ^ [родители (отец)]}) - Слава сына - отцу отрада; Добрый сын всему свету мил; Добрый сын всему свету завидюще; и послушного (Послушному сыну родительский наказ не тягостен), умного сына ({/умный/ ^[сын] ^ [родители (отец)]}) - Умный сын слова боится, а глупый и побоев не страшится; Умный сын отцу замена, глупый - не помощь; Умному сину не забирай - сам наживе, а дурному не оставляй - усе про-
живе; Сын мой, а ум у него свой // Син мй, а розум у ньо-го свй; Сын отца глупее - жалость; Сын отца умнее -радость; брат брата умнее - зависть; Не забирай, сину худоби, а забери йому розум; Не бажай синовi багатства, а бажай розуму.
Паремийная картина мира содержит и характеристики сыновей относительно их:
1) последовательности рождения и социальной функции в семье (Первый сын Богу, второй царю, третий себе на пропитание);
2) количества в селянской семье, что связано с потребностью в рабочей силе (Один сын - не сын, два - не кормильцы; Один син не син, два сини - пiвсина, три сини - ото тльки син / Один сын - не сын, два сына -полсына, три сына - сын; &м синв годують, вам i щас-тя готую!);
3) склонности к вредным привычкам (Батька горбом (нажил), а сынок горлом (прожил); Син-одинак - як не зло-дiй, то пияк);
4) умственных способностей (Глупому сыну и рожном отец ума не пришьет // Глупому [дурному] синовi бать-ко розуму не купить; В глупом сыне и отец не волен; От сына дурака не хлеба колоба; Глупому сыну не в помощь наследство [не впрок багатство]; Пропав батько з дур-ними синами; Дурному синовi i батькове багатство не в помiч; Вiд дурного сина каяття не бачити).
Негативную обобщающую оценку приобрели моральные качества сына: лень (Ленивый сын хуже петли на шее; Ледащо син - бать^ грiх; Доброму синовi не забирай, а ледачому не оставляй [а ледачому не покидай]; Леда-чому сину худоба не поможе), потребительство (Татовi на воли грошей не вистачае, а син скрипки забажав; Син ходить в жупаш, а матiр водить в лахмiттi).
И в русской, и в украинской этнокультурах осуждается чрезмерная опека сыновей, их избалованность: Засиженное яйцо - болтун, занянченный сынок - шатун // Засиджене яйце завжди бовтун, заняньчений син завжди швендяло.
Народные мудрствования зафиксировали и ироническое восприятие некоторых особенностей сыновей. Например, несоизмеримость роста и ума (Рости, сину, хоч дур-ний, аби великий! (щоб люди боялись)), привязанность сына к отцу как источнику благ (Плачет сын по отцу, что мало денег оставил).
Субконцепт «дочь» актуализируется в выделенных паремиях через архетип «Доля / судьба». Источник такого фрейма - русский и украинский фольклор. Сравни: концептуальную цепочку {[дочка / дочь] ^ /окно / вкно/ ^ [Судьба / Доля]}: Н свiт, т тьма - сидить доня бля внка, т. е. высматривает свою Долю, поскольку «окно» - мифопо-этический символ внешнего мира. Сидение у окна в комнате символизировало девушку-невесту или женщину. Девушка сначала сидела за рукоделием подле окна, не выходя из дому и даже не выглядывая на улицу. Но становясь девицей на выданье, она меняла поведение и то и дело выглядывала в окно, как рыбак, закидывающий удочку с наживкой.
Концептуальная оппозиция «мало - много» выражена в паремийных текстах, ориентированных на оценку количества дочерей: приемлемой являлась многодетность и большое количество дочерей в доме, что делало его веселым,
счастливым, хоть и хлопотной саму жизнь, ср.: Десята дочка - не болотна кочка: ногой не пхнешь // Де донька одна, там доля гiрка, а де дiвок ам, там доля уам; У суада дочок ам, та i доля вам; Як дочка одна, то (й нема талана; ам дочок - свй таночоК; ам (шсть) дочок - сво( вечор-ницГ; У кого дочок ам, то i щастя вам, а у мене одна i то щастя нема; Много доньок - много клопоту.
Концептуализация взаимоотношений матери и отца с дочерью раскрывается в нескольких составляющих. Во-первых, через осознание и утверждение в паремиях того, что дочь готовилась для кого-то, т. е. она в определенное время становилась объектом сватанья, замужества (концептуальная цепочка {[дочь / дочка] ^ /чужая/ ^ [дом / хата]}). Именно эти составляющие обрядового народного дискурса наиболее выражены в восточнославянской паремийной картине мира, преимущественно в украинском сегменте, где, как видно дальше, очень низкая эмоциональность соответствующих паремий. Символами такого дискурса в паремиях выступают, в частности, названия обыденных процессов (напр., вари варенуху), соответствующее ситуации употребление глаголов и народнопоэтических сравнений: Маеш дочку, держи варенуху в горшку; Дочку тримай вдома, ще й заплати кому, щоб взяв бiду з дому; З дочками таке: до десяти чешеш, до п'ятнадцяти доглядаеш, а псля двадцяти дякуеш тому, хто забирае; Дочка - як ластiвка: пощебече, пощебече, та й полетить. Поэтому концепт «чужой - свой» тут нашел свою вербализацию с целью оценки перспектив семейной жизни дочери: Дочь - чужое сокровище; Холь да корми, учи да стереги, да в люди отдай // Доньки - чужа потiха; Доньки - чужа користь; Дiти - чужа користь, а найбльше того - дочки. Во-вторых, через обобщение психологически сложного процесса отдания дочери: Дочушку отдать - ночушку не спать; Дочку замуж выдать - не пирог испечь.
Обобщены в паремиях и вопросы материального обеспечения семьи, где есть дочери: чтоб их отдать замуж в хороший дом, нужно хорошее приданое: Дочка [дочку] в колыбельку, а придано в коробейку. Его символом в украинской паремийной картине мира выступает «сорочка»: Годуй дочки, та будеш ходити без сорочки; У кого суть дочки, у того латан сорочки; Дочки залишають без сорочки; Дочки забрали вс сорочки; Хто мае дочки, той ходить без сорочки, а хто мае синки, той гаптуе торбинки. С этим блоком паремий связана концептуальная цепочка {[родители] ^ /дочь/ ^ [замужество]}.
Уходя в другой дом, дочь забирает все, что ей приготовлено заботливыми родителями, поэтому фиксируем образ ободранной, голой хаты после выданья (концептуальная цепочка {[дочь / дочка] ^ голая [дом / хата]}): Як дочки пдросли, то й хату розтрясли; Дочка - обдерихата, все забирае, бо хоче бути багата.
Обобщая собственный опыт до замужества (женитьбы), родители положительно оценивают желание дочери гулять, веселиться, спать вдоволь, что отражают паремии с повелительно-одобрительной модальностью: Спи, доню, тоненько у ^дно( неньки; Сп 'юай собi i грай, доню, я ти не бороню; Ствай, доню, вдома, бо в людях наплачешся; Гуляй, доню, я ти не бороню [бо хтозна, що буде, як пдеш у люди]; Гуляй, доню, пймавши долю.
В то же время, если дочь готовили к замужеству, то давались пожелания о мере, ср.: Коли хочеш з дон1 молодиц/, то держи у твердих рукавицях; Не на те, козаченьку, дочку годувала, щоб из пройди свiтом гуляти пускала.
Паремийная картина мира отражает большую духовную связь матери и дочери (концептуальная цепочка {[мать] ^ /родная, близкая/ ^ [дочь]}): Материна дочь - отцова падчерица (т. е. мать любит, так отец не любит); Матка по дочке плачет, а дочка по доске скачет.
Среди вербализированных обобщающих характеристик дочери отмечаем оценки со стороны матери - хорошая (Хороша дочка, коли мать хвалит // Хороша дочка, як мати хвалить; Хороша дочь, если мать любит; Дочку мати хвалила, поки з рук звалила), оценку психологического состояния - радость (ассоциация с щебетом) (Чути в хат1 дочку, як зозулю в садочку), негативную оценку ленивой дочери (У лтивоСдочки брудн сорочки; Роби, дочко, так не будем ликом кожуха шити).
Сценарий похвалы со стороны матери, бабушки, т. е. представителей женской части дома, семьи, очевидно, важен, так как он закрепился и в ритмизированных контекстах: Хороша дочь Аннушка [дочанушка], коли хвалит мать да бабушка. Традиционно характеристики дочери сопоставлены с особенностями отца: Який Хомка, така його донька.
Таким образом, восточнославянская паремика отражает ключевые направления концептуализации номинаций родства «сын / син», «дочь / дочка»: наполнение позитивными и негативными оценками роли, статуса, поведения сына / дочери в связи с основополагающими концептами лингвокульту-ры «свой - чужой», «много - мало», «богатство - бедность»; вербализацию взаимоотношений матери и отца с сыном и дочерью (воспитание = битие, воспитание = чрезмерная любовь; использование работоспособности сына и отдание
УДК 81'37
ИМПЕРАТИВНЫЕ СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ КАК ИНДИКАТОРЫ КАТЕГОРИЧНОСТИ ПОБУЖДЕНИЯ
Выявляются типичные структурно-семантические модели императивных высказываний и описывается их семанти-ко-прагматический потенциал с точки зрения категоричности выражаемого побуждения. Демонстрируется зависимость степени категоричности императивного высказывания от выбора говорящим структурно-семантической модели. Рассматриваются лексические и грамматические средства, актуализирующие семантику инвариантных императивных моделей. Выстраивается шкала категоричности императивных структурно-семантических моделей побудительных высказываний.
Ключевые слова: побудительное высказывание, структурно-семантическая модель, категоричность.
дочери с приданым); обобщение ценностных качеств сына и дочери (умный / глупый, хороший / плохой, добрый / злой, работящий / ленивый, богатый / бедный; хорошая / ленивая). Этнокультурные особенности вербализации субконцептов «сын / син», «дочь / дочка» связаны с усилением или ослаблением общих особенностей семантики на определенных этапах ее установления. Методику анализа отражают смоделированные концептуальные цепочки, позволившие определить взаимодействие исследуемых концептов с другими средствами познания их содержания, что засвидетельствовало изоморфность природы ментальности.
1. Голованова Е. И. Русский язык и традиционные ценности славянской культуры. URL: http://izvestia.vspu.ac.ru/ content/izvestia_2015_v266_N1/Izv%20VGPU%202015%20I ssue%201%20(266)_Русский%20язык.pdf (дата обращения: 02.01.2018).
2. КолоТз Ж. В., Малюга Н. М., Шарманова Н. М. Ук-раТнська паремюлопя. Кривий Pir: КП1 ДВНЗ «Криворiзький нацюнальний уыверситет», 2014. 349 с.
3. Карасик В. И. Жанровые типы аксиогенных ситуаций // Язык. Культура. Коммуникация: изучение и обучение. Материалы II Междунар. науч.-практ. конф. (10-11 октября 2017 г., г. Орел). Орел : ОГУ им. И. С. Тургенева, 2017. С. 17-24.
4. Даль В. И. Пословицы, поговорки и прибаутки русского народа. СПб. : Литера: ВИАН, 1997. 416 с.
5. Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русских пословиц. М. : ОЛМА Медиа групп, 2010. 1026 с.
6. Росмсько-украТнський тлумачний словник паремм / Ж. В. КолоТз та к Кривий Pin ФОП Маринченко С. В., 2016. 454 с.
© Марфина Ж. В., 2018
Л. Б. Никитина, К. Ю. Малышкин L. B. Nikitina, K. Y. Malyshkin
IMPERATIVE STRUCTURAL-SEMANTIC MODELS AS INDICATORS OF MOTIVATION'S CATEGORICALNESS
Typical structural and semantic models of imperative statements are revealed and their semantic-pragmatic potential is described in terms of the categorical nature of the expressed motivation. The dependence of the degree of categoricalness of the imperative statement on the speaker's choice of the structural-semantic model is demonstrated. Lexical and grammatical means, actualizing the semantics of invariant imperative models are examined. A scale of categorical imperative structural-semantic models of incentive statements is built.
Keywords: incentive statement, structural-semantic model, categorical.
