Рента как категория современной экономической науки Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

УДК 330.101

РЕНТА КАК КАТЕГОРИЯ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ

Л. Н. ДАНИЛЕНКО,

кандидат экономических наук, доцент кафедры финансов и кредита E-mail: daniluda@rambler. ru Псковский государственный университет

Исследователи все чаще определяют специфику социально-экономической системы, сложившейся в пореформенной России, через понятие «рентная экономика». В связи с такой оценкой важно разобраться с экономической природой ренты как категорией современной экономической науки. Происходящие кардинальные изменения в экономическом базисе социальных отношений обусловливают расширение перечня рентных ресурсов, что предопределяет появление новых видов рентных доходов и новые социально-экономические противоречия.

Ключевые слова: рента, рентные доходы, фиктивная стоимость, симулякр.

Несмотря на то, что научные разработки рентной проблематики насчитывают уже несколько веков, тема ренты и рентных отношений остается современной и актуальной. Тем более что «экономические теории ренты... являются еще весьма несовершенными; среди авторитетных специалистов существуют различные подходы к определению, объяснению и выводам относительно доходов, получаемых не в виде заработной платы» [19, с. 176]. Такое замечание американских авторов подтверждают и российские ученые, отмечая, что «вопрос о ренте... - один из самых сложных в политэкономии и во многом запутанных как с теоретической, так и с практической точек зрения» [1, с. 24].

Действительно, путаницы в рентной проблематике немало. Например, начиная с 1990-х гг. одним из самых проблемных для российской экономики и общества вопросов является вопрос, связанный с накопленным национальным богатством, которое в качестве составного элемента включает в себя природные ресурсы страны. С практической точки

зрения сложно понять, почему Россия, будучи очень щедро обеспеченной природными ресурсами территорией, является такой бедной страной. Ведь в мировой хозяйственной практике за последние полвека появилось немало примеров, когда благодаря именно природной ренте богатство отдельных стран прирастало ускоренными темпами, сопровождаясь повышением жизненного уровня населения, а сами страны смогли добиться заметного улучшения своих мирохозяйственных позиций.

С формальной точки зрения, чем больше у страны чистый экспорт (в России - чем больше извлечено и вывезено за рубеж природных ресурсов), тем больше национальный ВВП и, следовательно, тем богаче и успешнее эта страна. По мнению автора, в оценках богатства России следует руководствоваться экономической, а не конъюнктурной логикой. Согласно закону стоимости, пишет С. Губанов, с ростом добычи сырья и полезных ископаемых на эквивалентную величину уменьшается стоимость их запасов, и в ситуации, когда большая часть стоимости добытого в стране реализуется за рубежом, в интересах зарубежного капитала, национальное богатство сокращается. «Реально страна становится беднее, хотя ее обеднение маскируется формальным, сугубо конъюнктурным ростом ВВП» [5, с. 21-22, 29]. С одной стороны, Россия является одной из самых богатых природными ресурсами экономик мира, а с другой - индикатор истощения энергетических ресурсов страны в 1995-2005 гг. был равен 27, что превышает среднюю величину для мировой экономики в 4,3 раза [24, с. 59].

Другой пример: Е. Карпиков пишет, что сегодня следует говорить не только о традиционных факторах производства и связанных с ними формах дохода (труд - заработная плата, капитал - процент и

т. д.), но о рентном факторе производства, который позволяет его владельцу получать дополнительный доход, сверх некоего среднего уровня. При этом под рентным фактором исследователь имеет в виду «разнообразного рода ресурсы (прежде всего природные), которые в результате своей экономической эксплуатации позволяют их монопольному владельцу (собственнику, пользователю) получать дополнительный рентный доход (сверхприбыль) на продукт или услуги» [14, с. 18].

Но ведь так понимаемый рентный ресурс и есть традиционный фактор производства - земля, которому соответствует традиционный факторный доход - рента? О земле и других природных ресурсах как о рентном факторе производства ученые говорят уже не одно столетие (как и о ренте как одном из вариантов факторного дохода). По мнению автора, в настоящее время говорить надо не столько о традиционных ресурсных факторах производства, которые, будучи задействованными в процессе производства, приносят своим владельцам некий сверхдоход, сколько о неэкономических ресурсах, способных генерировать рентные доходы.

Например, во все времена факт обладания средствами производства (землей, капиталом и т. п.) являлся основой для эксплуатации других людей. Но в настоящее время главным ресурсом, позволяющим эксплуатировать человека человеком, является административный ресурс - должность и положение, занимаемые субъектом. Вопрос о собственности стал менее значимым, чем вопрос об управлении. Основная масса национального богатства в современном обществе присваивается не столько собственниками производства, сколько администраторами (чиновниками, топ-менеджерами). Судьба компаний все больше зависит не от тех, кто ими формально владеет, а от тех, кто ими реально руководит. В экономической литературе даже появился термин, отражающий новый феномен, - революция менеджеров.

Административный ресурс нематериален по своей природе, но это не делает его менее эффективным в плане возможности эксплуатации другого человека и извлечения административной ренты. Что касается России, то в нашей стране всегда огромное значение имел властный ресурс, позволяющий извлекать политическую, статусную ренту. Отмечая зависимость распространения разных форм ренты от институциональной среды, А. Олейник приводит такой пример: в русскоязычных документах

(найденных им 26.03.2009 через поисковик Google) относительная частота использования выражений «административная рента» и «ресурсная рента» составляет 2,2 к 1, в то время как в документах на английском языке - 1 к 34,5 [24, с. 58].

В авторском исследовании сконцентрируем внимание на основных характеристиках и определениях ренты, рассмотрим некоторые противоречивые, допускающие двойное толкование суждения, касающиеся данной социально-экономической категории.

В течение многих лет за отправную точку в исследованиях проблем стоимости, прибавочной стоимости, ренты, рентных отношений экономисты брали теорию трудовой стоимости, разработанную усилиями классиков политической экономии -А. Смитом, Д. Рикардо, Д. С. Миллем, К. Марксом.

Например, широко известны рассуждения К. Маркса о том, что на разных по качеству землях при одинаковых затратах труда (одинаковых с точки зрения технической оснащенности, уровня профессионального мастерства, организации производства) будет создаваться одна и та же по величине стоимость, но разная прибавочная стоимость (избыточный прибавочный продукт); что рента является категорией производства и условием ее возникновения является различие в органическом строении капитала между промышленностью и сельским хозяйством, а причиной - монополия на землю как объект хозяйствования; что в сфере обращения (обмена) стоимость вообще не создается.

Неоклассический подход (А. Маршалл, Д. Б. Кларк, И. Фишер) к природе обмена отталкивается не от трудовой теории стоимости, а от концепций редкости и полезности. В основе неоклассической теории цен и ценности лежит не столько производственный (затратный) подход, опирающийся на традиционную классификацию факторов производства (труд, капитал и т. д.), сколько различение благ (блага производственного назначения и потребительские, блага высшего и низшего порядка). В неоклассической экономической теории понятие ренты является одним из ключевых. Во всех моделях экономического поведения субъектов (ориентированного на максимизацию, нацеленного на получение удовлетворительного результата, минимизирующего упущенные выгоды) предполагается, что субъекты получают какую-то ренту - «доход от использования ресурсов за вычетом той его части, которая соответствует доходу от их наилучшего альтернативного применения» [38, с. 3].

В научной экономической литературе в основном используется понятие ренты, опирающееся на труды классиков политической экономии, а значит, связанное с природной рентой - доходом, возникающим в связи с различающимися условиями эксплуатации природных ресурсов (земли, лесов, недр и т. п.). «В традиционной версии рента есть форма специфического дохода, получаемого при использовании земли и других природных ресурсов - как истощаемых, так и воспроизводимых», подчеркивает В. Рязанов [28, с. 4].

В учебной литературе понятие ренты также трактуется достаточно узко. Отечественные авторы обращают внимание, что по своей природе рента отличается от избыточной прибыли, создающейся в промышленности, поскольку рента - есть результат применения более высокой естественной производительной силы, а не капитала [36, с. 223]. В уже упоминавшемся исследовании К. Макконнелла и С. Брю зафиксированы следующие определения: «рентный доход - доход лиц, обеспечивающих экономику земельными ресурсами»; «экономическая рента -это цена, уплачиваемая за использование земли и других природных ресурсов, количество которых (их запасы) строго ограничено» [19, с. 176, 396].

Как подчеркивают ученые, именно фиксированное количество природных ресурсов отличает рентные платежи от других факторных доходов: процента, заработной платы. «Залежи нефти, железной руды или меди представляют собой капитальный актив. точно так же, как. здание или какое-либо другое воспроизводимое капитальное благо. Единственное различие... заключается в том, что природные ресурсы исчерпаемы, в результате чего их существующий запас не может никогда увеличиться с течением времени. Он может только сократиться или. остаться прежним» - пишет Нобелевский лауреат Р. Солоу [26, с. 306].

Фиксированный характер предложения ресурсов означает, что предложение как экономическая категория - пассивно, а единственным фактором, определяющим ренту, выступает спрос. При этом сама рента не оказывает никакого стимулирующего воздействия на величину предложения ресурсов, т. е. не несет в себе побудительной функции, не влияет на производственный потенциал экономики, а значит, не является необходимой. По этой причине многие экономисты считают ренту излишком, отмечают, что «рентой можно было бы пренебречь, и это не оказало бы никакого воздействия на производственный потенциал экономики» [19, с. 177].

Следует обратить внимание на то обстоятельство, что в рентном контексте понятие излишка имеет две стороны и допускает двойное толкование. С одной стороны, рента-излишек - это рентная плата за пользование ресурсом, которая не оказывает воздействия на наличие (запас) этого ресурса. Американский экономист Д. Ворчестер, анализируя определенный тип условий предложения, выделял «группу производственных факторов, пригодность которых для специфического использования не изменится в результате изменения или даже отмены вознаграждения их владельцев» [2, с. 358].

С другой стороны, рентная плата является рентным доходом собственника (пользователя) ресурса, и характер этого дохода достаточно точно определяется английским термином windfall - незаработанный доход, доход не связанный с трудовыми усилиями и усердием, как бы упавший с неба (в России - скорее полученный из-под земли)1. «Рента, в реальном хозяйственном процессе выступает частью цены реализации, представляя собой дополнительный (избыточный) доход сверх нормального (среднего)», -пишет В. Рязанов [31, с. 152]. «Многие люди связывают ренту в основном с использованием активов длительного пользования, а не с избыточными доходами. Рента стала ассоциироваться с избыточными доходами профессиональными экономистами во многом в результате нескольких дискуссий», и теперь «многие экономисты. рассматривают ренту как главное направление теории распределения», -обращал внимание Д. Ворчестер [2, с. 375].

Слово «рента» в переводе с французского означает отданная (фр. rente от лат. reddita). То есть в этимологии самого слова отражается факт передачи части дохода (в товарной или денежной форме) от одного экономического агента другому. Но носит ли эта передача добровольный характер или собственник ресурса захватывает, присваивает продукт труда другого хозяйствующего субъекта? Очевидно, что существует принципиальная возможность как захвата, так и отъема, и перераспределения рентного дохода-излишка, причем исследователи констатируют широкую распространенность убеждения, что «получателей ренты можно обложить особым налогом, который при другой ситуации нельзя было бы считать справедливым» [2, с. 356].

Идея отнять и поделить (перераспределить рентный доход) находит широкую поддержку, активно

1 Любопытно, что, например, П. Хейне в своем популярном учебнике вообще не пользуется категорией ренты, а оперирует именно понятием windfall [35].

используется в популистских целях и политиками, и экономистами2. Тем более, что, как показывает мировой опыт, при грамотной рентной политике государства рентные доходы действительно могут стать своего рода аттрактором (притягивающим магнитом) для решения многих социально-экономических проблем.

Так, Е. Кривокора обращает внимание, что процесс образования ренты неосуществим без наличия рентообразующегоресурса, наделенного свойством исключительности и дающего обладателю данного рентного ресурса возможность монопольного распоряжения, как на условиях собственности, так и ведения хозяйства с его использованием [17]. В данном утверждении заложены возможные источники, с которыми исследователи в зависимости от своей научной позиции обычно связывают возникновение рентного дохода.

Многие ученые определяют основным источником ренты наличие рентного ресурса. В зависимости от рентного ресурса ими строится классификация видов рентного дохода: административная рента, водная рента, горная, земельная, интеллектуальная, лесная, статусная, технологическая, финансовая и др. [37].

На иной позиции стоит Е. Карпиков, считая, что причина ренты - фиксация монополии природного ресурса, а не само наличие природного ресурса. Исследователь определяет свою позицию как институциональную рентную парадигму и подчеркивает, что институциональный подход позволяет объяснить, почему рента может появиться как вид добавочной сверхприбыли фактически везде. Например, государство, «создавая систему прав собственности на рентные ресурсы... при этом совершенно необязательно на природные ресурсы. может демонстрировать обществу возможность получения и присвоения ренты» [14, с. 19, 20].

В качестве примера можно привести результаты деятельности С. Ю. Витте, который, будучи министром путей сообщения и финансов, за годы своих реформ в конце XIX - начале ХХ вв. организовал три доходных для российского бюджета рентных института, основанных на ценовой монополии: винную монополию, транспортную и лесную [20].

Позицию Е. Карпикова поддерживает В. Ме-щеров, по мнению которого, несмотря на то, что образование ренты непосредственно связано с теорией трудовой стоимости, общим моментом для

2 Например, И. Буздалов обвиняет в рентном популизме академиков Д. С. Львова и С. Ю. Глазьева [1, с. 24].

образования любой ренты является наличие монополии собственности на рентные ресурсы, и в общем виде рента выступает как избыточная монопольная (фиксированная) прибыль, и в этом качестве она может быть предметом исследования не только в классической политэкономии, но и в неоклассицизме и институциональной теории [22, с. 296, 300].

Другие исследователи видят источником ренты сверхприбыль, получаемую либо за счет использования разных по качеству ресурсов, либо в результате более эффективного и умелого их использования. И тогда появляется технологическая, организационно-управленческая рента и др. [27].

По мнению автора, использование терминов монопольной прибыли, сверхприбыли, избыточной прибыли и т. п. применительно к рентным доходам не вполне корректно. Можно сослаться в связи с этим на замечание Г. Таллока, который подчеркивает, что «прибыль, как правило, является результатом инвестиций: либо материальных инвестиций, либо интеллекта и трудолюбия», в то время как рентная проблема как раз и заключается в том, что колоссальные суммы денег поступают людям, которые не сделали никаких инвестиций для их получения [32, с. 144].

Схожий подход можно найти и у Д. Уэстона, по мнению которого (здесь он ссылается на теорию Й. Шумпетера), прибыль выступает как награда за инновации, и единственным способом получения устойчивой прибыли являются непрерывные нововведения. Инновации представляют собой акты изменения производственной функции и возможны в связи с производством новой продукции, технологическим прогрессом, совершенствованием методов производства и даже изменением вкусов потребителей. Но, поскольку в системе свободного предпринимательства имеет место феномен диффузии инноваций (другие субъекты начинают подражать новатору), то прибыли предпринимателя-новатора быстро аннулируются. «Любая продолжительная разница в оплате услуг - это не прибыль, а дифференциальный доход», - подчеркивает ученый [34, с. 466-468].

Нередко исследователи для обозначения подобных прибылей используют термин квазиренты с разными определениями (технологическая, интеллектуальная). В отличие от ренты квазирента возникает на некоторый период и, следовательно, является относительно неустойчивой [37].

Нобелевский лауреат Р. Солоу связывает феномен ренты с проблемой редкости и использует понятие ренты не иначе как с дополнением: рента,

порождаемая редкостью [26, с. 309, 313, 319]. Такой подход близок к позиции А. Маршалла. Более сотни лет назад английский ученый подчеркивал, что повышение ренты служит посредником, с помощью которого факт возрастания редкости земли, пригодной для овса и других культур, внушается рядовому человеку [21, с. 130].

Профессор из Израиля Ш. Майталь считает, что «для экономистов экономическая рента - это альтернативные затраты, вычисление того, что могло бы быть. Это разница между тем, что труд и капитал действительно приносят, и наибольшим из того, что они могли бы принести при использовании в другом месте. или при ином инвестировании» [18, с. 64]. То есть лишь в том случае, если труд и капитал создают некую сверхстоимость, дополнительный доход, относительно той добавленной стоимости, которую они могли бы создать где-нибудь еще, возникает экономическая рента.

Схожую позицию занимал основатель неоавстрийской школы экономической теории Л. фон Мизес, отмечая, что «величайшей заслугой теории Риккардо является положение о том, что предельная (маржинальная) земля, то есть самая плохая обрабатываемая земля, не приносит никакой ренты» [23, с. 596, 600]. Стоит заметить, что эти рассуждения совершенно не согласуются с широко тиражируемой идеей К. Маркса об абсолютной ренте.

Из подхода Ш. Майталя следуют два вывода. Во-первых, измерить величину экономической ренты и оценить результативность хозяйственной деятельности субъекта экономики можно с помощью альтернативных затрат на использование собственного капитала. (Здесь уместно привести мысль американского профессора П. Хейне: «Настоящие затраты - не доллары и центы, это альтернативные возможности, от которых мы отказываемся, расходуя деньги так, а не иначе» [35, с. 74].) Во-вторых, рентный доход -понятие более широкое, нежели доход лиц, обеспечивающих экономику земельными ресурсами.

«Смотреть на вещи с точки зрения экономиста -это значит систематизировать хорошо известные всем явления с помощью таких понятий, как спрос, альтернативная стоимость, предельный эффект и сравнительная выгода», - подчеркивает П. Хейне [35, с. 699]. Экономический взгляд позволяет подойти к вопросу об источнике ренты, отталкиваясь не от издержек производства, а от спроса.

«С незапамятных времен с точки зрения горцев скалы и ледники Альп считались просто бросовой

землей. И, только когда горожане стали карабкаться на вершины и принесли в долины деньги, жители гор изменили свои взгляды», обнаружив, что «из этой эксцентричности они могут извлекать выгоду», -писал Л. фон Мизес [23, с. 605].

Следуя логике австрийского ученого, источником выгоды явилась не земля высокогорья как таковая, долгие годы считавшаяся бесполезным нагромождением скал и ледников, а изменение потребительских ее оценок: некоторые представители социума вдруг начали высоко ценить такие места за возможность пережить острые ощущения, испытать чувство гордости и превосходства. Следовательно, важна значимость того или иного фактора для удовлетворения человеческих потребностей. Ценность же фактора, как и возможность извлекать из его использования сверхдоходы, определяется субъективными потребительским оценками этого фактора.

Как подчеркивают П. Самуэльсон и В. Норд-хаус, если в XIX в. под понятием ренты английские экономисты подразумевали доход, полученный от использования земли, то в настоящее время это понятие распространяется на доход, уплачиваемый по любому фактору, предложение которого фиксировано, т. е. совершенно неэластично по цене [25, с. 285, 793].

Схожее замечание делает В. Рязанов, отмечая, что в современной неоклассической экономической теории рента отождествляется с «любым чрезмерным доходом (сверхприбылью), прямо не связанным с предпринимательской деятельностью или с дополнительными трудовыми усилиями» [29, с. 170]. Факт использования в научном сообществе расширительной трактовки ренты ученый связывает с потребностью объяснения природы появления избыточной прибыли в разных секторах экономики в условиях научно-технического прогресса.

Стоит заметить, что Л. фон Мизес вообще возражал против приписываемого теории ренты исключительного положения в сложной экономической системе. По его мнению, изощренное различение между рентой и квазирентной ложно, поскольку дифференциальная рента представляет собой всеобщий феномен. Например, работа с помощью более эффективных инструментов приносит ренту, в сравнении с отдачей от использования худших инструментов, именно потому, что снабжение более пригодным инструментарием недостаточно, а более способные рабочие зарабатывают ренту по сравнению с заработной платой, получаемой менее квалифицированными работниками. Землю же и

оказываемые ею услуги следует трактовать точно так же, как и остальные ресурсы производства и их услуги, подчеркивал ученый [23, с. 595].

Против такого подхода выступал Д. Ф. Уэстон, отмечая что в основном существуют два типа оплаты за производственные услуги: заработная плата и рента. Если заработная плата есть оплата за текущие личные услуги, которые нельзя капитализировать и продать как источник услуг, то рента - это плата за пользование основным капиталом [34, с. 452].

Следует подчеркнуть, что позицию Л. фон Ми-зеса разделяют многие исследователи. В свое время (1940-е гг.) Д. А. Ворчестер обращал внимание на тот факт, что растущая группа экономистов определяет ренту таким образом, какой в равной степени приложим к любому фактору производства, причем это определение включает только часть всех платежей хозяйствующему субъекту [2, с. 356].

Вообще Д. А. Ворчестер считал необходимым проводить различие в анализе рентной проблематики, по крайней мере между тремя группами экономистов-теоретиков: классиками (к их числу он относил и А. Маршалла); неоклассиками (У. Джевонс, Г. Дэвенпорт), полагавшими, что подход, основанный на анализе предельной производительности, превосходит остаточный подход; паретианцами (Д. Робинсон, К. Е. Боулдинг, Х. Д. Хендерсон), которые, хотя и внесли новые детали в классическую и неоклассическую системы, серьезно ослабили значение термина «рента». А именно: ренту они определяют «не как нормальный доход определенной группы факторов производства, а как доход какого-либо фактора, превышающий тот его уровень, который необходим для удержания его занятости в данной сфере использования». Рента -это платеж, «который может получить любой фактор независимо от того, прекратится ли его предложение в пригодной для использования форме, в случае если его владелец не будет получать вознаграждение, или нет» [2, с. 357, 362, 376].

Современные исследователи считают правомерным исследование рентных отношений «на основе теории стоимости в сочетании с определенными постулатами неоклассики, а также в использовании институциональных методов исследования» [22, с. 296]. В частности, такой подход продуктивен в рамках исследования феномена ренты как ложной социальной стоимости.

Еще Д. Рикардо обращал внимание, что если продукт реализуется по цене, превышающей за-

траты на его производство, часть содержащейся в цене стоимости не увеличивает общественного богатства. Эту стоимость, не составляющую общественного богатства, К. Маркс позднее назвал обманчивой социальной стоимостью и связывал ее с дифференциальной рентой. Синонимом ложной (обманчивой) социальной стоимости (в терминологии К. Маркса) является фиктивная стоимость (в терминологии современных исследователей).

«Проблема разрыва между рыночной стоимостью товара и стоимостью - индивидуальной стоимостью в обмене - имеет общее значение для всего воспроизводственного процесса как национальной, так и мировой экономики, поскольку в ее рамках возникает... громадная масса фиктивной стоимости», -пишет В. Мещеров. Для анализа феномена ренты как фиктивной стоимости исследователь выделяет в реальном секторе экономики два взаимосвязанных рыночных сегмента: стоимостный и рентный. В стоимостном сегменте рождается действительная стоимость, в то время как в рентном сегменте возникает фиктивная стоимость. «Рентный рынок есть надстройка над стоимостным рынком совершенной конкуренции. Для нерентных отраслей и сфер производства рыночная стоимость совпадает с действительной стоимостью, а для рентных она больше ее на величину фиктивной стоимости» [22, с. 297].

Из этих рассуждений явно следует тот вывод, что фиктивная стоимость (рента) образуется во всех отраслях и сферах современного производства, поскольку рынок совершенной конкуренции, как это давно отмечено в экономической литературе (и автор с этой оценкой полностью согласен), является в современной экономике скорее мыслительной конструкцией, нежели реальностью. Однако В. Мещеров утверждает, что «логически можно в современной экономике выделить определенные сферы рыночных отношений, где отсутствует влияние монополии на ценообразование» и связывает эти сферы с финансовым рынком. Эти сферы ученый рассматривает как элементы стоимостного сегмента, существующего в рамках свободной конкуренции [22, с. 301].

Можно сомневаться в обоснованности такого подхода в целом, и особенно применительно к современному финансовому рынку. Переосмысление многочисленных литературных источников подводит к следующим рассуждениям и выводам.

В философии используется такое понятие, как симулякр (франц. simulacres - псевдовещь, пустая

форма), введенный в оборот еще Платоном (копия копии). В наше время под симулякром понимают поверхностный объект, за которым не стоит какая-либо реальность, репрезентацию чего-то, чего на самом деле не существует. Исследователи отмечают, что такие термины, как «электронный рынок», «новая экономика», имеют симулятивную природу и служат целям манипуляции психологией субъектов рынка, что произошла подмена терминов. Например, под информационной экономикой понимают экономику биржевых игр и спекуляций [9, с. 56]. Подмена же содержания терминов свидетельствует не о возрождении основных принципов совершенно конкурентной экономики, а об инволюции общества, о переходе его от продуктивной деятельности к экономике глобальных перераспределений и спекуляций в виртуальном мире.

Ученые выделяют три сегмента современной сферы услуг. Услуги, связанные с материальной стороной жизни человека (питание, транспорт, розничная торговля), здравоохранением, образованием, функционированием отраслей материального производства, относятся к материальному сегменту. Второй сегмент - финансовый, а третий - развлекательный (индустрия досуга), представленный всеми видами деятельности, направленными на удовлетворение потребностей человека, обусловленных досугом [6]. Именно два последних сегмента с конца 1960-х гг. росли наиболее быстрыми темпами в экономике развитых стран. В результате к началу XXI в. структура мирового хозяйства радикально изменилась из-за чрезмерного расширения финансового и развлекательного сегментов сферы услуг.

Финансовый и развлекательный сегменты схожи между собой и отличаются от других секторов экономики тем, что им свойственен так называемый казино-капиталистический характер, т. е. результат их функционирования во многом зависит от случайных факторов. Деньги здесь «делаются» очень быстро и относительно легко; для этих сегментов характерен сверхбыстрый оборот капитала. Если в реальном секторе экономики скорость оборота капитала определяется технологией производства, особенностями реализации продукции, то, например в финансовом секторе, быстрота оборота капитала определяется скоростью изменения финансовых показателей, влияющих на решения о структуре портфеля бумаг, слухами, а в индустрии досуга - модой, причудами. Финансовый сегмент сферы услуг и индустрия досуга предлагают на рынок «сущности»,

к которым можно применить термин «симулякр». Так, на современных фондовых рынках кроме акций, облигаций и других бумаг, за которыми стоят реальные активы, предметом активной торговли являются производные финансовые инструменты (деривативы). В результате объемы финансовых рынков значительно превышают объемы ВВП. Например, в 2009 г. стоимость мирового ВВП составила 55 трлн долл., а общая стоимость деривативов всех видов достигла 900 трлн долл. [8, с. 44].

Исследователи отмечают пагубное воздействие симулякров на культуру и этику современного человека, примитивное поведение которого ведет к деградации среды обитания и разрушению стабилизационных социальных механизмов [12]. Потребление симулякров всех видов упрощает духовные потребности людей, низводит культуру до уровня субкультуры, стимулирует ощущение постоянной неудовлетворенности, ненасытности у потребителей. Парадоксальным образом в жизни современного человека переплетаются феномен избыточности, перенасыщения и синдром относительной лишенности, с сопутствующими психологическими, социальными и экономическими издержками. Ощущение лишенности активно подогревается рынком, прежде всего рекламой. Рынок симулякров заставляет людей хотеть значительно больше, чем нужно для нормальной жизни, культивирует престижные, демонстрационные потребности, создает спрос на то, что выходит за рамки разумных человеческих нужд.

На перенасыщенных рынках однотипных товаров и услуг самым дефицитным ресурсом является внимание потребителей. Традиционная конкуренция между продавцами (по цене, качеству) смещается в другую плоскость: фирмы соревнуются в объеме рекламы и силе бренда. Брендинг (формирование и разработка бренда) превратился в основной инструмент продвижения продукта и обеспечения его успеха у потребителя. В конце прошлого века брендинг стал универсальной технологией создания фиктивной (ложной социальной) стоимости, значительно превышающей стоимость реальных активов, вовлеченных в производственный процесс, поскольку образы (имиджи), ассоциирующиеся с продуктом или фирмой, не просто ориентируют потребителей в выборе, но, собственно, и являются предметом потребления. Новые объекты потребления - образы (симулякры) - приносят колоссальные доходы своим производителям. Так, в конце ХХ в.

отношение рыночной стоимости активов американской экономики к их бухгалтерским оценкам составляло в среднем более двух, а для фирм с известными брэндами разрыв составлял более десяти [7, с. 42].

Приведенные рассуждения позволяют сделать вывод о том, что в современной экономике перераспределений и спекуляций источник рентных сверхдоходов следует связывать не столько со сферой производства благ, сколько со сферой их обмена и потребления. Что касается ренты как ложной социальной стоимости, то основной ее источник в современной экономике - это рынки симулякров: финансовые, развлекательные, брендовые и так называемой сверхновой индустрии (индустрии роскоши, моды, красоты и т. п. [10]).

Виды ренты и механизмы ее экономической реализации определяются уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений. Например, земельная рента, являясь исходным видом природной и более широкой экономической ренты, последовательно принимала формы отработочной (барщина на Руси), продуктовой (оброк), денежной ренты, характерной для развитой системы рыночных отношений.

Некоторые исследователи полагают, что рассмотрение природной ренты при капитализме или при социализме является надуманной идеологической конструкцией, поскольку природная рента выступает общеисторической категорией товарного производства, а адекватный природе рентных отношений механизм распределения ренты, справедливый для всех связанных с ней участников, формируется при социальной ориентированности капиталистического производства. Концептуальные основы рентных отношений едины, во-первых, в общеисторическом плане развития товарного производства и, во-вторых, для всех рентообразующих отраслей, пишет И. Буздалов. А значит, на примере одной отрасли (например сельскохозяйственной) можно конкретизировать общий концептуальный подход к проблеме [1, с. 26, 27].

В связи с таким подходом возникает несколько соображений и вопросов. По мнению автора, во-первых, в ходе развития капиталистического способа производства концептуальные основы рентных отношений в чем-то остаются прежними, а в чем-то существенно меняются, во-вторых, требуют отдельного анализа для разных отраслей, в которых действуют рентообразующие факторы.

Так, если природная рента извлекается, т. е. появляется в результате хозяйственной деятельности, то административная, политическая рента являются одной из форм перераспределения дохода (возможно, той же природной ренты, хотя и необязательно). Если природная рента является частью ВВП и положительно влияет на его объем, то административно-политическая рента, будучи перераспределенной формой дохода, не увеличивает валового продукта. Если природная рента имеет объективную (физическую) природу, то административно-политическая рента обусловлена особенностями институциональной системы, а, например, ценовая рента носит рыночно-конъюнктурный характер. Если условием получения природной ренты является контроль за доступом к редким природным ресурсам, то условием получения административной ренты выступает контроль за условиями совершения сделки (трансакции). Причем контроль этот не ограничивается рамками природно-ресурсных отраслей: техники ограничения действуют «во всех российских регионах, какими бы бедными с точки зрения природных ресурсов они ни были» и «применяются в отношении различных типов бизнеса -от малых предприятий до крупных корпораций», -отмечают исследователи [24, с. 59].

Кроме того, сама природная рента неоднородна. В ней выделяют два вида (земельная и горная рента), в каждой из которых различают подвиды. Например, в земельной ренте различают сельскохозяйственную ренту, лесную, водную и др., а в горной ренте - нефтяную, газовую, минеральную.

Сформулированная А. Смитом, Д. Рикардо, Д. С. Миллем, К. Марксом общая теория ренты соответствовала ситуации, когда экономика даже развитых стран носила аграрный характер, определялась в основном сельским хозяйством. В ХУШ и даже в XIX вв. промышленная индустрия только зарождалась, а международная специализация и разделение труда не имели того значения, которое им отводится в современном мировом хозяйстве. Цены на сельскохозяйственную продукцию не подвергались резким конъюнктурно-спекулятивным перепадам и определялись главным образом внутренними затратами производства. Земельная рента составляла незначительную долю в стоимости сельхозпродукции и не приносила баснословных сверхдоходов. «На частнособственническом присвоении ренты нельзя было за короткий период стать олигархами», - отмечает автор работ [15, 16].

Не лежала земельная рента и в основе политических и экономических кризисов, налоговой системы развитых стран. А поскольку ее реализация происходила внутри национального хозяйства, странам, щедро наделенным рентными ресурсами, не предъявлялись обвинения в ресурсном национализме. В общем, земельная рента занимала скромное место и в экономике, и политике.

В XX в., особенно во второй его половине, положение изменилось. Индустриализация, основанная на потреблении минеральных ресурсов, находящихся в недрах земли, имела своим побочным эффектом выдвижение на первый план горной ренты. Интенсификация международных хозяйственных отношений и становление мирового хозяйства обусловили относительную независимость цен на минерально-сырьевые ресурсы от стоимости их добычи в рамках национальных хозяйств, что предопределило появление конъюнктурной ценовой ренты как разницы между ценами мирового рынка и внутристрановой себестоимостью добычи ресурсно-сырьевой продукции. Причем нередко ценовая рента по своим размерам превышает горную.

Необходимы две теории ренты. К такому выводу 70 лет назад пришел Д. Ворчестер [2, с. 368]. По мнению автора, две - это как минимум.

Прокомментируем следующее довольно распространенное среди исследователей представление. Так, И. Буздалов пишет: чтобы иметь в собственности землю, покупатель земельного участка затрачивает на обладание им денежный эквивалент так называемого абстрактного труда. На это уходят многие годы работы человека в разных отраслях и сферах экономики. Поэтому, сдавая землю арендатору-предпринимателю, частный владелец земельного участка присваивает ренту на бесспорных экономических, социальных, правовых основаниях и получает ее «по труду». Противоречия между субъектами, участвующими в образовании и распределении ренты, существуют, но они не носят эксплуататорского характера, как это декларировалось в марксистской теории [1, с. 28].

На протяжении всей истории человечества, при любых формациях и цивилизациях, жизнь общества сохраняла трудовую основу. Во все времена характер и содержание труда определяли образ жизнедеятельности человека и общества в целом. Именно труд, оснащенный технически, обогащенный технологически, облагороженный знаниями, создавал условия жизни человека, воплощал прогресс человечества. В

основе расширенного воспроизводства всегда лежал производительный труд. Например, П. Игнатовский пишет: «В реальной действительности нет экономических процессов, отношений и социально значимых результатов. вне связи с трудом и его созидательной. силой. И эти взаимосвязи настолько реально незаменимы, что воспринимаются как воздух в жизни человека» [11, с. 3].

Однако современный мир находится в состоянии очень резких перемен. В последнее время все большее число исследователей фиксируют отклонение от трудовой сущности экономики, от самой категории производительного труда. Характер и содержание труда меняются кардинально, а стоимость порождается не столько производством как таковым, сколько приложением к производственному процессу новых идей, инноваций. В связи с этим происходит трансформация понимания традиционных экономических категорий труда и капитала, а трудовая теория стоимости сменяется теорией ценности знаний. И это неудивительно, учитывая, что в характеристике информационного общества неявно присутствует тезис о смещении основной сферы применения труда из материального производства в нематериальное.

В прежние годы накопление капитала осуществлялось в течение многих лет, иногда вбиравших жизни нескольких поколений капиталистов, что в значительной степени служило моральным оправданием претензий собственников, подтвердивших свою эффективность реальным делом, на большую часть добавленной стоимости. В настоящее же время создание колоссальных объемов капитала, причем при незначительных первоначальных вложениях, может занять несколько минут.

В подтверждение этих рассуждений приведем отрывок из романа М. Уэльбека «Платформа» (ведь, как говорят, писатели обладают даром замечать типичное в реальности): «Выпускники Высшей Коммерческой школы, совсем еще молодые, иные так просто студенты, даже и не думали устраиваться на работу, а сразу пускались в биржевые спекуляции. Подключались к Интернету, оснащали компьютеры новейшими программами наблюдения за рынком. Иногда объединялись в клубы и тогда получали возможность распоряжаться более значительными средствами. Так возле своих компьютеров и жили, работали посменно двадцать четыре часа в сутки, никогда не брали отпусков. У них у всех была одна простая цель - к тридцати годам стать миллиардерами» [33, с. 136].

Стать миллиардерами, реально не создав ничего, лишь оперируя цифрами, бегущими на экране монитора. Когда подобные устремления захватывают сознание и определяют образ действия критической массы людей - жди беды. Перед нами противоречие, которое затрагивает не только производственно-экономическую систему общества, но всю совокупность общественного развития, включая духовную сторону. Отрыв от трудовых истоков производства пагубен не только с экономической, но и социальной точек зрения. Он искажает общественную мораль и философию труда; оправдывает подмену материального созидания в виде продукта спекулятивной наживой, под которой нет материальной основы; способствует развитию у собственника одностороннего взгляда на доход как денежный результат, не имеющий связи с производством.

В этом контексте идея о том, что собственник рентообразующего ресурса присваивает ренту по труду, по мнению автора, является сомнительной. Ведь суть рентного дохода (как и социально-экономических противоречий и проблем, связанных с рентой) как раз и заключается в том, что субъект получает доход, величина которого превышает предельный доход продукта труда (предельный вклад) данного субъекта как участника общественного процесса воспроизводства.

Что же касается положения о том, что противоречия между субъектами рентных отношений не носят эксплуататорского характера, то можно сослаться на определение эксплуатации, которое приводит В. Иноземцев: «Эксплуатация представляет собой насильственное или основанное на соблюдении принятых юридических норм отчуждение у производителя в пользу иных индивидов, организаций или общества в целом некоторого количества создаваемого им продукта» [13, с. 156]. Как определяет сам И. Буздалов, рента есть цена, уплачиваемая собственнику средств производства, не связанная с непосредственной предпринимательской деятельностью этого собственника [1, с. 28].

И куда же в таком случае исчезает эксплуатация из рентных отношений, если идея эксплуатации заложена уже в самом определении ренты? По мнению автора, если что и остается неизменным в концептуальных основах рентных отношений, так это их эксплуататорский характер. Вопрос лишь в том, кто является объектом эксплуатации, в чьих интересах она осуществляется и до какой степени справедливой полагается в социуме.

Например, Д. Иванов считает, что в современной экономике объектом эксплуатации и, соответственно, извлечения рентных доходов является не традиционный работник, а «креативный потребитель, стремящийся быть частью тренда» [10, с. 57].

По мнению автора, объектом эксплуатации современного бизнеса становится общество как таковое. Например, реализация набирающего популярность краудсорсинга3, хотя и прикрывается маской заботы о благе потребителя, с которым фирма якобы находится в одной лодке, является, по сути, новой формой эксплуатации, появившейся благодаря возможности виртуальных коммуникаций всех со всеми. В данном случае предметом эксплуатации выступают интеллектуальный и креативный потенциалы «широкой публики» (толпы), реализация которых приносит компаниям немалые сверхдоходы при минимуме затрат. Проблема эксплуатации не сводится только к объективистской составляющей, что человек может не ощущать и даже не считать, что является объектом эксплуатации, но, тем не менее, неэквивалентный обмен в краудсорсинге, что называется, налицо.

А что значит «справедливый характер рентных отношений», ведь справедливость - понятие нормативное? Следует ли, например учитывать интересы третьих лиц, не являющихся непосредственными участниками процесса воспроизводства, и насколько широко следует распространять понятие третьих лиц4? И что следует предпринять, если в рентных отношениях нарушена справедливость? Исследователи дают разные ответы.

Например, И. Буздалов хотя и признает, что социальную справедливость в отношении рентных доходов в России можно восстановить, лишь проведя ренационализацию добывающих отраслей, т. е. отменив прежние условия приватизации и установив новые, предусматривающие 100 %-ную оплату соответствующих предприятий, характеризует призывы пересмотреть итоги приватизации как псевдопатриотические. Академик считает, что такая акция может вызвать непредсказуемые последствия

3 Термин crowdsourcing введен в лексикон в 2006 г., и происходит от англ. crowd - толпа, source - источник. Согласно концепции краудсорсинга, фирме следует искать новые идеи, подходы, решения и т. п. за пределами компании, обращаясь за советом к публике.

4 Не секрет, что в последние годы в мировом общественном, политическом и деловом сознании популярность приобретает та мысль, что национальный природный потенциал той или иной страны следует рассматривать не как ее исконное национальное богатство, но как достояние всего человечества.

и перечеркнуть идею и концепцию рыночных реформ в России [1, с. 25].

Но зададим (в скобках) вопрос: о какой концептуальной идее идет речь? Как говорит английская пословица, deals, not words. Если судить по делам, а не словам рыночных реформаторов, то следует признать, что социально-экономическое развитие России не являлось и не является концептуальной задачей рыночных реформ.

Автор разделяет позицию В. Рязанова в отношении того, что «экономико-правовые критерии не должны отрываться от этически нравственной составляющей», и поддерживает тезис, что нельзя всю сложность и неоднозначность постприватизационного периода в России «свести только к проблеме спецификации прав собственности, их закрепления, в частности через снятие с повестки вопроса о возможности и целесообразности деприватизационных мероприятий» [30, с. 288]. Тем более, что относительное благополучие большинства стран - экспортеров нефти имеет своей точкой отсчета национализацию сырьевых компаний. Как промежуточный вариант возможно введение государственной монополии на экспорт сырьевых ресурсов, прежде всего нефти и нефтепродуктов.

Еще более решительную позицию в этом вопросе занимает С. Губанов. «Необходимо заменить экспортно-сырьевую модель планово-интегрированной системой неоиндустриального воспроизводства», -пишет ученый. «Обязательной, предпосылкой для этого выступает стратегическая национализация: земли, электроэнергетики, других инфраструктурных монополий. Правительство РФ хотело бы ограничиться существующей бюджетной национализацией экспортно-сырьевой ренты и не трогать отношения собственности. Но это позиция для прошлого, а не настоящего. Она пришла в противоречие с реалиями и вызовами времени. Национализация ради вертикальной интеграции - таков единственно верный выход», - выносит вердикт ученый [4, с. 10].

Кто (субъекты) или что (институты) не позволяет сформировать адекватного и справедливого рентного механизма в современной России?

«Экономическая теория - это не наука о предметах и осязаемых материальных объектах; это наука о людях, их намерениях и действиях. Блага, товары, богатство и все остальные понятия поведения не являются элементами природы; они элементы человеческих намерений и поведения. Тому, кто хочет заняться их изучением, не нужно смотреть на

внешний мир; он должен искать их в намерениях действующих людей», - утверждал Л. фон Мизес [23, с. 89]. Нельзя не согласиться с таким подходом. Действительно, экономическая реальность становится той или иной в ходе непосредственной хозяйственной деятельности людей. Следовательно, на нее влияют как объективные связи и зависимости между процессами и явлениями хозяйственной практики, так и субъективные интересы и мотивы отдельных индивидов и групп, носящие противоречивый, нередко конфликтный характер.

Например, на первый взгляд, в сырьевом сегменте российской экономики ключевыми являются отношения между собственником сырьевого ресурса, каковым в России является все общество в лице своего представителя - государства, и пользователями-арендаторами по поводу присвоения и распределения ренты как сверхдохода. Но от имени и по поручению государства как абстрактного института в рентные отношения вступают вполне конкретные чиновники; правовые нормы, регулирующие эти отношения, утверждают конкретные политики; а в случае конфликтных ситуаций к их разрешению подключаются конкретные субъекты.

По мнению автора, рентоискательство - вот ключ к ответу на многие хозяйственные, социальные и политические вопросы в современной России. Необходимо учитывать стимулы тех экономических и политических агентов, которые влияют на процессы развития, и тот факт, что рента может снижать стимулы к улучшению качества институциональных структур. Многие аспекты функционирования отечественной экономики на микро- и макроуровнях могут быть объяснены в рамках концепции ренто-ориентированного поведения агентов рыночных и внерыночных экономических отношений. Например, почему сформировавшаяся в России бизнес-элита так и не стала классом эффективных собственников? Почему политическая элита не ориентирована на модернизацию отечественной промышленности? Почему эмиграционными настроениями охвачена значительная часть населения? Ведь, по оценкам исследователей, около половины россиян хотели бы уехать из страны с разными целями. Навсегда готовы покинуть страну 13 % граждан (в два раза больше, чем в начале века), 35 % готовы уехать за границу на заработки. Желание более трети всех работающих россиян превратиться в гастарбайтеров - яркое проявление неблагополучия на российском рынке труда, дают оценку эксперты [3, с. 7].

По мнению автора, неблагополучной является вся институциональная среда социально-экономических отношений, которая сложились в России. Признаком нездоровья является тот факт, что сложившиеся в стране институты (власти, собственности, правопорядка и пр.) позволяют получать огромные индивидуальные доходы вне связи с вкладом субъекта в национальную систему воспроизводства. Такие доходы как раз и характеризуются как рентные. Возможности, как известно, порождают желания. Принципиальная возможность получения незаработанных (незаслуженных, непродуктивных) доходов обусловливает соответствующие интересы и мотивы деятельности субъектов экономической системы (рентные интересы), которые в свою очередь детерминируют их рентоориентирован-ное поведение и непродуктивную деятельность.

Список литературы

1. Буздалов И. Природная рента как категория рыночной экономики // Вопросы экономики. 2004. № 3.

2. Ворчестер Д. А. Пересмотр теории ренты // Вехи экономической мысли. Т. 3. Рынки факторов производства / под общ. ред. В. М. Гальперина. СПб: Экономическая школа, 2000.

3. Горшков М. Реформы в зеркале общественного мнения // Социологические исследования (СОЦИС). 2011. № 10.

4. Губанов С. Вероятна ли рецессия-2012? // Экономист. 2012. № 1.

5. Губанов С. Сырьевой рост против технологического развития // Экономист. 2004. № 5.

6. Данилов-Данильян В. Глобальный кризис как следствие структурных сдвигов в экономике // Вопросы экономики. 2009. № 7.

7. Демидова Л. Сфера услуг: изменение динамики производительности // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 12.

8. Дзарасов Р. Кризис капитализма и общественный строй новой России // Политические исследования (ПОЛИС). 2011. № 4.

9. Зуев А., Мясникова Л. Электронный рынок и «новая экономика» // Вопросы экономики. 2004. № 2.

10. Иванов Д. Гламурный капитализм: логика «сверхновой» экономики // Вопросы экономики. 2011. № 8.

11. Игнатовский П. К развитию на основе труда // Экономист. 2005. № 7.

12. Ильин А. Массовая культура и субкультуры современного общества: специфика соотношения // Общественные науки и современность. 2011. № 4.

13. Иноземцев В. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречие, перспективы. М.: Логос, 2000.

14. Карпиков Е. «Свежий» взгляд на рентную проблему // Экономические науки. 2004. № 6.

15. Кимельман С. Горная и ценовая рента в современной российской экономике // Вопросы экономики. 2010. № 7.

16. Кимельман С. Интегрированная ресурсно-перерабатывающая модель // Экономист. 2012. № 1.

17. Кривокора Е. Особенности формирования коммуникационной квазиренты // International Scientific Analytical Project. URL: http://gisap. eu/ru/node/1169.

18. Майталь Ш. Экономика для менеджеров: десять важных инструментов для руководителей. М.: Дело, 1996.

19. МакконнеллК. Р., Брю С. Л. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1992.

20. Мартынов С. Государство и экономика: система С. Ю. Витте. СПб: Наука, 2002.

21. Маршалл А. Принципы политической экономии. М.: Прогресс, 1984.

22. Мещеров В. Рыночный механизм рентных отношений в мировой экономике // Экономические науки. 2010. № 11.

23. Мизес Л. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. Челябинск: Социум, 2005.

24. Олейник А. О природе и причинах административной ренты: особенности ведения бизнеса в российском регионе N // Вопросы экономики. 2010. № 5.

25. СамуэльсонП., НордхаусВ. Экономика. М.: БИНОМ, 1997.

26. Солоу Р. М. Экономическая теория ресурсов или ресурсы экономической теории. Лекция в честь Ричарда Т. Эли // Вехи экономической мысли. Т. 3. Рынки факторов производства / под общ. ред. В. М. Гальперина. СПб: Экономическая школа, 2000.

27. Статусная рента в системе доходов: монография / под общ. ред. В. В. Чекмарева, Е. М. Скаржинской. Кострома: КГУ, 2002.

28. Рязанов В. От рентной экономики к новой индустриализации России // Экономист. 2011. № 8.

29. Рязанов В. Рента как ключевая проблема современного экономического развития России // Философия хозяйства. 2004. № 6.

30. Рязанов В. Хозяйственный строй России: на пути к другой экономике. Сб. статей. СПб: СПбГУ, 2009.

31. Рязанов В. Экономика рентных отношений в современной России // Христианское чтение. 2011. № 4.

32. Таллок Г. Общественные блага, перераспределение и поиск ренты. М.: Институт Гайдара, 2011.

33. Уэльбек М. Платформа: роман. СПб: Азбука -классика, 2009.

34. УэстонД. Ф. Концепция и теория прибыли: новый взгляд на проблему // Вехи экономической мысли. Т. 3. Рынки факторов производства / под общ. ред. В. М. Гальперина. СПб: Экономическая школа, 2000.

35. Хейне П. Экономический образ мышления. М.: Catallaxy, 1997.

36. Экономическая теория / под ред. А. И. Добрынина, Л. С. Тарасевича. М.: ИНФРА-М, 1999.

37. Яковец Ю. Рента, антирента, квазирента в глобаль-но-цивилизационном измерении. М.: Академкнига, 2003.

38. Buchanan J.M. Rent-Seeking and Profit Seeking // Toward a Theory of the Rent-Seeking Society / J. M. Buchanan, R. D. Tollison, G. Tullock (eds.). College Station, TX: Texas A&M University Press, 1980.