CC BY
22
* * *
Дарига Назарбаева родилась 7 мая 1963 г. в городе Темиртау Карагандинской области. Образование высшее. Кандидат исторических наук, доктор политических наук. Трудовую деятельность начала в 1992 г. вице-президентом детского благотворительного Фонда
«Бобек». С 1994 г. возглавляет национальное телевизионное информационное агентство «Хабар». Член правления директоров Международной академии телевизионных искусств и наук (Нью-Йорк, США), член-корреспондент Международной экономической академии «Евразия», президент Евразийского центра стратегических исследований. В разные годы занимала общественные посты: член Национальной комиссии по делам ЮНЕСКО, президент фонда «Казахстанская реклама», почетный президент Федерации гимнастики Казахстана. С 2003 г. лидер партии «Асар». Муж - Рахат Алиев - работает первым заместителем министра иностранных дел Казахстана.
«Независимая газета», М., 7 декабря 2005 г.
Гюльмиза Сейталиева,
доцент Американского университета в Центральной Азии (Бишкек) «РЕНЕССАНС» ИСЛАМА В НЕЗАВИСИМОМ КИРГИЗСТАНЕ
Публикуя статью Гюльмизы Сейталиевой, мы считаем необходимым подчеркнуть, что статья эта дает более обоснованное, сравнительно с прежними, представление о роли и месте ислама в современном Кир-гизстане. Вместе с тем, хотелось бы высказаться по поводу некоторых вопросов, поднимаемых в статье, да и по самим результатам проведенных Сейталиевой полевых исследований. Автор пишет об «исламе в истории Киргизстана». Мы не ставим под сомнение права Сейталиевой обращаться к мусульманскому наследию своей страны и интерпретировать его, тем более, что делается это ею на основе отсылок к работам ведущих киргизстанских историков. Мы хотим лишь обратить ее внимание на условность использования современных понятий «киргизы» и «Киргизстан» применительно к эпохам до становления современной национальной государственности. Да-
лее, внимание должно быть обращено и на второй аспект того же наследия: не только в Киргизстане, но и в других странах ареала ислама происходит национализация этой религии и отождествляемой с ней цивилизации (иная религия и ее цивилизационное наследие столь же активно национализируется и в России). При этом
«национализируемые» в разных мусульманских государствах фигуры и деяния прошлого, числящиеся в наследии выглядящей внешне единой исламской цивилизации порой становятся предметом разногласий, а то и конфликтов. Это относится, в частности, к фигуре Бабура, упоминаемой в статье Сейталиевой. Нам также представляется, что в работах, касающихся исламской тематики, должна использоваться терминология, которая отвечала бы духу и смыслу соответствующей религиозной доктрины. Употребление таких понятий, как «прихожане» или «священнослужители», - это, по сути дела, непреднамеренная «христианизация» ислама. Да, сегодня эти понятия употребляются очень широко. Более того, в определенной мере (но только в определенной!) их использование правомерно, поскольку чуть ли не в каждом мусульманском государстве, как в России во времена Екатерины II, прослеживается тенденция к созданию централизованной и контролируемой правящим режимом структуры «священнического корпуса». (Тут, кстати, вполне уместно сослаться на упоминаемый Сейталиевой «Республиканский семинар священнослужителей».) Но как раз в данном случае проблема терминологии приобретает неожиданный оттенок: употребляя язык власти,
исследователь, хочет он того или нет, следует за властью, значит, вносит свой вклад в решение задач режимами, которые по разным причинам, в том числе и под предлогом борьбы с «религиозным экстремизмом», могут своей политикой содействовать стиранию тонкой грани между светской и религиозной составляющими в жизни постсоветских государств. Последствия же такого стирания чаще всего печальны...
Непонятно также, почему автор включил в число референтных мусульманских групп Киргизстана турок, да к тому же объединил их, как отмечается в одном из примечаний, с турками-месхетинцами. Месхетин-ские турки - отдельная и своеобразная тюркоязычная этническая группа, тогда как «просто турки» не являются ни постоянными жителями страны, ни ее гражданами. И почему в таком случае отсутствуют татары, отмеченные в одной из таблиц?
Еще более важным нам представляется другое обстоятельство, связанное с восприятием местного/центрально-азиатского ислама в его, как пишет автор, ханифитской форме. Хотя Сейталиева и выражает определенный скептицизм по поводу интеграционных возможностей мазхаба Абу Ханифы, для нее очевидно, что эта юридическо-правовая суннитская школа более толерантна, чем иные толки, к пережиткам доисламских культов и к неисламским религиозным
доктринам. И потому киргизская исследовательница, как нам показалась, абсолютно уверена в том, что ислам в ее стране (как и в Центральной Азии в целом) вовсе не похож на саудовский, пакистанский или турецкий. Саудовский ислам действительно апеллирует к другому мазхабу - ханбалитскому. Однако суть вопроса, как нам представляется, заключается не только в констатации различий между мазхабами. По степени распространения в странах суннитского ислама доктрину Абу Ханифы можно, наверное, считать главенствующей: помимо Центральной Азии, ее ареал включает и Турцию, и Пакистан. Но разве эти страны свободны от ислама «экстремистского толка»? И тут же напрашивается следующий вопрос: если ханифитский ислам тоже заражен экстремизмом, то в чем тому причина? Верно ли считать появление в той или иной стране исламских радикалов результатом только внешнего воздействия? Не лежат ли в основе этого процесса и другие, в том числе внутренние, причины (это не означает, что мы отрицаем зарубежное воздействие)? Кстати, в своей работе Сейталиева упоминает (хотя и вскользь) о недовольстве молодых киргизских законоучителей, вызванном, помимо прочего, тем, что старшее поколение мешает их карьерному росту.
Говорит она и о том, что молодые лучше знают основы вероисповедной доктрины. В этой связи важно установить, где их готовят: в исламских университетах Киргизстана или за рубежом? Сегодня вывод о том, что религиозный экстремизм появляется как следствие исключительно внешнего влияния, распространен настолько широко, что кажется самоочевидным. Нам же кажется, что для доказательства данного вывода требуются дополнительные исследования и более изощренный анализ. И мы вовсе не уверены в том, что ханифит-ская доктрина - своего рода гарантия или панацея от возможных вспышек межэтнической розни. К несчастью, тому уже есть свидетельства и на постсоветском пространстве...
Редакционный совет журнала «Вестник Евразии».
* * *
Многие авторы, исследующие историю киргизов и ислама в Центральной Азии, отмечают, с одной стороны, что киргизы позже других тюркских племен приняли ислам, с другой, что для киргизов начала XX столетия самоназвания «киргиз» и «мусульманин» были тождественны. Вместе с тем введение религиозного начала в совокупность признаков киргизской самоидентификации не мешало ее носителям сохранять традиционные культы и верования. Иными словами, киргизский ислам был поверхностен и не фанатичен. В своем большинстве киргизы имели смутное представление о Коране и сущности мусульманского учения. Сохраняя приверженность доисламской обрядности, в повседневной жизни они редко следовали предписаниям ислама. Нынешняя ситуация выглядит принципиально иначе, в связи с чем часто высказываются утверждения о происходящем в Киргизстане «ренессансе» ислама. Но оправданно ли сегодняшние изменения в духовной жизни значительной части граждан страны называть ренессансом? Не вдаваясь в рассмотрение этого вопроса, отметим, что употребление в статье применительно к современному Киргизстану термина, прочно связавшегося в научном, да и в обыденном сознании с процессом, происходившим в другом месте и в другое время, а именно в Европе в XIV—XVI вв., достаточно условно и лишь акцентирует факт бурного роста популярности ислама.
Говоря об истории ислама в Киргизии, то нужно отметить, что киргизы сложно принимали ислам. Кочевой образ жизни препятствовал формированию последовательно религиозной формы общественного сознания. Любая религия нуждается в институтах: в мечетях, церквах, храмах, в людях священнокнижия - богословах, учителях священного писания, носителях ритуалов и обрядности. Лишь при их наличии складываются религиозные сообщества. В то же время, несмотря на кочевой образ жизни, киргизы числили себя мусульманами. Попытки властей царской России христианизировать их оказались безуспешны. Идеи ислама оказались более понятными и близкими киргизам. Конечно, важную роль в этом сыграл исторический опыт медленного, но все же последовательного перехода кочевого населения в ислам. Кроме того, ислам, как религия, зародившаяся в условиях кланово-племенной жизни и господства коллек-тивного начала над личностным, был созвучен местным традициям, подчеркивающим приоритет семьи, махали, племени, рода и т.д.
Приход в Киргизстан атеистической идеологии советского государства резко изменил ситуацию. Особо мрачную память оставили о себе 1930-е - годы XX в. жестоких репрессий в отношении мусульманского духовенства и верующих. Многие вынуждены тогда были скитаться, скрываясь таким образом от преследований, или эмигрировать. И хотя в послевоенные годы государственное давление на религию несколько ослабело, только перестройка создала возможности для качественного изменения состояния ислама в Киргизстане.
После провозглашения независимости Киргизстана был принят «Закон о свободе религии и религиозных организаций». Появились собственное Духовное управление мусульман (ДУМК), свои религиозные университеты в Бишкеке и Токмоке. Молодежь стала учиться и в зарубежных религиозных университетах. Многие верующие совершили паломничество к святыням ислама в Мекке и Медине. Если в 2002 г. их было 1,5 тыс. человек, а в 2003 - 3 тыс., то в 2004 г. - не менее 5 тыс.
Стремительное увеличения числа мечетей также говорит о росте популярности ислама в Киргизстане. В 1991 г. в стране насчитывалось всего 39 мечетей, в 2001 г. их было зарегистрировано 1338. В 2003 г., по данным Государственной комиссии по делам религии Киргизской Республики, действовали 2 тыс. мечетей, по сведениям Муфтията - 2229 (включая молельные дома в тех населенных пунктах, где мечетей еще нет). Обычно отмечают, что мечети Киргизстана создаются за счет иностранной помощи, и это позволяет говорить о влиянии Саудовской Аравии и Турции на изменение религиозной ситуации в стране. Действительно, арабы фигурировали в числе спонсоров: на юге страны в 15% случаев поддержки строительства мечетей, на севере - в 16%. Но в то же время в Ошской области в 45% случаев деньги на строительство мечетей были выделены богатыми киргизами, на севере страны их доля составляет 16%. Это совершенно новое явление для киргизского ислама, в прежние времена частную финансовую помощь при строительстве мечетей оказывали только богатые дунгане. Всего в Ошской области силами самих жителей были построены 55% мечетей, а в целом по республике -61% культовых мусульманских зданий.
Еще одним важным показателем «ренессанса» ислама в республике следует считать возросший уровень религиозной активности населения. Центральная мечеть в Бишкеке собирает сейчас на еженедельный пятничный намаз от 6 тыс. до 7 тыс. прихожан, в Оше - от 4 тыс. до
5 тыс. человек. Старую ошскую мечеть каждую пятницу посещают до
6 тыс. человек. В Оше среди опрошенных прихожан
Центральной мечети половина совершила хадж (в Бишкеке - 16%). Это означает, что в Оше верующие стараются придерживаться основ ислама, находят для этого время и средства. Рост религиозной активности наблюдается и в таких мононациональных районах как Нарынская область, где киргизы составляют абсолютное большинство населения (более 98%). За последнее время здесь также была выстроена Центральная мечеть для удовлетворения запросов быстро возрастающего числа верующих. И новая, и старая мечети Нарына собирают до 300 человек на пятничный намаз и до 1 тыс. - во время мусульманских праздников. Это рекордное количество практикующих верующих, если учесть, что киргизы никогда не были слишком религиозны. Во время проведения полевых исследований в Нарыне я была свидетелем активного посещения мечетей детьми и подростками. Мечеть стала для них местом не только молитв, обучения арабскому языку и чтению Корана, но и повседневного общения и игр. Многие родители довольны, что их дети ходят в мечеть: меньше «слоняются по улицам», нашли духовных товарищей, не ленятся в дополнение к школьным занятиям изучать арабский и Коран. При мечетях начинают складываться сообщества верующих, которые помогают своим членам, например, в строительстве домов и времянок, других хозяйственных помещений на личных подворьях. Прихожане оказывают друг другу помощь в приобретении лекарств, продуктов питания, просто деньгами. Взрослым же киргизам частое посещение мечети помогает избавиться от многих вредных привычек, таких, как злоупотребление алкоголем. Мечеть и совместная молитва укрепляют их в борьбе с жизненными трудностями, настраивают на самоотверженный честный труд. Пример верующих воздействует и на тех, кто остается неверующими.
Настоящий исламский «ренессанс» наблюдается в южной части республики. Так, в небольшом провинциальном городе Карасу во время пятничного намаза в течение последних пяти лет в мечеть приходит до 6 тыс. человек. Идет активное строительство новых мечетей на средства жителей. В Джалал-Абаде численность присутствующих на пятничных молитвах в двух городских мечетях доходит до 3 тыс. человек в каждой, общее число жителей этого города, совершивших в 1993-2003 гг. хадж, -более 600 человек. Одной из крупнейших мечетей Джалал-Абадской области является мечеть в селе Сузак; в нее на пятничный намаз собирается до 7 тыс. человек. При этом, если в Джалал-Абаде соотношение прихожан киргизов и узбеков примерно равное - по 40%, то в Сузаке абсолютное большинство составляют узбеки. Но как на юге страны, так тем более и на севере наибольший прирост прихожан мечетей дают киргизы.
Изменился и возраст прихожан. Если в прежние годы на молитвах присутствовали преимущественно люди старше 60 лет, то теперь большинство верующих, регулярно посещающих мечеть, - это люди в возрасте от 17 до 35 лет. Наше исследование показало, что в Бишкеке на их долю приходится 42% всех прихожан, в Оше - 55%. Доля же пожилых (старше 60 лет) сократилась в первом городе до 16%, во втором - до 15. Также изменился возрастной состав священнослужителей. Среди респондентов - участников Республиканского семинара священнослужителей в возрасте до 30 лет было 26%, от 31 года до 50 лет - 58%, свыше 50 - 16%. В советский период абсолютное большинство священнослужителей были людьми преклонного возраста, вдобавок их образовательный уровень был низким, вследствие чего религиозная обрядность носила во многом формальный характер. В настоящее время идет процесс омоложения священнослужителей, повышения уровня их образования. Этому способствуют открытие высших религиозных учебных заведений в Киргизстане, предоставление исламскими государствами льготных условий для получения духовного образования в университетах этих государств, увеличение числа волонтеров, которые обучают детей и молодежь арабскому языку и Корану в самых отдаленных уголках республики. Среди участников опроса 39% имели высшее образование и 8% - незаконченное высшее, у 24% было среднее специальное образование и еще у 24% -среднее, 5% не получили образования. На обращенный к участникам семинара вопрос о том, как они оценивают уровень образования священнослужителей в целом по республике, респонденты ответили так: 29% посчитали, что уровень этот очень высокий, 53% высказались в том смысле, что корпус священнослужителей можно признать образованным, и 11% полагают, что он в основном состоит из необразованных людей. При этом свидетельствами высокого уровня духовного образования были признаны свободное владение арабским языком, отличное знание Корана, а также наличие диплома высшего духовного учебного заведения как республиканского, так и зарубежного образца.
В то же время глубинные интервью на местах выявили множество проблем, связанных с конкуренцией между молодыми, более образованными, священнослужителями и их старшими «коллегами». Молодые сетовали на несправедливое отношение к себе и на препятствия в карьерном росте, которые им чинят «старики». Пожилые же отмечали недостаток опыта у молодежи, которая действительно грамотна, но плохо умеет отстаивать свою точку зрения и влиять на население, в котором сильны традиции уважения старших и подчинения
старейшинам рода или села. Опросами прихожан Ошской и Бишкекской Центральных мечетей было установлено, что религиозным образованием населения занимаются главным образом сами священнослужители (60% ответов в Оше, 42 - в Бишкеке). Упоминались также домла - специально подготовленные учителя арабского языка и Корана (25 и 11% соответственно). По-видимому, все домла были гражданами Киргизстана; во всяком случае, их никто не отождествил в ответах с волонтерами из арабских стран или Турции. Опрос участников семинара дал близкие результаты: 50% ответили, что религиозным образованием на местах занимаются муллы, 18% назвали домла и только в 5% - иностранных волонтеров, в основном, из турецких религиозных организаций.
До 1991 г. в Киргизстане не было духовных учебных заведений. Небольшое число местных священнослужителей получили образование в Ташкентском и Бухарском медресе. К 2003 г. в Киргизстане открылись 40 медресе, шесть институтов и два университета. Это Биш-кекский исламский университет, где сегодня обучаются 300 студентов, и Токмокский. Первый из них, кроме религиозных дисциплин, предлагает курсы новейших информационных технологий и английского языка, администрация налаживает связи со светскими университетами, в том числе с американскими. Потребность в получении высшего религиозного образования сегодня в Киргизстане значительная, и следует всемерно стремиться к тому, чтобы она удовлетворялась в сети национальных религиозных образовательных учреждений. Пока же часть желающих получить духовное образование уезжает за границу. По официальным данным Государственной комиссии по делам религии при правительстве Киргизской Республики, на 2003 г. в зарубежных религиозных университетах и институтах обучались в общей сложности 284 гражданина Кир-гизстана, в том числе в университете Аль-Азхар в Египте 155 человек, в Турции - 84 человека, в Пакистане - 22. А по неофициальным данным, еще более 300 граждан Киргизстана учились на основе частных приглашений, и вряд ли кто-то может ответить на вопрос, где и какого рода образование получают эти молодые люди. Можно ли надеяться, что они не попали в центры - рассадники экстремистской идеологии? Между тем многие имамы и ректор Бишкекского исламского университета Ниматул-ла-ажи отмечали: сегодня в Киргизстане можно получить духовное образование, не уступающее лучшим зарубежным образцам, - и при этом интерпретация Корана и хадисов будет оставаться в
рамках традиционных воззрений центрально-азиатских богословских школ, в частности ханифитского мазхаба.
Строительство мечетей силами самих жителей, вклады в это строительство богатых граждан Киргизстана, а также быстрое становление системы религиозного образования в стране без помощи иностранных волонтеров свидетельствуют: ислам имеет глубокие корни в культуре киргизского народа (как, впрочем, и других, исповедующих ислам народов страны), обладает достаточно большим потенциалом для дальнейшего развития.
Высокая толерантность ханифитского ислама позволила народам Центральной Азии сохранить традиционные доисламские культы и верования. Киргизы и сегодня почитают Тенир-тоо, древнее общетюркское божество неба, имя которого «с приходом ислама стало у казахов, как и у узбеков, туркмен, киргизов, синонимом слова Кудай (Бог), т. е. Аллах», и Умай-эне - женское божество плодородия. Гибкость ханифизма привела к тому, что местное население воспринимает отдельные культурные практики, доисламские по своему проис-
хождению, как аутентичные исламские. Но при внимательном изучении этнических культур в Киргизстане встает вопрос о соответствии их элементов исламу. Наиболее противоречащими исламу считаются как раз традиции киргизов (и казахов). В первую очередь противоречащими были признаны обряды похорон: их длительность (три дня вместо одного); жертвоприношение и обильное употребление пищи, а иногда и алкоголя в доме покойного; кошок (громкий плач женщин) и окурушь (такой же плач мужчин, прибывающих на похороны); развешивание в юрте покойного одежды (жыртыш), которая приносится гостями, а затем раздаривается; взятие в долг больших сумм для проведения похорон. Обряды похорон рассматриваются как противоречащие исламу еще и потому, что всем их участникам раздаются мясо и другая пища; по истечении трех, семи, 40 дней и года устраиваются поминки; покойников хоронят в больших могилах, на которых нередко устанавливают бюст покойного либо намогильную плиту с его изображением (фотографией), а некоторым могилам поклоняются. С исламом несовместимы и многие элементы традиционного свадебного обряда: кража невесты, первая брачная ночь до никке (официального религиозного освящения брака), употребление алкоголя во время никке, уход невесты из дома жениха после никке. Также выдвигались претензии к проведению обряда обрезания мальчиков (су-
нот), указывалось на сохранение ритуалов шаманизма, поклонения камням или деревьям.
Осознание перечисленных выше противоречий, возможно, является одной из главных причин того, что многим киргизам импонируют культуры народов, более последовательно соблюдающих нормы шариата: узбеков (выделили 32% всех респондентов), дунган (21%) и уйгуров (11%). Среди прихожан в Ошской области повышенный интерес к культуре узбеков проявили 65% респондентов (среди них оказались и сами узбеки), на севере же 21% опрошенных прихожан-некиргизов хотели бы знать больше о культуре и языке киргизов (среди ответивших таким образом самих киргизов не было), а 21% прихожан-киргизов привлекали культуры дунган и уйгуров. Киргизская культура нравится только 11% опрошенных прихожан несмотря на то, что большинство из них - киргизы. Только один человек отметил, что ему нравится культура казахов, хотя практически все традиции и обычаи казахов схожи с киргизскими. Представляется, что именно религиозный контекст оказал сильное влияние на эти ответы.
Несколько иной точки зрения придерживаются студенты. Им был задан вопрос: «Чьи культурные традиции Вам наиболее импонируют?» Вот как распределились ответы: в Бишкеке 16% выбрали культуру казахскую, 11 - узбекскую и 9% — дунганскую. Тогда как в Оше 31% студентов отдали предпочтение узбекской культуре, 14 - казахской и 5% - уйгурской. Как видим, на севере первой в ряду предпочитаемых молодежью стояла казахская культура, на юге - узбекская. Следует заметить, что на юге республики активное взаимодействие с узбекской культурой меняет традиционные представления киргизов. В большинстве районов Ошской и Джалал-Абадской областей похоронный обряд у киргизов стал выполняться почти так же, как он проходит у узбеков и уйгуров. Так, тело покойного чаще всего находится в доме не дольше двух дней, а иногда и несколько часов, сократились расходы на убой скота и приготовление пищи во время похорон.
Респондентам задавался и такой вопрос: «Можно ли считать, что культуры всех мусульман Киргизстана, независимо от их национальности, близки друг другу?». 26% участников Республиканского семинара ответили «очень близки», 37 - «близки», по 11% - «отчасти близки» и «различаются». Мнения студенческой молодежи распределились следующим образом: «очень близки» - 13% в Оше и 6% в Бишкеке; «близки» - 46% в Оше и столько же в Бишкеке; «отчасти близки» - 21% и 11%; «различаются» - 15% и 25%. В данном случае большую роль сыграл, не-
сомненно, фактор длительного территориального соседства; когда же надо было выразить отношение к культуре отдаленной, знакомство с которой слабо опосредовано жизненным опытом, она воспринималась как непонятная и чужая. Например, все респонденты отозвались так об арабской культуре.
Культурой, которой очень часто отдавали предпочтение, была, как мы помним, узбекская. Тут, конечно, сказались и исторический опыт совместного проживания, и принадлежность к одному тюркскому корню. Киргизы и узбеки великолепно знают и понимают друг друга, открыты к взаимным межкультурным контактам. Большая приверженность узбеков исламу объясняется тем, что они на протяжении многих столетий принадлежат к оседлоземледельческому хозяйственно-культурному типу, лишь меньшая их часть оставила кочевой образ жизни сравнительно недавно. Благодаря оседлости, необходимые для прочного укоренения ислама религиозные институты сложились у них давно, соблюдение важнейших норм ислама, той же ежедневной пятикратной молитвы, стало естественным. Как, впрочем, естественно и то, что среди осевших киргизов сегодня все шире распространяются знание ислама и следование его предписаниям.
Наиболее последовательно в Киргизстане традиций ислама придерживаются дунгане. Тому содействовали особые исторические обстоятельства. Говорящие на китайском языке мусульмане-дунгане бежали в Семиречье в 1880-х годах, спасаясь от террора, развернутого цинскими властями в ходе нового завоевания ими Синьцзяна. На новом месте обитания они, казалось бы, обрели близкую им религиозную среду. Но одновременно они попали в тюркское языковое окружение, которое по многим традициям и обычаям, в том числе в области религиозной обрядности, представлялось им чуждым. Это обстоятельство вновь поставило дунган перед необходимостью сохранения своей идентичности, чему и содействовало более строгое, чем у соседей, следование нормам ислама. Так, в 1930-е годы в одном только дунганском селе Каракунуз на 3864 человек приходилось 47 мечетей! До сих пор дунгане держатся обособленно, не вступают в межнациональные браки. Поэтому, хотя многие респонденты отдали свои симпатии дунганской культуре, большинство из них даже не имеют представления об ее особенностях. Она интересна им только из-за последовательного соблюдения ее носителями норм ислама. Контакты между киргизами и уйгурами восходят еще к IX в. Уйгуры тюркоязычны, по многим культурным параметрам близки к узбекам, подобно дунганам
были вынуждены мигрировать из Синьцзяна на территорию Туркестана в 1880-1890-е годы. «Невидимая» миграция уйгур в центральноазиатские государства продолжается и сейчас. Уйгуры - не менее последовательные мусульмане, чем дунгане, но первые куда более открыты к межнациональным бракам, чем вторые. Многие из уйгуров давно не говорят на своем языке и даже при внутриэтническом общении используют киргизский язык. Различие между культурами мусульманских народов Киргиз-стана обнаруживается в конкретных особенностях выполнения ими тех или иных ритуалов и обрядов, в одежде, жилище, кухне, языках. Однако разнообразие это отступает на задний план, когда доминирующее значение получает религиозная составляющая идентичности.
В ходе советской переписи населения 1926 г. многие центральноа-зиатские народы «определяли себя не по этническому признаку, а по конфессиональной принадлежности». Спустя почти 80 лет ислам остается маркером национально-культурной идентичности в Киргизстане. Респонденты из университетов на юге страны заявляли, что считают себя мусульманами в 95% случаев, в университетах же севера эта доля колебалась в пределах от 79 до 90%. Опрос прихожан двух Центральных мечетей - Ошской и Бишкекской дал 100%-й результат. Слова А.В.Малашенко о том, что «ныне двойная самоидентификация - узбек-мусульманин, таджик-мусульманин и т.д. полностью воссоздана и звучит столь же естественно, как араб-мусульманин или перс-мусульманин», справедливы в отношении всех мусульманских этнических групп Киргизстана. А если исходить из численности этих групп, то и республику в целом можно считать преимущественно мусульманской. Тем более, что из-за эмиграции европейского по происхождению населения и различий в темпах естественного прироста разрыв между мусульманским и немусульманским сегментами населения в ближайшие годы будет в Киргизстане увеличиваться.
Раз большинство в каждой из мусульманских этнических групп считает себя мусульманами и признает связывающую их культурную близость, основанную на общности религиозных традиций, праздников и т.д., то естественно предположить, что ислам может выступить в качестве фактора межэтнической консолидации. Для проверки этого предположения были заданы взаимосвязанные вопросы о том, как можно оценить отношения между различными мусульманскими этническими группами; какие могут быть причины конфликтов между ними; какой способ действия изберут для себя респонденты в случае возникновения конфликтов. Среди студентов оценку «очень хорошие» дали межэтническим отноше-
ниям 21% в Оше и 40% - в Бишкеке, как просто «хорошие» эти отношения определили 49% респондентов из вузов южной части страны и 44% -из вузов северной, как «толерантные» соответственно 10 и 9%. Большинство опрошенных (67% в Оше и 60% в Бишкеке) полагают: если конфликты произойдут, вызваны они будут социально-экономическими причинами. Политические причины назвали 18% респондентов в Оше и 25% - в Бишкеке, о культурных различиях в качестве причины конфликтов упомянули всего 5% респондентов из Оша, зато 18% - из Бишкека. Напротив, на вопрос: «Может ли религия стать причиной межэтнических конфликтов?» - в Бишкеке ответили утвердительно 11% респондентов, а в Оше - 26%. Наконец, в случае возникновения конфликтов между представителями различных этнических групп 59% ошских респондентов-студентов и 55% бишкекских приняли бы активное участие в урегулировании конфликтов, 18% опрошенных в Оше и 20% -в Бишкеке постарались бы найти компромиссное решение, но только для себя и своих близких (то есть фактически уйти от конфликта), а 5% ошан и 4% бишкекцев вообще проигнорировали бы конфликт. Такой результат скорее всего связан с социальным положением студенчества, пока еще не имеющего доступа к рычагам общественного влияния. Что это так, косвенно подтверждают ответы священнослужителей на последний вопрос: 85% из них считают
своим долгом активно содействовать урегулированию конфликтов, 5% позаботились бы о близких, а еще 5% приняли бы активное участие в конфликте на стороне своей этнической группы.
Мусульманские и немусульманские этнические группы во всем населении Киргизстана, 1999-2000 гг.
Этнические группы Доля в населении, % Среднее число детей в семье
Киргизы 64,9 2,9
Узбеки 13,8 3,0
Дунгане 1,1 2,8
Уйгуры 1,0 2,5
Казахи 0,9 2,3
Таджики 0,9 3,0
Татары 0,9 2,1
Турки и др. 0,7 2,9
Итого 84,2 2,7
Русские 12,5 1,7
Украинцы 2,0 2,1
Немцы и др. 0,4 1,8
Итого 15,8 1,9
Видимо, пока еще рано делать вывод, что ислам способен выступать в межэтнических отношениях в качестве мощной консолидирующей и стабилизирующей силы. Он может стать такой силой лишь тогда, когда религиозные убеждения основной массы киргиз-станцев начнут оказывать действительно глубокое воздействие на их жизнь. Многое будет зависеть от того, справится ли Муфтият республики с ролью главного идеологического органа, одной из главных задач которого является предотвращение этнической розни между мусульманами. Не менее важно, будут ли действительно функциональными государственные органы, которые должны предотвращать столкновения и между исповедующими разные религии, и между сторонниками традиционного мазха-ба Центральной Азии, ханифизма и бросающим ему вызов ваххабитами.
Ислам в Киргизстане имеет не всегда заметный для обывателя потенциал развития, о чем в первую очередь свидетельствуют ответы молодых на вопрос, что привлекает их в исламе. Это прежде всего его способность «поддерживать нравственные устои общества» (в среднем по стране - 28% ответов) и «дарить внутреннюю духовную силу» (41%). Для части молодых ислам в первую очередь ассоциируется с верой в посмертное существование, дающей людям надежду на обретение лучшей доли в будущем (18%). С точки зрения молодежи, рост популярности ислама в Киргизстане имеет «очень большое значение» (в среднем 29%), а население страны в целом относится к исламу либо «очень позитивно» и «старается следовать всем пяти принципам ислама» (26%), либо просто «позитивно (еще 17%). Правда, не так уж мало студентов (23%) думают, что население «волнуют только личные проблемы». Как и следовало ожидать, ответы прихожан демонстрируют больший, чем у студентов, оптимизм по поводу состояния и перспектив ислама. Сравнительно со студентами, процент таких оптимистических ответов у прихожан вдвое выше: в среднем по стране 56% респондентов из их числа ответили, что распространение популярности ислама в Киргизстане имеет «очень большое значение»; 43% - что отношение населения к исламу «очень позитивное, оно стремится следовать всем предписываемым принципам», 36% - что население относится к исламу «позитивно» и поддерживает
«его основные принципы». Наиболее привлекательными в исламе прихожанам представляются две его способности: «поддерживать нравственные устои общества» (54%, опять вдвое чаще, чем у студентов) и «дарить внутреннюю духовную силу» (43%, почти как у студентов). В то же время 23% респондентов среди прихожан подчеркнули, что ислам «уводит от реальности». Однако большинство верующих вкладывают в это понятие положительный смысл: ислам помогает забыть сложности повседневной жизни, дает надежду на ее улучшение, на реализацию мечты, либо веру в потустороннюю райскую жизнь.
Напомним, что среди причин, способных вызвать конфликты, на первом месте по частоте упоминаний стояли социально-экономические проблемы киргизстанского общества. Среди недовольного своим бедственным положением населения все большее распространение могут получать идеи радикального ислама, призывающие к построению нового государства, основанного на принципах равенства всех социальных слоев и мусульманских этнических групп. У значительной части жителей Кир-гизстана еще сильна ностальгия по советскому прошлому; а идея халифата, проповедуемая партией Хизб ут-Тахрир, имеет много общего с коммунистической идеологией, которая также отстаивала коллективизм, запрещала
частную собственность на средства производства и осуждала социальное расслоение.
Для Хизб ут-Тахрир единственный реальный путь к созданию справедливого общества - это путь смены государственного строя. Правда, официально партия не ставит сегодня задачи вооруженной борьбы и насильственного захвата власти. Но она уделяет большое внимание привлечению в свои ряды новых членов и самоорганизации на таких принципах, которые сделали бы ее структуры относительно слабо уязвимыми в случае прямого фронтального столкновения со светским государством. Один из исследователей движения Хизб ут-Тахрир на юге Киргизстана Э. Караганис отмечал, что организационная структура этой партии строится по принципу организации ленинских ячеек, небольших групп людей (по пять и более) со своими лидерами. С учетом всего этого репрессивные методы, используемые в отношении членов партий, подобных Хизб ут-Тахрир, не будут иметь большого успеха до тех пор, пока население не доверяет власти. Не исключено, что один из возможных путей решения проблемы лежит в поле самого ислама. Имеется в виду традиционный ханифитский мазхаб, исторически привычный и потому самый близкий народам Центральной Азии. Ханифизм наиболее толерантен и к другим
религиям, и к другим школам и направлениям внутри ислама. Поддержка ханифизма, внимательное изучение и разъяснение его особенностей могли бы, как представляется, воспрепятствовать росту популярности радикального ислама.
Ислам в Киргизстане действительно укрепляет свои позиции. Он всегда оставался фактором национальной идентичности, ассоциировался с основными принципами нравственного поведения. В то же время в Киргизстане, как и в Центральной Азии в целом, ислам иной, чем в Саудовской Аравии, Египте, Пакистане, Афганистане и даже в Турции. Но, как и в перечисленных странах, для мусульманских народов Центральной Азии он остается фактором национальной идентичности. Ответ на вопрос, как будет идти дальнейшее развитие ислама в республике и насколько сильны будут воздействующие на киргизский ислам внешние влияния, может быть найден с помощью новых, более широких по охвату населения, полевых исследований и тщательного анализа получаемых от них результатов.
«Вестник Евразии», М., 2005 г., № 3, с. 126-148.
Владимир Иванов, Игорь Плугатарёв,
журналисты
МОСКВА ХОЧЕТ ПРЕВРАТИТЬ ШОС
ИЗ ЭКОНОМИЧЕСКОГО
В ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СОЮЗ
Вопреки недавним заявлениям российских официальных лиц о том, что Москва не собирается наращивать свое военное присутствие в Центральной Азии, на деле происходит прямо противоположное. В начале декабря 2005 г. вице-премьер - министр обороны РФ Сергей Иванов сделал заявление, согласно которому в дополнение к своей военной базе в Таджикистане Россия собирается создать в этой стране еще один военный объект. Причем, как сразу отметили эксперты, он не имеет аналогов в мире. Ибо речь идет о своего рода триплете - как называют игроки на бильярде удар, при котором шар попадает в цель, отскочив последовательно от двух бортов. Похоже, нечто подобное задумали осуществить в Кремле, когда предложили Индии совместно использовать военный аэродром «Айни», находящийся в 15 км западнее Душанбе. Правда, как
