CC BY
30
2. Словарь Академии Российской по азбучному порядку расположенный: В 7 т. - СПб.: Тип. В. Плавильщикова, 1806-1822.
3. Словарь русского языка XVIII в. Вып. 115. - СПб.: Наука, 1984-2005 (издание продолжающееся).
4. Словарь символов и знаков / Авт.-сост. В.В. Адамчик. - М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2006.
5. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948-1956.
6. Словарь церковно-славянского и русского языка / Сост. Вторым отд. Имп. АН: В 4 т. - СПб.: Тип. Имп. АН, 1847.
7. Словарь языка Пушкина: В 4 т. - М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1956-1961.
8. Толкование Евангелия от Матфея и толкование Евангелия от Иоанна, составленные по древним святоотеческим толкованиям византийским, XII века, ученым монахом Евфимием Зига-беном / Перевод с греч. - СПб.: «Общество святителя ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО», 2000. - 640 с.
9. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. - М.: Прогресс-Универс, 1995. - 452 с.
10. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. - М.: Рус. яз., 1982. - Т. 4.
11. Словарь русского языка XI-XVII вв. - М.: Наука, 1975 г. и сл. (по выпускам).
12. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3 т. - М.: Знак, 2003. - Т. 3.
13. Блаженный Феодорит Кирский. - Т. 2. Изъяснение псалмов. - М. : Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2004. - 536 с.
14. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. 5-е изд. - М.: Рус. яз., 2002. - Т. 2.
15. Boisacq E. Dictionnaire étymologique de la lanque grecque. 2-de ed. - Heidelberg - Paris: Klicksieck: Winter, 1923. - XXX, 1123 p.
16. Chantraine P. Dictionnaire étymologique de la lanque grecque. Histoire des mots. - Paris: Klicksieck. - Vol. I - 1968; Vol. II - 1970; Vol. III. -1974; Vol. IV - 1977.
17. A patristic greek lexicon. Edited by G.W.H. Lampe. - Oxford: The Clarendon Press, 1961. - 1557 p.
18. LiddellH.G., ScottR. Greek-English lexicon. -Oxford: The Clarendon Press, 1925-1940. - V. 1, 2.
19. Pokorny J. Indogermanisches Etymologisches Wörterbuch. - Bern, 1959. - 1183 p.
Р.С. Кимов
РЕЛЯЦИОННЫЕ КОНСТРУКЦИИ В ЯЗЫКАХ
Бурное развитие когнитивной семантики в последние десятилетия сопровождается, как отмечает Е.С. Кубрякова, ее значительными успехами в интерпретации явлений категоризации и концептуализации мира человеком (курсив наш. - Р.К.), в уточнении самого понятия языкового значения как неразрывно связанного со знаниями, с отражением человеческого опыта и чисто человеческого осмысления (курсив наш. - Р.К.) окружающей нас действительности [1, с. 13]. При этом одну из основных задач когнитивной семантики исследователи, работающие в этой области, видят в «сопоставлении картин мира (спроецированных миров) разных языков» [2, с. 372].
Предлагаемая статья является частью обширного исследования, когнитивных особенностей названий частей/органов тела (соматизмов) кабардинского языка1 на фоне русского языка с привлечением языков европейского культурного ареала - немецкого, французского и, главным
образом английского. Задача же данной статьи заключается в рассмотрении некоторых пространственных конструкций кабардинского языка, реализуемых с участием соматизмов.
В специальной англоязычной литературе данные конструкции иногда носят название relational constructions2 (подробнее см S. Svorou).
В общем случае все эти конструкции могут быть сведены к формуле: X R Y, где X - локализуемый объект; Y - место локализации объекта и R - релятор (Селиверстова, 1993), relational gram (S. Svorou). В несколько ином виде эта же формула предстает в работе В.Г. Гака [4, с. 133]:
S(0)+Vl+r+L, где S(0) - локализуемый объект; Vl - глагол, в значение которого может входить пространственная сема (например, находиться); r - конкретный тип локализации (ср. релятор); L - ло-кализатор (по В.Г. Гаку), т.е. двух- или трехмерное пространство, в котором локализуется объект (ср. вместилище, контейнер), (ср. релятум, фон,
ориентир). При этом становится очевидным тот факт, что в каких бы терминах ни описывался R, он является именно тем элементом локативной (пространственной, реляционной) конструкции, который задает отношение X-а и Y-а. Иными словами, за R стоит один из пространственных концептов, которые в зависимости от языка по-разному кодируются. Так, в русском языке это могут быть известные нам предлоги на, под, за; наречия и предлоги сзади, позади, и т.д. В английском же языке типичными средствами кодировки этих пространственных отношений являются, по свидетельству Б. Хайне [6, p. 120], локативные существительные, наречия, предлоги или послелоги.
Вместе с тем при переходе от языка к языку, в зависимости от его типологических характеристик и, прежде всего, - морфосинтаксичес-ких - релятор выступает как в свободном (например, индоевропейские языки и, прежде всего, европейские с господствующим препозитивным порядком слов), так и в связанном (фузия и агглютинация) виде (например, абхазо-адыгская группа языков, в том числе интересующий нас кабардинский). При этом типологи, работающие в области когнитивной семантики считают, что крен в сторону только связанных или только свободных грамматических форм дает неадекватную картину всего разнообразия языковых средств (linguistic spectrum), используемых в пространственных конструкциях (S. Svorou).
Превалирующим способом выражения пространственных отношений в кабардинском языке, как мы указали выше, являются связанные грамматические формы, вернее, пространственные конструкции, опирающиеся на связанные грамматические формы, т.е. превербы. Из существующих четырех основных семантических типов «локальных моделей»: 1) статическая с глаголом местонахождения; 2) динамическая с глаголом движения; 3) каузативная статическая; 4) каузативная динамическая [4, с. 132]. Нас в предлагаемой статье будет интересовать только первая модель, которая опирается на предикаты локативного состояния кабардинского языка, соответствующие русским глаголам лежать, стоять и сидеть, в формальной структуре которых присутствует один из трех локативных превербов И-, ДЭ- и ХЭ-3. Последние в общем случае концептуально коррелируют с русским предлогом в. Иными словами, мы сосредоточим
свое внимание на модели Х R Y, в которой в качестве релятора выступает предлог в (Яблоки <находятся> в вазе), т.е. отношение места (Y) и локализуемого объекта Х будет задаваться этим релятором. При этом ясно, что позицию Y-а занимает предметное имя, за которым стоит объект, осмысляемый в виде вместилища или же контейнера (в данном случае ваза). Статический глагол местонахождения является факультативным элементом конструкции: с точки зрения русского языка Яблоки - в вазе - вполне приемлемая фраза (ср. цветы - в вазе, машина - в гараже). Выясним теперь, какие же средства использует данный язык при описании пространственных ситуаций, в которых в качестве лока-лизатора выступают объекты (в широком смысле), концептуализируемые как вместилища или контейнеры. Как мы уже отметили, пространственные отношения подобного рода задаются в кабардинском языке при помощи превербов. Последние, хотя и находятся в поле зрения лингвистов с давних пор и получили достаточно широкое освещение в кавказоведении с морфо-синтаксических позиций, требуют, на наш взгляд, несколько иного осмысления в рамках когнитивной семантики. При кажущейся простоте проблема превербов довольно сложна, не говоря уже о самом понятии, которое стоит за этим термином. В языках европейского культурного ареала, а также и в русском языке превербы концептуально коррелируют и с префиксами, и с предлогами и с наречными модификаторами. В этой связи представляется оправданным кратко рассмотреть тот элемент глагола, который именуется преверб, начиная с простейших случаев с постепенным переходом к более сложным, таким, которые зачастую довольно трудны для адекватного осмысления даже носителю кабардинского языка. При этом каждый раз мы попытаемся интерпретировать все примеры через русский и другие европейские языки.
1. Итак, в кабардинском языке существует три, говоря терминами когнитивной лингвистики, прототипических глагола (предиката), обозначающих локативное состояние: ср. ЩЫ-ТЫН - стоять; ЩЫЛЪЫН - лежать; ЩЫ-СЫН - сидеть (ср. англ. to stand, to sit, to lie ). Сравним три примера:
Все три предиката обозначают локативное состояние, в котором пребывает субъект (в широком смысле слова). При этом все они с мор-
фемной точки зрения являются структурно сложными с двумя рекуррентными элементами: ЩЫ-локативный преверб с абстрактным значением локализации; -Н суффикс (показатель инфинитива); -Т-; -С-; -ЛЪ- корневые морфемы - носители лексического значения каждого их этих глаголов. Иными словами, концепт 'стоять' передается именно элементом -Т-, 'сидеть' и 'лежать' соответственно при помощи -ЛЪ- и -С- При этом особо отметим, что эти морфемы в кабардинском языке всегда существуют только в связанном виде. Рассмотрим теперь, каким образом рассматриваемые нами локативные превербы соединяются с этими корневыми морфемами. Так, войдя в формальную структуру предикатов локативного состояния превербы И-, ДЭ-, ХЭ, как бы «выдавливают» из нее тот самый элемент ЩЫ-, который, как мы указали ранее, имеет статус преверба с обобщенным абстрагированным значением места, т.е. как бы происходит своеобразная спецификация или сужение сферы влияния соответствующего предиката (стоять, лежать, сидеть) в зависимости от когнитивных характеристик локализатора:
Ср.: И- ЛЪ- ЫН - лежать в;
ДЭ- ЛЪ- ЫН - лежать в;
ХЭ- ЛЪ- ЫН - лежать в.
Даже при беглом рассмотрении данных примеров нетрудно убедиться в том, что все три локативных преверба выполняют функцию предлога и имеют, следовательно, корреляты-предлоги в русском и европейских языках. Вот здесь как раз и кроется, на наш взгляд, ответ на вопрос о том, почему в кабардинском языке нет предлогов по сравнению, скажем, с русским языком, а также языками европейского ареала. Вообще же количество предлогов в естественных языках намного - на несколько порядков - меньше по сравнению с названиями объектов, имеющих самые разнообразные формы (Плунгян, Рахилина). В этой связи нами выдвигается рабочая гипотеза об определенном изоморфизме препозитивов (в общелингвистическом смысле) и превербов кабардинского языка. Иными словами мы делаем попытку, не отождествляя препозитивы с превербами, высказать мнение о том, что преверб в кабардинском языке практически выполняет все те когнитивные задачи, которые призван решать предлог в языках, вовлеченных в настоящее описание.
Выдвинутая нами гипотеза предопределяет оправданность рассмотрения когнитивных осо-
бенностей превербов при опоре на те традиции описания предлогов в лингвистике последнего времени, т.е. с учетом основных достижений в изучении предложной семантики.
Сразу же оговоримся, что в кабардинском языке не могут в общем случае функционировать фразы с «сокровенной» (Арутюнова) связкой типа цветы - в вазе, без бытийного глагола или его заменителей. В силу типологических особенностей кабардинского языка как сильно классифицирующего локализуемый объект либо должен стоять, либо сидеть или же лежать.
Ср. : русск. «Цветы - <находятся> в вазе»; англ. The flowers are in the vase; франц. Les fleures sont dans la vase; нем. Die Blumen sind in der Vase (примеры взяты из [5, с. 19]).
Как видно из примеров в конструкциях подобного рода в европейских языках наличие соответствующего канонического бытийного (локативного) предиката является обязательным, в то время как в русском языке, он может отсутствовать, т.е. может быть нулевым. В кабардинском же языке цветы должны непременно стоять в вазе. В этой связи особо отметим, что выбор того или иного предиката локативного состояния (лежать, сидеть, стоять), а также и выбор преверба в кабардинском языке задается как «качеством» X-а, его когнитивными свойствами так и определенными характеристиками Y-а -топологическими, функциональными и т. д.
Итак, рассмотрим все три преверба, которые концептуально коррелируют с предлогом в и его европейским аналогами в указанных языках.
Преверб И-
Значение данного преверба реализуется, прежде всего, в примерах типа:
МЫ1ЭРЫСЭ-Р ВАЗЭ-М И-ЛЪ-Щ «яблоки - в вазе».
Яблоки вазе в-лежат
Ср. англ. : Apples-the vase-the in-lie.
Как видно, в кабардинской фразе в качестве релятора выступает именно преверб И-, который в общем случае соответствует, как мы отметили русскому предлогу в и его европейским аналогам. Пример из кабардинского языка также позволяет заметить, что порядок следования компонентов модели Х R Y претерпевает определенные изменения. Вместе с тем, чтобы не усложнять интрепретацию, мы условно будем подво-
дить все примеры из кабардинского языка под традиционную для русского и европейских языков формулу Х R Y, где в качестве R (релятора) выступают, как правило, предлоги, предложные группы и наречия. Ведь, в конце концов, Х остается Х-ом, а Y остается Y-ом. Здесь гораздо важнее подчеркнуть другой момент, который связан с избирательностью данного языка относительно характеристик Y-а. Исследование показывает, что в кабардинском языке в качестве локали-затора в данной конструкции могут выступать как «явные» контейнеры типа вазы, ведра, миски, мешка, коробки и т.д., так и те, которые концептуализируются в других языках как плоскости. Так, например, в русском языке яблоки в тарелке/вазе/ведре/коробке/ящике и т.д. - вполне нормальные фразы при сомнительном или даже невозможном *яблоки в подносе/блюде/ тарелке (ср. the apples are on the tray *the apples are in the tray). Иными словами, кабардинский язык «слабо» реагирует или же вообще не замечает «геометрическую» глубину или высоту ло-кализатора т.е. с его точки зрения именно функциональное предназначение Y-a выступает, по-видимому, в качестве салиентного признака. Таким образом, с точки зрения кабардинской языковой картины мира Х может буквально лежать в подносе, в тарелке, в сковородке, в блюде.
Интересно отметить, что тех случаях, когда позицию Y-а занимают артефакты-предметы мебели данный язык также дифференцированно подходит к их концептуализации. Например, стул, диван, кровать с точки зрения носителей русского языка представляют собой плоскости: ср. сидеть на стуле/кровати/диване (ср. англ. to sit on the sofa, chair). В кабардинском же языке стул мыслится как плоскость и, следовательно, локализуемый объект в реляционных конструкциях в данном языку выступает уже в контексте другого преверба (ТЕ-, который концептуально коррелирует с русским предлогом в), в то время как кровать и диван концептуализируются как контейнеры. Получается, что кабардинец буквально лежит в диване или кровати. Интересно при этом, что кресло в кабардинском языке (как, впрочем, и в других языках) понимается как контейнер и, следовательно, для локализации Х-а в кресле кабардинский язык использует в общем случае два предиката ИЛЪЫН лежать в или же ИСЫН сидеть в с превербом И-, который, как мы уже условились, соответствует рус-
скому в: ср. русск. в кресле; англ. in the arm-chair. В этой связи уместно еще раз обратиться к тонкому замечанию Е.С. Кубряковой и подчеркнуть, что, примеры подобного рода являют собой ярчайшее доказательство чисто человеческой кон-цепутализации и категоризации той инофрма-ции, которая поступает к нам извне.
Преверб ДЭ-
Данный преверб концептуально коррелирует с думя русскими предлогами: между и в. Подобный концептуальный дуализм в поведении преверба проистекает из особого, чисто языкового, осмысления некоторых объектов в кабардинском языке.
Так, в индоевропейских, тюркских, а также в семитских языках, насколько нам известно, такие объекты как: шкаф, шифоньер, ящик (выдвижной, стола или шкафа, например,), сундук и т.д. в общем случае топологически квалифицируются как контейнеры, хотя и с разной степенью прототипичности, что, впрочем, неважно для наших рассуждений. При этом вслед за Е.В. Рахилиной подчеркнем методологически крайне важную, на наш взгляд, мысль о том, что под топологическими характеристиками понимаются не денотативные, а именно семантические (выделено нами. - Р.К.) свойства объекта [7, с. 256]. Приведем несколько примеров для подтверждения «контейнерного» видения некоторых объектов: ср. русск. в ящике/шкафу/коробке/сундуке и т.д. и англ.: in the box/wardrobe/ cupboard/case, etc. В кабардинском же языке они получают иной топологический статус, т.е. интерпретируются в терминах другого языкового образа, более сложного, чем в других языках. Так, при необходимости описания денотативной ситуации нахождения какого-либо объекта (Х) в одном из указанных объектов, которые в нашей модели занимают позицию Y-а, кабардинский язык использует именно преверб ДЭ-, а не тот самый преверб И-, который соответствует русскому предлогу в. Оказывается, что при проецировании указанных артефактов в семантику кабардинского языка в качестве когнитивно салиентного признака выступает их створчатость (в прототипических случаях). Вследствие этого, подобные объекты будут названы нами «створчатые контейнеры» Ср.:
ТХЫЛЪЫР ШКАФЫМ ДЭ- ЛЪ-Щ
КНИГА ШКАФУ МЕЖДУ ЛЕЖИТ
При невозможном :
*ТХЫЛЪЫР ШКАФЫМ И- ЛЪ-Щ КНИГА ШКАФУ В ЛЕЖИТ Прокомментируем данный пример. Как нам кажется, кабардинский язык, сохраняя за створчатыми объектами когнитивный статус контейнеров (при любой топологической интерпретации их все-таки нельзя лишить данного статуса: ведь в шкаф что-то кладут, в нем что-либо хранят и т.д.), но при этом, он, так сказать, не может пройти мимо того факта, что это контейнер особый, т.е. со створкой, что и объясняет выбор именно данного преверба. Осмелимся предположить, что перед нами случай концептуальной интеграции, который закреплен за данным пре-вербом. В таком случае концептуальные сценарии подобного рода могут быть проинтерпретированы буквально как книга лежит в шкафу, но при этом она попадает туда, т.е. оказывается там, благодаря створке/ам шкафа, сундука. В разряд подобных объектов входят также и книги (ситуация нахождения чего-либо в книге, например, денег, также «обслуживается» именно этим пре-вербом. обратить, что клетка (с птичкой) и коробка в данном языке сохраняют статус обыкновенных контейнеров (ср. в коробке/клетке, in the box/cage). Интересно, что при предъявлении информантам коробки, которой преварительно была придана, так сказать, сундукообразная форма, не меняет положения дела: они отказываются причислить ее к категории створчатых объектов.
Преверб ХЭ-
Концептуально коррелирует с русским предлогом в и его европейскими аналогами. Вместе с тем, сочетаясь с любой из указанных выше связанных корневых морфем, соответственно обозначающих одно из трех локативных состояний (сидеть, стоять, лежать) данный преверб как обязательное условие требует, чтобы в его контексте в качестве локализатора (Y) выступали бы, в первую очередь, контейнеры - субстанции4, жидкости, газы, а также так называемые множественные сущности типа in the cattle, in the herd (ср. русск. в стаде).
Ср.: русск. Наша корова <находится> в стаде
ДИ ЖЭМЫР 1ЭХЪУЭМ ХЭТЩ букв.: Наша корова стаде в- стоит
our cow-the herd-the in- stands Подобным же образом, в русском языке ситуация нахождения Х-а в воде или в воздухе, например, обслуживается все тем же предло-
гом в, который как известно, выступает в контексте как явных контейнеров, так сказать, чистых объектов, а так и контейнеров-субстанций. Ср. русск.: в воде/супе/компоте, с одной стороны и в воздухе англ.: in the air; in the water.
В виду ограниченности объема работы мы не можем остановиться на некоторых других, не менее важных, проблемах, разрешение которых может служить в качестве специальной задачи других исследований. Иными словами, полодт-ворным продолжением изучения реляционных конструкций в кабардинском языке могло бы служить выявление условий и факторов, обуславливающих выбор предиката локативного состояния, а также особый топологический статус, который кабардинский язык придает денотатам тех или иных частей тела. Так, с точки зрения кабардинского языка жидкости и сыпучие материалы, например, всегда 'стоят', что обуславливает их обслуживание предикатом ЩЫТЫН стоять. Или же, например, рот в кабардинском языке в отличие от рассматриваемых языков концептуализируется именно как створчатый контейнер, горло же мыслится как плоскость.
Примечания
1 Кабардинский язык - один из государственных языков Кабардино-Балкарии, принадлежит к абхазо-адыгской языковой группе, в частности, один из языков Западного Кавказа. В лингвистической литературе именуется «кабардино-черкесский язык». Для краткости мы будем пользоваться термином «кабардинский язык». В целях экономии места мы не будем останавливаться на типологических особенностях данного языка: они в общих чертах описаны в специальной литаратуре.
2 В работе мы будем именовать их «реляционные конструкции» и использовать в качестве синонимичных «пространственным конструкциям.» Пользуясь случаем, автор хотел бы выразить свою признательность и благодарность Со-терии (Роуле) Свороу, профессору университета Сан Хозе, Калифорния, США, которая любезно разрешила мне пользоваться главой Relational Constructions In Cognitive Linguistics из ее книги находящейся в печати (Oxford University Press).
3 В виду ограниченности объема статьи мы решили сосредоточиться на трех наиболее частотных локативых превербах.
4 О различии контейнеров-объектов и контейнеров-субстанций см. (Лаков, Джонсон, 1980).
ФИЛОЛОГИЯ
Н.Х. Шакирова
Библиографический список
1. Кубрякова Е.С. Когнитивная лингвистика и проблемы композиционной семантики в сфере словообразования // ИАН СЛЯ. - 2002. -Т. 61. - №>1.
2. Рахилина Е.С. Когнитивная семантика // Идеи и методы современной американской лингвистики. - М., 2004.
3. Маляр Т.Н., Селиверстова О.Н. Понятия «пространства» и «расстояния» в семантике некоторых русских английских предлогов и наречий // Типологические и сопоставительные методы в славянском языкознании. - М., 1993.
4. Гак В.Г. Пространство вне пространства // Логический анализ языка. Языки пространств. -
М.: Языки русской культуры, 2000.
5. Филипенко М.В. Проблемы описания предлогов в современных лингвистических теориях // Исследования по семантике предлогов. Сб. статей. - М.: Русские словари, 2000.
6. Heine Bernd. Conceptual grammaticalization and prediction. Language and the Cognitive Construal of the World by Taylor, John R. / MacLaury, Robert E. (ed.) Walter de Gruyter. - 1995.
7. Рахилина Е.В. «Без конца и без края» // Исследования по семантике предлогов. - М.: Русские словари, 2000. - С. 256.
8. Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. -Chicago, 1980.
Н.Х. Шакирова
СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ НЕКОТОРЫХ ВИДОВ МНОГОЧЛЕННЫХ СМЕШАННЫХ СЛОЖНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ТАТАРСКОМ ЯЗЫКЕ
В структурном плане многочленные сложные предложения подразделяются на многочленные сложносочиненные, многочленные сложноподчиненные, многочленные смешанные сложные предложения (Закиев, 1995, с. 519).
Структуру любого сложного предложения формируют прежде всего синтаксические отношения. В современном татарском языке разновидность сочинительных, подчинительных и спаятельных отношений дает более емкую возможность для построения многочленной конструкции. Не менее важным фактором является наличие трех и более предикативных частей, поэтому структурные схемы многочленных смешанных предложений различаются сразу двумя признаками: характером связи между компонентами и их количеством. «Структура обязательно предполагает связанность ее элементов сеткой отношений, что позволяет определить структуру как зафиксированную сеть отношений» (Калашникова, 1980, с. 25).
В многочленном смешанном сложном предложении разнотипный характер синтаксической связи. Но все же первостепенной и главной, объединяющей компоненты данного предложения, является сочинительная связь.
Мы считаем, что в татарском языке не менее важными являются и другие - подчинительные
и спаятельные связи, благодаря которым происходит формирование не только структуры, но и семантической целостности всего многочленного смешанного предложения. Как отмечает Н.З. Гаджиева, «в развитии синтаксической структуры тюркских языков наблюдаются факты, когда оба пути развития подчинительных отношений - трансформация и союзный способ скрещиваются, давая разнообразные смешанные типы построений. Гибридизация рассматривается нами как своеобразный третий путь развития синтаксической структуры сложного предложения в тюркских языках» (Гаджиева, 1973, с. 397).
В языкознании, в частности в современном русском языке, любые усложненные сложные предложения рассматриваются «как синтаксические конструкции, которые подчинены двум уровням членения: первое членение - логико-синтаксическое, второе - структурное. При первом уровне членения выделяются более крупные логические части конструкции или компоненты, при втором - части, равные отдельным предикативным единицам, т.е. простейшие строительные элементы...» (Валгина Н.С., 1978, стр. 377).
В «Татарской грамматике» в некоторых многочленных сложных предложениях выделены более крупные логико-синтаксические части, но они не называются компонентами. Автор указывает, что «многочленное сложносочиненное
