CC BY
194
ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ
- БИЗНЕС: РАЗДЕЛЕНИЕ ДУШИ
Е.Е. Жернов,
доцент кафедры общей экономики Кузбасского государственного технического университета (г Кемерово), кандидат экономических наук
Н.А. Жернова,
доцент кафедры отраслевой экономики Кузбасского государственного
технического университета (г. Кемерово), кандидат экономических наук eugjernov@mail.ru
В статье рассматривается нравственно-этический аспект современной реализации российской национальной идеи. Духовный поиск пути реализации основан на противопоставлении, с одной стороны, «разведенности» бизнеса и религии по разным уголкам души человека (по Дж. М. Кейнсу) в западных направлениях христианства (протестантизм и католицизм) и, с другой стороны, неразделенности этих явлений общественной жизни в душе православных христиан.
Ключевые слова: религия, бизнес и нравственность, душа, христианство.
УДК 215; ББК 86.2
РЕЛИГИЯ
Выход страны из финансово-экономического кризиса в направлении позитивного обновления невозможен без следования объединяющей нацию идеи. По словам Предстоятеля Русской православной церкви Патриарха Кирилла, национальная идея — это «самопонимание, самоидентификация народа в системе базисных ценностей» [7]. Такая система зиждется на духовных традициях, а среди ее элементов большое значение имеют нравственные чувства, вложенные в человека Богом и поддерживаемые религией. Христианство выработало этические принципы, ставшие основой современных ценностных ориентиров как социально-культурной, так и хозяйственной жизни. Это, прежде всего, гуманизм, милосердие, демократизм, социальная справедливость, морализм и ответственность, направленные на гармонизацию экономических отношений. О божественном происхождении нравственности писал известный экономист А. Смит [21].
Вместе с тем, западное христианство тщательно разделило духовное (религию) и материальное (бизнес), отнеся первое к сфере небесного, а второе — к сфере земного. Однако противопоставление духовности и материализма является неприемлемым с позиции русской православной мысли. В отечественных традициях — соблюдение принципа реализма, признающего триединство человека: дух, душа и тело. Богу было угодно соединить в одном существе и духовное, и материальное. Проецируя этот принцип на уровень общественных явлений и используя образное выражение Дж. М. Кейнса, мы полагаем, что религия и бизнес не могут быть «разведены по разным уголкам души человека» [6].
Тезис Кейнса о «разведенности» религии и бизнеса в душе человека относится к периоду предкризисного развития капитализма на Западе в двадцатые годы прошлого века, хотя и имеет более ранние истоки. Общепринятый взгляд на возникновение капитализма с его порождением — бизнесом, выраженный сторонниками культурного детерминизма, состоит в том, что во времена Возрождения и Реформации европейцы освободились от власти католической церкви. Благодаря созданию светского
(земного) мира рядом с духовным (небесным), возникли научные достижения и капитализм.
По мнению же американского социолога Р. Старка, эта теория не подтверждается фактами. На самом деле капитализм развивался в Средние века, а важные открытия (компас, часы и многое другое) сделали глубоко верующие люди, верующие и в то, что Бог создал Вселенную в соответствии с универсальными законами, которые можно познать. Религия не душила общественно-экономические и научные идеи, она питала их [22].
Удивительно точными нам кажутся в этой связи слова Н.А. Бердяева: «Средние века, которые будут для нас вечным поучением и ко многим сторонам которых мы неустанно должны возвращаться, особенно поучительны сочетанием небесной мечты с земной силой этого мира...» [2, с. 175-176]. Бердяев считал то время самой загадочной эпохой мировой истории, поскольку она была полна «антитезисов и противоречий», была временем «великого напряжения духа». «Эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы, прежде всего, проблему введения всей действительности в ограду церкви...» [2, с.176]. По мнению Н.А. Бердяева, новая религиозная жизнь будет «как бы восстановлением средневековья», устремленного к небу, освобожденного от дуализма небесного и земного, религиозного и мирского. Такой дуализм Бердяев считал хронической болезнью христианской истории, в которой или господствовала ложная антропология (католичество), или почти отсутствовала антропология (православие). В первом было слишком много человеческого, но в лице обоготворенных князей церкви при чрезмерной приниженности мирян. Во втором было слишком мало человеческого, но зато хранилось подлинно божеское.
Против того и другого выступил протестантизм, который в дальнейшем своем развитии перешел в рационалистический индивидуализм, а потом и в позитивизм, которые оказались пределом отрицающего идею Церкви развития. Протестантам хотелось, чтобы все богословские утверждения были разумно согласованы между собой в общедоступной форме, практика
строго следовала вероучению, почитавшееся священным имело истоки, восходящие к библейским текстам. Такой подход во многом способствовал развитию научной мысли, возможно, вопреки желаниям лидеров Реформации, что, в конечном счете, вывело протестантские страны (США, Канада, Австралия) на новый уровень технико-технологического развития [24], обеспечившего расцвет бизнеса.
Экономические институты христианства проявились, прежде всего, в системах трудовых отношений, собственности, а также в сфере предпринимательства. Достоинства свободного труда церковь осознала раньше, чем это сделали другие общественные институты. Протестантизм сформировал специфическую этическую систему, где труд выступает служением Богу, но центральным элементом трудового процесса в отличие от православия является не духовно-нравственное самовоспитание, а качественный конечный продукт, обладающий помимо прочих достоинств, красотой.
Для православного христианина как нравственного человека личность неизмеримо выше любого социально-экономического института, будь то частная собственность, капитал или иное физическое богатство. Соответственно высоко им оценивается труд человека. Подлинная причина нынешнего кризиса в том, что деньги оказались оторваны от результатов труда. Особенно лишена четких ценностных ориентиров трудовой деятельности молодежь.
Проведенный нами опрос студентов технического университета показал, что только 6% опрошенных видят смысл жизни в труде, хотя работодатель ставит трудолюбие на одно из первых мест среди требуемых качеств выпускника вуза. Справедливости ради следует отметить, что необходимость трудиться 50,1% студентов понимают как способ реализации своих способностей; 19,7% связывают ее с тем, чтобы больше зарабатывать для большего потребления; 11,2% — с улучшением окружающего мира и 9,1% — с накоплением богатства [10].
Очевидно, студенты чутко реагируют на социальные сигналы: какой труд и как ценит общество, пытаются развить в себе реалистичные ожидания, соответствующие действительности. Ответы также косвенно указывают на частичное сохранение традиционной ценности, согласно которой труд рассматривается не только как источник благополучия, но и как проявление нравственной жизни.
Плохо то, что часть студентов (16,6%) связывает понятие «труд» только с его физической, затратной стороной, неосознанно разделяя взгляды ранних христиан. Здесь также просматривается утилитарное отношение к труду не как к естественному способу самореализации человека, а как чему-то вынужденному, необходимому лишь для тех, кто не умеет по-другому обеспечить свою жизнь. Таким образом, с одной стороны, сужается и «обедняется» мотивация к труду, а с другой стороны, проявляется низкий потенциал адаптации к новым условиям труда в обстановке кризиса, который может вынудить «белых воротничков» к физическому труду. Кризис должен научить молодежь тому, что солидарное общество уважает труд любого человека, а не только того, кто работает в офисе.
Различие человеческих занятий (физический и умственный труд) дает возможность людям служить друг другу тем особым талантом, который есть у каждого. На вопрос: в чем состоит основной нормативный принцип экономического поведения христианина, С.В. Лукин [11] отвечает так: «исходя из фундаментального предпочтения благ небесных благам земным, христианин не имеет конечной целью умножение последних, которые могут быть для него лишь средством стяжания первых. Участвуя в обмене деятельностью и перераспределении жизненных благ, он стремится больше отдавать, чем брать», ибо «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20. 35). Такой обмен создает условия и для роста благосостояния, и для передачи образцов нравственного поведения, которое должно стать, по нашему убеждению, нормой для любого человека, а для бизнесмена особенно.
Последовательный христианин руководствуется внутренним побуждением и стремится так поступать при любом общественном строе, занимая любое общественное положение, даже если все окружающие его живут, руководствуясь другими принципами. Примеров такой жизни в истории христианства множество. Так, старообрядцы, давшие России модель уникального сочетания глубокой веры и зажиточного быта, продемонстрировали собственный хозяйственный стиль, который проявлялся в произ-
водстве как трудолюбие, в потреблении как бережливость, в распределении как служение общине [16]. Это результат следования очень древней христианской формуле: «В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь». Главное — это вера во Христа. Любовь — фундаментальное начало в отношениях между Богом и человеком. Без нее единство и свободное разномыслие никогда не смогут сочетаться.
Старообрядчеству был чужд капиталистический порядок, отделивший экономическую область от религиозно-нравственной. Старообрядцам было свойственно осознание собственной духовной избранности, «устойчивое этическое своеобразие» (М. Вебер). Отсюда, и взаимопомощь, взаимовыручка и доверие в предпринимательстве, хотя и более распространенные среди людей своей веры, чем в остальном мире. «Любая религия и любые узы, объединяющие единоверцев, имеют превосходство над эгоистической раздробленностью неверующих», — отмечал Кейнс [6, с. 923].
Исследователи [16] обращают внимание на «инструментальную» схожесть старообрядчества и протестантизма, которая проявляется во внутримирском аскетизме, устремлении к Ветхому Завету, в тезисе об «оправдании одной верой» без посреднической роли духовенства в «спасении» верующего: вера — не красивые обряды, а жизнь по Божьим законам для обретения счастья.
В протестантизме истина веры оказывается неотделимой от работы разума, а дело веры (честный труд как «мирская аскеза») становится практическим делом разума. Именно человеческому разуму отдано толкование веры и полное руководство ее практической реализацией [24].
По сравнению с западным толкованием веры, которая рассматривалась как, прежде всего, рациональное постижение планов высшего разума немногими избранными, в русской религиозной философии вера толкуется как всеохватывающее чувство просветления и радости. Эта православная традиция может быть ориентиром современного религиозного возрождения. Следует только отметить, что в хозяйственной сфере религиозная вера из общего занятия, обусловленного господствующей религиозной идеологией, в наши дни становится частным делом отдельного работника, хотя и продолжает при этом выполнять свои нравственные задачи. Во всяком случае, в той группе верующих, которым присущ внутренний тип религиозности, когда вера — стержень системы ценностей, определяющих смысл человеческой жизни. Эта вера подтверждается поступками человека в сферах, не связанных напрямую с деятельностью церкви, но освященных ее духовностью.
В массе православных верующих на протяжении долгого времени интересы личностного духовного развития и индивидуального материального благополучия увязывались с интересами непосредственного окружения, делая важными для общения понятия взаимопомощи, стыда и совести, прощения. В православии аскетизм и жертвенность свойственны людям по отношению к себе самим, в отношении же к другим — преобладают милосердие и сострадание. В этом одна из причин уникальности национального самосознания русских православных людей. «Вера начинается в разуме, хотя принадлежит сердцу», — писал святитель Филарет (Дроздов) [14].
Рассматривая вопрос о забытом ныне приоритете нравственных ценностей перед другими, мы считаем, что это — результат радикальных политико-экономических преобразований 1990-х гг. в российском обществе, в котором понятия «религиозности», «духовности», «этичности» исчезают из основных ценностных установок. В большей степени это коснулось молодых людей. Согласно опросу городской молодежи [8, с.75], 5% респондентов отнесли религиозность к отрицательным качествам сверстников. По результатам другого социологического исследования [20], только 9% опрошенных назвали веру среди трех главных ценностей современного человека. При общем возрастании в 1999 г. среди молодежи числа верующих (32%) значительная часть (более 50%) колебалась между верой и неверием, 45% верили в общение с духами, магию, гадания, колдовство и астрологию (Известия. 1999. 29 авг.).
В целом же за годы реформ статистика показывает религиозное возрождение общества. Так, если в начале 1990-х гг. православными себя называли лишь 34% взрослого населения страны, то в 1999 г. их было уже примерно 50%, в конце 2006 г. — свыше 60%, сейчас эта цифра, по разным соцопросам, колеблется от 60% до 80%. Растет и количество воцерковленных людей:
44 1
в «перестроечные» годы их было около 4%, а сейчас, по разным оценкам, 10-12% (Известия. 2006. 19 дек.). Для остальных Православие остается формой культурной идентичности.
Современная религиозность является результатом кризисного состояния духовной сферы общественной жизни. Восприняв Православие как культурную традицию, важно понять и принять ее духовно-нравственное основание, связать в единое целое культурно-историческую и вероисповедную принадлежность нации. На вопрос «Что означает религия для вас лично?» респонденты ВЦИОМа отвечали: «Это национальная традиция, вера предков — 36,7%. Необходимость следовать нравственным нормам — 28,4%. Личное спасение, общение с Богом — 15%. Почти столько же процентов опрошенных ответили, что им религия неинтересна» [Там же].
Бесспорным фактом является омоложение религиозной части общества: тот же опрос ВЦИОМа показал, что православными себя называют 58% россиян, которым еще не исполнилось 25 лет.
Потребность в вере присуща даже тем, кто не определился с той или иной конфессией. Причины подъема религиозности исследователи видят в «протесте против убого бытия», в «естественном ответе на «укрощение религии в XIX веке». Религия имеет набор мощнейших психотерапевтических средств, снимающих невроз; религия дает человеку не только целостное представление о мире, но и полную ценностную определенность в нем. Наблюдается прямая зависимость практической нравственности от соблюдения норм религиозной морали. Ни философы, ни политики, ни тем более экономисты не предлагают адекватной альтернативы религии в этих сферах.
По-настоящему верующие люди идут к Богу через возвращение к пониманию значения нравственности для самого существования страны. Нравственный вопрос всегда был главным для России, особенно в переломные для нее годы, которые мы переживаем и сегодня. Русь назвали святой, а ее народ — богоносцем из-за ценностной ориентации российской истории. Это ценности: любить Бога и ближнего, страшиться греха, жаждать доброты, святости и правды. Утраченные сегодня российским обществом ценности, общий духовно-нравственный кризис лишь усугубляют кризис финансово-экономический. История нашей страны показывает, что без внутреннего нравственного стержня, без морального смысла, разделяемого большинством населения, масштабные начинания вроде модернизации экономики нежизнеспособны. Не случайно, определяя вектор движения к инновационной экономике, основанной на знаниях, государство пытается соединить модернизацию с духовной и культурной матрицей.
Как никогда ранее, в эпоху становления экономики знаний актуальными становятся следующие дефиниции экономики: Аристотеля — как «составной части этики», С.Н. Булгакова — как «системы норм и идеалов, применительно к хозяйственной жизни», Дж.М. Кейнса — как «прикладной этики». Л. Вальрас, В. Парето считали, что экономика как наука состоит из «чистой теории», прикладной экономики и морали.
Значимость всех этих признаков многократно усиливается при определении экономики, основанной на знаниях, — когда некоторые ученые искусственно отрывают знание и от человека, и от его труда. В результате нарушается принцип гуманизации экономических отношений. Включение позитивных ресурсов религиозных воззрений Русской Православной Церкви (РПЦ) в решение этой проблемы, по нашему мнению, весьма перспективное направление исследований. Деятельная активность православной духовности, демонстрируемая в последнее время, немало способствует усилению нового гуманизма в экономической науке.
Объективно присущая сфере бизнеса негуманность порождает в непросвещенных христианским учением умах стихийный интеллектуальный протест, который выливается в череду утопий на тему социального прогресса — от коммунизма до постиндустриального общества [13].
Дж.М. Кейнс называл русский коммунизм — ленинизм, — с одной стороны, религией, основанной на гонении, с другой, — техническим опытом. Капитализм он тоже считал религией, которая, однако, более толерантна, чем ленинизм, и также техническим приемом [6, с.939]. Кейнс писал, что «ленинизм — странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души,
— религии и бизнеса» [6, с.914].
Характеризуя ленинизм как тип новой религии, Кейнс отмечает, что тот «спешит избавить повседневную жизнь от ее колорита, нарядности и свободы, требуя от приверженцев единообразия и суровости..., он несправедливо и безжалостно преследует тех, кто активно выступает против..., не разборчив в средствах, преисполнен миссионерским рвением и вселенскими притязаниями» [6, с.915]. Кейнс считает, что страх позволяет увидеть в коммунистах России «всего лишь ранних христиан, ведомых Аттилой, который, прибегнув к святой инквизиции и институту иезуитской миссии, дословно реализует экономические требования Нового Завета» [6, с.915]. Далее Кейнс как атеист называет эти требования несовместимыми с природой человека. Бердяев же видел «историческую драму» религии Нового Завета в том, что Новый Завет не был еще «соборным соединением человечества с Божеством» [2, с.196].
Теорию, лежащую в основе российского коммунизма, Кейнс описывает как теорию, которую необходимо принимать подобно Библии — вне и выше всякой критики, но которая похожа на устаревший учебник по экономике, не просто научно неправильный, но читаемый без всякого интереса и к современному миру неприменимый. «Образованному, скромному, интеллигентному сыну Западной Европы не очень просто найти здесь [в туманном вздоре красной литературы] свои идеалы, не подвергшись при этом неприятной процедуре обращения в новую веру, которая непременно потребует изменения всей системы его ценностей» [6, с.916].
Показательно в этом плане скорое «обращение в новую веру» российской молодежи при переходе страны к рыночной экономике. Переход сопровождался появлением жесткой конкуренции, борьбой за выживание, несоблюдением законов, а также значительной дифференциацией доходов населения. В результате сложившееся в дореформенной стране отрицание жизненной ценности богатства, денег и накопительства перешло в свою прямую противоположность.
Наш опрос студентов показал, что они оценивают богатство в соответствии с протестантской этикой: 63,9% респондентов думает, что богатство свидетельствует об успехе деятельности человека; еще 16,2% считает, что оно является показателем общественного статуса человека; 16,9% признает, что богатство развращает человека, делает его бездуховным. Слова Господа Иисуса о том, что легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Небесное, по мнению церковных иерархов, осуждают не богатство как таковое, но стяжание богатства ради богатства. Само по себе оно не благо и не зло, а, прежде всего, испытание и ответственность. Это понимают студенты: 55,5% опрошенных считает, что владение частной собственностью делает человека более ответственным, а 28,1% утверждают, что и более свободным.
Отношение студентов к деньгам менее трепетное, чем к богатству. Для 48,5% опрошенных деньги — лишь техническое средство для приобретения полезных вещей; для 26,7% — естественный результат и способ оценки труда; только 11,2% признались, что любят деньги, которые «сами по себе — абсолютная ценность»; еще 9,6% рассматривают деньги как способ самоутверждения в обществе, повышения своего статуса. Соблазн рыночного прагматизма, при котором все меряется на деньги, может привести к потере ценностей, заложенных в духовной и культурной традиции православия, способен разрушить страну, лишив ее моральной силы, необходимой для выхода из кризиса.
Соответствующее отношение у студентов и к накоплению денег: 52,9% считают, что копить их надо только для запаса на черный день; 14,3% думают, что этого делать не нужно («все равно пропадут»); 10,1% опасаются, что это вредно для души («станешь скупым и подозрительным к людям»). Жадность и алчность считаются одним из смертных грехов. Христианство создавало систему нравственных ценностей, способных уберечь общество от духовного падения. Протестантство отвергло эти ценности и создало свои, основанные на этих самых смертных грехах. Достижение в развитых странах многими людьми удовлетворенности своим материальным положением (в докризисное время от 70 до 80%, согласно социологическим опросам Р. Инглхарта [5]) породило социально-психологические явления, выражающие протест личности против ценностей «общества потребления», подавляющих разнообразные духовные потребности людей.
Дж.М. Кейнс утверждает: «В ленинизме начисто отсутствует сверхъестественное начало: его эмоциональное и этическое ядро концентрируется вокруг индивидуальных и общественных установок в отношении Любви к Деньгам» [6, с.917]. Вероятно, под «сверхъестественными силами» здесь понимаются те высшие силы трансцендентного мира, которые являются объектом религиозного поклонения. Лишь этот фактор Кейнс считает способным привнести нечто в подлинную религию будущего, если только таковая бывает. Отвечая на свой же вопрос «в чем сила коммунизма как религии?» — Кейнс пишет: «Думается, она значительна. Возвеличивание обыкновенного человека—догма, действовавшая подкупающе на миллионы людей еще задолго до нас». Как считает Кейнс, современный ему капитализм «абсолютно не религиозен»: «Он не имеет внутреннего единства, как и сильного общественного духа; чаще всего — хотя и не всегда — это просто масса людей, имеющих собственность и алчущих ее» [6, с.923].
В этой связи показателен рассказ Патриарха Кирилла о том, что в беседах с ним некоторые европейские лидеры сетуют на отсутствие Церкви большинства, к которой они могли бы обратиться за поддержкой при мобилизации народа в условиях кризиса. «Очевидно, что в исламской цивилизации религиозный фактор — решающий, он наполняет пассионарной силой, а современный европеец, ориентированный на успех и комфорт, ею не обладает», — отметил Патриарх [7].
С той же проблемой сталкиваются и топ-менеджеры крупных компаний. Хотя в развитых странах Запада говорить о душе в мире бизнеса считается некорректным, в применяемых там технологиях управления знаниями нередко акцент делается на духовных ценностях, например, на доверии при обмене знаниями как внутри одной корпорации, так и между фирмами. Бизнесмены начинают осознавать необходимость умело использовать по назначению безграничные возможности своих сотрудников. Реализуются и так называемые программы «бизнес в общине»
— когда энтузиасты зазывают удачливых деловых людей в неблагоприятные районы, где те обучают жителей навыкам предпринимательства.
Итак, возможен ли бизнес, основанный на религиозной вере? Практика утвердительно отвечает на этот вопрос. В России в конце XIX — начале XX вв. целый ряд крупных купеческих кланов (Рябушинские, Пороховщиковы, Морозовы, Шибаевы и другие) не только экономически поддерживали староверие, но и строили на его принципах свое собственное дело. Отдельные российские предприниматели и сегодня строят свой бизнес на религиозных принципах. Бизнес, основанный на духовных ценностях, считался традиционным в Японии, в странах Ближнего Востока. Российский опыт оказывается здесь составной частью общего мирового процесса. Религиозные начала в той или иной степени присутствуют в бизнес-культуре многих российских предпринимателей — от малых до крупных.
Духовная компонента по-новому формирует саму основу развития компании. Православная корпоративная культура основывается на трех основных принципах. Во-первых, благодат-ность — получение свыше сотрудниками благодати, то есть воли и силы. Во-вторых, просвещение — перевод духовных ценностей личности на уровень корпорации в целом. В-третьих, единство
— единение персонала в любви и доброте, соединение духовной, душевной и материальной жизни компании в одно целое. Сильные стороны описанной модели корпоративной структуры очевидны: терпеливое отношение к объективным трудностям в кризисное время; уважение и лояльность к начальству; поиск компромиссов в конфликтах; отсутствие разочарования при неудачах; самосовершенствование личности.
Подобные качества своих сотрудников бизнесмен, зная об их принадлежности к той или иной религии, может соответствующим образом вознаграждать. Так, например, в качестве стимулов можно предлагать путевки на поездки по святым местам, мобильные телефоны с текстами из Библии и многое другое. Подобное поощрение уже проводит в своих компаниях ряд российских бизнесменов [17].
Ситуацию финансово-экономического кризиса необходимо использовать для выработки новой этики бизнеса, для нового понимания роли бизнесмена в России — не потребителя роскоши, а ответственного устроителя справедливого общества. Страсть предпринимателя к стяжательству богатства, денег, которая живет в его душе, делает ее мертвой. Это порок, который затемняет образ Божий в человеке. Когда мы начнем слу-
жить друг другу, поддерживать друг друга, нести друг за друга ответственность и осуществлять благотворительную деятельность, тогда мы достигнем жизненно важного для нас единства в условиях нынешнего кризиса. Мы должны «так воспитать душу, чтобы она сама могла стать пред Господом и вполне свободно и сознательно избрала добро» [19]. Нужно «не разводить» бизнес и религию по разным уголкам души, а осуществлять бизнес на основе нравственных ценностей, созданных и хранимых религией. Если Россия стала рыночным государством, то это не означает, что рыночной должна оказаться и душа. Вместе с тем, не следует оставлять разум (ноэтику) только за Западом, а душу (этику) — исключительно за Россией.
Ревностные сторонники и исполнители социально-экономического и научно-технического прогресса тоже разделяют бизнес и религию, считают бизнес средством установления небесного рая на земле. Но если человек («свободомыслящий еретик») не верит ни в небесный рай, ни в прогресс как надежное средство построения рая на земле, он не может больше разводить бизнес и религию по разным уголкам своей души. И тогда человек начинает искать идеала, в том числе и в природе коммунизма. «Под грубостью и глупостью новой России могут таиться крупицы идеала», — не отрицает Кейнс [6, с.926]. Может быть поэтому, «Русский Коммунизм представляет собой первый, хотя и очень запутанный, вариант великой религии», — предполагает известный экономист [6, с.925]. Коммунистическая мораль, заимствованная из Евангелия, жестко внедрялась во время ленинско-сталинской диктатуры как своеобразная государственная религия, основанная на идее атеистического коммунизма.
«Если нерелигиозный капитализм стремится окончательно победить религиозный коммунизм, недостаточно экономически быть более эффективным, надо быть эффективнее во много раз», — утверждал Кейнс [6, с.924]. Здесь, думается, задействован эффект синергии. Само понятие «синергия» значит по-гречески «совместное, согласованное действие», заимствовано из византийского богословия. Концепция синергии в данном контексте означает необходимость согласованного лада между божественной благодатью и волей человека в деле спасения, то есть гармоничного взаимодействия между человеком и Богом. Эта концепция стала одним из первых расхождений между богословием восточного и западного христианства. В 1977 г. появляется монография Г. Хакена «Синергетика», посвященная новой дисциплине, заимствующей свой материал из физики, химии, математики, биологии и социологии. В ее рамках вырабатывается новый подход к изучению нестабильности, хаоса вообще и кризисов в частности.
Констатируемая Кейнсом неспособность бизнеса привести общество к экономическому раю, где люди были бы относительно свободны от хозяйских забот, вызывает у него сомнение: «Хватит ли тех материальных преимуществ, которые проистекают из того факта, что бизнес и религия разведены у нас по разным уголкам души, для уравновешивания моральных потерь» [6, с.924]. Протестанты отделяют одно от другого (бизнес от религии) совершенно безболезненно и осознанно — деловая активность отнесена ими к сфере земного, а религиозная — небесного. Православная мысль состоит в том, что ни один человеческий проект не может осуществляться в разрыве между Небом и Землей [1].
Религия сама помогает человеку определиться с тем, что правильно (нравственно), а что — нет, сделать самый серьезный выбор — выбор между Небом и Землей, выбор смыслов. Трудность состоит в том, что это выбор внутри одного человека, между его самыми заветными идеалами, его разными состояниями. Эти состояния могут быть противоположно направленными, «рвущими» душу надвое. «Иногда нужно отрезать ноги, чтобы не отпали крылья. Иногда нужно выколоть себе глаз, чтобы не вытекли мозги», — приводит метафору О.А. Кураев, иллюстрируя драматизм выбора, традиция которого обогащает человека [9]. Свобода выбора есть у каждого человека, она является Божественным даром. Делая выбор в пользу зла, человек постепенно становится его рабом (раб мамоны, например), в конечном итоге лишая себя свободы. Без ориентиров нравственных любая экономическая свобода разрушительна для человека. Бизнес, лишенный нравственной основы, не просто неустойчив, он опасен: по уровню загрязненности рек, лесов и атмосферы, являющихся общественным достоянием, но «приватизированных» предпринимателями, мы можем судить о состоянии наших душ.
Сингармонизм бизнеса и религии подразумевает их независимость друг от друга («отъединенность»), их сотрудничество, но ни в коем случае не слияние. Сотрудничество состоит в том, чтобы реализовать на практике один и тот же нравственный идеал. В практической плоскости речь идет по сути о сотрудничестве двух культур: религиозной и бизнес-культуры. Религиозная культура может помочь бизнес-культуре найти и обновить ее духовное содержание. Механическое заимствование способов из религиозной культуры невозможно, поскольку цели и сущность у этих культур, безусловно, разные. Но человек вынужден жить и в церкви, и в государстве, потому что он «принадлежит к двум мирам, к миру благодатной свободы и к миру природной необходимости» [2, с.224], к небесному и земному одновременно.
Деловое и религиозное в практической сфере взаимодействуют в культурном пространстве светской жизни. Религия тесно связана с окружающей ее действительностью, развитие церкви следует за развитием, происходящим за ее пределами. Религия может стать реальным фактором возрождения российского общества только через осознание и признание современной светской жизни, неразрывно связанной с бизнесом. Основной принцип здесь — принцип диалога культур, принцип взаимодействия религиозных и общественных организаций (открытая дискуссия, совместные мероприятия).
Если Россия собирается быть значительной силой во внешнем мире, она должна стать моральной силой [6, с.926]. Но не жадной непомерной земной властью, которая сама повинуется закону и требует повиновения от других (католицизм). И не мыслью, которая ищет понимания, а затем отвергает то, что кажется ей непонятным (протестантизм). Моральная сила
России исходит из того, что главное в жизни — Любовь, из нее
— вера и вся культура духа. Ум и воля православного человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою. Любовь есть основная духовно-творческая сила русской души. Это идея русской славянской души, изначально предрасположенной к сочувствию и доброте. Особая доброта, воспитанная религиозным мировоззрением, сформировала среди православных народов чувства взаимопомощи, ответственности и соборности. Соборность выступает универсальной формой общенациональной идеи РПЦ. В социальном аспекте это означает возможность решать социально значимые проблемы на коллективистских началах, общими силами. В богословском аспекте под соборностью понимается интеграция Земного и Небесного, единение христиан ради достижения согласия в земных делах. Сторонники соборности видят в ней мощный потенциал, способный вывести Россию не только из духовного, но и финансово-экономического кризиса.
Восстановление духовных ценностей и моральных норм, приобретенных христианством за многовековую историю, но утрачиваемых сегодня, возможно, по нашему глубокому убеждению, лишь в условиях так называемой нравственной экономики. Ее основы разработаны в трудах О.Т. Богомолова, Д.С. Львова,
Н.П. Федоренко. Выдвинутая ими доктрина нравственной экономики базируется на понимании экономической жизни как социального служения, а в качестве ее проблем они рассматривают фундаментальные вопросы духовности. Думается, что к ним относится и обозначенная в данной статье моральная дилемма религии и бизнеса как проявление дуализма духовного и материального.
Литература
1. Беседы и проповеди Патриарха Кирилла [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.idrp.ru. — [Данные на 24.03.2010].
2. Бердяев Н.А. Философия свободы. — М.: Московский филиал «Интерпартнер — МКС» СП «МКС Плюс», 1990. — 288 с.
3. Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. — М.: Российское Библейское общество, 2001. — 292 с.
4. Богомолов О.Т. Нравственный фактор социально-экономического прогресса // Вопросы экономики. — 2007. — № 11. — С.55-
62.
5. Дилигенский Г.Г. Человек перед лицом глобальных процессов // Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития / А.Г. Арбатов и др. — М.: Альпина Паблишер, 2003. — 589 с.
6. Кейнс Дж.М. Беглый взгляд на Россию В кн.: Общая теория занятости, процента и денег. Избранное / Дж. М.Кейнс. — М.: Эксмо, 2007. — 960 с.
7. Клин Б. Патриарх сформулировал национальную идею // Известия. — 2009. — 30 дек.
8. Колесникова Н. Ценностные ориентации городской молодежи // Человек и труд. — 2007. — № 3. — С. 74-76.
9. Кураев А. Выступление перед студентами вузов г. Кемерово // Глагол. — 2008. — окт.
10. Логачев В.А., Жернов Е.Е., Жернова Н.А. Представления студентов-экономистов о ценностях экономической жизни // ЭКО. — 2009. — № 3. — С. 117-128.
11. Лукин С.В. Основополагающий принцип христианской экономии // Проблемы современной экономики. — 2005. — № 3.
12. Львов Д.С. Нужна ли России своя философия экономики? // Обозреватель — Observer. -2005. — №5 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.rau.su/observer/N5_2005/5_0.1HTM. — [Данные на 24.03.2010].
13. Назаров И.В. Спасение и творчество: хозяйственное и нехозяйственное в мире истории //Проблемы современной экономики. — 2005. — № 3.
14. Наследие святителя Филарета [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.pagez.ru/philaret/nasl_022.php. — [Данные на 24.03.2010].
15. Основы учения Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. Приняты Архиерейским собором в 2008 г.
16. Расков Д.Е. Старообрядчество: картина мира и хозяйственный стиль // Проблемы современной экономики. — 2002. — № 3.
17. Сардарян А. Управление среди религий // Управление персоналом. — 2009. — №5. — С.12-14.
18. Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании. Принят Всемирным русским народным Собором в 2004 г.
19. Священноисповедник Роман Медведь [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.fond.moscow-crimea.ru/duhovny/ zhitia/donenko/donenko_rm.html. — [Данные на 24.03.2010].
20. Семенов В.Е. Проблемы образования, профессиональной адаптации и социализации молодежи // Проблемы современной экономики. — 2002. — № 3.
21. Смит А. Теория нравственных чувств. — М.: Республика, 1997. — 351 с.
22. Старк Р. Победа разума: как христианство привело к Свободе, Капитализму и Успеху Запада. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.inauka.ru/economics/article60576/print.html. — [Данные на 24.03.2010].
23. Федоренко Н.П. Гуманистическая экономика. — М.: Экономика, 2006. — 188 с.
24. Чукуров А.Ю. Религиозный фактор как детерминанта культуры повседневности: скандинавский протестантизм и повседневные практики // Проблемы современной экономики. — 2006. — № 3.
