CC BY
154
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 4
А.М. Амирханян
РЕЛИГИОЗНЫЙ КОНТЕКСТ ДОБРА И ЗЛА В РОМАНЕ Л.Н. ТОЛСТОГО «ВОЙНА И МИР»
В статье А.М. Амирханян исследуется разрушительность силы войны, как зла, и значимость мира, добра. Делается попытка раскрыть ценность толстовской трактовки религиозного, нравственного мышления, желания писателя в художественном произведении указать пути искоренения зла, освобождения духа и души персонажей романа Л. Толстого «Война и мир» от страстей через те религиозные чувства, которые заключены в духовности, совести, всеобщем просветлении нравственности.
Ключевые слова: добро, зло, религия, самосовершенствование, духовность, христианство, нравственность, противостояние, Евангелие, дух, душа.
The topical task of the paper by A.M. Amirkhanyan is to explore the significance of peace and good will and the destructive power of war, viewed as an evil. Besides the paper based, on L. Tolstoy's novel «War and Peace», targets at distinguishing the author's specific approach towards moral and religious mentality, his attempts to show how to root out an evil, how to overcome the fleeting passion and purify religious feelings, spirit and soul.
Key words: goodness, evil, religion, self-improvement, spirituality, Christianity, morality, resistance, the Gospel, spirit, soul.
Религиозный контекст добра и зла в романе Л. Толстого «Война и мир» - по сути, уже в заглавии: война - зло, мир - добро. Война - зло, сквозь призму ее разрушительной силы зримее благо добра. Ценность жизни и высшая ее цель открывается в процессе нравственного, эстетического, религиозного мышления.
Одним из первых шагов к самосовершенствованию Л.Н. Толстой считает самосмирение («смирение - это первое условие духовности» - 2, 180) ; для формирования же духовной личности необходима борьба с гордыней и эгоизмом, что приводит в итоге к любви («Бог - есть Дух, Бог есть Любовь» - 2, 181).
Еще одно религиозное чувство - совесть. Она родилась от тех же нравственных ценностей, что и стыд и жалость. Стыд в христианстве - особое этическое отношение к материальным миру и чувствам. Сострадание, сочувствие, чувство жалости в христианстве проявляется в действующей в душе совести.
Основные герои романа-эпопеи «Война и мир» воспринимаются как защитники понятий дом, очаг, мир, родина. И проходят свой тернистый путь аристократы, что в переводе с греческого буквально означает «лучший». Аристократия - это цвет нации, это традиции.
Герои «Войны и мира» проходят свой путь поиска Добра, отталкиваясь от православных и, шире, общечеловеческих законов бытия. Аристократы Болконские, Ростовы, Безуховы преодолевают «замкнутое» пространство истории, и их внутренний мир распространяется на окружающий мир.
Автор романа говорил, что люди «пегие - хорошие и дурные вместе», он искал, как и его герои, пространство, где «не нужно тонкостей». В дневниковой записи 18 марта 1895 г. он написал: «Я часто сознаю в себе ослабление стремления к совершенству. <.. .> мир стоит, тогда как и мы и он, не переставая, движемся, течем. <.> Очень легко знать, что добро и что зло само по себе, но очень трудно решить это для людей, запутавшихся в добре и зле. <.> Один из самых трудных переходов - это переход от жизни хорошенькой к жизни хорошей. <.> Человек считается опозоренным, если его били, если обличен в воровстве <...>, но если он подписал смертный приговор, участвовал в исполнении казни, читал чужие письма, разлучал отцов и супругов с семьями, отбирал последние средства, сажал в тюрьму. А ведь это хуже» (1; 22, 15-17).
Молодость - пора ошибок и их исправления, старость же, по признанию Л. Толстого, «желанная», потому что это «чистый воз-раст»(1;22, 17). «Естественный ход жизни такой: сначала человек ребенком, юношей только действует, потом, действуя, ошибаясь, приобретая опытность, познает и потом уже, когда он узнал главное, что может знать человек, узнал, что добро, начинает любить это добро: действовать, познавать, любить. Дальнейшая жизнь (также и наша теперешняя жизнь, которая есть продолжение предшествовавшей) есть прежде деятельность во имя того, что любишь, потом познавание нового, достойного любви и, наконец, любовь к этому новому, достойному любви. В этом круговорот всей жизни» (1; 22, 17).
Сила духа закаляется в нужном деле. Война есть испытание. Андрей Болконский, говоря о Кутузове-полководце, заметил, что «есть что-то сильнее и значительнее его воли, - это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться <.> от своей личной воли»(1; 6, 28). Война - это зло, но даже в этом «нехорошем деле» есть добрые начала. Кутузов борется со смертью, которую несет нашествие Наполеона. В то же время он по-христиански «благословляет» на подвиг: «Христос с тобой!», «.я буду бога благодарить», «С богом!». Лозунг «За веру, престол и отечество!..» перекликается со старинным средневековым европейским кличем «За бога, короля и отечество!». «Ход мировых (в самом широком понимании слова миръ. - А.А.) событий предопределяется свыше»1. Война направляется каким-то «прови-
1 Гудзий Н.К. Л.Н. Толстой - великий писатель русского народа. М., 1953. С. 18.
дением»: «Война <...> является своего рода экзаменом, дающим возможность выявиться <.> душевным качествам, положительным или отрицательным. Для положительных персонажей она - великое испытание, поднимающее их на новую высоту, вскрывающее <...> здоровые нравственные силы. Отрицательные персонажи в
условиях войны наиболее полно обнаруживают свое нравственное
2
ничтожество» .
Русская художественная литература всегда откликалась на наиболее значимые, знаковые актуальные события отечественной истории, искренне и ответственно отображая и выражая самые насущные социальные проблемы. Могучий интеллект Толстого целиком подчинялся воссозданию живой жизни, писатель сопереживал и указывал дорогу к божеской Правде. И благодаря Правде его мысли относят к ценнейшим источникам мудрости в мировой художественной истории. «.Это писанье, которое я особенно люблю и которое мне стоило большого труда» (1; 18, 616).
Л.Н. Толстой говорил «о постепенном упадке нравственности в дворянском сословии, о необходимости в нем духовного образования и религиозного смысла» (1; 18, 662). Он предвидел ход развития русской литературы, отмечал необходимость исследования и сближения с народной фразеологией, в том числе религиозного характера (1; 18, 706). Он прислушивался к народным мыслям, многовековой мудрости и в своих дневниковых откровениях размышлял о душевном и духовном чтении: «Я читаю и «Отче наш» и 37 псалом, и на минуту, особенно «Отче наш», успокаивает меня, и потом я опять киплю и ничего делать, думать не могу; бросил работу, как глупое желание отмстить, тогда как мстить некому» (1; 18, 713).
Главные герои «Войны и мира» стремятся отвести беду от своих любимых, родных и близких, в военное время стараясь уберечь тот дорогой им мир, на который посягают враги извне, они пытаются защитить свой собственный хрупкий мир, который не дает покоя воинственно настроенному окружению. Череда испытаний, выпадающая на долю каждого из «положительных» героев - Пьера, Андрея, Наташи Ростовой и др., - указывает на их сомнения, на поиск библейской, божеской Правды. Происходит своеобразная реставрация символов истории в литературе. Символика (священный дуб, встреча с «божьими людьми», бунт в Богучарове, Поклонная гора, Лысая гора и т.д.) здесь не- случайна. Столкновение двух отношений миров - войны и мира - предполагает выбор новых отношений и гармонию в будущем, борьбу со своими же личными заблуждениями и утрату, и озарение нового «я».
Душевный мир Андрея Болконского сложен. Сначала ему кажется суетной привычная жизнь света, после раздражает Лиза, которая
2 Там же. С. 17.
пять раз подряд в течение вечера может говорить одно и то же, затем суетными кажутся ему военные из светского общества. Ему ближе народ, утверждающий жизнь жизнью своей, Кутузов, который имеет «право так спокойно говорить»(1, 4, 213). В Андрее Болконском с начала романа сквозит душевная усталость. А перед смертью он просит «достать» ему Евангелие, он чувствует, как распускается в нем «цветок любви», в первую очередь к жизни: «Памятливость <...> к мелким подробностям жизни поразила доктора» (1; 6, 396). Перед вратами в вечность к нему «пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти <...> опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что-то такое общее с Евангелием. Потому-то он попросил Евангелие» (1; 6, 397).
В 1953 г. Н. Гудзий писал, что «тяжелое ранение на Бородинском поле приводит Болконского к новому духовному кризису»3. Чем сильнее чувство надвигающейся смерти, тем он более отдаляется от «земных интересов» и «проникается чувством христианской любви и всепрощения»4. Перед смертью «все силы его души деятельнее, яснее, чем когда-нибудь» (1; 6, 398).
Ему «открывалось новое счастье, неотъемлемое от человека, <...> счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мог только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын...»(1, 3, 398). Здесь мы видим отражение идей писателя, понимание назначения веры, «любви, которая есть самая сущность души. блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить - любить бога во всех проявлениях» (1; 6, 399). А далее идет точное философское определение христианской веры: «Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской» (1; 6, 399). Умирая, князь Андрей «увидал своего врага и все-таки полюбил его <.> божеская любовь не может измениться. Она есть сущность души» (1; 6, 399). Это не «когда бьют в одну щеку, подставь другую». Это божеская Правда, которая не выявлялась из благородной души Андрея от духовной усталости; она была в его сердце всегда, но, поняв это разумом (рационализм Толстого), ему и Наташу «хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему» (1; 6, 400). Неожиданные «предсмертные переживания» и открытия Андрея как исповедь на смертном одре. Начало этой исповеди-работы было положено много раньше - на поле брани под Аустерлицем. «Над ним не было ничего уже, кроме неба. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме
3 Там же. С. 19
4 Там же.
этого бесконечного неба. И слава богу! <.> Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидел нынче?.. И страдания этого я не знал также» (1; 4, 354-367). Наполеон - великий полководец, которого боготворили, - «его герой», казался «столь маленьким, ничтожным человеком <.> в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял» (1; 4, 369).
Небо высветило ничтожность величия, жизни, смерти. Здесь уже проступает духовный кризис Л. Толстого, обнаружившийся на рубеже 1870-1880 гг. Княжна Марья, провожая брата на войну, отдала ему золотой образок на золотой цепочке (золото отражает свет, небо, выше которого ничего нет, только всевышний) с богом, «который... зашит, в этой ладанке»(1; 4, 120). Образок - символ Добра. Князь Андрей ушел на войну, потому что «эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь - не по мне!» (1; 4, 35). Если принять во внимание то, что Андрей Болконский, по мнению многих исследователей, является выразителем идей Л. Толстого и его образ несколько автобиографичен, то можно не сомневаться, что в романе вычерчивается предстоящий кризис в мировоззрении писателя. «Любимые герои Толстого в испытаниях 1812 года соответствуют общему волнению исторического моря и потому постигают смысл жизни и обретают счастье: подвиг и счастье идут рядом. <.> Здесь Толстой развивал свои философские мысли - о свободе и необходимости в истории и частной жизни»5. При встрече в госпитале с Анатолем в Болконском уже больше нет мучительной ненависти. В просьбе же достать ему Евангелие, читая которое он непрестанно ощущает, как распускается в нем «цветок любви», сказываются отзвуки толстовских апелляций к «Духу», его призыва к «нравственному самоусовершенствованию», «его доктрины «совести» и всеобщей вселенской «любви», проповеди аскетизма и квиетизма»6.
Мифологема неба - видимого над землей пространства в форме купола, свода - имеет особую семантику. Именно к этому куполу, своду храма обращают свои взоры молящиеся, видя и подразумевая вместо каменного строения голубое небо. Его «вдруг» прочувствовал не только Андрей Болконский, но также Петя и Николай Ростовы, Пьер и др. «Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего-то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце! Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко!.. «Ничего, ничего бы я не желал, <. > ежели бы я только был там, - думал Ростов. - Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а <.> тут . Мгновение - и я никогда уже не увижу этого солнца, этой
5 История русской литературы XIX века. 70-90-е годы/ Под ред. В.Н. Аношкиной, Л.Д. Громовой, В.Б. Катаева. М., 2001. С. 454-456.
6 Ильичева И.М. Духовность в зеркале философско-психологических учений (от древности до наших дней). М., 2003. С. 19.
воды, этого ущелья.» <...> «Господи боже! Тот, кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня! - прошептал про себя Ростов» (1; 4, 187-188).
Обращение к небу, непостижимому и недосягаемому, как божественная истина, как сам Бог, приводит к думам о жизни осмысленной и добре, которое исходит от этой необъятной бездонности неба. У Ростова небо ассоциируется с непознаваемым, верой в Бога - и страстями, окружающими всех и вызывающими внезапный страх бессмысленной смерти. «Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и - неизвестность, страдания и смерть. И что там? Кто там?.. Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти.» (1; 4, 181). Постижение и понимание известного с детства, необъяснимого и любимого Бога только сейчас становится понимаемым разумом. Потребность рационалистического понимания всего бытия близка писателю, который «в годы детства и отрочества <.> настойчиво пытался решать основные вопросы человеческого существования, в шестнадцать лет он разрушил свою религию и «вместо креста носил на шее медальон с портретом Жан-Жака Руссо», к которому относился с обожанием»7.
Небо в душе Пети вызывало многоголосую музыку, полифонию, «происходило то, что называется фугой <.> опять сливалось <.> в торжественно церковное» (1; 7, 158). Полифоническая форма представлялась в виде хоральной обработки с интенсивным преобразованием смешанных инструментальных форм, предназначенных, по тексту отрывка, для отправления богослужения.
«По Толстому, - пишет Л.Д. Громова, - христианская нравственность не обязана быть аскетичной. Исполнение нравственного долга радостно, и для того, чтобы жизнь человека стала праведной, совсем не обязательно прятаться за монастырскими или церковными стенами. Скорее наоборот <.> Новый Завет Библии стал <.> главным ориентиром и нравственной мерой»8. Герои романа в поисках добра обращаются к Евангелию, Св. Писанию, верят в силу заключенных в них притч и рассказов, сознательно требовательны к исполнению долга, они размышляют над смыслом своей жизни. Для них страшнее всего бессмысленная, неодухотворенная жизнь, равнозначная смерти. И поскольку помыслы и поступки их целеустремленны, и они сознательно творят добро, жизнь и смерть становятся одухотворенными, то приближаются к изначальной вере, заложенной в них генетически
7 Полнер Т. Лев Толстой и его жена. История одной любви. М., 2000. С. 18-19.
8 Громова-Опульская Л.Д. Избранные труды. М., 2005. С. 262-263.
и интуитивно прочувствованной. Так простой народ верит, что «благодать великая открылась, у матушки пресвятой богородицы миро из щечки каплет» (1; 5, 127).
На то, что в мотиве неба есть божественная семантика, указывает и частое использование в романе православной молитвы «Отче наш ... на небесех».
Пьер Безухов - граф, как и сам писатель, - «такая высокая, небесная душа!» - признается: «Да, я верю в бога». Он хочет делать добро, готов отдать все, в частности легко расстается с одним из главных предметов православного таинства - обручальным кольцом, с трудом снимаемым с «толстого» пальца. А. Храповицкий в ходе спора об институте брака пишет: «<...>... природную любовь мужчины к женщине Церковь велит употреблять на взаимное назидание и возведение к совершенству, на воспитание детей в духе Евангелия, так что брак налагает на людей известные миссионерские обязанности, не возможность наслаждений, но крест и труд»9. «Мраморная» Элен была изгнана из «священного» союза брака «мраморной» доской. «Мраморная доска» разбилась - обнажилась «мраморная» душа Элен. Пьер разоблачил безнравственность Элен.
К судьбе Пьера более применимы слова «страдание» и «страсть». Из-за минутной страсти он, не готовый к женитьбе, на уровне интуиции предчувствуя зло, не желая брака с Элен, все-таки «выдавил» из себя признание и страдает от своей лжи, нарушив одну из заповедей божьих, от чего ему страшно, - начинается цепь несчастий от Страдания - Страсти - Страха. Можно отметить, что сцена ссоры Пьера с Элен удалась в экранизации романа (режиссер - С. Бондарчук), где Пьер разбивает зеркало, в котором отражение Элен многократно увеличивается, отражается много разных зол и многоликость одного и того же зла, тогда как в тексте романа он, «схватив со стола мраморную доску <.. .> бросил <.. .> разбил ее и <.> закричал <...>» (1; 5, 36). Элен с «мраморными плечами» изгнана из дома-очага Пьера куском мраморной доски. Символика Толстого, несомненно, многозначительнее. Несмотря на столь яркую и «удачную» находку режиссера, редактировать писателя, нам кажется, все же нельзя, хотя в контексте фильма режиссер достиг высшей степени выявления многоликости зла.
Затрагивая религиозный контекст в композиционном построении образа Наташи, нельзя не указать на ее отношение к православной обрядовости - молитве, говению, посту, покаянию, на обращения к Господу, восприятие услышанных устойчивых сочетаний слов и отдельных фраз церковного канонического содержания, просьбы о
9 Русские мыслители о Льве Толстом: Сб. статей / Сост. С.М. Романов. Ясная Поляна, 2002. С. 42.
милости Божьей и т.д. Наташа стоит перед иконой Божьей матери и слушает церковную службу. Толстой, объясняя смешанные чувства Наташи, пишет: «... когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве» (1; 6, 57), а «когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу (курсив наш. - А.А.), который в эти минуты - она чувствовала - управлял ее душою»(1; 6, 58). Наташа «крестилась, кланялась и <...> просила бога простить ее за все, за все, и помиловать»^; 6, 27). Она слушала читаемые священником молитвы с усердием, ведь богослужение велось от имени верующих и содержало обращения и просьбы к богу. Наташа, присоединяясь к ектенье «Миром Господу помолимся», по-своему самобытно и характерно понимала каждую ноту, звуки фразы, вносила свой особый смысл в эти слова - Мир, т.е. мiръ (все люди, весь свет, род человеческий, без различия сословий).
По поводу молитвы Л. Толстой еще в 1860 году сделал в дневнике следующую пометку: «Молиться кому? Что такое бог, представляемый себе так ясно, что можно просить его, сообщаться с ним? Ежели я и представлю себе такого, то он теряет для меня всякое величие. Бог, которого можно просить и которому можно служить, есть выражение слабости ума. Тем-то он бог, что все его существо я не могу представить себе. Да он и не существует, он закон и сила <.> Пусть останется эта страничка памятником моего убеждения в силе ума»(1; 19, 111). «Все, что может случиться извне, ничто в сравнении с тем, что может случиться внутри», - отмечено в дневнике писателя (1; 19, 30).
В ранних редакциях XVI-XVIII глав 1-й части III тома выделяются связи заболевания Наташи и ее душевного состояния: «болезнь больше нравственная»; «на страстной неделе Наташа говела, одна с няней не в своем приходе, а в церкви Успенья, где <.> был священник очень строгий и высокой жизни»; Каждую ночь в 3 часа Наташа «вскакивала, озябая умывалась, одевалась и, надев [самое старое платье] дурное старое платье для того, чтобы и наружно выразить тот дух смирения, который был в ее душе . и торопилась к заутрене»; «В церкви, где <...> признали Наташу, она становилась на привычное место <.> [молилась за себя, за свои грехи, за свои пороки и злодеяния, за весь род человеческий, особенно за человека, которому она сделала жестокое зло, и за врагов своих] (истинно христианский акт. - А.А.) испытывала новое для нее сильное и радостное чувство»10. Икона Божьей матери с «кривым, черным, но небесно
10 Донское А., Галаган Г., Громова Л. Единение людей в творчестве Л.Н. Толстого: Фрагменты рукописей. М., 2002. С. 164.
кротким и спокойным лицом», молитвы, дьякон, выходивший «на амвон» с чтением ектеньи «Миром господу помолимся», вызывают в душе Наташи радость, «что она с миром, со всеми молится богу», и «за каждым словом дьякона, низко кланяясь и крестясь при каждом «Господи, помилуй», она почти каждое [слово] прошение эктении прикладывала к своим обстоятельствам»11.
На это указывают примечания составителей издания «Единение людей в творчестве Л.Н. Толстого. Фрагменты рукописей» (А. Дон-сков, Г. Галаган, Л. Громова) - о том, что описываемые события относятся к богослужению в Страстную седмицу Великого поста, а повторяемая Наташей молитва составлена еще в IV в. св. Ефремом Сирином и сопровождается символическими обрядовыми действами в дни Великого поста. Вызывает интерес пояснение Толстого на полях автографа: «Это было в 11 году», «Светлое Христово воскре-сенье»12. Именно тогда по церковному православному календарю упоминают «Иуду и жену грешницу, помазавшую драгоценным миром ноги Христа»13. Наташа просит прощения у всех накануне исповеди, особенно у Сони, признавая, что была к ней «несправедлива, что Соня спасла ее», и пишет письмо князю Андрею, которого «не достойна» и поэтому «никогда не будет его женою»: «Приготовляясь к высокому таинству исповеди и причащения, мне нужно просить у вас прощения за зло . Ради бога, для этого дня,
14
простите меня.» .
Казалось бы, Наташа нашла успокоение, но религия, точнее, религиозные таинства полностью не заполнили духовную жизнь персонажа. Ее душа - вся в поисках цели и смысла жизни. Позднее она прибегает к молитве во имя сохранения отечества, презирая Наполеона за то, что он осмеливается «завоевать ее». «Пасха 1812 года приходилась на 21 апреля, и еще слишком большой промежуток времени отделял страстную неделю от начала войны. В окончательном тексте Наташины исповедь и причастие перенесены с Великого на Петровский пост, который заканчивается 28 июня, перед днем Свв. апостолов Петра и Павла. Таким образом, последняя неделя Петровского поста, когда Наташа, не пропуская ни одного дня, бывает в церкви, совпадает с началом войны. И слова великой ектении, и молитва о спасении отечества теперь сильнее действуют на нее в том ее «состоянии раскрытости душевной», в котором она находилась»15. Наташа молится о своих ошибках и за всех-всех. Сама религия бессильна молитвой совершить добро, но добро совершается от той
11 Там же. С. 167-168.
12 Там же.
13 Там же.
14 Толстой о Толстом: Материалы и исследования. Вып. 1. М., 1998. С. 49.
15 Там же. С. 104.
внушенной силы, которую дает молитва. Молитва усмиряет зло, и возникает чувство терпимости к чужому злу (по-толстовски). Обычно говорят об автобиографичности мужских образов: Пьер, Андрей, Левин, Нехлюдов. Но в религиозных исканиях Наташи, несомненно, мы находим черты автобиографичности, исповедальности писателя, хотя указаний, признаний, намеков на этот факт мы не нашли.
Есть определенная закономерность в последовательности свершений Зла. Князь Андрей, с раздражением относящийся к своей жене, творил Зло, не любя ее, - Анатоль сотворил Зло по отношению к Наташе - Наташа сделала Зло, предав любовь князя Андрея, - Элен умышленно обошлась с Пьером Зло и т.д. Толстой этой последовательной цепью Зол приводит нас к своей трактовке христианской истины - учения о «непротивлении злу насилием». И если Наташа, Андрей, Пьер умели простить Зло, следуя библейской мудрости «Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят», то ни Анатоль, ни Элен не покаялись, за что и «бог послал» французов «истребить зло, которое <.> у них же переняли»16. Как справедливо замечено М. Можаровой, «общие внутренние причины связывают личную и историческую катастрофы»17. «Покаялась тогда Россия, и бог помиловал ее», - писал религиозный писатель, богослов и епископ Феофан Затворник (в миру Г. Говоров)18.
Религиозный контекст проходит через весь роман. Душа княжны Марьи Болконской выражается «в одном простом и ясном законе - в законе любви и самоотвержения, преподанном нам тем, который с любовью страдал за человечество, когда сам он - бог <.>; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других, - призываются к богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные или такие, которые в тягость себе и другим» (1; 5, 240). «Мысль народная» сквозит в ее переживаниях: «Христос, сын бога, сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы . думаем в нем найти счастье. Как никто не понял этого?.. Никто, кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца . Оставить . все заботы о мирских благах для того, чтобы, не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!» (1; 5, 245). Как видим, вера княжны Марьи не богобоязненная, а разумная. Она
16 Там же. С. 106.
17 Там же. С. 107.
18 Там же. С. 106.
готова исполнить предопределение бога не только сердцем, но и дать объяснение уготованной ей свыше, по ее разумению, судьбе. Княжна «не взглянула на себя в зеркало», а «вошла в образную», где был «освещенный лампадкой черный лик большого образа спасителя». Задавая себе все один и тот же вопрос мысленно, слышала ответ «в ее собственном сердце», «что могло все это значить в сравнении с предопределением бога, без воли которого не падет ни один волос с головы человеческой» (1; 4, 279). Княжна Марья не смотрится в зеркало, не хочет видеть в нем своего отражения физического. Она идет в образную - и «если богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить его волю»(1;. 4, 279). Все та же «мысль народная» звучит в религиозном контексте у Андрея Болконского «Вот оно, милое православное воинство»(1;.4, 209), которое встретится вот-вот со смертью, но бесследно не исчезнет. Зло смерти в том, что люди уходят из жизни, не оставив следа.
О зле в контексте бесцельности и бессмысленности смерти Толстой говорил еще после смерти старшего брата Николая, которая сильно потрясла писателя. Другим «толчком» к духовному кризису Толстого могла послужить кончина четверых детей в младенческом возрасте и семилетнего сына. Трагические события приходятся и на годы работы над «Войной и миром». И последовательные, хотя и обрывочные идеи «кризиса» вычерчиваются весьма отчетливо.
Толстой пишет о положении и назначении женщины и, хотя и согласен с устоявшимся старинным религиозным укладом воспитания, все же вносит в него элементы цивилизации и эмансипации, в истинном смысле слова - освобождения.
Целая галерея женских образов: Наташа, Соня, Элен, Марья Болконская - одно возрастное поколение, Марья Дмитриевна и др. - старшее поколение женщин. С современной точки зрения представить женщину только в сфере семьи недопустимо, но с позиций воспитания и христианской морали XIX в. в решении «женского» вопроса Толстой следует христиански-религиозным взглядам на жизнь в семье и исполнение природного «родового назначения» (1; 18, 689). И если в трилогии Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность» «впервые в русской литературе была поставлена проблема становления характера»19, то в «Войне и мире», пожалуй, впервые был поставлен вопрос свободного выбора известного кодекса поведения comme il faut - non comme il faut для женщины. Сословно-вре-менное поведение диктуется в отрыве от христианского представления. Если в «Детстве» читатель знакомится с «загубленной жизнью верной господской рабы»20 Натальи Савишны, то в «Войне и мире»
19 КулешовВ.И. История русской литературы XIX века. М., 2004. С. 543.
20 Там же. С. 544.
существующие отношения к женщине и ее возможности в обществе шире, а она все равно ищет «пищи» для души.
В поступках Наташи проявляется христианская заповедь любви к ближнему, и выражается это как простое правило благоразумного человека в военное время. Та же преданность и патриотизм показаны и в образе княжны Марьи Болконской, отказавшейся от предложения мадам Бурьен принять победу Наполеона и покориться завоевателям. «Чистота нравственная» представлена как истинно народная этика, и христианская, в частности Княжна Марья также предана семье, но это религиозная кротость (терпит деспотические порядки в доме). Соня и Наташа, хотя и получили воспитание в одном доме Ростовых, разные. Если Соня «пустоцвет», то Наташа - воплощение тех черт, которые должны быть в женщине-христианке.
В Наташе соединились два мира - деревенский, «с воспоминаниями деревни и князем Андреем, в этом мире было ужасно то, что случилось; и другой мир, с ложами, ярким светом, графиней Безухо-вой, с Дюпором. В этом мире было возможно то, что случилось, и ее тянуло в этот мир»21. В поведение Наташи не вложено ни малейшей толики готовых проповедей, но присутствует духовное воспитание, постоянная работа ума, души, духа - и все для открытия настоящего духа Христова нравоучения. И те перипетии, которые обуревают ее душу, строятся на «вечных» историях, раскрывающихся в различных религиозно-философских направлениях долгого ряда проживших жизнь поколений. В каждом поступке героини Толстой проводит черту «между дурным и хорошим. Между душевным безобразием и душевной красотой»22. Но она отличается при христианском воспитании отсутствием какого-либо христианского нравоучения. Во всех романтических мечтах юной Наташи есть рационализм, граничащий порой с бунтарством, анархизмом, нигилизмом, хаосом, вольнодумством, иррационализмом. Наблюдения юной графини вызывают живой интерес как ее, так и к ней.
Для Элен формула бытия - основа в браке - деньги - естественна, это ее «божеская» правда. Элен - статично «нонкомильфотная» в отношении достижения христианского нравственного идеала. Наташа же - на пути его осуществления. В ней от рождения заложено уважение к нравственному христианскому закону. Она сама себя изгоняет из мира счастья. Воплем Наташи «За что это все мне, Соня, за что?» в перспективе выделяется та постоянная работа души и разума, которая приводит на путь очищения и становления души с точки зрения христианской морали. Как считает Ф. Преображенский, «любовь и самоотверженное служение людям есть лучшая школа для
21 Донское А., Галаган Г., Громова Л. Указ. соч. С. 135.
22 Русские мыслители о Льве Толстом. С. 83.
выработки религиозных убеждений и лучшая почва для усвоения Христовой истины»23. Еще одно наблюдение: Наташа, даже думая о прошедшем, непременно старается предугадать или предупредить будущее, т.е. «мораль Толстого как мораль проникнута положительными (Н.Я. Грот) идеалами - идеалами будущего. <.> Он глубоко верит в возможность познания истины жизни, как она открывается человеку изнутри - в его самосознании»24. Наташа, княжна Марья больше действуют в своем самосознании, в них происходит постоянная работа ума и души, в отличие от Элен, не раскрывающей себя «изнутри». Следовательно, Наташа идет путем нравственного усовершенствования, не исключающего проб и ошибок (опять по-христиански: через испытание найдет очищение душа и откроется истина), а для Элен существует лишь внешнее совершенствование жизни.
Христиане в пожаре войны «жгли на кострах и пытали людей, но Христос этому не учил»25. Значит, по Толстому, очищающей «карающей десницей» бесцельной бездуховности стала война - вот истинная «инквизиция».
Среди женских персонажей, пожалуй, только Наташа и княжна Марья «активно участвовали» в военных событиях. Юная Наташа не имеет «хорошего, верного мышления»26. В первых главах ее жизнь течет как бы для себя, но «жизнь для себя не может иметь смысла, это усмотрел Толстой в Евангелии»27, оттого, на наш взгляд, самые большие душевные переживания и искания выпадают на долю этой хрупкой девочки. Она обычно умеет ценить более всего чистоту духа. Сама чистая душой, ищет смысл радости («Отчего все это у меня? Отчего?»). Она умеет задуматься о самоотречении, покаянии («Я одна во всем виновата!»). Но тогда она должна стать жертвой. Умение же самосовершенствоваться, руководствуясь разумом (хоть это разум юной неопытной женщины), может и должно указать на истинный путь. В Наташе соединяются христианская Красота и Добро. Вот как объясняет эти понятия писатель: «Добро, красота, истина ставятся на одну высоту <...>. Добро есть вечная высшая цель нашей жизни, как бы мы ни понимали добро, жизнь наша есть не что иное, как стремление к добру, т.е. к богу. <.> Добро <.> определяет все остальное, красота же <.> есть не что иное, как то, что нам нравится. Понятие красоты не только не совпадает с добром, но скорее противоположно ему, так как добро большей частью совпадает с победой над пристрастиями» (курсив наш. - А.А.) (1; 15, 93). Толстой считал,
23 Там же. С. 128.
24 Там же. С. 146.
25 Там же. С. 181.
26 Там же. С. 201.
27 Там же. С. 203.
что гнев и злоба - признак бессилия. И если бы не был дан образ Элен - души Зла, не обрисовался бы образ Наташи - души Добра. Женская природа созидательна, женщина - продолжательница рода, следовательно, несет, по Толстому, Добро. Художник успокаивается «лишь тогда, когда сознает, что достиг полного «вчувствования» и способен возвести в перл создания то, чему, может быть, не должно бы быть и места под солнцем. <.> Этим и создается материал для
религиозной драмы, развертывающейся на почве внутренней колли-
28
зии между художником и личностью» , которую он и сотворил.
Интересна сцена молитвы Наташи в храме, где молились «всем миром»; здесь - «братство людское». Для Толстого, равно как и для его любимых героев, «религиозная истина есть единственная истина, доступная человеку, христианское же учение <.> лежит в основе всех людских знаний» (1; 21, 300-301). Все персонажи в романе крещеные, но несут ли они в душе своей веру? Кроме крещения внешнего, атрибутивного, обрядового должно быть крещение внутреннее, осознание того,« что смысл человеческой жизни есть учение Христа, радость жизни есть стремление к исполнению этого учения» (1; 21, 305). Герои, стремящиеся к этому завету, любимы и автором, и читателем, кто же идет вразрез со смыслом крещения - «противны». «Гадко и больно» Толстому, да и всем независимо от вероисповедания. «Без религии, - пишет Толстой в дневниковой записи 1903 г., - нельзя жить <.> потому, что <.> только религия дает определение хорошего и дурного, и потому человек только на основании религии может сделать выбор из всего того, что он может желать сделать в те минуты, когда страсти его молчат; <.> Без религии человек никогда не может знать, хорошо или дурно то, что он делает; <.> Только религия уничтожает эгоизм: только вследствие религиозных требований человек может жить не для себя.» (1; 21, 307). Мысли Пьера, однако, «опасны», «революционны»: «Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему - закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощенья, священник, давал целовать солдату крест перед казнью . Я не понимаю эту ложь и путаницу . мне куда деваться?» (1; 5, 308).
Горе, нищета, фальшь окружают всех, но не каждый их видит. Точнее, хочет видеть. Княжна Марья, думая о добре, приходит к одной из истин: «Не думай, что горе сделали люди. Люди - орудие его. Горе послано им, а не людьми. Люди - его орудия, они не виноваты. Ежели . кто-нибудь виноват перед тобой, забудь и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать» (1; 6, 42).
28 Там же. С. 302.
Эта истина познана на практике. Княжна Марья умеет прощать, понимать и различать добро и зло. Для Пьера самое горькое, что он переживает,- это «способность видеть и верить в возможность добра и правды и слишком ясно видеть зло и ложь жизни» (1; 5, 308). Из всех героев произведения, пожалуй, только Пьер сумел бы переделать мир (миръ в широком смысле слова), так как ему чужда праздность, но ему на страницах романа это не удается. Пьер, равно как и его создатель, увидев праздность во «всякой области труда», которая «соединялась со злом и обманом», теряет желание исполнить на деле свое понимание деятельности во благо. Андрей Болконский, как и его отец, приходят к пониманию, что есть Бог, непосредственно перед смертью. У старого князя ожидание смерти мучительно, у него «Душа, душа болит». Он перед смертью кается и просит прощения за все те страдания, которые причинил княжне Марье. Старый князь неуправляемой своей душой приносил страдания управляемой душе его дочери. Признание своих ошибок - поступок, достойный уважения.
Покаяние, пост, молитва, как считают верующие, сохранят от бед и соблазнов. Сам Толстой не раз в дневниках, обращаясь к молитве, отмечает облегчение и просветление души (например, в 1890 г.).
«Непротивление злу насилием», проповедовавшееся Толстым, долгие годы считалось слабой стороной его философии, но положительные женские образы «Войны и мира» доказывают истинность, верность и последовательность учения Толстого. А образу Наташи он невольно придал роль не столько «продолжательницы», по сложившейся многовековой традиции, сколько абсолютно свободной, в буквальном смысле эмансипированной, освобожденной от своих душевных заблуждений личности.
Таким образом, все основные герои ставят перед собой вопросы и стремятся дать на них ответы. Вопросов во много раз больше у Толстого. Ответы его заключены в поиске общего блага для всех, добра, в вечной проблеме совершенствования человеческой души. Если же возможно совершенствование души, то возможно и совершенствование общества. Любовь деятельная и конкретное добро, в которых нет внутренних противоречий, есть великая сила, способная преодолеть зло. Надо только услышать этот внутренний голос души, в котором сохраняется нравственность. А религия, как известно, - это вера во внутренний голос. «Вот я стою у двери и стучу, и тот, кто слышит [тихий] стук тот, да отворит мне»29.
Список литературы
Гудзий Н.К. Л.Н. Толстой - великий писатель русского народа. М., 1953.
29 Толстой о Толстом: Материалы и исследования. С. 168.
Гулин А.В. Лев Толстой и пути русской истории. М., 2004.
Громова-Опульская Л.Д. Избранные труды. М., 2005.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1-4. М., 1978-1980.
Донское А., Галаган Г., Громова Л. Единение людей в творчестве Л.Н. Толстого: Фрагменты рукописей. М., 2002.
Ильичева И.М. Духовность в зеркале философско-психологических учений (от древности до наших дней). М., 2003.
История русской литературы XIX века. 70-90-е годы / Под ред. В.Н. Анош-киной, Л.Д. Громовой, В.Б. Катаева. М., 2001.
Кулешов В.И. История русской литературы XIX века. М., 2004.
Полнер Т. Лев Толстой и его жена. История одной любви. М., 2000.
Русские мыслители о Льве Толстом: Сб. статей /Сост. С.М. Романов. Ясная Поляна, 2002.
Толстой о Толстом: Материалы и исследования. Вып. 1. М., 1998.
Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1985(см. далее в тексте в круглых скобках с указанием тома и страницы).
Сведения об авторе: Амирханян Анаид Михайловна, канд. филол. наук, доц.
кафедры русской и зарубежной литературы Армянского государственного педагогического университета имени X. Абовяна. E-mail: edit@philol.msu.ru
11 ВМУ, филология, № 4
