CC BY
70
УДК 94(470.342)"1860/1870":2-67
А. А. Машковцев
РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР В ВЫСТУПЛЕНИЯХ УДЕЛЬНЫХ КРЕСТЬЯН САРАПУЛЬСКОГО УЕЗДА ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ в 60-х гг. XIX в.
В статье рассмотрено влияние идеологии молоканства на развитие крестьянского движения на территории Сарапульского уезда Вятской губернии в 60-х гг. XIX в. Автор проанализировал причины массового выхода местных крестьян из православия и присоединения их к молоканству.
The author examined the influence of the religious factor in the peasant movement in the Vyatka province in 60 years of the 19th century.
Ключевые слова: крестьянское движение, социальный протест, Русская православная церковь, молокане.
Keywords: the peasant movement, social protest, Russian Orthodox Church, molokans.
Реализация «Положений» 19 февраля 1861 г. вызвала резкий рост протестных настроений среди крестьян. Только в 1861 г. произошло почти 1860 крестьянских выступлений, наиболее известными из которых были волнения в сёлах Бездна (Казанская губерния) и Кандеевка (Пензенская губерния). Для подавления примерно половины из них потребовалось привлечение армейских частей.
Негативное отношение к реформе Александра II проявляла не только значительная часть бывших помещичьих крестьян, но также и удельные крестьяне, принадлежавшие императорской семье. К началу 60-х гг. их насчитывалось более 2 млн человек. Основная масса представителей данной категории проживала в Среднем и Нижнем Поволжье (Симбирская, Саратовская и Самарская губернии), однако владения Департамента уделов имелись в 27 губерниях страны, среди которых была и Вятская.
Изменение правового статуса удельных крестьян началось ещё до 1861 г. Согласно указам 20 июня 1858 г. и 26 августа 1859 г. удельные крестьяне получили личную свободу и возможность перехода в другие свободные, но податные сословия. Приобретение личной свободы, естественно, вызвало одобрение землепашцев. Совсем иной была реакция на последующие нормативно-правовые акты правительства, в частности на «Положение» 26 июня 1863 г., которое определяло порядок проведения выкупной операции и поземельное устройство бывших удельных крестьян. Высокий размер выкупных платежей, а так-
© Машковцев А. А., 2011
же отрезки от наделов, достигавшие порой 30% от их первоначального размера, вызвали их негодование. Всё это привело к мощным выступлениям удельных крестьян в середине 60-х гг. XIX в. Одним из крупных центров этого движения стал Сарапульский уезд Вятской губернии, где для подавления крестьянских волнений властям потребовалась военная сила.
Согласно данным переписи 1858 г. на территории Вятской губернии насчитывалось 173 тыс. удельных крестьян, при этом почти половина из них (84 тыс.) проживала в юго-восточных уездах края (Сарапульский, Елабужский и Малмыж-ский) [1]. В Малмыжском уезде удельных крестьян было относительно немного и они жили в основном в районе села Савали. Елабужские удельные крестьяне концентрировались главным образом в Качкинской волости. Наибольшее же количество представителей данной категории было в Сарапульском уезде, где существовала особая удельная контора. К ней относились Га-лановский, Каракулинский, Козловский, Мосто-винский и Нечкинский приказы. Руководителем Сарапульской удельной конторы на момент проведения крестьянской реформы являлся помещик М. Г. Имшенецкий, выполнявший и функции предводителя местного дворянства [2]. С ним тесно взаимодействовали мировые посредники Г. Е. Юмашев и В. Я. Чайковский, причём последний также являлся крупным помещиком. Таким образом, составлением уставных грамот занимались чиновники удельных контор и местные помещики, а сами удельные крестьяне были полностью отстранены от создания этих важнейших для них документов.
Результат работы чиновников Сарапульской удельной конторы оказался вполне предсказуемым: согласно обнародованным уставным грамотам крестьяне лишались значительной части принадлежавшей им земли. По данным В. Г. Авдеевой, особенно большие отрезки предполагалось осуществить в Мостовинской (19 132 дес.), Гала-новской (11 498 дес.) и Козловской (10 809 дес.) волостях [3]. В отдельных населённых пунктах у крестьян изымали свыше 50% пахотной земли. «В деревне Коробейниково Мостовинской волости Сарапульского уезда по списку было 89 душ мужского пола и 779 дес. земли. По уставной грамоте им причиталось менее половины имевшейся у них земли, то есть 374 дес., а душевой надел составил 4,1 дес. земли. Таким образом, 52% ушло в отрезки», - отмечает Н. П. Лигенко [4].
В целом по Вятской губернии у удельных крестьян было отрезано 76 765 дес. земли, что составило 21,4% от её дореформенного количества [5]. При этом чаще всего отрезались наиболее плодородные земли, а оставлялись наименее пригодные для возделывания. Кроме того, удельные
крестьяне, подобно помещичьим, обязаны были выкупать передаваемую им землю. Все удельные крестьяне губернии обязывались ежегодно выплачивать по 237 тыс. 407 руб. [6] Примерно половина этой суммы (113 тыс. 879 руб.) приходилась на долю удельных крестьян Сарапульского уезда [7].
Естественно, что такие кабальные условия уставных грамот вызвали возмущение у сарапуль-ского крестьянства. Осенью 1864 г. в уезде начались массовые крестьянские волнения, принявшие довольно радикальные формы. Сразу оговоримся, что выступления удельных крестьян юго-востока Вятской губернии неоднократно становились объектом изучения кировских и ижевских исследователей (В. Г. Авдеева, А. А. Александров и др.) Однако в советский период всё внимание учёных было сосредоточено на социальных аспектах данной проблемы, а между тем она имела и заметную религиозную составляющую. Дело в том, что возникший острый аграрный конфликт был эффективно использован представителями секты молокан для пропаганды своих взглядов. Сарапульские крестьяне, лишённые поддержки общественных организаций и не имевшие никакой политической программы, охотно принимали многие положения религиозной доктрины молоканства.
Молоканство на территории Вятской губернии появилось на рубеже 40-50-х гг. XIX в. Первоначально оно получило распространение среди купцов и мещан г. Сарапула, но затем проникло в районы компактного проживания удельных крестьян, расположенные рядом с названным уездным центром [8]. После смерти арестованного полицией сарапульского мещанина М. В. Зайцева, являвшегося организатором и первым лидером молоканской общины в крае, её возглавил зажиточный крестьянин дер. Котовы Ф. И. Пономарёв. Ещё до перехода в молоканство он пользовался большим авторитетом у односельчан и жителей окрестных деревень. Причиной тому были не только большой жизненный опыт этого уже немолодого человека и его материальное благополучие. Пономарёв умел читать и писать (что само по себе было редкостью в крестьянской среде в середине XIX в.), самостоятельно изучал Библию, ставшую его настольной книгой, и до выхода из православия считался одним из самых набожных прихожан. Прекрасное знание Священного Писания, дар полемиста и неплохие организаторские способности позволили ему не только возглавить религиозную общину, но и превратить сарапульское молоканство в заметное религиозное явление, информация о котором появилась на страницах столичных периодических изданий и заставила обратить на себя внимание даже руководство МВД и Святейшего Синода.
Молоканство, в отличие от других течений в духовном христианстве, не имело в своей обрядовости и богослужебной практике никаких изуверских ритуалов, подобных кастрации у скопцов. Тем не менее власти страны относили молоканство к числу наиболее вредных сект и подвергали её адептов жёстким преследованиям. Причиной тому было негативное отношение молокан к существовавшему тогда общественно-политическому строю и официальной церкви. «Как и другие рационалистические секты, молокане отрицали духовную иерархию. "У нас один архиерей - Христос, а мы все братья и священники, у нас нет ни малых, ни больших, все равны", - говорили они. Отрицали гражданскую власть, ибо она нужна для сынов мира сего, а духовные христиане не обязаны исполнять человеческие законы, даже должны избегать таких, которые противоречат слову Божию, например избегать рабской службы помещикам», - отмечает В. А. Федоров в своём фундаментальном труде «Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917 гг.» [9].
Особую неприязнь молокане испытывали к Русской православной церкви, считая её идеологическим орудием крепостнического государства. Сам переход в молоканство сопровождался полным разрывом отношений с официальной церковью и отрицанием практически всех её обрядов. Это хорошо видно на примере сарапульских удельных крестьян, присоединившихся к молоканству ещё в начале 50-х гг. XIX в. Приходской священник с. Нечкино Н. Двинянинов, сообщая протоиерею П. Анисимову о появлении в своем приходе молоканства, писал: «Сущность их еретического учения заключается в следующем: они не поклоняются святым иконам, отвергают крестное знамение и все видимые знаки богопочита-ния, отвергают святые таинства и не признают над собой власти церковной. Несмотря на неоднократные увещания, сделанные мною и священником А. Князевым, они остаются непреклонными в своём заблуждении» [10].
Сарапульские молокане, как и их единоверцы из других регионов страны, в первую очередь отвергали церковную иерархию. Подобно западным протестантам они заявляли, что верующий может напрямую обратиться к Богу и не нуждается в посреднике в лице клира. К примеру, основатель сарапульской общины М. В. Зайцев на допросе заявил, что «исповедуется и причащается по Евангелии в нерукотворной христовой церкви. Богу молится духом и не осеняет себя крестным знамением. Верует в единого Бога... но в рукотворную церковь не ходит» [11].
Идеи отказа от церкви как социального института, первоначально распространившиеся в мещанской среде, вскоре проникли и к сарапуль-
ским удельным крестьянам. «Церковь считаем не нужной и ходить в оную не следует. Церковь вокруг нас. Мы все перед Богом равны», - заявили крестьяне с. Нечкино протоиерею П. Ани-симову [12]. Ещё более чётко эту мысль озвучил крестьянин Ф. Д. Остапов: «Таинства я признаю, но исполнять их через священника не желаю, а хочу получать благодать прямо от Святого Духа. Ходить в приходскую церковь не желаю, потому что церковь - это не стены, а народ в духе. Семь Вселенских соборов не признаю, крестные знамения не делаю, иконам не поклоняюсь и святости в них не вижу. Святых ангелов и угодников не признаю, креста на себе не ношу, а ношу крест внутри себя. Одним словом, я никаких постановлений церкви исполнять не хочу» [13].
Антицерковная позиция молокан очень ярко проявилась в ходе диспутов с представителями православного духовенства, в частности с вятским кафедральным протоиереем Стефаном Кашмен-ским, назначенным членом Духовной комиссии по увещанию молокан. Один из подобных теологических споров произошёл 25 января 1868 г. в Са-рапульском тюремном замке, куда были заключены лидеры сектантов. Помимо С. Кашменского в диалоге принимали участие ещё два православных священника - миссионер А. Клобуков и благочинный с. Мостового А. Никольский. В ответ на призыв Кашменского вернуться в лоно церкви и признать законную власть клира молокане решительно отказались, заявив, что они «поставлены не Богом, а человеком» [14].
Руководитель молокан Фома Пономарёв прямо сказал, что «священство признаёт только в святом Евангелие, а тех попов, которые при церквях видимых, мне не надо. Причащаюсь я молитвой, каюсь Святому Духу. Угодников божьих чту только в Писании, праздники почитаю только те, что в Евангелие. В видимую церковь я не хожу. Церковь у меня внутри, в сердце» [15].
Когда речь зашла о церковных таинствах, молокане открыто обвинили священников в корыстолюбии, заявив о неприемлемости поборов за их совершение (в частности, за крещение и венчание). «Благодать Божья у вас продаётся за деньги. У вас теперь и церкви оценены», - утверждали они [16]. К сожалению, подобные выпады сектантов не были абсолютно голословными. Среди сарапульского приходского духовенства, наряду с подвижниками и настоящими пастырями, встречались и люди с довольно низким моральным обликом. Это были вынуждены признавать даже представители местных властей, анализировавшие причины массового выхода удельных крестьян из православия. «Служители церкви отталкивают от себя прихожан непомерными поборами с них и равнодушным отношением к
своим обязанностям», - писал сарапульский уездный исправник [17].
В корыстолюбии приходских священников обвиняли не только сектанты, но и жители других сарапульских сёл, сохранившие приверженность православию. «Излишние поборы, производимые ими (священниками. - А. М.), сделают нас совсем разорёнными. Получая довольное содержание от своего прихода хлебом и имея его по несколько тысяч пудов в запасе, священник Иван Мышкин, дьякон Александр Анисимов и дьячки Степан Тукмачёв и Семён Иванов кроме положенного сбора хлебом наложили на нас особый сбор деньгами: пасхальный с венца -20 коп., исповедных с венца - 15 коп. и с души 3 коп., петровских 25 коп. и михайловских 20 коп. Кроме того, производят сбор курами, утками, гусями и всем, чем только возможно: сеном, овсом, ячменём, яйцами и решительно всем, что только идёт для домашнего быта», - жаловались вятскому губернатору жители дер. Быгинской Сарапульского уезда [18]. В. Г. Авдеева в своём исследовании, посвящённом истории крестьянских волнений в Вятской губернии в 60-70-х гг. XIX в., утверждала, что некоторые священники по два месяца не хоронили умерших, поскольку родственники усопших не имели возможности оплатить их отпевание [19].
Естественно, что подобное поведение отдельных представителей клира крайне негативно отразилось на авторитете Церкви в целом. Ещё до активизации молоканских проповедников наблюдалось явное снижение интереса значительной части местных жителей к православию (игнорирование церковных служб, исповедей и причастий). К окончательному разрыву отношений между паствой и духовенством привела позиция последнего по возникшему аграрному вопросу. Православный клир сразу же поддержал действия властей и призвал прихожан безропотно подчиниться произволу. Священники не только призывали крестьян к смирению, но и присутствовали при экзекуциях, проводимых присланными воинскими командами. В результате сотни сарапуль-ских крестьян публично заявили о своём выходе из православия и примкнули к молоканам, вставшим на их сторону в конфликте с властями. Впоследствии однобокость и негибкость своей позиции были вынуждены признать даже сами священники. «Поземельная реформа задевала крестьян за самое больное место, наносила им большой ущерб в экономическом отношении, а духовенство своими увещаниями принять нарезку земли как бы игнорировало их материальные интересы. Поэтому в глазах своих прихожан оно являлось изменником и их личным врагом. Отсюда и родились враждебные отношения между пастырем и паствой, впоследствии же у некоторых
лиц, особенно после наказания розгами, отношения эти перешли в открытый разрыв не только с духовенством, но и с самой Церковью. Озлобленные, они стали отвергать всё церковное: хождение в церковь, поклонение святым иконам, посты, и, чтобы прекратить всякие сношения с духовенством, стали даже отвергать необходимость таинств», - отмечалось в «Вятских епархиальных ведомостях» [20].
Как уже отмечалось, в отличие от православного клира молокане с самого начала земельного конфликта встали на сторону бывших удельных крестьян, тем более что многие лидеры са-рапульских молокан сами были выходцами из этой среды и кабальные условия реформы задевали и их экономические интересы. Сразу после обнародования уставных грамот сектанты развернули среди крестьян активную агитацию, призывая не выплачивать выкуп за землю и не принимать её в урезанном виде. «Бог, сотворивши человека, наделил его землёй, поэтому платить за неё деньги не следует», - заявляли молокане [21]. Развивая мысль о греховности купли-продажи земли, сектантские агитаторы говорили: «Вся земля божья. Кто же из людей смеет продавать землю и как можно покупать её?.. Да и что такое выкуп земли? Выкупаю вещи или заложенные или проигранные. Разве земля у нас заложена или проиграна? Платить выкуп грех» [22].
Помимо отказа от уплаты выкупа молокане призывали крестьян активнее проявлять свою гражданскую позицию и подавать петиции в различные органы власти, включая высшие. В них предполагалась объяснять губернским и столичным чиновникам суть возникшего конфликта и потребовать учёта хозяйственных интересов местных землепашцев. Особую активность и последовательность в этом деле показал крестьянин с. Галаново Д. М. Дунаев. Он неоднократно бывал во многих сёлах Галановской волости Са-рапульского уезда и вёл настойчивую разъяснительную работу среди местных удельных крестьян [23].
Кроме теологического обоснования неприемлемости уплаты выкупа за землю, молокане использовали и различные предания относительно происхождения значительной части изымаемой у них земли. Так, крестьяне починка Заборье твёрдо верили, что земля, которой они уже несколько десятилетий пользовались, якобы была куплена их предками у закамских башкир, а во время генерального межевания была незаконно передана Департаменту уделов. Распространению этих слухов способствовали и сами башкиры. К примеру, после обнародования уставных грамот во многих сёлах Мостовинской и Галановской волостей побывал хорунжий Ахмедьян Борисов, подтвердивший факт продажи его предками зе-
мель удельным крестьянам и даже показывавший слушателем какие-то документы, якобы удостоверявшие сделку [24].
Всё это подтолкнуло жителей Заборья к активным действиям, в ходе которых они попытались доказать своё право владения отчуждаемой землёй. Они провели сельский сход, на котором было принято решение не подписывать уставную грамоту и не платить выкуп за землю. Кроме того, члены общины постановили собрать все необходимые документы, подтверждающие факт приобретения земли у башкир. С этой целью присутствовавшие на сходе крестьяне Ярышкин и Ефимов решили отправиться в город Мензелинск, где, по их сведениям, жили бывшие владельцы отчуждаемой земли, обладавшие необходимыми юридическими бумагами [25].
Помимо этого, под влиянием молоканских проповедников было составлено несколько ходатайств, отправленных в различные губернские и центральные органы управления. Одно из них адресовалось председателю Департамента уделов Министерства императорского двора. В нём крестьяне просили найти в архиве министерства документы, подтверждающие их право собственности на землю, приобретённую их предками у башкир 17-го кантона.
К сожалению, отстоять свои права легитимным путём крестьянам починка Заборье не удалось. Отправленные к башкирам делегаты вернулись ни с чем, поскольку ни одного законного соглашения о продаже недвижимости сарапуль-ским крестьянам у них не оказалось. Через несколько месяцев пришёл и развёрнутый ответ из Петербурга: «Из сведений, имеющихся в Департаменте уделов, видно, что земля, которую крестьяне починка Заборье предполагают отыскивать в свою личную собственность, ещё до генерального межевания составляла собственность Дворцового (ныне Удельного) ведомства, а при генеральном 1804 г. межевании вся земля, как принадлежавшая к починку Заборье, так и другим соседним селениям, замежёвана была в одну округу под названием дачи Мостовинского и Ма-зунинского приказов... Что касается документов на землю, выданных, будто бы предкам просителей от башкир, то таковых ни в Удельной конторе, ни в Департаменте уделов не имеется» [26].
Провал попыток доказать своё право собственности на изымаемую землю или хотя бы привлечь внимание чиновников к их проблемам привёл к радикализации крестьянского движения в Заборье, которое стало постепенно выходить за рамки правового поля. В данном починке, как и в других населённых пунктах Сарапуль-ского уезда, с 1866 г. стали широко распространяться различные подложные указы и манифесты. Один из них, составленный от имени импера-
тора, был конфискован полицией в марте 1866 г. В нём утверждалось, что «царь предпримет меры к облегчению участи народа. Платить выкуп уделу не следует, а кто заплатит, того следует ссылать по общественному приговору» [27]. Составителями и распространителями подложных манифестов практически во всех случаях являлись молоканские активисты.
16 ноября 1866 г. в Заборье прибыли представители волостной администрации для взыскания с местных жителей выкупных платежей, однако крестьяне платить категорически отказались. Тогда волостное правление обратилось за помощью к уездному исправнику. 28 ноября исправник в сопровождении пристава 3-го стана и нескольких полицейских приехал в починок, но крестьяне, заранее узнав о приближении полицейского отряда, разбежались по окрестным лесам, и найти их не удалось [28]. В своём доме осталось лишь семейство Шадриных: хозяин - Василий Парфё-нович, его сын Иван и невестка Афанасья. Все они считались убеждёнными молоканами и ярыми противниками выкупных платежей.
На призыв открыть дверь и впустить блюстителей порядка Василий Шадрин ответил категорическим отказом, заявив, что убьёт любого вошедшего в дом. То, что произошло дальше, описано сухим языком судебного протокола: «Исправник попытался отворить дверь. Между дверью и косяком возник небольшой проём, и тогда В. Шадрин раскалённым железным ломом решил нанести удар по голове исправника, но тот успел увернуться. После этого исправник распорядился принять более энергичные меры, и, окружив дом, выставить все окна. Но жена Ивана Шадрина стала плескать кипятком на приближающихся к дому, обварив лицо и левый глаз сельскому старшине Е. И. Быкову. То же самое стали делать отец и сын Шадрины. Когда кипяток кончился, они сдались и были взяты под стражу» [29].
В ходе следствия 80-летний Василий Шадрин держался твёрдо и уверенно, заявив об отказе принимать от Департамента уделов урезанную и малопригодную землю, а тем более платить за неё выкуп. «Государственные подати платить желаю столько, сколько царь наложит, а выкупные деньги за землю платить не желаю. Положение о выходе крестьян из удельной зависимости не принимаю, никакой нарезки земли на души не признаю, а жду особого распоряжения императора о признании меня вольным» [30]. Не стал он скрывать и своих истинных религиозных воззрений, заявив о непризнании официальной церкви, отказе поклоняться иконам, святым мощам и угодникам.
Поскольку сопротивление жителей починка Заборье приняло столь радикальные формы, гу-
бернские власти стали действовать более решительно и жёстко. 8 января 1867 г. в починок вошли две роты Калужского пехотного полка, устроившие над местными крестьянами показательную расправу. Пять наиболее упорных неплатиль-щиков были подвергнуты публичной порке, после которой остальные местные жители «стали на колени, прося прощения, и имевшиеся деньги тотчас же уплатили сборщику» [31].
Заставив силой оружия и угрозой физической расправы заборских крестьян выплачивать выкуп за землю, власти и православное духовенство очень долго не могли их вернуть в лоно Церкви. Молокане категорически отказывались посещать храмы, содержать клир и держать у себя иконы. Несмотря на размещение в починке 5-й роты Калужского полка, они продолжали тайно собираться в домах своих духовных лидеров для чтения книг и проведения богослужений. Во время одного из таких религиозных собраний, состоявшегося вечером 24 марта 1867 г., нагрянули солдаты во главе с командиром роты. Они разогнали всех крестьян по домам, а найденную литературу конфисковали и передали местному благочинному священнику Александру Никольскому [32].
Помимо Заборья активное сопротивление властям было оказано в деревне Сигаево Мостовин-ской волости. При межевании земли категорически отказался помогать землемерам местный крестьянин Ефим Галанов. Вечером 14 ноября 1866 г. к нему пришли сельский староста Петр Вечтомов и десятник Даниил Чуверов, планировавшие уговорить его не саботировать нарезку земли и тем самым не портить отношения с властями. Неожиданно гости столкнулись с крайне агрессивным поведением хозяина. «На предложение выйти для разговора Ефим Галанов заперся в избе. Встав у окна с топором, он пригрозил зарубить любого, кто войдёт. Вошедшие в дом силой отняли топор, но Ефим схватил полено и ударил им в лоб одного из вошедших. Одна из дочерей Галанова стала бросаться на старосту П. Вечтомова с ножом», - отмечалось в полицейском протоколе [33].
При проведении следствия выяснилось, что семья Галанова, а также ещё несколько их односельчан вышли из православия и стали посещать собрания молокан в деревне Бисарки, ставшей одним из крупнейших религиозных центров сектантов в регионе. Вятский губернатор Н. В. Ком-панейщиков, побывавший в это время в Сарапуль-ском уезде, отмечал, что в Бисарки на моления молокане собираются за 100 вёрст весьма значительными массами [34].
На допросе Ефим Галанов не скрывал своего отрицательного отношения к Церкви и православному духовенству. Аналогичные взгляды выска-
зали и другие его односельчане-единоверцы, привлечённые к следствию. Так, крестьянин Иван Обухов продемонстрировал неприкрытое иконоборчество, в целом свойственное молоканству. «Иконам я не кланяюсь, так как они сделаны руками человеческими. Я молюсь Духом и церковь не признаю, ибо церковь во мне и служит в ней Святой Дух», - заявил он [35].
В других населённых пунктах Сарапульского уезда, где проживали молокане, сопротивление выкупным платежам и отрезке земли не имело таких агрессивных форм, как в Заборье и Сигае-во, но также было открытым и ярко выраженным. Часто крестьяне просто покидали сельские сходы, собираемые по инициативе местной администрации для подписания уставных грамот. Примером могут служить события в деревне Оленье Болото.
3 октября 1864 г. в деревню прибыл мировой посредник 3-го участка Исишенецкий, который изложил содержание составленной уставной грамоты и потребовал её подписания. Когда присутствовавший на сходе житель соседней деревни Гари Егор Зылёв стал излагать свои возражения относительно условий выкупа земли, мировой посредник закричал: «Тебя здесь не спрашивают, ступай вон!» [36] Е. А. Зылёв покинул сход, однако вместе с ним ушли все его односельчане и часть жителей деревни Оленье Болото, несогласных с положениями озвученного документа и возмущённых поведением мирового посредника.
Однако и оставшиеся крестьяне не собирались проявлять покорность. Когда Исишенецкий спросил сход, принимает ли он уставную грамоту, все присутствующие хором заявили об отказе сделать это, после чего также покинули избу, в которой проходило собрание.
При проведении следствия по данному инциденту житель деревни Оленье Болото Григорий Глухов заявил: «Уставную грамоту мы не приняли лишь потому, что по оной назначен большой оброк за землю, который, при большом количестве неудобной земли, кажется для нас слишком обременительным» [37].
Аналогичная ситуация имела место на сходе 26 ноября 1864 г., на котором присутствовали жители нескольких починков (Киприно, Пермя-ково и др.). Местные крестьяне встретили объяснения мирового посредника «ожесточённым недоверием и нежеланием слушать. Они говорили: уставных грамот не принимаем, земли нам не надобно, царь дал нам волю, мы вольны уйти куда хотим. выкупа платить не будем» [38]. Как и в деревне Оленье Болото, здешние земледельцы покинули сход, не дождавшись ответа посредника и не подписав уставную грамоту.
Очень серьёзное сопротивление властям было оказано в деревне Бисарки Мостовинской воло-
сти. Мы уже отмечали, что она была одним из крупнейших центров молоканства на территории Сарапульского уезда. Сектантство появилось здесь в начале 60-х гг. XIX в. и было обнаружено мостовинским священником К. Филадельфо-вым в феврале 1864 г. Последний обратил внимание на то, что многие из его прихожан, ранее считавшихся весьма набожными людьми, неожиданно перестали приходить в храм и убрали из своих домов иконы. Более того, они стали проводить в своих домах молитвенные собрания, на которых высказывались мысли, явно шедшие вразрез с учением Русской православной церкви.
Дальнейшее расследование показало, что в деревне появилось и стремительно распространяется молоканство. Его главными пропагандистами являлись местные жители Павел Быков и Афанасий Мельников, причём последний был хорошо знаком с духовным лидером сарапульских молокан - Фомой Ивановичем Пономарёвым.
Благочинный священник села Каракулино С. Попов с тревогой писал, что «и Быков и Мельников к распространению ереси люди способные. Приходящим к ним в дома они читают какие-то книги, в которых иконы называют идолами, а почитающих их - идолопоклонниками. То же самое они сказали и мне, указав на вторую заповедь Десятословия» [39]. Действительно, названные крестьяне были грамотными и ещё до перехода в секту самостоятельно изучали религиозную литературу. Примкнув к молоканам, для которых Библия являлась настольной книгой, они, по-видимому, значительно расширили свои теологические познания, чем умело пользовались, воздействуя на своих неграмотных односельчан. Нельзя также не отметить, что у бисарских молокан возник отлаженный канал поступления сектантской литературы. Они неоднократно заявляли, что могут приобретать все нужные им книги в Сарапуле, где также существовала устойчивая молоканская группа, состоявшая преимущественно из мещан [40]. К сожалению, нам не удалось выяснить, откуда молоканская литература поступала в сам Сарапул, поскольку все допрашиваемые следственными органами сектанты ссылались на свою неосведомлённость в этом деле. По мнению вятского кафедрального протоиерея Стефана Кашменского, входившего в состав специальной Духовной комиссии по увещанию молокан и владевшего большим количеством информации по этому делу, сектантские книги доставлялись в Сарапул пароходами по Каме [41].
Распространение молоканства в Бисарках проходило стремительно. Уже через два года по данным вятского губернатора Н. В. Компанейщико-ва в деревне насчитывалось 123 двора, хозяева которых вместе со своими семьями перешли в
молоканство [42]. Естественно, что их отношение к выкупным платежам и изъятию части земли также было крайне негативным.
В конце 1865 г. жители деревни Бисарки заявили об отказе платить выкуп за землю, мотивировав это тем, что считают землю своей. Все попытки прибывшего в деревню мирового посредника убедить крестьян отказаться от сопротивления результата не дали. Более того, обстановка в деревне заметно накалилась и грозила перерасти в открытые столкновения. «Волостные власти по распоряжению посредника начали опись и продажу крестьянского имущества. Но крестьяне оказали им такое сопротивление, что волостные начальники вынуждены были бежать из селения, опасаясь нападения. Не изменило положения и прибытие в Бисарки уездного исправника, которому также пришлось бежать, опасаясь за свою жизнь», - отмечала В. Г. Авдеева [43].
Как и в починке Заборье, в деревне Бисарки власти смогли стабилизировать ситуацию лишь при помощи армейских частей. В марте 1866 г. командование Казанского военного округа по просьбе вятского губернатора направило в деревню 2-ю и 9-ю стрелковые роты 6-го пехотного Либавского полка [44]. Вошедшие в Бисарки солдаты устроили здесь настоящую экзекуцию. Некоторые из местных жителей получили по 300 ударов розгами, при этом теряли сознание и уже не могли самостоятельно передвигаться. После такой расправы их односельчане согласились уплачивать выкуп. При этом им пришлось продать часть нажитого имущества, в частности скот.
Как видим, при помощи армии властям удалось подавить движение удельных крестьян Сарапуль-ского уезда, заставить их смириться с отрезкой земли и уплатой выкупа. Тем не менее социальный протест местных жителей никуда не исчез, а лишь приобрёл другие формы и принял ещё более выраженную религиозную окраску. Согласившись с экономическими требованиями светских властей, многие местные крестьяне категорически отказались принимать власть духовную и возвращаться в лоно Русской православной церкви. При этом они проявляли большее упорство, чем в случае с выкупными платежами, соглашаясь даже на ссылку в Сибирь или на Кавказ.
Таким образом, в движении сарапульских удельных крестьян в 60-х гг. XIX в. был заметно представлен религиозный компонент. Основными очагами сопротивления реализации аграрной реформы стали населённые пункты, в которых широкое распространение получило молоканство (Бисарки, Заборье и др.). Кроме того, в большинстве случаев именно молокане являлись организаторами различных акций гражданского неповиновения: отказ платить выкуп за зем-
лю, обрабатывать предоставленные Департаментом уделов наделы, содержать православное духовенство и т. д. При этом в качестве мотивации своих действий сарапульские крестьяне часто приводили положения молоканской социальной доктрины, в частности о греховности купли-продажи земли.
Примечания
1. Александров А. А. Буржуазные реформы 6070-х гг. XIX в. в Удмуртии // Очерки истории Удмуртии XIX в. Ижевск, 1996. С. 99-100.
2. История Удмуртии: конец XV - начало XX в. / под ред. К. И. Куликова. Ижевск, 2004. С. 264.
3. Авдеева В. Г. Крестьянское движение в Вятской губернии в пореформенный период (60-70-е гг. XIX в.) // Учёные записки КГПИ. Вып. 19. Киров, 1965. С. 56.
4. История Удмуртии... С. 264.
5. Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России. М., 1954. С. 269.
6. Памятная книжка Вятской губернии на 1870 г. Вятка, 1870. С. 23.
7. Александров А. А. Указ. соч. С. 103.
8. См. подробнее: Машковцев А. А. Неправославные христианские конфессии Вятско-Камского региона (вторая половина XIX в. - 1917 г.). Киров, 2010. С. 101-119.
9. Фёдоров В. А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917 гг. М., 2003. С. 233.
10. Государственный архив Кировской области (далее - ГАКО). Ф. 237. Оп. 13. Д. 731. Л. 2.
11. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 63. Л. 17.
12. ГАКО. Ф. 237. Оп. 13. Д. 731. Л. 5об.
13. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1481. Л. 32.
14. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 30.
15. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1596. Л. 99об.
16. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 30.
17. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 440. Л. 501.
18. ГАКО. Ф. 582. Оп. 83. Д. 1586. Л. 2-3.
19. Авдеева В. Г. Указ. соч. С. 35.
20. Секта «немоляев» в Мостовинском приходе Сарапульского уезда // Вятские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 736.
21. ГАКО. Ф. 574. Оп. 1. Д. 439. Л. 201об.
22. Цит. по: Авдеева В. Г. Указ. соч. С. 62.
23. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1330. Л. 17-17об.
24. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1291. Оп. 66. Д. 91. Л. 9.
25. ГАКО. Ф. 582. Оп. 83. Д. 1757. Л. 1.
26. ГАКО. Ф. 582. Оп. 139. Д. 51. Л. 108-108об.
27. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1424. Л. 17.
28. ГАКО. Ф. 582. Оп. 60. Д. 38. Л. 90-93.
29. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1409. Л. 61-61об.
30. Там же. Л. 9.
31. ГАКО. Ф. 582. Оп. 139. Д. 51. Л. 57об.
32. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 4-4об.
33. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1411. Л. 9об.
34. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 1об.
35. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1411. Л. 19.
36. ГАКО. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1331. Л. 4.
37. Там же.
38. ГАКО. Ф. 576. Оп. 1 в. Д. 157. Л. 10-10об.
39. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 з. Д. 251. Л. 1об.
40. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 1об.
41. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 1051. Л. 44об.
42. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 и. Д. 362. Л. 1.
43. Авдеева В. Г. Указ. соч. С. 63.
44. ГАКО. Ф. 582. Оп. 28. Д. 43. Л. 49.
УДК 93/94, 342.56, 321
А. Д. Попова
ЭВОЛЮЦИЯ ФУНКЦИЙ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ ИНСТИТУТОВ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
В статье анализируется процесс эволюции функций судебной власти в контексте развития гражданского общества. Показано, что в XIX в. деятельность пореформенного суда имела большое значение в защите прав и свобод людей, развитии рыночной экономики, слиянии сословий. Установлено, что углубление демократических отношений на рубеже XX-XXI вв. привело к появлению новых аспектов воздействия деятельности судебной власти на процесс становления гражданского общества. Работа судов стала важна для защиты деятельности общественных организаций и демократических выборов, дала обществу еще один способ воздействовать на власть.
The process of judicial authority functions evolution in a context of development of a civil society is analyzed in clause. The author shows, that in XIX century the activity of court had the large importance in protection of the rights and freedom of the people, development of market economy, merge of estates. Is established, that the deepening of the democratic relations on a boundary XX-XXI of centuries has resulted in occurrence of new functions of judicial authority. The job of courts became important for protection of activity of public organizations and democratic choices, has given a society one more way to influence authority.
Ключевые слова: гражданское общество, судебная власть, права и свободы людей, демократия.
Keywords: a civil society, judicial authority, right and freedom of the people, democracy.
Формирование гражданского общества в настоящий момент рассматривается как основополагающая цель развития современного российского общества. В современных политической, юридической, исторической науках, а также в философии нет единого подхода к трактовке данного понятия. Большинство исследователей сходятся в том, что для гражданского общества присущ ряд признаков: защита прав и свобод людей, демократический характер формирования органов власти, возможность общества воздействовать на власть, высокий уровень жизни населения.
Достаточно дискуссионной проблемой является вопрос о времени начала формирования гражданского общества в нашей стране. В совре-
© Попова А. Д., 2011 40
менной исторической науке наиболее распространенной является позиция, по которой становление атрибутов гражданского общества началось в период эпохи Великих реформ в 6070-е гг. XIX в. [1] В достаточно короткий срок был проведен целый ряд реформ, существенно изменивших облик страны, - крестьянская, земская, городская, судебная, школьная, университетская, военные и др. Эти преобразования заложили основу для формирования гражданского общества. Все реформы содействовали расширению правового статуса личности, причем это касалось представителей всех сословий, в том числе и крестьян. Реформы возвысили значение права как регулятора общественных отношений. Дух всей Александровской модернизации был проникнут демократическими идеями, вместе с реформами в России стали появляться представления о равенстве людей перед законом, уважении человеческого достоинства, праве на собственное мнение.
Большой шаг был сделан в сторону ликвидации сословности. Формально сословия не были уничтожены (они просуществовали до 1917 г.). Однако практически все реформы содействовали слиянию сословий: служить в армии стало обязанностью всех сословий, в земствах работали также представители всех сословий, были расширены возможности для поступления во всесословные учебные заведения. Так, представители духовного сословия получили на некоторое время право уходить из своих сословных учебных заведений - духовных училищ и духовных семинарий -и поступать в гимназии и университеты.
Особо стоит отметить значение земской реформы - было начато формирование гражданского самоуправления, т. е. самоуправления всесословного, а не корпоративного типа. Земства сыграли колоссальную роль в улучшении жизни простого народа. Именно благодаря усилиям земских деятелей простой народ получил доступ к образованию и медицинской помощи. Причем уровень преподавания в земских школах, как и уровень медицинской помощи в земских больницах, был гораздо выше, чем в казенных больницах и школах. Кроме земского самоуправления в пореформенной России стремительно развивается такой институт гражданского общества, как общественные организации. В стране растет число различных обществ: просветительских, благотворительных, научных, спортивных, технических. Так, почти во всех губерниях создаются сельскохозяйственные общества. К концу XIX в. их было более 700 [2].
Конечно, результаты становления гражданского общества в России во второй половине XIX в. не стоит преувеличивать. Гражданское общество формировалось в России в условиях до-
