Религиозно-философские идеи Ивана Бегичева Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 1 (091) "18" : 2

А. Ю. Григоренко Религиозно-философские идеи Ивана Бегичева

В статье рассматриваются религиозно-философские идеи Ивана Бегичева -русского мыслителя XVII века. В своих трудах Бегичев использовал наследие византийской богословской мысли (Дионисий Ареопагит, Григорий Богослов и др.) по вопросам о возможности богопознания и богоявления. Бегичев утверждает, что сам Бог не может являться непосредственно. В связи с этим Бегичев отрицает возможность непосредственного изображения Бога на иконах. Сущность Бога, по его мнению, «никто никогда не видел». Изображать Бога можно лишь символически. Аргументируя свою точку зрения, Бегичев формирует своего рода философию символа на теологической основе.

The article deals with the religious and philosophical ideas of Ivan Begichev -Russian thinker of the 17th century. In his works Begichev used the legacy of Byzantine theological thought (Dionysius Areopagite, Gregory the Theologian, etc.) on the possibility of knowledge of God and Epiphany. Begichev claims that God Himself cannot appear directly. In this regard, Begichev denies the possibility of a direct image of God on icons. The essence of God, in his opinion, "no one has ever seen". To portray God can be only symbolically. Arguing his point of view, Begichev forms a kind of philosophy of the symbol on the theological basis.

Ключевые слова: богоявление, богопознание, иконы, символ, русская религиозно-философская мысль XVII века.

Key words: Epiphany, knowledge of God, icons, symbol, Russian religious and philosophical thought of the XVII century.

Иван Иванович Бегичев (? - до ноября 1651) - малоизвестный деятель духовной культуры Руси XVII века, представитель старинного калужского дворянского рода, стольник. Помимо исполнения своих должностных обязанностей государственной службы, Бегичев остро интересовался разного рода богословскими проблемами.

По всей видимости, в 40-х гг. XVII в. им было написано «Послание о видимом образе Божием» Семену Лукьяновичу Стрешневу, в котором Бегичев полемизировал с адресатом по разного рода богословским вопросам, среди которых основными являлись проблемы богоявлений и возможности изображения Бога на иконах [3, c. 127]. Стрешнев считал, что пророкам являлся непосредственно сам Бог. Бегичев же утверждал, что пророкам являлись ангелы. За это мнение он

© Григоренко А. Ю., 2019

был обвинен в «жидовствовании» [3, с. 128], в исповедании новгородской ереси и был вынужден бежать в Речь Посполитую. Но позднее, когда эта история позабылась, вернулся и благополучно жил и трудился, не обвиняемый в какой-либо ереси.

Следует отметить, что суть учения новгородских еретиков до сих пор нам полностью неизвестна: мнения ученых разнообразны и часто диаметрально противоположны. Одни считают, в полном согласии с главным обвинителем еретиков Иосифом Волоцким, что еретики были «отступниками» от христианства и исповедовали иудаизм, другие - что они были арианами. В связи с этим представляется весьма интересным проанализировать сочинение Бегичева именно под углом зрения его возможной связи с теми или иными аспектами религиозных воззрений еретиков.

Анализ «Послания» Бегичева представляет интерес не только как источник по религиозному мировоззрению Руси XVII в., но и как свидетельство религиозной идеологии новгородских еретиков. В этом смысле плодотворно провести сравнительный анализ соответствующих текстов - «Просветителя», написанного главным обвинителем еретиков Иосифом Волоцким, и «Послания» Ивана Бегичева. Сопоставление данных текстов показывает нам, что Бегичев, в своих размышлениях на тему Богоявления, и писавший на эту же тему Иосиф Волоцкий используют практически одни и те же библейские сюжеты, но выводы к которым они приходят, - прямо противоположные.

Вот, для примера, слова Иосифа Волоцкого:

«К многим ангелом являлся, а после его Богом нарицают. Зри ветхыа

книгыи вся, обрящеши, како Моисею в купине явися аггел, а рек: «Аз есмь

Бог Авраамов, Исааков, Иаковль» [1, с. 307].

И чуть ниже вывод: «Не мочно бо аггелу именоватися в образ Божий». Следовательно, по мнению Иосифа Волоцкого, пророкам являлся cам Бог, поскольку ангел не может называть себя Богом и говорить от его лица. Еретики же, по его мнению, утверждали обратное -сам Бог непосредственно пророкам не являлся, поскольку людям не дано видеть «божьего естества», а являлся им ангел, который и говорил с ними от Божьего лица.

О взглядах новгородских еретиков по этому вопросу Иосиф Во-лоцкий говорит, заметим, очень скудно; из его труда не ясна их аргументация, не совсем понятно, на какие тексты они ссылались и какие выводы делали. Поэтому анализ сочинения Бегичева представляет возможность пополнить наши представления о соответствующих предполагаемых размышлениях еретиков по вопросам богоявлений.

Бегичев на эту тему писал совершенно противоположное Иосифу Волоцкому и, заметим, в полном согласии с мнением новгородских еретиков:

«Явижеся ему ангел Господень во пламени огненые из купине. И видех, яко купина горяше огнем и незгараше». Рече же Мойсей: мимошед и вижу, что велико се, яко не згараше купина и, егда виде Господа, яко приступает ви-дети, и возва его Господь из купины, глаголя: Мойсей: он же рече: се азъ, Господи, и рече ему Господь: Азъ есмь Бог отца твоего, Бог Авраамов, Бог Исааковъ, Бог Ияковля и прочее изрекъ» [3, с. 11-12].

Анализируя далее этот сюжет, Бегичев делает следующий вывод: Моисею в данном случае явился ангел, назвавший себя Богом. Вывод, как видим, прямо противоположный мнению Иосифа Волоцкого. Вот слова самого Бегичева:

«И се уже зело явственно да есть, яко ангелы явлшеся Мойсею в купине, и Иоанну в откровении и беседуя с ними в образе Бога...». Еще раз вспомним текст Иосифа: «Не мочно бо ангелу именоватися в образ Божий». Следующие слова Бегичева написаны, как бы специально, против Иосифа Волоц-кого: «И по сем разумно есть, яко и с Моисеем ангел беседова, и аще ли же уверишися в сихъ и паки речеши, яко невозможно ангелу тако глаголати от лица Самого Бога и Богом себя и законоположителемъ именовати, то уже противен еси богословцем» [3, с. 11].

Бегичев совершенно последовательно дает нам понять, что все библейские тексты, в которых говорится о явлении Бога, понимать буквально нельзя, на самом деле, считает он, речь в них идет о явлении ангелов.

Итак, в лице, с одной стороны, Бегичева, а с другой - Иосифа Во-лоцкого, мы имеем два противоположных способа интерпретации библейских текстов, две прямо противоположные системы богословских воззрений. Иосиф отстаивает мысль о возможности прямого и непосредственного явления Бога и, соответственно, его видения. Бегичев же утверждает совсем другое, что Бога никто не видел, что людям являлись ангелы. Разумеется, именно об этом шел спор между Иосифом Волоцким и новгородскими еретиками. Этому буквальному и «наивному», по его мнению, пониманию Библии Бегичев противопоставляет своё - отмеченное стремлением видеть во всех библейских текстах глубокий духовно-символический смысл.

Поскольку в сочинении Бегичева развернута достаточно подробная аргументация в защиту мнения о том, что пророкам являлись ангелы, а не сам Бог, она предоставляет замечательную возможность понять, что именно говорили новгородские еретики, критикуя соответствующие воззрения Иосифа Волоцкого, и каким образом они обосновывали свои взгляды.

Мнение Стрешнева о прямом и непосредственном характере ветхозаветных богоявлений Бегичев считает «простым и неискусным»:

«И все вы, кроме баснословные повести, глаголемые еже о Бове королевиче, и мнящихся вами душеполезные быти, иже изложено есть от младенец, и о куре и о лисице и о прочих иных таковых же баснословных повестей и смехотворных писмь, - божествественныхъ книг и богоносных догмат не читали» [3. с. 11].

Комментируя утверждение Стрешнева, что «Сам Бог схождаша на гору беседовати с Мойсеом», Бегичев пишет:

«Аще ли же только на том единомъ стоиши и до днесь, то подобишися детищу младу, во училише бывшему и от учителя наставлему в первых букв именование, и образы узреша к лености своея ради младоумия о единех тех препиная, и дале поступити не хощеть, пропросту же рещи выуча азъ да буки, а прочихъ не требуетъ» [3, с. 12].

Он упрекает своих противников в буквальном понимании библейского текста, заявляет об их невежестве, уподобляя их детищу малому, «выучившему аз да буки» и приступающему раньше времени к толкованию сложных богословских проблем. По его мнению, толкование библейского текста должно основываться на серьезном знании святоотеческой литературы, умелом использовании аллегорического метода интерпретации библейских книг. Предпочтение, наряду с прочими, Бегичев отдает апофатическому методу постижению Сверхсущего.

Во время обсуждения проблемы явления Бога Моисею возникла и проблема Троицы. Стрешнев в ответ на заявление Бегичева о том, что Моисею явился не Бог, и явным образом провоцируя его, говорит, что в таком случае надо говорить, что и Аврааму было явление не Троицы, а ангелов. Бегичев же, помня, что именно за это мнение были осуждены новгородские еретики, вынужден был уйти от прямого ответа. Он считает, что это таинство толкованию не подлежит, предлагая, впрочем, не буквальное, а «прикладное» толкование ветхозаветного сюжета:

«Понеже бо вещь та ни к чесому же ко иному не прикладна суть, кроме единаго того, иже сшествиа Божиа с небес и воплощение. Тамо бо малая обитель Авраамова Бога вмести, его же и вся тварь вместити не можетъ: подобно же сему и утроба девича пространнее небес быв и Бога вместити возможе». И тут же вспоминает новгородских еретиков: «Еретицы же дерз-нуша рещи, яко со двема ангелома явися Бог Аврааму, и за такое суемудрие прокляти и анафеме предани быша, и таковой их погибели позавидевъ нечего» [3, с. 4].

Обратим внимание на то, что оба спорщика в ходе обсуждения животрепещущих богословских проблем скорее всего обращались и к тексту «Просветителя» Иосифа Волоцкого. Так, Бегичев, оправдываясь от обвинений, замечает следующее: «Пишетъ бо, яко явися Бог Аврааму въ трехъ лицехъ, и азъ же сие должен есми с верою почита-ти, а не испытаниемъ» [3, с. 8]. Кто именно пишет и чьи слова надо «с верою почитати»? Кого вспоминали в данном случае Бегичев и Стрешнев? Понятно, что Иосифа Волоцкого, - именно он был первым авторитетом на Руси в толковании данной проблемы. Более того, мы имеем и буквальные совпадения:

Бегичев: «Пишет, яко явися Богъ Аврааму в трехъ лицехъ» [3, с. 7]; Иосиф Волоцкий: «И Аврааму явися в трех лицех», «Авраам виде Бога в трех лицех» [1, с. 309].

О том, что сочинение Бегичева полемично по отнощению к «Просветителю» Иосифа Волоцкого, свидетельствует и другое наблюдение. В первом «слове» Иосиф ставит в вину еретикам то, что они уподобляют Святой Дух - ветру:

«Еретичествующие же слуги Великого князя мудрствуют противно этому, говоря, что Бог Отец Вседержитель имеет дыхание, исходящее от Него, которое растворяется в воздухе. Но смотрите, безумные и нечестивые! Что безумнее этих слов? Что больше этой хулы? Вы уподобили Святой Дух ни ангелу, ни душе. Ангел, будучи бесплотным, не растворяется в воздухе, но вечно живет, также и душа. Чему же вы уподобили Святой Дух? Ветру? Дыму? Они растворяются в воздусе и уходят в небытие». Опровергая их воззрения, он приводит наряду с другими следующую цитату: «В книге Бытия сказано: «Дух Божий носился над водою», оживляя все, чтобы Божие творение не было мертвым». И чуть позже: «Как может Он растворятся в воздухе? Ведь все, растворяющееся в воздухе, уходит в небытие» [1, с. 55].

Бегичев же пишет совсем противоположное Иосифу Волоцкому, считая, что в данном библейском отрывке речь идет не о Святом Духе, а о ветре и воздухе:

«Искони сотвори Богъ небо и землю; потом наведъ: и дух Божий ношашеся верху воды. Мнози же от неведения, якоже ти Г. и стаибницы твои, инии же отъ злохитрства глаголютъ, яко то есть речено о Пресвятом Дусе Бижиим; святии же отцы наши Василий Великий, Григорий Богословъ, Иванъ Злато-устый все согласно разрешаютъ такое безумие и въ писаниихъ своихъ пре-даша намъ, яко о речено бысть не о Святемъ Дусе, но о воздусе, иже пошествиемъ своимъ творяше ветръ, и сей же верху возъношашеся, сиречь повеваше» [5, с. 9].

Иосифу Волоцкому, как выше мы уже выяснили, было присуще стремление понимать и толковать библейский текст в буквально-историческом смысле. Каковы же правила толкования Библии у Бегичева? О них со всей очевидностью свидетельствует следующий его текст:

«... а яко уже не сам Бог с Моисеем беседова, - то да почто тако было и пи-сати, и коеа ради вины таковая разнь обретается в писаниехъ? Аз же истин-ну представляю ти, яко ни единою розни, ни несогласия нигде не обретается, но яко во множестве струнъ соглашение и согуждение едино, тако и в Божественном Писании ничто же стропотно, ни развращенно, но вся правда суть разумевающимъ истину и здраво обретающим разумъ, и разньства никогда же не обрящется, но всегда наше младоумие и неискусство обретается. Азъ же ти не человеческимъ умысломъ, но от тех же писаний все представлю. Потребно же убо есть, яко глаголет великий Афанасий, иже Божественное Писание хотящим разумети, прежде подобает истязовати со многим опаствомъ. Сего же ради и божественый апостол глаголет, яко писмя умерщвляет, а дух животворит, сиреч: аще кто не по пис-мени разумевает сокровенная в божественом писании, сего убо дух живит, не разсуждая же сия и по писмени разумевая, сего убо писма умерщвляет, сиречь убивает» [3, с. 8-9].

Источник верного понимания Библии для Бегичева, в отличие от Иосифа Волоцкого, не вера, а разум. Интересно отметить, что в этом отрывке Бегичев приводит текст из комментария Никиты Ираклий-ского к «Слову на Пасху» Григория Богослова:

«И Богослов похваляет мир, всяко похвалениа естество, главнейши приат, -рек, яко коемуждо мирьских частей по себе похвално есть и по еже къ иному благосочетаниа и убо благосочетаниа ради показа, яко не противно друг другу и приобщают некако кротце, якоже бо при цевнице от различных убо есть струнъ съчланение, съгласующим же обаче въ единого гласа съгожде-ние» [4, с. 38-39].

Это приведенное им свободное переложение отрывка из текста комментариев Никиты Ираклийского к «словам» Григория Богослова, показывает нам, что Бегичев внимательно изучал труды Григория Богослова и комментарии к ним. Об этом свидетельствует и еще одно заимствование из «Слова на Пасху» Григория Богослова. Размышляя о непознаваемости сущности Бога, Бегичев приводит следующие слова: «...не к чему прилепится и во глубину разума не на чем стати». Это представляет собой вольное переложение текста Григория Богослова: «...егда убо въ грьнюю глубину умъ възрит, не имы где станеть и утвердится, еже о Бозе умышленми» [4, с. 38-39].

Интересно отметить, что в Кормчей книге еретика Ивана Волка Курицына, в «Послании к великому князю» мы находим практически такой же по смыслу текст: «Дозря Бога мыслью и не постигнуша. Аще к мысленей высоте горе въстечет, несть о что приперетися, аще ли долу в глубину разума - несть на чем стати» [6, с. 2]. Столь большой интерес к творчеству Григория Богослова у Бегичева и новгородских еретиков обнаруживает сходство их мировоззрений.

О том, что Бегичев ценил богословское творчество Никиты Ираклийского, свидетельствует еще одно место его текста:

«Многая же и иная страшная и чюдная зело видеша пророци и о тех же ихъ всехъ видениихъ соборне в книзе Деонисиеве въ главе 13 о небесном священно началии, въ четвертом толку противу лежащаго, Никита Ираклий-ский, не обинуюся твоего роптания, зело явственно яви, сице глаголя: «Знаменай, сиречь ведати подобаетъ, яко божественная пророкам видения надстоящий и(мъ) ангел глаголетъ. Творящи я в мечтания приводить мнящихся видети, гадания бо и образы, а не убо же наги, сиречь прости или ис-тинни вещи и существо зряху. М аще силен еси, Г. Имярекъ, иди и сварися з Деонисемъ и съ Никитою» [5, с. 11].

Немногим ниже он опять ссылается на Никиту Ираклийкого:

«И въ той же главе той же Никита Ираклийский пишетъ: «Зриши ли, научавааше и ангелы откровениемъ пророки сице творяху, возводяше техъ первообразне убо на Бога, иже всехъ достойну виновнаго, вторичне же - на иже по Бозе первые умове, сиречь на серафимове видение; понеже бо близъ Бога предстоятъ» [5, с. 11].

В этих текстах Бегичев, критикуя мнение Стрешнева о том, что пророкам являлся сам Бог, в защиту своей точки зрения, что пророкам являлись ангелы, ссылается на тексты Дионисия Ареопагита и комментарии к ним, как он думает, Никиты Ираклийского. Нам неизвестны комментарии данного богослова к текстам Дионисия, это, скорее всего, комментарии Максима Исповедника. Но в данном случае важно отметить другое - на Руси комментарии Никиты Ираклийского к сочинениям Григория Богослова и труды Дионисия Ареопагита ценились очень высоко и глубоко изучались. Теперь становится понятным интерес новгородских еретиков к этим книгам и то, как они их читали и как решали сложные богословские проблемы.

Обсуждая тему явления Бога Моисею, Бегичев, как и новгородские еретики (судя по сообщению Иосифа Волоцкого), исходит из широко распространенного в богословии мнения, что «Бога никто не видел», что «сущность Бога не познаваема». Поэтому, считает Бегичев, Моисею явился не Бог, а ангел: «и иные мнитъ ми ся быти ис-

тинно действу ангельску, а не самого Бога, во время яже быша явление Моисею на горе пред сыны Израилевыми». Эти свои соображения Бегичев основывает на богословской теории Дионисия Ареопагита, изложенной тем в 4-й книге трактата «О небесной иерархии», откуда Бегичевым неоднократно цитируются обширные пассажи.

Бегичев, полагая, что Бог не познаваем и «телесными очами не видим», утверждает, что все описываемые в библейских текстах богоявления не следует понимать буквально, что это были не реальные исторические события, а на самом деле - некие «мечтания», «визии» (имеющие, впрочем, небесное происхождение, поскольку посылаются ангелами). Видения эти не есть, разумеется, видения Сущности Сверхсущего, - это есть некие символы и образы мира божественного: «Не описан Бог по существу, описан по человечеству». Этими словами Бегичев обозначает программу символического иконописа-ния, которое, появившись в конце XV в., стало широко распространяться на Руси в середине XVI в.

Согласно Бегичеву, мнение о том, что на иконах можно изображать самого Бога в том образе, как он являлся пророкам, есть ересь. И далее он излагает свою теорию иконописания, основанную на символическом богословии Дионисия Ареопагита. Согласно рассуждениям Бегичева, «небесные силы» в своей сущности не изобразимы, поскольку их сущность недоступна для постижения человеческим разумом. Постижимы лишь их некоторые свойства, которые можно изображать, но, разумеется, не такими, какие они есть сами по себе, а через некие знаки символической или же аллегорической природы. Точно таким же способом, по Бегичеву, можно изображать и Божество: «Тако же и о Божестве разумети естт и яже при немъ» [5, с. 6].

Можно заключить, что суждения Бегичева по рассматриваемым вопросам совокупно образуют своего рода религиозно-философскую трактовку символизма, формируемую на основаниях актуальной для своего времени богословской полемики.

Список литературы

1. Иосиф Волоцкий. Просветитель. - М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993.

2. Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955.

3. Словарь книжников и книжности Древней Руси. XVII в. Вып. 3. Ч. 1 (А-З) / отв. ред. Д. С. Лихачев. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1992.

4. Собрание Троице-Сергиевой Лавры. Фонд 299. Рукопись № 136. Л. 38-39 об. [Электронный ресурс]. - URL: http://old.stsl.ru/manuscripts/fond-299/136?fhum=9

5. Фундаментальное собрание библиотеки Московской Духовной академии. Рукопись № 187. Л. 2. [Электронный ресурс]. - URL: http://old.stsl.ru/manuscripts/?col=5&gotomanuscript=190

6. Чтения в императорском обществе древностей Российских / ред. О. М. Бодянский, Е. В. Барсов и др. - М.: Тип. Моск. ун-та, 1845-1848.

Статья поступила: 28.06.2019. Принята к печати: 19.08.2019