CC BY
47
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 31 (212).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 19. С. 53-60.
РЕКУРСИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ СУБКУЛЬТУРНЫХ СООБЩЕСТВ: ТОПОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНОГО ПРОЦЕССА
Статья посвящена анализу феномена субкультуры в качестве уникального внутрисистемного сообщества социальности. Социальная топология, как базовая методологическая установка, позволяет рассмотреть субкультуру как самоорганизующуюся через совмещение людей в теле определенного общества, топологическую единицу, определенную топологикой наличного социального пространства, однако, способную к реорганизации последнего посредством формирования и дальнейшей проекции альтернативной топологики со-бытия.
Ключевые слова: субкультура, социальная топология, коммуникация, протестность.
Историческая ретроспекция ряда финальных характеристик в различных языках социальных описаний позволяет зафиксировать традиционную трактовку понятия социальности в качестве структуры: а) внешней для индивидов, б) противостоящей им (как коллективистское начало), в) центрированной на репертуары «стягивающего» взаимодействия отдельных самотождественных субъектов. Концептуальными характеристиками такой социальности оказываются трансценденталь-ность, структурная статика и безотносительность к конкретным темпоральным и территориальным условиям. Чрезвычайная же подвижность, изменчивость, разнородность современной жизни, вырисовывающиеся в парадоксальном усложнении социальных связей, ставят под вопрос соответствие наличествующей универсалистской модели «социальности вообще» плюралистичному реальному миру, представимому уже в качестве социальности, которая, суть, не только система отношений, институтов и средств, объединяющих индивидов, но являет собой совместность деятельности последних в социальных общностях различного порядка. Очевидно, что современный социальный мир предстает перед сегодняшними своими исследователями во всей сложности и неоднородности, как многогранный и многоуровневый универсум, где социальность, актуализирующаяся именно в разнообразных формах собирания индивидов, зачастую оказывается лишена единой структуры, находится в процессе постоянного обновления, динамичной трансформации своих границ и многообразных составляющих ее образований, одним из которых является субкультура.
Мировая наука обратила внимание на феномен субкультуры сравнительно недавно, и
практически сразу возник вопрос о ее роли и места в границах общественной процессу-альности, однако большинство исследований, объектом которых она становилась, представляли собой скорее работу описательную, систематизирующую те конкретные эмпирические данные, которые могли зафиксировать исследователи при непосредственном изучении существующих субкультур. Концентрация внимания исследователей на фиксировании ряда внешних характеристик, то есть, фактически, на описании первичных параметров конкретных субкультур вполне объяснима и, более того, представляется автору необходимой: это достаточно молодой, а значит, требующий развернутого эмпирического описания и частно-научного осмысления феномен общественной жизни, в своем непосредственном проявлении выражающийся в многообразии ярких предметных особенностей и осуществляемый в различных плоскостях практической деятельности своих участников. Так, в рамках широкого круга исследований были достаточно подробно описаны особенности непосредственного визуального проявления, ритуалы, поведенческие модели, гендерные и возрастные особенности участников, были обрисованы их универсальные социально-психологические портреты, приведены статистические данные о всевозможных количественных характеристиках данной социальной общности и т. д. Психологические, социологические, политологические описания, а также исследования в области искусствоведения и появившийся не столь давно филологический подход к рассмотрению субкультур, безусловно, представляют собой ценную базовую основу для комплексного анализа этого, прежде всего, социального фе-
номена, однако сами таковым не являются. Обозначенная ситуация в некоторой степени проясняет причины неоднородности представлений о том, в чем же заключается сущность субкультуры, каким образом, почему и, главное, для чего она формируется в пределах того или иного общества и каковы конкретные устойчивые критерии выделения ее из многочисленных социальных образований другого свойства.
Стоит начать с обращения к самому понятию «субкультура», возникшему в результате осознания разнородности культурного пространства, ставшей особенно очевидной в урбанизированном обществе ХХ века. Определение же этого понятия затруднено именно из-за фундаментальности лежащего в его основе понятия «культура»: «Большинство известных определений культуры выделяют несколько ее характеристик: знаковые (общность идеологии, ментальности, символики, культурного кода, картины мира); поведенческие (обычаи, ритуалы, нормы, модели и стереотипы поведения); социальные (социальная группа, страта и т. д., определяемая как носитель культуры)»1. Таким образом, культура представляется как «целостный образ жизни». Вместе с тем, важно отметить небиологический способ воспроизводства всего вышеописанного комплекса, где социализация выступает как средство трансляция культурной традиции. Приставка «суб-», предполагающая в нашем случае, что речь идет о подсистеме культуры, позволяет расценивать субкультуру в качестве ее своеобразной составной части, находящейся в определенного рода подчинении. Тогда получается, что культурный код субкультуры формируется в рамках более общей системы, системы культуры, определяющей основу и обеспечивающей целостность данного социума. Субкультуры, будучи подсистемами, опираются на общий для большинства код, который, собственно, обеспечивает взаимопонимание между агентами данной культуры, а кроме того, ориентирован на постоянный диалог с нею, причем «субкультура есть культура, чьи нормы и ценности возникли из норм и ценностей господствующей культуры путем инверсии, то есть придания им обратного смысла»2.
Описанный подход, ставший уже классическим для понимания субкультуры, обрисовывает ее отношение с той культурой, в которой она, как социальный феномен, обнаруживает себя. Это позволяет зафиксировать
неразрывную связь, а также отношения проекции некоторых норм, ценностей, знаков, практик, смыслов и т. д., обеспечивающих возможность взаимопонимания агентов внутри системы данного социума независимо от того, принадлежат они к какой-либо субкультуре или нет. В таком случае, субкультура оказывается представима в качестве какой-то социальной общности, прибывающей в теле доминантной культуры, при этом понимающей ее установки и функционирующей строго наперекор им. Однако если мы обратимся к широкому кругу практических исследований ряда конкретных субкультур, то обнаружим, что любой из них свойственны свои собственные, уникальные знаковые, поведенческие и социальные характеристики, транслируемые посредством собственных, автономных относительно культуры, механизмов «внутрь себя» социализации. Так, например, аксиологическая концепция большинства субкультур хоть и формируется с опорой на базовую систему ценностей, однако представляет собой не просто механическую инверсию, а, скорее, отрицание приемлемости существующей и формирование взамен нее новой, исключающей погрешности прежней и транслирующей уже совершенно иные смыслы, системы. Таким образом, упрощенное видение субкультуры в качестве образования, базирующегося исключительно на непродуктивном отрицании устройства господствующей культуры, представляется автору достаточно сомнительным. Именно деятельное опровержение, концептуальное маневрирование и эффективные трансформации наличного социального бытия делают субкультуру целостной системой, простраиваемой на всех уровнях социальности, что дает нам основание анализировать ее в качестве необходимо возникающей микрокультуры, т. е. признавать особую природу и относительную автономию первой. Наиболее приоритетным, по мнению автора, в данном случае видится рассмотрение феномена субкультуры именно в контексте социальности, анализ его макро- и микродинамики в качестве сложного внутрисистемного сообщества, обладающего уникальными существенными структурно-функциональными, аксиологическими и телеологическими характеристиками и активно репрезентирующего указанные формы в пространстве своего общества.
Тогда перед нами возникает логичный вопрос о самой возможности возникновения
такой провокационной системы, поскольку обращение к многочисленным описаниям истории разнообразных субкультурных сообществ позволяет зафиксировать такие процессы в отношении последних со стороны доминирующей культуры, ориентированной, прежде всего, на самосохранение и реализованной в теле определенного общества, как деструкция и ассимилятивное поглощение. Вместе с тем, саморазвивающийся характер субкультуры как «системы в системе», определенно содержит внутреннюю возможность не только возникнуть, но и сопротивляться агрессии, избегать полного растворения, сохраняя ту или иную долю автономии относительно господствующей системы. Это может означать, что несмотря на указанные агрессивные тенденции культура все же оказывается потенциально открытой к формированию и существенному развитию субкультурных систем, то есть, как мы полагаем, проявляет внутреннюю потребность в такой самоорганизации. Так, мы не можем игнорировать ту неразрывную связь, очевидно, существующую между субкультурой, являющей собой конструктивно-содержательный феномен социальности, и культурой, в которой она формируется, а значит, учитывая вышеизложенное, можно утверждать, что определенная возможность допущения развернутой конфликтообразующей самоорганизации в системе определенного общества является естественной и закономерной. Ответ на вопрос о значении подобной самоорганизации, по мнению автора, должен быть дан именно через описание и осмысление механизма возникновения, а также способов функционирования субкультуры в социальной системе как конструирующегося и реализующегося своими участниками сообщества.
Очевидная социально-философская типика высказанной выше проблемы необходимо перемещает наше исследование в перспективу социально-топологического анализа, поскольку именно социальная топология конструирует такую модель социальности, которая не основывается на посылках философии сознания, позволяет избежать ошибок, связанных с абсолютизацией социальной структуры3 и, вместе с тем, обеспечивает целостное восприятие сложноорганизованных социальных феноменов, возникающих в результате непосредственного общения людей, локализованного в пределах конкретно-
го пространства. «Говоря о социальном мире языком топологии, необходимо видеть в нем пространство и время совмещения и размещения определенных тел и производство определенных мест при этом»4. Помещение субъекта в тело и делает это тело элементом такой теории отношений, где индивиды становятся носителями социальных техник и практик в серии различных социальных взаимодействий, обнаруживая его в конкретном «месте» социальности и в конкретном историческом времени5. Таким образом, социальность рассматривается не в качестве того, что «уже есть», а в качестве реализации со-в-местной деятельности людей и возникающей при этом определенной связи между ними. Так, обратившись к разноликим социальным исследованиям ХХ столетия, в работах П. Бергера, Т. Лукмана, Д. Мида, А. Щюца, Э. Гидденса, Н. Лумана, З. Баумана и др. мы обнаружим представления о человеке как активном участнике процесса конструирования социума. Результатом оказывается лишенное статуса универсальности общество, которому свойственны особые специфические формы социального бытия. Топология как методологическая установка как раз призвана показать «взаимообусловленность этих социальных форм и соответствующих им телесных и коммуникативных техник и практик, имеющих место в определенном типе общества»6.
Согласно Азаренко, «Особенностью социальности как совместности является то обстоятельство, что она представляет собой множественность различных мест. Последние оказываются связанными с той или иной общественной практикой и различными «состояниями» или взаимодействиями тел. Этим человеческая социальность отличается от любой другой природной «социальности» Бытие людей совместно. Понятие «вместе» или «совместность» включает в себя и «местонахождение», и круг организующих его людей (бытие-с-другими)»7. Культура в рамках избранного нами подхода представляет собой некий особый способ организации пространства, являющийся, по сути, способом «совместного» существования людей8. В каждой культуре того или иного общества имеются места, отличные от всех других мест. «Процессы совмещения и размещения тел в различных местах социальности предстают в виде размеченной метками и знаками про-странственности. Границы совмещения и раз-
мещения, у-казывая на себя, составляют существо знаково-символического производимого и воспроизводимого социального мира. По-видимому, можно допустить лишь ограниченный круг мест социальности, носящий универсальные формы: места по гендерному и возрастному различию, места, связанные с посвящением в культуру (место инициации, церковь, школа и т. п.)»9.
В связи с этим мы предлагаем использовать такое понятие, как ««топологема», которое выражает собой определенный способ собирания в одном месте тех или иных социальных «мест», возникших в условиях определенных территории, климата, растительности и т. п. Культура в этой связи предстает транслируемой совокупностью разнообразных «топологем» (самой различной конфигурации: от дома до города) и образцов «совместных» способов человеческой техники и практики, благодаря которым социальность превращается в относительное единство»10. При этом под практиками мы понимаем «тип регулярного взаимодействия между людьми по производству и воспроизводству социальности в целом», техники же подразумевают традиционные для определенной общности «способы использования тела»11, которые составляют конструкцию социальных отношений. То есть внутри той или иной социальной практики (производительной, религиозной, политической и т. п.) содержащейся в культуре и обеспечивающей существование воспроизводящихся элементов общества, имеют место особые коммуникативные и телесные техники, которые служат ее воспроизводству12.
Реконструируя феномен субкультуры в размеченной нами «системе координат» в качестве цельной и, до определенной степени, автономной системы, мы также можем расценивать ее в качестве транслируемой комбинации ряда своеобразных топологем и наделяем ее комплексом специфических социальных техник и практик, обеспечивающих со-в-мещение, о-пределение и размещение агентов, т. е. производство ими особых «мест» социальности. Однако мы не можем игнорировать тот факт, что эти процессы разворачиваются в теле определенной культуры, и функционирование происходит все же внутри действующей «еще до» системы. Это дает основание полагать, что сама возможность существования «системы в системе» обеспечивается наличием ряда общих,
образующих эти системы топологем, а также частичным совпадением осуществляемых социальных практик, и, в меньшей степени, коммуникативных и телесных техник. Наличие определенных топологем в отдельной культуре оказывает действие на все оставшееся ее пространство, задавая единство ее различных форм. То же касается и совместных социальных практик, инкриминирующих акторам определенную деятельность по воспроизводству базовых для всего общества элементов, и обеспечивающих, тем самым, деятельное размещение в нем. При этом, безусловно, происходит и совпадение части техник коммуницирования и приложения тела, результатом чего оказывается размещение тел в определенных местах социальности и дальнейшее воспроизводство этих мест. Однако нет ни одной культуры в мире, в которой не конституировалось бы различие мест. Различие мест является характеристикой любой социальной системы, которое возникает на ниве какой-либо социальной практики13. Как мы полагаем, в ряде случаев, когда начинают формироваться альтернативные телесные и коммуникативные техники, которые, сложившись, по-иному начинают воспроизводить наличествующие социальные практики, придавая им новые смыслы, как раз и запускается процесс системообразования субкультуры. «Группа людей, занимающих определенные позиции, взаимодействуя с соответствующей ей более крупной группой людей со своими позициями, опространствливаясь, порождает соответствующее “место” и “позиции” социальности»14. То есть в результате описанного процесса формируется специфичный «топос», понимаемый нами как «пространство совместного бытия», организованная местность, для которой характерен некоторый свой особый способ собирания людей в-месте. Концепт «топос», выражающий уникальность существования какого-либо социального организма, в нашем случае субкультуры, указывает на особый тип присущих ей отношений, структуру, характер воспроизводства и обновления сложившегося порядка15. Так, наряду с традиционными «местами» происходит создание новых «мест» социальности, размещение в которые через взаимодействие телесности и местности, именно выстраивает систему субкультуры, формируя ее в качестве своеобразной совокупности топологем как уникального социокультурного образования,
реализующегося внутри конкретной социальности. Важно, что это социальное пространство выстраивается сознательно и практически в ходе совместного существования, в процессе организованной, упорядоченной деятельности определенной коллективности16, именно потому, что человек не просто погружен, но он активно на-ходится, то есть находит себя совместно с другими.
Человек, по мнению Азаренко, вообще представляется существом совместным, и потому изначально принадлежит коммуникации. При этом «совместность как измерение онтологии коммуникации, понимается в качестве места формирования совместной практики людей, объединяемых повторяемыми и регулярными телесными взаимодействиями, при которых создается со-общение, способствующее при-общению людей к сообществу с определенными представлениями, ценностями и т. п. Невозможно представить людей вне коммуны и коммуникации, вне общества и общения»17. Следует отметить, что сегодня мы имеем дело с принципиально гетерархи-чески коммуницирующим обществом, где коммуникация, не предполагающая центризма, всегда имеет дело с некоторой событийностью, то есть это всегда некоторое речевое со-бытие, пересечение, совмещение18. По мнению Хабермаса, мы живем в обществе безграничной коммуникации, и именно развитие коммуникативных техник и коммуникативная рационализация лежат в его основе и расцениваются в качестве структурирующих общественность»19. Тогда, взятые в действительном приближении, социальные отношения - это телесные взаимодействия индиви-
20
дов в определенных местах социальности20, обусловленные именно определенным характером коммуницирования в данном обществе. В таком ключе важным для нас оказывается тот факт, что любая социальная система возникает и продолжается в результате коммуникации, следовательно, субкультура как системная единица социальности появляется в результате своеобразного коммуникативного процесса и может быть рассмотрена в качестве коммуникативной системы. Здесь нас будет интересовать не просто пространство коммуникации людей, а именно механизм совместного способа их коммуницирования, поскольку именно это, по мнению автора, позволит осознать первичные причины возникновения и функционирования субкультуры,
как топологической единицы, и определиться с ее конкретной реализацией в условиях какой-либо социальности.
Так, рассматривая коммуникацию в качестве базового социального процесса, можно сделать выводы об окружающем мире общества, культуре как коммуникативной системе, которая включает «в себя каналы коммуникаций - межличностные связи, структуру сообществ, формы общения, то есть выявляет социальный уровень культуры, а также обладает средствами коммуникации - знаками и символами, в которых фиксируется культурный код, содержащий дискурсивные особенности, атрибутику, символику и мифологию вещественного мира, телесности, пространства и времени»21. Это знаковый уровень культуры, где «язык - образ мира». Знаковый и социальный уровни неразрывно связаны процессом взаимного порождения друг друга. При этом на знаковом хранятся и транслируются коды социальных систем - поведенческие программы, а социальный уровень есть субстрат и материализация этих кодов. При этом телесность выступает в первую очередь как практическая реализация некоего социального дискурса. Тело не есть само по себе, «по природе вещей», - его особым образом «производят» в рамках социально организованного порядка. Тела конституируются в ходе совмещения в рамках 22
определенного места22, а в самом типе совмещения выражена особая форма подчинения этому порядку. Тогда субкультура, понимаемая нами в качестве целостного образования, выделяется в культуре как вмещенная в нее коммуникативная система, поскольку также осуществляется на описанных уровнях и реализуется в особом типе конструирования телесности. Человек оказывается погружен в особую ситуацию коммуници-рования, поскольку речь идет о совмещении и дальнейшем взаимодействии с определенной группой людей, внутри которой происходили специфические для данной социальной общности коммуникативные процессы. Мы полагаем, что именно коммуникативный процесс, изначально обеспечивающий совмещение участников, является ключом к пониманию механизма возникновения субкультуры, именно он способен пролить свет на микрофизику субкультурного процесса и тем самым прояснить значение этого феномена для системы общества в целом.
Луман утверждает, что общество возникает из общения, а коммуникация из коммуникации. Люди зависимы от этой системы, дающей им возможность избирательного контактирования друг с другом, при сохранении их взаимной независимости. Можно сказать, что субъекты А и В, совместно находящиеся в определенной местности, имеют выбор: вступать в процесс общения или нет. В результате этого выбора образуется коммуникативное событие. И возникает оно тем лучше, чем разнообразнее стороны, потому что это дает больше выбора для селекционного режима. Чем более контингентны А и В, чем более они индивидуальны, тем более вариативным и, в случае с некоторыми коммуникативными актами, перспективным может быть исход коммуникативного события. В фактически уже существующей системе общества, коммуникация репродуцируется именно через коммуникацию, то есть совершаться как единичное событие она не может. То есть «любая коммуникация предполагает другие операции подобного типа... Это, прежде всего, значит, что подсоединение коммуникации к коммуникациям не может быть произвольным или случайным - ведь коммуникация в этом случае не была бы распознаваемой для коммуникации как коммуникация»23. Люди состоят в разного рода коммуникациях относительно к разнообразным социальным феноменам, и в тех случаях, когда их коммуникации относительно к чему-либо оказываются, в той или иной степени, совпадающими, это позволяет им продолжить взаимодействие, что подразумевает разрастание коммуникативной микросистемы между данными агентами. Подобное взаимодействие предполагает их совместность, обуславливающуюся телесным взаимодействием в пределах определенного пространства, организованного соответственно культурной топологеме определенного социума. Другие люди, коммуницирующие в границах совмещения указанных субъектов, также имеют возможность вовлечения в описанную коммуникацию и, соответственно, подсоединением к ней могут способствовать разрастанию коммуникативной сети между людьми совпадающих позиций относительно определенных феноменов общей для всех участников социума культуры. В тех случаях, когда такая организующаяся система коммуникации выражает неприятие некоторых особенностей устройства системы, то есть
оказывается конфликтной относительно нее, движение новообразованной системы принимает характер протеста против доминирующего типа социокультурного воспроизводства и начинает по-новому воспроизводить узаконенные общественной практикой смыслы, транслируя при этом альтернативные варианты осмысления наличного бытия. Эта коммуникация не должна восприниматься нами как абстрактная сеть взаимодействий. Возникновение описанной протестной коммуникативной системы подразумевает и обеспечивает серию телесных взаимодействий, то есть совмещение тел, в процессе которого начинает конструироваться особый, новый тип совместности, отличный от уже привычных в данном обществе. Приобретая устойчивый характер и расширяясь в процессе взаимодействия активно и направленно коммуницирую-щих телесностей, в таком сообществе как раз и начинают формироваться собственные уникальные коммуникативные и телесные техники, которые, как уже было описано выше, способны обеспечить альтернативное воспроизводство социальных практик, а кроме того, обеспечивают конструирование новых мест совмещения телесностей - топосов. Таким образом, на уровне элементарного коммуникативного события закладывается матрица формирования иного способа совместности и более того, новой системы, обеспечивающей совмещение телесностей и размещения их в специально конструирующиеся топосы, сохраняющей автономию своих уникальных способов воспроизводства и в то же время погруженной в механизмы воспроизводства фундаментальной системы культуры.
По сути, субкультура как транслируемая совокупность уникальных топологем оказывается изначально определена, прежде всего, топологемами культуры, в границах и в совмещении с которыми она появляется, начинает репрезентировать себя, что, в конечном счете, и позволяет первой возникнуть, быть воспринятой и понятой, более того, при этом активно реализовывать проекцию альтернативных, новых форм культурного бытия, трансформирующих и, тем самым, обновляющих наличный порядок человеческой совместности. В этом случае протестность, как существенная характеристика субкультуры и, что было показано выше, стартовый фактор системообра-зования последней, по сути, оказывается той позиционно детерминирующей переменной,
которая обуславливает различение субкультуры и доминирующей культуры и создает ситуацию вариативности внутри самой системы, реализуя тем самым общественную процессуальность гетерогенного типа. Так, согласно теории структурации Э. Гидденса, «структуральные свойства социальных систем как ограничивают, так и создают возможности для действия»24, что означает для нас, что сама система общества, являя собой определенно организованное целое, необходимо предполагает возможность внутренней самоорганизации в альтернативном устоявшемуся порядку направлении, и именно про-тестность фиксирует границы совмещения наличествующего «до» и новообразованного сообщества. Находясь в основании антиномического монодуализма культуры и субкультуры, протестность фактически оказывается «пусковым механизмом» для развития второй, и размечает направление ее осуществления в зависимости от зоны приложения в теле культуры. Очевидным и неслучайным оказывается тут совпадение маркирования «проблемных» и значимых зон общественной практики, осуществляющихся культурой и субкультурой, поскольку именно культура, будучи процессуальным явлением, испытывающая необходимость в коррекции системности и постоянной рекурсивной реорганизации, задает основные критерии для такой маркировки, то есть формирует своего рода запрос на вентиляцию, реорганизацию или коррекцию конкретной топологемы. Подобное видение применительно к субкультурному процессу позволяет пересмотреть и преодолеть устоявшееся искусственное противопоставление его культурному и указывает на то, что они осуществляются, скорее, как разные стороны единого процесса: сама система современной культуры начинает испытывать необходимость во внутрисистемном формировании субкультурного сообщества, следовательно, условия для самоорганизации последнего заложены естественным образом в самом механизме воспроизводства социальности. Двоякое положение субкультуры в качестве своеобразной включенной автономии позволяет ей создавать и транслировать особые альтернативные смыслы и воспроизводиться тем самым во всей своей уникальности, формируя и вырабатывая новую топологику события, оставаясь в то же время частью той социальной системы, в которой она возникает и
которую локально трансформирует благодаря конструированию новых топологем, обеспечивающих проекцию реконструированного «символического универсума», понимаемого тут в качестве комплекса социальных представлений, знаний, практик, целей, движущих сил и т. д., вычерчивающих единый для данной социальной общности мир. По-иному воспроизведенные субкультурой, эти элементы частично осваиваются обществом и начинают воспроизводиться им посредством в той или иной степени адаптированных субкультурных топологем, через ассимиляцию некоторых наиболее эффективных техник и практик. Именно благодаря описанной тенденции поглощения и происходит процесс обновления и обогащения культуры. По мнению автора, субкультура, как особый новый способ организации совместности, обладает мощным рекурсивным потенциалом именно в границах обществ современного типа, и как социальный феномен, не имеющий аналогов в исторической картине отдаленных для сегодняшнего исследователя столетий, не только олицетворяет актуальное состояние общественного процесса, но и способна прояснить онтологию культурного процесса в границах социальности, потому требует глубокого комплексного исследования и осмысления и представляется автору небезынтересной для социально-философского анализа.
Примечания
1 Щепанская, Т. Традиции городских субкультур // Современный городской фольклор. М. : РГГУ, 2003. С. 3.
2 Мельвиль, А. Ю. Контркультура и новый консерватизм / А. Ю. Мельвиль, К. Э. Разлогов. М., 1981. С. 3.
3 См.: Азаренко, С. А. Топология культурного воспроизводства. Екатеринбург, 2000. С. 6.
4 Азаренко, С. А. Топология различия // Общество различия и современная социальная онтология : материалы круглого стола. Екатеринбург, 2009. С. 6.
5 См.: Азаренко, С. А. Сообщество тела. М., 2007. С. 6.
6 Там же. С. 7.
7 Азаренко, С. А. Топология различия... С. 7.
8 Азаренко, С. А. Топология культурного воспроизводства. С. 6.
9 Азаренко, С. А. Топология различия... С. 8.
10 Там же. С. 9.
11 Азаренко, С. А. Сообщество тела. С. 72.
12 См.: Там же. С. 127.
13 См.: Азаренко, С. А. Топология различия... С. 8
14 Азаренко, С. А. Анализ влияния концепции социального хронотопа на поведенческие установки // Социемы. 2008. № 15.
15 См.: Бетев, А. Н. Топологика свободы в перспективе разнородного мира // Изв. Урал. гос. ун-та. 2008. № 61. С. 8.
16 См.: Там же. С. 9.
17 Азаренко, С. А. Духовность в современном мире // Современная православная миссия : материалы конф. Екатеринбург, 2009. С. 8.
18 См.: Луман, Н. Медиа Коммуникация. М., 2005. С. 29.
19 Азаренко, С. А. Коммуникация // Социальная философия : словарь. М., 2003. С. 214.
20 См.: Азаренко, С. А. Перспективы социально топологического способа описания в современном обществознании // Социемы. 2002. № 8.
21 Щепанская, Т. Традиции городских субкультур. С. 4.
22 См.: Азаренко, С. А. Сообщество тела. С. 80.
23 Луман, Н. Медиа Коммуникация. С. 14.
24 Гидденс, Э. Устроение общества. М., 2003. С. 239.
