РЕКОНСТРУКЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВОГО СОЗНАНИЯ В РАМКАХ КОНСТРУИРОВАННОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ ДЖ.-Р.-Р. ТОЛКИНА Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 16 «653»

Н. О. Характеров

аспирант (24.00.01)

Московский государственный

университет им. М. В. Ломоносова,

Москва, Россия

E-mail: xarakterov@yandex.ru

РЕКОНСТРУКЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВОГО СОЗНАНИЯ В РАМКАХ КОНСТРУИРОВАННОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ ДЖ.-Р.-Р. ТОЛКИНА

Историческая реконструкция как предмет изучения может быть разделена на реконструкцию материальных предметов, реконструкцию сознания и реконструкцию поведения. Данная статья посвящена одному из аспектов реконструкции сознания на примере конструированного Средневековья Дж.-Р.-Р. Толкина.

Подчеркивается, что, осуществляя реконструкцию сознания, исследователь так или иначе всегда занимается его конструированием, поскольку любая реконструкция сознания человека предшествующих эпох в той или иной степени носит предположительный характер. С учетом данного тезиса в качестве предмета для анализа может выступать не только историческое средневековое европейское сознание, но и сконструированное Средневековье, ярким примером которого является литературный мир Средиземья, созданный Дж.-Р.-Р. Толкином. В фокусе рассмотрения данной статьи находится европейское сознание, с одной стороны, и проблема его связи с работами Дж.-Р.-Р. Толкина - с другой.

Книги Толкина могут выступать предметом анализа не только филологов, но и культурологов, историков, философов и антропологов, так как представляют собой продолжение традиций европейской средневековой гуманитарной мысли и корпуса текстов, отражающих сознание человека той эпохи.

Ключевые слова: реконструкция сознания, Дж.-Р.-Р. Толкин, средневековая Европа, конструированное Средневековье

Для цитирования: Характеров, Н. О. Реконструкция средневекового сознания в рамках конструированного Средневековья Дж.-Р.-Р. Толкина / Н. О. Характеров // Вестник культуры и искусств. - 2022. - № 3 (71). - С. 82-100.

Актуальность, научная новизна и проблематика исследования

Автор статьи выдвигает ряд тезисов, которые делают статью актуальной и вносят новизну в разработку проблемы исследования средневекового сознания как части средневековой культуры и творчества Дж.-Р.-Р. Толкина -ученого, занимавшегося изучением средневековой культуры и созданием литературных произведений в жанре фэнтези. Действие последних происходит в мире «Средиземье», который может быть охарактеризован как псевдосредневековый, имагинарно-средневековый и волшебно-средневековый. Автор во многом опирается на труды Томаса Шиппи «Дорога в Средиземье» и Жака Ле Гоффа «Герои и чудеса Средних веков».

Тезис 1. Средневековое имагинарное как культурный феномен, влиявший на сознание

средневекового человека, выходит за пределы Средних веков и продолжает воздействовать на современного человека через литературные произведения, действие которых происходит в средневековом или псевдосредневековом мире.

Тезис 2. Современная реконструкция различных аспектов средневекового имагинарного и средневекового сознания может производиться в рамках как научных исследований, так и литературных произведений на средневековую или околосредневековую тематику.

Тезис 3. Любая реконструкция средневекового имагинарного и средневекового сознания до некоторой степени является его конструированием.

Тезис 4. Реконструкция средневекового сознания в его полноте невозможна без реконструкции средневекового имагинарного.

82

Тезис 5. Произведения Дж.-Р.-Р. Толкина являются попыткой реконструкции средневекового сознания и средневекового имагинарного в рамках литературного произведения.

Тезис 6. Реконструкция имагинарного в рамках литературного произведения связана с историческими сюжетами и географией, что хорошо видно на примере произведений Толкина и подробно разобрано в настоящей статье.

Тезис 7. Реконструкция сознания и имаги-нарного как его части позволяет лучше понять средневековую культуру, мотивацию людей Средневековья, систему их верований, выявить отличные и общие с современными людьми черты.

Свою главную задачу в настоящей статье автор видит в сопоставлении географических регионов, исторических событий и образа сознания в толкиновском Средиземье и реальной средневековой Европе, и именно в осуществлении подобного анализа заключается ее основная научная новизна.

Литература о Толкине

О творчестве Дж.-Р.-Р. Толкина написано множество работ. Особое внимание в данной статье уделено трем известным специалистам по творчеству Толкина - Клайву Стейплзу Льюису, другу и коллеге Толкина, Томасу Шиппи, крупнейшему исследователю его творчества, и Стрэтфорду Колдекоту, автору книги о духовных взглядах Толкина.

Говоря о Клайве Стейплзе Льюисе как об исследователе творчества Толкина, следует прежде всего заметить, что в первую очередь он был его самым близким другом и коллегой и все его тексты о произведениях Толкина являются не только их анализом, но и апологетикой тех христианских и литературных смыслов, которые в них содержались. Остановимся на двух эссе Льюиса о творчестве Толкина. Первое, «Хоббит» (1937), посвящено одноименной повести писателя. Во многом идея, сформулированная Льюисом в этом эссе (в частности, фраза: «нет общего рецепта, как создать сказочных персонажей, по-толкиновски укорененных в своей истории (а профессор Толкин явно знает о героях куда больше, чем требует повествование)» [2, с. 12]), заложила основы подхода к исследованию произведений рассматриваемого автора. Суть этого подхода заключается

в том, что все и завершенные, и неоконченные книги Толкина представляют собой лишь кусочек мозаики и дают намек на гораздо большее, чем кажется на первый взгляд. Для сравнения, легенды о короле Артуре, возникшие в Высокое Средневековье и лишь косвенно связанные с предположительно жившим в Британии VI в. бриттским военачальником, - это корпус текстов, объединенный персонажами, традициями рыцарского романа и волшебно-средневековым миром, в котором происходит действие произведений из этого цикла. Однако, несмотря на попытки свести всё написанное об Артуре разными авторами в разное время в единое произведение (наиболее известным примером такой попытки может служить роман «Смерть Артура» Томаса Мэлори, конец XV в.), артуровский цикл продолжил свое развитие и за пределами Средних веков как в форме анализа уже существующих произведений, так и создания новых. Причина заключается в том, что каждая новая концовка дает возможность для написания следующей истории, поскольку начало и конец любой подобной истории, будь она о Средиземье или об Артуре, укоренены в имаги-нарном, а то в свою очередь - в сознании человека и создаваемой им культуре. Сам Толкин так пишет об этом в эссэ «О волшебных историях»: «Сказка начинается со слов "Некогда в стародавние времена...", не называя ни года, ни страны, ни героя. Такой подход можно было бы назвать "превращением мифологии в волшебную сказку". Я бы сказал, что это - превращение высокой волшебной сказки (ибо греческая легенда именно такова) в некую специфическую форму, сегодня в нашей стране весьма распространенную: в детскую или "бабушкину" сказку. Безы-мянность - не достоинство, но случайность; подражать ей не надо; ибо такая неопределенность - это снижение, искажение в силу забывчивости и неумения. Но безвременность - совсем другое дело. Такое начало не убого, но, напротив, значимо. Оно одним-единственным штрихом создает ощущение необъятного, неисследованного мира времени» [7, с. 221]. Второе рассматриваемое эссе Льюиса о Толкине - «Развенчание власти» (1955) - посвящено роману «Властелин колец». В этом эссе есть два знаковых отрывка, понимание которых позволяет отделить академические трактовки творчества Толкина от набора ненаучных политизированных интерпретаций его работ, исходя-

83

щих во многом от журналистов и политических активистов, пытающихся поместить творчество писателя в контекст своих идей и выставить его своим сторонником. За скобками их интерпретаций остается Толкин-христианин, размышляющий о вещах более фундаментальных, чем набор политических и идеологических верований текущего момента. Именно христианский нарратив творчества Толкина находится в центре эссе, и благодаря этому Льюису удается опровергнуть ряд заблуждений, которые складывались вокруг творчества исследуемого автора. В первую очередь Льюис опровергает заблуждение, что в Средиземье Толкина все персонажи либо положительные, либо отрицательные:

«Трилогию упрекают в том, что все персонажи в ней либо черные, либо белые. Но ведь само развитие сюжета в первом томе связано с борьбой хорошего и дурного в сознании Боромира, так что найти основание для подобных упреков не просто. Осмелюсь высказать предположение. Во втором томе один из персонажей спрашивает: "Как быть человеку в такое смутное время? Как судить о добре и зле?" - и получает ответ: "Как и всегда. Добро и зло все те же... Что у эльфов, что у Людей или Гномов". Это - основа всего толкиновского мира. Я думаю, такое четкое разделение черного и белого некоторым читателям просто не понравилось, и они поспешили вообразить, что видят лишь четкое разделение людей на положительных и отрицательных. Не вглядываясь вглубь, они заявляют (вопреки фактам), что ход повествования ограничен одним цветом, как ход шахматного слона. Но в последних томах таким читателям придется туго. Самые разные мотивы ведут героев, даже положительных, а предателями порой движут поначалу довольно невинные побуждения. Поражены недугом и героический Рохан, и империя Гондор. А у омерзительного Смеагорла, даже в самом конце повествования, случаются добрые порывы. И, по трагическому парадоксу, он укрепляется во зле после недостойной речи одного из самых самоотверженных героев» [2, с. 117].

Вторым заблуждением является то, что произведение Толкина абсолютно нереалистично и представляет собой полностью сказочный нарратив:

«Я упомяну лишь два существенных, и совершенно различных, достоинства. Одно, как ни странно - реализм. Эта война - та самая война, которую знает мое поколение. Все здесь есть: бесконечные, непостижимые передвижения; зловещее затишье фронта, когда "все готово"; беженцы; живая, яркая дружба; в глубине -

что-то вроде отчаяния, а снаружи - показное веселье и такой неожиданный дар небес, как запасец отборного табаку, "спасенного" из развалин. Автор не раз говорил нам, что его вкус к волшебной сказке пробудился в полную силу на действительной военной службе, поэтому о военных сценах романа можно сказать словами из второго тома (присоединившись к гному Гимли): "Здесь добрая порода. У этого края крепкие кости"» [Там же, с. 118-119].

Третьим заблуждением являются политические проекции читателей Толкина и восприятие его романа как аллегории событий XX в.

«Но, если бы он (Толкин. - Н. Х.) услышал, как кое-кто хочет идентифицировать Кольцо с водородной бомбой, а Мордор с Россией, я думаю, он назвал бы это "торопливым" словом. Как, по-вашему, сколько времени вырастает мир, подобный созданному в романе? Неужели можно думать, что его творение может поспеть за той быстротой, с которой современные нации меняют своего Врага Нации Номер Один или современные ученые изобретают новые виды вооружений? Когда Толкин начинал, ядерного оружия не было вообще, и подходящее воплощение Мор-дора было куда ближе к английским берегам. Но и сам текст учит нас, что Саурон не уничтожим в одном бою, битва за Кольцо - лишь одна из тысяч войн против него. И хорошо бы нам иметь достаточно мудрости, чтобы бояться его окончательной победы, после которой "больше уже не будет песен". Мы получаем все новые и новые подтверждения, что, быть может, недалеко время, когда "увянут все леса". Каждый раз, когда мы побеждаем, мы знаем, что победа не окончательна. Если мы хотим обязательно вывести мораль всего повествования, то вот она: призыв и против легкомысленного оптимизма, и против стенающего пессимизма, призыв к трудному, но совсем не безнадежному, внутреннему видению вечных проблем человека, сопровождавших прожитые героические века» [2, с. 119-120].

Вопрос об аллегории для Толкина также является важным, сам он утверждал, что аллегорию не любит и не считает свои книги аллегорией. В действительности созданное Толкином имеет иное происхождение и не является аллегорическим изображением XX в. Томас Шиппи пишет: «С уверенностью можно сказать, что он всерьез полагал, будто идеи ниспосылаются ему во снах и через скрытые резонансы в именах и языках. При этом он считал, что эти сны и идеи не являются порождением его собственного разума, но могут, как в конечном счете и имена, нести в себе память о чем-то, что некогда существовало реально. Скептик, естественно, сказал бы, что

84

верование - очередная иллюзия, и убеждение, будто сны "являются извне", может исходить только "из головы", равно как и сами сны. В ответ на это (или, возможно, соглашаясь с этим) я могу только указать на замечания, сделанные мною выше, где я говорил о том, что изучение истории ранней литературы строгими филологическими методами может дезориентировать кого угодно, и, возможно, "наибольшему разрушению с течением времени подверглась именно способность самих филологов-языковедов понимать, где проходит граница между воображением и реальностью". Однажды безоговорочно поверив, что лингвистические соответствия обнажат некоторую скрытую реальность, легко сделать и следующий шаг, то есть предположить, что собственное чутье на эти соответствия тоже является проводником в реальность. Творчество Толкина, как уже много раз говорилось в этой книге, берет исток где-то посередине» [10, с. 494-495].

Третьим рассматриваемым автором является Стрэтфорд Колдекот, автор книги о христианском аспекте творчества Толкина. Описывая отношение современников Толкина к роману «Властелин колец», он пишет:

«Роман часто упрекают в том, что "добро" и "зло" в нем слишком четко обрисованы и сюжет по-детски упрощен. Как мы видели, Толкин прекрасно понимал всю сложность и противоречивость реальной жизни и все же считал свою сагу "реалистической" мало того - вернее отражающей "внутреннюю жизнь", чем большинство "взрослых" романов, которые служат образцом. Он черпал вдохновение из куда более древней традиции, нежели современный роман со свойственным ему материализмом. Он воскрешал искусство мифологического, или мифопического, мышления, древнего, как само человечество, и неразрывно переплетенного с нашим религиозным чувством. Книга обращена к универсальным константам человеческой природы - отраженным по всему миру в мифологии и фольклоре. Мифологическое мышление не предусматривает "бегства от реальности": оно скорее усиливает реальность, как справедливо заметил еще один автор фэнтези Алан Гарнер. Именно этим отчасти объясняются и широкая популярность романа, и его презрительное неприятие теми, чей разум заблокирован и не желает использовать воображение таким образом» [4, с. 17-18].

Исследования имагинарного в гуманитарных науках

Вопрос об исследовании имагинарного как отдельной сферы в гуманитарных науках возник

во многом благодаря появлению в 20-е гг. XX в. концепции «тотальной истории», предложенной французскими историками Марком Блоком и Люсьеном Февром. Благодаря тому, что ученые, работавшие в рамках методологии этой школы, во-первых, перешли от «линейной» концепции источников к «проблемной» истории, а во-вторых, сконцентрировали свое внимание на сознании человека, имагология сформировалась как отдельная область знания. Однако в связи с тем, что созданная М. Блоком и Л. Февром «Школа Анналов» сосредоточила свое внимание преимущественно на Средних веках, наиболее известные исследования по имагинарному касаются именно средневекового имагинарного. В частности, Жак Ле Гофф в книге «Герои и чудеса Средних веков» анализирует средневековых имагинарных героев -как людей (например, Артура), так и животных (к примеру, единорога), а также имагинарные архитектурные объекты (замок, монастырь) и има-гинарное целых сословий (рыцарства). Другим примером является книга Умберто Эко «История иллюзий. Легендарные места, земли и страны», интересная тем, что затрагивает помимо средневекового еще и античные имагинарные места, а также имагинарные земли, которые были придуманы в Новое время. В этой работе Эко также рассматривает литературные миры и анализирует связь между реальной историей и художественным вымыслом: «Мы отлично знаем, что существует реальный мир, где была Вторая мировая война или, скажем, люди летали на Луну, а есть возможные миры нашего воображения, где жили и продолжают жить Белоснежка и Гарри Поттер, комиссар Мегре и госпожа Бовари. И раз уж мы принимаем условия соглашения, значит, обязуемся принимать всерьез возможный художественный мир и считаем за истину, что Белоснежку пробудил ото сна Прекрасный Принц, что Мегре живет в Париже на бульваре Ришар-Ленуар, что Гарри Поттер учился волшебству в Хогвартсе, а госпожа Бовари отравилась. И если кто примется утверждать, что Белоснежка так никогда и не проснулась, что Мегре живет на бульваре Пуассоньер, что Гарри Поттер учился в Кембридже, а Эмме Бовари в последний момент муж дал противоядие, мы с ним не согласимся (к тому же он, видимо, завалит экзамен по истории литературы)» [11, с. 437]. У этих двух работ есть нечто общее, а именно - характерное для

85

концепции «тотальной истории» отсутствие отнесения сферы имагинарного только к литературе или фольклору. Имагинарное было вплетено в культуру и было системой актуальных верований, проникавших в богословие (Жак Ле Гофф считает, что имагинарный сюжет о свите Эллекена или Дикой Охоте повлиял на концепцию Чистилища в католическом богословии1) и историю (верование Плантагенетов в их происхождение от Мелюзины, мифической женщины-дракона, служило для них объяснением их внутрисемейных ссор и влияло на их политические решения). Имагинарное в различных источниках проявляет себя как кочующий сюжет об известных героях и местах, который по-разному подается, меняется, обрастает подробностями, и как система верований, влиявших на решения людей и их взгляд на мир. В целом можно было бы сказать, что имагинарное - это часть культуры, его история - это важная часть истории мышления и, шире, истории сознания, его развития и изменения. Влияние средневекового имаги-нарного вышло за пределы своего времени и оказало влияние на творчество Дж.-Р.-Р. Толкина.

Средиземье и имагинарное

средневековой Европы

Средиземье Дж.-Р.-Р. Толкина содержит в себе множество элементов как реального, так и воображаемого мира. Тем самым творчество Толкина наследует традициям английской сказки, в которой сплетаются воедино англосаксон-

1 «Этот рассказ (о свите Эллекена. - Н. Х.), целью которого является сообщить проповеднику истории нравоучительного свойства, наглядно выявляет роль этого диковинного шествия - кавалькады Эллекена. Первое тут - критика феодального общества. По словам Жан-Клода Шмита, она является "инфернальной копией феодальной армии". С другой стороны, и это главное, - перед нами ужасающий образ, призывающий племя человеческое побороть свои грехи, чтобы избежать адских мук. Как говорит Ордерик Виталий, это видение показывает Господа, подвергающего грешников "разнообразным видам очищения от грехов огнем чистилища". Таким образом, этот текст отображает необходимость, которую испытывали мужчины и женщины начала XII века, - необходимость перестроить географию потустороннего мира и религиозных обрядов, дабы по мере возможностей избежать вечных мук в аду. И, как знать, не было ли появление в конце XII века официально признанного Церковью третьего отсека ада - чистилища, откуда можно с большей ли, меньшей ли быстротой выкупить не самых страшных и тяжких грешников, ответом на то состояние духа, какое вызывалось этим текстом ("Церковной историей" Ордерика Виталия, автора XII века, в котором впервые упоминается Свита Эллекена. - Н. Х.)» [1, с. 159].

ский, валлийский, шотландский, ирландский, скандинавский и в меньшей степени романо-греческий фольклор.

В то же время Толкин является продолжателем средневековой литературной традиции, в особенности англосаксонской, валлийской и скандинавской литературы раннего Средневековья. В этой литературе (ярким примером которой является англосаксонская поэма «Беовульф», VII - VIII вв. н. э.) эпический литературный герой включен в контекст реальной истории, его приключения происходят в историческое время параллельно с деятельностью реальных исторических персонажей, география поэмы также реальна. В то же время поэма наполнена не только эпическими героями, но и эпическими чудовищами. Таким образом, мы можем сказать, что в этих произведениях мир имагинарный и мир реальный сосуществуют и представляют собой единое целое. Для средневекового сознания образы имагинарного не изолированы в некоей отдельной реальности, которую мы зовем «волшебной» и отождествляем с детством. Отдельный от взрослых мир детства начал появляться только в эпоху Возрождения, для Средневековья же ребенок - это просто еще не вполне взрослый, он скорее есть средоточие недостатков, нежели обладатель своего отдельного, ценного мира. Однако появление отдельного мира детства породило представление о том, что сказка как пространство имагинарного принадлежит лишь этому миру, в то время как взрослые переросли его и не нуждаются в нем. Толкин создает произведения, воскрешающие единое европейское средневековое имагинарное, где история и фантазия составляют единое целое.

Средиземье - это, разумеется, не реальная, точнее, не вполне реальная Европа, это Европа имагинарная, карта Средиземья - это карта имагинарной Европы, на которой присутствуют ее ключевые географические образы-регионы. Следует сразу же отметить, что замысел Толкина не состоял в том, чтобы сделать некую сумму европейского имагинарного (подобно «Этимологиям» Исидора Севильского или «Сумме теологии» Фомы Аквината). Он является не только реконструктором средневекового имагинарного, но и сочиняет нечто новое, причем довольно сознательно.

86

В частности, Толкин с юных лет мечтал создать легенды для Англии, он переживал как проблему, что англосаксонский эпос как таковой либо не сохранился, либо, скорее всего, никогда не существовал в качестве отдельного и цельного, в отличие от валлийского, ирландского, шотландского, бретонского и скандинавского. Весь этот эпос позже стал материалом для французских, немецких и английских романов эпохи Высокого и позднего Средневековья. Данный процесс Толкин переживал скорее негативно, поскольку склонялся к четкому проведению границы между эпосами различного корня, в частности, говорил, что раз легенды о короле Артуре как таковые являются плодом фантазии исключительно Уэльса и не имеют никакого отношения к англосаксонскому миру, не стоит считать их частью английского эпоса. Для Толкина англосаксонский мир имеет гораздо больше общего со скандинавским, нежели с кельтским или французским. Одним из самых трагичных событий в истории Англии Толкин считал поражение короля Гарольда в битве при Гастингсе в 1066 г., а последующее французское влияние на Англию расценивал исключительно негативно.

Средневековье и Средиземье

в работах Дж.-Р.-Р. Толкина

Дж.-Р.-Р. Толкин был не только писателем, но ученым-филологом, специалистом по английской средневековой литературе. В общедоступное филологическое наследие Толкина входят его перевод «Беовульфа», поэм «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» (написана в XIV в. неизвестным автором), «Сир Орфео» (написана неизвестным автором на границе XIII и XIV вв. на основе народной песни), «Жемчуг» (написана неизвестным автором в конце XIV в.), а также сборник «Чудовища и критики», в котором содержится его анализ этих поэм («Беовульф: чудовища и критики», «О переводе «Беовульфа», «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь»), эссе об английском и валлийском языках («Английский и валлийский»), а также эссе об искусственных языках («Тайный порок») и волшебных сказках («О волшебных историях»). Следует заметить, что переводы средневековых поэм, с одной стороны, связаны с литературными произведениями Толкина, так как именно в средневековой литературе он черпал вдохновение для

своих книг, а с другой - имеют отличную от них судьбу. Биограф Толкина Хамфри Карпентер пишет об этом:

«Вслед за успехом "Властелина колец" его издатели "Аллен энд Анвин" приняли решение опубликовать переводы "Гавейна" и "Перла" в одном томе. Толкин пересмотрел их и внёс ряд исправлений, но от него снова потребовали предисловие, а он обнаружил, что написать таковое ужасно трудно: он не знал, что необходимо объяснить читателю, далекому от науки, для которого предназначалась книга. А потому проект снова провалился. В результате оба текста были напечатаны только после смерти Толкина, вместе с переводом на современный английский третьей поэмы того же периода, "Сэра Орфео", - Толкин выполнил его во время войны для кадетских курсов в Оксфорде. Введение к изданию было составлено Кристофером Толкином из тех материалов, что нашлись в бумагах его отца» [3, с. 222].

Также Толкин работал над собственными вариантами средневековых литературных произведений, среди которых выделяются «Легенда о Сигурде и Гудрун» и «Смерть Артура». К сожалению, работа над этими произведениями не была закончена, и они дошли до нас лишь в виде черновиков, переработанных и собранных в единое целое сыном Толкина Кристофером. В предисловии к «Смерти Артура» Кристофер Толкин пишет:

«Общеизвестно, что непреходящая любовь моего отца к " северному" аллитерационному стиху ярко проявилась в его поэтическом наследии -от мира Средиземья (в частности, в длинном неоконченном "Лэ о детях Хурина") до драматического диалога "Возвращение Беорхтнота", восходящего к древнеанглийской поэме "Битва при Мэлдоне", и до его "древнеисландских" поэм: "Новая Песнь о Вёльсунгах" и "Новая Песнь о Гудрун" (на которые отец ссылался в письме от 1967 года как на "одну вещицу, написанную мною много лет назад, когда я пытался освоить искусство аллитерационной поэзии"). В "Сэре Гавейне и Зелёном Рыцаре" он демонстрирует блестящее мастерство в перенесении аллитерационного стиха XIV века на современный английский язык с использованием той же самой метрики. Теперь к ним добавляется неоконченная и неопубликованная поэма "Гибель Артура"» [8].

Более того, при анализе творчества Толкина и его научных работ следует учесть, что писал он очень медленно, часто переделывая готовый текст, в связи с чем объем черновиков в несколько раз превышает количество законченных им

87

работ. Черновики эти часто противоречат друг другу, однако их чтение позволяет читателю понять, как менялся взгляд автора на Средиземье. В связи с этим стоит отметить, что изданный уже после смерти Толкина «Сильмариллион», а также полный сборник толкиновских черновиков «Полная история Средиземья» не представляют собой законченного и полностью непротиворечивого произведения. Причина заключается в том, что Толкин считал себя не столько автором, сколько исследователем Средиземья, т. е. Средиземье, по его собственному мнению, не принадлежит ему, но существует само по себе, а значит, несмотря на то, что о мире Средиземья написаны законченные произведения («Хоббит» и «Властелин колец»), а также ряд незаконченных («Сильмариллион», «Полная история Средиземья»), множество историй об этом мире остались нерассказанными. Это роднит Средиземье с реальным Средневековьем, чье имагинарное и истории, связанные с ним, не ограничены собственно Средними веками в хронологическом смысле (даже в том случае, если мы принимаем концепцию «Долгого Средневековья»), но продолжает жить и развиваться в современных работах по этой теме. В этих научных и литературных работах Средневековье и средневековое имагинарное предстают не только как история чего-то навсегда ушедшего, но и как актуальное знание о человеке и мире.

Средиземье и европейская

имагинарная география

Европейская средневековая интеллектуальная культура не отделяла реальную географию от имагинарной. Данный подход нельзя назвать научным с точки зрения науки Нового времени, но он представляет собой интерес с позиции исследования сознания средневекового человека.

Более того, для средневекового христианина география есть в значительной степени пространство сакрального, которое структурирует его картину мира набором верований, в частности, верой в то, что Иерусалим стоит на пересечении трех континентов - Европы, Азии и Африки. Также свои святыни, структурирующие пространство, были в каждой христианской стране. Ярким примером такого сознания являются книги англо-валлийского священнослужителя Джеральда Уэльского «Топография Ирландии» и «Путешествие

по Уэльсу», а также сборник житий святых, составленный Иаковом Ворагинским и названный им «Золотая легенда».

Толкин как католик, филолог, лингвист и медиевист был прекрасно знаком с этим материалом, причем сам был против того, чтобы интерпретировать чье-либо творчество, включая свое, как набор литературных и культурных влияний или аллегорий. Сведение процедуры интерпретации литературного текста к аллегорическому толкованию он считал ложным, свои собственные тексты не рассматривал как аллегории, а скорее что-то, что может где-то существовать или существовало раньше, а самого себя видел не тем, кто пишет, а больше тем, кто записывает или описывает нечто существующее или существовавшее. Здесь действует логика волшебных историй, а не филологических трактатов, а волшебные истории существуют в пространстве имагинарного. Чтобы понять, что о категориях средневекового мышления нам может рассказать мир Средиземья, нужно последовательно проанализировать различные области Средиземья и соотнести их со средневековым имагинарным.

Шир и имагинарное английской деревни

Шир занимает особое место в имагинар-ном Толкина, его образ восходит к образу английской средневековой деревни и мироощущению ее жителей. Сам образ Шира адресует нас к деревне Сэрхоул в Шире, и все же Шир -это не только Сэрхоул, это в целом имагинар-ный образ английской деревни, ее образа жизни и образа мысли ее жителей.

Шир - это не территория волшебного, волшебное находится за его пределами, это скорее пространство реальной Англии в мире средневекового имагинарного. Имагинарное в Шире периодически появляется в виде Гэндальфа, но с интересом воспринимается в основном детьми хоббитов, взрослые же хоббиты относятся к нему с подозрением (за исключением тех, кто отваживается отправиться за пределы Шира).

Однако, отправившись в Путешествие и вернувшись из него, Бильбо и Фродо Бэггинс, Сэм Гэмджи, Мериадок Брендибак и Перегрин Тук становятся иноприродными для Шира, чужими для него (хотя и притягательными и интересными для некоторых его обитателей).

88

Причина этого в том, что нельзя коснуться мира имагинарного и самому не стать частью его. Уйдя в мир имагинарного и вернувшись из него, хоббит уже инаковый. Вернувшись из Путешествия (которое является инициацией в героя имагинарного мира для хоббита из Шира), хоббит, побывавший в этом внешнем мире, воспринимается как живой герой легенд и сказок, интересный для детей-хоббитов. Для взрослых же хоббитов он становится кем-то странным, не вполне нормальным, загадочным и даже пугающим, интересным лишь с точки зрения того, сколько у него на самом деле сокровищ.

Важно понимать, что обычные хоббиты прекрасно осведомлены о существовании мира имагинарного, однако он переживается ими как опасный. Ярким выражением этого страха является страх перед Старым лесом за границей Баклэнда, который для жителей Шира сам по себе пограничье, и уже на этом основании мир хоббитов Баклэнда для них наполовину чужой, частично инаковый. И сами хоббиты Баклэнда кажутся им странными, что усугубляется тем, что Бакленд находится за рекой Брендивайн, которая воспринимается как естественная граница привычного мира, мира порядка и цивилизации.

Старый лес воплощает образ дикой неукрощенной природы, где деревья обладают своей волей и могут ходить. В преданиях хоббитов сохранилась история о битве у Отпорной городьбы, в которой дикие деревья-хуорны попытались сокрушить Отпорную городьбу, отделяющую Бакленд от Старого леса, и тем стереть границу между миром цивилизации и диким миром, где правят неведомые силы пространства имагинар-ного. Характерной особенностью является то, что хоббиты выиграли сражение при Отпорной городьбе при помощи огня, одного из первых инструментов преобразования мира человеком. Именно с помощью огня граница между миром цивилизации и миром хаоса восстанавливается.

Действительно, в европейском имагинар-ном лес - это территория хаоса, место обитания животных и имагинарных существ, как однозначно злых, так и добрых, а еще больше там существ, которых нельзя назвать однозначно злыми или добрыми. В целом лес для средневекового человека - это мир фэйри, который никогда не будет до конца принадлежать человеку.

Мир Шира - это мир обыденности, мир безопасный, понятный, познанный или легко познаваемый, но лишенный романтики, риска, подвига, преодоления и непредсказуемости. В Шире невозможно пройти инициацию, там невозможно совершить открытие, так как Шир -это территория привычного, профанного, а не волшебного мира. Более того, Шир гордится своей непричастностью к миру за его пределами, он переживает себя изолированным от него. Большинство хоббитов верят, что, если они не будут интересоваться миром за пределами Шира, то и окружающий мир никогда не вторгнется в Шир. В истории Шира было не так много войн: на момент начала романа «Властелин колец» описывается только два вторжения на эту территорию, причем не сильно изменившие образ жизни хоб-битов, - в 2747 (когда орки и гоблины вторглись в Шир) и в 2758 г. во время Долгой зимы ( когда волки перешли реку Брендивайн). Однако в 3019 г. Третьей эпохи Шир оказывается завоеван Сару-маном и превращен им в промышленный район, наподобие Изенгарда. Это событие является своего рода отражением страха Толкина перед гибелью мира английской деревни и ее образа жизни под натиском промышленного прогресса.

Саруман (и его образ мыслей и действия) -пример расчеловеченного отношения к природе, создания обезбоженной техники. Шир в итоге спасают хоббиты, прошедшие в некотором смысле инициацию в мире имагинарного за пределами самого Шира, что подтверждает факт неспособности Шира, закрытого от внешних влияний и замкнутого на себе, защититься самостоятельно, показывает, что он нуждается во внешнем мире. Эта мысль находит свое завершение в том, что в начале Четвертой эпохи Шир становится частью возрожденного единого королевства Арнора и Гондора с особым полунезависимым статусом.

Тем не менее хоббиты, получившие опыт соприкосновения с миром имагинарного и во многом отправившиеся в этот мир, чтобы спасти Шир, оказываются в итоге инаковыми и чужими для Шира. В начале Четвертой эпохи Бильбо, Фродо и Сэм отплывают в Валинор, страну эльфов и духов-хранителей мира (именуемых в «Сильмариллионе» Валар и Майар), которая находится за пределами мира, тем самым окончательно завершая свое путешествие в мир имагинарного.

89

Арнор, Ангмар, Бри и имагинарное

Западной Европы после падения

Западной Римской империи

Римская империя и идея империи как таковой оставили свой след не только в истории и культуре Западной Европы, но и в ее имагинарном.

Мечта о единой Европе во главе с императором является одной из доминант средневекового имагинарного и находит свое выражение в легендах о короле Артуре и Карле Великом. Однако сама идея распада империи не менее прочно укоренена в европейском средневековом имагинарном.

Идея распада единой империи на две части восходит к разделу Римской империи на Западную и Восточную (395 г.) между сыновьями императора Феодосия I - Флавием Аркадием (правитель Восточной Римской империи) и Флавием Гонорием Августом (правитель Западной Римской империи). У Толкина это событие находит свою параллель в истории о распаде единого государства Дунэдайн, которым правил Элендил, на Арнор - Западное королевство (правителем стал старший сын Элендила Исил-дур) и Гондор - Восточное королевство (правитель младший сын - Анарион).

Однако в случае, если мы начнем сравнивать реальных Феодосия I с Элендилом, Аркадия - с Анарионом, а Исилдура - с Гонорием, то найдем мало общего. И в целом история верных нуменорцев, бежавших из родной земли перед тем, как она была затоплена и ушла на дно, и последующая история Последнего союза эльфов и людей против Саурона не имеет практически ничего общего c подлинными историческими событиями, оставившими свой след в европейском имагинарном, поскольку логика имагинарного и волшебной сказки как его важной части отличается от логики истории как таковой.

Распад Западной империи на три части также является важным сюжетом для европейского имагинарного и восходит к распаду империи Карла Великого.

У Толкина Западное королевство Арнор в 861 г. Третьей эпохи после смерти короля Эа-рендура распалось на королевства Артедайн, Рудаур и Кардолан. Однако и здесь параллель с историей не будет полной, так как процесс распада империи Каролингов в политическом отношении был гораздо более сложным (например,

по Верденскому договору 843 г. предполагался ее раздел не на 3, а на 5 частей - Западно-Франкское, Восточно-Франкское, Итальянское королевства, Прованс и Лотарингию).

Однако мир имагинарного имеет другие границы и иначе работает с историческими фактами. В его логике отразился процесс распада империи Каролингов на три культурных региона - Францию, Германию (Священную Римскую империю) и Италию, и логика истории, которую рассказывает Толкин, есть логика мира европейского има-гинарного. В данном случае едва ли можно проводить легитимные аналогии между Эарендуром и Людовиком Благочестивым и их сыновьями Амлайтом и Лотарем, скорее, стоит сказать о некоей аналогии ситуации, отразившейся в имагинарном и использованной Толкином.

Идея об объединении Западного и Восточного королевства Арнора и Гондора Арагорном II Элессаром - тоже плод мечты, важной части западноевропейского имагинарного, об образе единой Европы, о восстановлении прежнего единства Римской империи.

Королевство Ангмар, созданное Королем-Чародеем (предводителем назгул) для уничтожения уже распавшегося тогда на три части Арнора, не имеет конкретных историко-культурных параллелей с каким-либо географическим европейским регионом. Однако корни Ангмара - в европейском имагинарном и восходят к страху перед воинственными жителями севера Европы2. Таков был страх римлян перед германцами, а франков и англосаксов - перед викингами. Некоторые параллели между жителями холмов Рудаура, ставшими союзниками Ангмара, и реальными германцами и викингами могут быть проведены, но их едва ли можно назвать точными.

После гибели во льдах залива Форохел в 1975 г. Третьей эпохи последнего князя Артедай-на Арведуи его сын Аранарт стал вождем следопытов Севера, и на следопытах как на героях имагинарного в свою очередь стоит остановиться. Образ следопытов в имагинарном Западной Европы имеет много общего с образом последних

2 «Да, помню, помню, как все это случилось! -глухо выговорил он. - Ночью напали они с севера, и было их - не счесть. Копье пробило мне сердце» (цит. по: Толкин Дж.-Р.-Р. Властелин колец. Хранители / пер. В. Муравьева, А. Кистяковского. М.: Аст, 2021).

90

римлян, которые пережили Римскую империю. Ключевыми общими чертами дунэдайн, ставших следопытами Севера после падения Артедайна, и последних римлян можно назвать следующие:

1. Резкое сокращение численности практически до уровня вымирания тех, кто долгое время был главным народом сильного государства.

2. Исходно высокий уровень культуры этого народа.

3. Наличие памяти о древних временах величия своего народа и надежда на возвращение этих времен. Здесь также есть параллели между следопытами Севера и бриттами после англосаксонского завоевания VI - V вв. до н. э.

4. Существование во враждебном окружении, приобретение тех навыков, в которых раньше не было необходимости.

Тем не менее между ними существуют и важные различия:

1. Судьба последних римлян была более трагичной, нежели следопытов Севера. Максимум того, на что они могли рассчитывать, - служить советниками при варварских королях (как Флавий Кассиодор) либо клириками Церкви (как Боэций). Следопыты Севера дожили до тех времен, когда их вождь Арагорн II Элессар стал королем Воссоединенного королевства Арнора и Гондора.

2. Следопыты дунэдайн не только герои истории, но и персонажи имагинарного, были защитниками Шира и Бри от метафизической тьмы, в первую очередь орков и троллей Эттенмурса, располагавшегося на севере от эльфийского города Ривенделл и именуемого также Имладрис.

3. Наконец, римляне в период поздней Античности были побеждены не только так называемыми варварами (германцами и кельтами), но и погибли от собственной моральной и нравственной развращенности, что не было характерно для дунэдайн Севера.

Также стоит заметить, что существует много общего между народом лоссотов, которые дали приют последнему королю Артедайна Арведуи, и скандинавскими саамами, но, поскольку Толкин не останавливается детально на истории этого народа, говорить о нем подробнее затруднительно.

Последней параллелью между европейским имагинарным и миром «Властелина колец» будет параллель между городом Бри и образом средневе-

кового города из европейского имагинарного. Бри -это не только типично английский средневековый город, черты которого просматриваются даже в его названии, Бри - это средневековый город вообще, его имагинарный образ, так же как «Гарцующий пони» - имагинарный образ средневековой таверны. Город встроен в систему средневековых оппозиций «город - деревня» и «город - замок», а также чуть в меньшей степени - «город - лес», хотя оппозиция «деревня - лес» является более частой в текстах, касающихся средневекового имагинарного. Оппозиция «город - деревня» в Средиземье выглядит как оппозиция «Бри - Шир». В Шире к хобби-там, живущим в Бри, относятся с недоверием. В то же время сами жители Бри не слишком доверяют южанам, не без основания подозревая в них слуг Сарумана. Однако в целом априорное недоверие к чужакам было частью средневековой культуры, некий сосед мог восприниматься как чужой / враждебный / плохой просто на том основании, что он живет по ту сторону реки. В целом Бри - это территория порядка, предсказуемости и цивилизации для его жителей, но вокруг лежит малоизвестный для его жителей мир, переживаемый ими как потенциально опасный, и во многом это действительно так.

В заключение отметим, что Арнор, Арте-дайн, Кардолан, Рудаур, Ангмар и Бри представляют собой части единого пространства имагинарного добра и зла, своего и чужого, присущего средневековому имагинарному.

Гондор и имагинарное

Византийской империи

Образ Гондора как Восточного королевства имеет много общего с тем, как отразилась история Византийской империи в европейском имагинарном.

У этого образа есть несколько отличительных черт. Во-первых, точно так же, как Восточная Римская империя пережила кризис, постигший Западную Римскую империю, а также падение империи Каролингов, Гондор пережил падение Арнора и трех королевств (Артейдайна, Кардола-на и Рудаура), на которые оно разделилось.

Образ Гондора в мире Средиземья представляет собой значительно более вестернизиро-ванное королевство, нежели реальная Византия, это своего рода империя Карла Великого, только на востоке. Однако сама Византия для большин-

91

ства жителей Западной Европы, что и отразилось в ее имагинарном, была загадочной страной на границе враждебного для Европы мира ислама, с которым она постоянно находилась в недружественных отношениях. Гондор постоянно конфликтует с четырьмя враждебными регионами: Харадом (символизирует мир Ближнего Востока), землями у озера Рун, населенными истер-лингами (символизируют кочевников Великой степи), Умбаром (в образе которого воплотился страх европейцев перед пиратами Средиземноморья, в особенности берберскими пиратами Варварского берега) и Мордором (у которого нет и не может быть географических и культурных аналогий, поскольку Саурон и его орки олицетворяют метафизическую тьму и ад на земле).

Византия и Гондор представляют собой образ пограничного королевства, последней крепости на пути тьмы как реальной, так и метафизической. Не случайно в Гондоре множество крепостей и городов-крепостей, наиболее крупные из которых:

1) Минас Тирит (до захвата Минас Итила и превращения ее в крепость Саурона носила имя Минас Анор) и Осгилиат в области Анориэн;

2) Каир Андрос и Минас Итил (после захвата Сауроном стала именоваться Минас Мор-гулом) в области Итилиэн;

3) Дол Амрот, столица Белфаласа, и Пелар-гир, крепость-порт и столица области Лебеннин;

4) Башня Ортханк в крепости Изенгард (на момент действия романа «Властелин колец» принадлежит волшебнику Саруману Белому), была построена нуменорцами во Вторую эпоху, и лишь в 2759 г. Третьей эпохи после роханско-дунландской войны была передана Саруману наместником Гондора Береном.

Битва за Минас Тирит в романе «Властелин колец: Возвращение короля» может быть интерпретирована как использованное Толкином отражение в средневековом имагинарном осады Константинополя 1453 г., но с другим исходом. Обилие крепостей в Гондоре практически на всех его границах, не считая Анфаласа и Пиннат Ге-лина, тоже косвенно указывает на Византию, вынужденную обороняться от Венеции на западе, славянских племен, а затем государств - на севере, персов, а затем арабов и турок - на востоке и юго-востоке, и степняков - на северо-востоке.

Также существует версия, что, описывая битву при Минас Тирит, Толкин взял за основу осаду Вены 1683 г., в которой польские войска Яна III Собеского разбили турецкую армию великого визиря Османской империи Кара-Мустафы. В таком случае естественными выглядят следующие параллели: король Рохана Теоден - польский коронный гетман Ян III Собеский, император Священной Римской империи Леопольд I - Денетор, наместник Гондора. Сценарий обеих битв действительно похож: осада столичного города превосходящими силами противника, среди которых много войск с востока (из восточных провинций Османской империи и Крымского ханства при Вене, харадримы, истерлинги и варьяги в армии Мордора при Минас Тирите), победа как при Вене, так и при Минас Тирите была одержана благодаря подходу конной армии (поляков при Вене, рохирримов при Минас Тирите). Разница лишь в том, что император Леопольд не погиб в битве при Вене, в то время как Денетор при Минас Тирите погибает. До некоторой степени можно провести параллели между Гэндальфом и монахом-капуцином Марко Д'Авиано, поскольку первый прикладывал усилия, чтобы объединить Свободные народы против Мордора, а второй пытался объединить войска католиков и протестантов против турок, в результате чего родилась Священная лига.

Участие войск Гондора во главе с принцем Эарнуром, сыном короля Эарниля, в битве при Форносте в 1975 г. до н. э. имеет параллель с попыткой императора Юстиниана вернуть себе контроль над провинциями Африкой и Италией с помощью полководца Велизария в 533-548 гг., что явилось последней попыткой хотя бы частично вернуть территории Западной Римской империи в состав Римской империи.

Также можно связать «Великую чуму» в Средиземье 1635-1636 гг. Третьей эпохи и «Черную смерть» 1346-1353 гг., однако данный эпизод не будет сколько-нибудь специфичен для Гондора, а скорее характерен для всего Средиземья.

Во-вторых, существенной проблемой являются взаимоотношения Гондора с населяющими его малыми народами, в частности с друадайн и теми дунландцами, которые жили в Белых горах, известных и как Эред Нимрайс.

Дунладцев Белых гор, равно как и живущих в самом Дунланде, нельзя считать отражением в имагинарном Европы или конкретно Толкина

92

какого-то конкретного народа, они - образ диких горцев, сочетающих в себе черты шотландцев, валлийцев, швейцарцев и горцев с Балкан. Сопоставление балканских горцев и дунландцев Эред Нимрайс, живущих по соседству с Гондором, весьма уместно именно в аспекте взаимоотношений Византии со славянскими народами Северных Балкан - болгарами, хорватами, боснийцами, сербами. Также можно провести параллель с Римской империей и ее взаимоотношениями с фракийцами, даками и кельтами-бойями из при-дунайских провинций. Наиболее ярким примером взаимоотношений дунландцев Эред Ним-райс и нуменорцев Гондора является нарушение дунландцами в период Войны Последнего Союза 3430-3441 гг. Второй эпохи клятвы Исилдуру, данной ими у камня Эреха. Здесь заметна проекция феодальной логики на происходившее в Византии. В частности, феодальные клятвы, характерные для Западной Европы и ее имагинарного, проецируются на Византию, в которой феодализм существовал только в период Латинской империи 1204-1261 гг. и в поздний период ее развития в XIV - XV вв., когда переживаемый кризис завершился ее гибелью. Нарушение феодальной присяги для Западной Европы означало бесчестье (на практике - социальную смерть). В мире имаги-нарного, и в мире Толкина в частности, это находит выражение в образе армии Мертвых, воины которой не могут умереть и обрести покой, пока не исполнят обещанного. Восстановление чести через исполнение обязательств перед потомком своего господина воплощается в том, что армия Мертвых сражается на стороне Арагорна в битве за Пеларгир против умбарских пиратов и тем исполняет попранную ранее клятву, обретя свободу и окончательную смерть.

Другой народ, существующий на границе Гондора и Рохана, - друэдайн, живущие в лесу Друадан. Друэдайн не являются отражением в имагинарном какого-то конкретного народа, скорее, они - образ людей леса, подобно тому, как дунландцы - образ людей гор. Лесовики в европейском имагинарном - это не народ и не сословие, а территориально-профессиональная общность (охотники, смолокуры, травники). Подобно старому лесу на границе Шира, лес Друадайн не совсем обычный, это лес сказочный, имагинар-ный, полный тайн, необычных существ, место

обитания весьма скрытного и осторожного народа. Лесовик для средневекового имагинарного -это образ пограничника, человека, который наполовину живет не в этом мире, ведает тайны мира инакового, т. е. леса. В романе «Властелин колец: Возвращение короля» армия Рохана, идущая на помощь столице Гондора Минас Тириту, встречается с друэдайн в лесу Друадан. Лесовики проводят рохирримов тайной тропой через лес в обход укрепленных позиций орков, варьягов, истерлин-гов и харадримов. В этом эпизоде проявляется важное качество лесовиков - владение навыками следопытов, без которых никакая армия не может пройти через неизвестный ей лес, не рискуя в нем потеряться. Друэдайн выступают для всадников Рохана проводниками через неизведанный мир, им принадлежащий.

Следопыты Итилиэна так же имеют параллели в мире имагинарного, однако их отличие от следопытов Севера заключается лишь в том, что они были не остатками некогда великого народа, но особыми государственными войсками, применявшими партизанскую тактику для победы над врагом. Также они были войсками элитными, это подтверждается тем фактом, что в период Войны кольца их возглавлял Фарамир, сын наместника Гондора Дэнетора II.

В-третьих, важной как для Византии, так и для Гондора является тема Гражданской войны. В истории Гондора была всего одна крупная гражданская война, известная как Распря родичей 1432-1448 гг. Третьей эпохи, которая велась между королем Эльдакаром и его конкурентом в борьбе за престол - Кастамиром. Событие не имеет прямой корреляции с какой-то конкретной гражданской войной в Византии, скорее это отражение в имагинарном Европы самого факта регулярных гражданских войн в Византии, в которых претендентами на престол империи регулярно становились известные военачальники (Кастамир был командующим флота Гондора и правителем главной гавани королевства - города Пеларгира). Важно то, что Распря родичей весьма непохожа на классическую феодальную войну или файду, характерную для западноевропейского Средневековья, что подтверждает тот факт, что при ее описании Толкин опирался на византийский материал или даже его образ из западноевропейского имагинарного. Точно так же, как гражданская

93

война в Гондоре закончилась потерей Умбара и влияния на Харад, гражданские войны в Византии часто завершались потерей Византийской империей тех или иных владений.

В заключение раздела можно сказать, что имагинарное Византии и его влияние на образ Гондора в мире Средиземья проявилось в совокупности исторических фактов и легенд о Византии, отразившихся в Западной имагинарном и воспринятых Толкином для создания образа королевства, имеющего много общего с Византией, но в то же время весьма непохожего на нее. Гон-дор - это образ Византии из западноевропейского имагинарного, великая империя в восточном Средиземноморье, какой она виделась англичанам, французам, немцам, испанцам, весьма часто склонным романтизировать ее именно в силу ее отдаленности, загадочности и непонятности.

Рохан и имагинарное

англосаксонского мира

В отличие от других регионов Средиземья, Ро-хан, быть может, в наибольшей степени есть плод воображения профессора Толкина, нежели имаги-нарного Европы, хотя и оно тоже является определенным источником для Рохана. Толкин говорил, что Рохан - это англосаксы, какими они могли бы стать, если бы выиграли битву при Гастингсе 1066 г. Именно поражение англосаксов при Гастингсе писатель считал главной трагедией английской истории. Одной из основных причин поражения было отсутствие у англосаксов профессиональной кавалерии. Их элитная пехота - хускарлы - сражалась пешей, в то время как у Вильгельма Завоевателя была в распоряжении тяжелая норманнская кавалерия. Именно битва при Гастингсе в значительной степени показала, что начинавшаяся в Европе эпоха Высокого Средневековья в военном отношении станет эпохой тяжелой кавалерии, которая будет играть решающую роль на полях сражений. Мечта Толкина, вероятно, состояла в том, чтобы создать историю англосаксонского мира, устремленного не только в прошлое, но и в будущее, и в этом будущем англосаксы должны стать народом всадников. Толкин был противником французского влияния на Англию, считал, что оно сыграло негативную роль в английской истории, поскольку до норманнского завоевания Англия была частью северного мира и имела больше общего со скандинавскими народа-

ми, нежели с французами, что было близко и понятно писателю. История Рохана имеет множество параллелей с тем, какой след оставила их культура в имагинарном Западной Европы.

Первая параллель - сам факт того, что исходно рохирримы, бывшие изначально племенем северян и носившие имя Эотеод, жили на севере в гористой области в верхнем течении реки Андуин, там, где река Лангвелл соединялась с рекой Грей-лин. В эту область они ушли после поражения, нанесенного им племенным союзом истерлингов, известным как «люди повозок», в 1856 г. Третьей эпохи во время битвы на Равнинах. Данное событие можно соотнести с вторжением гуннов в Европу в IV в. н. э. Англосаксы также пришли в Британию с севера, с территории современной Дании и Северной Германии. Однако, в отличие от рохирримов, получивших владение землей Ке-ленардона в дар от наместника Гондора Кириона за помощь в битве против истерлингов-балхотов на поле Келебранта в 2510 г. Третьей эпохи, англосаксы вначале пришли в Британию лишь как союзники романо-бриттов против пиктов и скоттов. Позже из вспомогательных войск-федератов они сами станут военными противниками рома-но-бриттов и завоюют большую часть Британии. Сама история противостояния в течение длительного времени северян в союзе с Гондором и восточных кочевников есть отражение реального исторического факта - последовательного нашествия волн кочевников на Европу, наиболее значимые из которых - нашествия гуннов, аваров, венгров и, наконец, монголов. В имагинарном средневековой Европы, во многом конституированном летописными источниками, германцы не были разрушителями Римского мира, они были его продолжателями, теми, кто инкорпорировал в себя его наследие и стал продолжателями его имперской идеи. Таким образом, германцы, в рамках римской картины мира воспринимавшиеся как варвары, сами выстроили свою дихотомию «цивилизованность - варварство», в которой варварами уже названы степняки, арабы и викинги, а немцы, французы и англичане - оплотом цивилизации и ее истинными защитниками. Таким образом, история противостояния Гондора и Рохана нашествиям истерлингов есть отражение в има-гинарном Европы войны Флавия Аэция и Теодо-риха Вестготского против Атиллы, Карла Велико-

94

го против Аварского каганата, Оттона I Великого против венгров, коалиции немецких и славянских стран Восточной Европы против монгольского хана Батыя.

Вторая параллель - противостояние дунланд-цев и рохирримов в ходе Рохано-Дунландской войны 2758-2759 гг. Третьей эпохи, являющееся отражением противостояния англо-саксонских королевств и Уэльса. В частности, земляной вал перед крепостью Хельмова падь имеет сходство с реальным земляным валом (Вал Оффы, по имени короля Мерсии Оффы, 757-796), насыпанным на границе валлийского королевства Поуис и англосаксонского королевства Мерсия. В сознании англосаксов он отделял цивилизованные англосаксонские королевства от территории, именуемой Дикий Уэльс. Стоит заметить, что в мировосприятии валлийцев ситуация выглядела принципиально иначе: англосаксы были захватчиками-варварами, а сами валлийцы - потомками романо-бриттов, законных хозяев Британии. Дунландцы Средиземья также воспринимают территорию Рохана как свою, а себя как тех, кого рохирримы изгнали в горы.

Третья параллель - тема наследственной клятвы верности и обещания военной помощи вождя рохирримов Эорла наместнику Гондора Кири-ону как платы за владение областью Келенардон, на территории которой располагалось королевство Рохан. В частности, именно во исполнение этой клятвы Рохан пришел на помощь Гондору в битве при Минас Тирит в ходе Войны Кольца. Этот эпизод можно счесть отражением в имагинарном Европы римской практики предоставления части своих территорий на границе Римской империи союзным племенам германцев, получавшим статус федератов и обязанным охранять ту границу Рима, на которой они жили, в обмен на право жить на этой территории. Вожди германцев-федератов давали клятву верности римскому императору. Схожие практики применялись императорами Византийской империи в отношении наемных войск европейского происхождения - варангов и алеман-нов, что лишь подтверждает легитимность сравнения Гондора и Византии.

В заключение раздела отметим, что Рохан и всадники-рохирримы являются отражением в има-гинарном англосаксов и германцев в целом, а также мечты самого Толкина о том, каким мог бы быть его народ, если бы не был завоеван норманнами.

Дейл, Эсгарот и имагинарное

торговых городов Северной Европы

Средневековое имагинарное сохранило множество образов городов, и один из наиболее важных - это торговый город на озере, море или реке, являющийся центром торговли. Отражение этого образа в Средиземье - города Дейл и Эсгарот, находящиеся рядом с Долгим озером на севере от реки Келдуин и на юге от Одинокой горы в Северо-Восточной части Средиземья. Образы обоих городов нельзя соотнести с каким-то конкретным существовавшим городом, однако можно предположить, что так в средневековом имагинарном отразились города Ганзейского союза, образованного в XII в., в него, в частности, входил Великий Новгород. Этот город на Северо-Западе Руси был одним из немногих русских городов, воспринимавшихся западными европейцами как часть их собственной культурной истории. Именно с Великим Новгородом Эсгарот имеет больше всего общего: оба этих города стоят на большой судоходной торговой реке (Эсгарот на реке Келдуин, а Великий Новгород - на Волхове); находятся рядом с крупными озерами (Эсгарот рядом с Долгим озером, Великий Новгород - с озером Ильмень); расположены на юго-востоке от крупного горного массива (Эсгарот рядом с Серыми горами, Великий Новгород, пусть и в гораздо большем отдалении, но на юго-востоке от горных массивов Скандинавского полуострова). Горы играют здесь весьма важную роль, поскольку в средневековом европейском имагинарном, особенно скандинавском, горы -это обиталище драконов. Драконы - знаковые существа для европейского имагинарного, именно они главные антагонисты средневековых имаги-нарных героев. В творчестве Толкина драконы тоже широко представлены (Смауг Золотой, Ската Змей, Глаурунг и Анкалагон Чёрный). Толкин не скрывает родства между его драконами, Фафни-ром из скандинавской «Саги о Вёльсунгах» и безымянным драконом из англосаксонской поэмы «Беовульф», его драконы глубоко укоренены в европейском имагинарном. Несмотря на то, что дракон Смауг в повести «Хоббит» показан как главный антагонист гномов Одинокой горы, люди из Эсгарота также играют важную роль в этой истории. В частности, именно Бард-лучник убил дракона Смауга Золотого черной стрелой во время атаки Смауга на Эсгарот. Также после Битвы Пяти

95

Армий Бард отстроил город Дейл и Эсгарот (королем которого был его предок Гирион), потратив на это свою часть сокровищ Одинокой горы.

Город Дейл, как и Эсгарот, имеет свои корни в европейском имагинарном. Образ Дейла - это образ потерянного и уничтоженного торгового города, каких было довольно много в эпоху Викингов. Яркий пример тому - полулегендарный город Йомсбург. Предполагаемое время существования Йомсбурга - 960-1043 гг., место расположения -современная Померания. Дейл и Йомсбург - это имагинарные торговые города эпохи Викингов, которые исчезли, причем во многом по причине своего богатства. Богатый город в Средние века становился весьма привлекательным для грабежа. Страсть к золоту у Толкина называется «драконьей болезнью», таким образом, дракон есть не только волшебное существо из мира имагинарно-го, но и образ алчности. В средневековом имаги-нарном драконы - хранители сокровищ, желание получить сокровища часто является причиной конфликта героя с драконом, но второе испытание героя после схватки с драконом - поединок с собственной алчностью. В повести Толкина Бард-лучник проходит оба этих испытания, отдав все сокровища на восстановление двух городов, Дейла и Эсгарота, в то время как классический герой средневекового европейского имагинарно-го Сигурд оставляет все золото Фафнира себе, что в конечном счете послужило причиной его гибели, так как проклятый клад карлика Андвари всем приносил лишь несчастья.

Таким образом, можно сказать, что в образах Дейла и Эсгарота у Толкина отразилось имагинарное средневековых северных торговых городов эпохи Викингов и Высокого Средневековья, а также скандинавские саги и англосаксонская поэзия этого периода с ее героями и чудовищами.

Ривенделл, Лотлориэн

и Серые Гавани. Эльфы Толкина

как имагинарный конструкт

В созданном Толкином образе эльфов наиболее ярко проявляется конструирование им собственного средневекового имагинарного или, что более соответствует его взгляду на собственное творчество, мифологии для Англии, которая воспринималась им как утерянная, но возможно все

же существовавшая у англосаксов до их переселения на территорию Британских островов. С этим связано позиционирование Толкина как писателя, не столько создающего что-то новое, сколько описывающего и воссоздающего нечто существовавшее, но утерянное. Иными словами, Толкин сам воспринимал себя как реконструктора англосаксонской мифологии, но в то же время понимал, что он в значительной степени конструирует ее. Если мы говорим о том, что Толкин реконструировал, создавая эльфов, стоит отметить, что его эльфы, безусловно внешне похожие на скандинавских альвов, о которых мы знаем из раннесредне-вековой литературы Скандинавии, и англосаксонских эльфов, о которых нам известно значительно меньше, имеют отличное от них внутреннее содержание. В Третью эпоху эльфы в Средиземье живут в основном в трех местах - в Ривенделле, Лотлориэне и Серых Гаванях. Рассмотрим каждую из этих географических локаций.

Ривенделл

Стоит отметить, что эльфы у Толкина со временем менялись, и первые их описания значительно больше похожи на эльфов англосаксонского фольклора, добрых, но насмешливых, несерьезных и веселых проказников. Вот как встречают гномов в Ривенделле эльфы в повести «Хоббит»:

«- Эй, папаша! - кричали они Торину, который не шел, а почти полз по мосточку. - Не замочи бороду! Она у тебя и так длинная! Что будешь делать, когда отрастет до пят? - Бильбо, смотри не слопай все пироги! Вы уж за ним приглядывайте! Иначе он точно не пролезет в замочную скважину! - Тихо, тихо, Добрый Народ, - проговорил Гэндальф, замыкавший цепочку. - Даже у долин есть уши, а у некоторых эльфов слишком длинные языки. Спокойной ночи» [5, с. 59]. «Даже почтенные гномы - такие, как Торин и его спутники, - считали эльфов оболтусами и пустозвонами (что было просто глупо) и сердились на них за то, что эльфы обожают дразниться и потешаться над гномами, в особенности - над длинными гномьими бородами» [Там же, с. 58].

Образ Ривенделла в повести «Хоббит» -скорее образ последнего домашнего приюта, населенного сказочным народом, последний оплот цивилизованного мира на пути в неизведанное и последнее место, где можно получить помощь, ведь за ним Бильбо и компания оказываются в землях, где их ждет испытание. Во многом это

96

объясняется тем, что «Хоббит» - детская сказка, в то время как «Властелин колец» - эпический роман для более широкой аудитории.

Вне зависимости от причин образ эльфов в романе «Властелин колец» совсем иной, и это заметно уже по описанию его владык, Элронда и Глорфиндела. «Глорфиндел был высок и строен; волосы - сияющее золото, лицо - сама молодость, сама радость; глаза его сверкали, взгляд был исполнен проницательности, голос казался воплощенной музыкой; мудрость читалась на его лице, в руке чувствовалась сила. Лицо Элронда не носило примет возраста; его нельзя было назвать ни молодым, ни старым, хотя память о многих событиях, и радостных, и скорбных, наложила на него неизгладимую печать. Темные, как сумерки, волосы охватывал серебряный обруч; глаза были серыми, как ясный вечер, и сияли светом, подобным свету звезд. Исполненным достоинства показался хоббиту Элронд, а еще показался похожим на величественного короля, за плечами у которого много зим, - и могучим, как испытанный воин в самом расцвете зрелости. Ибо Элронд был Властителем Ривенделла и слыл меж эльфов и людей Мудрейшим» [2, с. 288]. Образ эльфов Ривендел-ла, как и самого Ривенделла, - это образ обители праведных, которая является домом для тех, чья печаль о мире велика, а мудрость неотмирна. Эльфы Толкина не столько лучше людей, сколько инаковы по отношению к ним, они не могут умереть от старости, не подвержены болезням, но при этом не безгрешны, могут погибнуть в бою и увянуть от печали, они кажутся лучшей версией людей, но грех эльфов - гордыня, выражающаяся в желании создать рукотворный рай, которым они могли бы править сами, без вмешательства валар и Эру Илуватара. Образ эльфов - это образ «Другого» по отношению к людям. В сравнении с альвами скандинавского и эльфами англосаксонского фольклора, эльфы Толкина более человекоподобны и христианизированы. Несмотря на привлекательность их образа, доходящую до того, что многие люди считают их совершенными существами, своего рода мечтой людей о самих себе, Толкин далек от их идеализации и неоднократно показывает, что согрешения эльфов могут приводить к последствиям поистине страшным, подтверждая это образами Феанора, Тингола, Ке-лебримбора и Эола.

Лотлориэн

Образ Лотлориэна в романе «Властелин колец» - это образ волшебного леса, прекрасного сада и потерянного рая. Лориэн для эльфов -лесное королевство, выстроенное в память о покинутом ими рае, Амане, но этим раем они могли управлять по своему усмотрению, не учитывая желания валар. Вот как описывает Лотлориэн Толкин:

«Они стояли на просторной поляне; слева круглился холм, покрытый травой, и трава на нем зеленела так, как могли зеленеть только весенние луга Старших дней. Холм венчала двойная корона деревьев. Внешнее кольцо составляли белоснежные, безлистые и прекрасные в своей наготе неизвестные великаны; внутреннее - гигантские маллорны, одетые в светло-золотой убор. В середине, возвышаясь над остальными подобно могучей башне, стояло одно-единственное дерево; высоко среди его ветвей белел флет. Зеленые склоны холма и трава у подножья деревьев были усеяны маленькими звездчатыми цветками, золотившимися на солнце. Среди них на тонких стебельках покачивались другие - белые, светло-зеленого оттенка; они искрились в густой траве, словно капли росы. Над холмом синело небо, послеполуденное солнце обливало кроны яркими лучами, и деревья отбрасывали длинные зеленые тени.

- Вот он, Керин Амрот! - торжественно проговорил Халдир. - Некогда это было сердце древнего эльфийского государства. Перед вами -курган Амрота, где в прежние, счастливые времена был его дом. Здесь, в невянущей траве, вечно цветут зимние цветы - желтый эланор и белый нифрендил. Здесь мы ненадолго задержимся, а к вечеру будем в городе Галадримов» [6, с. 438].

Сказочный лес эльфов в средневековой литературе - явление нередкое, равно как и королева эльфов, которая дарит путникам подарки, так что образ владычицы Галадриэль у Толкина выглядит естественно. Однако, как и Ривенделл, Лотлориэн имеет черты, привнесенные самим писателем, то самое конструированное Средневековье - плод его творчества. Лориэн - это отражение мечты Толкина о том, как должны быть устроены взаимоотношения человека и природы. Эльфы не сохраняют природу в первозданном виде, но преобразуют ее, не разрушая, их города образуют с природой единое целое, не подчиняя ее, но дополняя.

97

Серые Гавани

Серым Гаваням, или Митлонду, в произведениях Толкина уделено мало внимания, однако они - важная часть его мира, поскольку связаны с реконструкцией части средневекового имагинар-ного, связанной с морем. Робер Фоссье так определяет отношение средневековых людей к морю: «Эта жидкая безбрежность манила и очаровывала людей. Как и сегодня, когда процветает водный спорт и океанские гонки, так и в те времена люди наделяли море всеми чудесными и фантастическими качествами. Побережье было линией соприкосновения с неведомым, воображаемым; океан или даже скромное внутреннее море становилось миром приключений, молчания людей и непрерывного движения предметов. Там находились райские миры волшебных островов, воспетые кельтским, скандинавским и античным фольклором, мифами об Атлантиде, острове Туле или Гренландии. Там можно было достичь, преодолев опасности, Чистилища, за неимением Рая, и это укрепляло душу» [9, с. 151-152].

Митлонд для эльфов - это порт, из которого они отплывают в Валинор, представляющий собой нечто среднее между Авалоном из произведений о короле Артуре и христианским раем, но этот рай доступен лишь эльфам, люди туда попасть не могут. Серые Гавани - граница между морем и сушей, между миром людей и миром для них закрытым, миром, где могут жить лишь валар, майар и эльфы. В конце концов все эльфы приходят в Серые Гавани, так как Четвертая эпоха принадлежит людям, ведь «времена их владычества давно прошли, и сегодня эльфы пребывают вне кругов нашего мира, в который не вернутся уже никогда» [6, с. 1422].

Эребор и Мория. Гномы Толкина как имагинарный конструкт

Гномы Толкина, как и его эльфы, - это конструкт и во многом конструкт христианизированный. Дверги Старшей и Младшей Эдды - весьма неприятные существа, созданные богами из червей, которые жили в мясе великана Имира и превращались в камень под влиянием солнечных лучей, что роднит их скорее с троллями Толкина, а не с гномами. Общее с толкиновскими гномами у них только одно - они прекрасные кузнецы и ювелиры. Таким образом, анализируя конструированное средневековое имагинарное Толкина в части, связанной с гномами, необходимо понимать, что, подобно тому как эльфы происходят от альвов

(или эльфов в англосаксонском варианте), гномы ведут свое начало от двергов (или цвергов в немецком варианте), но их содержание сильно отличается от исходного средневекового имагинарного скандинавского фольклора. Вот как Толкин описывает гномов в романе «Властелин колец»:

«Гномы - народ крепкий, видавший виды, скрытный, трудолюбивый и злопамятный (хотя и добра тоже не забывающий). Гномы любят камни, в том числе драгоценные; вещам, которые живут собственной жизнью, они предпочитают те, что приняли свой облик под резцом искусного мастера. Но по природе своей гномы не злы, и мало кто из них добровольно соглашался служить Врагу, что бы о том ни рассказывали люди в своих сказках. Причины кривотолков кроются в том, что в глубокой древности люди завидовали богатству гномов и жаждали завладеть плодами их трудов, отчего между этими народами одно время держалась стойкая вражда» [6, с. 1414].

Наиболее известными из королевств гномов Третьей эпохи были Эребор и Мория.

Эребор

Эребор, или Одинокая гора, является конечным пунктом путешествия Бильбо и компании в повести «Хоббит». Эребор - это королевство гномов на севере Средиземья, которое на момент начала действия повести «Хоббит» захвачено драконом Смаугом, в конце повести Бард-лучник убивает дракона, а объединенная армия эльфов, гномов и людей побеждает армию орков и варгов в Битве Пяти Армий. Однако Эребор - это во многом и символ, потерянный дом, обретенный дом, дом, захваченный врагом (драконом), но потерянный в первую очередь из-за того, что его хозяева (гномы) слишком поддались искушению гордыни и жадности. В некотором смысле Эребор для гномов - это их потерянный Эдем, который удается снова обрести, победив не столько дракона (его убивает человек, а не гном) и не столько орков и варгов (их гномы побеждают вместе с людьми и орками), сколько собственную гордыню и жадность (гномы делятся золотом Одинокой горы с эльфами и людьми и заключают с ними долговременный союз), причем во многом благодаря помощи Бильбо Бэггинса, которого в начале похода они считали никчемным. Эребор - образ гномьей мечты, гора, полная золота и самоцветов, однако вполне она осознается ими как дом, лишь когда гномы его теряют. Это роднит Эребор с Морией,

98

другим королевством гномов, также потерянным и обретенным вновь. В некотором смысле путешествие Бильбо и компании имеет целью не только вернуть потерянный дом, но и обрести потерянный рай, а для этого оказывается необходимым измениться и обрести его в первую очередь внутри и лишь затем снаружи.

Мория

Мория - это королевство гномов, основанное Дурином Первым в эпоху Древ. В 1980 г. Третьей эпохи гномы Мории, добывая мифрил, особый металл, схожий с серебром, но невероятно прочный, случайно разбудили балрога, который захватил Морию, получив прозвище Погибель Дурина. В 2790 г. Третьей эпохи Трор, потомок Дурина, попытался вновь поселиться в Мории, но был убит орком Азогом, впоследствии погибшим от рук Даина в битве при Азанулбизаре, генеральном сражении Войны орков и гномов. На момент начала событий романа «Властелин колец» Мория была захвачена орками, возглавляемыми балрогом. В ходе романа балрог гибнет от рук Гэндальфа Серого. В начале Четвертой эпохи Дурин VII приводит в Морию остатки народа гномов. Мория в переводе с эльфийского значит 'черная бездна'. В противоположность горе, куда враг в образе дракона приходит с небес, в Мории враг появляется из глубины. Причины гибели Мо-рии схожи с причинами гибели Одинокой горы -жадность гномов, но в этот раз не к золоту, а к мифрилу. Мория - это образ бездны, подземелья на границе с подземным адом, из которого и возникает балрог, демон Моргота, темного валы, играющего роль дьявола в мире Толкина. Именно поэтому его в итоге сокрушает майар Гэндальф, ангел в этом мире. Подземелья и шахты всегда страшили средневекового человека, в его имаги-нарном они воспринимались как граница с адом и его демонами, но Толкин, отправляя Братство Кольца в Мория и уничтожая ее зло руками ангела, показывает, что свет может проникнуть даже в самые темные уголки мира.

Заключение

Очевидно, историческая реконструкция как область исследований не может обойтись без реконструкции сознания, важной часть которого выступает реконструкция имагинарного.

Дж.-Р.-Р. Толкин, используя имагинарную географию и отражение реальной истории в мире западноевропейского имагинарного, осуществляет реконструкцию европейского има-гинарного. Но при этом конструирует новый мир Средиземья, который до некоторой степени является отражением европейского средневекового имагинарного, преломленного через фантазию автора.

Можно сказать, что Средиземье - продолжение существования европейского средневекового имагинарного - делает его актуальным, живым и развивающимся. Любое обращение к материалу пространства европейского имаги-нарного в различных формах рождает произведение, сочетающее в себе конструирование и реконструкцию европейского средневекового имагинарного, что в свою очередь предоставляет дальнейшие возможности для его изучения.

1. Ле Гофф, Ж. Герои и чудеса Средних веков / Ж. Ле Гофф. - Москва : Текст, 2011.

2. Льюис, К.-С. Эссе / К.-С. Льюис. - Тюмень : Русская неделя, 2016.

3. Карпентер, Х. Джон Р. Р. Толкин. Биография / Х. Карпентер. - Москва : Эксмо-Пресс, 2002.

4. Колдекот, С. Тайное пламя. Духовные взгляды Толкина / С. Колдекот. - Москва : ББИ св. апостола Андрея, 2008.

5. Толкин, Дж.-Р.-Р. Хоббит, или Туда и обратно. Приключения Тома Бомбадила / Дж.-Р.-Р. Толкин. - Санкт-Петербург : Азбука, 2000.

6. Толкин, Дж.-Р.-Р. Властелин колец / Дж.-Р.-Р. Толкин. - Москва : АСТ, 2019.

7. Толкин, Дж.-Р.-Р. Чудовища и критики / Дж.-Р.-Р. Толкин. - Москва : АСТ : Хранитель, 2008.

8. Толкин, Д.-Р.-Р. Смерть Артура / Дж.-Р.-Р. Толкин. - Москва : АСТ, 2016.

9. Фоссье, Р. Люди Средневековья / Р. Фос-сье. - Санкт-Петербург : Евразия, 2010.

10. Шиппи, Т.-А. Дорога в Средьземелье / Т.-А. Шиппи. - Санкт-Петербург ; Москва : Лимбус Пресс, 2003.

11. Эко, У. История иллюзий. Легендарные места, земли и страны / У. Эко. - Москва : Слово, 2019.

Получено 14.06.2022

99

Nikita O. Kharakterov

Post-graduate student (24.00.01) Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia E-mail: xarakterov@yandex.ru

Reconstruction of Medieval Consciousness in the Constructed Middle Ages of J. R. R. Tolkien

Abstract. Historical, reconstruction as a subject of study can be divided into the reconstruction of material objects, reconstruction of consciousness and reconstruction of behavior. The current article is dedicated to the reconstruction of consciousness and reconstruction of imaginary as part of it. I would like to emphasize that realizing the reconstruction of imaginary the researcher consciously or not is not only reconstructing it but also constructing it because every reconstruction of consciousness of people of the previous epochs is always only the hypothesis. Taking in account that thesis, then as a subject for analysis we can position not only the historical European medieval imaginary but also the constructed medieval one. An example of such a literature world is Middle-Earth created by J.R.R. Tolkien. In the focus of that article I would like to place European imaginary from one side and the problem of it's connection with the works of J.R.R. Tolkien from another. The books of Tolkien can be the subject of analysis not only for philologists, but also for culturologists, historians, philosophers and anthropologists because they are the continuation of traditions of European medieval humanitarian thought and the framework of texts that reveal the way of consciousness of people of that epoch. The key feature of these texts becomes the immersion of the imaginary reality into the historical reality. Such a view on the world, when the borders between real and imaginary are transparent and both these realities are considered as whole and undivided, an actor and literature hero can exist in both worlds at the same time. However, the imaginary has a connection with the history and I would like to emphasize that point in the current article.

Keywords: reconstruction of consciousness, J.R.R. Tolkien, Medieval Europe, constructed Middle Ages

For citing: Kharakterov N. O. 2022. Reconstruction of Medieval Consciousness in the Constructed Middle Ages of J. R. R. Tolkien. Culture and Arts Herald. No 3 (71): 82-100.

References

1. Le Goff J. 2011. Geroi i chudesa Srednikh vekov [Heroes and Wonders of the Middle Ages]. Moscow: Tekst. (In Russ.).

2. Lewis C. S. 2016. Esse [Essay]. Tyumen: Russkaya nedelya. (In Russ.).

3. Carpenter H. 2002. Dzhon R. R. Tolkin. Biografiya [John R. R. Tolkien. Biography]. Moscow: Eksmo-Press. (In Russ.).

4. Caldecott S. 2008. Taynoe plamya. Dukhovnye vzglyady Tolkina [Secret flame. Spiritual views of Tolkien]. Moscow: BBI sv. apostola Andreya. (In Russ.).

5. Tolkien J. R. R. 2000. Khobbit ili tuda i obratno. Priklyucheniya Toma Bombadila [Hobbit or back and forth. The Adventures of Tom Bombadil]. St. Petersburg: Azbuka. (In Russ.).

6. Tolkien J. R. R. 2019. Vlastelin kolets [Lord of the Rings]. Moscow: AST. (In Russ.).

7. Tolkien J. R. R. 2008. Chudovishcha i kritiki [Monsters and critics]. Moscow: AST: Khranitel'. (In Russ.).

8. Tolkien J. R. R. 2016. Smert' Artura [Death of Arthur]. Moscow: AST. (In Russ.).

9. Fossier R. 2010. Lyudi Srednevekov'ya [Medieval people]. St. Petersburg: Evraziya. (In Russ.).

10. Shippey T. A. 2003. Doroga v Sred'zemel'e [Road to Middle Earth]. St. Petersburg; Moscow: Limbus Press. (In Russ.).

11. Eco U. 2019. Istoriya illyuziy. Legendarnye mesta, zemli i strany [History of Illusions. Legendary places, lands and countries]. Moscow: Slovo. (In Russ.).

Received 14.06.2022

100

Вестник культуры и искусств. 2022. № 3 (71)