CC BY
41
Д. А. Ланко
РЕГИОНАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ И ПОЛИТИКИ БЕЗОПАСНОСТИ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА
В статье вводится категория региональной территориализации, под которой понимается практика разделения мира на регионы в представлениях той или иной политической элиты о внешней политике. Прослеживается происхождение категории территориализации из искусствоведения и адаптация ее в общественных науках и в политической науке. Региональная территориализация общей внешней политики и политики безопасности Европейского Союза рассматривается в сравнении с региональной территориализацией в представлениях российской и американской элит. Особое внимание уделяется эволюции региональной территориализации общей внешней политики и политики безопасности ЕС в период с 2005 по 2010 г.
Ключевые слова: территориализация, регионализм, внешняя политика, общая внешняя политика и политика безопасности, Европейский Союз, Россия, США, политические элиты.
К. Уолтц определяет систему международных отношений как набор взаимодействующих элементов (Waltz, 1979, p. 40). Он рассматривает несколько вариантов представлений о системах международных отношений, в том числе работы М. Каплана (Kaplan, 1957). Однако некоторые работы своих предшественников, в которых рассматривается современная им система международных отношений, К. Уолтц не упоминает. В их числе — опубликованная в 1968 г. работа О. Янга, который первым предположил, что в результате распада колониальных империй мир будет состоять из известных нам сегодня регионов: Европы и Америки, Азии и Африки и т. д. (Янг, 2003). Позднее Э. Гидденс сделал вывод, что глобализация является важнейшей причиной формирования представлений о системе международных отношений (Гидденс, 2004). По его мнению, глобализация порождает озабоченность современных элит непредсказуемостью международных отношений.
Даже внутри одной элиты ведутся споры о том, какая именно система международных отношений складывается в настоящее время, из каких именно регионов состоит современный мир, какие страны входят в тот или иной регион. Например, можно представить себе систему международных отношений, включающую Европу и Азию, Ближний Восток и Африку, Северную и Южную Америку. При этом регионы не изолированы друг от друга: события, происхо-
© Д. А. Ланко, 2011
дящие на Ближнем Востоке, приобретают значимость для европейских государств и т. д. Международные отношения можно рассматривать в качестве взаимодействующих между собой регионов, границы которых не обусловлены исключительно физикогеографическими или иными «природными» факторами.
Обычно страны Северной Африки с преимущественно арабским населением относят к Ближнему Востоку, а страны, расположенные южнее, где большинство составляет неарабское население, — к Африке. Такие страны как Судан, где половина населения являются арабами, а половина — нет, иногда относят к Ближнему Востоку, а иногда — к Африке. Турцию иногда относят к Ближнему Востоку, а иногда — к Европе, благодаря чему отсутствует четкая граница между Европой и Ближним Востоком. Афганистан расположен на границе сразу трех регионов: Центральной Азии, Южной Азии и Ближнего Востока, благодаря чему нельзя определить точно, где заканчивается один из этих регионов и начинается другой. Споры могут возникать по поводу границ любого региона. Каждый политический лидер, каждая интеллектуальная элита формируют собственные представления о том, какие именно страны входят в тот или иной регион. Раскрыть процесс деления мира на регионы в представлениях того или иного политического лидера позволяет категория территориализации.
Эта категория пришла в политологию и другие науки из искусствоведения. Как утверждает Б. Р. Виппер, деление искусства на виды было свойственно всем эпохам. Например, в средневековье было принято различать виды искусства, связанные с «органическими образами и чувственными явлениями» (живопись), и виды искусства, связанные с «природой механических сил, математических чисел и космических ритмов» (архитектура) (Виппер, 1970, с. 355). Сформировались многочисленные виды искусства: живопись и скульптура, графика и фотография, архитектура и дизайн, литература и музыка, театр и кино, декоративно-прикладное и эстрадноцирковое искусство и многие другие. Определение границ, очерчивающих пространство одного вида искусства, есть акт территориа-лизации. Территориализация — процесс формирования бинарной оппозиции, отделяющей один вид искусства от остальных. Благодаря территориализации становится возможным выстроить иерархию внутри того или иного вида искусства, не только отделить один вид искусства от другого, но и сформировать представление о том, что является шедевром, а что — подделкой.
Однако некоторые предметы искусства выходят за рамки, очерченные традиционными видами искусства. Например, расписная скульптура не может быть однозначно отнесена ни к скульптуре, ни
к живописи, но содержит элементы обоих видов искусства. Более того, два вида искусства невозможно и разделить: скульптура без росписи утрачивает смысл, закладываемый ее создателем, аналогично утрачивает смысл и роспись без скульптуры. В данном случае речь идет об акте детерриториализации — «процедуре снятия... жестко фиксированных бинарных оппозиций» (Можейко, Грицанова, 2001, с. 216). Иногда вслед за детерриториализацией происходит ретерриториализация — процесс формирования новой бинарной оппозиции, отделяющей множество явлений, ранее разделенных прежде существовавшей бинарной оппозицией, на разные множества, от других явлений. Применительно к искусству примером здесь являются музыкальные клипы — вид искусства, созданный на границе музыки и телевидения. Здесь ретерриториализация позволила выстроить иерархию музыкальных клипов: сегодня это отдельный вид искусства, где есть свои премии, которые вручаются шедеврам в этом виде искусства, и «антипремии», присвоение которых символизирует творческую неудачу. При этом некоторые искусствоведы и деятели искусства исходят из предположения, что эти премии и территориализация как таковая не имеют к искусству прямого отношения.
Отсюда возникает понятие постмодерна в искусствоведении: постмодерн является проектом, направленным против территориа-лизации как таковой с последующим выстраиванием иерархии. Некоторые теоретики переносят это определение на общественные отношения в целом. Объектом их критики становится так называемая суверенная машина, «в которой каждая часть, каждая функция отделена и определена, в которой ничто из того, что прежде не было определено по отношению к целому, не находит места» (Делез, Гваттари, 2008, с. 302). Применительно к искусству в рамках суверенной машины любая творческая деятельность может быть либо наукой, либо искусством; искусство может быть либо пространственным, либо временным, либо пространственно-временным; временное искусство может быть либо музыкой, либо литературой, литература может быть либо прозой, либо поэзией. Любая творческая деятельность должна определить свое место в этой системе координат, иначе она не будет воспринята всерьез.
Территориализация в общественных науках
Использование понятия территориализации не ограничивается исключительно искусствоведением, но широко используется в общественных науках. При этом территориализация самих общественных наук в России и зарубежных странах может представлять
значительный интерес для исследователей, в том числе разделение на социальные и гуманитарные науки, внутри которых существуют многочисленные дисциплины, внутри которых, в свою очередь, обособляются субдисциплины. Предложения о детеррито-риализации общественных наук часто звучали в период, когда в них доминировали позитивистские подходы, а понятие территориализа-ции еще было неизвестно. В частности, предлагалось осуществить конвергенцию общественных наук на основе общности теоретикометодологического подхода, в качестве которого рассматривалась некогда популярная в большинстве общественных наук теория рационального выбора ^аКипд, 1977).
Сегодня вместо предложений о детерриториализации общественных наук мы наблюдает рост популярности междисциплинарного подхода. Благодаря ему в конце 1970-х годов в политической науке и появилось понятие территориализации. Изначально оно использовалось для снятия бинарной оппозиции между понятиями сепаратизма и национально-освободительного движения. В западной политологии того времени понятие национальноосвободительное движение использовалось преимущественно для обозначения явлений в политике стран «третьего мира», в самих же западных странах, например, в Испании и Великобритании имел место сепаратизм. Однако некоторые явления такого рода, имеющие место в западных странах, не подходили под категорию сепаратизма, например Квебекская партия в Канаде, которая выбрала инструментом своей деятельности не терроризм и вооруженную борьбу, но участие в демократических выборах и организацию референдума.
Понятие сепаратизма не подходило для обозначения Квебекской партии еще и потому, что оно обозначает борьбу за полную сецессию той или иной территории. Идеологи Квебекской партии не скрывали, что их целью является создание нового типа федерации, в которой Квебек становился бы де-юре участником международных отношений, но характер его экономического взаимодействия с Канадой определялся бы наднациональными институтами, формирующимися на демократической основе. Т. е. Канада, население которой больше, чем население Квебека, имела бы в этих институтах большее представительство. Для обозначения процесса, в ходе которого население Квебека осознавало свою особость среди канадцев и определяла свое место в будущей канадской конфедерации, П. Пэншо и ввел понятие территориализации (Painchaud, 1977). Как показали последующие события, референдум о независимости Квебека провалился, однако Квебек стал самостоятельным участником международных отношений в рамках федерации Канады.
Таким образом, в его работе территориализация является процессом формирования бинарной оппозиции, отделяющей Квебек от окружающего мира, в данном случае — от Канады. По мере того как категория глобализации использовалась все чаще в научных работах, росла популярность и категории территориализации. И. Магат возвращается к этой категории применительно к Канаде, однако объектом его исследования становятся уже не жители Квебека, но израильские и японские иммигранты в этой стране, которые также выстраивают свои бинарные оппозиции, отделяющие их от основной части населения (Magat, 1999). Л. Малкки использует этот термин в отношении беженцев в целом, которые, вынужденно переезжая на новое место жительства, начинают формировать бинарные оппозиции, отделяющие их землячество или диаспору и от соотечественников, оставшихся на родине, и от доминирующей этнической группы в месте нового проживания (Malkki, 1992). Она рассматривает аналогичные процессы, происходящие в среде ученых.
П. Вандергест и Н. Пелузо вводят понятие территориализации для обозначения процесса становления государства после распада колониальных империй в странах «третьего мира» (Vandergeest, Peluso, 1995). Они рассматривают территориализацию в Азии на примере Таиланда, однако теоретические выводы этой статьи, как представляется, можно использовать для анализа процесса терри-ториализации в «третьем мире» в целом. Распад колониальных империй привел к созданию в Азии и Африке новых государств, границы которых определялись не в соответствии с этнической или иной структурой местного населения, но в соответствии с тем, как проходили границы между владениями различных империй в колониальный период. В результате в границах одного государства оказывались помещены различные группы людей, некоторые из которых оказывались разделены новыми государственными границами. Процесс территориализации для них означал формирование бинарной оппозиции, отделяющей граждан данного государства от соседей.
Понятие территориализации оказалось важным даже в экономике, которая, как представлялось изначально, должна была в эпоху глобализации в наибольшей степени освободиться от внутренних границ в интересах экономической эффективности. Так, П. Анье, анализируя рынок финансовых услуг, который в эпоху электронных расчетов должен был стать полностью глобальным, приходит к выводу о том, что пространственный фактор продолжает играть роль на этом рынке (Agnes, 2000). С одной стороны, в эпоху глобализации любой финансист может стать игроком на мировом
рынке деривативов, с другой стороны, как показывает практика, наиболее сильными игроками становятся те финансисты, которые входят в своеобразные «клубы», территориализация которых осуществляется по географическому признаку; наиболее крупные из них находится в Нью-Йорке, Лондоне, Токио и Сиднее. Даже в эпоху глобализации успех на рынке деривативов зависит от места, где расположен тот или иной бизнес.
Наконец, понятие территориализации используется и для обозначения бинарных оппозиций, выделяющих группы людей по профессиональному признаку. В данном контексте нельзя не упомянуть работу А. Вонгализ-Макроу, в которой рассматривается терри-ториализация педагогического сообщества в условиях глобализации (Vongalis-Macrow, 2007). С одной стороны, в эпоху глобализации спрос на образование вырос многократно. С другой стороны, усилилась и конкуренция между образовательными учреждениями, поскольку получение образования за рубежом становится доступным для все возрастающего количества людей. В этих условиях преподаватели пытаются переосмыслить ответы на вопросы об их роли в меняющемся под влиянием глобализации обществе, обязанностях, автономии от администрации образовательного учреждения и т. д. Ответы на эти вопросы позволят провести террито-риализацию педагогического сообщества, отделить его от остальных профессиональных групп.
Региональная территориализация внешней политики в РФ и США
Применительно к внешней политике под региональной террито-риализацией мы понимаем процесс формирования бинарной оппозиции, благодаря которой некое множество стран выделяется в регион. Так, территориализация Европы есть процесс определения множества европейских стран, в том числе в отношении того, является ли Россия европейской страной. При этом одинаковую значимость приобретает как территориализация Европы политическими лидерами и интеллектуальной элитой России, европейских государств, стран, расположенных за пределами Европы. Иначе говоря, нас будет одинаково интересовать, рассматривается ли Россия в качестве части Европы в Москве, Брюсселе и Вашингтоне. Если предположить, что регионы имеют значение для принятия решений, значит, политика США в отношении России в какой-то мере будет зависеть от того, рассматривается ли Россия в США в качестве европейской страны.
Одним из показателей того, каким именно образом осуществляется в данном государстве территориализация основных регионов мира, является структура внешнеполитического ведомства данного
государства. Рассмотрим, например, структуру Министерства иностранных дел Российской Федерации во время двух президентских сроков В. В. Путина в 2000-2008 гг. В то время в ней было четыре департамента сотрудничества со странами Содружества независимых государств, четыре европейских департамента, два американских департамента — Северной и Латинской Америки, три азиатских департамента, наконец, два департамента, занимавшихся политикой в отношении стран Ближнего Востока и Африки. Можно сделать вывод, что территориализация основных регионов мира в России в указанный период предполагала существование пяти регионов: СНГ, Европы, Америки, Ближнего Востока и Африки, и, наконец, Азии за пределами Ближнего Востока и СНГ.
В тот же период территориализация основных регионов мира в США несколько отличалась от российской. Именно в указанный период в структуре Государственного департамента США произошла ретерриториализация, которая отразила новые представления американских лидеров и интеллектуальной элиты о региональной структуре мира. После террористических актов в США 11 сентября 2001 г. важнейшей задачей внешней политики страны стала «глобальная война против терроризма», включая важнейшую военную операцию, проводимую в ее рамках, — войну в Афганистане. Важная роль в военном успехе в Афганистане отводилась соседним с ним странам — союзникам США в регионе, включая Пакистан на юге и Кыргызстан на севере. Возникли представления о том, что все эти страны входят в один регион, координацией отношений со странами которого в рамках Государственного департамента США занимается Бюро по делам Южной и Центральной Азии.
Помимо Бюро по делам Южной и Центральной Азии и Бюро по делам Европы и Евразии в структуре Государственного департамента есть еще четыре Бюро, координирующие политику США в отношении различных регионов мира. Это Бюро по делам Западного полушария, Ближнего Востока, Африки и Азиатско-Тихоокеанского региона. Итак, территориализация основных регионов мира в США в конце второго президентского срока Дж. У. Буша предполагала существование шести регионов: Западного полушария, Европы и Евразии, Ближнего Востока, Южной и Центральной Азии, Африки и Азиатско-Тихоокеанского региона.
Региональная территориализация внешней политики, отраженная в структуре внешнеполитического ведомства, воспроизводится интеллектуальной элитой соответствующих государств. В качестве примера можно привести изданный в 2010 г. под эгидой МГИМО (Университета) МИД России учебник «Политическая география». Из
него, в частности, можно узнать, что в регион Юго-Западной Азии входят не только Турция, страны Восточного Средиземноморья и Аравийского полуострова, Иран и Ирак, но также Афганистан и страны постсоветского Закавказья: Грузия, Армения и Азербайджан (Бусыгина, 2010, с. 110). Однако за исключением этого довольно любопытного заявления представления о региональной структуре мира, изложенные в данной работе, совпадают с теми, которые были отражены в структуре Министерства иностранных дел России в соответствующий период.
Такая территориализация международной политики призвана сформировать у тех, кто с ней ознакомился, представления о роли России в международных отношениях. В самом деле, два аспекта предложенной территориализации указывают на то, что Россия является великой державой. Во-первых, это ее лидерство в регионе постсоветского пространства. Во-вторых, это ее принадлежность к пяти, как минимум, регионам мира, начиная с Арктики и заканчивая Азиатско-Тихоокеанским регионом. Государство, лидирующее в одном регионе и имеющее жизненно важные интересы в пяти других регионах, не может быть ничем иным, кроме как великой державой. Во всяком случае, как свидетельствует М. Мюллер, именно такие представления формируются у студентов МГИМО в результате обучения (Muller, 2011). Российская интеллектуальная элита лишь воспроизводит существующую территориализацию внешней политики. И Россия не является единственной страной, где интеллектуальная элита, признавая, что «карта планеты в настоящее время непрерывно перекраивается» (Ханна, 2010, с. 4), одновременно воспроизводит старые представления о региональной структуре мира. В самом деле, работа П. Ханны, которому принадлежит вышеприведенная цитата, претендует на формирование новых представлений о региональной структуре мира, состоящей из «первого мира», включающего в себя США, Европейский Союз и Китай, традиционного «третьего мира», а также «второго мира», которому П. Ханна пытается дать новое определение.
Однако предлагаемая им территориализация «второго мира» не отличается оригинальностью, она лишь воспроизводит те представления о региональной структуре мира, которые были положены в основу структуры Государственного департамента США в период, когда П. Ханна завершал свою работу. Эта структура уже была рассмотрена выше, параллели между ней и той территориализацией «второго мира», которую предлагает этот автор, можно легко увидеть. Так, регион, который он называет «востоком Запада», соответствует региону Европы и Евразии в терминологии, принятой в Государственном департаменте США. Аналогично в работе рас-
сматриваются регионы Центральной и Южной Азии, Западного полушария, Ближнего Востока и остальной части Азии. Любопытство вызывает лишь то, что П. Ханна не пишет об Африке, отказывая ЮАР в принадлежности ко «второму миру», однако в остальном он воспроизводит традиционные для американской элиты представления о региональной структуре мира.
Эволюция региональной территориализации общей внешней
политики и политики безопасности ЕС в начале XXI в.
Ситуация усложняется, если помимо представлений о региональной структуре мира в России и в США рассмотреть соответствующие представления элиты Европейского союза, выраженные в структуре институтов ЕС. В середине первого десятилетия XXI в. в Европейской комиссии существовал Генеральный директорат по внешним сношениям, территориализация которого предполагала существование одиннадцати директоратов, обозначенных латинскими буквами от «А» до <^», причем директората «I» не существовало. Из них пять директоратов занимались координацией отношений Европейского союза с отдельными регионами мира. Так, директорат «С» координировал отношения Евросоюза с промышленно развитыми странами Европы, Северной Америки и Тихоокеанского региона, директорат «Е» — со странами СНГ. Директорат «^» занимался связями со странами Ближнего Востока и Южного Средиземноморья, директорат «Ю» — со странами Латинской Америки. Наконец, директорат «Н» координировал взаимодействие Европейского Союза со странами Азии. Значительная часть мира из территориа-лизации общей внешней политики и политики безопасности Евросоюза в тот период вообще была исключена. Взаимоотношения ЕС с беднейшими регионами мира — Африкой, Карибским регионом и островными государствами Океании — не являлись элементами общей внешней политики и политики безопасности, но элементами политики развития, которой занимался другой Генеральный директорат в Европейской комиссии. Можно сделать вывод, что террито-риализация основных регионов мира в ЕС в первом десятилетии XXI в. предполагала существование шести регионов. При этом в четырех из шести случаев территориализацию в представлениях элиты Евросоюза можно было соотнести с представлениями элит России и США. Речь идет о постсоветском пространстве, Ближнем Востоке и Северной Африке, Латинской Америке и Азии.
Границы этих регионов в представлениях трех сравниваемых элит не совпадали, но три из этих четырех регионов, кроме постсоветского пространства, которое с 2006 г. перестало восприниматься
в качестве единого региона в США, существовали в представлениях всех трех элит. Однако два других региона — промышленно развитые страны и, напротив, беднейшая часть мира — являются уникальными и отличают исключительно представления элиты Евросоюза о территориализации мира в указанный период.
Итак, представления о региональной структуре мира в США, России и Европейском Союзе различаются. Возьмем, например, четыре страны мира: Казахстан, Индию, Японию и Канаду. С точки зрения элит России и Европейского Союза, Казахстан и Индия относятся к разным регионам, а с точки зрения американской элиты — к одному. С точки зрения элит США и Европейского Союза, Индия и Япония относятся к разным регионам, а с точки зрения российской элиты — к одному. Наконец, с точки зрения российской и американской элит, Япония и Канада относятся к разным регионам, а с точки зрения элиты Евросоюза — к одному.
Важно, что в середине первого десятилетия XXI в. общая внешняя политика и политика безопасности Европейского Союза еще только формировалась, соответственно, фактор институциональной стабильности не играл значимой роли при формировании институтов, непосредственно занятых реализацией этой политики. По мере того как изменялись представления элиты Евросоюза о террито-риализации регионов мира, менялись и соответствующие институты. Так, регион, объединяющий наиболее развитые страны мира за пределами Евросоюза, исчезал из этих представлений по мере роста значения экономического взаимодействия между ЕС и Китаем и падения значения отношений между ЕС и Японией. Принятая в 2010 г. Европейской комиссией «Программа для Азии» на период до 2013 г. в полной мере отражала эти новые представления (European Commission, 2010).
Аналогично исчез и регион, объединяющий беднейшие страны мира. В 2006 г. Европейская комиссия разработала программу Партнерства между Евросоюзом и странами Карибского региона (European Commission, 2006a), а также Стратегию отношений с островными государствами Океании (European Commission, 2006b). Наконец, в 2007 г. Европейский Совет в Лиссабоне одобрил Совместную стратегию отношений между Евросоюзом и странами Африки (European Council, 2007). Немалую роль в появлении на свет этой стратегии сыграл тот факт, что Африканские страны к тому моменту существенно продвинулись на пути региональной интеграции, преобразовав Организацию африканского единства в Африканский союз со значительно более широкой повесткой дня. Когда Лиссабонский договор, предусматривающий появление в Евросоюзе должности Верховного представителя по внешней политике, вступил в силу
и был сформирован соответствующий институт, его структура уже отражала новые представления элиты Евросоюза о региональной территориализации мира.
В этих условиях пример Казахстана, Индии, Японии и Канады уже не позволяет ярко продемонстрировать различия в террито-риализации мира в представлениях российской и американской элит, а также элиты Европейского Союза. Однако эти различия продолжают оставаться существенными. Продемонстрировать их позволяет пример Турции, Грузии, Казахстана и Индии. В представлениях российской и американской элит Турция относится к Ближнему Востоку, а в Евросоюзе ее рассматривают как часть Европы и как кандидата на вступление. Грузия для элит США и ЕС является Европой, а для российской элиты — постсоветским пространством. Казахстан, как и Грузия, в России рассматривается как часть постсоветского пространства, для элиты США они — часть Центральной и Южной Азии, а для Евросоюза — часть региона, охватывающего «соседей» ЕС. Наконец, Индия для американской элиты является частью Центральной и Южной Азии, а для элит России и Евросоюза — частью Азии.
Итак, с точки зрения российской и американской элит, Г рузия и Турция относятся к разным регионам, а с точки зрения элиты ЕС — к одному. В США и ЕС Г рузию и Казахстан воспринимают как части разных регионов, а в России — как части одного региона. Наконец, для Евросоюза и России Казахстан и Индия по-прежнему относятся к разным регионам, а для США — к одному. Эти представления могут изменяться с течением времени внутри одной элиты. Трансформация внешней политики России может в определенный момент потребовать ретерриториализации представлений о том, из каких регионов состоит мир. Таким образом, речь идет именно о представлениях, а не о структуре мира, обусловленной «самой природой». Несмотря на искусственность этих представлений, они оказывают влияние на внешнюю политику соответствующих государств и Европейского Союза.
Литература
Бусыгина И. М. Политическая география: формирование политической карты мира: учебник. М.: Проспект, 2010.
Виппер Б. Р. Статьи об искусстве. М.: Советский художник, 1970.
Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь мир, 2004.
Гоицанов А. А, Можейко М. А. (ред.) Постмодернизм: энциклопедия Минск: Ин-терпре-Сервис и Книжный дом, 2001.
Делез Ж., Гзаттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и Шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2008.
Ханна П. Второй мир. М.: Европа, 2010.
Янг О. Р. Политические разрывы в международной системе // Теория международных отношений / Под ред. П. А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2003. С. 241-250.
Agnes P. The «End of Geography» in Financial Services? Local Embeddedness and Territorialization in the Interest Rate Swaps Industry // Economic Geography. 2000. Vol. 76. N. 4. October. P. 347-366.
European Commission. 2006a. Communication from the Commission to the Council, the European Parliament and the European Economic and Social Committee. An EU -Caribbean Partnership for Growth, Stability and Development. SEC(2006)268, C0M(2006)86 final. Brussels. 2006. 2 March.
European Commission. 2006b. Communication from the Commission to the Council, the European Parliament and the European Economic and Social Committee. EU Relations with the Pacific Islands - A Strategy for Strengthened Partnership. SEC(2006)642, C0M(2006)248final. Brussels. 2006. 29 May.
European Commission. 2010. Multi-Annual Programme for Asia (MIP) 2011-2013. Adopted by Commission Decision. C(2010)7863. 2010. 17 November.
European Council. 2007. The Africa — EU Strategic Partnership: A Joint Africa — EU Strategy. 16344/07. Lisbon. 2007. 9 December.
Galtung J. Essays in Methodology. Vol. 1 // Methodology and Ideology. Copenhagen: Ejlers, 1977.
Kaplan M. System and Process in International Politics. New York: John Wiley and Sons, 1957.
Magat I. N. Israeli and Japanese Immigrants to Canada: Home, Belonging and the Territorialisation of Identity // Ethos. 1999. Vol. 27. N. 2. June. P. 119-144.
Malkki L. National Geographic: The Routings of People and the Territorialization of National Identity among Scholars and Refugees // Cultural Anthropology. 1992. Vol. 7. N 1. Space, Identity and the Politics of Difference: February. P. 24-44.
Muller M. Education and the Formation of Geopolitical Subjects // International Political Sociology. 2011. Vol. 5. N. 1. March. P. 1-17.
Painchaud P. Territorialization and Internationalism: The Case of Quebec // Publius. 1977. Vol. 7. N 4. Federalism and Ethnicity: Autumn. P. 161-175.
Vandergeest P., Peluso N. L. Territorialization and State Power in Thailand // Theory and Society. 1995. Vol. 24. N 3. June. P. 385-426.
Vongalis-Macrow A. I. Teacher: Re-Territorialization of Teachers' Multi-Faceted Agency in Globalized Education // British Journal of Sociology of Education. 2007. Vol. 28. N 4. July. P. 425-439.
Waltz K. Theory of International Politics. New York: Random House, 1979.
