Региональная безопасность в Центральной Азии и стратегии России, сша и Китая Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ТЕМА НОМЕРА

Г.К. Искакова

РЕГИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ И СТРАТЕГИИ РОССИИ, США И КИТАЯ

Аннотация

В статье анализируются новые угрозы и вызовы XXI века (региональные и локальные конфликты, международный терроризм, наркоторговля, неконтролируемая миграция и др.) в Центрально-Азиатском регионе, требующие эффективной стратегии региональной безопасности. На основе анализа геополитического положения государств Центральной Азии, их природных богатств, имеющихся ресурсов, тенденций и трудностей развития раскрываются интересы мировых держав (России, США, Китая) к данному региону. Анализируются трудности и противоречия формирования системы региональной безопасности на примере ШОС. Показаны основные акторы, объективные и субъективные предпосылки к изменению политики взаимодействия стран соседей. Выделены основные угрозы сложившейся политической системе. Формулируются научно-прак тические рекоменда ции по в ы-страиванию системы региональной безопасности.

G.Iskakova

REGIONAL SECURITY IN CENTRAL ASIA AND THE STRATEGY OF RUSSIA, USA AND CHINA

Abstract

The article analyzes the new threats and challenges of the XXI century (regional and local conflicts, international terrorism, drug trafficking, uncontrolled migration, and others.) In the Central Asian region, requiring an effective strategy for regional security. Based on the analysis of the geopolitical situation of the Central Asian states, their natural resources, available resources, trends and challenges of the aperture, are the interests of world powers (Russia, USA, China) to the region. The difficulties and contradictions of a regional security system on the example of the SCO. Shows the main actors, the objective and subjective conditions for a change of policy interaction among neighbors. The basic threat to the existing political system. Formulate scientific and practical advice on building a regional security system.

Ключевые слова:

международная безопасность, региональная безопасность, международные отношения, Центральная Азия, международное сотрудничество, политические конфликты.

Региональные политические процессы и региональная политика являются предметом исследования относительного нового научного на-

Key words:

international security, regional security, international relations, Central Asia, international cooperation, political conflicts.

правления - политической регионалистики, возникшего в начале XX века на стыке таких наук как политология и регионоведение. Анализ существующих подходов к определению понятия региональная политика показал их недостаточную теоретическую разработанность. При этом они в большей степени сконцентрированы на внутренней политике государства. На наш взгляд, исследователь при анализе региональной политики, должен учитывать комплексность понятия регион, содержащего в себе многоуровневую структурированность: региональная политика на уровне «региона» как отношения между центром и регионами, а также региональная политика на уровне «макро-региона», т.е. нескольких государств, объединенных в единый регион.

Известно, что региональная политика отражает внешнеполитическую активность государства на макро-региональном уровне, направленную на организацию пространства в соответствии с избранной стратегией развития, определяемой национальными интересами. Существующие противоречия и конфликты формируют вектор развития каждого региона, самоопределение социальных и политических субъектов, влияют на процесс появления рисков и угроз.

Анализ региональной политики ведущих мировых держав по отношению к региону Центральная Азия, который в практической плоскости не является однородным, представляется достаточно сложным. Более того, отсутствует единый подход к определению региона Центральной Азии. Существует ряд определений, противоположных современному пониманию Центральной Азии. В настоящее время все большее распространение получает районирование, исходя из культурно-цивилизационных и политических оснований, которые нередко вступают в противоречие с канонами географии. Многие исследователи все же понимают под регионом «Центральная Азия» территорию, включающую Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан.

Практика показывает, что крупные и сильные державы нередко оказываются заложниками региональных конфликтов. Даже та повестка дня, которая пока согласуется странами-лидерами, например, G8, все в большей степени начинают отражать интересы наименее развитых стран Африки и других государств, имеющих высокий уровень внешних и внутренних угроз. При этом важно учитывать не только сами факторы угроз, но и их взаимовлияние. МГИМО совместно с Институтом общественного

проектирования провел научно-исследовательский проект «Политический атлас современности: опыт многомерного социологического исследования» (2007 год). В рамках проекта проводилось глобальное сравнительное исследование 192 суверенных государств, разработаны типологии, позволяющие квалифицировать государства на основании сравнения индексов государственности, внешних и внутренних угроз, потенциала международного влияния, качества жизни и институциональных основ демократии. В условиях кризиса системы международной безопасности наибольшее внимание привлекает методика выявления и ранжирования внешних и внутренних угроз. Авторы проекта разделили все компоненты таких угроз на четыре группы компонентов риски: угрозы территориальной целостности и политическому порядку государства; экономические угрозы; угрозы безопасности человека (социально-экономические, социально-демографические угрозы); экологические угрозы и угрозы природных катастроф. Государства, территориально соприкасающиеся со странами группы риска или имеющие с ними различные формы международных контактов, должны учитывать вероятное обострение ситуации в случае повышения уровня любой из имеющихся угроз.

По мнению ряда исследователей, конфликтные кластеры могут представлять собой территории, где сосредоточились так называемые «замороженные» конфликты. Попытка «разморозить» такой конфликт с одной из сторон, граничащей с подобной «замороженной» зоной, не только является внешней угрозой этому пространству, но и вызовом стабильности в более широких геополитических пределах. Для выявления возможности того, насколько велика вероятность распространения имеющихся внутренних и внешних угроз в сопредельные регионы, они предлагают ввести индекс, отражающий состояние региональной безопасности. Этот индекс исследователь Терновая предлагает выводить на основании суммы рисков и вызовов, обнаруживаемых в данной стране.

Известно, что географическое положение Центрально-Азиатского региона имеет позитивные и негативные стороны. С одной стороны, центрально-азиатские государства расположены на перепутье торговых путей между Севером и Югом, Востоком и Западом, что очень выгодно с экономической точки зрения. С другой стороны, территория этих государств находится между сильными соседями - России на севере, Китая на востоке, проблемных исламских стран - Афганистана, Ирана и Паки-

стана - на юге и юго-западе. С обретением государствами Центральной Азии независимости более отчетливо проявилась ранее не столь заметная геостратегическая проблема - географическая замкнутость Центральной Азии. Регион лежит в стороне от мировых политических и экономических потоков, не имеет прямых выходов к международным водам.

Учитывая свое геополитическое положение, государства Центральной Азии, с одной стороны, стремятся наладить сотрудничество не только друг с другом, но и с мощными соседями (прежде всего, Россия, Китай), а, с другой стороны, найти новые выходы на мировой рынок. Руководство ряда государств региона стремятся возродить Великий Шелковый путь. Для расширения торгово-экономического сотрудничества созданы определенные условия: железнодорожные и транспортные дороги Туркменистан-Иран, Казахстан-Китай, позволяющие развивать сотрудничество с Азербайджаном, Афганистаном и другими государствами. Так, в 2010 году Казахстан занял 62-е место в рейтинге стран «по эффективности логистики» (Logistics Performance Indicators), Узбекистан в этом рейтинге занял 68-е место, Кыргызстан - 91-е место, Туркменистан - 114, Таджикистан - 131 [1].

Однако главной геополитической особенностью и преимуществом региона являются богатейшие сырьевые запасы, которые стали одной из главных причин заинтересованности мировых держав. Разведанные запасы нефти составляют примерно 2,7% мировых разведанных запасов, газа - 7%. На долю Казахстана приходится около 25% мировых запасов урана, 8% мировой добычи (4-е место). Узбекистан по уровню добычи урана занимает 5-е место в мире и 7-е место по его запасам, по производству хлопка-волокна - 6-е место в мире и второе - по его экспорту. Центральная Азия в целом является кладовой золота, других драгоценных, цветных и редкоземельных металлов.

Основа сырьевого экспорта Таджикистана - алюминий, хлопковое волокно, уран, золото, серебро, драгоценные металлы. Но, главное его богатство - вода как таковая (реки, озера, ледники) и вырабатываемая из нее гидроэнергия. В советское время «нижние» Туркменистан, Узбекистан, и Казахстан снабжали углем и газом «верхние» Таджикистан и Киргизию в обмен на воду, необходимую в оросительный сезон. После распада СССР связи разрушились, и водно-энергетический вопрос стал довольно острым.

Несмотря на относительную стабилизацию на мировом рынке энергоресурсов, существует целый ряд факторов, вызывающих беспокойство относительно будущего развития глобального энергетического сектора. Последние события на Ближнем Востоке и в Северной Африке в совокупности с кризисом вокруг АЭС Фукусима-1 в Японии и сохраняющимися опасениями в связи с наблюдаемыми острыми финансово-экономическими трудностями в США и некоторых странах Европы, оказали заметное влияние на дальнейшее развитие мировой энергетики и экономики в целом.

В этом контексте особое внимание государства уделяют развитию нефтегазового сектора Центральной Азии. Сегодня топливно-энергетический комплекс региона демонстрирует достаточно динамичное и устойчивое развитие. Наличие большого количества перспективных месторождений углеводородов, а также разветвленной сети транспортной инфраструктуры способствует становлению Центральной Азии как одного из ключевых регионов в системе глобальных нефтегазовых поставок. Заметны определенные успехи ЦА в диверсификации поставок и транзита, что, в свою очередь, способствует укреплению энергетической безопасности региона.

Для центрально-азиатского сегмента мировой энергетики особую актуальность имеет оценка перспектив роста рынков ЕС и КНР, так как они в настоящее время представляют собой основных потребителей нефти и природного газа из Центральной Азии. С этими рынками связаны будущие планы по наращиванию поставок и соответственно привлечению инвестиций в разведку и разработку новых месторождений, строительство дополнительных трубопроводных мощностей. Кроме того, представляется вполне возможным, что если нестабильность в арабском мире и дальше будет сохраняться, то это может способствовать росту привлекательности более стабильного энергетического сектора Центральной Азии для международных инвесторов.

Узбекистан работает над дальнейшим развитием национального топливно-энергетического комплекса. В частности, в области разработки новых месторождений и наращивания технологической составляющей по таким направлениям как GTL, нефте- и газо-химическая промышленность.

В геополитическом плане Таджикистан в Центральной Азии всегда стоял особняком в силу своей прямой культурной и религиозной связи

со странами Южной Азии как персо-язычных, так и индоарийских корней (к примеру, таджикский язык близок современному фарси, который является государственным в Иране, а его вариант - дари - используется в Афганистане, Пакистане и Узбекистане). С учетом потенциальных возможностей Памира, а также месторождений урана и полиметаллов геостратегическая, геоэкономическая и геофизическая позиция этой страны достаточно заметна. «Таджикистан» переводится как «Страна Ариев» и берет корни в истории восточно-иранских народов (чьи территории носили общее название Туран). Сегодня в Таджикистане, 93% территории которого - горы, проживают более 7 млн. Человек. Примерно столько же таджиков живут в соседних государствах (хотя, как правило, в Узбекистане таджиков записывают в узбеки). Значительное сокращение населения произошло в годы гражданской войны (1992 -1997 гг.) [2]. За время войны, по разным оценкам, беженцами стали до полумиллиона человек, а погибли - от 20 до 50 тысяч. Однако, несмотря на эти обстоятельства, прирост населения в стране оставался динамичным. Наблюдается значительная трудовая миграция (в основном в Россию и Казахстан) подпитывала экономику Таджикистана. По данным авторов атласа Le Monde diplomatique, денежные переводы мигрантов из РФ в Таджикистан составили половину ВВП страны в 2009 году (около 84 млн. долларов США). При этом мигрировали в основном квалифицированные кадры из городов, за счет чего увеличивается сельское население (более 70%) с аграрной специализацией.

При этом официальная статистика Таджикистана, как и Туркменистана, не отражает реальной картины: официальная внутренняя статистика говорит об уровне безработицы в 3%, тогда как внешняя оценивает ее в 40%. За чертой бедности в 2003 году, по российским источникам, находилось, 60% населения. В этих условиях в республике наблюдался рост потребления наркотиков афганского происхождения (не говоря о транзите) и оживление Исламского движения Узбекистана, тесно связанного не только с официально зарегистрированными - Объединенной таджикской оппозицией и Исламской партией Возрождения, но и с запрещенными Талибаном, Аль-Каедой, Хизб-ут-Тахриром и Синь-цзянь-Уйгурским Исламским движением Восточного Туркестана.

Контрабанда наркотиков, переход боевиков через границу, активизация Талибана, и ИДУ, нестабильность в северных районах Афгани-

стана - все это при определенных условиях угрожает не только государствам Центральной Азии, но и России и Китаю.

Как показала история, практически во всех образованных республиках Центрально-азиатского региона независимость воспринималась большинством коренного населения, прежде всего, как суверенитет титульной нации и создание приоритетов для нее во всех сферах жизнедеятельности. Это нередко создавало угрозу межэтнической стабильности, способствовало обострению межнациональных отношений и возникновению на этой почве межнациональных конфликтов (Ош, Новый Узень, Фергана, Баткен и др.) [26].

Нельзя не учитывать и конфликтогенный фактор этносоциальной памяти. Известно, что корни многих межнациональных конфликтов нередко уходят в историю. Это, с одной стороны, усиливает настроения национал-сепаратизма, а с другой - национал-шовинизма. Историческая память народа оказывает большое влияние на характер современных межнациональных отношений, а полное игнорирование исторического прошлого способно привести к росту конфликтогенного потенциала.

Нередко этнонациональные конфликты отражают противоречия между различными социальными группами в политической, социальной, культурной, экономической сферах. Вследствие этого даже конфликты, возникающие в связи с территориальными претензиями соседних стран, с возникающими между ними экономическими, политическими и иными противоречиями, приобретают нередко этнонациональную окраску.

Внутригосударственные этнополитические противоречия и межнациональные конфликты могут стать причиной для возникновения серьезного межгосударственного конфликта.

В двусторонних взаимоотношениях важную роль играет анклавный фактор. Так, на территории Кыргызстана имеются два узбекских анклава - Сох и Шахимардан численностью от 40 до 50 тыс. человек. В свою очередь, и в Узбекистане имеется кыргызский анклав - село Барак с населением 600 человек. Анклавы являются мощным инструментом давления Узбекистана на Кыргызстан. Известно, что в Сохе находились подразделения Вооруженных Сил Республики Узбекистан, хотя в мировой практике содержание в анклавах какой-либо военной силы является недопустимым.

Проживающие в Узбекистане таджики стремятся к культурной автономии в местах своего компактного проживания - Самарканда и Бухаре, что вызывает противодействие Узбекских властей.

В Ферганской долине Кыргызской части действовали неформальная сепаратистская организация ФАНО (Фергана, Андижан, Наманган, Ош), цель которой - создание собственного государства на основе указанных четырех областей.

Сложившаяся ситуация уже не раз использовалась экстремистами для дестабилизации обстановки в Центрально-азиатском регионе. Неслучайно, узбекское руководство провело ряд мероприятий по укреплению государственных границ. В целом, киргизско-узбекские межэтнические отношения, отличавшиеся за последние 10 лет некоторой нестабильностью, в связи с событиями в Кыргызстане в июне 2010 года, достаточно заметно обострились.

Межэтнические конфликты сопровождаются нередко сохранением в некоторых центрально-азиатских государствах пережитков родопле-менных отношений. Резкое снижение уровня жизни населения и социальное расслоение по этническим признакам повышало конфликтоген-ность в обществе. Так, в районах компактного проживания моноэтнического населения с отличающейся от окружающих культурой и низким уровнем жизни, при высокой степени отчуждения от коренного населения, наблюдалось отождествление социального неравенства с этнической дискриминацией. Как следствие, протест против низкого уровня жизни приобретал окраску межэтнического конфликта. Это доказывают события в Кыргызстане 2010 году. Там в межэтнических столкновениях погибли более 120 человек. Заметны пережитки традиционного общества в Узбекистане и Туркменистане.

Немаловажную роль играет и территориальный вопрос. Искусственный характер границ центрально-азиатских государств сыграл и играет серьезную дестабилизирующую в межэтнических отношениях, сохраняет сегодня рискогенную составляющую для политической стабильности государств и центрально-азиатского региона в целом.

Наиболее заметными противоречиями в этой области были и остаются определенные территориальные противоречия между Кыргызстаном - Узбекистаном, Таджикистаном - Узбекистаном, Казахстаном - Узбекистаном. В частности, несмотря на то, что между Кыргызстаном и Уз-

бекистаном произведена делимитация большей части совместной границы, тем не менее, существуют около 100 спорных участков и до сих пор не достигнуто по ним соглашения.

Так, Таджикистан претендует на часть приграничных территорий Кыргызстана, где проживают, в основном, таджики. Проведенное в советский период национально-территориальное размежевание зон компактного расселения этнических групп, значительно отличавшиеся от установленных межреспубликанских границ, а также попытки односторонней демаркации границ и их минирование создавали определенную напряженность между государствами региона.

Необходим конструктивный подход к решению этно-территориальных и пограничных вопросов в Центральной Азии.

Дефицит водных ресурсов в государствах Центральной Азии, экономика которых имеет аграрную направленность, выдвигает проблему воды, ее распределение и использование на первый план. В связи с изношенностью ирригационных систем, экстенсивным орошением земель при нерациональном водопользовании, бурным ростом населения центрально-азиатских государств усилили потребность в водных ресурсах и содержащийся значительный конфликтоопасный потенциал.

Государства региона понимают, что контроль за использованием водных ресурсов позволит обеспечить собственное устойчивое развитие и иметь важнейший рычаг влияния на весь регион.

Центрально-азиатские государства осуществляют различные подходы к распределению трансграничных вод. Некоторая часть политического руководства, с одной стороны, осознает необходимость регионального взаимодействия для решения этого вопроса с учетом интересов всех стран. С другой стороны, определенная часть руководства занимает позицию противостояния. Соответственно, существующие разногласия представляют собой серьезный барьер сближению позиций этих государств.

Рассматривая ситуацию в водно-энергетической сфере Центральной Азии, отметим, что Таджикистан и Кыргызстан, расположенные в верховьях рек, заинтересованы в использовании воды для развития своей энергетической отрасли и обеспечения собственных нужд и экспорта энергии в другие страны. Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, расположенные в низовье рек, рассматривают воду, в первую очередь,

как средство ирригации. Таким образом, цели этих двух групп государств по вопросам использования и распределения воды не совпадают.

Существуют водные проблемы у Туркменистана в отношениях с Узбекистаном и Таджикистаном, от водозабора которых страдает туркменское население. При этом следует учесть, что только 3% территории пригодны для земледелия. В стране один из самых низких реальных доходов на душу населения на постсоветском пространстве (в 2005 году этот показатель составил лишь 100 долларов в год) [3].

Водный дефицит в совокупности с коррупцией, в том числе в вопросах обеспечения населения водой, способен стать фактором бурно разрастающейся угрозы безопасности государства.

Тенденция неравномерного экономического развития государств региона, все большие различия во внешней политике, также способствовали росту различий и усугублению имеющихся противоречий.

Государства Центральной Азии, заключая различные двусторонние и многосторонние соглашения, предпринимали попытки создать механизм рационального и взаимовыгодного использования водно-энергетических ресурсов в интересах всех центрально-азиатских государств, однако, возросшие региональные потребности на воду, а также ряд тенденций в социально-политическом и экономическом развитии актуализировали региональное сотрудничество по вопросам управления водными ресурсами.

Обострению межэтнических отношений в регионе способствуют также демографические факторы. Традиционное расселение народов, сложившееся на протяженности всего существования этносов, а также прошлые и современные миграционные процессы, изменяя характер и пропорции расселения, оказывают влияние на межэтническую ситуацию.

В этом плане в регионе складывается достаточно напряженная ситуация. С одной стороны, государства Центральной Азии окружены соседями с населением, значительно превышающее их население. Так, в Китае проживают более 1 млрд. чел., России - 150 млн., Пакистане -130 млн., Иране - 65 млн. Тогда как в центрально-азиатском регионе в совокупности проживают около 60 млн. чел.

С другой стороны, в самих государствах Центральной Азии достаточно много ареалов перенаселенности (Ферганская долина, вокруг Ташкента и Самарканда и др.). Именно перенаселенность в сравнительно не-

больших районах с плодородной почвой вызвала в 1990-е годы ХХ века беспорядки в Ферганской долине, имевшие окраску межнационального конфликта. Ферганская долина в силу ряда причин (в том числе высокий уровень безработицы среди молодежи, распространение фундаментализма и др.) стала источником политического экстремизма. Ситуация обострялась и в связи с заметным потоком узбеков-беженцев из Таджикистана.

Производной национального и демографического факторов являются активизация миграционных процессов, обострение проблем с беженцами и трудовыми мигрантами. Для решения проблем трудовой миграции в 2006 - 2010 гг. предприняты ряд мер по правовому обеспечению миграционных процессов в странах СНГ, гармонизации соответствующих законодательств, их совершенствованию.

Неразрывно связаны с миграционными процессами в Центральной Азии и проблемы беженцев из районов локальных военных конфликтов и не регламентируемой занятости, особенно в Республике Таджикистан и приграничных районах Узбекистана. Приток беженцев создает в крупных городах определенное межэтническое напряжение, усиливает криминогенную обстановку, обостряет ситуацию на местных рынках труда. Десятки тысяч граждан Узбекистана и Кыргызстана выехали в Россию и Казахстан в поисках работы и заработка.

Противоречия на этнической почве является одним из наиболее трудноразрешимых типов конфликта.

Современные этнополитические процессы в Центрально-азиатском регионе, межнациональное напряжение и конфликты на внутри - и межгосударственном уровне в странах Центральной Азии определяется и религиозным фактором.

В странах Центральной Азии, как и в современной мировой политике, проявляется стремление некоторых религиозных организаций стать частью политической системы, усилить свою (духовную) власть над светской, т.е. наблюдается политизация религиозных организаций, и дело не ограничивается лишь духовной оппозицией происходящему. Усиленная политизация в свою очередь вызывает рост социальной активности духовенства, повышение его авторитета в массовом сознании, способствует росту привлекательности религиозных ценностей [26]. С одной стороны, существующий в Центральной Азии конфликтогенный потенциал в межэтнических отношениях, характер и тенденции их развития способны негативно влиять, и влияют на

процессы политического, социально-экономического и культурного развития государств региона.

Начиная с 2005 года, когда в Кыргызстане власть перешла от А. Акаева к К. Бакиеву, страна вошла в длительную полосу политической нестабильности, которая «вскрыла» незрелость и неустойчивость сформированных демократических институтов (СМИ, парламентаризм, институт президентства, многопартийность и т.д.), низкий уровень политической и правовой культуры в обществе в целом. Политические партии в большей степени отражали региональные, клановые или родовые интересы, нежели общенациональные. В связи с незрелостью этих политических институтов создание парламентской республики в Кыргызстане - это не имеющий в своей основе необходимых условий и ресурсов политический проект.

Социально-экономические трудности ряда государств региона, в том числе снижение уровня жизни населения, безработица и др., способствуют достаточно широкому восприятию в обществе экспортируемых извне радикальных идей. Формально подпадая под определение террористической, деятельность радикальной исламской оппозиции в Центральной Азии во многом носит протестный характер и вызывается к жизни значительным конфликтогенным потенциалом, накопившимся в регионе за последние десятилетия. Все это приводит к тому, что вместе с процессами «возрождения» религии, как верно подчеркивает Л. Лыс-кова, активизируется и тенденция этнизации религии, культивирования идеи «национальной религии» [26].

Подавляющее большинство экспертов считают, что процессы активизации и радикализации исламского фактора в виде нонконформистского политического ислама проходили в конце советского и в постсоветский период развития центрально-азиатских государств. Это нашло отражение в ходе межтаджикского конфликта. Выход исламизма на политическую арену в Таджикистане еще не означало его ведущей роли в масштабе региона. Население Ферганской долины, территория которой разделена между Таджикистаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, всегда отличалось относительно высокой религиозностью. Еще в советский период в регионе имелась разветвленная структура нелегальных учебных центров, где часть руководства Партии исламского возрождения Таджикистана получила теологическое образование. Ферганская долина, как наиболее густонаселенный регион Центральной Азии, давно испытывала

серьезные трудности в обеспечении населения землей, водой и рабочими местами. Все это создавало благоприятные условия для проникновения идей радикального ислама. По мнению американского исследователя Д. Шоберлейна ферганская долина всегда была известна еще и этническим разнообразием, что в определенных условиях может стать дополнительным источником для беспокойства [29]. Наиболее влиятельными на политическом поле региона (главным образом на территории Таджикистана, Кыргызстана и Узбекистана) были три наиболее известных исламистских движения и объединений - «Хизб-ут-Тахрир аль-Ислами», Партии исламского возрождения Таджикистана и Исламского Движения Узбекистана.

Например, Исламское движение Узбекистана было основано в 1996 году с целью создания исламского государства на территории Центральной Азии. Члены этой организации близки к «Аль-Кайеда» и «Талибан». За боевиками движения числятся теракты, в том числе с человеческими жертвами [15].

Если обратится к истории вопроса, то, например, среди киргизов под влиянием, в том числе, и первых мусульманских проповедников, странствующих дервишей, получило распространение умеренное неортодоксальное течение ислама - суфизм, который приспосабливался к кочевому образу жизни и мироощущению местного тюркского населения. В процессе исламизации многие обычаи и традиционные религиозные представления древних киргизов, исповедавших язычество, принимали исламизированные формы. Ислам получил наибольшее распространение в среде киргизской элиты, основная же масса кочевников в течение многих веков оставалась приверженной традиционным культам, либо исповедовала религиозный синкретизм.

В результате политики государственного атеизма к моменту распада СССР в ряде центрально-азиатских государств сложились благоприятные условия для деятельности сторонников радикального ислама, а также различных сект и новых религиозных организаций (включая тоталитарные).

Импульсом для активизации исламских движений в Центральной Азии стал съезд мусульман региона (1989 год), в решениях которого четко просматривалось стремление к достижению политической власти. Принятые в начале 1990-х гг. в ряде центрально-азиатских государств законы в свободе вероисповедания существенно расширили свободу

действий религиозным организациям. Распространение ислама на постсоветском пространстве характеризуется довольно быстрым ростом числа мечетей и медресе, количеством паломников, совершивших хадж в Мекку и Медину, ростом количества исламской литературы, возросшим влиянием зарубежных миссионеров на мусульманскую умму [16].

Важнейшим фактором, способствующим распространению идей радикального ислама в большинстве центрально-азиатских государств, стала сложная социально-экономическая ситуация. Безработица, низкий уровень жизни подавляющего большинства населения, социальная и правовая незащищенность привели к росту недоверия к органам государственной власти, не способной обеспечить конституционные права и свободы своих граждан. Появление религиозного экстремизма рассматривается многими исследователями как ответная реакция малоимущих слоев общества на социально-экономические условия, приведшие к их массовому обнищанию. При этом важно понимать, что «религиозный экстремизм» не является эндогенным качеством ислама, какого-либо его направления или идейного течения.

В центрально-азиатском регионе начали формироваться религиозно-политические организации фундаменталистского толка, практически неподконтрольные органам власти. Как следствие, складывались предпосылки для возникновения своеобразного государства в государстве или государства на территории ряда стран, объединенных религиозной и политической общностью («Халифата») со своими идеологией, основанной на законах шариата, организационными структурами, бюджетом и др. Таким образом, в ряде центрально-азиатских государств наблюдался процесс становления исламизированных политических групп, выступающих за изменение существующего конституционного строя. Целью таких организаций было создание Халифата в Ферганской долине. Например, исламское движение Узбекистана, «Акромийлар», «Ислом лашкорлари» («Воины ислама»), партия Хизб-ут-Тахрир, «Адолат уюш-маси», «Одамийлик ва инсонпарварлик» нередко прибегали к использованию незаконных методов деятельности [16].

Немаловажная роль в радикализации ислама принадлежит представителям ряда арабских стран, пожертвования которых на строительство мечетей, религиозных учебных заведений, выпуск религиозной литературы привели к зависимости как местного духовенства от зарубеж-

ных «инвесторов», так и верующих. Создание благоприятных условий для пропаганды ислама привело к созданию религиозно-политических группировок: «Акромийлар», «ваххабиты», «Ислом лашкарлари» («Воины ислама»), «Адолат уюшмаси» и наиболее влиятельная среди религиозной общественности партия «Хизб-ут-Тахрир аль-Ислами» («Партия исламского освобождения»).

Провоцирующую роль в распространении радикальных идей в центрально-азиатских государствах сыграли также непрофессионализм органов государственной власти, ее неспособность корректно и на правовой основе решать вопросы, связанные с обеспечением конституционных норм о свободе вероисповедования и национальной безопасности. К примеру, в Кыргызстане, Узбекистане власть прибегала к репрессиям в отношении мирных и законопослушных мусульман. В развитии исламских радикальных группировок в Кыргызстане в постсоветский период свою негативную роль сыграли массовые преследования, многочисленные судебные процессы и длительные сроки заключения участников исламских групп, которые привели к тому, что значительная часть активистов радикальных течений бежали из Узбекистана в соседние государства - Кыргызстан, Таджикистан, Афганистан.

Принадлежность сторон в этническом противостоянии к различным конфессиональным культурам создает предпосылки для возникновения и развития достаточно масштабного и затяжного конфликта. Так, наблюдались отдельные попытки использования религиозного фундаментализма этнократически настроенными и экстремистскими группировками в исламе - некоторые деятели Партии исламского возрождения в Центральной Азии.

Террористическая организация «Жамаат моджахедов «Исламский джихад», действовавшая на территории Узбекистана и Казахстана была ликвидирована в 2004 г. совместными усилиями спецслужб обоих государств [17].

На фоне роста числа мусульманских религиозных объединений и мечетей в Казахстане, отмечает Садыков Н.М., «слабое знание населением основ ислама в то время, когда в нем существует масса направлений и течений, в том числе фундаменталистского толка, которые ограничивают свободу мнений и отличаются фанатической строгостью в соблюдении обрядовых и правовых норм шариата, чревато обострением

внутриэтнической ситуации между сторонниками тех или иных направлений в исламе» [18].

Опасность исламского фактора для государств Центральной Азии на фоне незрелости институтов гражданского общества (независимых политических партий, легальной оппозиции и т.д.) создают благоприятную почву для формирования религиозных оппозиционных движений.

Обращаясь к религиозным чувствам населения, используя свободу вероисповедания, неспособность многих государственных институтов эффективно взаимодействовать с религиозными организациями, исламские экстремисты стремятся изменить существующий конституционный строй любыми методами. Заметный конфликтный потенциал за последние годы наблюдался в Узбекистане и Кыргызстане.

Несмотря на предпринимаемые государствами Центральной Азии меры по противостоянию религиозному экстремизму (осуществляемые нередко без должной координации), указанные тенденции получили дальнейшее развитие.

Историческая практика Центрально-азиатского региона показывает, что любая мировая религия может стать и нередко становится идеологической оболочкой национально-политических движений, а также для проявлений терроризма и экстремизма.

К объективным факторам распространения терроризма в Центральной Азии казахстанский политолог Д. Сатпаев относит бедность основной массы населения, духовный и идеологический кризис, концентрацию политической власти в одних руках и репрессии по отношению к оппозиции, потеря контроля над всей территорией и региональный сепаратизм в некоторых странах региона, соседство государств Центральной Азии с «горячими точками» (Афганистан, Синьцзян-Уйгурский автономный округ и др.), а также межгосударственные противоречия внутри региона, заинтересованность отдельных государств в дестабилизации внутриполитической ситуации в регионе для ослабления местных органов власти и установления своего идеологического влияния. Прав Д. Сатпаев, когда пишет об угрозах терроризма (политического, религиозного и криминального) в Центральной Азии [19]. Политический терроризм большие масштабы впервые приобрел в Таджикистане как результат межклановой борьбы местных элит. При этом первоначально гражданская война имела религиозную окраску, а затем после перемирия

между оппозицией и правительством в стране сохранившиеся радикальные группировки при поддержке движения «Талибан» продолжали вести активную террористическую деятельность [19].

Терроризм сегодня рассматривается как одна из самых серьезных транснациональных угроз. Государства-участники ряда международных организаций, в частности ОБСЕ, вырабатывают совместные подходы к противодействию терроризму и считают одним из приоритетов своей в работе. По мнению Р. Перла, главы Антитеррористического подразделения ОБСЕ, государства, где не в полной мере обеспечивается верховенство закона или власти, которые не контролируют значительную часть своей территории (к примеру, Афганистан, Пакистан, Сомали), легко могут превратиться в базу для террористических группировок и их тренировочных лагерей [13]. Ресурсы, возможности и условия для борьбы с терроризмом определяются выбором стратегии для решения этой комплексной проблемы.

Государства-участники ОБСЕ в своих коллективных решениях определили комплексный подход к противодействию террористической угрозе через набор мер в рамках военно-политического, экономико-экологического и человеческого измерения. Осуществляется гармонизация уголовного законодательства с универсальными антитеррористическими договорами и совершенствование на их основе сотрудничества по уголовным делам, связанным с терроризмом. Отсутствие международно-принятого определения терроризма и разные национальные трактовки этого феномена затрудняют правовое сотрудничество, особенно выдачу обвиняемых в совершении террористических преступлений. Есть ряд государств, которые, ратифицировав антитеррористические конвенции 1990-х годов, приняли на себя юридическое обязательство не рассматривать терроризм как преступление с политическими мотивами. В то же время эти страны не отозвали свои заявления к антитеррористической конвенции Совета Европы 1977 года, которые оставляют за ними право трактовать терроризм как политическое преступление, что, естественно, влияет на решения о выдаче. С другой стороны, некоторые государства подчас злоупотребляют обвинениями в терроризме, вменяя их без всякого на то основания представителям политической оппозиции. Международное право запрещает выдачу в государства, где выданный может быть подвергнут смертной казни, пыткам или унижающему челове-

ческое достоинство обращению, что, к сожалению, еще случается в ряде государств ОБСЕ [13].

Другой глобальной опасностью, оказывающей все большее влияние на ситуацию в Центральной Азии, выступает проблема наркотиков. Ежегодно растут как объемы перевозимых наркотиков через трансграничные коридоры распространения, так и число потребителей наркотиков. Через регион проходит транспортный коридор по поставке наркотиков на европейские рынки. Превращению центрально-азиатского региона в крупную транзитную артерию по распространению наркотиков способствовало соседство государств региона с Афганистаном - главным производителем опийных наркотиков. В условиях войны сельское хозяйство Афганистана переориентировалось на выращивание наркосодержащих культур, поскольку именно они обеспечивали высокий доход при относительно невысоких затратах на производство. Значительная разница в цене наркотиков в Афганистане и странах-потребителях (нередко доходившая до 50 раз), возросший спрос на наркотики опийной группы в западных странах повышали привлекательность центрально-азиатского коридора для наркобизнеса и обеспечивала сверхприбыль.

Бедность и безработица в Центральной Азии толкают в сферу наркобизнеса все большее количество людей, в особенности женщин, молодежь и детей. Так, в Таджикистане в 2000 году 10% из общего числа осужденных за распространение наркотиков составляли женщины [28].

Ситуация осложнялась также слабостью охраняемых границ с Афганистаном, высоким уровнем коррупции в пограничных и таможенных органах государств региона. Расширяющееся международное сотрудничество по борьбе с международным терроризмом, в особенности в свете контртеррористической операции в Афганистане, в перспективе должно содействовать эффективному противодействию центрально-азиатскими государствами распространению наркотиков.

Страны НАТО, с одной стороны, Россия с Казахстаном - с другой по-разному делят ответственность за положение дел в Афганистане. Государства НАТО отвечают за военную составляющую, Казахстан - за гуманитарную. В частности, в Афганистане благодарны за строительство школ, доставку лекарств и продовольствия, прием афганских студентов в вузы Казахстана.

Проблема наркотрафика становится глобальной, поскольку она затрагивает как государства, производящие наркотики, так и страны транзита и страны-потребителя. Поэтому для эффективного противодействия ей необходимы координированные усилия всех заинтересованных государств. Актуализируются деятельность государств Центральной Азии по повышению материально-технической и институциональной базы, совершенствованию борьбы с коррупцией, и преодолению дефицита финансовых и человеческих ресурсов.

Таким образом, центрально-азиатский регион - это достаточно кон-фликтогенная зона, которая характеризуется различными очагами локальных и скрытых конфликтных ситуаций. Одна часть конфликтов вызвана историческими и политическими условиями возникновения независимых государств Центральной Азии и связанными с ними проблемами социально-экономического и этнотерриториального характера. Другие конфликты появились в результате ренессанса ислама, его политизации и радикализации, создавшие в регионе весьма напряженную ситуацию.

Например, развернувшаяся в начале 1990-х гг. ХХ века гражданская война в Таджикистане показала, что Центральная Азия не столько может служить буфером против нарастающих с юга угроз, сколько сама при определенных обстоятельствах способна порождать угрозы, к которым можно отнести терроризм, контрабанду наркотиков и оружия. Рост угроз и рисков в целом обусловлен как традиционными факторами, так и относительно новыми, порожденными особенностями современного этапа развития этих государств. Для центрально-азиатских стран характерны обще региональные конфликты из-за нехватки воды, территорий и обрабатываемой земли и т.д. К причинам общего характера, вызывающим рост напряженности (нынешней и потенциальной), можно отнести и особенности социально-политической структуры местных обществ со сложной системой местнических и межклановых отношений, соперничество элит и т.п. Все они взрывоопасны по своей природе и могут при неблагоприятных обстоятельствах привести к серьезным конфликтным ситуациям. Значительная дестабилизация возможна в случае ухода тех или иных политических лидеров, чья авторитарная власть ныне поддерживает стабильность. В условиях отсутствия отработанных механизмов смены руководства и обострения межклановых и межрегиональных противоречий государства региона на фоне низкого жизненного уровня

населения не застрахованы от внутриполитических потрясений. В целом, центрально-азиатский регион таит в себе большой потенциал нестабильности. Переходный характер их экономик, кризис, ставший результатом распада СССР, а затем усугубленный в большинстве государств неадекватным менеджментом, коррупцией не способствовали принятию быстрых и эффективных мер по решению социально-экономических проблем. Именно это обстоятельство в сочетании с особенностями традиционного общества создавали предпосылки для появления и усиления политического экстремизма в «мусульманской упаковке». При этом важно иметь в виду, что ряд мусульманских государств заинтересован в переносе на территорию Центральной Азии собственных, далеко не идеальных моделей развития.

Таким образом, государства центрально-азиатского региона объединяют такие факторы, как единая религия, общие культурные и исторические традиции, а также сходные природно-климатические условия. Практическое отсутствие демократических традиций, концентрация всей полноты власти в руках государства, неразвитость институтов гражданского общества, слабость рыночных механизмов, экономический спад -вот характерные черты политического и экономического развития большинства центрально-азиатских государств. Соседство с Афганистаном актуализировали проблему обеспечения национальной, региональной и международной безопасности. Сегодня или завтра руководство государств Центральной Азии придут к общей позиции по проблемам формирования региональной безопасности. Общие подходы и единство в военно-политической сфере приведут к расширению торгово-экономического сотрудничества.

Еще в начале 90-х годов ХХ века регион стал местом пересечения интересов мировых держав, которые стремились усилить свое присутствие в Центральной Азии. Особый интерес ведущих стран мира, транснациональных корпораций, различных финансово-экономических институтов к региону объясняется его геополитическим положением, коммуникационными возможностями, наличием значительных запасов природных ресурсов.

В СНГ по-прежнему преобладают классовая и элитистская модели конфликта, что указывает на наличие высокой степени отчуждения широких слоев населения от власти и центров принятия политических ре-

шений, что рождает и консервирует значительный потенциал социальной и политической нестабильности. В настоящее время, по мнению экспертов, существенным конфликтогенным фактором во всех государствах Центральной Азии является экономическая составляющая, проявляющаяся как на национальном, так и на региональном уровнях. Так, в Кыргызстане сохраняется слаборазвитая односторонняя социально-экономическая инфраструктура, отсутствие собственных энергетических ресурсов и крупных производственных комплексов; закрытие основных предприятий, ослабление экономических связей с другими государствами, коррупционные и криминальные отношения; незащищенностью бюджетников и др. Резкое деление пространства Кыргызстана на развивающуюся и дотационную актуализировало противоречие между Севером и Югом страны. Первостепенную роль в развитии южной части страны должна играть эффективная политика со стороны государства. Однако проводимая финансовая, бюджетная, социальная политика слабо обозначены, имеют недостаточную направленность на сбалансированное и устойчивое развитие юга страны. Нестабильность в социально-экономической сфере связана с непрекращающимся наращиванием капитала в руках небольшого числа олигархов, увеличением дифференциации доходов населения.

В некоторых государствах Центральной Азии экономический кризис приобрел этническую и/или этноконфессиональную окраску: этнок-лановая приватизация, моноэтничность управленческих кадров на предприятиях, массовая безработица и т.д. - все это выступает конфликтогенным фактором. В целом эксперты особо акцентируют внимание на экономическую обусловленность региональных конфликтов, связанную с борьбой за распределение ресурсов, за право контролировать их использование, латентным характером криминализации экономики.

В условиях неравномерно растущей экономики в государствах Центральной Азии, неэффективности экономической политики, сложившейся демографической ситуации обостряются внутрирегиональные коллизии, межэтнические, конфессиональные и религиозные противоречия, что непосредственно связано со слабо контролируемыми миграционными процессами. В каждом из государств Центральной Азии они имеют свой масштаб, специфику и этносоциальную окрашенность. Синтез экономического, социокультурного, этнического, конфессионально-

го, политического и исторического конфликтологических факторов ведет к межэтническим конфликтам.

Анализ взаимоотношений между государствами Центральной Азии за прошедшие почти двадцать лет их независимого развития показывает, что этнотерриториальные и пограничные проблемы, порожденные, в основном, в советское время, ввиду их нерешенности оказывают серьезное дестабилизирующее влияние в настоящее время. Реализация огромного экономического, транспортного и коммуникационного потенциала, которым обладают страны Центральной Азии, и на этой основе обеспечение национальной безопасности каждой из пяти стран, их устойчивого экономического развития затрудняется из-за несогласованности подходов к решению ряда ключевых проблем. С одной стороны, это группа проблем - сложности исторического характера, в том числе территориально-пограничные проблемы, водо- и землепользования, коммуникационные. За последние годы к ним добавилась вторая группа проблем, называемая «нетрадиционной»: рост религиозного экстремизма, незаконный оборот наркотиков, торговля людьми. Все эти проблемы не способствуют интеграционным процессам в Центральной Азии, содержат в себе скрытый конфликтогенный потенциал, и в итоге, снижают общую безопасность региона. Необходимо также укреплять безопасность границ, транспорта, перевозок товаров, контроль за финансами на основе международных стандартов. Необходимо налаживать отношения партнерства в противодействии терроризму между государственными структурами и бизнесом, властями и гражданским обществом.

Геополитические и экономические интересы США, Китая

и России в Центральной Азии

Геополитические особенности Центральной Азии вызывают значительный интерес мировых держав, их стремление к сотрудничеству со странами региона как с точки зрения развития экономических связей, так и с военно-стратегической точки зрения. Расположение региона по соседству с Афганистаном, Пакистаном, Ираном и другими странами Азии, создающими дугу нестабильности, делает сотрудничество с ним важнейшим элементом как глобальной, так и региональной безопасности.

Если обратиться к эволюции концептуальных подходов США к обеспечению безопасности, то ее можно проследить по положениям,

обозначенным в Стратегиях Национальной Безопасности и Обращениях Президентов страны к Конгрессу. Построение «нового мирового порядка» Дж. Бушем-старшим - старшим путем «сдерживания» и поддержания выгодного США баланса сил в интересующих регионах сменилось экономической глобализацией мира и расширением демократического лагеря в соответствии с доктриной У. Клинтона «Участия и Вовлечения». Разделение мира на страны «золотого миллиарда» и остальные начало сказываться на международной безопасности. США имеют значительные экономические интересы в государствах Центральной Азии. Но если в 1990-х годах в Вашингтоне задача установления контроля над центрально-азиатскими ресурсами рассматривалась в основном в потенциальном плане, то события сентября 2001 года выдвинули эту задачу в плоскость ее практической реализации.

По мнению Зб. Бжезинского США не могут допустить появления в Евразии такого государства или коалиции государств с участием России, Китая и Ирана, которые могли бы ограничить или ослабить влияние США в данном регионе. Зб. Бжезинский, считая, что данный регион тяготеет к конфликтному развитию геополитической ситуации, обозначил задачи США в этом направлении. «Проблема того, сумеет ли Америка не допустить появление в Евразии доминирующей и антагонистической силы, определяет способность Америки осуществлять глобальное первенство [30]. США стремятся не допустить восстановления стратегического контроля России на этой территории, а также создания политического союза между Москвой, Пекином и Тегераном. В то же время США осознает необходимость тесного сотрудничества с Россией в целях предотвращения дестабилизации Евразии. США рассматривают Центральную Азию как часть более широких геополитических конструкций, представленных в различных стратегических концепциях: Балто-Черноморско-Каспийский демократический союз, Большой Ближний Восток (ББВ), Большая Центральная Азия (БЦА) и т.п. Вместе с тем, по мнению специалистов, любая форма американо-российской конфронтации угрожает расколом Центральной Азии.

За 20 лет (1990-2010 гг.) политика США в регионе условно может быть разделена на три этапа. С 1991 по 2001 год в правящих кругах Соединенных Штатов преобладала точка зрения, согласно которой экономические интересы США в регионе в целом незначительны, а потому об-

суждались альтернативные варианты выстраивания отношений с государствами Центральной Азии. Предлагалась либо активизация военно-политических отношений для контроля над радикальными исламистскими режимами соседних государств, либо расширение экономических связей без военного присутствия.

Во второй половине 1990-х годов ХХ века важнейшей экономической и геостратегической доминантой для США стал Каспийский регион как часть американских энергетических интересов. Запасы углеводородного сырья в Каспийском море могут снизить зависимость США от ближневосточных энергоресурсов. Наряду с экономической выгодой рассматривался и прямой политический интерес - блокирование стремления России и Ирана сохранить Каспий в качестве внутреннего водоема приморских стран.

Началу второго этапа политики США в Центральной Азии положили события 11 сентября 2001 года. В рамках международной антитеррористической коалиции войска НАТО были введены в Афганистан, а американские и натовские военные базы были открыты в Кыргызстане и Узбекистане. Военное присутствие в Центральной Азии позволяло США решать такие геополитические задачи как влияние на крупнейшее в мире нефтегазовое месторождение Большого Каспия; а также на Синь-цзян-Уйгурский автономный округ Китая; изоляцию Ирана; усиление контроля над Афганистаном и над ядерным противостоянием в Индостане. В принятом в 2002 году документе «Акт в поддержку свободы в Афганистане» поскольку Афганистан и Центральная Азия рассматриваются как единое целое, то прослеживается стремление США развивать демократию и гражданское общество как в Афганистане, так и в Центральной Азии. В официальных публикациях американских СМИ четко продекларировано стремление оказать содействие государствам региона в реформировании экономики и общества и после разрешения афганского конфликта. В 2004 году США выдвинули стратегию создания «Большого Ближнего Востока», включающего и Центральную Азию.

Третий этап политики США в Центральной Азии начался весной 2005 года и связан с «тюльпановой» революции в Кыргызстане и антиправительственными выступлениями в Андижане (Узбекистан). Эти события стали определенным рубежом во взаимоотношениях США и государств Центральной Азии.

В этот период США для сохранения и упрочения своих позиций в регионе и ослабления влияния России и Китая, провели корректировку своей тактики в регионе. По мнению экспертов, основную ставку США делают на Казахстан, что объясняется стремлением не допустить укрепления позиций России в нефтегазовом секторе Казахстана и предсказуемостью политики Казахстана в вопросах нефтегазового сотрудничества. В целом, американо-казахстанские экономические отношения за двадцать лет развивались достаточно успешно: американцами в экономику Казахстана было вложено более 15 млрд. долларов, из которых более 50% - в нефтегазовый сектор [9]. США, продолжая политику диверсификации транспортировки углеводородов на мировые рынки, в первую очередь, добиваются подключения Казахстана к трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан, сотрудничества в рамках Каспийского трубопроводного консорциума, а также участия Казахстана и Туркмении в предполагаемом строительстве Транскаспийского газового трубопровода для поставок природного газа на европейский рынок через порты Турции.

Одной из основных задач администрации США в регионе выступает стремление ослабить взаимоотношения Туркмении с Россией и Китаем в газовой сфере. При этом США стремятся добиться участия Туркмении в строительстве Транскаспийского трубопровода, а самое главное - согласия экспортировать туркменский газ по этому маршруту. Серьезным проводником политики США по продвижению американских интересов в регионе выступает USAID, имеющий программу траншей в каждой стране. США достаточно успешно реализуют свои экономические интересы в странах Центральной Азии, и прежде всего в области добычи и транспортировки углеводородов. Однако в вопросах военно-стратегического взаимодействия позиции США в этот период несколько ослабли.

По мнению ряда экспертов, рассматривающих проект ТАПИ как геополитическую победу США по отношению к Китаю и России, главным вдохновителем проекта явился Вашингтон, который не заинтересован в укреплении позиций России, Ирана и Китая. Они отмечают, что главными героями Большой политики являются не США и Россия, а США и Китай. США заинтересованы в создании вокруг Китая «постоянной зоны нестабильности», а это СУАР и Центральная Азия, где помимо традиционно взрывоопасной Ферганской долины отмечен и мирный нейтральный Туркменистан. Ж. Алматбаева, к примеру, допускает возможность по-

пытки создания в Туркменистане, несмотря на его статус нейтрального государства, подобие военной базы для действий в Афганистане.

Обращаясь к интересам Китая в Центральной Азии, отметим, что в Китае полуофициально принята концепция «стратегических границ и жизненного пространства», согласно которой территориальные и пространственные рубежи обозначают лишь пределы, в которых государство с помощью реальной силы может «эффективно защищать свои интересы». «Стратегические границы жизненного пространства» должны перемещаться по мере роста «комплексной мощи государства». Под возможные территориальные претензии подведена и положенная идеологическая и пропагандистская база [8].

Как отмечает китаевед Г.А. Дробот, Китай в регионе Юго-Восточной Азии создал такой задел влияния, к уровню которого не смогло приблизиться ни одно другое государство региона. Причем этот задел создан так корректно и осторожно, что это не вызвало открытого противодействия других государств и тем более образования антикитайской коалиции. Ни одно стратегическое решение в регионе теперь уже не может быть эффективно осуществлено без неформального одобрения КНР. Определенная сдержанность Китая во внешней политике, по мнению Г.А. Дробот, есть явление тактическое (период скрытого накопления сил), пока страна еще не закончила хозяйственные реформы и скована острейшими внутренними проблемами. Так, китайское «экономическое чудо» затрагивает лишь около 1/10 населения страны, в основном в ее юго-восточной части, где сосредоточены основные производственные мощности страны. В результате глубокая социально-экономическая дифференциация, сложившаяся исторически, стала сочетаться с процессом, воспроизводящим отсталость в западных и центральных районах. Китай прочно держится в списке стран с низкими среднедушевыми доходами. Удельный вес населения Китая, причисляемого Всемирным банком к среднему классу, не превышает 5%. Глубокий разрыв между современными и традиционными секторами экономики порождает огромную разницу между уровнем жизни отдельных слоев населения Китая, создает такие макроэкономические трудности как риск неспособности экономики страны «переварить» интенсивный приток иностранных инвестиций [8, с. 43].

Достаточно заметны в Китае политические проблемы, которые могут быть разделены на три категории. Во-первых, это обострившиеся проблемы сепаратизма в связи с выступлениями за независимость в Тибете, и сепаратистскими настроениями (уйгурская территория и Внутренняя Монголия); во-вторых, неудовлетворенность и протест населения в связи с низким уровнем жизни; в-третьих, углубляющееся противоречие между рыночной экономикой Китая и авторитарным политическим режимом страны. Данное противоречие пока удается руководству удерживать в рамках существующих отношений. Единственное за последние десятилетия крупное антиправительственное выступление -протест пекинских студентов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, подавленное властью с использованием военной силы. Пекин отказался от проведения «шоковой терапии» путем радикальных политических реформ и в большей степени используют опыт политического устройства стран Восточной Азии, в частности Сингапура. Речь идет о так называемой «демократии участия», при которой развивается лидерство авторитарной партии при незначительном расширении народного участия в политическом процессе.

По мнению, Г.А. Дробот, существует довольно серьезная угроза полномасштабного кризиса в Китае в ближайшие 5-10 лет. В этом случае окажутся затронутыми не только китайские национальные интересы, но и интересы мирового сообщества, в том числе и России (и Казахстана), что потребует адекватных действий. Мировое сообщество заинтересовано в сохранении динамичного и устойчивого развития Китая. Кризис в Китае - развиваясь по «эффекту домино», несет угрозы вос-точноазиатской и мировой экономике и политике [25]. Нельзя забывать и о достаточно сложной ситуации в приграничном с Центральной Азией Синьцзянь-Уйгурском автономном районе (СУАР) Китая. Население составляют в основном уйгуры-мусульмане, которые не раз заявляли о своем желании создать уйгурское государство. В связи с этим Китай проводит работу с правительствами центрально-азиатских государств по ужесточению политики в отношении местных уйгуров и совместным действиям против сепаратистских выступлений. По мнению казахстанского политолога Э. Полетаева, если засилье Китая станет угрожать интересам безопасности, придется более жестко отстаивать свои интересы, том

числе и в партнерстве с Россией, где опасность усиления Китайского влияния - еще более актуальная тема [14].

Существуют объективные условия для расширения экономических (возможно, территориальных) интересов КНР за счет соседней России. Пекин «привязывает» восточные регионы России к себе экономически, а также демографически за счет поощрения миграции своих граждан в Россию [8].

Помимо укрепления экономического влияния в мире и в регионе, КНР стремится к расширению своего геополитического пространства. Центральная Азия рассматривается Китаем как одно из наиболее перспективных направлений достижения этих целей. Китайские эксперты считают, что Китай прошел период стороннего наблюдателя в регионе. Центрально-азиатская стратегия направлена на то, чтобы «опираясь на ШОС, активно участвовать в решении проблем региона, развивать отношения с его странами, способствовать стабильности и процветанию, а также осуществлять свои стратегические интересы, которые, прежде всего, сосредоточены в сфере освоения ресурсов Центральной Азии» [10].

Главный акцент в отношениях с государствами Центральной Азии Китай ставит на экономическое сотрудничество, которое имеет определённую направленность. Китай стремится к расширению сотрудничества в области энергоресурсов, гидроресурсов для обеспечения энергетической безопасности; в области авто, железнодорожного и авиатранспорта, сельском хозяйстве, торговле и инвестициях. Значительный потенциал сотрудничества Китая с государствами Центральной Азии имеется в текстильной, легкой, пищевой промышленности, в текстильном и сельскохозяйственном машиностроении.

Вместе с тем, Китай серьезно озабочен ситуацией в центрально-азиатских государствах, политическими и экономическими переменами, возросшим влиянием Запада на эти государства и др. Китай, считая Центральную Азию своим глубоким тылом, рассматривают военное присутствие США в этом регионе, как угрозу собственным интересам. В целях ограничить масштабы и формы военного сотрудничества государств региона с США китайские власти стремятся установить постоянные контакты с политической элитой центрально-азиатских государств. Этим в определенной степени объясняется активное участие в создании региональной системы безопасности в рамках ШОС. Китай также выступает за то, чтобы вопросы безопасности в регионе, в том числе связанные с Аф-

ганистаном, решались в рамках Шанхайской организации сотрудничества без участия США и государств-членов НАТО.

Для Китая ШОС это доступ к дешевым энергетическим ресурсам, без которых ему сложно будет обеспечить себе мировое лидерство. Пекину важно получение поддержки центрально-азиатских стран во всех политических и экономических инициативах. С другой стороны, углубляя отношения с центрально-азиатскими государствами, Пекин создает конкуренцию между ними за увеличение товарооборота с Китаем, масштабные кредиты и интеграцию в обширное и перспективное торгово-экономическое и политическое пространство Азии. Китай стремится последовательно привлечь центрально-азиатские государства на свою сторону, используя то политику «экономического пряника», то политикой тонкого и корректного «покрови-тельствования» правящим элитам этих государств.

Следует учитывать и то, что Китай стремительно наращивает военную мощь, скрывая реальные затраты на оборону страны. Такие выводы содержатся в докладе Пентагона, в котором представлен анализ стратегии КНР, его военный потенциал. Так, расходы Китая на оборону в 2009 году составили около 150 млрд. долларов. Эти данные вдвое больше официальных сведений, представленных Пекином. Как по официальной, так и по приведенной США статистике, китайские военные расходы с 1996 года выросли как минимум в 4 раза [20]. По мнению аналитиков Минобороны США, Китай наращивает военную мощь для того, чтобы влиять на региональные споры, расширить территориальные воды сверх международных норм и не позволить противникам использовать морские пути, воздушное, космическое и киберпространство.

Том Хоун (США) подчеркнул, что «разбогатевшая КНР методично осуществляет финансовые вложения в экономику Австралии и США, стран Европы и Азии, Африки и Латинской Америки, неуклонно наращивая тем самым свое влияние и потенциал. Что касается Азии, то в ней Китай видит не только сырьевую базу для удовлетворения своей колоссальной потребности в энергоресурсах, но и готовый геополитический плацдарм. В первую очередь это, конечно, Туркменистан и Казахстан», - считает он [21].

Большое значение власти Китая придают борьбе с наркотрафиком из Афганистана, в том числе против налаженных маршрутов по территории стран Центральной Азии. Именно с территории последних в Китай

поступают наркотики. Вызывает опасение деятельность, хотя и нелегальная, религиозных экстремистских организаций в центрально-азиатских странах, в первую очередь в Кыргызстане и Узбекистане.

Существуют и значительные трудности и противоречия, связанные с использованием, например, водных ресурсов. Китай по каналу Черный Иртыш - Карамай забирает 4,5 кубокилометров воды вместо обещанных 0,8. Как известно, Китай принял пятилетний план развития, согласно которому в Синьцзян-Уйгурском автономном районе будут проживать около 100 млн. населения. С учетом объемов потребляемой воды этим населением Казахстану вряд ли что останется [4].

Обращаясь к интересам России в Центральной Азии, отметим, что эволюция российских подходов к обеспечению безопасности характеризуется переходом от концептуального положения «стать недостающим звеном мировой политики» через концепты «державная политика на постсоветском пространстве» и «многовекторной политики с отстаиванием национальных интересов в мировом сообществе» - к «сильному государству - равноправному члену сообщества сильных, экономически передовых и влиятельных государств мира».

Российское руководство достаточно долго не формировало целостную программу взаимодействия с государствами Центральной Азии. Но с 2005 года политика России в центрально-азиатском направлении стала получать более отчетливые очертания. К этому времени Россия стала более ясно осознавать свои интересы в регионе и изыскивать возможности для укрепления своих позиций. Об этом говорит динамика и качество встреч на высшем уровне, заключение договоров о стратегическом партнерстве и союзнических отношениях с Казахстаном и Узбекистаном. Выступления Президента Российской Федерации В.В. Путина (в 2006 - 2007 гг.), а затем и Д.А. Медведева (2009 - 2010 гг.) на саммитах ШОС, ЕврАзЭС и ОДКБ показали долгосрочные интересы России в Центральной Азии. Россия понимает, что не вписывается в некоторые крупные геополитические объединения (ББВ, БЦА), поэтому не может согласиться с возможностью вхождения государств Центральной Азии в эти организации. Поэтому для России актуализируется задача формирования целостной стратегии в отношении СНГ в целом, и Центральной Азии в частности.

Стратегическое значение для России представляет Центральная Азия и с точки зрения безопасности. При этом в первую очередь Россия

заинтересована в защите своих государственных границ, обеспечении стабильного буфера между ней и Афганистаном и Пакистаном, а также борьбе с наркотранзитом через центрально-азиатские территории из Афганистана в Россию.

Геоэкономические интересы России в центрально-азиатском регионе в основном связаны с получением из региона природных ресурсов, а также продажей им товаров и услуг. Наиболее эффективно развивается взаимодействие в нефтегазовом комплексе. Это связано как с взаимной заинтересованностью сторон в сотрудничестве отраслей топливно-энергетического комплекса, так и с необходимостью для России сохранить существующие рычаги влияния, особенно на Европу, с использованием объединенного нефтегазового потенциала. Особенностью нефтегазового сектора Центральной Азии является более быстрый прирост запасов в сравнении с динамикой добычи. В России наблюдается противоположная картина. Поэтому такие крупнейшие российские компании, как «Лукойл», «Роснефть», «Газпром», стремятся расширить свои активы в регионе. Россия намерена стать основным поставщиком региональных углеводородов на европейский рынок. Для решения этой задачи ей необходима транспортировка газа и нефти с месторождений Центральной Азии по своим трубопроводам. Россия пытается ограничить возможности других геополитических игроков - США, ЕС и Китая по строительству иных трубопроводных магистралей. К 2007 году сформировалась целостная стратегия России в нефтегазовой сфере, в которой центрально-азиатским углеводородам отведена значительная роль. Она рассчитана как на расширение и модернизацию уже действующих российских трубопроводов, так и на строительство новых.

Углеводороды - не единственный стратегический интерес России в природных богатствах Центральной Азии. Россия, учитывая прогнозируемый рост потребности к 2020 году до 18 тыс. тонн сырья, стремиться получить доступ к ресурсам горных районов Памира и Тянь-Шаня (золото, серебро, уран редкоземельные металлы), к которым в 1990-е годы получили США, Китай, Япония и некоторые другие страны.

Стратегически важным для России является взаимодействие и в транспортных проектах. Транспортный транзит, как в восточном, так и в европейском направлении увеличивает возможности России расширить свое присутствие в мировой экономике. Значительный интерес для Рос-

сии представляет гидроэнергетический комплекс ЦА. Совместное освоение богатых энергоресурсов Кыргызстана и Таджикистана может способствовать не только решению проблем энергообеспечения партнеров, но и ускорению экономического развития этих двух беднейших стран ЦА. Для России весьма важно добиться благоприятных условий для российских компаний, осуществляющих предпринимательскую деятельность в странах Центральной Азии.

В Таджикистане находится одна из самых крупных военных баз России, высокогорных и мощных станций слежения за космическими и военными объектами, не говоря уже о других структурах военно-технического, научно-исследовательского и коммерческого характера [22]. Несмотря на свой ресурсный потенциал, Таджикистан не может реализовать его в полной мере из-за слабо развитой инфраструктуры и удаленности от транспортных путей. Поэтому основной упор делается на строительство новых ГЭС и, соответственно, на прибыль от продажи электроэнергии. Главный объект на этом направлении - Рогунская ГЭС, построить которую планировала Россия в рамках двусторонних договоренностей. Таджикистан должен был бесплатно разместить на своей территории 201 военную базу РФ и передать в российскую собственность базу военно-космической разведки «Окно». Россия в свою очередь вкладывала в таджикскую экономику до 4 млрд. долларов. Запланированное строительство стало причиной обострения таджикско-узбекских отношений. В свою очередь, весной 2011 года Пакистан проявил инициативу и объявил готовность помочь Таджикистану построить стратегически важную Рогунскую ГЭС. Это решение логично укладывается в проект CASA 1000, результатом которого должен стать переток электроэнергии из Киргизии и Таджикистана в Афганистан и Пакистан. Если эта стратегия будет реализована, то Туркменистану и Узбекистану может грозить экологическая катастрофа - из-за резкого снижения стока реки Амударья. Для России это означает выход Таджикистана из-под российского влияния и ориентация его на США и Пакистан [22]. Охлаждение в энергетическом вопросе происходит параллельно с ослаблением военных связей. Несмотря на то, что российское влияние продолжает оставаться значительным в таджикских спецслужбах, постепенно охрана границ (на которой было занято около 15 тысяч российских военных) переходит к таджикским силам, в которые интегрированы формирования

ОТО (примерно 8 тысяч бойцов). Обучение же таджикских пограничников взяли на себя американцы.

На фоне российско-американского противостояния Китай усиливает свое влияние в качестве основного прямого инвестора в экономику Таджикистана. Госдепартамент США считал, что «силовики опасаются, что в Таджикистане «цветная революция» откроет путь для американского военного присутствия или - что еще мучительнее для Москвы -приведет к выводу российских войск из страны и передаче российской военной базы Соединенным штатам. В таком случае США имели бы цепь военных баз от Афганистана через Таджикистан до Киргизии. Это позволило бы США усилить свое влияние и присутствие в Центральной Азии, ослабив при этом позиции России в данном регионе. «Поддавшись российскому давлению, Таджикистан вступил на потенциально конфрон-тационный путь, способный замедлить развитие страны и подстегнуть наихудшие инстинкты таджикских властей [22].

Основной статьей экспорта Туркменистана является газ, нефть и нефтепродукты, электроэнергия, хлопок. Газ составляет основную часть экспорта, более половины которого приходится на Украину, около 20% - на Иран, 10-15% - на Иран, остальное - на Турцию и Россию. По данным Turkmenexpo.ru со ссылкой на международной и отечественных экспертов запасы природного газа в стране равны 24,6 трл. куб. м. (нефти - 20,8 млрд. тонн). К 2030 году прогнозируется уровень ежегодной добычи природного газа - 230 млрд. кубометров, нефти -67 млн. тонн. Проблема в том, что газотранспортная система Туркменистана не соответствует объемам имеющегося сырья, но этот вопрос решается.

До 2007 года Туркмения могла поставлять газ только в двух направлениях: в Иран (по газопроводу Корпедже-Курткуи) и через Узбекистан и Казахстан в Россию (по трубопроводам Средняя Азия -Центр). В советский и постсоветский период газовый экспорт был в большей степени ориентирован на Россию, и поначалу Россия этим пользовалась, покупая туркменский газ ниже рыночной стоимости. После нескольких российско-туркменских противоречий и нестыковок Туркменистан принял решение диверсифицировать свои потоки. В связи с запуском в 2009 году Трансазиатского газопровода Туркменистан -Узбекистан - Казахстан - Китай, последний получил 6 млрд. кубов газа

(планируется довести объем газа до 13 млрд.). Расширил свое присутствие Иран, протянув вторую газовую ветку Довлетабат - Серакс - Ханге-ран (проектная мощность - 12 млрд. куб. м. в год). Стратегическим партнером выступает Индия. Об этом свидетельствует планируемый к завершению к 2014 году наиболее важный проект - газопровод ТАПИ (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия). При этом Туркменистан планирует подключить к ТАПИ ресурсы месторождения Южный Иоло-тань - Осман с оценочными запасами газа в 20 трлн. куб. м. [5].

Более того, в нефтяном секторе Туркменистана присутствуют компании Малайзии, Великобритании, Австрии, Канады и Китая и др. Многими экспертами соглашение, достигнутое по ТАПИ, оценивается как геополитическая победа США.

Сегодня эксперты по-разному оценивают перспективы интеграции в центрально-азиатском регионе. К примеру, кыргызский эксперт М. Суюнбаев считает, что в ближайшие 10-15 лет интеграция между странами центрально-азиатского региона вряд ли возможна. Кроме такой субъективной причины как борьба за лидерство, существуют, он считает, и причины другого характера. Во-первых, это очень низкая экономическая плотность территории региона, показатель которой на 2-3 порядка ниже аналогичного показателя в Европе. В таких условиях интеграция обычно не происходит. Во-вторых, большую роль играет сложная внутриполитическая ситуация в Узбекистане, находящемся в самом центре региона. Границы Узбекистана с соседними странами не только непроницаемы, участки узбекско-таджикской и узбекско-кыргызской границы частично заминированы. По его мнению, открытие границ с Узбекистаном и сводное перемещение людей и информации способно в считанные дни дестабилизировать внутриполитическую ситуацию в Узбекистане. Поэтому на такую интеграцию Узбекистан не пойдет.

Одним из серьезных барьеров для интеграции центрально-азиатских государств может стать и социокультурный фактор, связанный с различиями в языке и используемых различных алфавитов (так, наряду с существующими различиями в латинице, Туркмения и Узбекистан используют латиницу, Казахстан - пока кириллицу, но планирует перейти к латинице, а Таджикистан планирует перейти к арабице). Понятно, что для интеграции центрально-азиатских государств с 55 млн. чел. существенных социокультурных трудностей не избежать.

Одним из факторов, препятствующих полноценной интеграции центрально-азиатских государств, выступает их неравномерное экономическое развитие. Кыргызстан и Таджикистан, например, наиболее бедные страны постсоветского пространства в силу объективных причин. Одна из причин - горный рельеф, который рождает проблемы с транспортной системой (например, стоимость автомобильных перевозок в 80 раз выше стоимости морских), ограниченность посевных площадей, резкий континентальный климат и др. [12].

По мнению узбекского эксперта В. Парамонова, для народов Центральной Азии нет более значимых факторов, чем Россия и Китай. Ведь только у России, Китая и стран Центральной Азии есть долгосрочный интерес в освоении, развитии и защите огромного пространства внутренней Евразии. Нельзя и забывать о взаимной заинтересованности стран СНГ и центрально-азиатских государств в друг друге и в экономическом плане. Так, например, Казахстан вложил немало средств в экономику Кыргызстана. Присутствие казахстанского бизнеса особенно ощутимо в банковской сфере Кыргызстана. Около 60% банков Кыргызстана казахстанские, а если говорить о присутствии казахских банковских активов в экономике страны, то казахстанского присутствие составит 70-80% от общего количества.

Оценивая роль Казахстана в регионе, узбекский эксперт пишет, что «Казахстан, пытаясь дистанцироваться от понятия «Центральная Азия» (все чаще можно услышать новое сочетание «Казахстан и Центральная Азия»), провозглашая «всему остальному миру привлекательность Казахстана и его модели развития Казахстан, по сути, создает лишний барьер на пути к региональной интеграции». Если объективно проанализировать постсоветский этап развития постсоветских государств, но надо прямо признать, что Казахстан достиг намного больше социально-экономических успехов, чем другие государства Центральной Азии (этому способствовало и наличие у Казахстана огромных природных ресурсов). На наш взгляд, главная проблема здесь в том, что государства имеют друг к другу ряд противоречий (в том числе территориальных), к решению которых они так и не выработали общих подходов. Это одна из значимых причин слабой интеграции центрально-азиатских государств. Государства Центральной Азии своей разобщенностью, справедливо считает В. Парамонов, создают благоприятные условия для

более сильных блоков и держав. И нет уверенности в том, что вслед за Кыргызстаном дестабилизация возможна в Таджикистане и т.д. Перспективу для стабильного развития региона В. Парамонов видит в создании совместно с ключевыми партнерами - Россией и Китаем - общий рынок и оборонный союз. При этом следует помнить, что Китай вовсе не простой партнер - государства Центральной Азии могут говорить с ним на равных только в случае, если будет выступать совместно с Россией [12].

Внешнеполитическая деятельность центрально-азиатских государств осуществлялась в таких направлениях, как активное вхождение в мировое сообщество и заключение двусторонних и многосторонних договоров с самым широким кругом государств; развитие экономических, культурных и иных связей с бывшими советскими республиками, с которыми регион имеет традиционные исторические связи; сближение с такими ведущими странами континента, как Китай, Иран, Турция, Индия и рядом других, а также государствами исламского мира. На разных этапах развития региона и сотрудничества эти направления внешнеполитической деятельности имели различные приоритетность и темпы осуществления.

Геостратегическое значение Центральной Азии предопределило возросший интерес к ней и со стороны других держав - государств Европейского Союза, Японии, Турции и др. Хотя этот интерес не всегда проявлялся столь явно. Если на начальном этапе стремление стран ЦА наладить разносторонние отношения с США и ЕС было очевидным, то со стороны последних оно не находило однозначного выражения. Трагические события в США в сентябре 2001 года в корне изменили ситуацию и превратили Центральную Азию в зону повышенного внимания.

Что касается Европейского Союза, то в целом его политика идентична американской, хотя в меньших масштабах, что можно объяснить наличием собственных проблем внутри ЕС вследствие его значительного расширения на Восток. Если Европу раздражают политические системы стран ЦА со слабой демократией, то в равной степени государства региона не скрывают своего недовольства то и дело раздающимися в их адрес из европейских столиц обвинениями в авторитаризме и подавлении демократии [27].

После обретения независимости тюрко-язычные государства Центральной Азии (то есть все страны региона, за исключением Таджикистана) с пониманием отнеслись к активной деятельности Турции по ус-

тановлению с ними тесных контактов в сфере политики, экономики, культуры, образования. При этом Турция, желая создать тесный альянс с центрально-азиатскими государствами, стремилась занять в этом альянсе ключевую позицию. Выдвинув идею диалога цивилизаций, Тегеран стремился усилить свое присутствие в регионе.

Ярким примером противоречивости интересов государств в борьбе за природные ресурсы выступает проблема Каспия. Одна из ключевых проблем региона - международно-правовой статус Каспия (является ли эта акватория морем или озером). Из-за этого страны СНГ и Иран занимают противоположные позиции в вопросе о разделе Каспия. США за последнее время добились принципиальных сдвигов по проблеме так называемого газопровода ТАПИ (Туркменистан - Афганистан - Пакистан - Индия) и строительства Транскаспийского газопровода (ТК) по дну озера от Туркмении до Баку, что не в интересах России. Двусторонние отношения, за которые выступают Россия и Казахстан, являются стабилизирующим фактором, но являются полумерой и не решают проблему в целом. По мнению эксперта британского института Chartman House Юрия Федорова, борьба за энергоресурсы может привести даже в вооруженному конфликту. Не исключают эксперты и применения силы со стороны Ирана, поскольку Тегеран чувствует себя обделенным каспийским богатством. Обострилась ситуация с территориальным спором между Азербайджаном и Туркменистаном из-за пограничных Апшеронских месторождений в Каспийском море. По мнению эксперта Брукингского института Джохан Линн, на карте Каспия появилась еще одна горячая точка вместо замороженного конфликта. Проблема обострилась летом 2010 года в связи с ультимативным требованием Туркмении не учитывать полуостров Апшерон при определении медианной линии.

Россия стремится решить территориальные споры путем заключения двусторонних соглашений с другими странами, но их действия ограничиваются только северной частью Каспия. Азербайджан стремится к заключению соглашений, при которых он всегда бы остался бы транзитной страной, особенно, когда речь идет о доставке туркменского газа через Украину в Европу. Казахстан согласен с прокладкой ТС по дну Каспия до Черного моря, чтобы наполнить трубу Набукко своим сырьем. Иран акцентирует внимание на вопросах экологии, отмечая, что эта проблема выходит на первое место после трагедии в Мексиканском за-

ливе [12]. Возросло влияние в регионе и Китая. Ключевую роль здесь играет строительство газопровода из Туркмении в КНР. По-сути, Китай стремится сделать Центральную Азию своей резервной базой. В выигрыше при любом раскладе остается Туркменистан, который готов транспортировать газ как через трубу Набукко в Европу, так и трубу ТАПИ.

Некоторые аналитики Пентагона не исключают, что в 2018 году возможна военная операция Китая против Казахстана с целью взять под контроль проходящие через территорию страны газо- и нефтепроводы, в зоне Персидского залива и Каспия возникнут серьезные вооруженные конфликты» [7].

Иной точки зрения придерживается политолог-китаевед К. Сыро-ежкин. Он подчеркивал, что «резервы Каспийского региона огромны, и на их фоне соревнование за контроль над каспийскими месторождениями нефти и газа вполне закономерно. При этом оно отражает не столько экономические, сколько политические интересы ряда государств, и прежде всего США, стремящихся не столько «застолбить» нефтяные залежи в каспийском регионе, сколько обеспечить свое доминирование в нем и тем самым предупредить возможное превосходство здесь России, Китая и Ирана». При этом политолог справедливо считает, что в эпоху глобализации не имеет смысла завоевывать какие-то территории. Особенно те, которые и без этого работают на вашу экономику [7].

По мнению российского политолога В. Иноземцева, сегодня перераспределение центров силы в мировом масштабе идет скорее с Запада в Азию, чем из Европы в Россию. Политика России в отношении СНГ крайне непоследовательная и не очень успешная. И беспокойство Запада относится абсолютно не к России, а, в первую очередь, к Китаю.

Казахстану в сложившихся обстоятельствах разумнее ориентироваться не на Китай и Россию, а на собственные интересы и сбалансировать возможности России и Китая через апеллирование к другим странам. По мнению, В. Иноземцева, Казахстану следует выстраивать баланс между Россией, США, Европой и Китаем, стремясь чтобы ни один из этих центров силы не играл доминирующей роли... Потому что в любом случае четкая ориентация на одного из соседей приведет в конечном итоге к гипертрофированной зависимости. Концепции Большой России и Большого Китая опасны и угрожают государственному суверенитету Казахстана [23].

Казахстан, сочетая либеральную экономическую политику и гибкость в привлечении инвестиций, стал экономическим лидером в Центральной Азии. Однако сегодня экономические трудности, связанные с мировым финансовым кризисом и рядом других причин, вынудили Казахстан сделать два значительных внешнеполитических шага - взять у Китая кредит в 13,5 млрд. долларов (в обмен на разрешение покупать нефтяные и урановые активы) и вступить в Таможенный Союз вместе с Россией и Белоруссией.

Казахстан - точка пересечения интересов основных мировых держав. Для Европы и Китая он - дополнительный источник углеводородов и урана, альтернативный поставкам из России и стран Персидского залива. Для России Казахстан - стратегически важная территория, торговый партнер (более 30% импорта составляют российские товары) и буфер по отношению к Центральной Азии. Исламские государства рассматривают Казахстан как конкурента на нефтяном рынке. Японию интересуют в основном урановые месторождения.

Казахстан использует свое геополитическое положение в целях укрепить позиции в мировой транспортной системе, что позволит перетянуть грузопотоки из Азии в Европу, которые сейчас осуществляются по морскому пути, на свою территорию. Путь через Казахстан сокращает доставку грузов из стран Азии в Европу с 30-35 дней до 12. Здесь явная выгода не только с точки зрения сокращения времени доставки груза, сколько с точки зрения роста темпов развития экономики стран [6].

В силу географических, исторических, экономических и политических аспектов Россия и Китай остаются наиболее приоритетными направлениями во внешней политике Казахстана. И. Смагулов считает, что в связи с глобализационными процессами происходит трансформация международной системы, сужение мирового пространства, происходит сдвиг от исторических приоритетов к цивилизационным и геополитическим. Многовекторность внешней политики Казахстана объясняется разнообразием и разнонаправленностью внешнеполитических интересов страны. «Как система сдержек и противовесов политика многовекторно-сти не допускает перекоса внешней политики Казахстана ни в чью сторону. Это позволяет Казахстану в течение двадцати лет занимать собственную нишу в мировом пространстве. Отказ от ядерного оружия, активная борьба за разоружение, содействие диалогу религий, консолидация государств для обеспечения всеобщей безопасности [24].

Китай, хотя и многолетний и один из главных торговых партнеров Казахстана, к нему сохранялось достаточно настороженное отношение. Несмотря на попытки КНР диверсифицировать поставки нефти и газа (в перспективе из региона он планирует получать 25 млн. тонн нефти и 70 млрд. куб. м. газа ежегодно), Казахстан опасался территориальных претензий.

В то время как с большинством соседей Казахстан конкурирует на энергетическом рынке, и они представляют для него определенные риски и угрозы в силу своей нестабильности, бедности либо закрытости.

Основная внешнеполитическая задача Казахстана - обеспечение выхода на мировые рынки. Так как большинство грузов (прежде всего, нефть) идет через Россию, Казахстан старается диверсифицировать поставки, используя пути через Закавказье и в Китай. В зависимости от количества и характера инвестиций, торгового баланса и политической поддержки Казахстан выстраивает свою систему ранжирования потенциальных партнеров по степени значимости - Россия, США, Китай, Евросоюз, Япония, Канада, Швейцария, Белоруссия, ОАЭ, Израиль, Киргизия [11].

Таким образом, сравнивая концептуальные подходы в осуществлении региональной политики, например Китая и России, отметим, что в теоретическом плане позиция Китая значительно более основательна и результативна, чем у России. Российская концепция ориентирована на культурную близость и общую историю, поддержку соотечественников в Центральной Азии, поверхностно на экономических инициативах, то Китай через все свои программы целенаправленно закрепляет экономическое развитие региона в качестве приоритетного направления своей региональной политики. Недостатком же концепций обоих стран многие эксперты отмечают отсутствие четко оформленной и проработанной программы региональной политики для Центральной Азии. Учитывая, что США предлагают различные проекты, например, проект «Большой Центральной Азии», где отражены цели и задачи их региональной политики, приходится констатировать, что очерчивание контуров региональной политики России и Китая приходится проводить путем анализа документальной базы стран.

Исследование центрально-азиатской политики таких вне региональных государств как США, ЕС, Иран, Пакистан и Турция, показало, что они стремятся реализовать свои экономические и политические интересы. К экономическим интересам мы можем отнести, прежде всего,

спрос на энергоресурсы или на их транспортировку, а к политическим -те или иные специфические геополитические интересы, связанные с вопросами безопасности и международных отношений. При этом из тройки мусульманских государств, стремящихся к расширению своего влияния в регионе, Иран уже сейчас опережает Турцию и Пакистан. Следует отметить, что такие страны как США, ЕС и Турция могут быть объединены в единый блок, который касательно интересов России и Китая вносит некоторый диссонанс в геополитическую структуру региона. Что касается Ирана и Пакистана, то эти страны пока не демонстрируют явное несогласие или несовпадение интересам России и Китая, но проводят политику в соответствии с собственными интересами.

Таким образом, центрально-азиатский регион - это место пересечения интересов мировых держав (Китай, США, Россия), стремящиеся усилить свое присутствие в регионе. Особый интерес ведущих стран, транснациональных корпораций, различных финансово-экономических институтов к региону объясняется его геополитическим положением, коммуникационными возможностями, наличием значительных запасов природных ресурсов. Геополитические особенности Центральной Азии вызывают значительный интерес мировых и региональных держав и с военно-стратегической точки зрения. Расположение региона по соседству с нестабильным Афганистаном, Пакистаном, Ираном и другими нестабильными странами делает сотрудничество с ним важнейшим элементом как глобальной, региональной, так и национальной безопасности таких мировых держав как Россия и Китай. Политика России в отношении центрально-азиатских государств с 2005 года постепенно трансформируется в целостную стратегию. Россия заинтересована в защите своих государственных границ, обеспечении стабильного буфера между собой и Афганистаном и Пакистаном, а также борьбе с наркотранзитом через центрально-азиатские территории в Россию. Геоэкономические интересы России главным образом связаны с природными ресурсами, транспортными проектами, продажей товаров и услуг и др. Основная роль в геополитике региона принадлежит России и Китаю, непосредственно граничащих с Центральной Азией, а также США, которые в результате размещения военных баз и активного вмешательства в дела региона стали реальной военно-политической силой.

Одной из основных задач США, России и Китая является достижение лидирующего положения в регионе и недопущение союза двух других государств. При этом США, Китай и Россия имеют как совпадающие, так и противоположные интересы в регионе. Совпадающие интересы (борьба с терроризмом, распространением наркотиков и др.) создают возможность сотрудничества США, Китая и России между собой и со странами Центральной Азии. Противоположные интересы ведут к заключению соглашений каждой из этих стран в отдельности со странами Центральной Азии или к двустороннему согласованию действий России и Китая в рамках ШОС.

Литература

1. Аргументы и факты. Казахстан. 2010. №43.

2. Алматбаева Ж. Таджикистан: мал золотник, да дорог! // Свобода слова. 10 мар. 2011.

3. Алматбаева Ж. Туркменистан: тактика нейтралитета // Свобода слова. 3 мар. 2011.

4. Алматбаева Ж. «Шутки» по-пекинский // Свобода слова. 16 сент.

2010.

5. Алматбаева Ж. Туркменистан: тактика нейтралитета // Свобода слова. 3 мар. 2011.

6. Вольф М. Прикладное искусство. Как на астанинском саммите ОБСЕ сходятся интересы различных государств // АИФ Казахстан. 2010. №43.

7. Взгляд. 20 апр. 2011.

8. Дробот Г. Китай в мировой политике: ресурсы, цели проблемы, отношения с Россией // Вестник Моск. Университета. Сер. 18. Социология и политология. 2009. №1.

9. Келешек Р. Американские компании в Казахстане // Казахстанская правда. 3 апр. 2007.

10. Лифань Ли, Шиу Дин. Геополитические интересы России, США и Китая в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. 2004. №3.

11. На линии большого разлома // Свобода слова. 2010. 26 авг.

12. Парамонов В. У нас одна цель - добить самих себя // Свобода слова. 25 нояб. 2010.

13. Перл Р.Ф. Террор в XXI веке // Аргументы и Факты. 2010. №40.

14. Полетаев Э. Взгляд эксперта // Свобода слова, 16 сентября 2010.

15. Свобода слова. 19 авг. 2010.

16. Сухов А.В. Кыргызстан: Роль Хизб-ут-Тахрир в радикализации ислама // Центральная Азия и Кавказ. 2006. №6(48).

17. Свобода слова. 24 мар. 2011.

18. Садыков Н.М. Этнос и религия как идентификационные факторы // Саясат. 1998. №5.

19. Сатпаев Д. Терроризм в Центральной Азии: реальность и перспективы // Саясат. 2008. №12.

20. Свобода слова. 2010. 19 авг.

21. Взгляд. 20 апр. 2011.

22. Свобода слова. 2011. 10 мар.

23. Свобода слова. 26 авг. 2010.

24. Смагулов И. Искусство дипломатии: от Абылая до Нурсултана Назарбаева // Аргументы и факты. 2010 . №37.

25. Мировая экономика: прогноз до 2020 года / Под ред. А. Дынкина. М., 2007.

26. Лыскова Л. Этнополитические процессы в Центрально-азиатском регионе в условиях нового миропорядка. Автореферат дис.... к.п.н. Бишкек, 2007.

27. Рахматуллаев Э. Превентивная дипломатия: теория, практика и ее перспективы в Центральной Азии. Автореферат. доктора полит. наук. М., 2008.

28. Доклад о человеческом развитии в Центральной Азии. Региональное бюро ПРООН по странам Европы и СНГ. Братислава, 2005.

29. Шоберлейн Д. Укрепление стабильности в Центральной Азии // Труды Международной конференции «Содействие стабильности в Центральной Азии». Ташкент. 2000.

30. Brzezinski Zb. A Geostrategy for Eurasia // Foreign Affairs. September/October. 1997.

References

1. Argumenty i fakty. Kazakhstan. 2010. №43.

2. Almatbaeva Zh. Tadzhikistan: mal zolotnik, da dorog! Svoboda slova. 10 mar. 2011.

3. Almatbaeva Zh. Turkmenistan: taktika neitraliteta. Svoboda slova. 3 mar. 2011.

4. Almatbaeva Zh. «Shutki» po pekinskii. Svoboda slova. 16 sent. 2010.

5. Almatbaeva Zh. Turkmenistan: taktika neitraliteta. Svoboda slova. 3 mar. 2011.

6. Vol'f M. Prikladnoe iskusstvo. Kak na astaninskom sammite OBSE skho-dyatsya interesy razlichnykh gosudarstv. AIF Kazakhstan. 2010. №43.

7. Vzglyad. 20 apr. 2011.

8. Drobot G. Kitai v mirovoi politike: resursy, tseli problemy, otnosheniya s Rossiei. Vestnik Mosk. Universiteta. Ser. 18. Sotsiologiya i politologiya. 2009. №1.

9. Keleshek R. Amerikanskie kompanii v Kazakhstane. Kazakhstanskaya pravda. 3 apr. 2007.

10. Lifan' Li, Shiu Din. Geopoliticheskie interesy Rossii, SShA i Kitaya v Tsentral'noi Azii. Tsentral'naya Aziya i Kavkaz. 2004. №3.

11. Na linii bol'shogo razloma. Svoboda slova. 2010. 26 avg.

12. Paramonov V. U nas odna tsel' - dobit' samikh sebya. Svoboda slova. 25 noyab. 2010.

13. Perl R.F. Terror v XXI veke. Argumenty i Fakty. 2010. №40.

14. Poletaev E. Vzglyad eksperta. Svoboda slova, 16 sentyabrya 2010.

15. Svoboda slova. 19 avg. 2010.

16. Sukhov A.V. Kyrgyzstan: Rol' Khizb ut-Takhrir v radikalizatsii islama. Tsentral'naya Aziya i Kavkaz. 2006. №6(48).

17. Cvoboda slova. 24 mar. 2011.

18. Sadykov N.M. Etnos i religiya kak identifikatsionnye faktory. Sayasat. 1998. №5.

19. Satpaev D. Terrorizm v Tsentral'noi Azii: real'nost' i perspektivy. Sayasat. 2008. №12.

20. Svoboda slova 2010. 19 avg.

21. Vzglyad. 20 apr. 2011.

22. Svoboda slova. 2011. 10 mar.

23. Svoboda slova. 26 avg. 2010.

24. Smagulov I. Iskusstvo diplomatii: ot Abylaya do Nursultana Nazar-baeva. Argumenty i fakty. 2010 . №37.

25. Mirovaya ekonomika: prognoz do 2020 goda. Pod red. A. Dynkina. M.,

2007.

26. Lyskova L. Etnopoliticheskie protsessy v Tsentral'no-aziatskom regione v usloviyakh novogo miroporyadka. Avtoreferat dis.... k.p.n. Bishkek, 2007.

27. Rakhmatullaev E. Preventivnaya diplomatiya: teoriya, praktika i ee perspektivy v Tsentral'noi Azii. Avtoreferat. doktora polit. nauk. M., 2008.

28. Doklad o chelovecheskom razvitii v Tsentral'noi Azii. Regional'noe by-uro PROON po stranam Evropy i SNG. Bratislava, 2005.

29. Shoberlein D. Ukreplenie stabil'nosti v Tsentral'noi Azii. Trudy Mezhdu-narodnoi konferentsii «Sodeistvie stabil'nosti v Tsentral'noi Azii». Tashkent. 2000.

30. Brzezinski Zb. A Geostrategy for Eurasia. Foreign Affairs. September/October. 1997.