CC BY
71
УДК 94(47)
DOI: 10.21685/2072-3024-2016-3-2
Н. Г. Карнишина
РЕФОРМЫ ПРОСВЕЩЕННОЙ БЮРОКРАТИИ В РОССИИ НА ПРИМЕРЕ РАБОТЫ РЕДАКЦИОННЫХ КОМИССИЙ 1850-х гг.
Аннотация.
Актуальность и цели. На примере подготовки и проведения реформы по отмене крепостного права в России исследуется роль просвещенных бюрократов, которые с середины 1850-х гг., по высочайшему повелению, занялись реформаторской законотворческой деятельностью, использовав методы, выработанные в период подготовки законопроектов 1840-х гг. В частности, это ярко проявилось на примере работы Редакционных комиссий, в работе которых помимо чиновников активное участие принимали члены дворянского сословия. Изучение опыта подготовки реформ с опорой на бюрократию, но с привлечением представителей образованного сословия в столице и провинции сохраняет свою актуальность в современной России.
Материалы и методы. Исследование проведено на базе архивных источников, статистических данных, опубликованных и неопубликованных воспоминаний современников. Автор проводит исследование с использованием формально-логического, статистического методов.
Результаты. В ходе написания статьи решена основная задача автора -провести анализ феномена просвещенной бюрократии в структуре управления в Российской империи и ее роли в подготовке и проведении реформы по отмене крепостного права в России.
Выводы. На основе обобщения источников о работе Редакционных комиссий в столице и в провинции на протяжении 1850-х гг. автор проанализировал опыт проведения реформ сверху в императорской России.
Ключевые слова: реформа по отмене крепостного права, просвещенная бюрократия, Редакционные комиссии, губернские комитеты.
N. G. Karnishina
REFORMS OF THE EDUCATED BUREAUCRACY IN RUSSIA BY THE EXAMPLE OF THE WORK OF EDITORIAL COMMISSIONS OF 1850s
Abstract.
Background. By the example of the preparation and making of reforms on cancellation of serfdom in Russia, the role of educated bureaucrats, who implemented the latter, using the methods that were worked out in the period of preparation of bills of 1840s, is investigated. It is vividly revealed in the work of educated commissions where members of the nobility took part. The study of the experience in preparation of reforms with the support of bureaucracy as well as with attraction of members of educated people in the capital and provinces is urgent in modern Russia.
Matherials and methods. The investigation was conducted on the basis of archival sources, statistical facts and published/unpublished memories of contemporaries. The author makes carried out the investigation with the help of formal-logical and statistical methods.
Results. The main aim of the author - the analysis of the phenomenon of educated bureaucracy in the management structure of the Russian Empire ant its role in the preparation and conduction of cancellation of serfdom in Russia - has been achieved.
Conclusions. On the basis of generalization of sources on the work of editorial commissions in the capital and provinces in 1850s the author analyzed the experience of reforms in the Russian Empire.
Key words: serfdom cancellation reform, educated bureaucracy, Editorial commissions, provincial committees.
В период системных реформ второй половины XIX в. в Российской империи особую роль играли молодые реформаторы, получившие позже в научной литературе наименование «просвещенные бюрократы», которые по высочайшему повелению занялись реформаторской законотворческой деятельностью, использовав методы, выработанные в период подготовки законопроектов 1840-х гг. Просвещенные бюрократы объединялись в стремлении к изменению николаевской системы путем введения законности и эмансипации. Эти устремления вызывали поддержку части образованного общества России.
В частности, это ярко проявилось на примере работы Редакционных комиссий, где использовались эксперты, выбранные из наиболее способных сотрудников различных министерств, ведомств, и представители поместного дворянства. В системе высших органов власти данное учреждение имело особое политическое значение и подчинялось непосредственно императору.
Подготовка крестьянской реформы велась в Секретном комитете (переименованном с опозданием на три месяца после фактического рассекречивания в Главный комитет по крестьянскому делу), в Министерстве внутренних дел и губернских дворянских комитетах. Все эти учреждения по-разному интерпретировали волю царя, и при отсутствии четкой правительственной программы предлагались самые различные варианты реформы. В феврале 1858 г. Александр II поручил министру внутренних дел С. С. Ланскому подготовить «общий план» для губернских комитетов. Работа была поручена возглавившему только что образованный Земский отдел МВД Я. А. Соловьеву, служившему до того в Министерстве государственных имуществ.
Поводов для передачи общего руководства подготовкой проекта в руки правительственных чиновников от общественных организаций накопилось к тому времени предостаточно. Ю. Ф. Самарин, входивший в подобный комитет в Самарской губернии, в письме от 12 октября 1858 г. писал: «Комитет собирается три раза в неделю для составления статей, которые вносятся в Комитет, иными словами, я пишу проект и провожу его сперва в Комиссии, которая мешает мне всеми силами, потом в Комитет, который питает ко мне весьма мало сочувствия. Кроме того, с утра до ночи беседы, споры, объяснения и непрерывная, постоянная пропаганда и борьба с тупостью и злонамеренностью» [1, с. 3, 4].
В течение лета и осени 1858 г. в обществе развернулась дискуссия по поводу проектов комитетов, находившая отражение в печати. Многие авторы сходились во мнении, что в этот период на первый план в этом процессе начинают выходить просвещенные бюрократы, так как именно тогда завершилось складывание правительственной программы освобождения крестьян,
ассоциируемой прежде всего с личностью члена Главного комитета генерал-адъютанта Я. И. Ростовцева.
В организованном журналом «Сельское благоустройство» и его издателем А. И. Кошелевым в 1858 г. обсуждении, опубликованном в разделе «Смесь», содержалось много писем мелкопоместных помещиков, выражавших это недоверие к бюрократии, готовившей реформу. В письмах к редактору помещики из Рязани, Курска, Костромы, Тулы и других городов выражали общее мнение многих, особенно мелкопоместных дворян: «Мы верим царю, мы верим крестьянам, мы верим своим братьям-дворянам, а на деле есть какое-то странное и в то же время сильное недоверие. Чему же мы не верим? Мы не верим тому, что писанное на бумаге исполнится на деле. А что причиною этого нашего неверия? Ни что иное, как отсутствие правды в словах писанных и делах наших» [2, с. 17-24].
Общая тенденция разобщенности чиновничества и населения, помноженная на недоверие к официальным властям, прежде всего столичным, приводила к недоверию и к инициированным этой властью Комитетам по разработке проекта реформы, в которых проявлялись, как в зеркале, и местные разногласия. Показательно в этом плане «Прошение российского дворянства Александру II о необходимости разрешить выбрать своих представителей в Главный Комитет в Петербурге для рассмотрения реформ в управлении». В нем, в частности, написано: «Застращанные действиями и угрозами административных властей, Губернские комитеты написали проекты, которые не выдерживают критики здравомыслия, причем, перестав быть в действительности представителями мнения выбравшего их сословия, они должны были избрать из среды себя депутатов, дабы в Главном Комитете объяснять проекты положений, будто бы от лица дворянства составленных. Правительственный круг не соответствует действиями своими важности предпринятого преобразования и высказал, что вопросы, обсуждению подлежащие, превосходят знания и силы его». Далее представители губернских комитетов выразили опасение, что администрация «приняла слишком революционное направление и боится в их лице обличения своих действий перед царем» [3, с. 1-5]. Мнение, что из провинции «до царя ничего не доходит», что сановники от него «все скрывают» было распространено в глубинке, что порождало массу подобных писем и прошений, оседавших в канцелярии.
Интерес представляет анализ работы губернских комитетов в период подготовки крестьянской реформы, содержащийся в письмах баронессы Э. Ф. Раден, которая в 1858 г. провела в г. Туле «...всю зиму из-за того, что муж был назначен членом комитета от губернатора». В своей переписке с князьями Черкасскими от 1858-1861 гг. она достаточно подробно описывала свои впечатления от деятельности губернского комитета по подготовке крестьянской реформы. Так, в письмах от 1858 г. Э. Ф. Раден писала: «В настоящее время великий вопрос разрабатывается, губернские города проявляют жизнь, им обыкновенно несвойственную. Тульский комитет начнет свои работы в первых числах октября. Мнения наших помещиков, конечно, весьма различны, тем не менее правое дело приобрело много сторонников. Большинство из них не принадлежит ни к числу эмансипаторов, ни к просвещенному элементу, но есть несколько членов, на которых можно рассчитывать. Некоторые разговоры, свидетельницей которых мне пришлось быть здесь,
служат мне мерилом того, что ожидает этих господ: им предстоит выслушивать со смирением самые бессмысленные возражения, спускаться до уровня самых ограниченных умов, бороться с озлоблением и хитростью, видеть, как самые узкие интересы принимают самые разнообразные формы, и предвидеть что "большинство" выберет в конце концов депутатов, весьма малоспособных отстаивать правое дело перед лицом Центрального Комитета в Петербурге. Комитет превзошел самые зловещие предчувствия. Кн. Черкасскому приходится бороться со злой волей и невежеством» [4, с. 5-13]. В дневниках и частной переписке Э. Ф. Раден описала столкновения, неизбежно возникавшие между эмансипаторами и противниками каких-либо нововведений в губернском обществе.
Сенатор Я. А. Соловьев в своих воспоминаниях «Крестьянское дело в 1856-1859 гг.» достаточно подробно рассмотрел состав и работу Редакционных комиссий. Он писал: «Открытие Редакционных комиссий последовало 4 марта 1859 г. на казенной квартире Я. И. Ростовцева. К первому заседанию собралось десять членов, получивших назначение и бывших в то время в Петербурге. Это С. М. Жуковский, Я. С. Соловьев - непременные члены; члены от разных ведомств: Н. А. Милютин, А. К. Гирс, М. Н. Любощинский, Н. П. Семенов, В. И. Булыгин, Н. В. Калачов, члены-эксперты: П. А. Булгаков, П. П. Семенов. Говоря о личном составе Редакционных комиссий, следует упомянуть, что Я. И. Ростовцев в одно из первых заседании заявил, что, по его мнению, весьма полезно было бы иметь для присутствия в отделениях с правом совещательного голоса "несколько помещиков небогатых, достаточно образованных", распоряжавшихся лично своим хозяйством. Это предложение хотя и было принято комиссиями, но осуществление его ограничилось приглашением по моей рекомендации бывшего члена от правительства Владимирского комитета по устройству быта крестьян А. П. Смирнова и старших делопроизводителей Земского отдела Н. Колошина и П. А. Шульца. Что же касается до другого предложения председателя - о выборе до десяти или управляющих имениями, или старост из разных местностей России для приглашения их в отделения поодиночке с целью отобрания от них полезных сведений, то это предложение также было принято комиссиями, но вовсе не осуществлялось» [5, с. 145-146].
Понимая необходимость анализа отклика в обществе на проблему освобождения крестьян, в особенности в провинции, Я. И. Ростовцев через Министерство внутренних дел и по его каналам потребовал из губерний подлинные сведения о помещичьих имениях, которые на основании программы для занятий губернских комитетов были представлены в комитеты каждым помещиков. Эти сведения, так и не разобранные губернскими комитетами, были представлены в комиссию. Приглашенный для этой работы К. М. Домонто-вич предложил ограничиться только сведениями об имениях с населением в 100 и более душ. Я. И. Ростовцев внес предложение членам комиссии заняться изучением журнальных статей, отдельных сочинений или брошюр по крестьянскому вопросу. Печатных сочинений, относящихся к этой проблематике, набралось до 1000, из них на русском языке - до 400. В составе этой библиотеки были также поступавшие в адрес Редакционных комиссии проекты и записки: из Главного комитета по крестьянскому делу (124), те, которые получались двумя председателями Редакционных комиссий
(Я. И. Ростовцевым и гр. Паниным) (266), всех таких записок накопилось 390 [5, с. 152-153].
При таком чисто канцелярском, привычном подходе к постановке дела в Редакционных комиссиях интересен, на наш взгляд, тот факт, что в целях изгнания из заседаний комиссий «стеснений бюрократического характера» Я. И. Ростовцев предложил членам комиссий приходить на заседания не в форменных или простых фраках, а в сюртуках и во время самих заседаний пить чай и курить. Канцелярский подход проявился и в делении Редакционных комиссий уже на втором заседании на три отделения: юридическое, административное, хозяйственное. Финансовая комиссия составляла как бы четвертое отделение. Члены ее были приглашены или назначены непосредственно при ее формировании.
Просвещенный характер комиссии подтверждает тот факт, что они создавались по принципу общности убеждений большинства ее членов. В подборе сотрудников Я. И. Ростовцеву помогали Н. А. Милютин и географ П. П. Семенов.
Комиссии издавали журналы как итог своей работы, которые в срочном порядке набирались в типографии тиражом 3 тыс. экземпляров и рассылались «высшим государственным лицам» и во все губернии. Рутинная бюрократическая работа по составлению докладов и подготовке вопросов являлась основой этой нетрадиционной государственной структуры. В течение года и семи месяцев работы комиссий было проведено 409 заседаний. Обычная практика работы различных комиссий прошлых лет предполагала не более 20 заседаний в течение года - полутора лет.
Н. Н. Павлов в своих записках «Редакционные комиссии 1859-1860 годов» вспоминал, что вошел в это учреждение от Министерства государственных имуществ по рекомендации Я. И. Ростовцева. При этом Н. Н. Павлов оставался на своей должности управляющего Московской палатой государственных имуществ и должен был ежемесячно ездить из Петербурга в Москву. Н. Н. Павлов писал: «Мы вообще занимались крайне ретиво, и помню случаи, когда после заседаний комиссии возвращались в 4 утра домой, я садился за исправление корректуры своего доклада по замечаниям комиссии и, окончив работу к семи часам утра, спешил отправить ее в типографию. И нас никто не понукал, не заявлял требований, а работали мы, как работает редкий чиновник, из одного усердия и любви к нашему делу, из одного желания сделать лучше и скорее, не вносили никакого личного самолюбия в дело, охотно подчинялись замечаниям и мнениям товарищей». Бюрократический принцип разделения сфер деятельности виден из следующих слов Н. Н. Павлова: «Обращаясь теперь к деятельности членов наших комиссий, я не могу быть сколько-нибудь компетентным судьей по вопросам, относящимся до предметов хозяйственного отделения. О деятельности финансовой комиссии мы никаких сведений почти не имели. В докладах административного отделения принимали все мы в общих заседаниях деятельное участие, но к докладам хозяйственного отделения почти совершенно безучастно относились: Семенов (вел постоянно записки комиссий), Любощинский, Ламанский, Бунге, Христофари, кн. Голицын, Арапетов. За труды в Редакционных комиссиях, кроме объявленного нам через министра внутренних дел благоволения и пожалования золотых медалей с надписью "благодарю", мы, чиновники, полу-
чили еще награды» [6, с. 3]. Н. Н. Павлов отмечал, что деление членов комиссий на командированных от министерств и приглашенных в качестве экспертов было чисто искусственным и полностью зависело лишь от отношения людей к делу, при этом подчеркивая соблюдение на всех этапах бюрократической процедуры делопроизводства и вознаграждения за работу.
На наш взгляд, следует согласиться с выводами исследователя А. Рибе-ра, который рассматривал бюрократию России именно в контексте становления во второй половине XIX в. нового, более сложно организованного гражданского общества [7]. Именно в этот период происходило усложнение внутренней структуры правящей элиты и ее взаимоотношений с обществом. В центре политической власти оставался император, а его родственники начали играть более активную роль в политической жизни страны. Придворные продолжали пользоваться исключительными социальными привилегиями, близостью к царю, однако в такой сложный переходный период в развитии страны они уже не обладали достаточными знаниями и навыками, чтобы управлять экономикой и влиять на политическую ситуацию в стране. Высвобождающиеся места около императора начали заполняться профессиональными чиновниками высшего уровня.
Центр политической жизни сместился от царского двора в министерские коридоры. Главы ведомств имели реальную власть и механизмы влияния и в обществе, и при дворе, обладая прежде всего монополией на информацию в компетенции своего ведомства. В этом плане наибольшие возможности влияния не только на придворные круги и столичных жителей, но и на провинциальные властные структуры имело Министерство внутренних дел. Данный тезис подтверждает и анализ формулярных списков, который ясно показал, что группа товарищей министров и глав департаментов эволюционировала на протяжении 1860-1870-х гг. в сторону чиновников-профессионалов, выходцев из чиновничьей среды, имевших быстрый карьерный рост, более молодых по сравнению с остальными членами центрального аппарата управления.
В этой связи интересен, на наш взгляд, вывод А. Рибера о том, что применительно к анализу политических убеждений чиновничества России корректнее было бы использовать не заимствованные из западноевропейского опыта термины «либеральный», «реакционный», «консервативный», а выделять два политических стиля: протекционизм и профессионализм. А. Рибер выделил четыре бюрократические «партии» (слово весьма распространенное в то время в России, но несущее смысл «группы единомышленников, подчас объединенных не для политической борьбы, а, например, для смещения кого-либо с его поста). Первой партии он дал условное название «экономисты». Второй - «инженеры», т.е. те, которые группировались вокруг министра путей сообщения П. П. Мельникова и занимались в первую очередь программой строительства железных дорог. Третья группа - «военные», во главе с военным министром являлись разработчиками военной реформы. Отдельную группу составляла фракция Шувалова, сформировавшаяся из так называемой «партии плантаторов» и отстаивавшая интересы аристократии [7, с. 40-46].
Наибольший интерес представляла работа группы «экономистов» -специалистов в области финансов, статистики, экономистов-теоретиков и журналистов, объединившихся вокруг назначенного в 1862 г. министра фи-
нансов М. Х. Рейтерна. Профессиональные знания и опыт бюрократической и придворной интриги помогли им упрочить свое положение в правительственном аппарате. В отстаивании своей политической линии они опирались на поддержку двух периодических изданий - «Санкт-Петербургские ведомости» и «Биржевые ведомости». В основном эта группа профессионалов занималась отстаиванием своей программы в области налогообложения, финансов, банковского дела, тарифов, железных дорог и внешней торговли.
Группировку «военных» составили выпускники и преподаватели Николаевской академии Генерального штаба и Инженерной академии, которую возглавил Д. А. Милютин, занимавший пост военного министра с 1861 по 1881 г. Основные разногласия «военных» с «экономистами» касались финансовых проблем, с фракцией П. А. Шувалова - реформы военного образования, крестьянского и дворянского вопросов.
Разногласия между группировками возникали не по поводу необходимости тех или иных реформ, а, по сути, по срокам и путям проведения реформаторского курса. Царь принимал на себя роль третейского судьи между группировками. Такой стиль управления лишь способствовал появлению и росту все новых соперничающих политических группировок, которые сами по себе были слишком слабыми и раздробленными, чтобы контролировать ситуацию.
На наш взгляд, говорить об устойчивых политических группировках в среде бюрократии в тот период еще нельзя. Можно лишь выделять яркие личности высших сановников-профессионалов с немногочисленной группой единомышленников-сослуживцев, инициировавших и вдохновлявших разработку и проведение той или иной реформы в жизнь. Это, в частности, относится к М. Х. Рейтерну и к Д. А. и Н. А. Милютиным.
С другой стороны, говоря о течениях в среде бюрократии вообще и столичной в частности, необходимо выделить два устойчивых направления -прогрессивное и охранительное. По определениям сенатора Я. А. Соловьева, «люди известных убеждений не один раз соединялись в более или менее большие группы и уславливались в способах достижения предположенной цели, хотя у нас не было и нет до сих пор политических партий в том смысле, в каком они существуют на Западе, т.е. нет тех единомышленных групп, действующих сообща для достижения ясно понятых целей, которые они стремятся достигнуть». Выделяя эти два направления, Я. А. Соловьев писал: «Партия охранительная - консервативная, ретроградная, реакционная, крайне помещичьего направления, крепостников - в противоположность партии прогрессивной - либеральной, эмансипаторов». Применительно к крестьянской реформе сенатор пояснял, что эмансипаторы - люди, «содействующие делу освобождения крестьян с землей в возможно либеральном смысле», а «охранители - затрудняющие ход дела или вовсе не признающие преобразования необходимыми, или сочувствующие только безземельному освобождению».
На примере состава комиссий такое распределение на два направления прослеживалось уже на уровне официальных назначений и подбора кадров. Всех членов комиссий от разных ведомств было 11; членов-экспертов было приглашено из членов губернских комитетов 12, из дворян-помещиков, не бывших членами комитетов, - 8. На заседаниях присутствовало 18 членов-экспертов. По политическим пристрастиям они распределялись следующим
образом: принадлежащих к либеральному направлению - 9, к консервативному - 5, к представителям западных губерний - 4 [8, с. 2].
П. Д. Стремухов, прибывший в Петербург от Нижегородского комитета для составления Положения о крестьянах, поделился своими впечатлениями о столичной общественной жизни того периода. Наблюдения провинциального жителя, бывшего губернским предводителем дворянства, представляют интерес как «взгляд со стороны»: «Настроение в обществе было приподнятым, - писал он, - возбужденным открывавшимися после долгого застоя новыми перспективами. Вопросы об административной нейтрализации и ее влиянии на нашу государственную жизнь; об отрицательной роли наших общественных сил в правительственной деятельности; о разобщенности этих сил и дальнейшем их развитии в отношениях как между собою, так и к государству - и тому подобные вопросы занимали и волновали общество не менее вопроса об освобождении крестьян». Характеризуя съехавшихся с разных мест депутатов, П. Д. Стремухов подчеркивал, что те практически с самого приезда разбились на группы. Он отмечал: «Одна из этих групп собиралась у А. М. Унковского (бывшего тверского губернского предводителя). К этой группе примкнули самые горячие реформаторы. Здесь в связи с крестьянскою реформой происходило широкое обсуждение вопроса о преобразованиях в суде и администрации, в зависимость от которых ставились и благие последствия самой крестьянской реформы. С особенной настойчивостью выдвигался здесь и вопрос о свободе печати. Столь широкая и по существу радикальная программа придавала собраниям этой группы особенную политическую окраску». Далее, описывая группы, по которым разошлись депутаты из регионов, автор выделил несколько из них, избегая жесткого деления на либералов и традиционалистов. В частности, говоря о совещаниях, проходивших у Саратовского губернатора, П. Д. Стремухов определил их как «более корректные» по сравнению с первой группой, так как здесь на первом плане были лишь земледельческие интересы, подвергавшиеся обстоятельному обсуждению.
У П. Д. Стремухова сложилось устойчивое впечатление, что, с одной стороны, обсуждение реформ было для столичных жителей развлечением, когда «карточная игра оставалась на втором плане», а с другой стороны, обсуждения и в обществе, и в комиссиях никоим образом не влияли на проекты готовящихся реформ, и «некоторые со стороны депутатов попытки к тому, чтобы разрешено было им представить свои соображения на окончательные труды комиссий, до поступления оных в Главный комитет по крестьянскому делу, успеха не имели» [9, с. 4].
Редко можно охарактеризовать того или иного сановника как классического либерала или классического охранителя в период подготовки и проведения крестьянской реформы. П. Д. Стремухов как не принадлежащий к высшей бюрократии человек из губернского города сумел подметить в столице общее настроение повышенных ожиданий от людей, не до конца еще осознавших, что в конечном счете от них, как и всегда, ничего зависеть не будет. Даже высшие сановники рядились в тогу прогрессивно мыслящего человека, отдавая дань моде.
Такие признанные публицисты и общественные деятели, как К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, В. А. Гольцев, также в свою очередь предпринимали
попытки анализа политических предпочтений служилых людей. На наш взгляд, интересна точка зрения К. С. Аксакова, который считал, что все направления в основе своей имели идеи раннего славянофильства и западничества. В частной переписке в августе 1859 г. К. С. Аксаков писал: «Последний этап в развитии раннего славянофильства, когда в этом течении произошел раскол. Условно говоря, определились два крыла: "радикальное" (А. И. Хомяков, К. С. и И. С. Аксаковы и, отчасти, А. И. Кошелев) и "реформистское" (Ю. Ф. Самарин и кн. В. А. Черкасский). Первое держалось старых принципов "неполитического" славянофильства, всегда пугавшего администрацию. Оно составило идейно-нравственную оппозицию правительственному курсу и полагало, что бюрократические методы решения крестьянского вопроса приведут в конце концов Россию на путь кровавых революций. Второе крыло образовалось постольку, поскольку именно они двое были приглашены сотрудничать в комиссиях для подготовки проекта крестьянской реформы. Представился случай прямого воздействия на решение главного вопроса того времени, и они пошли на компромисс, полагая, что только так и может быть достигнут положительный результат. Вместе с товарищем министра внутренних дел Н. А. Милютиным они к середине лета 1859 г. заняли весьма влиятельную позицию в комиссиях» [10, с. 7, 8].
К. С. Аксаков считал принципиально важным моментом факт привлечения в качестве экспертов в Редакционные комиссии представителей славянофилов, считая, что именно общественные деятели более раннего периода могут реально повлиять на политические настроения бюрократии и тем самым предопределить и суть готовящегося проекта реформы. Но уже в следующем своем письме от 16 ноября 1859 г. К. С. Аксаков разочарованно констатировал очередную победу бюрократии и в таком наиважнейшем деле, каким являлось освобождение крестьян от крепостной зависимости. Обращаясь к кн. Черкасскому, К. С. Аксаков восклицал: «Остается утешаться тем, что не всегда же будет сочиняться русская история в Петербурге, что вам господа, совершить душегубство над русским народом на деле не удастся. Вы русский, Вы не должны быть ни Аристократом, ни Бюрократом» [10, с. 10, 11].
За разочарованием приверженца славянофильства видно еще и сильное недовольство самим ходом подготовки проектов реформ, когда все решается келейно, в кругу верхушки петербургского чиновничества, без «должного почтения к народу». Сам факт привлечения экспертов со стороны, не из касты высшей бюрократии вызывал раздражение, несмотря на формальность такого привлечения. Это дало повод в дальнейшем обвинить именно людей со стороны в неудачах и проблемах последующего периода. Так, в 1875 г. Р. А. Фадеев писал в письмах Ю. Ф. Самарину: «Неужели Вы серьезно думали, что книга моя была внушена какой-то партией, что в душе я заботился исключительно об интересах дворянства и т.п. Если бы у нас существовала такая партия, способная единодушно обдумать стройную программу, то я не имел бы причины писать о русском разброде. У наших консерваторов, как и у наших либералов, есть только вкусы, а не систематические планы. Одни Вы, славянофилы, составляйте исключение, а потому и развиваете, должно быть для противовеса, идеи систематические» [11, с. 9].
На примере создания и деятельности комиссий становится очевидным, что использование термина «либеральная бюрократия» не совсем точно отражает политические взгляды и настроения группы сановников, выступавших сторонниками разработки и проведения той или иной реформы. Тот факт, что Александр II полностью передоверил сановникам подготовку и осуществление реформы, коснувшейся подавляющего большинства населения страны, означал, что слабые ростки общественных комитетов не прижились на российской почве, оказавшейся не готовой взрастить их, да и сами «саженцы», по мнению современников, были слишком слабыми и требовали большего внимания и времени для роста [12, с. 16].
Список литературы
1. Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 265. К. 38. Д. 2.
2. Сельское благоустройство. - СПб., 1858. - Кн. 1. - С. 17-24.
3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 678. Оп. 1. Д. 1151.
4. ГАРФ. Ф. 698. Оп. 1. Д. 218.
5. Конец крепостничества в России. Документы, письма, мемуары, статьи / под ред.
B. А. Федорова. - М., 1994. - 263 с.
6. НИОР РГБ. Ф. 139. К. 13. Д. 11.
7. Rieber, A. J. The Politics of Autocrasy / A. J. Rieber. - Paris, 1966. - 233 p.
8. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 126. № 26.
9. ОР РНБ. Ф. 523. № 1042.
10. НИОР РГБ. Ф. 327. К. 4. Д. 21.
11. НИОР РГБ. Ф. 265. К. 205. Д. 18.
12. Карнишина, Н. Г. Западные губернии Российской империи: проблемы государственно-правового устройства / Н. Г. Карнишина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2012. - № 3 (23). -
C. 14-20.
References
1. Nauchno-issledovatel'skiy otdel rukopisey Rossiyskoy gosudarstvennoy biblioteki [Manuscript research department of the Russian State Library]. (NIOR RGB). F. 265. K. 38. D. 2.
2. Sel'skoe blagoustroystvo [Rural improvement]. Saint-Petersburg, 1858, bk. 1, pp. 17-24.
3. Gosudarstvennyy arkhiv Rossiyskoy Federatsii [State Archive of the Russian Federation]. (GARF). F. 678. Op. 1. D. 1151.
4. GARF. F. 698. Op. 1. D. 218.
5. Konets krepostnichestva v Rossii. Dokumenty, pis'ma, memuary, stat'i [The end of serfdom in Russia. Documents, letters, memoirs, articles]. Ed. by V. A. Fedorov. Moscow, 1994, 263 p.
6. NIOR RGB. F. 139. K. 13. D. 11.
7. Rieber A. J. The Politics of Autocrasy. Paris, 1966, 233 p.
8. Otdel rukopisey Rossiyskoy natsional'noy biblioteki [Manuscript department of the Russian National Library]. (OR RNB). F. 126. № 26.
9. OR RNB. F. 523. № 1042.
10. NIOR RGB. F. 327. K. 4. D. 21.
11. NIOR RGB. F. 265. K. 205. D. 18.
12. Karnishina N. G. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumani-tarnye nauki [University proceedings. Volga region. Humanities]. 2012, no. 3 (23), pp. 14-20.
Карнишина Наталья Геннадьевна доктор исторических наук, профессор, кафедра истории Отечества, государства и права, Пензенский государственной университет
(Россия, г. Пенза, ул. Красная, 40) E-mail: [email protected]
УДК 94(47) Карнишина, Н. Г.
Реформы просвещенной бюрократии в России на примере работы Редакционных комиссий 1850-х гг. / Н. Г. Карнишина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2016. -№ 3 (39). - С. 15-25. Б01: 10.21685/2072-3024-2016-3-2
Karnishina Natalia Gennadievna Doctor of historical sciences, professor, sub-department of history of Russia, state and law, Penza State University (40 Krasnaya street, Penza, Russia)
