Рефлексивность и концептуализация в языке новейшей русской поэзии Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Филология

Вестник Нижегородского университета им. Н .И. Лобачевского, 2016, № 6, с. 215-218

УДК 81

РЕФЛЕКСИВНОСТЬ И КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ В ЯЗЫКЕ НОВЕЙШЕЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ

© 2016 г. Е.В. Суслова

Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, Н. Новгород

[email protected]

Поступилт в рвдтщию 20.01.2016

Рассматривается категория рефлексивности в связи с проблемой концептуализации в текстах новейшей русской поэзии. Рефлексивность понимается как внутреннее семантическое усложнение поэтического текста. Среди нескольких типов субъективации выделяется концептуализирующий тип субъективации, характерной чертой которого является высокая рефлексивность текста. Характерной языковой чертой поэтических текстов такого типа является нерасчлененная референция, усложненный синтаксис, ориентация на полевую структуру. В статье анализируются поэтические тексты Г. Айги, А. Драгомощенко, Н. Сафонова, в которых проявляются корреляции между типом концептуализации и категорией рефлексивности.

Ключввыв словт: рефлексивность, субъективация, новейшая русская поэзия.

Субъективация и тавтологизация понимаются в нашем исследовании как два базовых показателя рефлексивности поэтического текста: «Поэтическая практика <...> как раз и воплощает этот постоянный переход от знака к не-знаку и от субъекта к не-субъекту, каковым и является поэтический язык» [1, с. 288].

Рефлексивность реализуется в типе субъективации и задает логику развертывания текста. Чем сложнее организован субъект, чем выше рефлексивность поэтического текста, тем ниже его семиотичность и сильнее смещение в сторону «символической работы» [1, с. 289]. При усложнении структуры субъекта более содержательными становятся вертикальные связи.

Тавтология (как более узкое понятие по отношению к повтору) блокирует дальнейшую семиотизацию поэтического текста, переводя высказывание в «иной семиотический ранг» [2, с. 11], и «вычленяет повторяемое в некую серию (парадигму)» [2, с. 14]. Такое «переведение в иной семиотический ранг» усложняет рефлексивную структуру поэтического произведения, а следовательно, и структуру субъекта. Тавтология в поэтическом тексте распределяет его семиотический потенциал.

Тип субъективации, где рефлексивность максимальна, можно назвать концептуализирующим. В поэтческих текстах такого типа не всегда понятно, «о чем, собственно, идет речь». Это связано с нерасчлененностью референции, проявляющейся на уровне текстового целого, а не на уровне отдельных высказываний.

Основная ориентация этого типа субъективации направлена на отношение, которое проявляется в установлении связи между областью

сознания и ее знаковыми реализациями. Так как сознание не схватывается знаковыми конфигурациями, авторы используют аппарат образов-схем. Концептуализирующий субъект может задавать организацию поэтического текста по принципу поля, когда оппозиция между синтагматикой и парадигматикой практически перестает быть релевантной.

Авторов, у которых можно найти тексты с таким типом субъективации, не так много. Во второй половине XX в. - начале XXI в. можно назвать некоторые тексты Г. Айги, А. Драгомощенко, Н. Сафонова, Н. Скандиаки и некоторых других.

Референтную область можно уловить, если начать с простого описания лексико-граммати-ческой организации текста:

пока черное есть черное, и оно движимо

отстранением цвета (пока масса между событием и прошедшим

собирается, явленная не языком) может ли сохраниться сигнал цвета, припадающего к ночи бессилия последние дни вне этого смысла оставленности, окаменелости

пешехода

на промежутках материи у кистей рук. Так,

однажды

пока ты говоришь, что сон это лепесток

космоса

вырванного наверх, так и продолжаешь

бодрствовать у края реки т.е. остается следить: линий берега не видно,

но край есть проплывая сквозь лиственные заросли

к остановке

о чем говорило это

(эти, так же, как и те, берега) [3, с. 20].

В тексте не используются формы личных местоимений, кроме одного случая: ты говоришь. Зато встречается несколько инфинитивов, глагольная связка есть, дейксис. Все это указывает на конструирование обобщенного пространства. Точка отсчета задается не личным местоимением «я», а структурой тождества, включенной в вопрос: пока черное есть черное, и оно движимо отстранением цвета <...> / может ли сохраниться сигнал цвета. Для этого стихотворения характерно использование сложных предложений, на основании чего можно сделать вывод, что текст именно пишется, а не проговаривается. Существительные распадаются на две группы: абстрактные (отстранением, масса, событием, прошедшим, языком, сигнал, бессилия, смысла, оставленно-сти, окаменелости и др.) и конкретные (ночи, пешехода, лепесток, космоса, реки, берега и др.). В первой части (где графически строки разбиты по две) можно видеть, что первая строка связана со схемой визуального ((пока черное есть черное, и оно движимо отстранением цвета <. > / может ли сохраниться сигнал цвета, припадающего к ночи бессилия <...> / на промежутках материи у кистей рук. Так, однажды), а вторая - со схемой семиозиса (пока масса между событием и прошедшим собирается, явленная не языком) <.> последние дни вне этого смысла сдавленности, окаменелости пешехода <. > / пока ты говоришь, что сон это лепесток космоса). Между этими двумя планами устанавливается отношение: тавтологи-зируется то, что не может быть отчетливо высказано. В третьей части появляются уже опознаваемые предметы (край берега, заросли). Мы приходим от более обобщенного, схематичного образа к более конкретному. Поэтому можно говорить, что глубинной темой этого стихотворения является наблюдение за собственным сознанием в процессе конкретизации образа.

Рассматривая процесс формирования речи, Е.С. Кубрякова выделяет цепочку личностные смыслы - внутреннее слово - системные значения - внешнее слово [4, с. 60]: «Путь от мысли к слову представляет собой сложный и поэтапный процесс перехода от рождающихся в голове смутных образов, ассоциаций, представлений и т. д., от активизируемых в момент пробуждения сознания концептов и личностных смыслов и потребности сказать что-то - к переработке этих личностных смыслов, производимой в целях их дальнейшего ословливания, для чего некоторые смыслы стягиваются в одно целое, некоторые устраняются, некоторые оказываются в фокусе сознания и т. п. Эта переработка оборачивается с лингвистической точки зрения в пе-

реход от личностных смыслов к языковым значениям, закрепленным в системе языка за определенными языковыми формами» [4, с. 139]. Поэтические произведения с концептуализирующим типом субъективации представляют самый рефлексивный тип текстов, так как именно здесь требуется работа по обнаружению глубинной темы и реконструкции процессов речевой деятельности, которые заложены в произведении как часть его содержания.

Рассмотрим стихотворение А. Драгомощенко:

Книга прирастает к книге.

Просачиваясь, лист перестраивает воздух.

Горизонт вычеркивается, графит полнит

пустоты, в порах крошатся формы [5].

Образы строятся так, что представить их достаточно проблематично. При отсутствии синтаксической аномальности аномальность возни-кает на уровне глубинной семантики: за счет блокирования зрительного плана схема образа актуализирует какую-либо операцию или снимает оппозицию между предметом и действием.

Если посмотреть на текст А. Драгомощенко с этой точки зрения, то четыре строки могут быть схематизированы следующим образом: соединение ^ проникание ^ трансформация ^ отрицание ^ заполнение ^ дробление. Фактически это тропы, которые можно представить как тропы концептуальные, функция которых -обнажение концептуального каркаса. Восприятие читателем этих тропов происходит в два акта: 1) блокируется референтная способность, что переключает внимание с содержания на структуру; 2) формируется обобщенная семантика конкретного образа как операции. Если мы посмотрим на лексико-семантическую организацию текста, то увидим, что выделяются поле языка и текста (книга, лист, графит, вычеркивается), поле природного мира (воздух, горизонт), поле абстрактных объемов (пустота, формы), поле тела (поры). Последние две строки Горизонт вычеркивается, графит полнит / пустоты, в порах крошатся формы связаны с переходом во внутреннее пространство, где действуют уже не представления, а схемы представлений: «говорить - значит перейти от субъективного невербального концептуального кода, кода образов и схем, к коду вербальных смыслов и значений» [4, с. 55]. О. Северская, исследователь поэзии метареализма, пишет, что «глубинный» образ «как правило, не имеет коррелята в общеязыковой системе, а значит, и соответствующего единого языкового выражения» [6, с. 161].

В поэтических текстах с концептуализирующим типом субъективации большую роль

Рефлексивность и концептуализация в языке новейшей русской поэзии

217

играет пространственная организация семантического плана, которая приводит к тому, что повторяющиеся элементы по организации значения приближаются к значению концептов:

ЗАРЯ: В ПЕРЕРЫВАХ СНА где всмь как золотую пыль -

как обрамленье красное приснившееся книги: «nëantdevoix» -

от сердца высоко во сне над ним висящее -

о так сжигают всмь:

и жизнь - как некою его: умершею! -

она - разрозненною красною как в плаче перерывы мои теперь со сна! -

и лишь сознанье где-то сплавом ангельским над тенью здесь затерянной -

иное

далеко [7].

Сразу на себя обращают внимание рассогласованность грамматических форм глагола и тенденция к использованию причастий как форм с признаком определения: приснившееся / висящее / умершею / разрозненною / затерянной. В этом тексте три повторяющихся элемента: неизменяемая в контексте устаревшая форма первого лица ед. ч. глагола «быть» -всмь, выделенная автором (где есмь как золотую пыль; о так сжигают есмь), прилагательное иртсныо (как обрамленье красное приснившееся книги; она - разрозненною красною / как в плаче перерывы), существительное сон (как обрамленье красное приснившееся книги; от сердца высоко во сне над ним висящее; как в плаче перерывы / мои теперь со сна!). Каждое из этих слов имеет своего рода микросемантическое поле (слова, производные от них или с ними связанные). В свою очередь, каждое из этих микросемантических полей захватывает другие слова. Например, к полю иртс-нов подключаются слова сердце, перерывы, а к полю сон - умершею. В результате линейно развертывающийся текст представляет собой скорее структуру, напоминающую расходящиеся круги, где в центре будут концепты, на которых держится целое, а по краям - слова, выполняющие функцию варьирующих базовое (глубинное) значение.

Тропы в текстах с концептуализирующим типом субъективации могут реализовываться не на материале всего текста, а на материале повторяющихся единиц:

Имя, что есть (теперь) среди

Решения перейти мост поперек, другое

название для воды

Имя, что есть теперь (среди)

Имя, которое, - ... дальше начало

становится промежутком

Пропущено в хронологии (имя, которое)

почти все, о чем не зашла бы речь. Речь

об обратном:

«После того, как все было сожжено: люди, оставшиеся внутри» «Перемещению воздуха»; «оставшиеся внутри, чередой движений» [3, с. 4].

Мы видим, что в качестве базового риторического средства применяется хиазм. Автор показывает, как меняется смысл в речевой структуре, если в ней изменить значение. Хиазм в данном случае служит не для формирования высказывания, а как оператор изменения смысла, и задает сравнение второго порядка. Эти три фрагмента образуют достаточно связный текст, для того чтобы определить тему: речь идет об имени «тех, кто остался внутри».

Реализация тропа на уровне повтора свидетельствует о самостоятельности тавтологического уровня внутри стихотворения и его потенциале в плане тропообразования. Поэтому поэтические тексты, в которых главным определяющим фактором является структура концептуализирующего субъекта (главная функция которого - концептуализация), имеют большое значение для исследования сознания.

Исследование выполнено при поддержке РГНФ (проект № 13-04-00363 «Языковые параметры философских и поэтических текстов в России и Европе 19-21 вв.»).

Список литературы

1. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 656 с.

2. Фарыно Е. Повтор: свойства и функции // Алфавит: Строение повествовательного текста. Синтагматика. Парадигматика: Сб. ст. Смоленск, 2004. С. 5-21.

3. Сафонов Н. Узлы. СПб.: kraft, СвобМарксИзд., 2011. 32 с.

4. Кубрякова Е. С. Номинативный аспект речевой деятельности. М.: Наука, 1986. 159 с.

5. Драгомощенко А. Описание [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.vavilon.ru/texts/ dragomot4-1.html

6. Северская О. «Здесь все что-то напоминает, на что-то указывает, к чему-то отсылает.» // Лингви-

стика и поэтика: преодоление границ. Памяти Ната- 7. Айги Г. Теперь всегда снега. Стихи разных лет. лии Алексеевны Кожевниковой: Сб. ст. М., Тверь, 1955-1989 [Электронный ресурс]. Режим доступа: 2008. С. 261-273. http://www.vavilon.ru/texts/aigi6-1.html

REFLEXIVITY AND CONCEPTUALIZATION IN THE LANGUAGE OF CONTEMPORARY RUSSIAN POETRY

E.V. Suslova

In this article, the category of reflexivity is considered in relation to the problem of conceptualization in contemporary Russian poetry. Reflexivity is understood as an internal semantic complexity of the poetic text. The conceptualizing type of subjectivation is identified among the several types of subjectivation, which is characterized by the high reflexivity of the text. The language of poetic texts of this type is characterized by undivided reference, complicated syntax, and focus on the field structure. The article contains an analysis of G. Aygi's, A. Dragomoshchenko's, N. Safonov's texts, in which a correlation is manifested between the type of conceptualization and the category of reflexivity.

Keywords: reflexivity, subjectivation, contemporary Russian poetry.

References deyatel'nosti. M.: Nauka, 1986. 159 s.

5. Dragomoshchenko A. Opisanie [Ehlektronnyj

1. Kristeva Yu. Izbrannye trudy: Razrushenie poehti- resurs]. Rezhim dostupa: ki. M.: Rossijskaya politicheskaya ehnciklopediya http://www.vavilon.ru/texts/dra-gomot4-1.html (ROSSPEhN), 2OO4. 656 s. 6. Severskaya O. «Zdes' vse chto-to napominaet, na

2. Faryno E. Povtor: svojstva i funkcii // Alfavit: chto-to ukazyvaet, k chemu-to otsylaet...» // Lingvistika i Stroenie povestvovatel'nogo teksta. Sintagmatika. Para- poehtika: preodolenie granic. Pamyati Natalii Alekseevny digmatika: Sb. st. Smolensk, 2004. S. 5-21. Kozhevnikovoj: Sb. st. M., Tver', 2008. S. 261-273.

3. Safonov N. Uzly. SPb.: kraft, SvobMarkslzd., 7. Ajgi G. Teper' vsegda snega. Stihi raznyh let. 2011. 32 s. 1955-1989 [Ehlektronnyj resurs]. Rezhim dostupa:

4. Kubryakova E.S. Nominativnyj aspekt rechevoj http://www.vavilon.ru/texts/aigi6-1.html