CC BY
42
Вестник ПСТГУ. Серия III: Филология.
2017. Вып. 52. С. 48-61
Головнина Наталья Геннадьевна,
Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер., 6 [email protected]
ПСТГУ
Франгулян Лилия Рубеновна, канд. филол. наук, Институт востоковедения РАН Российская Федерация, 107031, г. Москва, ул. Рождественка, 12 [email protected]
Реальность и художественный вымысел
У КОПТСКИХ АГИОГРАФОВ (образ Диоклетиана в литературе циклов, сер. VII - сер. VIII в.)*
Н. Г. Головнина, Л. Р. Франгулян
В статье на материале агиографических памятников под названием «циклы» (сер. VII — сер. VIII в.) анализируется легенда об императоре Диоклетиане, сложившаяся в коптской литературе. Ее сравнение со сведениями греческих и латинских историков (Евсевий Памфил, Лактанций, Аврелий Виктор, Евтро-пий) позволяет говорить о продуманной трансформации исторического образа в соответствии с принципами генезиса и бытования мученических и житийных текстов, с той особенностью, что создается герой отрицательный. Даже фантастические или не совпадающие с историческими обстоятельствами рассказы из жизни Диоклетиана не случайный плод воображения, но методичная работа в рамках уже сложившихся канонических схем, прежде всего мученичества, и идеальных образов, в первую очередь правителя. Функциональным оказывается прием антитезы: отсутствующие в историческом описании черты воссоздаются как противоположность принятого идеала. Из исторического материала выбирается тот, который наиболее полно соответствует создаваемому герою, т. е. авторов интересует правдивость образа, как они ее понимают, а не правдивость в передаче фактов. Так, Диоклетиану усваиваются факты и черты не тезки, но реальных инициаторов Великого гонения Галерия и Максимина Дазы, о которых сообщают историки. Агиографы не смущаются пренебрегать и хронологическими рамками, например, они придают своему Диоклетиану черты не только его современников, но и Юлиана Отступника с целью создать образ идеального отрицательного героя. Правомерными и допустимыми воспринимаются сюжеты, если они построены по аналогии с библейскими историями или с учетом экзегетической традиции. Интересным феноменом можно признать последующее восприятие агиографической реальности в качестве источника достоверных сведений.
* Исследование осуществлено в рамках Программы научных исследований Фонда развития ПСТГУ в 2016 г. проект № 06-0416/КИП 2.
Большинство агиографических текстов с их простыми на первый взгляд сюжетными линиями, предсказуемым ходом событий, обязательной повторяемостью элементов, типичностью героев, однозначностью в оценке персонажей и отсутствием внутренней динамики в характерах действующих лиц благодаря появлению новых подходов в их изучении перестали вызывать высокомерное пренебрежение со стороны ученых. С развитием агиологии стала очевидно, что неправомерно признавать клишированность за единственную отличительную черту этой литературы, а в пристрастии авторов к чудесам видеть убедительное свидетельство их необразованности и вопиющей исторической неосведомленности.
Ярким примером этого служат памятники коптской агиографии, известные в науке под названием «циклы». Если на первом этапе изучения им практически отказывали в какой бы то ни было значимости1, то со временем их исследования в разных аспектах помогли ученым не только вскрыть черты и истоки их своеобразия2, но и осознать важность циклов в формировании национального самосознания коптов3.
В настоящей статье будет предпринята попытка оценить творческие стратегии коптских агиографов на примере созданного ими в циклах образа римского императора Диоклетиана4. Уникальной особенностью циклов, благодаря которой они и получили свое название, является взаимозависимость и взаимодополняемость текстов внутри каждой группы, выделяемой по участвующему в них герою5 или по автору6. Поскольку все герои циклов — мученики Великого гонения7, то Диоклетиан появляется во многих текстах и его образ складывается, как мозаика, из разбросанных по ним сведений.
Приступая к анализу, необходимо принять во внимание, что уже в IV в. Коптская Церковь называла себя Церковью мучеников и жила по эре Диоклетиана (позднее называемой эрой мучеников), которую отсчитывала с 284 г., когда Диоклетиан стал императором, хотя гонение началось лишь в последние три года его двадцатилетнего пребывания у власти. Вероятно, этот факт заставил
1 См.: Delehaye H. Les Martyrs de l'Égypte // Analecta bollandiana. Brussels, 1923. Vol. 40. P. 148; Barns J. W. B., Reymonds E. A. E. Introduction // Four Martyrdoms from the Pierpont Morgan Coptic Codices / J. W. B. Barns, E. A. E. Reymonds, eds., transl., introd., comm. Oxford, 1973. P. 2; Bell N. D. Introduction to the historical background // Mena of Nikiou: The Life of Isaac of Alexandria and the Martyrdom of Saint Macrobius / N. D. Bell, transl., introd., comm. Kalamazoo, 1988. P. 104.
2 См., например: Baumeister Th. Martyr Invictus: der Martyrer als Sinnbild der Erlösung in der Legende und im Kult der frühen koptischen Kirche. Münster, 1972.
3 См.: Papaconstantinou A. Historiography, hagiography, and the making of the Coptic «Church of the Martyrs» in early Islamic Egypt // Dumbarton Oaks Papers. 2006. № 60. P. 65-86.
4 Общий обзор коптского досье Диоклетиана см.: Berg-Onstwedder G., van den. Diocletian in the Coptic Tradition // Bulletin de la Société d'Archéologie Copte. Cairo, 1990. Vol. 29. P. 87-122.
5 Герой, объединяющий цикл, может в одних текстах выступать в качестве главного действующего лица, а в других — в качестве второстепенного.
6 Большинство текстов представляют собой псевдоэпиграфы, причем в некоторых случаях вымышленной оказывается не только атрибуция, но и сами авторы.
7 Великое гонение (303-313) — последнее и самое жестокое гонение на христиан в Римской империи. Началось оно в последние годы правления Диоклетиана, а конец ему положил Миланский эдикт, изданный Константином Великим и Лицинием.
коптских агиографов закрепить именно за Диоклетианом роль главного гонителя, при этом в источниках других традиций за ним признается разве что пассивное согласие на инициативу цезарей-соправителей8, в первую очередь Гале-рия. В результате подобного смешения в коптском Диоклетиане много нового, по сравнению с тем лицом, которое мы знаем по трудам греческих и латинских авторов. Следовательно, главный вопрос, требующий решения, это не фактологическая достоверность агиографического предания, а источники и методы, обеспечившие закономерность происшедшей трансформации, скорее даже деформации, документального материала9.
Оставляя в стороне подробное обсуждение, во-первых, проблемы оригинального или переводного характера исследуемых памятников, во-вторых, споров о их датировке, примем максимально взвешенные и аргументированные гипотезы10. Не отрицая, что часть текстов, вошедших в состав циклов, были переводами с греческого (в этом случае время их появления V—VI вв.), нельзя упускать из виду, что за время своего бытования они, без сомнения, были значительно переработаны переводчиками, переписчиками и собирателями в соответствии с местной традицией и воспринимались неотъемлемой частью коптской литературы самими читателями Египта, так как в них нашло отражение своеобразие национального менталитета. Такое понимание генезиса мученичеств позволит для их толкования привлекать именно египетский контекст.
Временем же оформления циклов вслед за Тито Орланди примем сер. VII — сер. VIII в.11 и на основе этой датировки определим круг греческих и латинских источников, актуальных для сравнения с коптским преданием о Диоклетиане. В него войдут: «Церковная история» Евсевия Памфила12, «О смертях преследователей» Лактанция, «О цезарях» Аврелия Виктора, «Бревиарий» Евтропия, анонимные «Извлечения о жизни и нравах римских императоров» и, наконец, «Новая история» Зосима. Эти сочинения разнятся не только объемом и характером сведений, но и оценкой описываемых событий, которая зависит от убеждений и пристрастий автора.
Важнейшими, без всякого сомнения, являются первые два сочинения, и не только потому, что их авторы были современниками и очевидцами гонения, но еще и потому, что многие их взгляды или легли в основу христианских исторических концепций, или послужили отправной точкой для их формирования.
8 Из четырех соправителей — Диоклетана, Максимиана, Констанция I Хлора (отца будущего Константина Великого) и Галерия — только последний выступал действительным инициатором преследований. Этой же политики держался Максимин Даза, племянник и ставленник Галерия, получивший в управление Египет и Сирию.
9 О причинах, почему с Диоклетианом авторы циклов связывают Антиохию, а не Ни-комедию, Аполлона, а не Зевса см.: Рогожина А. А. Диоклетиан и Аполлон в Антиохийском цикле: Источники и методы коптских агиографов // Вестник ПСТГУ. Сер. III: Филология. 2014. Вып. 5 (40). С. 78-88.
10 Обзор предлагаемых датировок см.: Франгулян Л. Р. Место агиографических циклов (VII—VIII вв.) в коптской литературе // Вестник ПСТГУ. Сер. III: Филология. 2013. Вып. 5 (35). С. 86-96.
11 См.: Orlandi T. Coptic literature // The roots of Egyptian Christianity. Philadelfia, 1986. P. 78.
12 Пожалуй, это единственный памятник в этой группе, который, можно с точностью утверждать, был переведен на коптский язык.
Аврелий Виктор тоже говорит о времени Диоклетиана как о случившемся «на нашей памяти» (XXXVI. 6), но его активная деятельность продолжается и при Юлиане Отступнике. Описывая в своем труде переломный момент в истории мира, он воспринимает его скорее как кризис и упадок былого величия, а не как начало нового этапа, открывающего новые возможности. Примечательно, что на страницах его труда ни разу не упоминаются христиане, но его продолжают читать и о нем упоминают историки, как латинские, например Иероним Далматский (кон. IV — нач. V в.)13, Павел Диакон (VIII в.)14, так и греческий Иоанн Лид (VI в.)15.
На своем «Бревиарии», описывающем прежде всего внешние войны, Ев-тропий надписал посвящение императору Валенту II (364—378). Это сочинение несколько раз переводили на греческий язык. Одной из причин подобной популярности видят в описаниях императоров Ш—ГУ вв., которые часто не отличались знатным происхождением, но благодаря своей предприимчивости и удаче достигали высшей власти, что делало их примером и давало перспективу амбициям для варварской и варваризирующейся верхушки римского общества16. Наконец, единственная история на греческом языке, дошедшая от V в., принадлежит язычнику Зосиме, который не скрывает своих взглядов и открыто объявляет христианство причиной упадка Империи.
Еще один латинский источник — «Извлечения о жизни и нравах римских императоров» — может служить подтверждением принятой теории о существовании «Императорской истории», под которой подразумевается один или несколько источников, находящихся в распоряжении авторов, берущихся за перо17. Эта теория востребована и работает при обсуждении латинской историографии, но нельзя исключать и существования подобного греческого текста, будь то оригинал или перевод с латинского18. В противном случае трудно объяснить, почему в коптском агиографическом предании о Диоклетиане многое совпадает с сюжетами и трактовками, дошедшими до нас именно на латинском языке, хотя других свидетельств бытования и усвоения латинской литературы в Египте нет.
Период, разделявший время гонений и время создания циклов, явил новые конфликты и новых враждебных христианству правителей, например Юлиана Отступника, чьими чертами воспользовались составители циклов, добавив к внешнему противостоянию Диоклетиана и мучеников внутренний конфликт самого гонителя. Кроме того, за это время сложился положительный образ императора, в первую очередь Константина Великого, вобравший в себя опреде-
13 Послания. 10. 3.
14 История лангобардов. II. 18.
15 О магистратах. III. 7.
16 См.: Донченко А. И., Высокий М. Ф., Хорьков М. Л. Последние историки великой империи // Римские историки IV века / Е. В. Дарк, М. Л. Хорьков, пер. с греч.; А. И. Донченко, В. С. Соколова, пер. с лат. М., 1997. С. 310.
17 См.: Тюленев В. М. Лактанций и его De шогйЪш рекесШогиш // Лактанций. О смертях преследователей / В. М. Тюленев, пер. с лат., вступ. ст. и коммент. СПб., 1998. С. 15—16.
18 Нельзя забывать о минимальной информативности теорий о существовании и попыток реконструкции не дошедших до нас источников, так как они ограничиваются простой констатацией заимствования, с большой долей условности определяя его характер и объем.
ленный набор топосов19, которые также давали авторам возможность обогатить сюжетные линии в истории Диоклетиана, выстраивая их по принципу антитезы. Этому же служили уже сформировавшиеся каноны мученичества и жития, с необходимым учетом особенностей, характерных для коптской словесности. Важную роль также играют библейские образы, которые иногда служат непосредственной моделью для описаний агиографов, а иногда помогают понять читателю необходимость для сюжетной схемы и смысл некоторых, на первый взгляд, странных и даже комичных мотивов.
У коптов Диоклетиан получает не только новую биографию, но и новое имя. Можно было бы ограничиться простой констатацией несовпадения первого имени героя: у историков это Диокл, у коптов — Агриппид, но причины и цель его смены при восшествии на престол в обоих случаях значимы и семантически весомы. По сообщению историков, «Диоклетиан» — это измененная форма полученного императором при рождении имени «Диокл», обеспечивающая «варварскому» слову римское звучание20. Гораздо важнее, что помимо фонетической корректировки первого имени им было принято прозвище Йовий (¡оушб), за особое почитание Юпитера, верховного бога латинского пантеона21. Агиогра-фы учли факт сознательного обращения Диоклетиана к верховному языческому богу и сделали его главным содержанием в истории смены имени, но обошлись парой «Агриппид — Диоклетиан». В новом имени императора копты увидели не простую фонетическую модификацию, но не без филологической изобретательности произвели его от греческого глагола бьйхю («гнать, преследовать»). Очевидная, по мнению авторов, этимология подтверждает подчинение Диоклетиана дьяволу, главному гонителю христиан, и предсказывает его будущие действия22. Договор с дьяволом ради его особого покровительства в битвах23 мог появиться как антипод к истории с Константином Великим, когда его победа у Мульвий-ского моста была предрешена исполнением данного во сне предписания изобразить на щитах воинов знак Христа24.
Максимальное расхождение с историческими сведениями носят обстоятельства происхождения Диоклетиана. Историки сообщают, что родился он в Далмации в незнатной семье и был то ли сыном простого писца, то ли вольноотпущенником25. Коптские же агиографы делают его уроженцем Египта и сиротой. Его берет христианская семья и воспитывает наравне с родным сыном по
19 Об особенностях образа идеального императора см.: BuziP., BausiA. Tradizioni ecclesias-tiche e letterarie copte ed etiopiche // Costantino I. Una enciclopedia sulla figura, il mito, la critica e la funzione dell'imperatore del cosiddetto editto di Milano, 313. Roma, 2013. Vol. 2. P. 401-423.
20 Извлечения. XXXIX. 1.
21 Соправитель Диоклетиана август Максимиан, также подчеркивая свои особые отношения с римскими богами, принял прозвище Геркулий (см.: Аврелий Виктор. XXXIX. 18).
22 Подробное обоснование предложенной коптами народной этимологии см.: Рогожина. Цит. соч. С. 80.
23 См.: «Мученичество св. Дидима» (см.: Les actes des martyrs de l'Égypte / H. Hyvernat, еd., transl. P., 1886. P. 284).
24 См.: Лактанций. XLVI. 5; Евсевий Памфил. Жизнь блаженного василевса Константина. 28-31, 37.
25 См.: Евтропий. IX. 19. 2; Извлечения. XXXIX. 1-2.
имени Псоте, будущим мучеником, с которым они вместе пасут стада. Примечательным является тот факт, что историки говорят о сельском происхождении главного виновника гонений на христиан Галерия и сообщают о его прозвище Арментарий26, которое он получил по роду своих занятий скотовода27. Дайя, племянник Галерия, которого он усыновил и сделал цезарем, тоже был пастухом28.
Можно предположить, что присвоение биографических черт Галерия и Дайи Диоклетиану важно не только потому, что его образ собирательный и вбирает в себя отличительные качества известных своим нетерпением к христианству правителей, но оно задает определенное понимание противостояния Церкви и гонителей. Последнее состоит не столько в конфликте христианства и власти, сколько в конфликте христианства и варварства, причем под последним понимается не только язычество, но и отступление от римского, как это ни странно звучит в Египте VП—VШ вв., идеала правителя29. Знакомство коптских агиогра-фов с подобной постановкой проблемы подтверждает описанное ими восстание против Диоклетиана будущих мучеников — святых Клавдия и Федора, поводом для которого служит неримское происхождение императора-копта30. Сам факт восстания также не является измышлением агиографов. Среди волнений внутри Империи историки упоминают восстание Ахилла против Диоклетиана в Египте31, которое тот подавил после восьмимесячной осады Александрии, а затем опустошил страну32. Однако в наших текстах события разворачиваются не в Александрии, а в Антиохии. Возможно, выбор агиографами этого города связан с формированием древнеантиохийского цикла, мученики которого были родом из Антиохии, но принимали мученическую смерть в Египте, где их мощи и оставались. Ученые предполагают, что причина появления этого цикла кроется в желании Коптской Церкви укрепить связь с другим крупным монофизитским центром33.
В этом же рассказе о мятеже святых дано понимание агиографами причины гонений. Предшествующие апологеты и историки видели их или в педагогической деятельности Бога как по отношению к христианам34, так и по отношению к
26 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 24; Извлечения. XXXIX. 2. В латинском слове armentarius соединены два значения — «поражающий крупный рогатый скот» и «пасущий крупный рогатый скот». На основании этого следует допустить, что первой составляющей имени Агриппида может выступать греческое слово — или aYpiog («дикий, жестокий»), или aYpog («сельский»).
27 См.: Извлечения. XXXIX. 15.
28 См.: Извлечения. XXXIX. 18.
29 Ср.: «Так, не будучи сведущим ни в военных, ни в государственных делах, он (Дайя. — Н. Г., Л. Ф.) стал пастырем уже не скота, а воинов» (Лактанций. XIX. 6).
30 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» (см.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt / E. A. W. Budge, еd., transl. L., 1915. P. 33-35) и «Мученичество св. Евсевия» (см.: Les actes des martyrs de l'figypte. P. 18-20).
31 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 23, 38; Евтропий. 9. 22. 1; Извлечения. XXXIX. 3.
32 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 38; Евтропий. IX. 23.
33 См.: Orlandi T. Hagiography, Coptic // Coptic Encyclopedia. NY, 1991. Vol. 4. Р. 1193; Papa-constantinou A. Le culte des saints en figypte des Byzantins aux Abbassides. L'apport des inscriptions et des papyrus grecs et coptes. P., 2001. P. 34.
34 См.: Ориген. Против Цельса. III. 8.
язычникам35, или в упадке нравов христиан36. Клавдия же и Федора согласиться с царствованием Диоклетиана как с попущением Божьим убеждает архангел Михаил37. Если учесть обязательность излишне пылкого стремления у героев коптской агиографии к мученическому венцу, то можно признать, что попущение воспринимается не как наказание или вразумление за снижение нравственного уровня, а как создание благоприятных условий для достижения вечного блаженства.
Агиографическое предание сообщает, что стада, находящиеся под надзором Диоклетиана и Псоте, были разными: первый пас коз, а второй — овец. На символизм такого разделения, основанный на евангельской притче об овцах и козлищах38, обратила внимание А. А. Рогожина39. Рассказ о том, как Агриппид обучал своих коз танцевать под звуки свирели, это не только забавная деталь, для него тоже есть библейский прототип: среди потомков Каина назван Иавал, отец всех играющих на гуслях и свирели (Быт 4. 21). Таким образом, каждое вымышленное обстоятельство оказывается продуманным штрихом в портрете «идеального» отступника, предателя и злодея.
По-разному приходят к власти исторический и агиографический Диоклетиан. Первый после насильственной смерти Нумериана (283—284) избирается войском, поразив мечом его убийцу и принеся клятву в своей непричастности к гибели предшественника40. Агиографический Диоклетиан становится императором по инициативе старшей дочери умершего Нумериана после женитьбы на ней41. Может, брачный союз как средство достижения власти и менее почетен, чем утверждение войском, но известно, что возводимые в звание цезарей ради упрочения связей между правителями оставляли своих прежних жен и вступали в новые браки. Так, Галерий женился на дочери Диоклетиана Валерии, а Констанций Хлор — на падчерице Максимиана Геркулия Феодоре42, Константин Великий взял в жены Фаусту, дочь Максимиана43, а свою сестру Констанцию отдал Лицинию44.
Внешность и характер египетского Диоклетиана также списаны не с его тезки45, а с соправителей. Галерий, по сообщению историков, «имел прекрасную фигуру»46, был «статен и с дородным телом»47, а Геркулий «явно жесток и нелю-
35 См.: Ориген. О началах. III. 1. 13.
36 См.: Евсевий. VIII.
37 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» (см.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt. P. 36).
38 Мф 25. 31-46.
39 См.: Рогожина. Цит. соч. С. 79. Сн. 12.
40 См.: Евтропий. IX. 19. 2-20. 1; Аврелий Виктор. 39. 1, 14.
41 «Мученичество св. Феодора Анатолийца» (см.: Acta martyrum / £d., interpr. I. Balestri, H. Hyvernat. 1907. T. 1. P. 37-38 (Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium; 43; Copt.; 3)).
42 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 25; Евтропий. IX. 22. 1. Извлечения. XXXIX. 2, 12.
43 См.: Аврелий Виктор. XL.
44 См.: Извлечения. XLI. 4.
45 Среди черт Диоклетиана историки отмечают хитрость, проницательный, государственный ум, строгость (Евтропий. IX. 26).
46 Извлечения. XL. 15. Цитата дана в переводе В. С. Соколова.
47 Лактанций. IX. 3. Цитата в переводе авторов статьи.
безного нрава, даже лицо его выражало свирепость»48. Мощная стать с агрессивной жестокостью отличали и египетского пастуха49. Посланные искать кандидата на престол сановники, по рассказу агиографов, изумившись силе его тела, величественности осанки и суровости характера, без колебаний увидели в нем будущего императора50.
Но поскольку агиографов волновала только война, предпринятая Диоклетианом против мучеников, из которой он не мог выйти победителем, то перечисленные черты оказались залогом не военных, а любовных побед, не успешных битв, а жестокости преследования. Например, египетский Диоклетиан попадает в плен51 из-за страха перед врагами в бою52. Для этой вымышленной истории о позорном поражении тоже можно подобрать прототип в рассказе о неудачных сражениях Галерия, который после проигранной Нарсесу битвы был вынужден бежать в императорском одеянии за колесницей Диоклетиана53. Если у Галерия позорная неудача была досадным срывом, к которому привело не малодушие, а неосторожность и который позже был исправлен военными победами54, то для Агриппида она остается его качественной и неизменной характеристикой, так как ни о каких его военных свершениях агиографы не сообщают. Телесная мощь не спасает Агриппида даже от полной подчиненности своей жене. По одной из коптских версий, именно она подталкивает его к убийствам55, и он от благочестивого желания начать поиски Креста Господня56 обращается к гонению на христиан.
Воспитание египетского Диоклетиана в христианской семье делает его не только гонителем, но и отступником от веры57. Агиографы, стараясь сделать отказ от христианства закономерным и правдоподобным, говорят о притворном и лицемерном благочестии императора, которое он являл из страха потерять трон,
48 Евтропий. IX. 27. 1. Цитата дана в переводе А. И. Донченко.
49 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» (см.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt. P. 32-33).
50 См.: Ibid. P. 33.
51 В плен был взят персами император Валериан (253-260), где после жестоких истязаний умер. Он тоже предпринимал гонения против христиан. Первый его эдикт запрещал посещать молитвенные собрания, второй же предписывал казнить твердых в вере священнослужителей, а частных лиц лишать прав, имущества, ссылать и упорствующих тоже казнить.
52 «Первый энкомий Константина Асьютского в честь мч. Клавдия» (см.: Textes coptes relatifs a saint Claude d'Antioche. Four Coptic texts, with French translations, from the Coptic manuscript no. 587 in the Pierpont Morgan Library, New York / G. Godron, еd., transl. Turnhout, Belgique, 1970. P. 520, 522 (Patrologia Orientalis; 35/4)).
53 См.: Евтропий. IX. 24.
54 См.: Евтропий. IX. 25. 1-2.
55 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» (см.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt. P. 38).
56 Ср. сюжет об участии св. Константина в обретении Креста Господня: Лемм О. Коптская легенда о нахождении Гроба Господня // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1889. Т. IV. С. 1-19.
57 Правда, некоторые тексты циклов оставляют его неизменным язычником (см.: «Мученичество свв. Паэсе и Феклы» (Four Martyrdoms from the Pierpont Morgan Coptic Codices), «Мученичество свв. Пироу и Атома» (Les actes des martyrs de l'figypte) и др.).
так как в его окружении было много высокопоставленных христиан58. По этой версии публичный отказ от веры и положил начало гонениям59. Кроме уже приводимого рассказа о договоре с дьяволом, коптское предание предлагает и более «реалистическую» версию происшедшего, участники которой оказываются непривычно непредсказуемыми в своих поступках для агиографического текста. В центре конфликта стоит антиохийский епископ по имени Гай, неизвестный по другим источникам. Отданного под его надзор персидского царевича он возвращает на родину за выкуп, а Диоклетиану клянется, что пленник умер. Убедившись в вероломстве предстоятеля Церкви, Диоклетиан предпочитает язычество христианству60.
Сцена нарушения клятвы дана агиографами с особой напряженностью. Диоклетиан, зная о предательстве, требует клятвы в храме, и Гай приносит ее, держа в руках Святые Дары. Диоклетиан ждет чудесного возмездия за клятвопреступление, но ничего не происходит. Тогда император в гневе ударяет по алтарю, сбрасывает Святые Дары на землю и казнит епископа61. Возможность ложных клятв дьявол в разговоре с Диоклетианом приводит как доказательство слабости христианского Бога, вспоминая о клятвенном отречении Петра, которое Христос оставил без наказания. Этот довод становится решающим, и оскорбленный и обманутый император устанавливает почитание идолов и начинает гонение62.
Отказ от христианства как результат внутреннего конфликта и драматичных внешних обстоятельств роднит Диоклетиана с Юлианом Отступником63, который тоже долгое время вынужден был скрывать свои настоящие настроения под личиной благочестия. Эпизод с клятвопреступлением епископа не просто непривычен, он неожидан для агиографического текста. Неоднозначно отношение автора к епископу, предателю и клятвопреступнику, которого он рисует не только черной краской. Без объяснений остаются причины, побудившие иерарха взять выкуп за освобождение заложника, но полученные деньги потрачены на нищих и благоустройство церквей. Ложную клятву автор объясняет сердеч-
58 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» ^м.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt. P. 37-38).
59 Ни греческие, ни римские источники не приводят убедительных причин, которые вынудили Диоклетиана к гонениям. Не находят их и ученые, хотя стараются подобрать ряд подходящих политических и экономических обстоятельств (см.: Bowman A. K. Diocletian and the first tetrarchy, a.d. 284-305 // The Cambridge Ancient History. Volume 12: The Crisis of Empire, AD 193-337 / A. K. Bowman, P. Garnsy, A. Cameron, eds. Cambridge, 2005. P. 67-89; White C. The Emergence of Christianity: Classical Traditions in Contemporary Perspective. Minneapolis, 2010. P. 83-88; Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. СПб., 1910. Т. 2. С. 143-153).
60 «Энкомий Феодора Антиохийского в честь мч. Феодора Анатолийца» ^м.: Miscellaneous Coptic texts in the dialect of Upper Egypt. P. 39-40, 44).
61 «Мученичество свв. Иоанна и Симеона» (см.: Les actes des martyrs de l'figypte. P. 194-195).
62 «Энкомий свв. Феодору Стратилату и Феодору Анатолийцу» (см.: Coptic Texts on Saint Theodore the General / E. O. Winstedt, ed., transl. L.; Oxford, 1910. P. 49-58).
63 Фигура Юлиана Отступника хорошо известна коптской литературе. Например, рассказ о смерти этого императора от копья мученика Меркурия, дошедший в Истории Александрийской Церкви, позволяет предположить заимствование этого сюжета византийской традицией у коптов (см.: Orlandi T. Le fonti copte della Storia dei patriarchi di Alessandria // Studi Copti. Milano, 1968. P. 89-138 (Testi e documenti per lo studio dell'antichitta; 22)).
ным ожесточением Гая, а отсутствие незамедлительной кары — долготерпением Божьим. Парадоксален также отказ в чуде как свидетельстве о Божьем бытии в тексте, переполненном чудесным64.
Сведения о том, что Диоклетиан заботился о восстановлении языческого благочестия, соблюдал древнейшие религиозные обычаи, украшал города постройками65, превратились в циклах в рассказы о 70 идолах, с перечнем их имен, описаниями их внешнего вида и обязанностей жрецов по отношению к ним и, наконец, их роли в процессах против мучеников.
Через 20 лет правления Диоклетиан сам отрекся от власти, чем вызвал восхищение и удивление тех историков, которых не смущали гонения против христиан66. Сведения о его кончине разнятся между собой: умер на покое67; в результате помешательства и тяжелой болезни68; покончил жизнь самоубийством, опасаясь готовящейся ему насильственной смерти69. Как и в большинстве предыдущих случаев, коптские агиографы проигнорировали сведения историков о Диоклетиане и для своего повествования воспользовались описанием смерти Галерия в том виде, в каком оно дано у Евсевия и Лактанция, снабдив его дополнительными подробностями70. Оба автора следуют библейскому повествованию о кончине Антиоха Епифана71 не только в перечне мучительных проявлений болезни (срамные места, гниение заживо, кишение червями, невыносимый смрад), но и в сюжете о бесплодной попытке гонителя обратиться к Богу. Готовность признать Бога у Галерия проявилась в издании известного под его именем эдикта в пользу христиан72.
Коптский Диоклетиан не уходит от власти по собственной воле, но лишается ее, потеряв зрение, что, вероятно, должно служить символом его духовной незрячести73. Он немирно заканчивает свои дни, выращивая овощи в своем поместье в Салоне74, но просит милостыню у ворот Антиохии75 и в бессильной
64 В греческих и латинских источниках нет историй о вероломном поведении церковных иерархов, но у Евсевия встречается вызывающее недоумение сообщение: когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие — в Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах предстоятелей Церквей (см.: Евсевий Памфил. VIII. 8.) Остается без объяснения, почему попытка политического переворота вызвала аресты священнослужителей, которыми и началось Великое гонение.
65 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 45
66 См.: Аврелий Виктор. XXXIX. 48; Евтропий. IX. 28.
67 См.: Евтропий. IX. 28.
68 См.: Евсевий Памфил. VIII. 13. 11; Лактанций. XVII. 9.
69 См.: Извлечения. XXXIX. 7.
70 См.: Евсевий Памфил. VIII. 16. 3-17; Лактанций. XXXIII—XXXV
71 Ср.: 2 Макк 9. 5—29.
72 Это был практически первый эдикт, признававший христианство дозволенной религией.
73 «Мученичество св. Исидора» (см.: Les Actes du martyre de saint Isidore | H. Munier, еd., transl. II Bulletin de l'institut français d'archéologie orientale. 1918. Vol. 14. P. 183); «Мученичество св. Макария» (см.: Les actes des martyrs de l'Égypte. P. 69); «Энкомий св. Георгию» (см.: The martyrdom and miracles of Saint George of Cappadocia I E. A. W. Budge, еd., transl. L., 1888. P. 163).
74 См.: Извлечения. XXXIX. 6.
75 «Энкомий св. Меркурию Акакия Неокесарийского» (см.: Passione e miracoli di S. Mercurio I T. Orlandi, еd., transl. Milan, 1976. Р. 56).
злобе швыряет камни в христиан. Черви изъедают несчастного76, и его язык рас-пухает77. Последняя подробность свидетельствует, что болезненное повреждение языка, ведущее к смерти, уже осмыслено коптами как наказание еретику и богохульнику: от этого недуга умирает Несторий, о чем повествуют Шенуте в своем христологическом катехизисе78 и составитель арабской версии жития этого подвижника79. Дьявол обвиняет Диоклетиана в неудаче и грозит ему адом. Неожиданное заявление: «Я — христианин!» не спасает бывшего гонителя, но его обличает голос с неба, поражает явившийся ангел80, и «страшная смерть» настигает императора81. В предлагаемых агиографами сюжетах легко опознаются ключевые составляющие: небесный посланник в образе ангела, пожирающие черви как небесная кара и предсмертная неудачная попытка воздать хвалу Богу.
Такая кончина, помимо всего прочего, ярко контрастирует со смертью главных героев этих текстов. У мучеников под угрозой временных страданий добровольное и спасительное исповедание, а у Диоклетиана под угрозой вечных мучений вынужденное и бесплодное; мученики вступают в борьбу с демонами, и им помогают Бог и ангелы, а Диоклетиан выступает против Бога, надеясь на помощь дьявола; мученики победно претерпевают все, а Диоклетиана дьявол обвиняет в поражении; все обетования, на которые надеются мученики, сбываются; а Диоклетиан оказывается брошен дьяволом, вернее сказать, главным наказанием и служит то, что он с ним навсегда останется.
Легенда о Диоклетиане, судя по всему, приобрела популярность, а ее образы использовались как устоявшиеся и назидательные. Например, в энкомии Агафона Александрийского (661—677) автор обличает убийцу человека, чьи родители его, сироту, приютили, и называет этого преступника «новым Диоклетианом»82 без до-
76 «Мученичество св. Исидора» (см.: Les Actes du martyre de saint Isidore. P. 183).
77 См.: Orlandi T., Pearson B. A., Drake H. A. Eudoxia and the Holy Sepulchre. A Constantin Legend in Coptic. Milano, 1980; рус. пер.: Легенда о Евдоксии II Изречения египетских отцов ¡ А. И. Еланская, введ., пер. с копт., коммент. СПб., 2001. С. 287—304; Лемм О. Коптская легенда о нахождении Гроба Господня. С. 1—19.
78 См.: LefortL. Th. Catéchèse Christologique de Chenute II Zeitschrift für Ägyptische Sprache und Altertumskunde. 1955. № 80. Р. 40—55; рус. пер.: Шенуте. Гомилия на Рождество I Н. Г. Го-ловнина, пер. II Литературные традиции христианского Египта. М., 2008. С. 156.
79 См.: Vie de Schnoudi (traduite de l'arabe) II Mémoires publiés par les membres de la Mission Archéologique Française au Caire I Sous la dir. de E. Grébaut. P., 1888. T. 4. Fasc. 1: Monuments pour servir à l'histoire de l'Egypte chrétienne aux IVe et Ve siècles I E. Amélineau, еd., trad. Р. 428. В коптской версии этот эпизод отсутствует.
80 Ср.: «Но вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он (Ирод. — Н. Г., Л. Ф.) не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер» (Деян 12. 23). Нельзя не вспомнить распространенное иконописное изображение Георгия Победоносца, где тот пронзает копьем не дракона, а Диоклетиана: во время Диоклетианова гонения он принял мученический венец. Примечательно, что подобный сюжет поражения Юлиана Отступника мучеником Меркурием впервые появляется в коптской литературе и лишь позже получает распространение в других традициях. Взаимовлияние этих фабул не вызывает сомнения, но его хронология и направление требуют дополнительного исследования.
81 «Панегирик Севира Антиохийского в честь мч. Клавдия» (см.: Textes coptes relatifs à saint Claude d'Antioche. P. 494).
82 Amélineau E. Fragments coptes pour servir à l'histoire de la conquête de l'Égypte par les Arabes II Journal Asiatique, ser. 8. 1888. № 12. P. 375—376.
полнительных пояснений, и это значит, что слушатель или читатель должен помнить об убийстве апы Псоте. Но если в примере из энкомия можно предположить метод работы составителей циклов, то сообщение в хронике Иоанна Никиуского, современника Агафона, о египетском происхождении Диоклетиана83 свидетельствует о переходе агиографического вымысла в разряд исторических фактов.
Ключевые слова: коптская агиография, циклы, легенда о Диоклетиане, император Константин, император Юлиан, вымысел как способ структурного построения, трансформация сюжетов, Антиохия, коптские мученики, предательство епископа.
Список литературы
Донченко А. И., Высокий М. Ф., Хорьков М. Л. Последние историки великой империи // Римские историки IV века / Е. В. Дарк, М. Л. Хорьков, пер. с греч.; А. И. Донченко, В. С. Соколова, пер. с лат. М., 1997. С. 297-318. Изречения египетских отцов / Введ., перев. с копт., коммент. А. И. Еланская. СПб., 2001. Рогожина А. А. Диоклетиан и Аполлон в Антиохийском цикле: Источники и методы коптских агиографов // Вестник ПСТГУ. Сер. III: Филология. 2014. Вып. 5 (40). С. 78-88. Тюленев В. М. Лактанций и его De mortibus persecutorum // Лактанций. О смертях преследователей / В. М. Тюленев, пер. с лат., вступ. ст. и коммент. СПб., 1998. С. 5-50. Франгулян Л. Р. Место агиографических циклов (VII—VIII вв.) в коптской литературе //
Вестник ПСТГУ. Сер. III: Филология. 2013. Вып. 5 (35). С. 86-96. Шенуте. Гомилия на Рождество / Н. Г. Головнина, пер. // Литературные традиции христианского Египта. М., 2008. С. 153-157. Barns J. W. B., Reymonds E. A. E. Introduction // Four Martyrdoms from the Pierpont Morgan Coptic Codices / J. W. B. Barns, E. A. E. Reymonds, eds., transl., introd., comm. Oxford, 1973. P. 1-21.
Baumeister Th. Martyr Invictus: der Martyrer als Sinnbild der Erlösung in der Legende und im
Kult der frühen koptischen Kirche. Münster, 1972. Bell N. D. Introduction to the historical background // Mena of Nikiou: The Life of Isaac of Alexandria and the Martyrdom of Saint Macrobius / N. D. Bell, transl., introd., comm. Kalamazoo, 1988. P. 103-118. Berg-Onstwedder G., van den. Diocletian in the Coptic Tradition // Bulletin de la Société
d'Archéologie Copte. Cairo, 1990. Vol. 29. P. 87-122. Bowman A. K. Diocletian and the first tetrarchy, a.d. 284-305 // The Cambridge Ancient History. Volume 12: The Crisis of Empire, AD 193-337 / A. K. Bowman, P. Garnsy, A. Cameron, eds. Cambridge, 2005. P. 67-89. Buzi P., Bausi A. Tradizioni ecclesiastiche e letterarie copte ed etiopiche // Costantino I. Una enciclopedia sulla figura, il mito, la critica e la funzione dell'imperatore del cosiddetto editto di Milano, 313. Roma, 2013. Vol. 2. P. 401-423. Delehaye H. Les Martyrs de l'Égypte // Analecta bollandiana. Brussels, 1923. Vol. 40. Lefort L. Th. Catéchèse Christologique de Chenute // Zeitschrift für Ägyptische Sprache und
Altertumskunde. 1955. № 80. Р. 40-55. Orlandi T. Coptic literature // The Roots of Egyptian Christianity. Philadelfia, 1986. P. 51-81. Orlandi T. Le fonti copte della Storia dei patriarchi di Alessandria // Studi Copti. Milano, 1968.
P. 89-138 (Testi e documenti per lo studio dell'antichittà; 22). Orlandi T. Hagiography, Coptic // Coptic Encyclopedia. N.Y., 1991. Vol. 4. Р. 1191-1197. Orlandi T. Passione e miracoli di S. Mercurio. Milan, 1976.
83 См.: The Chronicle of John, Bishop of Nikiu: Translated from Zotenberg's Ethiopic Text / R. H. Charles, ed., transl. Oxford, 1916. P. 58.
Orlandi T., Pearson B. A., Drake H. A. Eudoxia and the Holy Sepulchre. A Constantin Legend in Coptic. Milano, 1980.
Papaconstantinou A. Historiography, hagiography, and the making of the Coptic «Church of the Martyrs» in early Islamic Egypt // Dumbarton Oaks Papers. 2006. № 60. P. 65-86.
Papaconstantinou A. Le culte des saints en Égypte des Byzantins aux Abbassides. L'apport des inscriptions et des papyrus grecs et coptes. P., 2001.
Passione e miracoli di S. Mercurio / T. Orlandi, ed., transl. Milan, 1976.
Textes coptes relatifs à saint Claude d'Antioche. Four Coptic texts, with French translations, from the Coptic manuscript no. 587 in the Pierpont Morgan Library, New York / G. Godron, ed., transl. Turnhout, Belgique. 1970. (Patrologia Orientalis; 35/4).
White C. The Emergence of Christianity: Classical Traditions in Contemporary Perspective. Minneapolis, 2010. P. 83-88.
Reality and Fiction of the Coptic Hagiographers (Diocletian's Image in the Literature of Cycles, mid-7th — mid-8th cc.)
This article deals with the legend of the Emperor Diocletian drawing on the material of hagiographic texts called "cycles" (mid-7th — mid-8th cc.) developed in Coptic literature. Its comparison with data of Greek and Latin historians (Eusebius Pamphilus, Lactantius, Aurelius Victor, Eutropius) allows us to speak about the consistent transformation of the historical image in accordance with the principles of the development and existence of martyria and vitae, the peculiar feature being the fact that the hero is an antagonist. Even fantastic or non-historical narratives from Diocletian's life are not a random figment of imagination, but systematic work within the framework of already developed canonical schemes (primarily related to martyrdom) and of ideal images (primarily of the ruler). The technique of antithesis is also applied: the features missing in the historical description are recreated as the opposite of the accepted ideal. Features most fully appropriate to the created character are chosen from the historical material, i.e. the authors are interested in the truthfulness of the image, as they understand it, rather than the reliability of the factual data. Those plots that are constructed by analogy with biblical narratives or in the light of the exegetical tradition are perceived as legitimate and acceptable. An interesting phenomenon is the consistent perception of hagiographic plots as a source of credible information.
St. Tikhons University Review. Series III: Philology. 2017. Vol. 52. P. 48-61
Golovnina Natalia, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Likhov pereulok, Moscow 127051, Russian Federation
Frangulian Liliia, Candidate of Sciences in Philology, Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, 12 Rozhdestvenka st., Moscow 107031, Russian Federation
N. Golovnina, L. Frangulian
Keywords: Coptic hagiography, literature of cycles, legend about Diocletian, Emperor Constantine, Emperor Julian, fiction as means of structural construction, transformation of plots, Antioch, Coptic martyrs, betrayal of the bishop.
References
Barns J. W. B., Reymonds E. A. E. "Introduction", in: Four Martyrdoms from the Pierpont Morgan Coptic Codices. Oxford, 1973, 1—21.
Baumeister Th. Martyr Invictus: der Martyrer als Sinnbild der Erlösung in der Legende und im Kult der frühen koptischen Kirche. Münster, 1972.
Bell N. D. Introduction to the Historical Background. Mena of Nikiou: The Life of Isaac of Alexandria and the Martyrdom of Saint Mac-robius. Kalamazoo, 1988, 103-118.
Berg-Onstwedder G. van den. "Diocletian in the Coptic Tradition", in: Bulletin de la Société d'Archéologie Copte, 29, 1990, 87-122.
Bowman A. K. "Diocletian and the First Tet-rarchy, AD 284-305", in: The Cambridge Ancient History, 12, 2005, 67-89.
Buzi P., Bausi A. "Tradizioni ecclesiastiche e letterarie copte ed etiopiche. Costan-tino I", in: Una enciclopedia sulla figura, il mito, la critica e la funzione dell'imperatore del cosiddetto editto di Milano, 313, 2, 2013, 401-423.
Delehaye H. "Les Martyrs de l'Égypte", in: Analecta bollandiana. Brussels, 40, 1923.
Donchenko A. I., Vysokii M. F., Khor'kov M. L. "Poslednie istoriki velikoi imperii", in: Rimskie istoriki IV veka. Moscow, 1997, 297-318.
Elanskaia A. I., trans. Izrecheniia egipetskikh ottsov. St Petersburg, 2001.
Frangulian L. R. "Mesto agiograficheskikh tsiklov (VII-VIII vv.) v koptskoi literature", in: Vestnik PSTGU. III: Filologiia, 35, 2013, 86-96.
Golovnina N. G., trans. "Shenute. Gomiliia na Rozhdestvo", in: Literaturnye traditsii khris-tianskogo Egipta. Moscow, 2008, 153-157.
Godron G., ed., trans. Textes coptes relatifs à saint Claude d'Antioche. Four Coptic Texts,
with French Translations, from the Coptic Manuscript no. 587 in the Pierpont Morgan Library, New York. Turnhout, 1970.
Lefort L. Th. "Catéchèse Christologique de Chenute", in: Zeitschrift für Ägyptische Sprache und Altertumskunde, 80, 1955, 4055.
Orlandi T. "Le fonti copte della Storia dei patriarchi di Alessandria", in: Studi Copti. Milano, 1968, 89-138.
Orlandi T. Passione e miracoli di S. Mercurio. Milan, 1976.
Orlandi T. "Coptic literature", in: The Roots of Egyptian Christianity. Philadelphia, 1986, 51-81.
Orlandi T., Pearson B. A., Drake H. A. Eudox-ia and the Holy Sepulchre: A Constantinian Legend in Coptic. Milan, 1980.
Orlandi T. "Hagiography, Coptic", in: Coptic Encyclopedia, 4, 1991, 1191-1197.
Papaconstantinou A. "Historiography, Ha-giography, and the Making of the Coptic «Church of the Martyrs», in: Early Islamic Egypt", in: Dumbarton Oaks Papers, 60, 2006, 65-86.
Papaconstantinou A. Le culte des saints en Égypte des Byzantins aux Abbassides. L'apport des inscriptions et des papyrus grecs et coptes. Paris, 2001.
Rogozhina A. A. "Diokletian i Apollon v Antiokhiiskom tsikle. Istochniki i metody koptskikh agiografov", in: Vestnik PSTGU. III: Filologiia, 40, 2014, 78-88.
Tiulenev V. M., trans. Laktantsii i ego De mor-tibus persecutorum. St Petersburg, 1998, 5-50.
White C. The Emergence of Christianity: Classical Traditions in Contemporary Perspective. Minneapolis, 2010.
