CC BY
239
ФРАГМЕНТЫ БУДУЩИХ КНИГ
М. А. Тарусин. РЕАЛЬНАЯ РОССИЯ (СТРАТИФИКАЦИЯ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА)
В предлагаемом читателям фрагменте будущей книги "Реальная Россия (стратификация современного российского общества)" руководитель отдела социологических исследований Института общественного проектирования Михаил Тарусин рассуждает об особенностях трансформации социальной структуры российского общества в Х1Х-ХХвв.
Человеку свойственны определенные изначальные права, не зависящие ни от внешних обстоятельств, ни от собственных качеств. Соблюдение этих прав есть обязательное условие для общежительской гармонии и стабильности государственного порядка. К их числу относятся:
• Право на свободу как высшее нравственное начало в человеке, данное ему Богом и необходимое для жизни по правде.
• Право на собственность как естественное для материальной природы человека и проявления им инициативы, предприимчивости и ответственности для личного и общественного блага.
• Самосохранение как биологическое и социальное право, обеспечение которого основано на справедливости, защите и равенстве каждого перед законом.
Соблюдение этих прав приводит к созданию в обществе слоя, толерантного по отношению к государству. Такой слой называется сегодня средним классом и является базисом всей государственной системы. Если
система основана на человеческой природе, то соблюдение сущности последней закономерно служит условием стабильности общественной жизни и ее самоорганизации вплоть до высшей формы — государства.
На протяжении веков человечество постоянно вступало в противоречие с этими свойствами, что приводило к перманентным общественным потрясениям. Россия — не исключение, и анализ ее общественной структуры, изменений, которые в этой структуре происходили, необходим не только для понимания природы исторических процессов, но и для будущего российского народа.
Структура российского общества XIX века
Структура каждого национального общества периодически подвергается трансформации. Изменения в обществе могут протекать достаточно спокойно и органично, а могут происходить в результате трагических социальных потрясений. Именно таким образом трансформировалось рос-
сийское общество на протяжении последних ста с лишним лет.
В первой трети XIX в. Россия была аграрной страной с достаточно стабильным хозяйством, основанном на крепостном труде; мощной административно-бюрократической системой и сильной военной машиной, доказавшей свою мощь в европейских войнах. В ту пору население Российской империи составляло, ориентировочно, 60 млн. человек. Приблизительность этой цифры обусловлена тем, что она была результатом ревизий, которые давали не очень точные сведения о числе податных душ и совсем не точные — о других сословиях, так как укрывательство от ревизий сулило существенную материальную выгоду. Тем не менее ревизии свидетельствовали об устойчивом росте населения (табл. 1).
Таблица 1
Народоисчисление Российской империи, млн. человек
Народоисчисления в хронологическом порядке Годы народоисчисления Оказавшееся число жителей
1-я ревизия 1722 14 млн.
2-я ревизия 1742 16 млн.
3-я ревизия 1762 19 млн.
4-я ревизия 1782 28 млн.
5-я ревизия 1796 36 млн.
6-я ревизия 1812 41 млн.
7-я ревизия 1815 45 млн.
8-я ревизия 1835 60 млн.
9-я ревизия 1851 69 млн.
10-я ревизия 1858 74 млн.
1-я общая 1897 129 млн.
перепись
Как видим, на протяжении XIX века население России увеличилось в 3,3 раза. При этом российское общество имело устоявшуюся структуру, которая в первой трети XIX в. выглядела так (данные по мужскому полу, табл. 2).
В сословном обществе России свыше 80% составляли крепостные крестьяне, которые являлись основной производительной силой страны.
Таблица 2
Структура российского общества
6-я %
ревизия 1812 г.
Общее число производящего 18 956 000 89,6
класса м.п.
Из них:
Купцов 119 000 0,6
Мещан 750 000 3,5
Вольных людей 137 000 0,6
Казенных крестьян 6 700 000 31,7
Удельных крестьян 570 000 2,7
Помещичьих крестьян 10 500 000 49,7
Разных ведомств
крестьян (дворцовых,
конюшенных и др.) до: 180 000 0,9
Непроизводящего класса
жителей можно положить
более 2 190 000 10,4
Из них:
Дворянства около 225 000 1,1
Духовенства 215 000 1,0
Военных до: 1 000 000 4,7
Разночинцев и служащих
всякого рода до: 750 000 3,5
Эффективностью эта сила не отличалась, что подтверждается регулярным дефицитом бюджета, который Россия имела на протяжении не только военных, но и мирных периодов XIX в. (к примеру, доходы в 1846 г. составили 184 млн. руб., а расходы — 222 млн. руб.).
Элиту светского российского общества в этот период составляло окружение Императорского двора, т. е. почти исключительно потомственные дворяне. С другой стороны, существовала элита духовная, куда входили православные духоносные старцы (например, преп. Серафим Саровский), которые пользовались большим авторитетом у людей низших сословий. Пути этих двух элит в общественной русской жизни практически не пересекались, и вряд ли духовная элита имела сколько-нибудь сильное влияние на элиту светскую. Последняя, к тому же, пережила глубочайший кризис 1825 г., от которого фактически так и не оправилась на протяжении всего XIX в.
Наконец, существовала культурная элита, оформившаяся на платформе окрепшей русской литературы, художественной и публицистической, и к середине XIX в. также переживавшая раскол (западники и славянофилы). Преодолеть расколы светской и культурной элит пыталась русская философская мысль в лице теоретиков либерального консерватизма. Но эта теория так и осталась на периферии общественного сознания, увлеченного новыми западными концепциями.
Несмотря на появление целой звездной россыпи государственных деятелей, мыслителей, писателей и публицистов, российская элита не только не смогла выработать платформу общественной солидарности, но, напротив, плавно вошла в затяжной системный кризис и не сумела решить те задачи национального развития, которые перед ней стояли.
Одной из таких задач была реформа по освобождению крестьян. В 1861 г. они получили личную свободу и ряд гражданских прав: на заключение сделок, открытие торговых и промышленных заведений, переход в другие сословия и т. д. Наиболее значительное по численности сословие получало возможность проявлять частную инициативу и предпринимательство, к которому, впрочем, по традиционности уклада жизни, большинство крестьянства не имело склонности. С другой стороны, крестьяне в результате реформы потеряли часть земли, которой пользовались при помещике, а государственные займы, выдаваемые им для расчетов с помещиками за землю, не решили основной экономической потребности крестьянства и, в конечном итоге, привели к социальному напряжению целого сословия и созданию конфликтной ситуации в обществе.
Общество конца XIX в. делилось на шесть сословий: дворяне, духо-
венство, купцы, крестьяне, мещане, казаки. Первые три сословия считались привилегированными. Среди потомственных дворян к концу позапрошлого века помещиков оставалось не более 30%, для многих источником доходов была военная, государственная или коммерческая службы, а также частное предпринимательство. Традиционный уклад дворянства, получавшего доходы с имений, уходил в прошлое.
Духовенство, окормлявшее практически 100% населения, было представлено примерно 500000 служителей. Православие было официальной государственной религией, но, кроме нее, в многоконфессиональной стране были представлены практически все ведущие религии мира: старообрядчество (Север, Центральная Россия); католичество (Польша, Прибалтика, Финляндия, Западная Украина); ислам (Поволжье, Сибирь, Урал, Кавказ); буддизм (Алтай); язычество (Крайний Север); униатство (Западная Украина); лютеранство, реформаторство; иудаизм; индуизм.
На 10 православных служителей приходился в среднем один представитель другой конфессии, что отражало реальное соотношение числа верующих разных религий в стране. Вместе с тем, если православные старцы из числа черных монахов пользовались в народе духовным авторитетом, то приходское священство постепенно теряло влияние на паству. Страна при этом продолжала оставаться крестьянской.
На рубеже веков крестьянство по-прежнему составляло около 75% от населения страны. Спустя 40 лет после реформы треть составляли мало-или безземельные, еще треть — малоимущие и столько же — обеспеченные и зажиточные. Иными словами, произошло расслоение крестьянства. К тому же, развитие капитализ-
ма привело к возникновению новых социальных слоев внутри сословной структуры — промышленных рабочих и буржуазии. Ряды рабочих пополнялись за счет безземельных и малоимущих крестьян, буржуазия росла за счет купцов, в основном 1-й и 2-й гильдий, имевших право вести крупную торговлю (1-я гильдия давала право и на внешнюю торговлю). Ряды рабочих пополнялись также городским мещанством, из которых формировался слой служащих, обеспечивавших государственную бюрократическую машину.
Таким образом, традиционная структура российского общества начала медленно трансформироваться с последней четверти XIX в. в условиях проведения либеральных реформ, развития капиталистических отношений, роста внутреннего рынка и стабильного роста численности населения.
С другой стороны, социальное напряжение в среде крестьянского сословия, политический кризис, приведший к цареубийству в 1881 г., развитие революционных идей и духовная деградация национальной элиты постепенно приводили общество к системному кризису.
В сущности, российское общество рубежа XIX-XX вв., "де юре" оставаясь сословным, фактически перешло к новым отношениям и активно формировало социальные классы, чем, кстати, умело воспользовались отечественные марксисты.
Противоречие между сословным делением общества и его новой формирующейся структурой можно проиллюстрировать на примере выборов в 1-ю и 2-ю Государственные думы (табл. 3).
Следует отметить, что в данном пропорциональном голосовании смешаны уже две общественные структуры — наряду с помещиками и крестьянами (сословия) присутствуют
Таблица 3 Выборы в 1-ю и 2-ю Госдумы
1-я 2-я
Государственная Государст-
дума венная дума
Время выборов Март-апрель 1906 20.02.1907
года года
Избирательные Мужчины с 25-ти Те же
права летнего возраста 1 голос помещика = 3 голоса буржуа = 15 голосов крестьян = 65 голосов рабочих
Срок правления 27.04.1906 - 20.02.1907 -
9.07.1906 (72 дня) 2.06.1907 (102 дня)
буржуа и рабочие. При этом предпочтение отдавалось сословным группам: 1 голос помещика равен 3 голосам буржуа, а 1 голос крестьянина — 4 голосам рабочих. Власть, таким образом, более полагалась на сословную опору, нежели на зарождающийся капитализм.
Обе думы проработали вкупе менее полугода, чему в немалой степени способствовала политическая палитра каждой из них (табл. 4).
Роспуск 1-й Думы привел лишь к тому, что 2-я оказалась еще левее первой,хотя и просуществовала на месяц дольше своей предшественницы.
Таблица 4
Состав 1-й и 2-й Госдумы, человек
1-я Дума
2-я Дума
Прогрессисты - 12 Монархические партии - 22
Партия Октябристы - 32
демократических Кадеты и партия
реформ - 14 демократических реформ - 98
Октябристы - 25 Трудовики - 104
Автономисты - 70 Энесы и эсеры - 53
Кадеты - 161 Эсдеки - 65
Трудовики - 97
Эсдеки - 17
Беспартийные - 103
Эсеры и большевики
бойкотировали
Можно долго спорить о том, каким было бы российское общество, если бы не события 1914-1917 гг., но такой подход к сослагательному наклонению предполагает выдвижение иных условий, при которых трансформация общества из сословнопредставительского в классовое (т. е. формируемого не законами и обычаями, а экономическими отношениями) происходила бы естественным и легитимным путем.
Почему этого не произошло? Почему Россия оказалась лишена возможности плавной общественной эволюции и пережила резкий и трагичный период крушения формации во имя построения явно утопического "бесклассового общества"? В Европе подобные периоды также были чреваты социальными кризисами, но монархии благополучно устояли, сбалансировав ветви власти и разделив ответственность.
После 1905 г. всем казалось, что Россия повторит судьбу многих государств Европы. В. И. Ленин писал, что отныне с Россией "покончено" и теперь в ней потянутся долгие годы "отвратительного капиталистического развития". Вероятно, в то время даже вождь пролетариата недооценил странную силу отечественного радикализма, направленную на свержение государственного строя насильственным путем.
Структура общества советского периода
Новая власть взяла на вооружение доктрину классового общества, приписав классам определенные общественные интересы. Эти интересы легли в основу идеологической концепции построения нового общества, которое в 1920-х годах все еще представляло собой общество переходного периода — от сословного к классовому. Но общественная трансформа-
ция могла происходить только в условиях естественного развития и самоорганизации общества, что никак не входило в планы большевиков. Фактически они оказались перед проблемой решения сразу двух стратегических задач по коррекции общественной структуры: как можно скорее уничтожить остатки сословной системы как совершенно чуждой теории построения нового общества и скорректировать развивающуюся классовую структуру общества, изъяв из нее те части, которые также не вписываются в теорию марксизма-ленинизма.
Эти две задачи советская власть стала решать строго хирургически, при помощи быстро созданного аппарата репрессий. В первую очередь уничтожались остатки сословного общества. К ним относилось дворянство, духовенство, казачество и зажиточные крестьяне ("кулаки"), которые на рубеже веков составляли до трети всего российского крестьянства. Все эти социальные группы были, по мнению теоретиков марксизма, реакционными и крайне вредными для нового общества. Из новой классовой структуры изъятию подлежал класс буржуазии как антагонистический по отношению к новому обществу.
Попутно строжайшей ревизии подверглась российская интеллигенция, которую Ленин определил не как мозг нации, а как ее фракцию. Но интеллигенция, возникшая в конце XIX в. и являющаяся по сути совершенно национальным продуктом, не очень вписывалась ни с сословную систему общественных отношений, ни в классовую. По этой причине она не могла иметь своих, ярко выраженных интересов, и даже большевики так и не смогли приписать ей каких-то особо вредоносных классовых свойств. Отношение к ней было либо сугубо эмоциональное (как у того же Ленина), либо чисто потребительское, в ре-
зультате чего она тихо и незаметно вписалась в теоретические построения марксистской теории классов в виде несколько унизительной и не очень терминологически внятной "прослойки". По сути, этим термином называли социальную группу служащих и вообще всех работников умственного труда с высоким уровнем образования. Позднее, впрочем, советская интеллигенция несколько определилась со своим мировоззрением, активизировавшись в период"оттепели" и породив в эпоху застоя целый слой диссидентов, за что прослыла "либеральной".
Все прочие структурные элементы общества в эту теорию вписаться не смогли, хотя и существовали на периферии советского общества всю его недолгую (исторически) жизнь. Дворянство фактически утратило свой сословный смысл, так как не было объекта служения — Государя. Личная анкета любого советского гражданина на долгие годы могла стать ему "волчьим билетом", если в графе "кем были родители до 1917 года" указывалось их дворянское происхождение. Скрыть этот факт также считалось тяжким грехом перед властью, ибо ставило скрывавшего в положение "внутреннего врага". Тем не менее, какой-то части потомков русского дворянства удалось уцелеть за годы советской власти, хотя следует еще раз напомнить, что это сословное звание лишено сегодня смыслового наполнения и представляет исключительно личную ценность для человека и общественную — для историков.
Духовенство своего смысла не утратило, но попало под тотальный государственный контроль, продолжая при этом окормлять паству, состоявшую преимущественно из людей пожилых и не особо опасавшихся за свою судьбу. Репрессии прошлись по церковным служителям предельно
тщательно, о чем говорят цифры, приведённые в журнале "Церковный вестник" (2005, № 3). "Из насчитывавшихся в 1914 году 67108 церквей и часовен действующими в 1941 году на территории СССР оставались около 350; из 64 правящих архиереев и 66140 членов приходского духовенства служение осуществляли 4 архиерея и не более 500 священнослужителей; около 1000 монастырей были закрыты, и монастырская жизнь была полностью ликвидирована; полному уничтожению подверглась также система духовного образования. По данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ, только с 1937 по 1941 год было репрессировано 175800 представителей православного духовенства, из которых расстреляно было 110700".
С другой стороны, известно, что война привнесла в отношение советской власти к церкви новые оттенки. На встрече в Кремле в сентябре 1943 г. с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем (Ярушевичем) И. Сталин согласился помочь созвать новый Поместный собор, чтобы избрать нового патриарха, возобновить издание "Журнала Московской патриархии", открыть богословские курсы, облегчить порядок открытия церквей. Он сам назначил день открытия собора епископов — 8 сентября 1943 г., приказав доставить ссыльных архиереев в Москву самолётами и проявить при этом "большевистские темпы".
В отличие от духовенства, которое и при советской власти фактически сохранило свои сословные черты, так как имело особые отношения с государством, оформленные законом, и продолжало соответствовать своему прямому сословному назначению, казачество подверглось не только процедуре "расказачивания", но и прямой ликвидации своих со-
словных характеристик. Впрочем, новая власть пыталась какое-то время заигрывать с казачеством, примером чему служит знаменитый фильм И. Пырьева "Кубанские казаки", но сословные черты казаки при новой власти утратили полностью. Сегодня некоторые из них восстанавливаются, в частности, придан особый статус казачьим военным частям.
Удел крестьянства также хорошо известен, и те, кто пережил раскулачивание и коллективизацию, фактически снова попали в крепостное состояние, поскольку вместо гражданских паспортов имели "колхозные книжки", по которым были привязаны к месту жительства. К тому же их положение "дружественного" пролетариату класса не спасало от сокрушительных продовольственных поборов, в результате которых сельское население в 20-х и 30-х годах испытало несколько волн эпидемий голода.
Таким образом, новая социальная структура советского общества формировалась в условиях насильственной трансформации. Остается открытым вопрос, насколько сами трансформаторы отдавали себе отчет в своих действиях по оформлению новой социальной структуры и что они хотели получить "на выходе". О бесклассовом обществе позднейшие официальные советские идеологи писали вяло и невнятно. Целый Институт философии (знаменитый "Желтый Дом" на Волхонке) выдавал
тома псевдонаучной макулатуры и решал важные теоретические задачи, вроде — а правомерно ли писать "превратим Москву в образцовый коммунистический город". Смысл научной дискуссии сводился к тому, что термин "образцовый коммунистический город" пока научно не осмыслен, а глагол "превратить" не совсем вписывается в тезаурус диалектического материализма.
Официальная версия описывала структуру общества как "2+1", т. е. рабочий и колхозница, "промазанные" посередине интеллигентом. Такая структура нашла свое отражение в официальной статистике.
Из таблицы 5 видно, что класс рабочих со знакового 1913 г. вырос в 4 раза, что естественно, учитывая интенсивную индустриализацию страны. Колхозное крестьянство движется по синусоиде — до войны стремительный рост, что отражает темпы коллективизации; после войны почти такое же стремительное уменьшение численности, что связано уже с урбанизацией и массовым оттоком крестьян из села после восстановления их в гражданских правах.
Крестьяне-единоличники практически исчезли перед войной, когда коллективизаций в целом была завершена, а с буржуазией, помещиками и кулаками власть покончила еще раньше.
Более интересна в таблице скрытая информация о численности служащих, которых надо вычитать из общего с рабочими объёма. При вычи-
Таблица 5
Изменение классовой структуры советского общества, % ко всему населению
Классы 1913 1924 1928 1939 1959 1970 1987
Рабочие и служащие 17,0 14,8 17,6 50,2 68,3 79,5 88,0
в том числе рабочие 14,6 10,4 12,4 33,7 50,2 57,4 61,8
Колхозное крестьянство и кооперированные - 1,3 2,9 47,2 31,4 20,5 12,0
кустари Крестьяне-единоличники и некооперированные 66,7 75,4 74,9 2,6 0,3 0,0 0,0
кустари Буржуазия, помещики, торговцы и кулаки 16,3 8,5 4,6 - - - -
тании получается следующая динамика:
1913 1924 1928 1939 1959 1970 1987
Служащие 2,4 4,4 5,2 16,5 18,1 22,1 26,2
За три четверти века "прослойка" увеличилась в 10 раз и оказалась в 2 с лишним раза больше в объеме, чем класс колхозного крестьянства. Этот факт и объясняет, почему в советской статистике служащие были стыдливо спрятаны за спины рабочих. Но внутри себя эта группа скрывала еще один важный общественный слой, который в советском государстве стал формироваться очень быстро — номенклатура. Фактически структура общества к пику застойного периода (70-е годы) была следующей (табл. 6).
Таблица 6
Фактическая структура советского общества в 1939 и 1979 гг., %
Категории населения 1939 1979
Руководители партийных,
государственных и прочих
учреждений и организаций 2,5 6,0
Служащие и интеллигенция 14,1 19,0
Рабочие 32,1 60,0
Колхозники 46,2 15,0
Прочие 5,1 -
Номенклатура в этой схеме была фактически официальной элитой и "правящим классом", состоявшим полностью из партийных работников. У правящей элиты был сравнительно высоким уровень достатка, который, впрочем, часто носил временный характер, определяемый должностным статусом (выходя на пенсию, номенклатурщик терял значительную часть материальных привилегий). Попадание в эту элиту постепенно настоль-но усложнилось различными неформальными правилами, что к концу советской власти "правящий класс" более всего стал походить на замкнутую касту.
Интеллигенция с этой системе занимала строго подчиненное положение. С одной стороны, высокий уровень образования, но с другой — почти полное отсутствие карьерного роста, высшие ступени служебной вертикали по традиции занимали представители номенклатуры. Основная масса интеллигенции имела зарплату 120-150 руб. от вуза до пенсии и никаких возможностей дополнительного дохода. Впрочем, творческая интеллигенция (артисты, писатели, ученые и т. п.) порой довольно близко подбиралась к распределительным "кормушкам", но в общем объеме "прослойки" таковых было не много.
Еще одной группой в среде служащих были руководители и работники торговли, снабжения и иных учреждений, владевших правом на распределение дефицита. Автор этих строк в 1975 г. работал грузчиком в маленьком продуктовым магазине на Волхонке и был свидетелем того, как со двора в каморку директора шли хорошо одетые холёные люди за венгерским сервелатом, растворимым кофе (один сорт, который так и назывался) и икрой. Сама же директор выглядела светской леди и по выходным ходила в Большой театр, что не мешало ей давать в морду пьяному грузчику, для чего она гуманно поворачивала кольца камнями в ладонь.
Таким образом, социальная группа служащих и интеллигенции была далеко не однородна по характеру труда и степени доступа к материальным благам.
Положение с рабочим классом внешне выглядело более благополучно. Во-первых, численность его стабильно росла, что говорило о востребованности. Во-вторых, заработки были выше, чем в других отраслях. Наконец, официальная идеология всячески подчеркивала передовой
характер класса, его уникальность для страны и охотнее других принимала рабочих в члены партии, что являлось стартовым условием для любой карьеры.
С другой стороны, из-за неповоротливости советской промышленности к середине 70-х годов более 40% рабочих были задействованы в неквалифицированном труде. Зарплата предельно уравнялась и квалифицированный труд стал непрестижным, соответственно падала производительность труда, что приводило к стагнации во всей экономике. Лихорадочные попытки стимулировать труд рабочих, предпринятые в начале 80-х годов, не дали существенных результатов. На бюджеты предприятий "навесили" социальные объекты — больницы, детские сады, санатории, спортивные сооружения, жилищное строительство. Внедрение НОТ (научной организации труда), хозрасчета, бригадного подряда, создание на предприятиях социологических служб только вносило лишнюю сумятицу в производственный процесс, маховик которого разогнать было уже невозможно.
Иллюзию социальной значимости класса не смогло поддержать и вытаскивание рабочих из-за станка на съезды КПСС и в различные местные партийные органы.
Но даже на этом фоне положение крестьянства выглядело наиболее катастрофическим среди всех социальных групп общества. Пережив фактически геноцид раскулачивания, конфискацию продовольствия, социалистическое закрепощение, войну, новые репрессии, атаку Хрущева на личные хозяйства, опустошение "неперспективных"сел и деревень, советское крестьянство к 80-м годам сократилось по численности в несколько раз. К тому же, разрушенный социальный быт, нищета, отсутствие в деревнях самого примитив-
ного обеспечения продуктами и промышленными товарами привели к полной социальной апатии и эпидемии алкоголизма. Как следствие — резкое падение производительности труда, снижение объемов сельхозпродукции и постоянный ее импорт в крупных размерах.
Тем не менее следует сказать, что духовная жизнь шла хоть и подспудно, но живо и плодотворно, противостоя той лжи и фальши, которой была опутана повседневность. Достаточно вспомнить фильмы, снятые 40-50 лет назад. Сегодня никто не берется предсказать, когда в России появятся такие картины и такие герои, которые заполнили собой сразу две эпохи народной жизни.
Остается ответить на вопрос, что же мешало России за истекшие 200 лет создать основу общественного развития и государственной стабильности?
Из трех условий формирования "общества согласия", в начале XIX в. не были соблюдены полностью или частично естественные права:
• свободы — поскольку 80% населения страны ее не имели;
• собственности — поскольку несвободные люди не имели полного и открытого доступа к обладанию и преумножению собственности;
• самосохранения — поскольку судебная система не была равна для всех.
В таких условиях средний класс в России просто не мог формироваться. Предложенная Уваровым формула "Православие, самодержавие, народность" предполагала органическое единение самодержавия и народа связкой православия, но любое единство невозможно без свободного выбора, которого не было. Официальная народность была реакцией на развитие в России революционных, радикальных идей и, по сути, представляла собой искусственную конст-
рукцию. Для подлинного единения необходимы были практические шаги.
В результате либеральных реформ 1 860-х годов доступ к естественным правам был открыт. Все подданные страны получили личную свободу, право на собственность и предпринимательство и личную защиту. Судебные уставы ввели институт судебных следователей, адвокатуру и присяжных заседателей, которые определяли виновность и невиновность подсудимого; судебные процессы стали гласными, с публикациями в газетах, а сам суд — бессословным и независимым.
Практика реформ привела к тому, что к концу XIX в. в России стала органично складываться та социальная структура, которая и должна была обеспечить русскую государственность следующего века. У этой структуры были все предпосылки для формирования среднего класса. Собственно, он уже и создавался трудом новой буржуазии, квалифицированных рабочих, просвещенного купечества, крестьянского предпринимательства и активности интеллигенции.
Но беда была в том, что к этому моменту не сложилась солидарная и ответственная национальная элита, которая по степени зрелости соответствовала бы тем задачам, которые ставило перед ней стремительно меняющееся общество. Флаг лидерства перехватил экстремизм, решительность российских террористов-радикалов выгодно оттенялась инфантилизмом элиты.
Способно ли было советское общество сформировать средний класс в том объеме и качестве, чтобы государство могло опереться на него в долгосрочном развитии? Очевидно — нет.
Во-первых, гражданин СССР был отчужден от частной собственности, т.е. принудительно лишен одного из основных своих естественных прав. Во-вторых, хотя система защиты людей и работала, но она же, одновременно, являлась орудием подавления свободы как средства жить не по лжи.
Кроме того, не могло идти и речи о формировании национальной элиты, пропасть между номенклатурной квазиэлитой и обществом была бездонной. Отсутствие доверия постепенно приводило общество к эскапизму, а руководство страны — к маразму. Такая страна не могла существовать, и единственно, что странно, что в 80-е годы это не было ни для кого очевидно.
Сегодня во второй раз за последние два века российское общество получило возможность для естественной самоорганизации, и сегодня почти есть условия для жизнедеятельности среднего класса. "Почти", потому что право и закон не соответствуют требованиям времени, а национальная элита так и не может вырасти из "коротких штанишек" прошлого десятилетия. Но, несмотря на это, мы можем утверждать, что именно нынешний период развития российского общества является преемником тех процессов, которые были прерваны сто лет тому назад, и изучение трансформации российского общества было бы неполным без взгляда вглубь отечественной истории.
Mikhail Tarusin in his contribution to "Real Russia (Stratification of the Contemporary Russian Society)", which should come out in 2006, argues that the analysis of changes in the Russian society and of the history of change is necessary not only to understand the nature of historical processes and to forecast the future of the Russian state and people. He provides the statistical data about the structure of the Russian society in the 19th century and during the Soviet times.
