CC BY-NC-ND
39
Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2022. Т. 19. № 2. С. 353-372. Psychology. Journal of the Higher School of Economics. 2022. Vol. 19. N 2. P. 353-372. DOI: 10.17323/1813-8918-2022-2-353-372
РАЗВИТИЕ И КРИТИКА ИДЕЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА В ТРУДАХ С.Л. РУБИНШТЕЙНА
М.Г. ЧЕСНОКОВА"
" Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 119991, Россия, Москва, Ленинские горы, 1
Development of the Ideas of Existentialism and Their Critique in S.L. Rubinstein's Works
M.G. Chesnokova"
aLomonosov Moscow State University, 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991, Russian Federation
Резюме
Статья посвящена анализу экзистенциальных мотивов в творчестве С.Л. Рубинштейна и его отношения к экзистенциализму. С конца 1950-х гг. взгляды Рубинштейна развивались в тесном диалоге с экзистенциальной философской мыслью. В его работах появляются имена М. Мерло-Понти, М. Хай-деггера, Ж.-П. Сартра. Последняя монография Рубинштейна «Человек и мир» носит ярко выраженный экзистенциальный характер, в ней ему удалось осуществить свой давний замысел онтологизации психологии, вписав человека и его сознание в общую структуру бытия. Идеи, высказанные Рубинштейном в последние годы жизни, обнаруживают интересные переклички со взглядами родоначальника экзистенциализма С. Кьеркегора, а в ряде случаев почти буквально повторяют отдельные положения философии М. Хайдеггера. Одновременно Рубинштейн дает развернутую критику экзистенциального подхода по вопросам понимания сущности человека как субъекта переживания, реализующего свой «проект», обоснованности феноменологического метода
Abstract
In the article the existential motifs in the works of S.L. Rubinstein and his attitude toward existentialism is considered. Since the late 1950s, Rubinstein's views developed in close dialogue with existential philosophical thought. The names of M. Merleau-Ponty, M. Heidegger, J.-P. Sartre appear in his works. Rubinstein's latest monograph "Man and the world" has a pronounced existential character. In this work, he managed to implement his long-standing project of ontologizing psychology, including a man and his consciousness, into the general structure of being. Ideas expressed by Rubinstein in the last years of his life reveal interesting similarities with the views of the founder of existentialism S. Kierkegaard and in some cases almost literally repeat some statements of the philosophy of M. Heidegger. At the same time, Rubinstein gives a detailed critique of the existential approach concerning the issues of understanding the essence of man as a subject of experience implementing his "project", the validity of the phenomenological
и человеческой свободы. Наибольшую сложность в интерпретации взглядов Рубинштейна составляет сочетание в его концепции ориентации на марксистскую методологию с утверждениями экзистенциального характера. Главный вопрос, по которому ученый не допускает никаких компромиссов с экзистенциализмом, касается оценки роли объективного знания. Здесь он сохраняет верность рационалистической традиции Гегеля и Маркса. По мнению Рубинштейна, познание пронизывает все формы отношения человека с миром, включая этические отношения. Познание действительности преобразует само бытие, заменяя стихийный характер его развития сознательным. При всей неоднозначности диалога Рубинштейна с экзистенциалистами, обусловленной в значительной степени веяниями времени, он, безусловно, имел важное значение для развития отечественной психологии, введя в нее новый круг экзистенциальных вопросов.
Ключевые слова: С.Л. Рубинштейн, экзистенциализм, индивид, внутреннее, феноменологический подход, рационализм, деятельность, познание, принцип восхождения от абстрактного к конкретному.
Чеснокова Милена Григорьевна - старший научный сотрудник, факультет психологии, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, кандидат психологических наук.
Сфера научных интересов: история и методология психологии, отечественная и экзистенциальная психология, психология индивидуальности, психология жизненных миров. Контакты: milen-ches@bk.ru
method, and human freedom. The greatest difficulty in interpreting Rubinstein's views is the combination in his theory of his orientation to Marxist methodology with existential statements. The main issue on which Rubinstein does not allow any compromises with existentialism concerns the assessment of the role of objective knowledge. Here he remains loyal to the rationalistic tradition of Hegel and Marx. According to Rubinstein, cognition permeates all forms of human relations with the world, including ethical relations. Cognition of reality transforms existence itself, replacing the spontaneous nature of its development with a conscious one. Despite the ambiguity of Rubinstein's dialogue with existentialists, determined to the great extent by the Zeitgeist, it was certainly very important for the development of Russian psychology, introducing a new range of existential issues.
Keywords: S.L. Rubinstein, existentialism, individual, intrinsic, phenomenological approach, rationalism, activity, cognition, the principle of ascent from the abstract to the concrete.
Milena G. Chesnokova - Senior Research Fellow, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University, PhD in Psychology.
Research Area: history and methodology of psychology, Russian and existential psychology, psychology of individuality, psychology of life worlds. E-mail: milen-ches@bk.ru
О наличии экзистенциальных мотивов в творчестве С.Л. Рубинштейна в психологической литературе упоминалось неоднократно. Однако дальше общих констатаций и вырванных из контекста цитат развитие этого сюжета долгое время не шло. А.В. Брушлинский говорил о трансформации мировоззрения Рубинштейна в последние годы жизни, обращал внимание на критику им марксистской методологии, проявившуюся в преодолении трактовки личности как ансамбля общественных отношений и сведения человека к его общественной функции («маске»), в отказе от абсолютизации роли деятельности, в подчеркивании ценности созерцательного отношения к действительности.
Онтологический поворот во взглядах Рубинштейна, нашедший отражение в его монографии «Человек и мир» (которую сам он определял как свою «духовную автобиографию»), некоторые исследователи связывают с его знакомством с произведениями М. Хайдеггера. Однако до последнего времени это утверждение не было подкреплено сопоставительным анализом их идей, оставаясь на уровне гипотезы. В статьях А.С. Арсеньева взгляды Рубинштейна вплетаются в широкий полифонический контекст идей русских экзистенциалистов — Н.А. Бердяева, Ф.М. Достоевского, М.М. Бахтина, философии Тейяра де Шардена, Л. Фейербаха, К.Э. Циолковского и музыки А.Н. Скрябина (Арсеньев, 2007). В качестве наиболее важной Арсеньев выделяет мысль Рубинштейна об одновременной завершенности и потенциальной бесконечности человека, выражающего собой бесконечность Мира. К.А. Абульханова говорит об «уникальном, онтологически экзистенциальном» характере рубинштейновской парадигмы (Абульханова, 2020, с. 24). В вышедшем недавно учебнике Н.В. Гришиной Рубинштейн рассматривается как один из представителей экзистенциальной психологии XX в. (Гришина, 2018). В обоснование своей позиции Гришина ссылается на представление Рубинштейна о человеке как субъекте жизни и его концепцию жизненного пути, выделение разных уровней существования — непосредственного и рефлексивного, учение о поступке и свободе человека. Однако хотя характерный экзистенциальный ореол рубинштейновских идей отмечается многими, признание в нем экзистенциалиста наталкивается на ряд сложностей. Главная из них связана с весьма резкими критическими высказываниями в адрес экзистенциализма М. Мерло-Понти, М. Хайдеггера и Ж.-П. Сартра, содержащимися в таких работах Рубинштейна, как «Бытие и сознание» (1957), «Принципы и пути развития психологии» (1959), «Человек и мир» (издана посмертно), что вряд ли можно списать исключительно на влияние времени. В этой связи вспоминается предупреждение Л.С. Выготского против скоропалительных сближений фундаментально разных концепций на основе формально общих признаков, высказанное им в связи с идеей синтеза марксизма и психоанализа А.Р. Лурии.
Актуальность и постановка проблемы
Непосредственной целью данной статьи является прояснение экзистенциальных аспектов философско-психологических взглядов Рубинштейна и возможности отнесения его к экзистенциализму направлению. Актуальность вопроса определяется, в первую очередь, задачами историко-психологическо-го исследования, направленными на реконструкцию возникновения и развития научных направлений и школ психологии, их оппонентного круга, формальных границ и возможных трансформаций.
Интерес к экзистенциальному подходу имеет и более широкий научный контекст. Экзистенциальная психология является одним из наиболее активно развивающихся направлений современной психологии. В последние годы его популярность в науке существенно возросла. В частности, В.В. Знаков считает,
что в конце ХХ в. интересы большей части психологов смещаются с когнитивной парадигмы на экзистенциальную, что сопровождается переходом от изучения отдельных психических процессов к анализу целостных ситуаций человеческого бытия (Знаков, 2005, с. 122). На наш взгляд, об отказе от когнитивной парадигмы в психологии говорить рано. Развернувшаяся и усиленная условиями пандемии цифровизация общества активно питает современные когнитивные исследования. И надо полагать, что в ближайшее время эта тенденция сохранится. С другой стороны, в сфере социально-гуманитарных наук проявляется и другая тенденция, продиктованная беспокойством по поводу нарастающей антигуманизации общества, изменений культурных и ценностных ориентиров (вплоть до отказа от своей гендердной принадлежности), утраты человеком своего человеческого бытия, растворения его в цифровой массе. Все это роднит сегодняшнюю ситуацию с ситуацией начала ХХ в., характеризовавшейся первым витком наступления техники и опасностью порабощения ею человека, против чего, в частности, выступил экзистенциализм. На этом фоне усиление экзистенциальных трендов в современной психологии также вполне объяснимо. В настоящее время имеет смысл говорить не столько о смене парадигм исследования с когнитивной на экзистенциальную, сколько об их активном оппонировании. При этом каждая из парадигм имеет свою социокультурную базу для дальнейшего развития и переживает в определенном смысле новый расцвет.
Еще одна причина, побуждающая рассмотреть базовые основания экзистенциального подхода более пристально, связана с определенной расплывчатостью самого содержания понятия «экзистенциальная психология». Современная экзистенциальная психология на Западе развивается преимущественно как психотерапевтическая практика. При этом первые психотерапевтические программы Л. Бинсвангера и М. Босса возникли под непосредственным влиянием философии М. Хайдеггера. Р. Мэй внес большой вклад в популяризацию идей С. Кьеркегора и М. Хайдеггера среди американских психологов. Идеи экзистенциальных философов (в частности, идея отношения к человеку как к «тайне») звучат и в работах Дж. Бьюдженталя. Экзистенциальная психотерапия опирается на феноменологический подход и противостоит объективному научному исследованию. По словам Бьюдженталя, психология отличается от психотерапии как наука от искусства. Экзистенциальная психотерапия не отвергает, а подчеркивает свою связь с философской антропологией. В противоположность этому позиция отечественных психологов ориентирована на разделение и противопоставление экзистенциальной философии и психологии. В уже упоминавшемся учебнике по экзистенциальной психологии Н.В. Гришиной (Гришина, 2018) представлен большой круг современных психологических исследований, выполненных в полном соответствии с традиционным требованием объективности научного знания, хотя и во многих случаях с привлечением качественных методов. И здесь возникает следующий вопрос: возможна ли вообще экзистенциальная психология как наука? Вопрос этот далеко не праздный, учитывая, что экзистенциализм изначально настаивал на ограниченности научного понятийного познания человека, а
сама экзистенциальная философия выступала как форма практики, более близкая литературе и искусству, чем науке. Второй вопрос касается возможности реализации экзистенциального подхода по отношению к проблеме познания и, соответственно, продвижения экзистенциального направления в исходно чуждую ему область. Анализ экзистенциальных аспектов творчества Рубинштейна и его отношения к экзистенциализму в целом представляет собой, на наш взгляд, богатый материал для осмысления этих и других вопросов.
Переходя непосредственно к предмету нашего исследования, считаем необходимым отметить следующее. Мы исходим из различения проблематики экзистенциализма и предложенной им методологии решения заявленных проблем. Принадлежность ученого к тому или иному направлению определяется не столько тем, какие вопросы он решает (хотя и это важно), сколько тем, как он их решает. Разделение предмета и метода исследования при проведении сопоставительного анализа взглядов представителей экзистенциализма, составлявших оппонентный круг Рубинштейна, и самого Рубинштейна может способствовать прояснению его философской методологии. Одновременно с этим мы приходим к необходимости уточнения самого существа (ядра) экзистенциальной мысли, которое и создает ее специфику.
Признавая влияние на Рубинштейна экзистенциальной мысли, важно определить характер этого влияния. Рубинштейн не принадлежал к числу ученых, предпочитающих идти заранее заданным путем. Его мысль не догматична, а критична. Мы склонны согласиться с Н.А. Дмитриевой, рассматривающей Рубинштейна как вполне самобытного философа, опиравшегося на идеи Канта, философию Гегеля, марксизм и экзистенциализм как философские модели, анализ и полемика с которыми способствовали формированию его собственной философской антропологии (Дмитриева, 2016). При этом, в отличие от большинства психологов, Рубинштейн вполне сознательно и планомерно работал над осмыслением философских оснований психологии. Эта работа продолжалась на протяжении всей жизни и занимала в его творчестве едва ли не больший удельный вес, чем его конкретно-психологические исследования. На самобытности Рубинштейна как философа настаивает и К.А. Абульханова, подчеркивая, что его концепция являлась результатом «сквозной критической реконструкции всех философских систем» на основе принципа монизма (Абульханова, 2010, с. 73). Признавая за Рубинштейном заслугу творческого преобразования экзистенциализма (Там же, с. 61), К.А. Абульханова при анализе идей ученого достаточно сознательно абстрагируется от его диалога с экзистенциалистами как затрудняющего, по ее мнению, понимание сути его онтологической парадигмы (Абульханова, 2020). Мы, со своей стороны, напротив, полагаем, что сущность авторской концепции лучше высвечивается в сравнении ее с другими, в том числе идейно близкими подходами. Особое внимание к философской стороне взглядов Рубинштейна и его полемике с философами-экзистенциалистами М. Хайдеггером и Ж.-П. Сартром в данной статье обусловлено определенной особенностью его творчества, состоящей, по словам Г. С. Батищева, в том, что «непреходящая значимость произведений Рубинштейна не убывает, а скорее возрастает там,
где он переходит от внутрипсихологических тем (хотя известен он как специалист именно по общей психологии) к сюжетам более многомерным, нравственно-этическим и собственно философским» (Абульханова, 2010, с. 206-207).
Рубинштейн и экзистенциальная программа С. Кьеркегора
Как известно, экзистенциализм ХХ в. представлял собой достаточно разнородное течение. В нем присутствовало и религиозное (К. Ясперс, Г. Марсель, П. Тиллих, М. Бубер), и материалистическое крыло, тяготеющее к марксизму (Ж.-П. Сартр, Э. Фромм). Поэтому суть экзистенциализма в целом сформулировать не так просто. Основной пафос этого учения составляют антирационализм (отказ от попытки понять человека рационально), смещение фокуса внимания с вопроса о сущности человека как некой неизменной константе на способ (или способы) его существования в мире, своеобразный культ индивидуальности. Ядро экзистенциализма было заложено датским философом и христианским мыслителем С. Кьеркегором, выступившим против декартовской трактовки человека как простого синтеза души и тела. Это психофизиологическое единство должно чем-то направляться, считал Кьеркегор. То, что им управляет, есть Я, или дух. И это Я свободно. В ХХ столетии Ж.-П. Сартр по-своему повторит этот тезис, заявив, что свобода есть сущностная характеристика человека, она безусловна.
Кьеркегор понимал Я как определенное качество человека, его «сокрытое внутреннее». История индивидуальной жизни есть переход от одного качества к другому. Я находится в постоянном становлении. Однако Я не создается человеком (неистовое желание самому быть Творцом своего Я Кьеркегор определяет как форму отчаяния), а скорее открывается им. Кьеркегор выделяет три способа бытия человека в мире: эстетический, этический и религиозный. Этическое рассматривается им не как отдельная сфера жизни, а как особый способ существования человека, имеющий опору в эстетическом отношении к действительности.
Кьеркегор решительно отвергает идущее от Декарта сведение человека к мыслящему субъекту, а жизни к познанию. Объективное познание имеет дело с явленным. Но в сфере человеческих переживаний преобладает не столько прямая, сколько контрастная форма выражения. Ориентируясь только на внешние проявления, мы рискуем упустить или исказить смысл переживания. Объективная истина как истина для всех не имеет значения для индивида. Истина индивида — это правда его жизни, и она субъективна. Так была намечена проблематика истинного, собственного, и неистинного, усредненного, анонимного существования. Человек рассматривается Кьеркегором в контексте конечного и бесконечного, истории. Однако в отличие от большинства экзистенциалистов ХХ в. он не противопоставляет индивидуальное общечеловеческому: «Вот она — тайна совести, тайна индивидуальной жизни, заключающаяся в том, что последняя является в одно и то же время и индивидуальной, и общечеловеческой» (Киркегор, 1994, с. 335).
Несмотря на отсутствие фактов, достоверно свидетельствующих о знакомстве Рубинштейна с работами Кьеркегора, нельзя не отметить, что многие его рассуждения входят в ощутимый резонанс с идеями датского мыслителя. Приведем несколько примеров.
Так, Рубинштейн подчеркивает индивидуально-личностное основание развития всех психических (психофизиологических) процессов человека. Эти процессы не только универсальны, но и индивидуальны, они не имеют самостоятельной линии развития и составляют психическое содержание жизни личности (Сергей Леонидович Рубинштейн, 1989, с. 35). Данное утверждение перекликается с представлением Кьеркегора об управляющей функции Я.
В качестве особой заслуги Рубинштейна К.А. Абульханова отмечает введение им в отечественную психологию понятия способов (или уровней) человеческого существования. В действительности эта тема обнаруживается еще в ранних работах Л.С. Выготского. В эссе о «Гамлете» (1916) Выготский говорит о ведущих модусах существования главных героев пьесы — «греховной наивности» Гертруды, этическом облике Гамлета, непосредственной религиозности Офелии, удивительным образом повторяя кьеркегоровскую концепцию способов бытия человека (эстетического, этического, религиозного). У Рубинштейна тема уровней существования появляется только в последней монографии «Человек и мир», где он пишет о двух уровнях существования человека — непосредственном и рефлексивном.
Подобно Кьеркегору, Рубинштейн онтологизирует этическую проблематику, подчеркивая чувственную, эстетическую основу отношения человека к миру. Заметим, что интерес к этическим проблемам у Рубинштейна, как и у Кьеркегора, возник еще детстве и был обусловлен трудной семейной ситуацией: Кьеркегор родился от незаконной связи его отца со служанкой, отец же Рубинштейна был тяжело болен и практически не мог содержать семью. «Жизнь семьи рано поставила передо мной нравственные проблемы — тонкие, сугубо личностные соотношения», — вспоминал Рубинштейн (Сергей Леонидович Рубинштейн, 1989, с. 413). Практический интерес к этическим проблемам позднее перерос у него в теоретический. Кьеркегор же, отвергая ценность абстрактных рассуждений о человеке, с самого начал строил свою экзистенциальную философию как особого рода практику человеческой жизни.
Очень созвучны друг другу кьеркегоровское понимание Я как «сокрытого внутреннего» и рубинштейновское определение личности как совокупности внутренних условий, опосредствующих внешние воздействия. Е.Б. Старовой-тенко прямо говорит о концепции «внутренней личности» у Рубинштейна (Там же, с. 354). О различных модальностях внутреннего в работах Рубинштейна пишет К.А. Абульханова (Там же). Она же отмечает введение им расширенной трактовки субъекта как качественной определенности, что также перекликается с кьеркегоровским пониманием Я как особого качества человека.
Для Кьеркегора и Рубинштейна характерен нелинейный, диалектический подход к человеку. Кьеркегор писал о контрастной форме выражения человеческого
переживания. Рубинштейн в свою очередь отмечает незеркальный характер связи внешнего и внутреннего в человеке, настаивая на необходимости смыслового истолкования фактов внешнего поведения.
В монографии «Человек и мир» Рубинштейн громко заявляет о «незаменимой ценности», «преимуществе индивида» «как единства единичного, особенного и всеобщего» (Рубинштейн, 1973, с. 384). В разгар эпохи строительства социализма он высказывает крамольную для своего времени мысль: «В борьбе между индивидом и обществом иногда бывает прав индивид» (Там же, с. 381). Сравним с утверждением Кьеркегора: «Человек отличается от прочих живых существ не только совершенствами, которые обычно упоминаются, но и превосходством природы индивида, отдельного и единичного, над родом» (Кьеркегор, 2010, с. 394).
Указание на субъективный характер истины, звучащее у Кьеркегора, присутствует и в представлении Рубинштейна об одновременно объективном и субъективном характере истины, воплощаемой человеком в жизнь (Рубинштейн, 1997, с. 44). При этом и Рубинштейн, и Кьеркегор понимают природу человека как единство конечного и бесконечного, истории.
Потребность приблизить философию к реальной человеческой жизни, свойственная Кьеркегору, присутствовала и у Рубинштейна. Известно, что первоначальный замысел монографии «Человек и мир» предполагал изложение Рубинштейном своей философии жизни в жанре автобиографии (Абульханова, 2010, с. 38). Характерно, что Кьеркегор неоднократно вводил автобиографический материал в свои литературно-философские произведения, разворачивая главные идеи на его основе.
Многие страницы работ Кьеркегора посвящены идее принятия человеком ответственности за свою жизнь. Тот же пафос серьезного, ответственного отношения к жизни пронизывает и монографию С.Л. Рубинштейна «Человек и мир», и весь его жизненный и творческий путь.
Обнаруживаемые переклички взглядов Рубинштейна с ядром экзистенциальной программы Кьеркегора едва ли можно считать случайными. И это является серьезным аргументом в пользу экзистенциальной трактовки его идей. С другой стороны, сам Рубинштейн рассматривал онтологизацию психологии как реализацию объективного подхода к анализу явлений действительности — подхода, который экзистенциализм решительно отвергал. Как писал уже в ХХ в. экзистенциалист П. Тиллих, «человек сопротивляется объективации, и если сломить это сопротивление, то сломлен будет и сам человек» (Тиллих, 2017, с. 220).
Рубинштейн и Хайдеггер
Особый интерес представляет вопрос об отношении Рубинштейна к М. Хайдеггеру. Существует мнение, что переход Рубинштейна от проблемы бытия и сознания к проблеме человека и мира был в значительной степени обусловлен влиянием трудов этого философа. Присутствие Хайдеггера в текстах Рубинштейна обнаруживается на двух уровнях — явном, артикулированном (и
неизменно критическом) и скрытом, имплицитном, вживленном в собственную логику мысли. Обратимся к этому второму, скрытому уровню.
Начнем с понятия «мир», используемого Рубинштейном для обозначения бытия в его соотнесенности с человеком. Для каждого, кто знаком с философией Dasein, это понятие вызывает устойчивую ассоциацию с «мировостью мира» Хайдеггера. Мир имеет значение, смысл для человека. Это также вполне хайдеггеровская идея. К.А. Абульханова отмечает, что категория «мир» являлась совершенно новой в марксистской традиции, хотя и близкой по существу марксову понятию «второй природы» (Сергей Леонидович Рубинштейн, 1989, с. 55). Вслед за Хайдеггером Рубинштейн предпринимает специальное исследование понятия бытия в истории философии. Однако его анализ существенно отличается от хайдеггеровского как с точки зрения выбора персоналий (помимо Платона и Аристотеля, это Авиценна, Юм, Вольф, Кант, Гегель), так и по его основной идее — критике тенденции к «уничтожению» бытия, сведению его к «кажимости», замене онтологического содержания феноменальным. Хайдеггер же настаивает на феноменологической постановке вопроса о бытии (Хайдеггер, 2015). При этом Рубинштейн и Хайдеггер солидарны в критике картезианского учения о бытии, сводящего его к вещности — предмету физики.
Рубинштейн и Хайдеггер признают пространственный и временной характер сущего. Однако в самом понимании времени между ними обнаруживаются расхождения. Хайдеггер утверждает, что временем (временностью) обладает только человеческое бытие (Dasein), вещи природы как таковые совершенно безвременны. Он различает временное, надвременное и вневременное бытие. Рубинштейн говорит о несовпадении времени человеческой жизни и истории со временем движения материи как таковой и ставит вопрос о необходимости дифференциации категорий пространства и времени применительно к разным сферам сущего. «В принципе оправданным становится представление о качественно различных структурах времени, в зависимости не только от качественных (и структурных) особенностей процессов в неорганической природе, но и в природе органической, в жизни, и, далее, у человека, в частности, в процессе истории» (Рубинштейн, 1973, с. 279).
В то время как Хайдеггер бросает все силы на разработку онтологии именно человеческого бытия (задуманный им второй том «Бытия и времени», посвященный онтологии бытия в целом, как известно, не был им написан), Рубинштейн движется в противоположном направлении: от общей онтологии к онтологии бытия человека. Он стремится преодолеть представление о гомогенности бытия, определить его общую структуру и основные способы существования. Причем, как отмечает К.А. Абульханова-Славская, первые формулировки этой задачи появляются у Рубинштейна еще в рукописях 1920-х гг., когда работы Хайдеггера вряд ли могли быть ему знакомы («Бытие и время» вышло в Германии в 1927 г.). Логичнее предположить, что идеи Хайдеггера были включены им в оборот собственных размышлений уже позднее. Человек, безусловно, главный субъект существования, но далеко не единственный, замечает Рубинштейн. У каждого процесса свой субъект. И с прекращением процесса
прекращает свое существование и субъект этого процесса. У Хайдеггера «человек как исходное оказывается не только началом, но и концом, в силу чего нет возможности выйти в сферу бытия в целом, — замечает Рубинштейн. — Именно поэтому экзистенциалист М. Хайдеггер, создав онтологию человеческого бытия, не может создать второй том онтологии — онтологию бытия как такового» (Там же, с. 274). Рубинштейна интересует прежде всего то, какие изменения происходят в самом бытии с появлением в нем человека. Развивая идею деструктуризации бытия, Рубинштейн намечает как задачу будущего разработку частных «онтологий», специфических для разных исторических формаций (в частности, капитализма и коммунизма) (Там же, с. 278-279). Как отмечает К.А. Абульханова, онтология Рубинштейна — это «дифференциальная онтология», или «онтология множественности» (Абульханова, 2020, с. 14). Рубинштейн очевидным образом стремится снизить статус хайдеггеровской онтологии с ее акцентом на несобственном, усредненном способе существования, представив ее как «частную онтологию» капиталистического общества. Именно историчность подхода Рубинштейна, полагает Абульханова, позволяет ему осуществить переход от категории «человек» к категории «личность». Этот переход оказывается опосредованным включенностью человека в конкретную историческую эпоху, жизнь страны, общества, отношения с другими людьми через определенное место в них (Там же, с. 15).
Еще одна идея, по всей видимости общая для Хайдеггера и Рубинштейна, — это идея открытости человеческого бытия, раскрытия бытия человеком. Хайдеггер утверждает, что раскрытие происходит на онтологическом уровне в результате практического взаимодействия с предметами действительности (например, открытие дерева в качестве материала для изготовления мебели или бумаги), т.е. открывается скрытая возможность данного предмета, которая до этого момента существовала лишь в потенции. «Открытие бытия — прерогатива чувственности, — вторит ему Рубинштейн. — Первично даны не объекты созерцания, а объекты потребностей и действия человека» (Рубинштейн, 1973, с. 264).
Хайдеггер рассматривает практическое отношение к действительности как первичное, а познавательное как вторичное. При этом он подчеркивает, что само познание возникает в условиях дефицита практического взаимодействия с предметом как особая форма «бытия при нем». Еще до всякого познания мир на практическом уровне открыт человеку и обладает исходной понятностью (означенностью) для него. Эта понятность составляет основу его ориентации в мире. Необходимость познания и объяснения возникает там, где эта понятность по каким-то причинам утрачивается. Между восприятием и мышлением, по Хайдеггеру, нет принципиальной разницы. Мышление есть «вня-тие» бытию сущего, иначе говоря, восприятие сущего (предмета или явления) в его бытийствовании.
Рубинштейн также утверждает первичность практического отношения человека к миру. Отправной точкой развития высших форм познавательной деятельности он считает именно практическое мышление. Однако в отличие
от Хайдеггера он, начиная с ранней статьи «Принцип творческой самодеятельности», последовательно проводит мысль о том, что глубина познания определяется глубиной практического взаимодействия человека с миром. Восприятие и мышление различаются тем, что первое имеет дело с явными, а второе — со скрытыми сторонами предметной действительности. В этом смысле мышление всегда выявляет больше. В процессе познания чувственное восприятие с необходимостью перетекает в мышление, поскольку эксплицитное (явное) тянет за собой имплицитное (скрытое) в силу их объективной связи в самом бытии. Однако и здесь его мысль вновь смыкается с мыслью Хайдеггера, и мышление не исчерпывает содержания объекта познания, что выражает «несводимость бытия сущего к мысли, к познанию» (Там же, с. 309).
Одновременно Рубинштейн почти буквально повторяет представление Хайдеггера о двух модусах существования человека: усредненном модусе «некто» («люди») и собственном, или аутентичном, модусе. У Рубинштейна это два по-разному регулируемых способа поведения: первый — я поступаю как «все вообще» и второй — «я сам» действую (Там же, с. 367).
Обращается Рубинштейн и к проблеме отношения человека к смерти — одной из важнейших в философии Хайдеггера. Однако он отрицает, что сам факт осознания человеком своей смертности, временности на этой земле способен дать ему импульс к обретению авторства своей жизни. Субъектность, по Рубинштейну, обретается не иначе как в процессе решения человеком актуальных жизненных задач. Объективно смерть не всегда трагична. И переживание близости смерти будет протекать по-разному в зависимости от чувства исполненности жизни. Современные исследования и работа психотерапевтов полностью подтверждают эту закономерность.
Таким образом, мы видим, что сходство между Рубинштейном и Хайдеггером является скорее тематическим, чем сущностным. Более того, анализ существа их идей обнаруживает внутреннюю полемичность взглядов Рубинштейна по отношению к онтологической системе немецкого философа. Хайдеггер от начала до конца удерживает ценность онтологического взгляда в противоположность гносеологическому. Познание, по его мнению, возникает на почве определенной ущербности и неполноты раскрытия бытия вещей. Оно не имеет самостоятельной бытийной ценности. Рубинштейн, как мы увидим далее, стремится показать, что процесс познания и сам познающий входят в состав самой действительности как ее неотъемлемая часть (Там же, с. 327). Для прояснения его взгляда обратимся к основным направлениям критики Хайдеггера и экзистенциализма, содержащимся в его текстах.
Критика экзистенциализма Рубинштейном
Первые критические замечания в адрес экзистенциализма можно встретить уже в «Бытии и сознании». Критика экзистенциализма осуществляется Рубинштейном в русле общего неприятия им феноменологического подхода, идущего от Э. Гуссерля, с которым, по его мнению, экзистенциализм неразрывно связан. Здесь он упоминает имена М. Хайдеггера и Ж.-П. Сартра и их
обоснование феноменологии как онтологии, которая для него категорически неприемлема. Рубинштейн выступает против отождествления феномена с бытием и его противопоставления явлению. Стоит заметить, что критика Хайдеггера в данном контексте, на наш взгляд, не вполне справедлива, поскольку Рубинштейн, судя по всему, игнорирует определенные различия в трактовке сути феноменологического исследования, существующие между Гуссерлем и Хайдеггером. Гуссерль рассматривает сознание как первое бытие (в котором действительность только и предстает субъекту), а интенциональ-ность как структуру психического. Против такого «уничтожения» бытия и выступает Рубинштейн. Для Хайдеггера интенциональность имеет бытийную природу и носит характер заботы. Человек существует, только проявляя непрерывную заботу о собственном существовании. В этом суть его бытия, до которого ему всегда есть дело. И этим он отличается от вещи. Феномены, по Хайдеггеру, суть проявления такого озабоченного бытия человека в мире, а не просто феномены его сознания. Поэтому, когда в «Человеке и мире» Рубинштейн скажет, что «под направленностью, интенцией имеется в виду направленность не только сознания, но и всего бытия человека» (Там же, с. 295), он, фактически, вернется к подлинной мысли Хайдеггера.
Особое внимание Рубинштейн уделяет вопросу соотношения явления, сущности и «кажимости». Сущность не отделена от явления, но выражает себя в явлении, утверждает Рубинштейн. Однако против этого в действительности не возражает и Хайдеггер. Он лишь добавляет, что сущее может открыто обнаруживать себя (феномен), а может только косвенно «оповещать» о себе в явлении, не раскрывая при этом своей сути («всего лишь явление»). А вот в трактовке «кажимости» Рубинштейн оказывается, пожалуй, большим экзистенциалистом, чем сам Хайдеггер. Для Хайдеггера «кажимость» есть только искажение сущности (то, что себя показывает не как то, что оно есть). Рубинштейн рассматривает «кажимость» как особое бытие вещи как вещи для другого, определяемое условиями ее данности ему. Он отмечает, что субъективное отношение человека к миру возникает на основе объективного отношения его человеческого бытия к бытию в целом (Там же, с. 345).
Рубинштейн считает ошибочным понимание Хайдеггером и экзистенциалистами специфики существования человека как «выхода за свои пределы» (Там же, с. 280). По его мнению, это общая характеристика всего сущего. «Нельзя отделить Da-sein от всякого иного Sein» (Там же, с. 294). Критика Хайдеггера Рубинштейном здесь опять-таки не вполне справедлива. Мир для человека, по Хайдеггеру, не есть просто что-то внешнее по отношению к нему. Сам Хайдеггер считал утверждение о том, что человек находится внутри бытия, в корне неверным. Человек не выходит в мир. Как человек он только и существует в мире. В этом и состоит особенность Da-sein. Более того, само присутствие человека в мире может осуществляться по-разному, причем как именно — определяет он сам.
Рубинштейн выступает против экзистенциального понимания человека как «проекта» — эскиза будущего, не имеющего никакой связи с прошлым и отрицающего настоящее. Данную идею он приписывает как Сартру, так и
Хайдеггеру (Там же, с. 362). Однако если в отношении первого такая трактовка вполне справедлива, то по отношению ко второму она в корне ошибочна. Одна из важнейших идей Хайдеггера состоит в утверждении фактичности существования человека. Место рождения, эпоху, строй, семью человек не выбирает. Он буквально «брошен» в мир. Но человек может по-разному отнестись к этому «наследству»: он может отвергать его и бороться с ним, а может принять его. И только в этом последнем случае он обретает прочную почву для собственного, аутентичного существования, не порывая «связи времен», но преобразуя доставшееся ему своим существованием. Между тем Рубинштейн полемизирует с концепцией «проекта» так, как будто бы этих рассуждений Хайдеггера вовсе не было.
Всякое наличное бытие (в том числе и сам человек) является продуктом прошлого развития, утверждает Рубинштейн. А все новое создается из наличного материала. Такова необходимая связь прошлого, настоящего и будущего в жизни человека. Граница, разделяющая прошлое и будущее, проходит через действие. Человек вовсе не безосновное существо, как утверждает Сартр. Сущность человека (совокупность внутренних условий), являясь итогом предшествующего развития, определяет диапазон его возможных изменений.
Здесь мы выходим на одну из сложнейших проблем философии и психологии — проблему свободы. Рубинштейн критикует сартровскую мысль о безусловной свободе человека. При этом он никак не высказывается относительно гораздо более многоплановой постановки этой проблемы Хайдеггером, а между тем она весьма любопытна и затрагивает одновременно социальный и гносеологический контекст. Хайдеггер, как мы видели, не отрицает обусловленности человека обстоятельствами жизни. Но он полагает, что человек может, с одной стороны, разрушать детерминирующие его связи, с другой — создавать их и подчинять себя им. Неприятие человеком своей фактичности является разрушением цепи детерминации, но разрушением негативным. Порывание же привычно практикуемых связей с миром, диктуемых социумом, напротив, является позитивным процессом и способствует «собиранию» личностного начала в человеке для осуществления собственной, аутентичной деятельности на основе своей уникальной жизненной ситуации. Хайдеггер подчеркивает, что не существует гарантированного алгоритма, ведущего к свободе. Это всегда «прыжок» в свободу. Но возможен произвольный переход от «рассеяния» в мире к самому себе. Механизм подобного перехода состоит в признании себя в качестве причины возможных изменений в мире («воля иметь совесть»). Открытие себя как причиняющего и принятие возможных последствий такого причинения есть акт чрезвычайный в становлении человека как во внешней, так и во внутренней жизни. Человек действует. Однако сама по себе его деятельность еще ни о чем не говорит. Он может действовать, исходя из уже знаемого, руководствуясь определенными ожиданиями. И в соответствии с внутренней логикой такого действия эти ожидания воплощаются в жизнь. Здесь имеет место запрограммированная детерминация. Но он может, сохраняя открытость бытию, отвечать на те возможности, с которыми к нему обращается мир. И тогда он «взрывает» все ожидания и создает то,
что не было предписано заранее. В то время как знание, по Хайдеггеру, ограничивает человека, открытость бытию составляет основу его раскрытия и свободного творчества.
Позиция Рубинштейна — это позиция последовательного детерминизма. Мотивация, традиционно противопоставляемая детерминизму, понимается им как субъективное отражение объективной детерминации человека миром. Свобода, считает Рубинштейн, обретается человеком только в условиях жизни в обществе. Это не индивидуальная характеристика. Рубинштейн в равной мере отрицает как метафизику единичного человеческого существования в экзистенциализме, так и метафизику общественной жизни, сводящей человека к его общественной функции, в вульгарно понятом марксизме (Там же, с. 363). Объективная роль человека в мире обнаруживается через особенности его индивидуального включения в отношения с другими людьми. Именно во взаимоотношениях с другими «у него развивается способность личных отношений к миру» (Абульханова, 2010, с. 351). Свобода не отрицает необходимость. Свобода есть осознанная необходимость. Реально свобода противостоит не необходимости, а принуждению. Рубинштейн выделяет три аспекта свободы: 1) свобода как самоопределение на основе внутреннего (трактовка, близкая взглядам Кьеркегора); 2) свобода человека в общественной жизни; 3) свобода как контроль сознания над собственными побуждениями (свобода в спинозовском смысле) (Рубинштейн, 1973, с. 360). Ключевым моментом рассуждений Рубинштейна в обсуждаемом контексте является, как нам кажется, его обращение к категории необходимости. Действующая детерминация может как обладать, так и не обладать необходимостью. Необходимая связь, как признают и Хайдеггер, и Рубинштейн, требует осознанного принятия. Однако в социальной жизни большинство связей обладают лишь временной необходимостью. Такая временная связь требует для своего дальнейшего поддержания принуждения (себя, другого, природы). Это хорошо показал К. Маркс. Подобная детерминация (изжившие себя общественные отношения или деятельность на основе ограниченного знания) противостоит свободе и вызывает искажения в структуре бытия.
Рационализм Рубинштейна и принцип восхождения от абстрактного
к конкретному
Выше мы говорили о том, что отличительной характеристикой экзистенциального направления является его антирационализм. Рубинштейн, напротив, сохраняет верность рационалистической традиции. Приверженность рациональному познанию нашла отражение в выборе им метода исследования. Таким методом для него становится метод восхождения от абстрактного к конкретному, предложенный Гегелем и преобразованный с материалистических позиций К. Марксом. Нетривиальный способ расстановки Рубинштейном категорий, при котором более абстрактные включают в себя более конкретные, о котором пишет К.А. Абульханова (Абульханова, 2020, с. 16), обусловлен использованием именно этого метода. Рубинштейн выступает
против экзистенциальной трактовки человека как субъекта переживания (Рубинштейн, 1973, с. 357), который, будучи субъектом, никогда не может стать объектом, в том числе объектом познания (Рубинштейн, 1997, с. 309). По его мнению, понятия субъекта и объекта — это понятия функциональные, а не абсолютные. Они обозначают лишь роль, в которой нечто выступает в процессе познания. Функция объекта познания может переходить с одного явления на другое. Рубинштейн стремится доказать возможность объективного научного познания сознания и бытия человека. С этой целью он использует прием рассмотрения предмета исследования в его наиболее существенных взаимосвязях — «анализ через синтез». В «Бытии и сознании» он применяет этот метод для осуществления последовательного восхождения от исходной недифференцированной формы психического отражения как единства субъективного и объективного к конкретному многообразию явлений психического (познавательные, аффективно-мотивационные процессы, способности, характер, свободное действие, личность) (см.: Чеснокова, 2021). При этом он подчеркивает, что возникновение свободного действия неразрывно связано с развитием познавательной функции. Обобщение отдельных свойств в целостном образе предмета сопровождается выделением условий, в которых он дан. Это открывает возможность для выбора действия, отвечающего таким условиям, т.е. для свободного действия. Обобщение лежит в основе формирования чувств (включая мировоззренческие чувства), характера, способностей.
Онтологизация познания и этики в работе Рубинштейна «Человек и мир»
Монография «Человек и мир» во многом являлась ответом Рубинштейна на вопросы, поставленные «Бытием и временем» Хайдеггера. Рубинштейн предлагает читателю свою онтологию бытия (см.: Абульханова, 2010, 2020). Прежде всего он отказывается от идущего с античности деления философии на онтологию, гносеологию и этику. Как пишет К.А. Абульханова, он отвергает «удельный», обособленный способ разработки этих проблем» (Абульханова, 2020, с. 18). Познавательное и этическое отношение человека к действительности вводятся им в онтологический контекст. Он прослеживает становление и роль этих отношений внутри самого бытия. Познание не безразлично по отношению к бытию, утверждает он. Проникновение познания в бытие одновременно есть и проникновение бытия в познание. Такое взаимопроникновение становится возможным благодаря тому, что человек является не только переживающим (страдательным), но и деятельным существом. «Идеализация и преобразование мира — таков способ существования человека как сознательного существа» (Рубинштейн, 1997, с. 313). Человек не просто открывает мир, как утверждает Хайдеггер, — он меняет его. Возможность такого целенаправленного изменения дается сознанием. Все бытие, таким образом, обретает совершенно другое качество. «Вселенная с появлением человека — это осознанная, осмысленная Вселенная, которая изменяется действиями в ней человека» (выделено мной. — М.Г.) (Там же, с. 330).
Тесная связь существует между познанием и этикой. Познавательное отношение к бытию опосредствуется отношением к другим людям. Внутри человеческих отношений истина — «это не только правильность, но и правда, справедливость», а неистина — обман, сокрытие, введение в заблуждение себя и других людей (Там же, с. 332). Само умение идти в познании до конца требует от человека мужества. Основу подлинно этического отношения к другому человеку составляет сочетание правильного понимания его сущности (познание) с любовным отношением к нему (чувство). Рубинштейн подчеркивает особую онтологическую функцию любви: «Любовь в ее "онтологическом" содержании — это процесс вычленения из сплетения зависимостей целей и средств особого, неповторимого существа данного человека. Любовь есть выявление этого образа человека и утверждение его существования» (Там же, с. 373). Познание и любовь «правят» миром. Сознание, отражая реальные противоречия жизни, трансформирует их в проблемы, требующие деятельного разрешения. Любовь утверждает основы существования того, что имеет для человека в жизни особую ценность.
Проводя идею онтологической ценности объективного познания действительности, Рубинштейн в то же время не переоценивает сами возможности познания. «Действительность как конечное никогда окончательно не входит в мысль, в познание; мысль, познание всегда в ней» (Там же, с. 321). Так он выходит на понятие трансцендентного. «Трансцендентное — это то, во что вплетена мысль человека, не исчерпывающая его» (Там же, с. 324). Признание приоритета бытия перед сознанием — это та ключевая мысль, которая объединяет марксизм и экзистенциализм. Это тот лейтмотив, который делает возможным порой неожиданные сочетания марксистских и экзистенциальных идей в одной концепции.
Основой полноценного отношения к другому является полноценное отношение к бытию, настаивает Рубинштейн. Последнее состоит в единстве познавательного, действенного и созерцательного (эстетического) отношения к действительности. Искомая экзистенциализмом аутентичность человеческого существования заключается в обретении человеком этой полноты как своей подлинной сущности. Ответственность за ее реализацию лежит на самом человеке, выступающем как субъект жизни. Отношения с миром полны противоречий. Особенность человека как субъекта жизни заключается в способности разрешать эти жизненные противоречия, что возможно только на основе сознания. Открытие Я, о котором писал еще Кьеркегор, «означает развитие сознания как обобщенного бытийного отношения индивида» (Абульханова, 2010, с. 353). «Дифференциальная онтология» Рубинштейна нашла отражение и в его подходе к проблеме субъекта. Рубинштейн говорит о разной степени субъектности и человечности человека, определяемой его способностью реализовывать всю полноту отношений с миром, включая этическое отношение к другому человеку как к субъекту. В этом смысле способность быть субъектом рассматривается им не как абсолютная (как в экзистенциализме), а как только «вероятностная», по выражению К.А. Абульхановой, характеристика человека.
Заключение
Мы подробно проследили диалог Рубинштейна с экзистенциалистами и убедились, что он был весьма интенсивным и плодотворным для его творческой мысли. Отвечая на вопрос о характере влияния экзистенциальных идей на Рубинштейна, мы можем указать следующее. Прежде всего он активно осваивает проблематику экзистенциализма. Это нашло отражение в созвучии взглядов ученого с экзистенциальной программой С. Кьеркегора. Подобно Хайдеггеру (и, судя по первым наброскам, относительно независимо от него), Рубинштейн приходит к необходимости рассмотрения основных философских и психологических вопросов с онтологической точки зрения. В основу этой онтологии он кладет тезис о бытии человека в мире, содержащийся уже у Хайдеггера. И здесь мы не можем согласиться с К.А. Абульхановой, приписывающей авторство этой идеи Рубинштейну. Однако в отличие от Хайдеггера Рубинштейн «выдерживает» онтологическую позицию более последовательно. Это обнаруживается в его отношении к проблеме познания. Познание имеет свое бытие в мире, свой онтологический смысл, заключающийся в возможности коренного преобразования действительности, самого человека и его отношений с людьми. Таким образом, дискредитированная экзистенциализмом познавательная способность человека реабилитируется Рубинштейном в своих правах. Одним из главных пунктов его расхождения с экзистенциалистами является проблема свободы, которая, по мнению ученого, возникает не из ниоткуда, а на основе развития способности к обобщению, т.е. познавательной функции человека. Познание и этика — вот то, что человек привносит в мир, способствуя совершенствованию самой жизни. «Смысл человеческой жизни — быть источником света и тепла для других людей. Быть сознанием Вселенной и совестью человечества» (Рубинштейн, 1973, с. 385).
Другой особенностью рубинштейновской онтологии является ее дифференциальный характер. Для построения своей «дифференциальной онтологии» Рубинштейн обращается за помощью к оппозиционной экзистенциализму рационалистической традиции, а именно к диалектическому методу восхождения от абстрактного к конкретному. Если онтология человеческого бытия Хайдеггера строится как феноменология, то онтология бытия Рубинштейна — как реконструкция.
Знакомство с философией экзистенциализма и собственный жизненный опыт побуждают Рубинштейна отказаться от марксова определения человека как «ансамбля общественных отношений». В заключительных строках монографии «Человек и мир» он пишет: «Разбирая в онтологическом плане проблему существования, мы пришли к определению преимущества индивида как, во-первых, единичного и потому реального, которое существует само по себе, и, во-вторых, неповторимого, и в этом состоит незаменимая ценность индивида» (Там же, с. 384). Правда, это преимущество обнаруживает себя лишь при условии утверждения индивида как единства единичного, особенного и всеобщего, а не только «голой индивидуальности» (Там же). Признание онтологической ценности индивида также сближает Рубинштейна с экзистенциализмом.
Проведенный анализ представляется нам весьма важным с точки зрения проникновения во «внутреннюю кухню» творческой мысли ученого. Отличительной особенностью Рубинштейна как мыслителя являлось его отношение к философии не как к знанию, а как к способу мышления. Знакомясь с той или иной философской системой или направлением, он стремился освоить главным образом предлагаемый этим направлением способ мышления и развить его до его логического конца, до последнего противоречия, в которое оно упирается. К.А. Абульханова называет данный метод «реинтерпретацией»: «Эта процедура, в отличие от интерпретации, в ее самом общем виде лишь раскрывающей смысл авторской теории, заключается в использовании идей последней таким образом, чтобы в ней обнаружились новые аспекты, иногда противоположные самой авторской интерпретации» (Абульханова, 2010, с. 28). Таким «последним противоречием» в экзистенциальной философии выступает проблема познания. Поворот экзистенциализма к этой проблеме, а не отказ от нее мог бы ознаменовать переход данного направления на принципиально новый уровень. Именно это и делает Рубинштейн: он выводит развитие экзистенциальной мысли на новый виток, интегрировав ее с достижениями рационалистической философии. Поэтому, отвечая на вопрос о возможности отнесения Рубинштейна к экзистенциальному подходу, мы можем на полном основании говорить о его существенном вкладе, во-первых, в привлечение экзистенциальных идей в пространство отечественной философии и психологии, а во-вторых, в развитие экзистенциального направления в широком смысле слова.
Мы переходим к чрезвычайно сложному вопросу о возможности существования экзистенциальной психологии как науки, а не только как философии и психотерапии. Западная традиция развития экзистенциальной мысли, как мы уже говорили вначале, фактически отрицает эту возможность. В отечественной психологии эта логика, в свою очередь, привела к констатируемому Ф.Е. Василюком (Василюк, 1996) и другими «схизису» психологии, расколу ее на академическую и практическую. На этом фоне концепция Рубинштейна, как нам кажется, дает перспективу для иного пути развития психологии. Прежде всего, она прочно ставит психологию на онтологические основания, а любое конкретно-научное исследование включает в онтологический контекст. Во-вторых, она сохраняет психологию как объективную форму познания психической реальности, т.е. как науку. При этом она ограничивает претензии научного познания на охватывание им всего бытия психического, которое никогда не сводится к мысли о нем. Этот шаг теоретически позволяет снять, с одной стороны, проблему выбора между когнитивной и экзистенциальной парадигмой путем сохранения возможности исследования познавательных, а в перспективе и других психических процессов в их онтологической функции (и такого рода исследования в отечественной психологии имеются; см., в частности: Барабанщиков, 2002, 2011), с другой — дихотомию «научной» и практической психологии как онтологически неполных. При этом изучение психических процессов как «личностных» позволяет выстроить мостик между объективной научной и феноменологически ориентированной практической
психологией. В-третьих, концепция Рубинштейна ставит перед психологией проблему разработки частных онтологий, различающихся степенью общности. Это могут быть онтология эпохи (историческая психология), онтология общественных формаций и отдельных социальных групп (социальная психология), онтология бытия отдельного человека (индивидуальная психология и психотерапия). Сама система психологических дисциплин должна быть выстроена на онтологическом основании. Данные рассуждения о возможной методологической роли онтологической концепции Рубинштейна для психологии носят предварительный характер и нуждаются в дальнейшей проработке. Накопленные в школе С.Л. Рубинштейна и в психологии в целом конкретно-научные достижения могут составить хорошую основу для такого осмысления.
Литература
Абульханова, К. А. (ред.). (2010). Сергей Леонидович Рубинштейн. Философия России второй
половины ХХ века. М.: РОССПЭН. Абульханова, К. А. (2020). Онтологическая парадигма С.Л. Рубинштейна «Человек и мир».
Познание и переживание, 1(1), 8-26. https://doi.org/10.51217/cogexp_2020_01_01_01 Арсеньев, А. С. (2007). От субъекта к личности (Полемика о творческой судьбе
С.Л. Рубинштейна). Методология и история психологии, 2(4), 99-137. Барабанщиков, В. А. (2002). Восприятие и событие. СПб.: Алетейя.
Барабанщиков, В. А. (2011). Онтологический подход в исследованиях восприятия. В кн. Философско-психологическое наследие СЛ. Рубинштейна (с. 81-101). М.: Изд-во «Институт психологии РАН».
Василюк, Ф. Е. (1996). Методологический смысл психологического кризиса. Вопросы психологии, 6, 25-40.
Гришина, Н. В. (2018). Экзистенциальная психология. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета. Дмитриева, Н. А. (2016). С.Л. Рубинштейн как читатель «Феноменологии духа» Гегеля.
Проблемы современного образования, 4, 9-19. Знаков, В. В. (2005). Психология понимания: проблемы и перспективы. М.: Изд-во «Институт
психологии РАН». Киркегор, С. (1994). Наслаждение и долг. Киев: АпРа^. Кьеркегор, С. (2010). Страх и трепет. М.: Культурная революция. Рубинштейн, С. Л. (1973). Проблемы общей психологии. М.: Педагогика.
Рубинштейн, С. Л. (1997). Избранные философско-психологические труды. Основы онтологии,
логики и психологии. М.: Наука. Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки, воспоминания, материалы. К 100-летию со дня рождения. (1989). М.: Наука. Тиллих, П. (2017). Систематическая теология ( 2-е изд., испр. и доп., т. 1). М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив. Хайдеггер, М. (2015). Бытие и время. М.: Академический проект.
Чеснокова, М. Г. (2021). Диалектический метод и принцип восхождения от абстрактного к конкретному в теориях отечественной психологии. Психология. Журнал Высшей школы экономики, 18(3), 544-561. https://doi.org/10.17323/1813-8918-2021-3-544-561
References
Abulkhanova, K. A. (Ed.). (2010). Sergei Leonidovich Rubinshtein. Filosofiya Rossii vtoroipoloviny XX veka [Sergey Leonidovich Rubinstein. Russian philosophy of the mid-to-late 20th century]. Moscow: ROSSPEN.
Abulkhanova, K. A. (2020). S.L. Rubinstein's ontological paradigm — "Man and the world". Poznanie i Perezhivanie [Cognition and Experience], 1(1), 8-26. https://doi.org/10.51217/cogexp_2020_01_01_01 (in Russian)
Arseniev, A. S. (2007). Ot sub"ekta k lichnosti (Polemika o tvorcheskoi sud'be S.L. Rubinshteina) [From subject to personality (Polemizing on the creative life of S.L. Rubinstein]. Metodologiya i Istoriya Psikhologii, 2(4), 99-137.
Barabanshchikov, V. A. (2002). Vospriyatie i sobytie [Perception and event]. Saint Petersburg: Aleteiya.
Barabanshchikov, V. A. (2011). Ontologicheskii podkhod v issledovaniyakh vospriyatiya [Ontological approach in research on perception]. In Filosofsko-psikhologicheskoe nasledie S.L. Rubinshteina [Philosophical and psychological heritage of S.L. Rubinstein] (pp. 81-101). Moscow: Institute of Psychology of the RAS.
Chesnokova, M. G. (2021). The dialectical method and the principle of ascent from the abstract to the concrete in the theories of Russian psychology. Psychology. Journal of Higher School of Economics, 18(3), 544-561. https://doi.org/10.17323/1813-8918-2021-3-544-561 (in Russian)
Dmitrieva, N. A. (2016). Sergey Rubinstein as reader of Hegel's "Phenomenology of spirit". Problemy Sovremennogo Obrazovaniya [Problems of Modern Education], 4, 9-19. (in Russian)
Grishina, N. V. (2018). Ekzistentsial'naya psikhologiya [Existential psychology]. Saint Petersburg: Saint Petersburg University.
Heidegger, M. (2015). Bytie i vremya [Being and time]. Moscow: Akademicheskii proekt. (Original work published 1927 in German)
Kierkegaard, S. (1994). Naslazhdenie i dolg [Pleasure and duty]. Kiev: AirLand.
Kierkegaard, S. (2010). Strakh i trepet [Fear and trembling]. Moscow: Kul'turnaya revolyutsiya. (Original work published 1843 in Danish)
Rubinstein, S. L. (1973). Problemy obshcheipsikhologii [Problems of the general psychology]. Moscow: Pedagogika.
Rubinstein, S. L. (1997). Izbrannye filosofsko-psikhologicheskie trudy. Osnovy ontologii, logiki i psikhologii [Selected philosophical and psychological works. Foundations of ontology, logic and psychology]. Moscow: Nauka.
Sergei Leonidovich Rubinstein. Ocherki, vospominaniya, materialy. K 100-letiyu so dnya rozhdeniya [Sergey Leonidovich Rubinstein. Essays, memoirs, materials. To the 100th birthday anniversary]. (1989). Moscow: Nauka.
Tillikh, P. (2017). Sistematicheskaya teologiya [Systematic teology] (2nd ed., Vol. 1). Moscow; Saint Petersburg: Tsentr Gumanitarnykh Initsiativ. (Original work published 1951-1963)
Vasilyuk, F. E. (1996). Metodologicheskii smysl psikhologicheskogo krizisa [The methodological meaning of the crisis in psychology]. Voprosy Psikhologii, 6, 25-40.
Znakov, V. V. (2005). Psikhologiya ponimaniya:problemy iperspektivy [The psychology of understanding: problems and prospects]. Moscow: Institute of Psychology of the RAS.
