CC BY
80
РАЗДЕЛ 5. ПСИХОТЕРАПИЯ И КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ
УДК 159.99
DOI: 10.24412/2308-717Х-2022-1-142-153
Голдобин Евгений Станиславович
старший преподаватель кафедры педагогики и психологии
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», Россия, Пермь 614990, Пермь, Сибирская, 24 e-mail: eugen.goldobin@gmail.com
РАЗВИТИЕ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПЕВТА
Evgeny S. Goldobin
Senior Lecturer of the Department of Pedagogy and Psychology
Perm State Humanitarian Pedagogical University 24, Sibirskaya St., 614990, Perm, Russia e-mail: eugen.goldobin@gmail.com
DEVELOPMENT OF A GESTALT THERAPIST
Аннотация. Эта статья по своей форме ближе к формату эссе или заметкам о психологической практике, где научные категории перемежаются с художественными образами и житейскими понятиями. Она выросла из попытки практиковать феноменологический метод. Также в ее основе лежит идеографический подход, метод описания единичного случая. Статья состоит из заметок частнопрактикующего гештальт-терапевта и посвящена описанию этапов и периодов его развития.
Ключевые слова: профессиональное развитие психолога, этапы развития психотерапевта, гештальт-терапия, психика, психотерапия, личность.
Abstract. This article is closer in its form to the format of an essay or notes on psychological practice, where scientific categories are interspersed with artistic images and everyday concepts. It grew out of an attempt to practice the phenomenological method. It is also based on an ideographic approach, a method of describing a single case. The article consists of notes by a private practicing gestalt therapist and is devoted to the description of the stages and periods of its development.
© Голдобин Е.С., 2022
Key words: professional development of a psychologist, stages of development of a psychotherapist, gestalt therapy, psyche, psychotherapy, personality.
В каком-то смысле никого нельзя научить психологической практике. Возможно, по книжкам можно научиться только когнитивно-поведенческой психотерапии [5, 14]. Тогда как же можно стать частнопрактикующим психологом, психотерапевтом? Это непростая и творческая задача, как и сама профессия.
Становление психолога больше похоже на становление актеров, режиссеров и художников. В обучении актеров и режиссеров наиболее важным является процесс самовоспитания, работы над собой. Можно сказать, что невозможно научиться режиссуре, но можно воспитать в себе режиссера. Это, конечно, не отменяет, посещения лекций, работ в группе, чтения книг или коммуникаций в профессиональном сообществе, но самовоспитание, работа над собой является ядром развития профессионала в этом деле.
Стать психологом - это как стать философом. Можно заучить философские системы и категории и не стать философом, также можно выучить психологические концепции, категории, но при этом не стать психологом, не научиться мыслить, не осуществлять себя как философ или психолог. Сложность развития в данных профессиях в том, что это задачи с инвариантным решением, с множеством степеней свободы, а свобода в максиме - это и есть личность. Можно сказать, наоборот, что личность - это прежде всего свобода, и каждый осуществит (реализует) ее в процессе своего профессионального развития абсолютно по-разному, очень сложно спрогнозировать, как каждый справится с этой задачей. Каждый психолог, который стал практиковать, выполнил эту работу! Они сколько угодно могут рассказывать другим, как они это сделали, но каждый начинающий отправляется в собственное уникальное путешествие, в котором нет однозначно правильных путей и ясных решений, а скорее есть свобода.
В процессе самовоспитания психолог сам рисует карту территории психологии. Он приходит на terra incognita, его учителя рассказывают о своих картах, о том, что они видели, но их карты - это их карты. Каждому придется создать свою, при этом всегда помнить, что карта - это только карта. Процесс самовоспитания связан с открытием. «Знание - это открытие», - говорил Ф. Перлз [8], пока ты сам для себя что-то не откроешь, тебе тысячу раз могут говорить, черным по белому может быть написано, но все будет проходить мимо сознания. Когда в результате поисков происходит открытие, то ты начинаешь видеть, что до этого на этой территории были уже другие психологи, коллеги, которые тоже видели эти горные массивы, видели эти реки и поля, писали об этом, но только после открытия для «себя», субъективно для себя, это знание становится доступно. Постепенно что-то складывается в осмысленный образ, начинающий психолог поименует это для себя,
в собственных подчас образных терминах, затем он находит это в книгах, лекциях, и это дополняет, оформляет его понимание.
Образно, профессиональный психолог похож на лесника или экскурсовода в художественной галерее. Как лесник, он заведует отведенной ему территорией, он знает ее, заботится и ухаживает за ней. Знает, где болото, где бурелом, куда ходить стоит, а куда - нет. Где какие растения растут, и что на этой территории съедобно, а что - нет. Если он долго ходит по этой территории, он может стать проводником для других, он не умней других людей в плане интеллекта или объема знаний, просто на этой территории он находится дольше и лучше ориентируется. Если сравнивать работу психолога с работой экскурсовода, то психолог, как экскурсовод, водит посетителей и знакомит их с теми картинами психического, которые есть в психологической галерее: стыд, страх, ресентимент, показывает и знакомит посетителей с экспонатами мира психического. Подчас клиентам важно не излечиться, а просто стать частью психологической культуры, которая существует, и через психолога-экскурсовода он может присоединиться к ней.
Психологу для хорошей работы необходимо твердое основание. Идея или набор идей, на которые он опирается в своей работе. У каждого психолога, если, конечно, он рефлексирует собственную практику и вообще что-то о ней думает, есть определенное содержание - то идейное ядро, которое определяет его профессиональную деятельность в определенный период времени. Вокруг этого ядра и выстраивается его понимание практики. Это смысловое основание работы психолога можно раскрыть через вопросы: что для тебя центральное? О чем ты сейчас думаешь в профессии? Какой твой профессиональный миф? Как психотерапия работает? Что является целью психотерапии? Эти идейные основания имеют свою динамику, в определенный момент одни находятся в фокусе, практик осмысляет их, радуется им, через их призму осмысляет профессию. В дальнейшем эта идея или совокупность идей уходят в фон и становятся частью профессиональной истории идей, мыслей и размышлений.
В данной статье описан опыт переживания и понимания процесса психотерапии частнопрактикующим психологом. Есть разные описания пути становления психолога. Остановимся на нескольких наиболее интересных. К. Витакер писал: «Превращение терапевта в профессионала - это переход от знания о терапии к тому знанию, как проводить терапию (то есть ее технической стороны); тогда в конце концов, если ему повезет или если пациенты поведут его к большей целостности и большему профессионализму, он станет терапевтом» [4]. Или Е. Калитеевская говорит о трех этапах становления терапевта: 1) начинающий терапевт; 2) терапевт; 3) терапевт с хорошей репутацией. Или есть очень феноменологичная периодизация становления практики по С. Попову [10]. Терапевтическая практика развивается в несколько этапов: 1) есть желание, но нет практики; 2) начало терапии (жадность, берешь всех, кто идет, романтический период); 3) этап безграничной практики (жизнь равно терапия); 4) этап дифференцировки.
В этой статье описаны четыре этапа, или периода, развития психотерапевта: первый этап - хаоса и замешательства; второй этап -одержимости и ложной ясности; третий этап - чувствительности и восприимчивости; четвертый этап - встречи и узнавания. Эти этапы являются обобщением впечатлений и переживаний, присущих психологу в определенные периоды профессионального становления. Этапы выделены произвольно, и вполне резонно говорить, что есть и дальнейшие периоды развития психотерапевта и существуют разные основания для классификации и обобщения этого профессионального пути.
Этапы развития психотерапевта
Начальный этап развития понимания и переживания процесса психотерапии психологом можно назвать периодом хаоса и сильного замешательства. Прибегая к образному описанию этой стадии, можно вспомнить много поговорок и пословиц, которые, конечно, несколько иронично и житейски передают суть субъективного переживания себя и других коллег на этой стадии: стадия «каши в голове», «кто в лес, кто по дрова», «бега по лесу с завязанными глазами», «борьбы с ветряными мельницами» и т.д. Этап, возможно, тотального непонимания того, что есть психотерапия. Этап вытесненного стыда и вины. Психолог в замешательстве, он не понимает, на что смотреть, на что обращать внимание, что важно, а что нет. В голове путаница, каша из научных, квазинаучных, житейских понятий и категорий, психологический мусор. На этой стадии у психолога отсутствует хорошо оформленное, отрефлексированное понимание психотерапевтической практики, отсутствует так называемый психотерапевтический миф, как следствие, сиюминутность, реактивность, бестолковая старательность, крайности и потерянность в работе. Отсутствие понимания специфики именно психотерапевтического мифа приводит к заимствованию моделей понимания, происходящего из культурно-понятных, доступных представлений и описаний, в частности, психолог начинает ориентироваться на «медицинскую» модель -лечим клиентов, они же пациенты, или «педагогически-тренинговую», как следствие, воспитываем, учим, развиваем, тренируем и т.д.
Если описывать психотерапевта в этот период, через какой-либо известный литературный персонаж, то подходит образ Дон Кихота. Этот образ проявляется через романтизированные представления о профессии: есть энтузиазм, но нет понимания и реальных сил. Психолог ведет борьбу с ветряными мельницами, и если бы не доброта окружающих, близких, то могли бы и убить, что чуть и не произошло с Дон Кихотом. На этой стадии терапевт искренне хочет помочь клиенту, но в силу непонимания специфики психотерапии (парадоксальной теории изменений, системных феноменов, сложности и неоднозначности человеческой жизни) может только ухудшить положение клиента, да и сам очень сильно выгореть. В повседневной жизни люди часто хотят быть искренними, но хотеть быть искренним и мочь быть искренним - разные вещи, для искренности недостаточно одного желания. Искренность, как и аутентичность, это искусство, для них нужны навыки,
способности и практика. В психотерапии одного желания и намерения хорошей работы недостаточно, а намерение сделать хорошо может оборачиваться глупостью и грубыми ошибками.
Если сформулировать радикально, то можно сказать, что в этот период клиенты «обслуживают» тревогу терапевта. Если внимательно всмотреться в суть происходящего между клиентом и терапевтом, то можно увидеть, как заботливые клиенты в чем-то успокаивают терапевта и как бы говорят ему: «все хорошо, твоя терапия работает, мне становится лучше!» К. Витакер в «Полночных размышлениях семейного терапевта» писал, что каждый хочет вылечить свою маму, в этом контексте уместно будет сказать, что каждый клиент хочет вылечить своего терапевта. Часто переживаемое чувство самозванства, стыда и некомпетентности терапевт пытается компенсировать клиенту продлением времени работы, снижением оплаты и излишней, неверно понятой заботой. Также можно заметить страх перед «психикой» клиента. Начинающий терапевт, замечая сильные переживания клиента, замирает, отстраняется, становится излишне аккуратным и перестает вразумительно (открыто и ясно) взаимодействовать с клиентом, помогать проживать чувства и думать. В связи с этим начинающий терапевт может попасть в «нарциссическую ловушку». У терапевта возникает «прекрасная» идея, что вот он прочитает все книги по психотерапии и психологии, посетит все специализации, пройдет тысячи часов личной терапии, и тогда прекрасный, психологически здоровый и компетентный начнет работать и помогать клиентам, но это ловушка, так можно никогда не начать работать и заниматься частной практикой. П. Тиллих в работе «Мужество быть» пишет об онтологическом чувстве вины и стыда, которые неизбежно встроены в наше человеческое существование [13]. Если мы за что-то беремся ответственно, на свой страх и риск, то неизбежны ошибки и провалы - не ошибается тот, кто ничего не делает. Самый лучший терапевт тот, кто никогда не работал с живыми клиентами, но если мы работаем, то мы ошибаемся и, как следствие, довольно часто, будем переживать сомнения, стыд и вину. Все, что остается психологу в этот период, - найти мужество продолжать работать. Не пытаться «избавиться» от столь важных, но неудобных чувств, как стыд и вина, признавать свои ошибки, говорить о степени своего непонимания, глупости и упрямства (очень ценное качество в этот период). Если психолог это может, то у него есть шансы стать хорошим специалистом. Все, что остается психологу в этот период - продолжать учиться, заниматься профессиональной деятельностью, находить любопытство, надеяться, что его старания не пройдут даром, и он будет вознагражден большим пониманием клиентов, профессии и самого себя. Самая главная тайна психологии еще впереди.
Второй этап существования в психотерапии или осуществления психотерапии можно образно назвать этапом сильной одержимости или ложной ясности. Если использовать житейские, ироничные описания, то можно сказать, что психолог в этот период, как певец одной песни, везде исполняет один и тот же главный хит. Период упрощенного понимания профессии - «два притопа,
три прихлопа». Можно сказать, что на этом этапе профессионального развития терапевт заряжен одной или несколькими «суперидеями». В каком-то смысле они похожи на набор профессиональных «трюков» или снотворных гипотез. Снотворная гипотеза - этот термин использовал Г. Бейтсон для указания на некоторые понятия, которые не проясняют суть дела, но, прикрываясь научностью, скорее усыпляют разум, бдительность [2, 3]. Ученый, оперирующий снотворными идеями, успокаивается, перестает думать и задавать вопросы, а везде, как по шаблону, подставляет эти термины и через них отобъясняет (explain away) все богатство человеческой жизни [6]. В науке в целом и в психотерапии в частности таких псевдонаучных идей много -экология, инстинкт, нервы, психологическая травма, самооценка, любовь к себе и т.д. Кроме этого, достаточно ясный феномен в руках малограмотного специалиста становится снотворным принципом. Например, клиент приходит к врачу или психологу с психосоматической жалобой, и врач объясняет ему: «Ну, что вы хотите, сейчас экология такая...», или: «Ну, нервы надо лечить!». Если психолога спрашивают, почему тот или иной человек так повел себя, он объяснит: «Потому что инстинкты такие или травма детская!». Снотворные гипотезы усыпляют не только психолога, но и клиента. Клиент, услышав какой-то профессиональный термин или околонаучное понятие, которое легко вписывается в его картину мира, быстро, часто не задумываясь, берет этот концепт на вооружение и начинает использовать его для объяснения жизни и работы над собой. Такой способ суррогатного мышления очень соблазнителен как для психолога, так и для клиента, он дает ощущение быстрого понимания, иллюзию скорого разрешения и чувство компетентности.
К этому периоду у психотерапевта формируется определенный набор идей, через которые он понимает происходящее в работе с клиентом. Этот набор достаточно небольшой и жесткий. Через призму этих идей психолог смотрит на все психологические процессы. Этот период в работе еще характеризует некоторого рода радикальность, одержимость, можно сказать, что психолог находится в плену определенных представлений. Кто-то везде видит «травму детства» и лечит от нее, кто-то везде видит «пограничных клиентов» и помогает им, кто-то повышает «самооценку», кто-то восстанавливает «чувство авторства» и возвращает ответственность за свою жизнь, кто-то рассказывает о «механизмах прерывания контакта» и избавляет от «стыда» и т.д. В общем если у вас есть молоток, то все проблемы, как гвозди. Есть много психологов, авторов научно-популярных книг, которые остановились на одной идее и транслируют ее: радикальное прощение, любовь к себе, позитивное мышление и т.д. В психоаналитическом сообществе по мере развития практики столкнулись с тем, что многие клиенты говорят о том, что в детстве была «инцестуозная травма». Психоаналитики стали осмыслять эту ситуацию и им хватило ума понять, что, возможно, это не потому, что все их клиенты пережили инцест, а объясняется скорее тем, что психоаналитик так цепляется за идею инцеста, что клиент начинает говорить именно то, что психолог хочет слышать. То есть если есть специалист по определенному
заболеванию или теме, он везде ее находит. Проблема в том, что специалист действительно искренне, честно верит в эти идеи, потому что что-то они объясняли да и имеют свой диапазон применения.
Проживая этот период в профессии, терапевт не восприимчив, он не видит клиента, он очарован принципами, своими и чужими психологическими находками, концептами, определенными техническими ходами, благо их в психотерапии много и баловаться можно долго. Клиент только начинает говорить, а у терапевта уже есть готовый ответ. Это может приводить к скуке в работе, отсутствию новизны, к ощущению, что все проблемы одинаковые. Если описывать в терминах гештальт-терапии, то это этап интроекции и проекции, когда подлинное видение не сформировалось, и терапевт опирается и транслирует чуждые его пониманию идеи. Если говорить про терапевтический миф в этот период, то он есть, но он частный, фрагментарный, нет целостного психотерапевтического знания, скорее фрагмент картины, выдаваемый за всю картину. Восприятие терапевта характеризует определенная психотерапевтическая радикальность: всех довести до осознанности, заставить простить, взять ответственность, избавить от жертвенной позиции, обнаружить треугольник зависимости и т.д. Из-за ограниченности мифа терапевт тенденциозен и избирателен в понимании опыта клиента. На этой стадии, можно сказать, терапевт перестает думать, и если она затягивается, то терапевт может на многие годы перестать думать и воспринимать, он превращается в набор формул, систему трамвайных путей, клиент - вопрос, а ты - ответ.
Возможно, из-за страха и растерянности на предыдущей стадии терапевту хочется найти психотерапевтический инструмент на все случаи жизни, и вот на этой стадии он (они) уже есть, и терапевт пользуется им, где надо и где не надо, есть ложное ощущение спокойствия - все понятно. Если в начале пути терапевт не знает, какие вопросы задавать, с какой стороны вообще подступать к человеку, то на этой стадии есть мощные суперответы, уже и вопросы не интересны, да и не нужны: зачем, если есть ответы! Подбирая художественный образ, можно назвать эту стадию - «стадией Прокруста». Прокруст, один из разбойников античных мифов, укладывал путников в свое ложе, и когда путник был короче ложа, то он его растягивал, а если длиннее, укорачивал до требуемых размеров. Так и психолог подгоняет клиентов под свои представления. Он очень фиксирован на собственных взглядах и идеях. В этих идеях он часто попадает в конфронтацию с опытом клиента, для него концепт интересней жизни. Так же иронически этот период хорошо отображает история про универсальную бритвенную машину: в патентное агентство приходит изобретатель и сообщает, что хочет запатентовать универсальную бритвенную машину. На что агент бюро ему резонно замечает, что у всех лица разные, в ответ изобретатель спокойно отвечает: «Да, это так, но только до первой побривки!»
Третий период развития психологической практики можно назвать этапом дескриптивной феноменологии, этапом чувствительности и восприимчивости. Основной тезис этого периода работы: знание - это
восприятие. На предыдущей стадии профессионального развития психотерапевт погружен в мир «трансцендентных сущностей» (в терминах М. Мамардашвили), готовых конструктов, понятий [6]. Он захвачен несколькими веками развития человеческой мысли в области психиатрии и психологии. На третьем этапе происходит своеобразный прорыв обратно -в поле «чистого опыта». Происходит движение от одержимости к чувствительности. Если брать для описания этого периода художественный образ, то хорошо подходит персонаж Сирио Форель из цикла книг Дж. Мартина «Песня льда и огня». Сирио Форель - первый клинок Браавоса, вымышленного города, похожего на средневековые города Европы. Повелитель Браавоса для отбора кандидатов на должность первого клинка взял с собой кота, положил его себе на колени и во время проверки кандидатов спрашивал, что это за животное. Кандидаты, плененные царственным антуражем, находили много необычного в этом «странном животном» и рассказывали о том, какой это редкий, заморский зверь. Сирио Форель - единственный, кто сказал, что видит обычного кота и ничего больше. Он получил должность первого клинка. В дальнейшем сам он объяснял своей ученице, что как раз в этом и видел причину своей победы, а именно видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, не поддаваться обману и доверять своим чувствам!
В этот период психотерапевт начинает идти от непосредственного опыта работы с клиентом, он как бы вновь открывает для себя психологию, двигается от чувственных переживаний к психологическим понятиям, но теперь они предстают для него в новом виде, он словно переоткрывает их. Смена способа восприятия приводит к сильному изменению переживания практики: психолог словно ошарашен новизной, его захватывает возбуждение от соприкосновения со «свежим» миром. В чем-то это действительно похоже на то, о чем писал Э. Гуссерль, когда рассуждал о том, что переход в феноменологическую установку сравним с «религиозным обращением» [15]. Это меняет мировоззрение. При опоре на чувственный опыт переосмысляются многие понятия психологии, но уже с опорой и на личный профессиональный опыт, на то, как это дано в чувственном опыте, и именно это берется за основу понимания и дальнейшего осмысления. Можно сказать, что в этот период происходит онтологизация субъективного [7]. То, что раньше отбрасывалось как нечто ненужное, досадно мешающее в работе, становится важным для понимания себя, клиента и мира. По сути, происходит выход на территорию феноменологического метода.
На этом этапе становится понятным, насколько важно быть восприимчивым и открытым новому опыту. Здесь очень уместно будет сравнение с искусством. Невроз - это творчество, но застывшее, вчерашнее творчество. Психологи работают с творческими актами клиентов, иногда с очень серьезными экзистенциальными творческими актами. В цикле передач об искусстве М. Шемякин анализирует и показывает современные формы искусства. Видно, что если опираться на прошлые критерии искусства или на собственные ограниченные представления, многие современные формы
покажутся не только не искусством, а просто мусором и бессмыслицей. Впечатляет М. Шемякин, который не отбрасывает новые формы, а пытается видеть их смысл, тенденции, остается открытым новому. Такая степень открытости новому поражает, удивляет, и этому можно поучиться. Не оставаться в рамках собственных установок о мире, искусстве, а видеть в банках Мандзони, в разрезанных тушах и акуле в формалине что-то новое -размышлять. Представьте, что каждый клиент - это художественная картина, а картины бывают разные, по форме и содержанию. Кто-то пишет милые пейзажи, уютные домики, прекрасных людей в понятной психологу форме и технике, и он это воспринимает как понятный ему язык творчества, а кто-то просто возьмет гвоздь, воткнет его в холст и разорвет на разные кусочки, и психолог отвергнет это. Скажет, что это не творчество, это вандализм! Но постойте, не спешите! Это тоже творчество, просто оно принимает такую форму. Психолог может волюнтаристски быть не согласен, отвергать такую форму, даже не считать ее искусством, не всматриваться в нее, считать чем-то ненужным, отбрасывать, но если к этому акту жизни клиента подходить как к искусству, быть открытым таким формам, то можно что-то большее понять про его жизнь и переживания. Или, допустим, возьмем картину «Герника» П. Пикассо - ужасная картина: боль, страдание, и начинающий специалист не захочет воспринимать происходящее, будет отрицать содержание. И часто это наивно выглядит так, будто он не хочет видеть происходящего и хочет своей неопытной рукой дорисовать в картине едущие скорые, добрых людей, которые всем помогут, а не предстать перед этим творчеством, перед этим сюжетом и этим переживанием. Быть открытым новому, удивляться, видеть новизну, это не просто, но очень важно для развития психолога. Увидеть в клиенте, в его воздействии не просто картину падения и «плохое поведение», с точки зрения учительницы начальной школы, а увидеть творческий акт - пощечину общественному вкусу, пинок современной культуре, вульгарности и пошлости - это сложно.
В этот период можно уже заметить проявления следующей стадии развития понимания практики. Психолог начинает сам придумывает термины. Допустим, психолог формулирует для себя тезис в черновом варианте: все изменения с клиентом происходят только «по любви», т.е. по некоторому глубинному «да» клиента, которое он дает изменениям и собственному развитию. Опираясь на эту «рабочую» формулировку, он может вспомнить, что в психологии уже есть понятие «внутренней мотивации», и она является важным фактором любой деятельности, что много ученых занимались ее исследованием. Психолог в этот период может по-разному описывать опыт клиента, через образы, метафоры, ворох ощущений и картинок, но главное -через них происходит «сырое», чувственное познание происходящего. Описывая клиента через метафору машины, у которой сел аккумулятор и ее надо «прикурить», он сможет подумать о депрессии, что нужна фармакологическая помощь этому клиенту, и одного разговора уже недостаточно.
Четвертый этап развития понимания психотерапии образно можно назвать этапом встречи, или узнавания. В этот период происходит консолидация чувственного опыта и психологической теории. Психолог начинает по-новому осмыслять теоретические понятия, он объединяет свой чувственный опыт и идеи других психологов. Если на ранних этапах работы психолог шел больше от механистически, формально понятой теории, то сейчас это не мертвым грузом лежащая в голове теория, окаменелость, а живая теория, оживленная опытом собственного личного понимания. Происходит своего рода «эффект инсайта». «Эврика!» - восклицает психолог. Происходит узнавание, встреча, понимание того, как другие поколения психологов думали и как они до этого понимания дошли, и как и почему предложили эти термины и категории. Все приходит в движение, переосмысляется self, способы утраты ego функции, фазы горевания, кризисов, становится понятным, почему Р. Резник определяет невроз как замороженную феноменологию, имеет ли сходство чувство неполноценности по А. Адлеру и стыд. Слои невроза, сформулированные Ф. Перлзом, не смотрятся как нечто инородное и непонятно откуда взявшееся, а рассматриваются как результат феноменологического описания. Становится понятным, как многие психологи «открыли», а лучше сказать, описали свои теоретические конструкты. Р. Лэнг, Ф. Перлз, Р. Мэй, Дж. Бюдженталь и другие пользовались феноменологическим методом, они не «таскали» категории из мира трансцендентных сущностей, а описывали чувственный опыт, то, что им было непосредственно дано, т.е. очевидное [1]. Гештальт-терапия - это терапия очевидного. М. Мамардашвили говорил о том, что философия - это способ видеть очевидное и непосредственно данное. Видеть то, что есть! Хорошее описание работы психолога с чувственным (феноменологическим) и теоретическим (с картой) слоями есть в сборнике статьей о Self под редакцией Ж.М. Робина: «Никто никогда не видел self. Поскольку гештальт-терапевты исповедуют феноменологический подход, т.е. мы работаем с информацией, поставляемой нам нашими органами чувств, отсюда берут начало эстетические критерии, а также способы диагностики и интервенции, присущие нашему подходу». Кроме того, следует различать, как напоминают нам Франчесетти и Гецеле, что в гештальт-терапии мы осуществляем диагностику и интервенцию двух типов: внешнюю (по карте) и внутреннюю (эстетическую, при которой мы руководствуемся нашими ощущениями) [11].
Объединение теории и практики, соотнесение собственного феноменологического опыта и фундаментальных понятий психологии и психотерапии становится важным достижением для психолога в этот период развития. Если на предыдущем этапе важным было приобщиться к восприятию, к чувственному опыту, научиться признавать его ценность, брать его за основу, то в этот период психологу становится интересно соотносить его с опытом других психологов, их категориями и описаниями. Способность сопоставлять, интегрировать опыт и теорию является ценным качеством в науке, психотерапии. Возможность удерживаться в этом двойном восприятии дает новое измерение, новые перспективы понимания психологических феноменов,
как это видишь ты, и как это описано в теории. О сложности, но и важности такого соотнесения писали основатели гештальт-терапии Ф. Перлз и П. Гудмен, размышляя о self: критикуя психоаналитическую теорию самости, они говорили об «историческом разделении глубинной и общей психологии» [9]. А также один из выдающихся философов, антропологов XX в. Г. Бейтсон писал об этом: «Слишком ясно, что значительное большинство понятий современной психологии, психиатрии, антропологии, социологии и экономики полностью оторвано от сети фундаментальных понятий науки» [3]. Практикуя такое соотнесение, психотерапевт, возможно, получает новый объем понимания, глубину видения и сложность. Можно сказать, что психолог сам становится в какой-то степени ученым, он начинает соотносить феноменологические (эстетические) данные собственной практики и достижения психиатрии, психологии прошлых лет. Это важно, это дает возможность понимать новое, но при этом не отрываться от корней, соотносить свое видение с пониманием, с идеями коллег прошлого. Такой способ соотношения эмпирических данных и научных достижений прошлых лет является мостом между теорий и практикой, между картой и территорией.
Если подобрать некоторый эмоциональный, художественный образ для описания этого периода, то это образ, предложенный Новалисом (Novalis), поэтом-романтиком, мистиком, - образ, который часто используется в экзистенциальной философии [12]. Понимание философии как образ возвращения домой, философия - это стремление быть везде как дома. В этот период психолог действительно словно возвращается домой, в психологию, в чем-то становится рядом с мыслителями прошлого, узнает часть их пути и понимания, он становится историчным, приходит в то место, где были и другие.
Список литературы
1. Бабушкин В. Феноменологическая философия науки. - М.: Наука, 1985. - 188 с.
2. Бейтсон Г. Разум и природа: неизбежное единство. - М.: КомКнига, 2007. - 248 с.
3. Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. - М.: Смысл, 2000. - 476 с.
4. Витакер К. Полночные размышления семейного терапевта. - М.: Класс, 1998. - 208 с.
5. Калитеевская Е. Супервидение. О профессиональном самосознании психотерапевта // Сборник материалов Общества практикующих психологов «Гештальт-подход». - М., 1996.
6. Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. -СПб.: Азбука, 2014. - 608 с.
7. Ненашев М. Идеи феноменологии Эдмунда Гуссерля // Вестник Вятского государственного университета. - 2013. - С. 11-17.
8. Перлз Ф. Гештальт-семинары. - М.: Ин-т общегуманит. исслед., 2010. - 336 с.
9. Перлз Ф. Теория гештальт-терапии. - М.: Ин-т общегуманит. исслед., 2004. - 384 с.
10. Попов С. Эмоциональное выгорание терапевта [Электронный ресурс]. -URL: https://drive.gybka.com/song/144827519/Sergej_Popov._-_Emocionalnoe_ vygoranie_terapevta._CHast_1 [Материалы лекции интенсива ОППГП, 2011].
11. Робин Жан-Мари Self - полифония современных идей в гештальт-терапии. - Казань, 2016. - 450 с.
12. Рябов П. Что такое философия? [Электронный ресурс]. - URL: https://www.youtube.com/watch?v=LEGFspbpelU [Лекция состоялась 24 сентября 2019 г. в Культурно-просветительском центре «Архэ»].
13. Тиллих П. «Мужество быть». - Киев.: Дух i Лггера, 2013. - 200 с.
14. Хломов Д. Взгляд на процессы гештальт-сообщества [Электронный ресурс]. - URL: https://www.youtube.com/watch?v=48UvJOSvBFg [Зимняя школа ОПП «Гештальт-подход», февраль, 2020. Дата премьеры: 7 февр. 2020 г.]
15. Ямпольская А. Искусство феноменологии. - М.: РИПОЛ классик, 2019. - 342 с.
