CC BY
53№ 3 (46), 2012
жизнь Юга России"
хрестоматия Ш. Болдырева не потеряла своей актуальности и сегодня.
Всякая хрестоматия имеет ценность лишь тогда, когда источники поданы таким образом, чтобы обучаемые получили отчетливое представление о прочитанном. Это предполагает либо безусловную точность перевода, либо чтение на языке оригинала. Написанный на безупречном калмыцком языке учебник Ш. Болдырева понятен и доступен любому школьнику, снабжен калмыцко-русским словарем (в этом еще одно принципиальное достоинство по сравнению с учебным пособием А. М. Позднеева).
Таким образом, у хрестоматий А. М. Позднее-ва и Ш. Болдырева есть сходные элементы, отражавшие требования эпохи. Обе учебные книги соответствуют уровню образовательного стандарта, который существовал в начале ХХ века в школах Российской Империи. Авторами отобраны статьи, имеющие познавательное значение и способствующие развитию логического мышления детей.
Основное отличие состоит в том, что учебники рассчитаны на разные возрастные категории: книга Ш. Болдырева предназначена младшим школьникам, А. М. Позднеева - ученикам старших классов улусных школ. Хрестоматия Болдырева написана педагогом-практиком, хорошо знакомым с возрастными особенностями детей, деталями образовательного процесса, интересами учащихся. А. М. Позднеев, прекрасно владевший языком, был, скорее, теоретиком, что и сказалось на отборе материалов для учебника. Отсюда проистекают трудности в понимании текстов детьми -недостаток, о котором говорил Ш. Болдырев. В хрестоматии этого автора более продумана структура и учтен принцип разножанровости, естественно, обогащающий содержательную составляющую.
Заслуга Алексея Матвеевича Позднеева и Шургучи Болдырева как создателей первых хрестоматий не только в том, что они заложили пер-
воначальные основы знаний на родном языке, но и в том, что их труд в значительной степени способствовал укреплению нравственной и духовной атмосферы кочевого народа; изданные ими учебные пособия вошли в историю книжной культуры калмыков.
Литература и примечания
1. Большая советская энциклопедия. М., 1978. С. 381.
2. Калмыцкая хрестоматия для чтения в старших классах калмыцких народных школ, составленная А. Позднеевым, издание Министерства государственных имуществ. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1892. С. III. (общее количество страниц - 172).
3. Калмыцкая хрестоматия для чтения в старших классах калмыцких народных школ, составленная А. Позднеевым. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1907. 195 с.
4. Калмыцкая хрестоматия для чтения в старших классах калмыцких народных школ, составленная А. Позднеевым. Изд. 3-е, испр. и доп. Пг.: Тип. И. Бораганского, 1915. 196 с.
5. Калмыцкая хрестоматия для чтения в аймачных и в младших отделениях улусных школ, примененная к обучению русскому языку посредством перевода. Составил учитель Короволукинской школы Александровского улуса Шургучи Болдырев. 1906 // Хонхо. Вып. III. Прага: Изд. Калмыцкой Комиссии культурных работников в ЧСР, 1927. 255 с.
6. Уланов Б. Н. Предисловие // Хонхо. Вып. III. С. I.
7. Там же. С. XII.
8. Там же. С. XVI.
9. При публикации книги была допущена опечатка: «Вольтера» вместо «Вольпера». Имелся в виду Михаил Иоакимович Вольпер (1851-?), педагог и писатель, автор «Русской речи» - учебного руководства по русскому языку для инородческого населения (книга выходила в трех выпусках).
Автор характеризует особенности эмоциональной памяти, раскрывает возможности различных методов ее развития при обучении иностранным языкам.
Ключевые слова: виды памяти, методика преподавания иностранных языков.
A. T. BAYANovA. FIRST READERS IN KALMYKS' Book cuLTuRE
The article presents comparative analysis of the structure and content of the readers published for Kalmyk Ulus schools in the beginning of the XX century.
Key words: Ulus schools, first readers in Kalmyk language, structure of a reader, book, manuscript.
Р. В. ТОРОПКО
РАЗВИТИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ПАМЯТИ В ПРОЦЕССЕ ИЗУЧЕНИЯ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА
При изучении феномена памяти психологи, мецкий исследователь Г. Эббингауз (работа «Über лингвисты и педагоги используют различные экс- das Gedächtnis») предложил использовать прием периментальные методы. Так, в 1880-е годы не- зазубривания бессмысленных слогов для выявле-
о о "Культурная жизнь Юга России"
№ 3 (46), 2012
ния законов «чистой» памяти, независимой от деятельности мышления. Это позволило проследить основные «кривые заучивания» и особенности механизма возникновения ассоциаций.
Память, как и любой другой ментальный процесс, можно проанализировать по ряду параметров: объем, быстрота запечатления, точность воспроизведения, длительность сохранения, готовность к использованию информации, избирательность. Эти показатели индивидуальны для каждого человека в зависимости от характера нервной системы [1]. Тренировка умений и навыков запоминания, организованная с учетом главных законов развития интеллекта, является основной в подготовке к любой деятельности, в том числе и профессиональной.
В конце 1920-х годов ученые обратились к специфике развития высших форм памяти как наиболее сложного типа психической активности, социальной по своему происхождению. Тогда было отмечено, что среди видов памяти, классифицированных с учетом особенностей сохранения информации и воспроизведения, особое значение имеет эмоциональная - способность сохранять и воссоздавать чувства [2]. Она во многом сходна с образной памятью, но иногда оказывается даже более устойчивой и обладает отличительными чертами, главными из которых являются быстрота формирования и непроизвольность восприятия.
Эмоции - верное свидетельство о том, как удовлетворяются наши потребности и интересы, успешно ли осуществляются наши отношения с окружающим миром. Будучи пережиты, они сохраняются в виде сигналов - либо побуждающих к действию, либо удерживающих от действий, которые вызвали в прошлом отрицательные переживания. Воспроизведенные (вторичные) чувства по своему характеру и содержанию могут значительно отличаться от первоначальных. Известно, что яркие образы фиксируются практически мгновенно и непроизвольно, обеспечивая пополнение подсознательной сферы, они надолго запоминаются, легко воспроизводятся, причем процесс протекает более продуктивно, если осуществляется на фоне повышенных эмоциональных состояний.
Основанная на чувственном восприятии, эмоциональная память, несомненно, значима для
обучения иностранному языку. Эмоциональное напряжение, сопутствующее вводу информации при выполнении определенного вида деятельности, оказывается благоприятным для постижения «чужой речи». Однако многие педагоги упускают из виду данный фактор мотивации к занятиям. В разработанных программах новые технологии и методики преподавания используются формально, поэтому показатели усвоения знаний остаются на низком уровне.
Эффективное использование психотехнических игр (Е. Л. Маслыко предлагает такие варианты игр, при которых обучаемые выступали бы в роли актеров, воображая себя животными или сказочными героями) или инсценировок, имеющих как можно больше наглядности (имитирующих реальную жизненную ситуацию), позволяет воздействовать на ментальную составляющую личности и помогает овладеть лексико-грамма-тической системой языка [3]. Атмосфера эмоционального подъема в познавательной деятельности обеспечивает устойчивый интерес к новому материалу, повышает способность к сохранению и воспроизведению информации [4]. Это необходимо использовать для активизации учебного процесса.
Цель эмоционально-смыслового подхода - побудить человека выражать свои мысли на чужом языке - дает возможность каждому говорить так, как ему свойственно в привычных для него жизненных ситуациях, выражать личное отношение к событиям, в которых он участвует. При этом эмоциональная память позволяет не только запомнить лексико-грамматический материал, но и сохранить впечатления, полученные в процессе общения на иностранном языке, - в конечном итоге лучше понять и быстрее усвоить иноязычную речь.
Литература
1. Громова Е. А. Эмоциональная память и ее механизмы. М., 1980.
2. Блонский П. П. Память и мышление: избранные педагогические и психологические сочинения. Харьков, 1970.
3. Настольная книга преподавателя иностранного языка. Минск, 2004.
4. Зимняя И. А. Психология обучения неродному языку. М., 1989.
r. v. toropko. development of emotional memory in the process of learning of a foreign language
The author characterizes the peculiarities of emotional memory, reveals the possibilities of different methods to develop it in the course of teaching foreign languages. Key words: types of memory, methods of teaching foreign languages.
№ 3 (46), 2012
"Культурная жизнь Юга России"
Л. А. МНАЦАКАНЯН
К ВОПРОСУ О ЗВУКОВЫХ КОНЦЕПТАХ ОБРЯДОВ ПЕРЕХОДА: ПОХОРОНЫ СТРЕЛЫ, ПОХОРОНЫ КУКУШКИ, ПРОВОДЫ РУСАЛОК
Анализируя характеристику свиста и гула в обрядах похороны стрелы, похороны кукушки, проводы русалок в контексте темброакустической модели, автор опирается на спектральный анализ указанных феноменов.
Ключевые слова: этномузыкознание, обряд, темброформа, темброакустическая модель.
Мифопоэтическая сущность обряда во многом определяет специфику проявления и функционирования элементов музыкального языка. Его основным материалом является звук, и, в частности, тембр, представляющийся непосредственным носителем семантического ядра обряда. Е. Е. Левкиевская отмечает: «Определенные звуковые и фонетические приемы организации апотропеи-ческого (охранного, оберегового. - Л. М.) текста усиливают его сакральный статус» [1]. Именно в звуке (как в одиночном звуке, так и обрядовой песне в целом) сконцентрирована характерная энергия, направленная, согласно представлениям носителей культуры, на установление контакта с потусторонним миром.
Объем понятия музыкальный язык в контексте традиционной культуры значительно расширяется в связи с взаимодействием лексем двух уровней: речевых (звуковых) и тоновых (звуковысот-ных). Так, по мнению А. А. Банина, для каждого народа характерно функционирование двух звуковых языков - словесного и этномузыкального [2]. Данной точке зрения не противоречит идея В. Л. Гошовского, утверждающего, что напев песен традиционной культуры возможно сравнивать с разговорным языком [3]. Таким образом, этному-зыкальный язык, на наш взгляд, предполагает еще более многоуровневую систему взаимоотношения лексем, чем «словесный», так как определенные звуковысотные отношения тонов (наряду с голосовыми фонемами) могут иметь сакральное значение в контексте обряда. Картина мира, которая выстраивается участниками обряда посредством языка традиционной музыкальной культуры, прежде всего, - образ специфической языковой реальности, не ограничивающейся в данном случае лишь речевыми закономерностями. Текст обряда (в широком смысле) есть определенный «шифр», который декодируется посредством восстановления причинно-следственной связи мифопоэтиче-ского мышления и звукового воплощения сакрального действа.
Обратимся в контексте затронутой проблематики к обрядам весенне-летнего пограничья, в частности, у восточных славян западнорусского Полесья: «похороны стрелы», «похороны кукушки» и «проводы русалок». По мифопоэтической сущности названные обряды образуют единую троичную систему. Тождество концептов сакральных действ базируется на мифологеме Вода. Стрела закапывается в целях вызывания дождя. Русалка - обитатель
(чаще всего) водного пространства. Ей изоморфна кукушка, которая в начале обряда принимает символическое «крещение», для чего помещается на самые верхние ветви дерева (как вестница мира предков) и сулит осадки. Мифологема Вода в данных сакральных действах выступает как проявленный или не проявленный элемент: вода - проводник в потусторонний мир - является неотъемлемой частью данных обрядов [4].
Тождество концептов «свист» и «гул» в виде их темброформы (термин А. Г. Алябьевой) прослеживается на уровне звукового воплощения обрядов-проводов, и, на наш взгляд, может характеризоваться специфическим звуком, свойственным именно этому обряду. Звук способствует своеобразному «опредмечиванию» центральных (и часто - центрирующих) мифопоэтических объектов стрела, кукушка, русалка, каждому из которых присущи имманентные звуковые характеристики. Общим семантическим показателем, как выявил анализ, в том числе и спектральный, выступает звук, определенным образом реализующийся (как правило, в качестве зова) в процессе сакрального действа. А. В. Ромодиным отмечено доминирование особой темброво-артикуляционной исполнительской манеры: «зовной», «кричащей» [5], в гетерофонной ансамблевой фактуре архаического обрядового пения. Исследователь видит одним из источников ее порождения феномен зова - сущностный, корневой для славянской традиционной культуры. Кроме того, по мнению Л. Н. Березов-чук, фоническая форма и является образом [6].
Образ нечистой силы, с одной стороны, и призыв духов предков, с другой, имеют универсальное звуковое выражение, которое может быть охарактеризовано как гул и свист. По И. В. Пчеловодовой, персонажей низшей мифологии в целом отличает громкий голос, вой, гул, шум, свист [7]. Многие исследователи славянской культуры отмечают, что русалки выли, «гукали», подобно кукушке. «Вздорная кликуша» (по образному выражению Б. Б. Баландинского) - кукушка кричит, плачет. Что касается мифологемы Стрела, то В. Г. Карцев, Н. И. Веселовский и Ю. С. Худяков описывают определенные конфигурации стрел (как вида оружия), которые могут издавать характерный свист [8].
На основании проведенного ладоинтонаци-онного, а также спектрального анализа образцов обрядовых песен западнорусского Полесья нами было выявлено, что специфика артикуляции музыкального текста находится в русле альфа-интони-
