CC BY
59
6. Какие задачи вытекают для этики? Этика - научная дисциплина, которая предоставляет инструментарий, дающий обществу рациональные нравственные критерии. Этика развивает содержание норм, организовывает эти нормы и определяет связи между ними. Этика пересматривает и определяет содержание норм. Писаные и неписаные законы (право и мораль) должны быть обговорены с точки зрения их применения для совершения действий. Связи между нормами в сфере обычаев, нравственности и морали, с одной стороны, и права - с другой, в позднем или ранних традиционных обществах совпадали во всем и обговаривались заново. Там, где этого не было, проделывалась корректировка, для того чтобы интуитивно подразумеваемый смысл совпадал с моралью. Научная дисциплина, которая в традиционном обществе показывает и обеспечивает это соответствие религиозных и мировоззренческих норм, и есть этика. Таким образом, ее роль ограничена изучением соответствия стандартам. В основном эти согласованные нормы не создаются сознательно, иначе они всегда четко бы представлялись. В традиционном обществе они выступают как неизменные и несомненные.
В посттрадиционном обществе чаще всего отсутствуют сами нормы. Требование этики в посттрадиционном обществе заключается в том, что изменение ценностей, нарушение норм, запретов превращается в некую ценность (псевдоценность) и, пожалуй, порой приобретает значимость, если этому удается дать объяснение. Таким образом, в посттрадиционном обществе этика наряду с проверкой когерентности норм относительно писаных и неписаных законов ставит задачу разрабатывать их и давать им объяснение.
В области экономики в посттрадиционном обществе возникает проблема одновременного сосуществания различных хозяйственных укладов и способов производства. Требуется непрерывное, в течение всей жизни образование, чтобы оказаться способным справиться с изменением научно-технических, организационных, коммуникативных норм. Современные же дискуссии по поводу глобализации, места экономики и стандартов социального страхования следует воспринимать в качестве «процессов понимания общества» в контексте ценностных отношений. В этом качестве эти процессы понимания оказываются предметом исследований этики.
При всей перемене норм эти процессы понимания даже в пределах философски обоснованных рамок понятия, согласно нашему подходу, остаются рационально зафиксированными. Поэтому экономическая этика предлагает шанс: предприятие способно - при всей изменяющейся в обществе ситуации и при отсутствии стандарта общего консенсуса - достигать стабиль-
ности в том, что касается ответственности отдельных лиц и коллективных действий, своей собственной системы ценностей в посттрадиционном обществе, и гарантировать эту стабильность своим партнерам.
Эта система ценностей должна выполнять ряд непростых условий: ожидаемые изменения должны быть так прогнозируемы, чтобы система ценностей не устарела к моменту, когда приходят к какой-то договоренности (заключают контракты). В то же время она должна быть обязательной. Так как к согласию относительно ценностей в посттрадиционном обществе прийти нелегко, необходимо участие всех заинтересованных сторон в выработке надежных ценностей, которые на первый взгляд таковыми не являются. Необходимо их соответствие национальным и международным правовым системам, а также области действия их конкурентов.
Для достижения всего этого философия и разрабатывает соответствующий методологический инструментарий.
УДК 612.089
А. Е. Михайлов
РАЗВИТИЕ БИОМЕДИЦИНЫ: НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ И РИСКИ В ПОНИМАНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ
В статье анализируются некоторые тенденции влияния развивающегося биомедицинского знания на традиционные морально-правовые ценности и оценки. Рассматриваются новые возможности изменения природы человека и его поведения. Раскрывается аксиологическая проблематика, обусловленная вмешательством в процессы, которые раньше были вне контроля и управления.
The article analyzes some tendencies of influence of the developing biomedical knowledge on traditional moral and legal values and evaluation. Axiological problems caused by new possibilities of modification of nature were studied. The above changes of human nature result from influence of processes which were previously considered to be out of human control and management.
Ключевые слова: биотехнологическая революция, будущее, человеческая природа, развитие, ценность.
Keywords: biotechnological revolution, future, Human nature, development, value.
Возможности формирующихся в настоящее время биомедицинских технологий активизировали исследовательский интерес к природе чело-
МИХАЙЛОВ Андрей Евгеньевич - кандидат философских наук, доцент, зав. кафедрой гуманитарных наук Кировской государственной медицинской академии © Михайлов А. Е., 2009
века, в которой все новые области из «царства необходимости» переходят в «царство свободы». В условиях расширения игрового пространства нашей свободы пересматриваются уже сложившиеся представления о человеческой природе, ставятся вопросы о ее жесткости и пластичности, инвариантности и пределах изменяемости, ближайших и отдаленных последствиях возможной модификации, методологических и этико-пра-вовых основаниях ее исследования и преобразования. «Человек сегодня, - пишет В. А. Лекторский, - действительно, самая важная и острая проблема, начиная с вопроса о том, что же такое человек, в чем его природа (как сейчас ясно, мы до сих пор плохо это знаем), какая грань отделяет его от "не человека", и кончая вопросом о том, нужно ли защищать и спасать человека, а если нужно, то можно ли, а если можно, то что для этого следует сделать. Проблематика человека с новой, нередко необычной стороны становится центральной для многих дисциплин, начиная с философии, включая психологию и социологию, и кончая генетикой. При этом обсуждение данной проблемы в современном контексте возможно только при условии интеграции усилий разных научных дисциплин» [1].
Исходной для учений о человеке в древней философии стала мифологическая идея параллелизма Вселенной и человека. В учениях античных философов мифологические сюжеты, основанные на этой идее, приобрели рационалистические черты. Аргументация с использованием аналогии между макрокосмосом и человеком (микрокосмосом) могла выстраиваться в противоположных направлениях. Если Демокрит рассматривал человека через его подобие макрокосмосу, то рассуждения Анаксагора и Платона были направлены от микрокосмоса к макрокосмосу. Протагор, исходя из положения «человек есть мера всех вещей», утверждал в качестве необходимой основы совместной жизни людей не законы космоса, а законы человеческой природы. При этом самопознание становится необходимым условием не только познания и преобразования мира, но и развития самого человека.
Начиная с античности среди традиционных тем в историческом развитии учения о человеке выделяется проблематика соотношения души и тела. В религиозных и философских учениях трактовка природы человека определяется комбинациями разнородных начал души и тела через их противопоставление или гармонизацию. В настоящее время особую актуальность приобретает осмысление происходящих изменений антиномии души и тела в связи с возрастанием опасности новейших способов ее вульгаризации на основе компьютерно-информационных и биомедицинских технологических инноваций.
Эффекты создаваемых в информационном мире постоянно обновляющихся форм виртуальной реальности изменяют условия существования человека, смещая приоритеты в системе его мировоззренческих ценностей, установок и убеждений. Анализируя постмодернистскую идеологию постчеловеческой информационной реальности, В. А. Кутырев отмечает, что «часть человечества практически готова и соглашается стать материалом для пост(не)человеческого разума или вообще раствориться в иной субстанции. Соглашается утратить идентичность Homo sapiens, перестав считать свое существование самоценным и уникальным. Хочет из цели превратиться в средство. На древе человеческого рода, от его корневища пустился побег, "пасынок". Формируется отряд, готовый к тому, чтобы не реальность преобразовывать, приспосабливая ее к себе, как это делалось, покуда она была естественной, а преобразовываться самим, приспосабливаясь к реальности, когда она стала искусственной. Новая реальность больше не хочет принимать нас такими, какие мы есть. Отторгает. Человека "не хватает": емкости его мозга, пластичности тела, или он полон лишнего: органов, чувств, живых мыслей. Что-то надо убрать, что-то добавить. Короче говоря, его надо улучшить - генетически, технически, информационно» [2].
В последние годы в прогностических сценариях возрастает значимость новых биомедицинских знаний и технологий, когда через призму последствий инноваций в этой области и рассматривается будущее человечества. Перед человечеством, открывающим и реализующим новые возможности современных достижений биомедицины, встает необходимость переосмысления в соответствии с ними традиционных ориентиров и ценностей в области духовной культуры и нравственности. Выявление отдаленных и непреднамеренных последствий технологических инноваций в области биомедицины позволяет осознать кардинальность и масштабность как происходящей, так и грядущей переоценки ценностей. Новые знания о природе человека и открывающиеся возможности ее преобразования создают в современном мире ситуацию, приобретающую беспрецедентный характер, о чем свидетельствует набирающее силу международное и междисциплинарное движение трансгуманизма, выступающее как альтернатива биоконсервативной традиции в антропологии.
Изменения в представлениях о биологических основах человеческой природы заставляют заново переосмысливать взаимодействие биологических и социокультурных факторов в жизни человека. В 2000 г. был расшифрован геном человека, но сама по себе идентификация в геноме последовательности из 35-40 тысяч генов еще не дает
глубокого понимания механизмов их функционирования. По признанию самих биологов, ситуация, когда они понимали то, что знали, сменилась другой: сегодня объем их знаний несоизмеримо превосходит уровень понимания, освоения этих знаний. На такое радикальное изменение указывает академик Л. Л. Киселев: «Теперь мы знаем чудовищное количество фактов, владеем обширнейшими знаниями, но понимаем малую толику всего этого» [3].
Различия в геномах человека и шимпанзе ничтожны. Но, по-видимому, превосходство генома человека в том, что он «через механизм отбора генов и выбора разных значащих участков, поставляет организму более богатый набор белков и обеспечивает большее количество более сложных функций, допустим психических, которые, пожалуй, самые сложные. На уровне генов разницы почти нет, но на следующем уровне, где гены реализуют себя через образование соответствующих белковых структур, у человека может возникнуть большее разнообразие, чем у мыши или шимпанзе» [4]. Современные исследования направлены на раскрытие генетических кодировок белков, из которых образуются необходимые для клеток сложнейшие формы, и на более глубокое интегративное понимание процессов, определяющих на биохимическом уровне развитие тканей, органов и человека как целостного организма.
В настоящее время достигнут значительный прогресс в раскрытии причинно-следственных цепочек ряда генетических заболеваний (муковис-цидоз, серповидно-клеточная анемия, хорея Ген-тингтона и др.), когда патология прослеживается до неверной аллели, кодирующей последовательности в одном гене. Однако большинство заболеваний многофакториальны, поскольку вызываются нарушением тех или иных функций множества взаимодействующих генов. Это затрудняет изучение и лечение такого рода болезней. Но еще большую трудность составляет понимание генетической детерминации специфических для человека свойств, психоэмоциональных состояний и типов поведения, таких, как интеллект, любовь, счастье, альтруизм, агрессия и другие.
Практическое применение и технологизация новых биомедицинских знаний требует специальных исследований по выявлению и дифференциации возможных непреднамеренных последствий в различных сферах жизни человека и общества. Предметом споров становятся институциональное применение генного тестирования и субъективное использование результатов предиктичес-кой (прогнозирующей отклонения в развитии) генодиагностики. Генодиагностика, хотя и является на сегодня наиболее развитой областью исследований в геномике человека, но, как отмеча-
ет Б. Г. Юдин, «несет с собой разнообразные риски, затрагивающие права и достоинство человека, риски дискриминации и стигматизации индивидов или популяций. Кроме того, развитие генодиагностики нередко опережает технологические возможности ассимиляции ее достижений. А это создает специфический риск - риск обнаружения дефектов, заболеваний и предрасполо-женностей, которые не поддаются лечению. Проблемы, касающиеся того, следует ли получать такую информацию и что с нею делать, еще ждут своего решения» [5].
Широко используемая сегодня пренатальная диагностика дает возможность осознанного выбора для женщин при решении дилеммы: роды или аборт? В Китае это привело к тому, что в новом поколении его граждан резко возросла половая диспропорция, поскольку среди новорожденных численность мальчиков значительно превысила число девочек. Последствия такого изменения в демографическом поведении в перспективе скажутся на проблемах в социальной, экономической, политической сферах и даже на криминогенных факторах.
Влияние развивающегося медицинского знания на изменение ценностей и оценок иллюстрирует складывающаяся в последние два десятилетия легализация гомосексуализма. И. В. Силуя-нова выделяет в европейской культуре три стадии изменения отношения к гомосексуализму. «На первой он воспринимался как вид извращения; на второй, в результате медикализации проблемы, как болезнь; и на третьей, современной, как норма. Причем одним из способов перехода со второй стадии на третью является отрицание норм и ценностей традиционной морали. Действительно, отказ от традиционной морали, если не излечивает, то превращает многие виды сексуальной патологии, в том числе и гомосексуализм, в норму» [6]. Онтологическим основанием такой переоценки стали медицинские данные о детерминации гомосексуализма наследственностью, церебральными поражениями, эндокринными нарушениями и другими аномалиями. Квалификация гомосексуализма как болезни ведет к исключению законодательно закрепленного его преследования, поскольку это будет свидетельством «медицинской безграмотности общества».
Но в англо-американской культуре преобладающей стала оценка гомосексуализма не как болезни, а как одной из норм в вариациях сексуального поведения. При этом вместо терапии предлагается отказ от норм и ценностей традиционной морали, констатирующих противоестественность гомосексуализма. Десятый Пересмотр Международной классификации болезней, вступивший в силу в январе 1993 г., исключил гомосексуализм из категории «болезни» и определил его как «сек-
суальную ориентацию», которая не может рассматриваться даже в качестве расстройства.
Если раньше медики квалифицировали гомосексуализм «как наиболее распространенное половое извращение», а Уголовный кодекс РФ относил его к «преступлениям против жизни, здоровья и достоинства личности», то принятая в апреле 1993 г. новая редакция статьи 121 исключала уголовную ответственность за мужеложство. В новом Уголовном кодексе РФ, вступившем в силу с 1 января 1997 г., статья 131 предусматривала уголовную ответственность только за насильственные действия сексуального характера. В ныне действующем УК РФ ответственность за насильственные действия сексуального характера предусматривает статья 132, а за понуждения к действиям сексуального характера - статья 133. При этом теоретической основой является трактовка половой свободы и половой неприкосновенности как части свободы и неприкосновенности человека в обществе. А отсюда следует, что «государство не вмешивается в вопрос о том, как и с кем его граждане решают вопросы удовлетворения сексуальных потребностей. Вместе с тем государство защищает право граждан на половую свободу и половую неприкосновенность личности, устанавливая уголовную ответственность за применение насилия в этой сфере, а также защищает подростков от сексуальных посягательств» (см. комментарий к статье 131).
Впечатляющие достижения и открывающиеся перспективы в биомедицинских науках характеризуются как биотехнологическая революция, которая заставляет радикально пересматривать взгляды на будущее всего человечества. Ф. Фуку-яма в книге «Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции» отказался от своей прежней идеи «конца истории» и говорит о возобновлении истории, основываясь на успехах современной биотехнологической революции и вызовах, которые она ставит перед человеческой цивилизацией. История не может закончиться, пока развивается наука, и будущее человечества уже не представляется ему таким предопределенным, как это было после крушения Советского Союза и соцсистемы. Напротив, оно оказывается открытым и зависящим от принимаемых нами решений и действий. Беспрецедентные возможности глубокого изменения природы человека открывают альтернативные человеческому варианты «постчеловеческого» будущего. Сценарии с реализацией некоторых из тенденций такого развития событий в описании Фукуямы выглядят довольно пессимистично.
Возможности глубокой и радикальной модификации человека и его поведения открываются не только в процессе развития естествознания, прежде всего в биологии, но и в других изучаю-
щих человека и общество разделах науки (гуманитарных, социально-исторических). Науки, которые В. Дильтей охарактеризовал как понимающие, сегодня все более воспринимаются как науки технологические, позволяющие влиять на принимаемые человеком решения и его действия. Э. Фромм отмечал, что «чрезвычайно важно провести грань между психологией, подразумевающей благополучие человека и сделавшей его своей целью, и психологией, изучающей человека как объект с целью сделать его еще более пригодным для технологического общества» [7]. Современная наука выходит на совершенно новый уровень познания не только биологии человека, но и его психики, социокультурных оснований человеческого существования в мире.
Для выяснения, оценки и решения такого рода проблем особенно важным является привлечение средств гуманитарной и философской экспертизы. Юрген Хабермас в своей книге «Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике?» пишет: «Изначальный философский вопрос о «правильности жизни» сегодня, по-видимому, обновляется в своей антропологической всеобщности. Новые технологии вынуждают нас вести публичный дискурс о правильном понимании культурной формы жизни как таковой. И у философов больше нет никаких благовидных предлогов отдавать предмет этой дискуссии на откуп представителям биологических наук и вдохновленных научной фантастикой инженеров» [8]. Переосмысление проблематики природы человека в контексте новых научных знаний не может ограничиваться рамками тех наук, где эти знания получены, а выходит в сферы морали, искусства, религии, философии, политического и правового сознания общества от обыденного уровня до концептуального.
В осмыслении природы человека выявляются теоретико-методологические основания не только логико-гносеологических процедур, но и морально-правовых аспектов получения нового знания в различных науках, интегрирующихся в данной области исследований, и, что особенно важно, практического применения этого знания в медицине. Поскольку речь идет не просто о познании человеческой природы, когда знание самоценно, но и о возможностях использования полученного знания для разного рода воздействий на человека, то естественно поставить вопрос о целях и ценностях, лежащих в основе такого использования. На передний план в открывающихся возможностях манипулирования человеческой природой выходит поиск критериев в оценках для различения воздействий, лежащих по ту сторону допустимого.
В современной литературе по биоэтике такая граница проводится с использованием терминов
«терапия» и «улучшение» (enhancement). Предполагается, что терапия в той или иной степени восстанавливает утраченную или поврежденную целостность человека, в то время как улучшение изменяет целое. Терапевтические воздействия направлены лишь на восстановление, а не на изменение природы человека. В основе такого подхода лежит представление о неизменности человеческой природы как некоторого целого при всех индивидуальных различиях, а за бесконечным многообразием изменений, совершающихся в природе вообще, обнаруживается лишь вечно повторяющееся круговращение, либо эволюционные изменения в ней настолько незначительны в масштабе жизни одного или нескольких поколений, что ими можно пренебречь.
Возникновение нового, утверждал Гегель, наиболее очевидно проявляется в изменениях, совершающихся в духовной сфере, что и позволяет обнаружить в человеке иное определение, чем в чисто естественных вещах. Именно человеку присуща действительная способность к изменению, и причем к лучшему, то есть стремление к усовершенствованию. Но, как считал Гегель, «способность к усовершенствованию является чем-то почти настолько же не поддающимся определению, как изменяемость вообще; она бесцельна, и для изменения нет масштаба: лучшее, более совершенное, к которому она должна клониться, является чем-то совершенно неопределенным» [9].
Оправданность терапевтических воздействий, восстанавливающих природу человека, обычно не вызывает сомнений, тогда как относительно ее усовершенствования разногласий гораздо больше. Критерии их практического разграничения далеко не всегда очевидны. Если почти любой вид терапии можно понимать как улучшение, то не всякое улучшение имеет терапевтический смысл. Кроме того, те же самые действия и средства в зависимости от реализуемых целей в одних случаях могут быть терапевтическими, а в других - направленными на улучшение. Различение терапии и улучшения зависит также от смысла, вкладываемого в понятие «здоровье», и отсутствие строгого стандарта затрудняет решение этой задачи.
В давнем споре о ведущей роли во взаимодействии биологической природы (наследственности) и социальных факторов в формировании человеческих качеств колебания предпочтений связаны с выбором приоритетов в оценке результатов исследований в различных областях науки и социальных преобразований. В последние годы достижения молекулярной генетики человека усилили ожидания скорых успехов в результате применения биотехнологий. Однако ожидания и надежды, связанные с открывающимися возможностями в решении проблем по многим направлениям
медицины, могут заслонять от нас риски и угрозы, сопровождающие научные достижения. «Наука часто обманывается в своих благих намерениях, и поэтому мы не должны рисковать оказаться неподготовленными к генной инженерии подобно тому, как это было при ядерном взрыве в Хиросиме. Лучше иметь принципы, охватывающие также и невозможные ситуации, чем оказаться вообще без принципов в ситуации, которая неожиданно сваливается на нас» [10].
В предвосхищении подобного рода ситуаций рассматриваются и такие жутковатые сценарии, как «генетический коммунитаризм», в соответствии с которым совершенствование человеческого вида будет осуществляться по различным субкультурным направлениям. При этом проблематичным станет признание единых общечеловеческих моральных ценностей, поскольку то, что задает такую моральную общность и является ее естественной основой - единство человеческой природы, может быть разрушено с применением генной инженерии. «Мы не вправе более полагать, что у человеческой природы существует только один преемник. Нам следует учитывать возможность, что в какой-то момент в будущем группы человеческих существ, используя генную технологию, смогут идти разными путями развития. Если это произойдет, то возникнут различные группы существ, каждая из которых будет обладать своей собственной «природой» и иметь связь с другими только через общего предка (человеческой расы) подобно тому, как теперь существуют многие виды животных, возникших от общих предков путем случайных мутаций и естественного отбора» [11]. Существующее индивидуальное, этнокультурное, религиозно-конфессиональное разнообразие может быть усилено видовой дивергенцией с применением генной технологии. Отдаленные последствия внедрения новейших биотехнологий оказываются трудно предсказуемыми, и опасения, которые они вызывают, приводят к формулировке запретов в этических и правовых документах, регламентирующих различные направления биомедицинской деятельности.
Провозглашенная в Ницце «Хартия основных прав Европейского союза» в статье 3 содержит «запрет на евгеническую практику, особенно на те ее разновидности, которые имеют своей целью селекцию человеческих личностей», а также «запрет репродуктивного клонирования человека». Однако обращение к истории медицины приводит к весьма скептической оценке такой зап-ретительно-морализаторской позиции. «Начиная с вакцинации и с первых операций на сердце и мозге, затем по поводу трансплантации органов и создания искусственных органов человека и вплоть до внедрения генной терапии всегда велись дискуссии о том, а не достигнут ли уже тот
предел, где даже медицинские цели уже не могут оправдывать технизацию человека. Но ни одна из этих дискуссий не остановила развитие техники» [12]. Может ли исторический опыт в той или иной форме экстраполироваться на новые ситуации, с которыми впервые сталкивается человечество? В решении возникающих проблем современности с ростом их нетривиальности сокращается возможность опоры на прошлый опыт и традиции.
Весьма скептично относился к возможности использования исторического опыта Гегель. Во введении к своим лекциям по философии истории он писал: «Опыт и история учат нас, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху открываются такие обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать такие решения, которые вытекают из самого состояния. В суматохе мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего» [13]. Эта оценка требует сегодня переосмысления. Уникальность (неповторимость) конкретных условий исторической эпохи для поколений или жизненной ситуации для отдельного человека до сих пор еще не исключала сохранения на планете пригодной для человеческого существования среды и естественной основы самого человека как биологического вида.
Полагаясь на «бесконечную мощь» разума как субстанции, Гегель утверждал, что «разум не настолько бессилен, чтобы ограничиваться идеалом, долженствованием и существовать как нечто особенное лишь вне действительности, неведомо где, в головах некоторых людей» [14]. В гегелевском представлении разум-субстанция прокладывает себе дорогу в человеческой истории через стихию преобразующей природу и общество деятельности людей и народов, чья разумность всегда ограничена. История предстает как смена эпох, поколений, народов, с присущими им культурно-историческими цивилизационными типами, при сохранении человечества и прогрессе мировой цивилизации. Логика разума, превосходящего человеческий опыт, определяет ход истории, обеспечивая, несмотря на все отклонения и отступления, его поступательность. «Следует, по крайней мере, твердо и непоколебимо верить, -убеждал он, - что во всемирной истории есть разум и что мир разумности и самосознательной воли не предоставлен случаю, но должен обнаружиться при свете знающей себя идеи» [15].
Таков оптимистический рационализм Гегеля в понимании всемирно-исторического процесса.
Но если во все предшествующие эпохи риски и угрозы, связанные с последствиями принимаемых на различных уровнях решений, имели локальный характер, то уникальность современной эпохи состоит в том, что вытекающие из ее состояния принимаемые решения должны исключать глобальные риски, угрожающие существованию человечества и его экосферы. Сегодня мы уже не можем больше полагаться только на веру в бесконечную мощь разума-субстанции, который сам по себе преодолеет последствия нашего неразумия в различных видах деятельности. Перефразируя гегелевскую мысль, можно сказать, что сила жизненности и свободы настоящего должна включать максимальное прояснение отдаленных и масштабных последствий человеческой деятельности. В бледной и размытой картине будущего следует прорисовать более четкие контуры и приложить все усилия для того, чтобы жизненность и свобода настоящего были не только у ныне живущего поколения. Для решения этой задачи в соответствии с ростом масштабности, разнообразия и технико-технологической оснащенности человеческой деятельности каждому новому поколению придется вносить свой вклад в переосмысление системы ценностей и на этой основе совершенствовать социально-политическую структуру и организацию человеческого общества на всех уровнях: от регионального внутри отдельных стран до международного.
При обсуждении биотехнологических инноваций складываются две основные позиции. Первая из них представлена в подходе, направленном на выявление и реализацию новых возможностей на основе достижений в области биомедицины, когда в этико-правовой регламентации усматривается угроза прогрессу. Такая позиция обусловлена ориентацией науки на открытия и изобретения, стремлением ученых раздвинуть границы имеющегося знания, а также заинтересованностью представителей биотехнологической промышленности в формировании и расширении рынка новых видов товаров и услуг при минимизации внешнего вмешательства в их деятельность. Другая позиция представлена гетерогенной группой, которая выражает озабоченность по поводу опасных для человека и человечества последствий использования достижений в биомедицине. Эту группу составляют люди, чья позиция мотивирована религиозными убеждениями, заботой об окружающей среде и о сохранении существующей природной основы человека как биологического вида, опасением рецидивов евгенических вариантов преобразования общества, которые могут привести к кардинальным измене-
ниям представлений и норм в области морали, права, политики.
С переходом к более конкретному рассмотрению ближайших и отдаленных последствий биотехнологических инноваций, с ростом компетентности при более тонкой дифференциации в их этико-правовой оценке осознается необходимость как в совершенствовании существующих, так и в формировании новых регулирующих институциональных структур и механизмов их функционирования. Мера деонтологической жесткости законодательного контроля и регулирования варьируется в зависимости от характера применяемых в данной области технологий, от того, насколько они потрясают основы сложившихся в обществе представлений о справедливости и морали. Плохо продуманная и чрезмерно жесткая законодательная регламентация исследований и инноваций в биомедицине может затормозить ее развитие и снизить социально-экономическую эффективность. Поэтому важным направлением является совершенствование процессов саморегулирования, когда формирование норм и обеспечение их соблюдения осуществляется в рамках живой традиции, создаваемой морально-психологическим климатом в научно-исследовательских и производственных коллективах. При этом важную роль играет как информационная открытость для общественности биомедицинских исследований и последствий применения их результатов, так и уровень компетентности при интерпретации такого рода информации. Кроме того, на этико-правовую оценку влияют доминирующие в обществе мировоззренческие, социально-психологические и политические убеждения и установки, особенности культуры и ее уровень.
Однако история пестрит примерами, когда политико-правовые концепции и системы строились на поверхностных или неверно трактуемых естественнонаучных представлениях о человеческой природе. На основе таких представлений в начале ХХ в. в ряде стран Европы и в США формировалось евгеническое законодательство, направленное на дискриминацию различных общностей. Формулирование смысложизненных ценностей и целей в философии морали, права, политики требует корректной методологии при использовании достижений естественных наук в области биомедицины. Такого рода ценности и цели вырабатываются в более широком социокультурном контексте человеческого существования, и их адекватное осознание и формулировка не могут ограничиваться рамками непосредственной интерпретации результатов биотехнологической революции. «Хотя научно-исследовательская общественность в прошлом блестяще контролировала себя в таких областях, как эксперименты на людях и безопасность технологии рекомбинантной ДНК, -
отмечает Ф. Фукуяма, - сейчас слишком много пересекается коммерческих интересов и слишком много крутится денег, чтобы саморегулирование продолжало и дальше успешно действовать. У большинства биотехнологических компаний попросту нет стимулов соблюдать многие из тонких этических различий, которые надо будет провести, а это значит, что правительствам придется вступить в дело, чтобы ввести нормы и заставить их соблюдать» [16]. Следовательно, вопрос регулирования биомедицинских исследований и использования их результатов не является чисто технологическим и этическим, а имеет политико-правовой характер.
Совершенствование правового регулирования в биомедицине сегодня осложняется тем, что биотехнологическая революция может привести не только к антидемократическим изменениям в политике государств в случае, если будет ослаблен привитый человечеству фашистской Германией иммунитет. Также заслуживают особого внимания не предсказуемые без специальных прогностических исследований социально значимые эффекты, которые возможны, например, при массовом использовании биотехнологических инноваций для удовлетворения людьми собственных амбиций в улучшении человеческой природы как данности.
Примечания
1. Лекторский В. А. Умер ли человек? // Человек. 2004. № 4. С. 10-11.
2. Кутырев В. А. От какого наследства мы не отказываемся // Человек. 2005. № 2. С. 15-16.
3. Киселев Л. Л. Парадоксы биологии человека // Человек. 2004. № 4. С. 47-48.
4. Там же. С. 45.
5. Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике? М.: Изд-во «Весь мир», 2002. С. 26.
6. Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. М.: ЗАО «ЛИТЕРА», 1997. С. 153.
7. Фромм Э. Революция надежды. Навстречу гуманизированной технологии // Психоанализ и этика. М.: Республика, 1993. С. 254.
8. Хабермас Ю. Указ. соч. С. 26.
9. Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб.: Наука, 1993. С. 103.
10. Agar N. Liberal Eugenics // Kuhse H., Singer P. (Hrsg.). Bioethics. London: Blackwell, 2000. P. 172.
11. Buchanan A., Brock D. W., Daniels N., Wikler D. From Chance to Coice. Cambrige, Mass.: Cambrige UP, 2000. P. 177.
12. Daele W. van den. Die Natürlichkeit des Menschen als Kriterium und Schranke technischer Eingriffe // Wechsel Wirkung. 2000. June - August. P. 25.
13. Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 61.
14. Там же. С. 64.
15. Киселев Л. Л. Указ. соч. С. 65.
16. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции. М.: ООО «Изд. АСТ»: ОАО «Люкс», 2004. С. 281.
