CC BY
113
Сер. 6. 2009. Вып. 1
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Ф. Т. Нежметдинова
БИОЭТИКА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ НАУЧНЫХ СТРАТЕГИЙ И КАК ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА В ЭПОХУ СОВРЕМЕННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ
Человечество находится в начале XXI в., и оно несет в себе весь тот потенциал, достижения и изменения, которые были заложены в веке ХХ. Вместе с тем был получен колоссальный опыт в науках: самые грандиозные открытия, имеющие глобальный характер, были сделаны в XX в. Именно в ХХ в. в средствах массовой информации стало особо популярным выражение: «Это открытие способно перевернуть весь Мир...», и это не было преувеличением. Человечество сегодня обладает множеством пока необдуманных и неотрефлексированных рационально «точек опоры Архимеда», продуктов новаторства. Скорость изменений такова, что осмыслить их и извлечь уроки человечество не успевает, и в этом, на наш взгляд, заключается одна из основных причин того, что мы называем кризисом цивилизации.
Действительно, как определить границы жизни и смерти, кто имеет право выбирать пределы своего существования — профессионал или простой человек, каков моральный и правовой статус эмбриона, зачатого ш vitrо, оправдано ли «суррогатное материнство», как отнесется человек к своему генетическому конструированию и возможному клонированию своих копий, нравственно ли привлекать человека или животного в качестве объекта клинических исследований, можно ли «разобрать» человека на «запчасти» и устраивать публичные конкурсы по их размещению ввиду тотального «дефицита», безопасны ли для человека геномодифицированные продукты сельского хозяйства и нанотехнологии в медицине, справедливо ли распределяются медико-социальные ресурсы и т. д.
Для того чтобы получить более четкое представление о сущности биоэтики как понятия и как социального феномена, необходимо рассмотреть факторы ее возникновения, определить ее значение как нового научного знания.
Возникновение биоэтики обусловлено комплексом причин, связанных с современными научными стратегиями, а именно — с четвертой глобальной научной революцией, в ходе которой рождается новая постнеклассическая наука. Для нее характерно: применение научных знаний практически во всех сферах социальной жизни, революция в средствах хранения и получения знаний, рост междисциплинарных и проблемно-ориентированных исследований не только в социально-гуманитарной, но и естественно-технической сфере (например, прогнозные сценарии, социальная экспертиза и т. д.). В одно и то же время происходит реализация комплексных исследовательских программ, в которых принимают участие специалисты различных областей знаний. При изучении «человекоразмерных» объектов поиск истины оказывается связанным с определением стратегии и возможных направлений преобразования такого объекта, что затрагивает гуманистические ценности, а исследователю приходится решать ряд проблем этического характера и определять границы своих действий1. Эту идею поддерживает и В. А. Садовничий, утверждающий, что в наступившем веке мы все в большей степени будем сталкиваться с запретами и ценностями морально-этического характера, которые нельзя будет создать или преодолеть только
© Ф. Т. Нежметдинова, 2009
технологическими средствами, сколь бы совершенными последние ни были, т. к. в конце концов именно эти ценности определят дальнейший путь цивилизационного развития. И здесь, с его точки зрения, не так много вариантов. Или человечество выберет концепцию развития, основанную на все ускоряющемся росте потребления, которая до сих пор является доминирующей и основана на старой системе этических норм и ценностей. Или люди вступят на путь самоограничения и согласия с природой и жизнью. Причем нельзя будет заставить сделать такой выбор ни военным могуществом, ни материальным богатством2.
Очевидно, что это высказывание является продолжением мысли В. И. Вернадского, который говорил о том, что человечество впервые в истории становится «мощной геологической силой», и в этой связи встает вопрос «о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого»3. Это новое состояние В. И. Вернадский обозначает понятием «ноосфера», где за человеком признается статус крупнейшей геологической сферы, призванной и обязанной перестраивать область своей жизни, перестраивать коренным образом по сравнению с тем, что было раньше4. Можно предположить, что этим высказыванием признается роль человека как человека-творца и преобразователя, властителя и распорядителя не только своей социальной, но и биологической сущности. Причем речь идет не только о человеке, но и о биосфере в целом. Тем самым уравниваются в этом отношении позиции Бога и человека, что является одним из основных поводов биоэтической дискуссии между приверженцами академической и религиозной точек зрения. Нельзя не согласиться с П. Д. Тищенко, который подчеркивает, что в «эпоху биотехнологий человек разыгрывает самую опасную игру — он „играет в бога"»5.
Другой характерной чертой четвертой глобальной научной революции является синтез и интеграция наук. Синтез наук в XXI в. — это во многом синтез естественного и искусственного, органического и неорганического, природного и социального начал бытия6. Сегодня возникает необходимость согласования фундаментальных внутринаучных ценностей (поиск истины, рост знаний) с вненаучными ценностями общесоциального характера. Внутренняя этика науки, стимулирующая поиск истины и ориентированная на приращение нового знания, постоянно соотносится в этих условиях с общегуманистическими принципами и ценностями7. В этом смысле биоэтика играет роль гуманитарной экспертизы, предупреждая и прогнозируя возможные негативные последствия современных достижений науки для биосоциальной сущности человека8.
Осмысление феномена биоэтики в контексте глобальных проблем и тенденций развития постнеклассической науки невозможно без анализа эволюции дисциплинарных приоритетов в современных отраслях знания. В последней четверти ХХ и начале XXI в. бесспорным лидером современной науки является биология. Причем биология не просто как дисциплина, а как основа комплекса наук о жизни, понимаемая многими как система, в которой объединено биологическое и медицинское знание. Несомненно, этот приоритет, который сложился в XX в., сохранится в течение первой половины нынешнего столетия, а может и дольше. В постиндустриальном обществе совершенствование человека средствами реализации его биологических резервов становится очевидной необходимостью, т. к. прежние искусственно-технические рецепты совершенствования человеческой жизни лишь увеличивали комфорт, но не меняли ее принципиально. «Тем самым возникает объективное подтверждение для прогнозов футурологов, утверждающих, что „царицей наук" в XXI веке будет уже не физика, а биология»9.
Говоря о биологической составляющей цикла наук о жизни, мы подразумеваем прежде всего качественный рост биотехнологий, в том числе в таких сферах, как
медицина, сельское хозяйство, нанотехнологии и т. д. Ученые и специалисты считают, что уже в нашем веке с их помощью в общемировом масштабе будет решена продовольственная проблема и модифицируется система питания человечества. Однако биотехнологии станут лидировать не только в сельском хозяйстве, но и в производстве лекарственных препаратов. Принципиально иным также может стать повсеместное использование органических форм жизни для разных видов трудовой деятельности, охватывающее пространство от экологически чистых производств до сферы проведения досуга10. Все эти фантастические на первый взгляд возможности порождают достаточно серьезные опасения по поводу вероятности перехода биологических исследований в неуправляемую фазу «джина из бутылки», и соответственно возникает потребность в особом механизме контроля над ними. В этой сфере биоэтика как социальный институт накопила определенный опыт, выработала нормы и принципы, охраняющие безопасность здоровья и жизни человека11. Особо важно отметить принципиальное отличие последствий внедрения биотехнологий для человека от тех, например, которые связаны с ядерной и атомной энергетикой. Как верно заметил В. А. Садовничий, в «случае с атомом человек выступает как бы наблюдателем, который стоит вне исследуемой им и подвергающейся воздействием Природы. <.. .> Но, тем не менее, человек думает, что может защититься от этой опасности. То есть, как бы обойти природу стороной.
Генная инженерия такой возможности, пусть даже косвенной, человеку не оставляет. <. > Сегодня никто не может даже приблизительно оценить те последствия, которые повлечет за собой размножение живой материи, созданной искусственно. . Вот здесь и возникает вопрос: дает ли разворачивающийся процесс глобализации, который в своей основе построен на принципе ускорения и непрерывного подстегивания эволюции, ясный и удовлетворительный для человечества ответ?»12
Для Б. Г. Юдина ответ на такой вопрос очевиден (хотя и прозвучал он гораздо раньше, чем этот вопрос был задан), он заключается в том, что «лишь более глубокое и всестороннее, гармоническое развитие науки и техники на благо человека может привести к устранению негативных последствий науки и ее применений, но достичь этого можно лишь в социальных условиях, также ориентированных на благо человека как высшую цель»13. В современной науке, тесно связанной с человеком и обществом, никто «не может уйти от проблемы этического выбора, и оценки тех или необходимых решений (курсив наш. — Ф. Н.) в случае их даже малейшего несовпадения с этическими, гуманистическими нормами как нарушения этих норм (и, значит, как, может быть, неизбежного, но все-таки зла) — такая оценка позволяет удерживать развитие негативных процессов на каком-то определенном уровне, бороться с ними, имея ясную перспективу»14.
Эксперты справедливо полагают, что в целом науки о жизни в XXI столетии, подобно другим базовым направлениям мировых исследований, будут определять качество жизни и собственную эффективность с учетом практической востребованности. На первый план выходит здоровье в самом широком смысле этого слова, а именно — как совокупность физического, психического и социального благополучия в трактовке ВОЗ (между прочим, такая трактовка здоровья появилась примерно 50 лет тому назад, в 1947 г.), а не просто как отсутствие болезни или немощи. И это произошло в 1947 г., когда еще даже не была принята «Декларация прав человека», и мало кто знал такое понятие, как «качество жизни».
Именно поэтому биомедицинские науки и технологии возглавили рейтинг наук о жизни в наступившем веке, определив для биоэтики одно из центральных мест в этом контексте15. Д. Каллахан подчеркивает, что достижения биомедицинских наук и их технологическое применение привели к трем серьезным результатам, которые полностью
обозначились к 1960 г. Они изменили многие традиционные представления о природе и характере медицины, возможностях и значении человеческого здоровья и, наконец, культурное представление о том, что представляет собой человеческая жизнь. Появление биоэтики можно считать социальной реакцией на эти значительные изменения.
В этой связи, по мнению Д. Каллахана, возник глобальный вопрос: «Как людям разумно противостоять моральным проблемам, которые были вызваны слиянием больших научных и культурных изменений? Но этот большой вопрос скрыл пугающий диапазон более конкретных проблем: кто должен иметь право контролировать (управлять) новыми технологиями на стадии становления? Кто должен иметь право или привилегию принимать судьбоносные моральные решения? <.. .> Какие учреждения, или законы, или инструкции необходимы для разрешения возрастающих изменений?»16
В XX в. новые биомедицинские технологии изменили фундаментальные основания нашей жизни, физического и нравственного бытия человека. Возникает ситуация, когда мнение последнего должно быть сформулировано и услышано при формировании стратегий и условий их практического применения17.
Академик РАМН Ю. М. Лопухин отмечает: «Одним из важнейших итогов прошедшего XX столетия является осознание мировым сообществом потенциальной опасности необоснованного внедрения новых достижений биологии в практическую медицину. В конце века в силу ряда причин страх перед атомной бомбой сменился страхом перед „бомбой" медико-биологической»18. В начале XX в. эта тенденция только усилилась. Согласно мнению экспертов, через два десятилетия вполне прогнозируем ряд поистине революционных достижений в исследованиях генома человека, в том числе и генной терапии.19 Все это, по мнению Е. Водопьяновой, для человечества «будет означать внедрение геннозамещающих технологий, возможность генетической корректировки всех психических характеристик индивида, даже применение „генетической косметики" с целью выбора цвета глаз, волос и возможно и роста»20.
Наиболее серьезная угроза, создаваемая современной биотехнологией, по мнению Ф. Фукуямы, — это возможность изменения природы человека и в силу этого — перехода к «постчеловеческой» фазе истории. Он подчеркивает, что «.человеческая природа существует, и это понятие является существенным. Оно создает стабильную преемственность нашего видового опыта. Человеческая природа формирует и ограничивает все возможные виды политических режимов, и поэтому технология, достаточно могучая, чтобы изменить нас, может иметь потенциально зловещие последствия для либеральной демократии и самой природы политики»21. Рассуждая об этом, Ф. Фукуяма делает акцент на наиболее актуальных с точки зрения возможных последствий для человеческой природы и развития социальной инженерии направлениях современной науки: расширение знаний о мозге и биологических источниках поведения человека; нейрофармакология и модификация эмоций и поведения; продление жизни; генная инженерия22.
Контроль над поведением человека, связано ли это со стремлением стабилизировать его природу или ее изменить, по мнению ряда исследователей, актуализирует такое понятие и явление, как «биовласть». В современном мире власть в своем проявлении опирается на определенную природу человека (морального, коммуникабельного, социально адекватного и т. д.). Любое ее изменение может рассматриваться как покушение на базис власти и привести к его уничтожению. Не случайно биовласть становится в современном мире столь актуальной, т. к. «от того, какова есть природа человека, зависит прочность общественных и властных конструкций современного мира»23.
Все вышеназванные проблемы затрагивают основы сохранения человеческой личности, человека как биосоциальной структуры в условиях всесторонних процессов отчуждения. Выше уже упоминалось, что последнюю проблему часто представляют как современный антропологический кризис. Говоря об этом, В. С. Степин имеет в виду угрозу человеческой телесности со стороны активно деформирующегося современного техногенного мира. Эта угроза, по его мнению, особенно ярко проявляется в трех направлениях. Первое связано с всевозрастающим информационным потоком и стрессовыми нагрузками, загрязнением окружающей среды и увеличением количества канцерогенов, накоплением вредных мутаций. Технические возможности современной медицины, которые дают шанс спасать и продлевать жизнь, поражают воображение. Порог веса младенца, при котором он считается жизнеспособным, опустился до 500 г, а человек, находящийся в коме и подключенный к искусственным органам — легкие, почки, сердце, — может практически сколь угодно долго находиться в таком вегетативном, но живом состоянии. Все это приводит к тому, что биологическое воспроизводство человека подвергается опасности и существует угроза ухудшения генофонда человечества, т. к. происходит устранение действия естественного отбора и выбраковки носителей генетических ошибок из поколения в поколение. Второе направление является следствием первого, а также связано с достижениями современных биотехнологий, которые направлены на лечение и профилактику ряда наследственных заболеваний. Речь идет о генной инженерии, которая позволяет добиться не только положительных результатов в лечении, но и дает возможность вмешательства в генетику самого человека, подвергая опасности изменения основы его телесности. Опасность подстерегает не только на пути «приспособления» биологической основы человека к новым стрессам и нагрузкам, но и кроется в попытках ряда ученых-экспериментаторов «улучшить» эту основу по сравнению с изначальной, природной24.
Говоря о технологических вызовах, редко кто из современных исследователей, ученых упустит возможность выразить тревогу и призвать к бдительности. Д. Нейсбит, анализируя характерные черты современного общества (на примере американского), называет его «Зоной Отравленной Технологий», в которой:
1. Мы предпочитаем быстрые решения во всех областях — от религии до здорового питания.
2. Мы испытываем страх перед технологией и преклоняемся перед нею.
3. Мы перестали различать реальность и фантазию.
4. Мы принимаем насилие как норму жизни.
5. Мы любим технологию, как дети любят игрушки.
6. Наша жизнь стала отстраненной и рассеянной25.
Интересно в этом отношении исследование Д. Нейсбитом изменения смысла понятия «технология» в американской энциклопедической литературе. В 1967 г. слово «технология» означало «объект, материал и физические процессы, отделенные от человеческих существ». В 1987 г. добавляется строка о «взаимоотношениях технологии с жизнью, обществом и окружающей средой», в 1998 г. в определении понятия технологии включаются ее последствия. Последнее означает, что технологии не могут быть нейтральными. Как следствие, противостоять или уравновесить высокие технологии должна или может высокая гуманность, к которой относятся чувство сострадания, признание прав другого человека, умение не жалеть сил в отстаивании справедливости, умение понять первобытную силу жизни и смерти. В этом контексте утверждение формулы «высокая технология — глубокая гуманность» представляется как способность принять технологию, сохраняющую нашу
человечность, и отвергнуть технологию, на нее посягающую. «Этот подход означает умение ценить жизнь и принимать смерть. Это знание того, где и когда нам следует отталкиваться от технологии в нашей работе и жизни, чтобы утвердить свою человечность»26.
Мы снова возвращаемся к тезису о том, что дорогостоящие технологические возможности поддержания благополучия человека, прежде всего его жизни и здоровья, обуславливают тот факт, что каждый случай их применения становится общественно значимым событием и не может быть проигнорирован, более того, нуждается в определенных механизмах социальной регуляции. Последние должны быть направлены на предупреждение и защиту опасных последствий вмешательства в биогенетическую природу человека, покушения на его телесность.
Биоэтика как область могла бы и не появиться, по мнению Д. Каллахана, без культурных достижений. Произошло великое множество социальных изменений и культурных реформ. Это проявилось в возрождении дисциплины моральной философии, подъеме интереса к нормативной и прикладной этике и неудовлетворенности преобладавшим тогда академическим акцентом на теоретических проблемах и в стремлении к культурному перевороту27.
Действительно, одной из причин возросшего интереса к прикладной философии этики и морали становится изменение реального статуса индивида в обществе. Это происходит в результате того, что на современном этапе развития общества государство обеспечивает гарантии основных прав человека, особо оговаривая и оберегая их даже в тех случаях, когда индивид принадлежит к разного рода меньшинствам28. В этих условиях не только большая социальная группа или общность — народ, сословие, семья, профессия и т. д., — но и личность сама по себе становится центром общественной жизни.
С другой стороны, последняя четверть XX в. и начало XXI в. породили такой специфический феномен, который немецкий социолог Ульрих Бек обозначил термином «другой модерн» или «общество риска»29. При этом, как отмечает П. Д. Тищенко, специфика социального контекста биотехнологий носит исторически неопределенный характер, когда наука и общество, социальные феномены и человек постоянно испытывают себя в попытках самоидентификации и постоянно меняются, становясь иными30. Эти изменения порождают «созвездия возможностей», которые ставят перед человеком выбор некоторой линии развития из множества возможных путей. Как подчеркивает В. С. Степин, в этих условиях сам этот выбор необратим и чаще всего не может быть просчитан однозначно31. Справедливо, на наш взгляд, подчеркивается изменение смысла и употребления понятия «риск», который, во-первых, из категории только личного пространства перемещается на уровень глобальный. Во-вторых, если в предыдущем столетии риск рассматривался как результат недостаточного развития технологий и научных знаний, то сегодня риск возникает там, где проявляется избыточность технологического и научного прогресса32.
Сегодня многие философы и социологи отмечают феномен ускорения перемен в социальной жизни, обусловленный убыстряющимися темпами научно-технического прогресса, которые, по образному выражению Э. Тоффлера, становятся «шоком будущего»33 и определяют его «экотехнологическое развитие»34. Можно полностью согласиться с мнением исследователя, что «ускорение изменения радикально меняет равновесие между новыми и знакомыми ситуациями. Возрастающие темпы перемен вынуждают нас не просто справляться с более быстрым потоком, но все с большим числом ситуаций, к которым предыдущий личный опыт не подходит»35.
В этой связи актуализация прикладной этики представляется вполне закономерной. «Прикладная этика — не просто приложение результатов теоретической этики к практике. Она, скорее, является особой стадией развития и морали, и этики. Знаменуя собой одновременно новую, более глубокую и конкретную форму их синтеза. В рамках прикладной этики теоретический анализ, общественный дискурс и непосредственное принятие морально ответственного решения сливаются воедино, становятся содержанием реальной соответствующим образом организованной практики. (Курсив наш — Ф. Н.). Это особая форма теоретизирования. Теоретизирование, непосредственно включенное в жизненный процесс, своего рода теоретизирование в терминах жизни. И это — особая форма принятия ответственных решений, самой человеческой практики, когда последняя поднимается до теоретически осмысленного уровня»36. Как следствие особое значение приобретает интерпретация смысла прилагательного прикладная по отношению к существительному этика. Наиболее приемлемой и аргументированной, на наш взгляд, представляется точка зрения В. И. Бакштановского и Ю. В. Сомогонова о включении прежде всего в поле рефлексии о природе прикладной этики обеих ее сторон — моральной практики и этического знания. В первом случае, речь идет о сформированных в процессе конкретизации морали нормативно-ценностных подсистем («малые системы»), регулирующих определенные сферы профессиональной деятельности общества — медицинскую, юридическую, научную и т. д. Во втором, определяется теория конкретизации морали, опирающаяся на этико-философские и этико-социологические средства познания и описывающая каждую из прикладных этик. Возникает проектно-ориентированное знание, обеспечивающее исследование и преобразующее воздействие на «малые системы». Это находит свое выражение в этических ноу-хау для взаимодействия двух сторон прикладной этики (рациональный анализ ситуаций морального выбора, этическое проектирование и моделирование, этическая экспертиза и консультирование и т. п.). И далее смысл слова прикладная к существительному этика, рассматривается как приложение, понимаемое как процесс морального творчества, процедура конкретизации, акт морального выбора В концепции этих авторов modus Vivendi прикладной этики — моральный выбор, прикладная этика определяется как «нормативно-ценностные подсистемы, конкретизирующие мораль (этика бизнеса, журналистская этика, биоэтика и т. п.) и теория конкретизации морали, проектно-ориентированное знание, фронестические технологии приложения»37.
Исходя из вышеизложенного представляется возможным сделать следующие выводы:
1. Биоэтика, являясь междисциплинарной областью знания, по своему контентному «удельному весу» тяготеет к социальной философии как один из результатов глобальных социальных изменений, затрагивающих предельные основания человека, природы и общества.
2. Предметом биоэтики как новой научной дисциплины является определение принципов и критериев нравственного отношения к живому, а как социальной технологии — оценка и выбор критерия нравственного отношения к живому38.
3. Биоэтика представляет собой новый тип научного знания, который опирается на процедуры и методы «опережающего переживания». Когда одновременно происходит теоретический анализ и приращение нового знания, общественная дискуссия и практическое принятие морального решения.
4. Рассматривая место и роль биоэтики в условиях глобальных изменений, необходимо отметить ее социально-регулятивный статус, призванный предотвратить негативные последствия изменений, не допустить того, что может оказаться необратимым результатом применения биовласти, которую сегодня получило человечестве в лице современных биомедицинских технологий.
1 Степин В. С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2003. С. 610-641.
2 Садовничий В. А. Знание и мудрость в глобализирующемся мире: доклад на Пленарном заседании IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации». 24 мая 2005 г. М., 2005. С. 18-19.
3 Вернадский В. И. Начало и вечность жизни. М.,1989. С. 183.
4 Вернадский В. И. Начало и вечность жизни. М.,1989. С. 184.
5 Тищенко П. Д. Био-власть в эпоху биотехнологий. М., 2001. С. 108.
6 ВодопьяноваЕ. Другая наука: заказ инновационного общества // Свободная мысль. 2007. № 4 (1575). С.135.
7 Степин В. С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2003. С. 610-641.
8 Нежметдинова Ф. Т. Актуальность гуманитарной экспертизы в роли «публичного разума» и как фактора сохранения человеческого потенциала // Перспективы современного развития: материалы Всерос. науч. конф. (10-11 декабря 2003 г.). Секция междисциплинарных исследований «Публичные и приватные пространства современного общества»: В 6 ч. Казань, 2004. С. 24. Ч. 5.
9 ВодопьяноваЕ. Другая наука: заказ инновационного общества // Свободная мысль. 2007. № 4 (1575). С. 134-135.
10 Водопьянова Е. Другая наука: заказ инновационного общества // Свободная мысль. 2007. № 4 (1575). С. 136.
11 Нежметдинова Ф. Т. Защита прав и безопасности жизни человека в контексте достижений современных биомедицинских технологий (на примере деятельности этических комитетов) // Научные записки КГАВМ. 2006. Т. 189. Октябрь. С. 246-256.
12 Садовничий В. А. Знание и мудрость в глобализирующемся мире: доклад на Пленарном заседании IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации». 24 мая 2005 г. М., 2005. С. 10-11.
13 Фролов И. Т., Юдин Б. Г. Этика науки. Проблемы и дискуссии. М., 1986. С. 79.
14 Фролов И. Т., Юдин Б. Г. Этика науки. Проблемы и дискуссии. М., 1986. С. 78-79.
15 Callahan D. Bioethics // Encyclopedia of bioethics / Ed. by W. Th. Reich. New York, 1995. Vol. 1. Р. 248.
16 Callahan D. Bioethics // Encyclopedia of bioethics / Ed. by W. Th. Reich. New York, 1995. Vol. 1. Р 249.
17 Тищенко П. Д. Феномен биоэтики // Вопр. философии. 1992. № 3. С. 104-113.
18 Лопухин Ю. М. Биоэтика и современная медицина // Врач. 2001. № 10. С. 11.
19 См.: Наука и общество на рубеже веков. М., 2000. С. 64-65 .
20 Водопьянова Е. Другая наука: заказ инновационного общества // Свободная мысль. 2007. № 4 (1575). С. 134-135.
21 Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции / пер. с англ. М. Б. Левна. М., 2004. С. 18-19.
22 Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции / пер. с англ. М. Б. Левна. М., 2004. С. 31.
23 Шайхудинов Р. Г. Современные технологии власти // Вопр. философии. 2007. № 11. С. 8.
24 Степин В. С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция М., 2003. С. 30-31.
25 Нейсбит Д. Высокая технология, глубокая гуманность: Технологии и наши поиски смысла / пер. с англ. А. Н. Анваера. М., 2005. С. 11-12.
26 Нейсбит Д. Высокая технология, глубокая гуманность: Технологии и наши поиски смысла / пер. с англ. А. Н. Анваера. М., 2005. С. 38-41.
27 Callahan D. Bioethics // Encyclopedia of bioethics / Ed. by W. Th. Reich. New York, 1995. Vol. 1. Р. 248.
28 Callahan D. Bioethics // Encyclopedia of bioethics / Ed. by W. Th. Reich. New York, 1995. Vol. 1. Р. 249.
29 Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / пер. с нем. В. Сидельникова, Н. Федоровой; послесл. А. М. Филиппова. М., 2000. С. 9-12.
30 Тищенко П. Д. Современные биотехнологии в условиях культуры «другого модерна» // Философия математики и технических наук / под общ. ред. проф. С. А. Лебедева: учеб. пособие для вузов. М., 2006. С. 588.
31 Степин В. С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2003. С. 629.
32 Тищенко П. Д. Современные биотехнологии в условиях культуры «другого модерна» // Философия математики и технических наук / под общ. ред. проф. С. А. Лебедева: учеб. пособие для вузов. М., 2006. С. 590.
33 Тоффлер Э. Шок будущего: пер. с англ. М., 2003. 557с.
34 Тоффлер Э. Шок будущего: пер. с англ. М., 2003. С. 208.
35 Тоффлер Э. Шок будущего: пер. с англ. М., 2003. С. 47.
36 Гусейнов А. А., Апресян Р. Г. Этика. М., 2005. С. 393.
37 Бакштановский В. И., Сомогонов Ю. В. Прикладная этика: идея, основания, способ существования // Вопр. философии. 2007. № 9. С. 39-40.
38Нежметдинова Ф. Т. Проблемное поле биоэтического дискурса: новые подходы. Материалы IV Российского философского конгресса Всероссийская конференция «Биоэтика: актуальные проблемы». Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса: В 5 т. М., 2005. Т. 2. С. 684-685.
