CC BY
29
DOI 10.24412/2227-7315-2021-5-63-75 УДК 342
И.А. Третьяк
РАЗРЕШЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ КОНФЛИКТОВ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ГОСУДАРСТВА
Введение: статья посвящена рассмотрению конституционной идентичности государства и различным ее проявлениям в Российской Федерации. Проанализированы способы разрешения конституционных конфликтов как демонстрацию конституционной идентичности государства, а также описаны два подхода к исследованию конфликтов: узкий и широкий. В работе представлены результаты социологического опроса о некоторых аспектах конституционных конфликтов в Российской Федерации и способах их разрешения. Цель: доказать, что способ разрешения конституционных конфликтов государством может быть проявлением его конституционной идентичности. Методологическая основа: общенаучные методы (анализ, синтез, описание), формально-юридический метод, а также социокультурный прием исследования. Результаты: в Российской Федерации целесообразно выделить следующие проявления конституционной идентичности в контексте разрешения политически значимых конституционных конфликтов:
согласительные процедуры, используемые Президентом как способ разрешения конституционных конфликтов, являются terra incognita конституционного права;
существует дисбаланс субъектного статуса участников конституционных конфликтов в процессе их разрешения.
Выводы: данные проявления указывают на такой аспект конституционной идентичности, как особый статус главы российского государства в контексте принципа разделения властей.
Ключевые слова: конституционная идентичность, конституционный конфликт, дисбаланс, согласительные процедуры, полномочия президента.
I.A. Tretyak
RESOLUTION OF CONSTITUTIONAL CONFLICTS
AS A DEMONSTRATION OF THE CONSTITUTIONAL IDENTITY
OF THE STATE
Background: the article deals with the consideration of the constitutional identity of the state and its various manifestations in the Russian Federation. The author analyzes the ways of resolving constitutional conflicts as a demonstration of the constitutional identity of the state, and also describes two approaches to the study of constitutional conflicts: narrow and broad. The article presents the results of a sociological survey on some aspects of constitutional conflicts in the Russian Federation and ways to
© Третьяк Ирина Александровна, 2021
Кандидат юридических наук, доцент кафедры государственного и муниципального права (Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского); e-mail: irina.delo@yandex.ru © Tretyak Irina Aleksandrovna, 2021
Candidate of Law, Associate Professor, Department of State and municipal law (Omsk State University named after F.M. Dostoevsky) 63
resolve them. Objective: to prove that the method of resolving constitutional conflicts by the state can be a manifestation of its specific constitutional identity. Methodology: general scientific methods (analysis, synthesis, description), legal methods, as well as the method of specific sociological research. Results: in the Russian Federation, the following manifestations of constitutional identity can be distinguished in the context of resolving constitutional conflicts:
conciliation procedures used by the President as a way of resolving constitutional conflicts are the terra incognita of constitutional law;
there is an imbalance of the subject status of participants in constitutional conflicts in the process of their resolution.
Conclusions: these manifestations may indicate such an aspect of constitutional identity as the special status of the head of state in the Russian Federation in the context of the principle of separation of powers.
Key-words: constitutional identity, constitutional conflict, imbalance, conciliation procedures, powers of the president.
Каждое государство по-своему разрешает возникающие конституционные конфликты, по которым предлагается понимать противостояние (противодействие) субъектов права по поводу конституционных ценностей, разрешаемое специальными средствами, урегулированными нормами ведущей отрасли права.
Как отмечает Г.А. Гаджиев, будущие конституционные права появляются в ситуации конфликта: это либо конфликт человека и публичной власти, когда человек отстаивает новое право (скажем, на смерть без мучений) либо это конфликт между двумя гражданами, каждый из которых является носителем конституционного права, равного по весу другому, и поэтому в результате разрешения аксиологической проблемы — появляется новое право1.
Собственно концепция конституционной идентичности в России возникла из конституционного конфликта, связанного с реализацией избирательных прав граждан, осужденных к лишению свободы. В частности, в Постановлении от 19 апреля 2016 г. № 12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» Конституционный Суд РФ отметил, что взаимодействие европейского конвенционного и российского конституционного правопорядков невозможно в условиях субординации, поскольку только диалог между различными правовыми системами является основой их надлежащего равновесия, и от уважения Европейским Судом по правам человека национальной конституционной идентичности во многом зависит эффективность норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод в российском правопорядке2.
В.Д. Зорькин отмечает, что понятие конституционной идентичности, действительно, появилось в российской конституционно-правовой практике совсем
1 См.: Гаджиев Г.Л. Конституционная идентичность и права человека в России. URL: http:// www.ksrf.ru/ru/News/Documents/report_%D0%93%D0%B0%D0%B4%D0%B6%D0%B8%D0% B5%D0%B2%20_2016.pdf (дата обращения: 08.06.2021).
2 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2016 г. № 12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской
64 Федерации» // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2016. № 17, ст. 2480.
недавно, однако, впервые оно было использовано в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П, а затем уже в его Постановлении от 19 апреля 2016 г. № 12-П. Доктринальные же подходы к этой проблеме начали формироваться значительно раньше (толчком здесь послужило известное дело «Маркин против России»)1. Определенное влияние на разработку соответствующей доктрины оказала зарубежная правовая наука и практика [1; 2; 3].
Таким образом, необходимость разрешения конкретного конституционного конфликта стала причиной:
формулирования права на возражение Европейскому Суду по правам человека;
формирования в целом доктрины конституционной идентичности России;
внесения отдельных конституционных поправок в ходе реформы 2020 года.
Подходы к определению конституционной идентичности.
Научное исследование феномена конституционной идентичности осуществляется многими отечественными учеными-конституционалистами и еще далеко от завершения, поскольку началось только в 2015 г.
Зарубежные правоведы и политологи также обращаются к анализу проблем конституционной идентичности государства, что доказывает актуальность данной проблематики для мирового сообщества конституционалистов. Это понятие весьма распространено в зарубежной правовой доктрине, где оно звучит как constitutional identity или identité constitutionnelle [4; 5]. На сегодняшний день проблема конституционной идентичности — одна из самых обсуждаемых в зарубежной литературе. По мнению отдельных экспертов, становится «модным» защищать собственную национальную идентичность, подчеркивая свою конституционную специфику [6, с. 184].
Однако в силу масштабности и разноплановости данной концепции, учитывающей процессы глобализации, создание надгосударственных объединений и их органов, а также национальные и идеологические аспекты, многолетнюю практику органов конституционного (судебного) контроля различных стран во взаимодействии с межгосударственными органами, в настоящей статье будет дан лишь краткий анализ точек зрения по вопросу об определении конституционной идентичности, существующих в отечественной науке конституционного права.
Так, поводом к рассмотрению конституционной идентичности в аспекте конституционной конфликтологии явилось участие автора в круглом столе «Конституционная идентичность: универсальность конституционализма vs. национальные конституционные традиции?», проведенном в Санкт-Петербургском государственном университете под эгидой Международной ассоциации конституционного права в июне 2021 года, которая является ведущим международным академическим сообществом в соответствующей области знания.
По мнению В.Д. Зорькина, концепция национальной конституционной идентичности позволяет определять наиболее значимые положения Конституции РФ и основанного на них национального правопорядка и служит сдерживающим фактором, правовой преградой на пути «непредсказуемой активистской экспансии со стороны наднационального регулирования» [7, с. 4]. В отношении «непред-
1 См.: Зорькин В.Д. Конституционная идентичность России: доктрина и практика. URL: http://www.ksrf.ru/ru/News/Speech/Pages/ViewItem.aspx?ParamId=82 (дата обращения:
08.06.2021). 65
сказуемой активистской экспансии» также очень точно выразился Н.С. Бондарь на IV Слете конституционалистов, прошедшем в Москве в апреле 2021 года, отметив в своем выступлении, что нам «надо оставить европейские иллюзии».
Как отмечает Т.А. Васильева, слишком неопределенным и расплывчатым является само понятие «конституционная идентичность», что позволяет предлагать различные его интерпретации. Данная концепция может использоваться в разных целях: для обоснования допустимости отступления от исполнения международных обязательств; установления пределов для внесения поправок в конституцию; выявления культурологических особенностей конституции; для определения влияния иммиграции на культурно-религиозную самоидентификацию принимающего общества [8, с. 35-36].
И.А. Кравец отмечает, что конституционная идентичность несомненно связывает право и историю, культуру и этничность, светские и религиозные этические, иные правила и принципы поведения как в публичной, так и в частной сферах. При этом конституционная идентичность связывает историю и будущее через формы существующих конституций [9, с. 211].
По мнению Е.С. Аничкина и Т.И. Ряховской, Конституция РФ — это форма закрепления некоторых положений конституционной идентичности и самобытности: некоторые нормы соответствуют требованиям общепризнанных принципов и норм международного права, а иные — являются исключительными, особенными, характерными только для отечественного государства [10, с. 198].
Таким образом, пока не сложилось общепринятого подхода к определению (национальной) конституционной идентичности (самобытности). я Полагаем, что конституционную идентичность возможно, с определенной
0 „
? долей условности, характеризовать как «генотип государства» — совокупность
а его «конституционных генов» и характера связи между ними, определяющих
» все проявления государства вовне — форму государства, каталог прав и сво-
1 бод человека и гражданина, способы разрешения конфликтных проявлений. | И если в части «фенотипа», как совокупности доступных непосредственному I наблюдению и анализу признаков государства глобализация задает «общие § тренды» на демократичность и конституционализм, то на «генотип» процессы | глобализации повлиять не могут, в связи с чем, исторический опыт, традиции § и самобытность каждого государства, выраженная в конституционном тексте,
являются его «генетическим кодом», который делает каждое государство дей-
| ствительно уникальным.
| Если рассматривать государство как форму социальной организации [11; 12],
■за и и
& то характер связи между элементами данной системы, в том числе конфликтный, | будет являться ее особенностью.
ё Специфика разрешения конституционных конфликтов в государстве.
§ На сегодняшний день можно выделить два подхода к рассмотрению кон-
| фликтов в конституционном праве, от выбора которого зависит, что мы будем | понимать под способом их разрешения:
во-первых широкий, при котором под конфликтом понимается любое противоречие, коллизия правовых явлений (норм, концепций, установок, поведения индивидов и т.д.);
во-вторых узкий, при котором конфликт рассматривается исключительно как противостояние, противодействие индивидов, выраженное в конкретном соци-66 альном взаимодействии. То есть, это не конфликт «на бумаге», «в законе», «во
взглядах», — это конфликт в реальных действиях индивидов. Именно в таком ключе изучал юридические конфликты академик В.Н. Кудрявцев в знаковой работе «Юридическая конфликтология» (М., 1995).
В частности В.Н. Кудрявцев сформулировал теорию юридической конфликтологии, основываясь на категории социального конфликта. Под ним он понимал процесс, в котором два (или более) индивида или группы активно ищут возможность помешать друг другу достичь определенной цели, предотвратить удовлетворение интересов соперника или изменить его взгляды и социальные позиции. При этом юридическим социальный конфликт становится, если он протекает в сфере правовых отношений, порождается правовыми ситуациями, а затем и разрешается юридическими средствами [13, с. 250-251]. С учетом обширности словоупотребления категории «конфликт» В.Н. Кудрявцев писал, что по аналогии термин «конфликт» может быть распространен на многое, вплоть до борьбы с неодушевленными предметами, но в социальном конфликте все стороны представлены людьми. И несмотря на то, что проблематика конфликтов оперирует также такими терминами, как «спор», «соперничество», «конкуренция», «противоречия». В.Н. Кудрявцев, описывая подобные явления всегда употреблял слово «конфликт» в кавычках, поскольку такое его употребление не соответствовало тому представлению о конфликте как о социальном явлении, которое было изложено в ряде его работ [13, с. 252; 24].
В продолжение рассмотрения юридического конфликта как конфликта социального (суть которого есть определенное взаимодействие индивидов) отметим, что выдающийся социолог П.А. Сорокин еще в 1913 г. определял социальное явление как всякое взаимодействие, обладающее психическим характером [14, ш с. 90]. к
Конституционное право всегда будет иметь дело с конфликтами в их узком а понимании. Это доказывается логической последовательностью: о
1) человек без конфликтов не существует, поскольку он в них развивается, о что было доказано психологией и социологией [15; 16]. о
с
2) общество состоит из людей, а значит, и из их конфликтов; а
3) с учетом форм конфликта и применяемых для его регуляции социальных в
н
норм, эти конфликты могут быть правовыми, а не только межличностными; о
4) поскольку ключевые объекты конституционных правоотношений представ- ю
Т5
ляют ценность для человека, то неизбежно и существование конституционных | конфликтов (т.е. столкновений по поводу конституционных ценностей). к
Следовательно, данные конфликты для государств являются данностью, и, а очевидно, что государства избирают собственные пути и способы их разрешения. | Здесь возможно привести суждение С.М. Шахрая: «Когда человек не знает, как | ему правильно поступить в сложной моральной ситуации, ему обычно советуют: ¡§ «Поступай по совести». Когда в подобном затруднении оказывается государство, 1 оно должно поступать по Конституции [17, с. 287]. )
При определении способов разрешения конституционных конфликтов государство путем конструирования соответствующих норм учитывает основополагающие принципы правового, социального и демократического государства, приоритет прав и свобод человека и гражданина. Однако даже при наличии таких общих для демократических стран принципов, государства избирают свой собственный подход к разрешению конфликтов, что свидетельствует об их определенной конституционной идентичности. 67
Данный вывод подтверждают и результаты проведенного в мае 2021 года социологического опроса о конституционных конфликтах в Российской Федерации, в котором приняли участие 320 граждан, проживающих на территории 28 субъектов Российской Федерации. Возраст респондентов составил: 18-25 лет (43%); 24-45 лет (38,8%); 45-65 лет (17,2%) и старше 65 лет (1%).
По виду основной деятельности респонденты распределились по следующим группам: студенты (43,3%); работники по найму (28,9%); государственные и муниципальные служащие (15,5%); самозанятые (2,7%); пенсионеры (2,7%); безработные (1,4%) и иные группы (5,5%).
На вопрос «Существуют ли конфликты в системе публичной власти?» 54,3% респондентов ответили положительно; 40,5% респондентов ответили, что конфликты существуют, но их сложно выявить ввиду закрытости системы публичной власти. И только 4,1% респондентов ответили, что конфликты в системе публичной власти в Российской Федерации отсутствуют. Данные показатели подтверждают известный тезис социологов о том, что конфликтность — обязательная и естественная характеристика общества, не преодолеваемая в государстве формированием единой системы публичной власти, где принцип единства ориентирует, казалось бы, на отсутствие внутренних противоречий.
Также абсолютное большинство (90,6% опрошенных) ответили, что конфликты существуют между органами публичной власти и гражданами, когда эти органы нарушают или ограничивают права личности.
В ходе опроса респондентам также был задан вопрос о наиболее оптимальном способе разрешения конфликтов в системе публичной власти в России. Таким я способом респонденты признали: ? согласительные процедуры и переговоры (49,1%);
а меры государственного принуждения (различные предписания, предупреж-
» дения, юридическая ответственность) (35,8%); I обращение в суд (15,1%).
| Таким образом, приоритет в разрешении конфликтов был отдан тем способам,
I которые предусматривают значительную свободу законодательного регулирова-§ ния для государства, нежели механизму судебной защиты с его общеприняты-| ми стандартами законности, состязательности, беспристрастности и равенства § сторон.
С учетом того, что наибольшее количество респондентов в качестве оптималь-| ного способа разрешения конституционных конфликтов назвали согласительные | процедуры и переговоры, полагаем, что рассмотрению данного способа стоит & уделить особое внимание.
| Отдельные аспекты правового регулирования согласительных процедур как
ё способа разрешения конституционных конфликтов в Российской Федерации. § Под согласительными процедурами Е.Е. Бобракова понимает один из ком-
| плексных институтов конституционного права, предметом которого является | урегулированный определенный порядок взаимосвязанных и последовательных действий, совершаемых сторонами конституционно-правовой коллизии, направленных на ее урегулирование путем восстановления или достижения согласия между ними [18].
Как отмечает Т.В. Худойкина и Е.В. Алексеева, чаще всего согласительные процедуры используются первыми для ликвидации спорных ситуаций. Когда 68 же они не дают положительного результата, применяются другие способы, на-
пример, такие как использование незаинтересованного участника в качестве арбитра [19, с. 124].
А.А. Тарханова в своей диссертации отмечает, что согласительные процедуры можно разделить на две большие группы. Первая группа — это обязательные процедуры по согласованию позиций, которые являются составной частью юридических парламентских процедур. Вторая группа — это факультативные (производные) процедуры, которые используются для разрешения правовых коллизий, возникающих в ходе реализации обязательных парламентских процедур [20, с. 9].
Согласительные процедуры упоминаются в ч. 1 ст. 85 Конституции РФ, согласно которой Президент РФ может использовать согласительные процедуры для разрешения разногласий между федеральными и региональными органами государственной власти, а также между региональными органами государственной власти.
Вместе с тем проект Федерального закона «О процедурах преодоления разногласий и разрешения споров между органами государственной власти Российской федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации» (далее — законопроект), предлагавший правовое регулирование согласительных процедур, дважды в 1995 и 1998 гг. был внесен депутатами в Государственную Думу (законопроекты № 95802200-1 и № 98800539-2) и отклонен Советом Федерации, в связи с чем, в 2003 и 2004 гг. соответственно был снят с рассмотрения Государственной Думы1. При этом для работы над ним в Федеральном Собрании была создана согласительная комиссия, которая, однако, не позволила принять нормативный правовой акт об урегулировании согласительных процедур.
Как было отмечено в заключении ответственного комитета Государственной Думы по делам федерации и региональной политике: «представленный законопроект, по сути, содержит расширительное толкование ст. 85 Конституции РФ, что выражается в регламентации форм и порядка реализации Президентом согласительных процедур. Исходя из смысла ст. 85 Конституции, а также из положения ч. 2 ст. 80 о том, что Президент Российской Федерации обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти, полагаем, что решение указанных вопросов применительно к каждому конкретному случаю возникновения разногласий является прерогативой самого Президента и не является предметом регулирования федерального закона»2.
В соответствии с законопроектом под конфликтом, для разрешения которого применяются согласительные процедуры, понималось серьезное разногласие между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов РФ, выраженное в их противостоянии и в совершении ими противоправных действий; а согласительная процедура, согласно
1 См.: Законопроект № 98800539-2 (в архиве) «О процедурах преодоления разногласий и разрешения споров между органами государственной власти Российской федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации». URL: https://sozd.duma.gov.ru/ bill/98800539-2 (дата обращения: 09.06.2021).
2 См.: Законопроект «О согласительных процедурах для разрешения разногласий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, а также между органами государственной власти субъектов Российской Федерации». URL: http://sozd.duma.gov.ru/bill/350790-3 (дата обращения: 06.03.2021). 69
законопроекту, предусмотренный Конституцией РФ и законодательством паритетный порядок преодоления разногласий. Очевидно, что данная юридическая конструкция была далека от идеала.
В качестве приоритетной формы разрешения конфликтов законопроект предусматривал создание согласительных комиссий, коль скоро это одна из немногих форм согласительных процедур, упомянутых в Конституции РФ от 1993 г.
Согласно ст. 80 Конституции РФ Президент обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти. Соответственно, у Президента РФ имеется потенциал и правовая возможность при возникновении конфликтных ситуаций между различными органами государственной власти применить процедуры согласования в виде консультаций, совещаний, посредничества, формировании координационных и иных органов.
Примечательно, что к 1997 г. в Государственную Думу РФ было внесено восемь законопроектов «О статусе Президента Российской Федерации», которые различным образом регулировали также полномочия президента по разрешению разногласий. Однако в 2003 г. все проекты были отклонены и не дошли до второго чтения, поскольку профильный комитет Государственной Думы пришел к выводу, что в каждом конкретном случае разногласий президент будет использовать уникальный набор согласительных процедур, которые будет определять самостоятельно, исходя из обстоятельств конфликта1.
В 2003 г. также был признан утратившим силу Федеральный закон от 24 июня 1999 г. № 119-ФЗ «О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации»2, который предусматривал:
принцип согласования интересов Российской Федерации и интересов субъектов Российской Федерации (ст. 7);
согласительные процедуры и разрешение споров (ст. 29), согласно которым споры, связанные с разграничением предметов ведения и полномочий, передачей осуществления части полномочий, должны разрешаться заинтересованными сторонами путем проведения переговоров и использования иных согласительных процедур, а в случае необходимости стороны договора, соглашения могут создавать согласительные комиссии.
Таким образом, в 2003 г. законодатель окончательно отказался от какой-либо детализации согласительных процедур в конституционном законодательстве, в особенности, применяемых главой государства.
При этом А.М. Гайдарбекова справедливо отмечает, что речь идет не об обязанности, а лишь о праве Президента РФ использовать согласительные процедуры. Глава государства самостоятельно, с учетом характера спора, определяет его значимость и целесообразность использования согласительных процедур, степень их срочности и т.п. [21].
С учетом вышеизложенного необходимо сделать вывод, что согласительные процедуры, которые может использовать Президент РФ в качестве способа разрешения конституционных конфликтов, являются пробелом в конституционном законодательстве, от устранения которого законодательная власть сознательно
1 См.: Законопроект № 97012298-2 «О статусе Президента Российской Федерации». URL:
http://sozd.duma.gov.ru/bill/97012298-2 (дата обращения: 03.04.2021). 70 2 См.: Собр. законодательства Рос. Федерации. 1999. № 26, ст. 3176.
отказалась. При том, что само применения такого способа разрешения конфликтов зависит от усмотрения главы государства.
Разрешение отдельных конституционных конфликтов в Российской Федерации как проявление конституционной идентичности.
Приведем примеры конституционного регулирования разрешения конституционных конфликтов в российском законодательстве, свидетельствующих об определенной конституционной специфике государства.
В связи с утратой доверия Президента РФ губернатор российкого субъекта может быть отрешен главой государства от должности без судебного установления достаточных фактов для применения такой меры конституционного принуждения, без возможности применения превентивных мер, учитывающих негативные правовые последствия. Ранее нами уже отмечалась широта полномочий Президента России по отрешению от должности избранных глав регионов, и был сделан вывод о том, что произвольное применение такого основания как утрата доверия Президента ставит под сомнение иную значимую конституционно-правовую категорию — доверие народа к власти [22].
Здесь же отметим широту дискреционных полномочий Президента РФ при решении вопроса об отрешении высшего должностного лица субъекта Федерации от должности в связи с выражением ему недоверия законодательным органом члена федерации. Так, решение законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта Федерации о недоверии высшему должностному лицу субъекта Федерации направляется на рассмотрение Президенту РФ для решения вопроса об отрешении высшего должностного лица от должности. Положительное решение данного вопроса Президентом РФ влечет за собой отставку возглавляемого указанным лицом высшего исполнительного органа государственной власти субъекта. Вместе с тем Президент РФ не поддержал, например, решение законодательного (представительного) органа государственной власти Алтайского края о выражении недоверия Губернатору Алтайского края М. Евдокимову1. Таким образом, выражение региональным парламентом недоверия высшему должностному лицу субъекта федерации не является безусловным, т.е. не влечет автоматически досрочного прекращения его полномочий [23].
В связи с этим необходимо отметить, что в ходе опроса респондентам был задан также вопрос: «Является ли, на ваш взгляд, эффективной судебная защита губернаторов, глав городских округов и муниципальных районов, «уволенных» в связи с утратой доверия главы государства?» Подавляющее большинство (67%) ответили, что судебная защита не является эффективной.
Далее специфику мы можем наблюдать при разрешении конституционного конфликта о доверии правительству в части различного сочетания процедур выражения недоверия и отказа в доверии с учетом прав и обязанностей президента по разрешению такого конфликта.
В соответствии с ранее действовавшей редакцией ч. 4 ст. 117 Конституции РФ достаточно было однократной постановки Председателем Правительства РФ вопроса о доверии перед Государственной Думой РФ, за которой следовала обязанность разрешить этот явный, очевидный для обеих сторон противостояния конфликт. Тот исторический факт, что Правительство РФ только однажды
1 См.: Постановление Алтайского краевого Совета народных депутатов от 31 марта 2005 г. № 137 // Алтайская правда. 2005. № 92.
прибегло к такой постановке вопроса, лишний раз доказывает, что исполнительная власть не склонна к злоупотреблению данной процедурой, в то время как в истории Государственной Думы РФ был период, когда по свидетельству С.М. Шахрая, «вопрос о недоверии ставили чуть ли не каждый день, держали на крючке» [17, с. 23].
Итогом конституционных поправок 2020 г. стало усложнение процедуры отказа в доверии Правительству РФ в том случае, когда само Правительство является инициатором постановки вопроса о доверии перед Государственной Думой. В частности, обязанность Президента разрешить данный конституционно-правовой конфликт возникает только при повторности отказа в доверии, если вопрос о нем был поставлен Правительством повторно в течение трех месяцев. Таким образом, права Президента РФ по разрешению конфликта о доверии правительству в ходе конституционной реформы 2020 г. также были расширены.
Следовательно, даже когда речь идет о применении Президентом РФ мер конституционно-правового принуждения как способа разрешения конституционных конфликтов, тем не менее, остается существенное место для усмотрения главы государства.
В Российской Федерации можно выделить следующие аспекты разрешения конституционных конфликтов, связанные с проявлением конституционной идентичности:
согласительные процедуры, применяемые президентом в качестве способа разрешения конституционных конфликтов, являются terra incognita конституционного права, и законодательная власть отказалась от какой-бы то ни было регламентации данного института в целях недопущения ограничения конституционных полномочий президента;
наблюдается субъектно-статусный дисбаланс участников конституционных конфликтов при их разрешении, заключающийся в предоставлении Президенту РФ недолжной юридической возможности бездействовать в вопросах разрешения конституционных конфликтов;
при разрешении данных конфликтов как мерами государственного принуждения, так и в ходе применения согласительных процедур, президент обладает чрезвычайной широтой свободы усмотрения, реализация которого может пошатнуть доверие народа к власти.
Данные проявления могут свидетельствовать о таком аспекте конституционной идентичности, как особый статус главы государства в Российской Федерации в контексте принципа разделения властей, предусматривающий огромный объем полномочий по разрешению конституционных конфликтов.
Указанный факт является свидетельством конституционной идентичности также потому, что изначально модель президентской власти, как отмечал В.А. Туманов, была во многом основана на французской модели [25, с. 507]. Однако даже осуществив определенную рецепцию конституционно-правового подхода к определению статуса главы государства, Российская Федерация, тем не менее добавила свои «штрихи» к конституционному «портрету» президентской власти, что может свидетельствовать о проявлении идентичности.
Библиографический список
1. Polzin M. Constitutional identity as a constructed reality and a restless soul // German Law Journal. 2017. № 18(7). P. 1595-1616.
2. Интернационализация конституционного права: современные тенденции / под ред. Н.В. Варламовой, Т.А. Васильевой. М.: ИГП РАН, 2017. 224 с.
3. Бланкенагелъ А. «Прощай, Совет Европы!» или «Совет Европы, давай поговорим!?»: Комментарий к постановлению Конституционного Суда России от 19 апреля 2016 года об исполнимости Постановления ЕСПЧ по делу Анчугова и Гладкова от 4 июля 2013 года // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 6. С. 135-150.
4. Jacobsohn G.J. Constitutional identity // The review of politics. 2006. № 68. P. 361-397.
5. Martin S. L'identité de l'état dans l'Union Européenne: entre «identité nationale» et «identité constitutionnelle» // Revue française de droit constitutionnel. 2012. № 91. P. 13-44.
6. Weiler J.H.H. On the Power of the Word: Europe's Constitutional Iconography // International Journal of Constitutional Law. 2005. Vol. 3. Iss. 2-3. P. 173-190.
7. Зоръкин В.Д. Конституционная идентичность России: доктрина и практика // Журнал конституционного правосудия. 2017. № 4(58). С. 1-18.
8. Василъева Т.А. Суд ЕС и конституционные суды государств — членов европейского союза в поисках конституционной идентичности // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2019. Т. 14. № 2. С. 32-58.
9. Кравец И.А. Телеологический конституционализм, конституционная идентичность и публичный правопорядок (научное знание, российский, сравнительный и международный контексты) // Вестник Томского государственного университета. 2019. № 439. С. 202-215.
10. Аничкин Е.С., Ряховская Т.И. «Конституционная идентичность»: к вопросу о ш конкретизации термина // Вестник Томского государственного университета. 2019. и № 446. С. 196-201. С
а
11. Барнашов A.M. Государственная власть как форма организации общества // Т Вестник Томского государственного университета. 2004. № 283. С. 10-15. к
12. Шершеневич Г.Ф. Общее учение о праве и государстве. М., 1911. 163 с. Г
13. Кудрявцев В.Н. Избранные труды по социальным наукам: в 3 т. М.: Наука, д 2002. Т. 2. 282 с. Т
14. Сорокин П.А. Преступление и кара, подвиг и награда: социологический этюд H об основных формах общественного поведения и морали. М.: Астрель, 2006. 492 с. |
15. Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические U исследования. 1994. № 5. С. 142-147. 1
16. Хасан Б.И., Сергоманов П.А. Психология конфликта и переговоры. М.: Ака- О демия, 2006. 192 с. К
17. Шахрай С.М. Неизвестная конституция. Constitutio incognita. М.: ОАО «Красная ш звезда», 2013. 320 с. I
18. Бобракова Е.Е. Согласительные процедуры в конституционном праве: общие № основы и особенности применения в федеральном законодательном процессе: автореф. 1 дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. 27 с. ¡5
19. Худойкина Т.В., Алексеева Е.В. Согласительные процедуры разрешения го- 0 сударственно-правовых конфликтов // «Paradigmata poznani». 2016. № 4. С. 123-125.
20. Тарханова А.А. Согласительные процедуры в законодательных (представительных) органах государственной власти субъектов Российской Федерации (на примере Республики Татарстан): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2007. 28 с.
21. Гайдарбекова А.М. Некоторые аспекты применения согласительных процедур Президентом Российской Федерации // Вестник Дагестанского государственного университета. 2011. №. 2. С. 111-115. 73
22. Третьяк И.А. Конституционно-правовые аспекты отрешения от должности высшего должностного лица субъекта Российской Федерации в связи с утратой доверия Президента // Правоприменение. 2021. № 5(1). С. 141-155.
23. Жуков А.П. Институт недоверия высшему должностному лицу субъекта Российской Федерации (в условиях нового порядка наделения полномочиями) // Конституционное и муниципальное право. 2007. № 14. С. 28-29.
24. Туманов В.А. Избранное. М.: Норма: ИНФРА-М, 2010. 735 с.
References
1. Polzin M. Constitutional Identity as a Constructed Reality and a Restless Soul // German Law Journal, 2017, No.. 18(7). Р. 1595-1616.
2. Internationalization of Constitutional Law: Current Trends / edited by N.V. Varlamova, T.A. Vasilyeva. Moscow, IGP RAN, 2017. 224 p.
3. Blankenagel A. «Goodbye, the Council of Europe!» or «The Council of Europe, Let's Talk!?»: Commentary on the ruling of the Constitutional Court of Russia of April 19, 2016 on the enforceability of the ECHR Ruling in the case of Anchugov and Gladkov of July 4, 2013 // Comparative Constitutional Review. 2016. No. 6. Р. 135-150.
4. Jacobsohn G.J. Constitutional Identity // The review of politics. 2006. No. 68. Р. 361-397.
5. Martin S. L'identité de l'état dans l'Union Européenne: entre «identité nationale» et «identité constitutionnelle» // Revue française de droit constitutionnel. 2012. No. 91. Р. 13-44.
6. Weiler J.H.H. On the Power of the Word: Europe's Constitutional Iconography // International Journal of Constitutional Law, 2005, Vol. 3. Iss. 2-3. Р. 173-190.
7. Zorkin V.D. Constitutional Identity of Russia: Doctrine and Practice // Journal of g Constitutional Justice. 2017. No. 4(58). Р. 1-18.
? 8. Vasilyeva T.A. The Court of the EU and the Constitutional Courts of the Member
3 States of the European Union in Search of Constitutional Identity // Proceedings of the £ Institute of State and Law of the RAS. 2019. Vol. 14. No. 2. Р. 32-58.
9. Kravets I.A. Teleological Constitutionalism, Constitutional Identity and Public Law | and Order (Scientific Knowledge, Russian, Comparative and International Contexts) // I Tomsk State University Journal. 2019. No. 439. Р. 202-215.
10. Anichkin E.S., Ryakhovskaya T.I. «Constitutional Identity»: on the Issue of Con-
1 cretization of the Term // Tomsk State University Journal. 2019. No. 446. Р. 196-201.
! 11. Barnashov A.M. State Power as a Form of Organization of Society // Tomsk State
2 University Journal. 2004. No. 283. Р. 10-15.
! 12. Shershenevich G.F. The General Doctrine of Law and the State. Moscow, 1911. 163 p.
« 13. Kudryavtsev V.N. Selected Works on Social Sciences. In 3 vol. Vol. 2. Moscow:
! Nauka, 2002. 282 p.
g 14. Sorokin P.A. Crime and Punishment, Feat and Reward: a sociological study on the
main forms of social behavior and morality. Moscow: Astrel, 2006. 492 p. g 15. Darendorff R. Elements of the Theory of Social Conflict // Sociological Studies.
S. 1994. No. 5. Р. 142-147.
I 16. Khasan B.I., Sergomanov P.A. Psychology of Conflict and Negotiations. Moscow:
I Akademiya, 2006. 192 p.
Ф
m 17. Shakhray S.M. Unknown Constitution. Constitutio Incognita. Moscow: JSC «Kras-
naya Zvezda», 2013. 320 p.
18. Bobrakova E.E. Conciliatory Procedures in Constitutional Law: General Principles and Features of Application in the Federal Legislative Process. extended abstract diss. ... cand. of law. Moscow, 2001. 27 p.
19. Khudoykina T.V., Alekseeva E.V. Conciliatory Procedures for Resolving State-Legal 74 Conflicts // The Paradigm of Cognition. 2016. No. 4. Р. 123-125.
20. Tarkhanova A.A. Conciliatory Procedures in the Legislative (Representative) Bodies of State Power of the Subjects of the Russian Federation (on the example of the Republic of Tatarstan). extended abstract diss. ... cand. of law. Kazan, 2007. 28 p.
21. Gaidarbekova A.M. Some Aspects of the Application of Conciliation Procedures by the President of the Russian Federation // Bulletin of Dagestan State University. 2011. No. 2. P. 111-115.
22. Tretyak I.A. Constitutional and Legal Aspects of the Removal from ffice of the Highest Official of the Subject of the Russian Federation in Connection with the Loss of the President's Confidence // Law Enforcement Review. 2021. Vol. 5. No. 1. P. 141-155.
23. Zhukov A.P. Institute of Distrust to the Highest Official of the Subject of the Russian Federation (in the Conditions of the New Order of Granting Powers) // Constitutional and municipal law. 2007. No. 14. P. 28-29.
24. Tumanov V.A. Selected works. Moscow: Norma: INFRA-M, 2010. 735 p.
о
го о ж О
Sc о
о
д
QJ
тз
о т
го ф
X X
о
Sc
5
тз
S
д
^
X ф
о
X
о
Sc а ж
ш д
ф §
ю
1Л 4
N)
