CC BY
12
УДК ББК
РАЗОБЩЕНИЕ ИНТЕРЕСОВ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ — ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАЩИТИТЬ ИНТЕРЕСЫ ПРАВОСУДИЯ
ДАВИД ИСАКОВИЧ АМИНОВ,
доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и процесса
Государственного университета управления Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
E-mail: aminovdi59@mail.ru; АНДРЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ БАКРАДЗЕ, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и процесса
Государственного университета управления Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право
E-mail: Bakradzeaa@mail.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Рассматриваются вопросы реализации правоохранительными и правоприменительными органами правовой политики государства, эффектность которой последовательно определяется по числу лиц, осужденных и отправленных в исправительные учреждения для отбывания наказания, а не уровнем удовлетворенности ожиданий граждан от работы системы правосудия. Заинтересованность в эффективно работающей, но, главное, справедливой системе правосудия, с одной стороны, и крайне негативная ситуация, сложившаяся в данной сфере, а также пути ее оздоровления, — с другой, закономерно породили у авторов особый исследовательский интерес. Многообразие проблем, которые априори свойственны нашей системе правосудия, обозначают ее сугубо репрессивный характер даже в сравнении с известными периодами в истории нашей страны. Весьма репрессивный и совершенно неадекватный характер действующего уголовного законодательства накладывается на иной негативный феномен, продуцируемый существенными нарушениями принципов и законодательных норм чиновниками от правосудия. Такое наложение порождает некий резонанс, проявляющий в виде синерге-тического эффекта, многократно усиливающего крайне негативное воздействие системы на общество в целом.
Ключевые слова: система правосудия, эффективность, репрессия, уголовный закон, общество, справедливость, суд, судопроизводство, наказание, юриспруденция.
Annotation. Questions of realization by law enforcement and law-enforcement agencies of legal policy of the state which showiness consistently is determined by number of the persons condemned and sent to correctional facilities for punishment serving, but not the level of satisfaction of expectations of citizens from work of justice system are considered. Interest in effectively working, but the main thing — fair justice system, on the one hand, and the extremely negative situation which developed in this sphere, and also a way of its improvement — with another, naturally generated particular research interest at authors. Variety of problems which are a priori peculiar to our justice system, designate its especially repressive character even in comparison with the known periods in the history of our country. Very repressive and absolutely inadequate character of the existing criminal legislation is imposed on other negative phenomenon produced by essential violations of the principles and legislative norms by officials from justice. Such imposing generates the certain resonance shown in the form of the synergetic effect which is repeatedly strengthening the extremely negative impact of system on society in general.
Keywords: justice system, efficiency, repression, criminal law, society, justice, court, legal proceedings, punishment, law.
Для любого демократического общества стало уже вполне обыденным, когда те или иные социальные проблемы отдельными социальными группами или индивидуумами воспринимаются по-разному. И этому есть вполне очевидное объяснение. Расхождение во мнениях чаще всего является следствием различий в восприятии фактов и событий в фарватере многополярных измерений пространства и времени. Все отмеченное лишний раз демонстрирует богатство и многообразие окружающего Мира. А любое различие во мнениях в итоге делает наше представление об интересующем предмете более точным.
Хотя несовпадение мировоззрений — скорее правило, чем исключение, в то же время ряд социальных
институтов, благодаря современному уровню массового правосознания, населением воспринимается как безусловное благо. Отмеченное касается значимости для любого современного социума деятельной системы правосудия, эффектность которой должна измеряться не числом лиц, отправленных в исправительные учреждения для отбывания наказания, а уровнем удовлетворенности ожиданий граждан от работы органов правосудия. Подобным уровнем или мерилом является реализация в повседневной жизни принципа социальной справедливости, достигаемого в том числе благодаря работе органов правосудия. В свою очередь, понимание сущности названного принципа вряд ли стоит сводить к чисто формальному соблюдению нор-
мативных предписаний. Поскольку, как показывает практика, нормы закона далеко не всегда являются правовыми, т.е. отвечающими социальным интересам.
Указанные суждения базируются на многочисленных социометрических замерах, часто проводимых в последние годы рядом отечественных исследователей, включая авторов настоящей статьи. Названные изыскания свидетельствуют о том, что убежденность большинства респондентов в значимости системы правосудия демонстрируется только тогда, когда их ответы носят чисто абстрактный характер и не предполагают оценку работы правоохранительных органов исходя из собственного опыта. Наличие же такого опыта не только у конкретного респондента, но и у его ближайшего окружения заставляет опрашиваемых лиц крайне скептически оценивать современную систему правосудия и, в первую очередь, с точки зрения ее приверженности принципам социальной справедливости. Отмеченное говорит о явном несоответствии современной системы правосудия представлениям населения о том, какой эта система должна быть.
Все отмеченное заставляет обратить внимание и на другие аспекты этой проблемы. Речь в данном случае идет о значимости для органов власти позитивной оценки населением работы правоохранительных и правоприменительных ведомств. В рассматриваемом контексте проблемы, если не принимать в расчет субъективные наслоения в суждениях отдельных представителей правящей элиты, то вырисовывается следующая картина. Лица, обличенные властью и выступающие от лица тех или иных субъектов уголовной политики, крайне заинтересованы в позитивном восприятии населением работы названных ведомств. Объяснение данному обстоятельству лежит на поверхности. Чем больше в распоряжении органов власти имеется ресурсов в виде кредита доверия населения, тем меньше потребуется этим органам, при возникновении любых социально-экономических «шероховатостей», прибегать к использованию своего административного ресурса. Тем самым небольшими затратами достигается сохранение в стране status quo. Иными словами: сохранение прежней системы власти.
Все отмеченное говорит о том, что в настоящее время достаточно трудно найти того, кто, хотя бы на декларативном уровне не проявлял бы заинтересованности в эффективно работающей, но, главное, справедливой системе правосудия. Именно поэтому негативная ситуация, сложившаяся в данной сфере, а также
пути ее оздоровления закономерно порождают особый исследовательский интерес.
При всем многообразии проблем, которые априори свойственны сфере правосудия, представляется достаточно важным обратить внимание на сугубо репрессивный характер функционирования в России данной системы. Еще более репрессивной даже в сравнении с известными периодами в истории нашей страны. Весьма репрессивный и совершенно неадекватный характер действующего уголовного законодательства накладывается на иной негативный феномен, продуцируемый существенными нарушениями принципов и законодательных норм чиновниками от правосудия. Такое наложение порождает некий резонанс, проявляющийся в виде синер-гетического эффекта, многократно усиливающего крайне негативное воздействие системы на общество в целом.
Здесь же следует обратить внимание на то, что последние годы к числу органов правосудия все чаще стали относить не только судебные органы, но и органы предварительного расследования, а также прокуратуру. И такое обобщение вполне оправданно, поскольку, при казалось бы совершенно различных функциях, на практике упомянутые ведомства слились в единое целое, образовав собой некий равнобедренный треугольник. В данном случае каждая сторона упомянутой геометрической фигуры представляет собой одно из названных репрессивных ведомств. Здесь, как можно заметить, нет места стороне защиты. Как представляется авторам, эта фигура наиболее иллюстративно передает жесткий, устойчивый и самодостаточный характер анализируемой системы, демонстрирующей недопустимое единство по каждому рассматриваемому этими ведомствами уголовному делу. Крайне устойчивой данная система оказалась и к каким-либо преобразованиям.
В постсоветской России, очевидно по причине целого ряда непродуманных организационно-правовых решений, были созданы условия, при которых границы между названными ведомствами постепенно стали размываться, образовав, по сути, единую репрессивную систему. Правоохранительные и правоприменительные органы стали решать задачи не столько борьбы с преступностью, сколько борьбы с конкретными гражданами, попавшими по тем или иным причинам в сферу их внимания. Выступая «единым фронтом» такая система уже не оставляет подследственным никаких шансов на справедливую оценку произошедшего. Какими бы явными и существенными не были нарушения уголовно-процессуального законодательства или институ-
циональными ошибки в квалификации тех или иных деяний, упомянутое единство названных органов слишком часто стало в конечном счете приводить к принятию неправосудных приговоров.
Вместе с тем, истоки названной негативной ситуации, видимо, следует искать в подмене понятий ряда базовых категорий, на которых более ста лет основывалась вся криминалистическая доктрина. К числу таких категорий следует отнести следственную версию, представляющую собой рабочую гипотезу произошедшего события или, иными словами, предположение, сделанное на основе имеющихся фактических данных.
Любая следственная версия служит цели концентрации усилий следственного ведомства на определенных направлениях проводимого расследования. Вполне очевидно, что на первоначальных этапах предварительного расследования следствие априори не может располагать точными сведениями ни об обстоятельствах анализируемого события, ни о причастности (непричастности) того или иного лица к этому событию. Столь необходимые сведения для синтезирования выводов о произошедшем добываются благодаря кропотливой и длительной работе следствия. В связи с указанным, вполне закономерно то, что в ходе проводимых следственных действий какие-то версии отметаются, но при этом могут появляться новые И не факт, что хотя бы одна из первоначально выдвинутых версий в конечном итоге найдет свое подтверждение. Именно поэтому никакая следственная версия не может ставиться во главу угла уголовного дела и использоваться как некий алтарь для жертвоприношений. Это всего лишь рабочий инструмент предварительного расследования, позволяющий упорядочить следственные действия. Именно поэтому никакая следственная версия не может ставиться по значимости выше фактических обстоятельств произошедшего.
Все отмеченное является достаточно традиционным взглядом на предназначение следственной версии. Однако, к большому сожалению многие уголовные дела в настоящее время строятся не столько на фактах, сколько на предположениях и домыслах органа предварительного расследования. При этом именно этой, заведомо неправомерной, основе расследования придается статус официальной версии произошедшего. А после того, как соответствующая версия найдет свое отражение в официальных процессуальных документах, то от нее впоследствии ни орган предварительного расследования, ни прокуратура, ни суд уже, скорее
всего, не отступят. Вектор уголовного преследования останется неизменным даже в том случае, если для этого будут все основания. Несмотря ни на какие доказательства, представленная стороной защиты, первоначально избранная следствием версия, как правило, уже не меняется. Ее от «посягательств» со стороны защиты будут «охранять» как «зеницу ока» всеми возможными и не всегда законными способами. В таких «баталиях» порой, как в кривом зеркале, теряются все разумные ориентиры, а иногда и логика принимаемых органами правосудия решений.
В настоящее время версия как базовый криминалистический институт потеряла свое изначальное предназначение. Сегодня она используется в роли некой матрицы. А все поступающие следствию сведения подвергаются наложению на эту матрицу. В случае, если сведения (в виде результатов оперативно-разыскных мероприятий, допросов, очных ставок, заключений экспертиз и пр.) в данную матрицу не укладываются или, иными словами, «не работают» на официальную версию, то такие сведения к материалам уголовного дела не приобщаются. Эти материалы, скорее всего, будут изъяты.
Таким образом, официальная версия, вместо того чтобы являться всего лишь вектором проводимых следственных действий, приобрела совершенно иную роль — роль «прокрустова ложа», отсекающего все «лишнее». При использовании такого рода «методики» сбора доказательств вполне закономерным является то, что большинство уголовных дел не отражают, даже отдаленно, ни фактических обстоятельств произошедшего, ни, тем более, достоверной роли в этом деле обвиняемого.
Указанная ситуация, существующая в настоящее время при проведении предварительной проверки и следственных действий, к сожалению, продуцирует весьма печальный феномен — «назначение» на роль виновных тех или иных лиц. Отмеченному способствует игнорирование сотрудниками названной системы целого ряда принципиальных вопросов: имело ли произошедшее событие криминальный характер; кто на самом деле был причастен к совершению преступления; какие при избрании меры пресечения или назначении наказания законодателем провозглашены цели; как будет воспринято обществом неправосудное по своей сути решение суда; появится ли возможность у подсудимого в будущем социализироваться и пр.
Очень часто представители органов правосудия под эгидой так называемой борьбы с преступностью на
деле ведут борьбу за показатели, не проявляя при этом никакого интереса к защите конституционных прав и свобод человека и гражданина. Возникает вполне закономерный вопрос: а какой смысл в провозглашении борьбы с преступностью в отрыве от интересов отдельной личности и общества в целом? Понятно, что если игнорируется истинное предназначение системы правосудия, то в таком случае отсутствует какой-либо смысл в самой деятельности названных ведомств.
Цепочка представленных выше авторских суждений продуцирует и другой далеко не праздный вопрос. А какую из меньших бед гипотетически выбрал бы среднестатистический индивидуум? Быть потенциальной жертвой преступника, но при этом иметь определенные шансы на свою защиту от преступных посягательств, либо отдать себя на милость чиновника от правосудия? В последнем случае можно говорить о несоизмеримо большей угрозе стать жертвой должностного лица, которое отказывается в своей профессиональной деятельности от следования основополагающим принципам, крайне свободно толкует предписания норм действующего законодательства и к тому же — практически неподконтрольно со стороны вышестоящих органов. Все отмеченное усугубляется повсеместным «братанием» сотрудников дознания, следствия, прокуратуры и суда.
Как показывает практика, чиновника от правосудия не интересует ни обеспечение принципов социальной справедливости, ни соблюдение требований закона, ни, тем более, судьба конкретной личности. Главным движущим мотивом принимаемых процессуальных решений, к сожалению, стало собственное благоприятное существование в «родном» ведомстве, включая: карьерный лифтинг, возможность бесконтрольного обогащения, ощущение собственной власти и предоставляемых ею широких полномочий и пр.
Детальный анализ целого ряда уголовных дел показывает, что сбор материалов, необходимых для расследования, осуществляется по принципу—чем больше документов, тем лучше. Следование такому принципу приводит к тому, что уголовные дела «раздуваются» до непомерных размеров. Отмеченное достигается даже такими незамысловатыми способами, как многократное приобщение к материалам уголовного дела одних и тех же копий документов.
Все это, вероятно, делается для того, чтобы сам по себе объем уголовного дела производил неизгладимое впечатление на должностное лицо, за которым, в соответствии с УПК РФ, закреплена обязанность прини-
мать то или иное процессуальное решение. И, как показывает практика, далеко не каждый руководитель следственного ведомства, прокурор или судья решается на ознакомление с содержанием уголовного дела. К большому сожалению, при существующей «текучке» даже такие «маленькие хитрости», на которые идут следователи, крайне редко дают сбой. Объемы собранных «доказательств», как правило, для представителей прокуратуры и суда становятся важнейшим подтверждением доказанности виновности подследственного. При этом, соответственно, «торжествует» так называемая официальная версия произошедшего.
Исходя из всего вышесказанного понятно, что если сей многотомный «труд» не подвергнуть детальному осмыслению и критическому анализу, то принятие адекватного процессуального решения прокурором или судьей становится практически невозможным делом. Сторона защиты в указанном случае находится в более выгодном положении, поскольку в последнее время адвокаты все чаще стали обращаться к помощи специалистов. Такая помощь позволяет обеспечить по-настоящему беспристрастный анализ соответствующего уголовного дела и на этой основе синтезировать выводы, касающиеся всего круга правовых вопросов.
Среди «хитростей», которые служат для обеспечения «работы» упоминаемого ранее «матричного метода» сбора и оценки доказательств, следует указать на:
1) использование при допросах наводящих вопросов таким образом, чтобы они давали заведомо программируемый результат. К числу явно некорректных вопросов можно отнести следующий:
Следователь. Вы знакомы с гражданином М., живущим по соседству?
Допрашиваемый. Да!
В протоколе записывается: тесно общался с М., лидером такой-то экстремисткой группировки.
Как можно заметить, разница очевидна;
2) проведение очных ставок, осуществляемых даже в тех случаях, когда подозреваемый (обвиняемый) от дачи показаний отказался, сославшись на ст. 51 Конституции РФ. Тем самым орган предварительного расследования пытается использовать методы психологической атаки и спровоцировать названное лицо к даче показаний;
3) постановка вопросов экспертам при назначении судебных экспертиз таким образом, чтобы результаты экспертиз ненароком не поставили под сомнение официальную версию. Также нередкими стали случаи на-
значения следствием судебных экспертиз для проформы. Как можно заметить, главной целью назначения экспертиз стало не доказывание в материальных составах наличия причинно-следственной связи между деянием и наступившими вредными последствиями, а то, чтобы следователя не упрекнули в отсутствии соответствующих заключений в материалах уголовного дела.
В арсенале следствия присутствует ряд приемов противодействия работе стороны защиты. Нельзя не обратить внимание на то, что до окончания расследования у адвоката нет возможности для ознакомления в полном объеме с собранными по делу материалами. Такая возможность возникает лишь в порядке предписаний ст. 217 УК РФ. Соответственно, до этого момента сторона защиты может располагать только копиями тех процессуальных документов, которые, согласно УПК РФ, могут составляться лишь с участием и в присутствии адвоката (протокол допроса подозреваемого (обвиняемого), протокол очной ставки с участием подозреваемого или обвиняемого, протокол ознакомления с результатами судебной экспертизы и пр.).
В силу действующих предписаний уголовно-процессуального законодательства об общем ходе проводимого расследования сторона защиты может судить лишь ориентируясь на содержание очень узкого круга упомянутых ранее процессуальных документов. По замыслу законодателя, эти нормативные предписания призваны защитить ход расследования от вмешательства заинтересованных лиц. Отмеченное вовсе не означает, что применительно к системе предварительного расследования законодателем не был предусмотрен механизм партнерского сотрудничества следствия со стороной защиты. Использование такого механизма предполагает взаимную выгоду обоим субъектам уголовного процесса. К числу элементов такого сотрудничества следует отнести наделение стороны зашиты правом на ходатайство перед органом предварительного расследования, например, в части корректировки вопросов, формулируемых следствием в постановлениях, о назначении судебных экспертиз либо ходатайства о назначении дополнительных видов экспертиз.
Вполне очевидно, что соответствующий механизм, в первую очередь, предопределяет широкие возможности для объективизации результатов расследования. В конечном счете он позволяет пролить свет на большую часть обстоятельств произошедшего, а значит, и раскрыть фактическую роль лица (лиц) в инкриминируемом ему преступлении.
Однако, все отмеченное следствием воспринимается как помеха для собственной профессиональной деятельности. На практике это выливается в то, что любые ходатайства стороны защиты, даже когда они вполне обоснованы, на корню отметаются. Стало уже скорее правилом, чем исключением, когда по большинству подобных ходатайств стороны защиты следствием выносятся постановления о полном отказе в их удовлетворении. При этом в качестве так называемых «хитростей» следователи берут «на вооружение» следующие приемы. В частности, для того чтобы скрыть суть вопросов, содержащихся в упомянутых ходатайствах, эти ходатайства к материалам уголовного дела просто не прикладываются. Содержание ходатайств, как правило, не усматривается и из самих постановлений об отказе в их удовлетворении. Таким образом, в материалах уголовного дела достаточно сложно усмотреть какие-либо основания, для того чтобы хоть в чем-то можно было бы орган предварительного расследования упрекнуть. Те или иные контраргументы стороны защиты можно обнаружить только в том случае, если материалы уголовного дела подвергнуть детальному «контент-анализу» и/или ознакомиться с содержанием «адвокатского досье».
Все названные «хитрости» и приемы призваны обеспечить максимально полное блокирование любых инициатив стороны защиты. А, следовательно, не только устранить любые преграды для функционирования соответствующей «репрессивной машины», но и дать ей возможность и дальше осуществлять сбор своего «печального урожая» — уносить в небытие людские судьбы либо наносить этим судьбам непоправимые «увечья».
Далее несколько слов следует сказать о таком важном процессуальном документе, как обвинительное заключение. Назначение названного документа хорошо известно: изложить все собранные материалы по уголовному делу в сжатом виде, но при этом достаточно точно передать содержание обстоятельств произошедшего, а также роль подследственного в содеянном. Однако, на практике многие формулировки и утверждения, используемые при изложении данного процессуального документа, не соответствуют действительности. Чтобы это завуалировать, все свои суждения и выводы следствие старается сформулировать абстрактно, «вытравливая» любые противоречия и сомнения в «справедливости» выдвинутой версии и принятых по делу процессуальных решений. Используемые в обвинительном заключении формулировки оторваны от
действительности. Они, как правило, не соответствуют обстоятельствам дела, не отражают суть произошедшего и, соответственно, зачастую никак не свидетельствуют о виновности подследственного. Все отмеченное направлено на минимизацию вероятности контрнаступлений стороны защиты как при ознакомлении с материалами уголовного дела прокурором, так и при рассмотрении этого дела судом.
К сожалению, уже на этапе ознакомления с содержанием обвинительного заключения прокурором происходит «сращивание» интересов названных ведомств. Механизм такого сращивания прост. Изучение уголовного дела и обвинительного заключения в большинстве случаев возлагается на помощника прокурора. Сам прокурор с уголовным делом, как правило, не знакомится. Соответственно, свое решение об утверждении или неутверждении заключения прокурор принимает на основе доклада, представленного его помощником.
Далее, в случае если обвинительное заключение утверждено, то функция поддержания обвинения в суде возлагается уже на третьего сотрудника прокуратуры. При этом, как показывает практика, данное лицо в полном объеме с материалами уголовного дела знакомится крайне редко. Для этого отсутствуют необходимые стимулы, поскольку уже заведомо все задействованные в этом процессе ведомства выступают на одной стороне. Государственный обвинитель всеми силами будет отстаивать версию органа предварительного расследования еще и в целях сохранения «лица» своего ведомства, так как, утвердив обвинительное заключение, прокуратура уже «на автомате» становится на сторону следствия. При этом никакие доводы защиты, как правило, не принимаются. Такого рода патовая по своей сути ситуация противоречит здравому смыслу и основополагающим правовым принципам. Эта ситуация сродни некоему ритуалу, смысл и истинный характер которого уже безвозвратно утерян.
И наконец, определяющей инстанцией по рассмотрению уголовного дела является суд. Вместе с тем, стало скорее правилом, чем исключением, когда названный правоприменительный орган также автоматически занимает позицию обвинения. Соответственно, все надежды стороны защиты на то, что хотя бы на этом этапе дело будет рассматриваться объективно, вероятнее всего, не оправдаются. При всей закрытости судебной системы, данный феномен все же поддается объяснению. Среди факторов, обусловливающих принятие достаточно широкого круга решений, явно не соответствую-
щих ни житейской логике, ни основополагающим конституционным принципам, следует назвать:
1) доминирующую репрессивную психологию судей;
2) оправдательный приговор либо приговор, не связанный с лишением свободы, судейским сообществом в лучшем случае воспринимается как проявление недостаточной принципиальности судьи, принявшего такое решение, а в худшем случае — оправдательный приговор тем же судейским сообществом будет воспринят как свидетельство проявления коррупции;
3) повсеместный отказ в деятельности судей от реализации принципа экономии уголовных репрессий осуществляется в фарватере общей репрессивной уголовной политики, проводимой в том числе и со стороны законодательной ветви государственной власти.
Таким образом, орган предварительного расследования, прокуратура и суд, с момента возбуждения уголовного дела и до момента вынесения приговора по делу, фактически выступают единым фронтом. Не искушенному в вопросах юриспруденции лицу такая ситуация может показаться проявлением нетерпимости к фактам преступных посягательств. Однако, это далеко не так. При таких обстоятельствах теряется всякий смысл во всей замысловатой системе, именуемой правосудием. Изначальная идея разделения функций между названными ведомствами на практике перестала нести смысловую нагрузку. Однако, именно такое разделение является базовым условием работы механизма, при котором каждое социально опасное событие подвергается многоступенчатой юридической оценке. А основная цель отмеченного — сделать ничтожно малым число нарушений предписаний норм уголовно-процессуального законодательства, а также минимизировать ошибки в квалификации деяний.
Как известно, отечественная система правосудия отчасти схожа с англосакской, при которой сторона защиты и сторона обвинения состязаются между собой, преследуя прямо противоположные цели доказывания. Роль суда в этом процессе — это роль арбитра, где главной задачей названного ведомства является оценка доказательств, представленных каждой из названных сторон. Соответственно, состязательность процесса призвана стимулировать обе стороны убедить суд в правоте своей позиции. Вместе с тем, сложившиеся в нашей стране юридические реалии указывают на то, что суд, лишь за редким исключением, уже изначально не выступает на стороне обвинения. По этой причине неудивительно, что далеко не всякий адвокат-защитник
может привести из своей многолетней практики хотя бы один пример, когда его профессиональные усилия увенчались успехом, выразившимся в вынесении оправдательного приговора его доверителю.
Все отмеченное заставляет прийти к весьма печальному выводу: сложившаяся в стране система правосудия даже отдаленно не напоминает состязательность процесса. Судебный процесс, к сожалению, смахивает на постановку некоего шоу, которое можно наблюдать на арене в виде поединка американских борцов с заранее прогнозируемым результатом. При таком характере судебного разбирательства приговор суда крайне редко отвечает требованиям законности, обоснованности и справедливости, установленным ст. 297 УПК РФ.
Хорошо известно, что авторы действующего в настоящее время уголовно-процессуального законодательства, основываясь на каких-то, видимо, понятных только им самим философских взглядах в части понимания сущности категории «объективной истины», от ее упоминания в УПК РФ отказались. Однако, не придумав ничего лучшего, в ст. 17 названного Кодекса эти авторы ввели весьма удручающую формулировку — следователь, прокурор, судья оценивают доказательства в соответствии с законом и своей совестью.
Оценивая в контексте упомянутого положения Закона общий тренд функционирования системы правосудия, следует отметить следующее. В литературе существует множество работ, посвященных данному вопросу. И, как водится, имеются сторонники обеих точек зрения. Одна группа как мантру повторяет доводы авторов УПК РФ о том, что достижение объективной истины невозможно. Другие высказывают сомнения в части правомерности используемой в ст. 17 УПК РФ формулировки, обращая внимание на ее искусственный характер, противоречащий потребностям практики.
Как представляется, основной недостаток упомянутой формулировки заключается в следующем. «Объективная истина» является категорией, которая доступна для восприятия и оценки не только всем без исключения субъектам уголовного процесса, но и, в не меньшей степени, населению. Таким образом становится понятным, что наличие соответствующей опорной категории в УПК РФ делает процесс принятия решений со стороны органов правосудия открытым для восприятия гражданского общества. По своей сути это и есть канал «обратной связи», через который со стороны населения обеспечивался контроль за работой ведомств.
Если же оценить сложившуюся в настоящее время следственно-судебную практику в контексте положений ст. 17 УПК РФ, то можно сделать один единственный вывод. Авторами этой законодательной новеллы, по сути, найдено весьма «гениальное» решение, а именно — вся система оценки доказательств всецело отдана на «откуп» чиновнику от правосудия. Соответственно, весь процесс, касающийся установления обстоятельствах произошедшего, стал относиться к некоему «сакральному» действию. Сторона защиты и гражданское общество от данной сферы ограждены плотной завесой. И всем, кто не вошел в круг особо «избранных», только и остается, как уповать на «совесть» чиновника от правосудия. Вместе с тем, как показывает практика, механизм, заложенный в ст. 17 УПК РФ, не срабатывает вследствие двух причин, а именно: доминирования тех или иных личных мотивов такого чиновника либо преобладания коллективных узковедомственных интересов.
Результаты рассмотрения судами сотен тысяч уголовных дел свидетельствуют о том, что для конкретного судьи принятие оправдательного приговора, даже если для этого имеются все основания, стало крайне нежелательным делом. Поскольку для судьи всегда остается угроза прекращения его полномочий, то и в этом нередко проявляется неприкрытое лукавство, касающееся реализации принципа независимости судей. Непринятие оправдательного приговора либо приговора не столь сурового, каким он мог бы быть в силу сложившихся на данный момент традиций в судейском сообществе, к сожалению, воспринимается как отказ данного судьи от активной борьбы с преступностью либо, что еще хуже, как его вовлечение в ту или иную коррупционную схему. Исходя из названных условий, судье остается одно из двух: либо под любым предлогом приостановить рассмотрение дела в суде и отправить его прокурору на доследование (в надежде, что оно на каком-то этапе затеряется), либо как-то «договориться» со своей совестью и вынести неправосудный приговор.
Вместе с тем, какими бы ни были мотивы принятия судьей неправосудного приговора, соответствующий приговор всегда выносится от имени РФ. Соответственно, в тех случаях, когда необоснованность и незаконность такого приговора прослеживается явно, отмеченное не может крайне негативно не сказываться на авторитете государственной власти. При этом, если учесть, что человеку свойственно смотреть на весь мир через призму собственного бытия, то однажды такое лицо или его близкие, став жертвой правосудия, уже и в
дальнейшем будут воспринимать этот мир преимущественно через «серые и темные тона». Сложно в этом случае требовать от таких лиц проявления неких патриотических чувств. Следовательно, только по-настоящему справедливые судебные решения способны «цементировать» гражданское общество.
Все отмеченное автоматически поднимает и другую проблему со схожей природой. Достаточно часто в средствах массовой информации сообщается о том, что органы власти озаботились демографическими проблемами в стране, что, бесспорно, является важным. В связи с этим отказ от соблюдения целого ряда гуманитарных принципов, включая принцип экономии уголовных репрессий со стороны субъектов уголовной политики, становится совершенно непонятным, причем с точки зрения чисто прагматических позиций. Размахивая без всякой нужды «юридической дубинкой», органы власти с точностью до наоборот решают упомянутые демографические проблемы. Забывая, что своими действиями не только сокращают население детородного возраста, но и порождают целый ряд иных социальных проблем, связанных с семьей, деторождением, их воспитанием и пр. А каждый неправосудный приговор, лишенный социально-правовой основы, негативно сказывается в том числе и на устоях государственности страны. Такая система правосудия, к сожалению, «вбивает клин» между органами власти и гражданским обществом. Однако, если принять во внимание, что эта система носит фундаментальный характер, то и игнорирование роли системы правосудия в укреплении гражданского общества заведомо является действием недальновидным. При этом реализации требований закона очень часто мешают «неуставные отношения», складывающиеся между различными правоохранительными и правоприменительными ведомствами. Главное предназначение таких «отношений» — любыми способами «спрямлять углы» и упрощать работу этих ведомств. Следовательно, для оздоровления ситуации в указанной сфере необходимо вернуть работу органов правосудия к их исходным принципам. Требуется разобщить между собой эти ведомства, не дав им по-прежнему функционировать в едином ключе, когда функции следствия в расследовании уголовного дела плавно передаются по эстафете прокуратуре для поддержания обвинения в суде. А прокуратура, в свою очередь, передает свои функции суду. И получается, что для суда близкими по духу являются следствие и прокуратура, но весьма чуждой — сторона защиты.
Исследование целого ряда уголовных дел, включая приговоры, вынесенные по этим делам, свидетельствует о том, что современная система правосудия представляет собой весьма удручающее зрелище. Даже по сравнению с работой названных ведомств в бытность СССР, современная система правосудия во многом проигрывает. Что же требуется для исправления ситуации? На взгляд авторов, не так уж много. Всего лишь необходимо осознать органами власти глубину проблемы, а для ее разрешения проявить свою политическую волю.
Литература
1. Аминов Д.И., Солонин А.Ю. От чего зависит эффективность уголовно-правового воздействия? // Российский следователь. 2009. № 17. С. 13—16.
2. Аминов Д.И., Солонин А.Ю. Цели правоприменительной деятельности // Вестник Российского государственного аграрного заочного университета. 2008. № 5. С. 166, 167.
3. Аминов Д.И., Полищук Д.А. Секреты эффективности уголовно-правовой политики // Российский следователь. 2013. № 18. С. 11—14.
4. Аминов Д.И., Полищук Д.А. Несколько слов о роли мониторинга в современной уголовной политике // Российский следователь. 2013. № 12. С. 27—29.
5. Мышко Ф.Г., Аминов Д.И. Где скрываются резервы эффективности уголовно-правовой политики? // Вестник Московского университета МВД России. 2012. № 11. С. 48—51
References
1. AminovD.I., Solonin A.Yu. Ot chego zavisit ef-fektivnost' ugolovno-pravovogo vozdeistviya? // Rossi-iskii sledovatel', 2009, № 17, S. 13—16.
2. Aminov D.I., Solonin A.Yu. Tseli pravoprimeni-tel'noi deyatel'nosti // Vestnik Rossiiskogo gosudarst-vennogo agrarnogo zaochnogo universiteta, 2008, № 5, S. 166, 167.
3. Aminov D.I., Polishchuk D.A. Sekrety effektiv-nosti ugolovno-pravovoi politiki // Rossiiskii sledovatel', 2013, № 18, S. 11—14.
4. Aminov D.I., Polishchuk D.A. Neskol'ko slov o roli monitoringa v sovremennoi ugolovnoi politike // Rossiiskii sledovatel', 2013, № 12, S. 27—29.
5. Myshko F.G., Aminov D.I. Gde skryvayutsya re-zervy effektivnosti ugolovno-pravovoi politiki? // Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii, 2012, № 11, S. 48—51.
