CC BY
41
DOI 10.54770/20729316-2022-1-252
Г.А. Велигорский (Москва)
РАЗНЫЕ ЛИКИ СТАРИКА ХОТТАБЫЧА: ЖАНРОВЫЕ «ПРИКЛЮЧЕНИЯ» СЮЖЕТА
(«Медный кувшин» Ф. Энсти, «СтарикХоттабыч» Л. Лагина, «Медный кувшин старикаХоттабыча» С. Кладо, к/ф «}{0ТТ@БЬ)Ч»
П. Точилина)
Аннотация. В настоящей статье пойдет речь об одном из «подвижных» вечных сюжетов мировой литературы - истории старика-джинна из волшебной бутылки, - возникшем еще в VII в. и с тех пор живущем в культурном процессе, перемещаясь из «взрослой» литературы в «детскую» и обратно. Мы попробуем проследить, как, по мере его формирования, сюжет прочно закреплялся за той или иной литературой; какими характерными деталями дополнялся, какие черты сохранял, а какие, напротив, утрачивал. Для этого мы рассмотрим четыре произведения разных авторов и разного времени, адресованных различной аудитории - повести Ф. Энсти «Медный кувшин» (1900) и Л. Лагина «Старик Хоттабыч» (1938, 1953), постмодернистский роман С. Кладо «Медный кувшин старика Хоттабыча» (2000) и молодежную комедию П. Точилина «}{0ТТ@БЬ)Ч» (2006). В качестве дополнительной задачи мы попробуем выявить внешние факторы, под воздействием которых складывались сюжеты историй: в случае Ф. Энсти это влияние викторианской педагогики и «науки о сказках», в случае Л. Лагина - концепция «романа воспитания советской эпохи», в случае С. Кладо - поэтика постмодерна и разрозненный, «атомизированный» мир рубежа тысячелетий. Во всех произведениях слышен пульс породившей их эпохи. В то же время, в них встречаются факторы, повлиявшие не только на переход сюжета из одной разновидности литературы в другую, но и на дальнейшую традицию жанра (как в случае Ф. Эн-сти, заложившего в «Медном кувшине» основы поэтики «юмористического» (или «хулиганского») фэнтези).
Ключевые слова: детская литература; Ф. Энсти; Л. Лагин; С. Кладо; П. То-чилин; «Медный кувшин»; «Старик Хоттабыч»; «Медный кувшин старика Хотта-быча»; «}{0ТТ@БЬ)Ч».
G.A. Veligorsky (Moscow)
Different Faces of the Old Man Hottabych: Genre "Adventure" of the Plot
("The Brass Bottle" by F. Anstey, "Old Man Hottabych" by L. Lagin, "The Brass Bottle of Old Man Hottabych" by S. Klado, "}{0ТТ@B)CH" by P. Tochilin)
Abstract. This article will talk about one of the "mobile" eternal plots of world literature - the story of an old genie from a magic bottle - that arose in the 7th century
and about and since then has lived in the cultural process, moving from "adult" literature to "children's" and back. We will try to trace how, in the course of its formation, it was firmly entrenched in this or that literature; what characteristic details it was supplemented with, what features it retained, and what, on the contrary, it lost. In the course of the task, we will look at four works written by different authors at different times and addressed to the various audiences, namely: short-novels "The Brass Bottle" (1900) by F. Anstey (1900) and "Old Man Hottabych" (1938, 1953) by L. Lagin, the postmodern novel "The Brass Bottle of Old Man Hottabych" (2000) by S. Klado and the youth comedy "}{0ТТ@ БЬ)Ч" (2006) by P. Tochilin. As an additional task, we will try to identify external factors under the influence of which the plots of the stories have been formed. In the case of F. Anstey, this is the influence of Victorian pedagogy and the "science of fairy tales," in the case of L. Lagin, this is the concept of the "novel of education of the Soviet era", in the case of S. Klado, this is the poetics of postmodernism and a fragmented, "atomistic" world at the turn of the millennium. In all works the pulse of the epoch that has given birth to them is heard. At the same time, all of them contain factors that influenced not only the transition of the plot from one literature to another, but also the further tradition of the genre (as in the case of F. Anstey, who laid the foundations of the poetics of the "humorous" (or "hooligan") fantasy).
Key words: children's literature; F. Anstey; L. Lagin; S. Klado; P. Tochilin; "The Brass Bottle"; "The Old Man Hottabych"; "The Brass Bottle of Old Man Hottabych"; "}{0ТТ@ БЬ)Ч".
«Вечные сюжеты» живут собственной жизнью, практически не зависимой от литературного процесса. На протяжении веков они то скрываются в тень, то снова из нее выглядывают и задерживаются на свету - и так до нового исчезновения. Их герои словно бы примеряют разные маски в карнавале, оборачиваясь то взрослой, то детской личиной и перемещаясь между адресатами, как по незримым каналам. Каналами для перехода из взрослой литературы в детскую становится, как известно, адаптация, пересказ или яркое иллюстрированное издание (хочешь - не хочешь, а ребенок к такому потянется); в XX в. к ним прибавляются комикс, графический роман, мультипликация, позволяющая «пересказать» для детей сюжеты, ранее не входившие даже в круг детского чтения (яркий пример -экранизация У. Диснеем романа «Собор Парижской Богоматери» (1996)), и, наконец, компьютерная игра (здесь уже создатели практически получают carte blanche). Но известно немало примеров, когда «детское» произведение принимает форму, адресованную сугубо «взрослому» читателю и при этом безынтересную ребенку. Прежде всего, это издание детских произведений в академических сериях, научная публикация редакций и черновиков, а также постмодернистское переосмысление. В 1980-е гг. последний метод набирает популярность в Великобритании и США; авторы обращают взор к литературной сказке «золотого века»; итогом становятся новые версии знаменитых произведений: «Ветер в ивах» ("The Wind in the Willows", 1908) К. Грэма -> «Дремучий Лес» ("The Wild Wood", 1981) Я. Нидла, «Винни Пух» ("Winnie-the-Pooh", 1926) А.А. Милна -> «Дао
Винни Пуха» ("The Tao of Pooh", 1982) Б. Хоффа; роман Пола Остера «Город из стекла» ("Glass City", 1985), где обыгрываются сцены из «Приключений Алисы в Стране Чудес» ("Alice's Adventures in Wonderland", 1865) Л. Кэрролла, и т.п. В 2000-е гг. на новый лад перелагаются уже сказки Ш. Перро и братьев Гримм (ср. рассказы А. Картер «Вервольф» ("The Werewolf', 1993), Д. Бартельми «Синебородый» ("Bluebeard", 2005)) [см.: Чемодурова, Лиджи-Горяева 2015]. Вечные сюжеты «курсируют» между «взрослой» и «детской» литературами, практически стирая между ними грань (и без того зыбкую и условную). Ярким образцом такого сюжета является история о старике из волшебной бутылки, проникающем в современный мир.
* * *
«Припоминание» этого вечного сюжета, возникшего еще в VII в. н.э. (а возможно, и раньше) и вошедшего в собрание «Алф лайла ва лайла» (известное европейцу как «Книга тысяча и одной ночи»), - восходит к лету 1899 г., когда на него обратил внимание английский писатель Ф. Энсти (настоящее имя - Томас Энсти Гэтри; 1856-1934).
(Биография Ф. Энсти и история написания повести «Медный кувшин» уже была емко пересказана В.Л. Гопманом в статье «Как стать счастливым: вариант Ф Энсти», к которой мы отсылаем всех интересующихся [см.: Гопман 2012].)
В то время Энсти уже обрел популярность у читающей публики. На протяжении 20 лет он был постоянным автором журнала "Punch", а также преуспевающим беллетристом. Славу ему принес его первый роман «Шиворот-навыворот: урок для отцов» ("Vice versa: A Lesson to the Fathers", 1882), «один из самых ярких дебютов в английской литературе конца XIX в.» [Гопман 2012, 148]. Достаточно тепло (с известными оговорками) были встречены и последующие романы - например, «Разукрашенная Венера: повесть-фарс» ("The Tinted Venus: A Farcial Romance", 1885), «Поверженный кумир» ("A Fallen Idol", 1886), «Пария» ("The Pariah", 1889), а также юмористические рассказы. В 1890-1900-е гг. Ф. Энсти, как и многие «взрослые» авторы того времени, пробовал писать для детей; он выпустил сборники «"Говорящая лошадь" и другие рассказы» ("'Talking Horse' and Other Stories", 1892), «"Бледнолицые и краснокожие" и другие рассказы для мальчиков и девочек» ("'Paleface and Redskin' and Other Stories fir Boys and Girls", 1898), «Только игрушки!» ("Only Toys!", 1903) и др. На этот же период приходится время его работы над повестью «Медный кувшин» ("The Brass Bottle", 1900).
Британские исследователи отмечают значительное влияние Ф. Энсти на английскую детскую литературу XX в. К примеру, Колин Н. Мэнлав рассматривает Энсти в ряду таких писателей, как Л. Кэрролл, Дж. Мак-доналд, М.Л. Молсуорт, а также У. Теккерей - автор «Кольца и розы». В английском литературоведении, отмечает ученый, появилось выражение «метод Энсти» ("method of Anstey"), употребляемое, когда «фантастиче-
ская коллизия <...> влечет за собой комическое вмешательство сверхъестественного в повседневную жизнь» [Manlove 1983, 160]. В 1900-е гг. этот прием переняла от Энсти его близкая знакомая Э. Несбит («метод Энсти» лег в основу ее повестей «Пятеро детей и Оно» (1902), «Феникс и волшебный ковер» (1905) и, отчасти, «История c амулетом» (1906)) - а вслед за ней и многие другие писатели XX в., заканчивая Терри Пратчеттом [см.: Гопман 2012, 159]. Все это делает Ф. Энсти предтечей юмористического фэнтези (и его поздней разновидности «хулиганское фэнтези» (термин Д.А. Емеца)) - жанра детской и подростковой литературы, исключительно популярного на рубеже XX-XXI вв. [см.: Крюкова 2021, 74].
В отличие от большинства других сочинений Энсти, сюжет «Медного кувшина» не был выдуман им. По собственному признанию писателя, вдохновением для него послужила баллада Д.Г. Россетти «Роза Мария» ("Rose Mary", 1871), в которой фигурирует артефакт, волшебный камень, заключающий в себе силы духов природы, - а также перевод «Тысячи и одной ночи», выполненный Эдвардом Уильямом Лейном (Edward William Lane; 1801-1876) и вышедший в 1841 г. трехтомным изданием [см.: Lane 1841]. Этот трехтомник упоминается в повести «Медный кувшин» (глава XIV); в русском переводе В. Кошевич фамилия "Lane" передана как «Лэн» [Энсти 2015, 246]. Это может навести читателя, не знакомого с оригиналом, на ложный след - фамилию викторианского поэта и книгоиздателя Эндрю Лэнга (Andrew Lang; 1844-1912), знаменитого своими «разноцветными» сборниками сказок («Красная», «Голубая» и проч. книги), а в 1898 г. выпустившего адаптированный вариант «Книги тысячи и одной ночи» (под названием «Развлечения арабских ночей») [см.: Lang 1898].
Из «Сказки о рыбаке» в изложении У. Лейна, помимо основной коллизии, а также сюжета, составившего кульминацию повести (джинн хочет убить освободившего его рыбака, а тот отвлекает его рассказами), Ф. Эн-сти заимствует некоторые обороты для речи своего джинна Факраша (например, упоминание Джарджариса или Сулаймана, сына Давуда), а также научные сведения; к примеру, название сосуда «кум-кум», которым в главе III бравирует профессор Фютвой, явилось прямиком из комментария Лейна [см.: Lane 1841, 116]. При этом очевидно, что Энсти вдохновлялся не только «Сказкой о рыбаке», но и по меньшей мере «соседними» историями; так, сюжет о превращении в мула (главы XI-XIII) он заимствует из предыдущей сказки - «Рассказ о третьем старце и муле» ("Story of the Third Sheykh and the Mule"), где также фигурирует джинн [см.: Lane 1841, 56-58]. Имя же «Факраш» (Fakrash) Энсти, с большой вероятностью, выписал из поэмы Саади «Гулистан» («Розовый сад»), несколько раз переиздававшейся на английском языке на протяжении XIX в. (1863, 1874 и др.).
Любопытно, что в самом тексте «Медного кувшина» представлены две категории английских читателей «Тысячи и одной ночи»; полемика о «верном» переводе заметна в диалоге между профессором Фютвоем и его дочерью Сильвией:
- Не думаешь ли ты, что там внутри сидит какой-нибудь гений (genie), как в запечатанном кувшине, который нашел рыбак в «Арабских сказках»? - воскликнула Сильвия. - Вот была бы потеха!
- Под словом «гений» ты, полагаю, разумеешь джинна (jinni). Это более правильный научный термин, - сказал профессор. - Женский род - джиннья, а множественное число - джинны [Энсти 2015, 42].
«Более правильный научный термин» профессор Фютвой (как и Эн-сти) заимствует из перевода У. Лейна; эту же форму предпочитает знаменитый путешественник Ф. Бёртон, издавший свой перевод «Тысяча и одной ночи» в 1885 г.; вариант «genie» же взят из «детского» лэнговского издания. Таким образом, диалог между Сильвией и ее отцом - еще и столкновение двух читателей: ученого старика-профессора и юной девицы, предпочитающей волшебные сказки.
Как отмечают современные исследователи, «Медный кувшин» был с очевидностью адресован взрослой аудитории [см.: Хеллман 2016, 390; Salminen 2017]. На это указывает множество факторов: характерный стиль и антураж повести (значительное влияние на который оказала «литература клерков»), многочисленные цитаты, вкрапления на других языках, шутки и аллюзии, понятные лишь взрослой аудитории. Главный герой повести, напомним, носит имя Гораций (Horace) - и Энсти дважды вводит цитаты из одноименного древнеримского поэта; ср. заголовок главы XI "Persicos odi, puer, apparatus"; это цитата из Первой книги «Од» Горация; ср. ее в переводе С.В. Шервинского (ода XXXVIII): «Персов роскошь мне ненавистна, мальчик»; в главе VI о Горации сказано, что он идет домой, "striking the stars with his uplifted head" [Anstey 1900, 68], - это цитата той же Первой книги (ода I): «Я до звезд вознесу гордую голову» (Пер. А.П. Семёнова-Тян-Шанского; Энсти, судя по всему, цитирует контекстуальный перевод Дж.Д. Белла из трактата «Человек» ("A Man", 1860)).
Но в то же время в «Медном кувшине» можно увидеть образы, характерные для викторианской детской литературы. Так, в 1857 г. вышла книга Джона Каргилла Броу «Сказки о науке» ("Fairy Tales of Science"). Ее автор избрал интересную тактику: он рассказывал детям о новейших технических новинках, употребляя для этого сказочную метафорику и показывая, как «сказка становится былью». От сказочных драконов он переходил к археологическим открытиям, от волшебных духов-посланников - к изобретению телеграфа и проч. Завершала книгу глава «Чудесная лампа» ("The Wonderful Lamp"), в которой Дж.К. Броу заводит речь о новейших паровых технологиях. «Наша чудесная лампа, - пишет он, - не что иное, как поэтический образ науки» [Brough 1857, 309]. Заключенного в лампе и вырывающегося наружу джинна Броу сравнивает с «теми силами материального мира, которые подчинил себе человек», отмечая, что «среди этих джиннов самый могучий - тот, который управляет паром» [Brough 1857, 310]. Далее автор рассказывает юным читателям, каких чудес удалось достичь благодаря подчинению этого «волшебного джинна» - закан-
чивая строительством мостов Менай-бридж в Уэльсе (1826 г.) и Британия-бридж в Лондоне (5 марта 1850 г.) (в то время - чудес инженерной мысли) и спуском на воду новейшего парохода «Грейт-Истерн» (также известного как «Левиафан»). Книга Дж.К. Броу не раз переиздавалась на протяжении XIX в. (1859, 1866 и др.) и породила богатую традицию [см.: Keene 2015, 24ff]. Энсти, с большой вероятностью, был с нею знаком; как бы то ни было, идея из ее финальной главы получила отражение в словах джинна Факраша (гл. XVII):
«Кто же, как не порабощенные джинны, стонут и визжат, звеня оковами и, выдыхая пар, тащат по мостам страшные тяжести, поставленные на колеса? А другие разве не трудятся таким же образом на грязных водах, задыхаясь от усилий, равно как и третьи, запертые в высокие башни, откуда их дыхание дымом восходит до вышних небес?» [Энсти 2015, 295].
Но помимо этого, повесть «Медный кувшин» предлагала юному читателю (если таковой находился) увлекательную машинерию, вращающуюся на двух основных осях, - «наказание негодяев» и «беспредельность возможностей» [Чудакова 2007, 473]. Недаром М.О. Чудакова в статье «Воланд и старик Хоттабыч», выявляя схожие приемы в повести Л. Лаги-на и романе М.А. Булгакова, замечает, что «начинаешь понимать, почему "Мастер и Маргарита" все более и более переходит на полку любимых
книг детей и подростков» [Чудакова 2007, 479].
* * *
Как справедливо замечает Б. Хеллман, Ф. Энсти был популярен в Советском Союзе [см.: Хеллман 2016, 390]. Переводы из него печатались как до революции (в частности -две версии «Медного кувшина», переводы О.М. Соловьёвой (1902) и В. Кошевич (1916)), так и после нее, в том числе в популярных «дешевых юмористических» сериях издательств «Красная звезда» и «ЗиФ». Поэтому практически не вызывает сомнений, что Л.И. Лагин (настоящее имя - Лазарь Гинзбург; 1903-1979), в ту пору - сотрудник журнала «Крокодил», был знаком с его творчеством.
Источники разнятся во мнениях, читал ли Л. Лагин «Медный кувшин» [см.: Дайс]; однако сопоставительный анализ двух повестей позволяет ответить на этот вопрос утвердительно. Убедительное сравнение «общих мест» в двух произведениях провел В.Л. Гопман [Гопман 2012, 153-154]; не повторяя аргументов исследователя, добавим еще один от себя. Схожим образом звучит в повестях имя заклятого врага обоих джиннов: у Ф. Энсти - Джарджарис, у Л. Лагина - Джирджис. Энсти заимствует его из перевода У. Лейна, при этом в русском переводе М.А. Салье (как раз выходившем в 1930-е гг. в издательстве «Academia») Джарджарис не фигурирует вовсе, а Джирджис появляется лишь единожды, мимоходом и в совсем другом рассказе. При этом в измененном имени возможна и авторская ирония: получается, что заклятый враг Хоттабыча - это Георгий
Победоносец, победитель дракона и попиратель нечистой силы (к числу которой относились и джинны-ифриты), почитаемый мусульманами как палестинец Джирджис, ученик одного из апостолов 'Исы.
Как уже неоднократно отмечалось исследователями, существует четыре редакции повести «Старик Хоттабыч»: 1938 г. (газетная); 1940 г. (книжная, очень близкая к газетной, с незначительными корректировками); 1953 г. (переработанная и наиболее популярная) и 1955 г. (близкая к версии 1940 г., но со стилистической редактурой). Важно отметить, что в версиях 1938 и 1940 гг. (последнюю мы и будем цитировать далее) Волька и Хоттабыч значительно ближе к своим английским «прообразам». Так, Хоттабыч из первой редакции представляет собой, подобно Факрашу, «сочетание лукавства и детской простоты» [Энсти 2015, 47]. Он еще способен юлить, манипулировать, добиваясь желаемого, и даже угрожать своему спасителю: «В другое время я бы тебя давно наказал за твою строптивость. Мне для этого стоило бы лишь двинуть пальцем» [Лагин 1940, 34]. По мнению М.О. Чудаковой, это сближает Хоттабыча с другим московским магом той поры - Воландом (произведения создавались примерно в одно время): «<...> подобно Воланду, Хоттабыч вершит свой суд над жителями Москвы, руководствуясь моральными соображениями, <...> иногда поясняя свой приговор <...> с восточным велеречием <.>» [Чудакова 2007, 471].
В версии 1953 г. некоторые из этих черт Хоттабыча сохраняются, но поведение старика становится более «детским». Древний джинн явно боится своего спасителя и разговаривает с ним, как провинившийся ребенок со старшим; ср. реакцию Хоттабыча на удивленный вопрос-восклицание Вольки, услышавшего, что тот продал Женю Богорада в рабство:
Ред. 1940 г. Ред. 1953 г.
- Очень просто, обыкновенно, как всегда продают в рабство! - нервно огрызнулся [Хоттабыч] (с. 33). - Очень просто... Обыкновенно... Как всегда продают в рабство, - пробормотал [Хоттабыч], нервно потирая ладони и отводя в сторону глаза (с. 54).
Изменился и Волька. Если герой версии 1953 г. - практически идеальный гражданин идеальной Страны Советов, то Волька из ранней редакции куда более амбивалентен. Он бывает труслив, чаще сомневается, способен лгать, а в сложных ситуациях скорее предается слезам. Хоттабыч для него - не столько ученик и «младший товарищ», сколько «незадачливый спутник», инициатор приключений, источник всевозможных коллизий и неудобств. По замечанию Дж. Салминиен (рассуждающей в терминологии М.М. Бахтина), взаимодействия Вольки и Хоттабыча могут быть рассмотрены как «нечаянный карнавал» ("involuntary carnival") - то есть карнавал, от которого герой не может получить удовольствие [см.:
Salminen 2017]. В версии 1940 г. Волька существенно более уязвим для выходок старого джинна. Если Волька из версии 1953 г. яро противится желанию Хоттабыча обратить в прах и пепел кафе-мороженое («<...> это государственное добро, старая ты балда» [Лагин 1953, 41]), то Волька из первой версии лишь аккуратно «прикрывает» следы учиненного джинном разгрома: хотя и опасается, что «парикмахерскую обворуют», но все же поспешно уходит оттуда, предусмотрительно повесив табличку «Закрыто на обед» [Лагин 1940, 23].
Итак, если в версии 1953 г. перед нами - классический «роман воспитания» на советский манер (адресованный, очевидно, детской аудитории), с идеальным героем, наставляющим младшего (а de facto - старшего) товарища, то версия 1940 г. - это фантастическая повесть с сатирическим элементом, в которой воплощено «желание расколдовать страну, изобразив фантастику происходящего в сказочном обличье» [Чудакова 2007, 469], - адресованная скорее читателям всех возрастов, а не только юной аудитории.
* * *
В 1990-е гг. повесть Ф. Энсти все чаще позиционируется как «сказка» (впервые эту дефиницию применительно к ней ввела еще в 1916 г. В. Ко-шевич). В 1993 г. публикуется авторский сборник «Фантастические сказки» (М.: Юнисам; Рационом), в который входят повести Энсти «Медный кувшин» и «Шиворот-навыворот». В 1998 г. «Медный кувшин» (в новом переводе С. Белова) включается в антологию «Английская литературная сказка» (наравне с произведениями Дж.М. Барри, У. Де Ла Мэра и А. Гар-нера). В 2013 г. перевод повести Ф. Энсти, сильно и произвольно сокращенный, был издан в антологии «100 волшебных сказок мира» (Харьков: Клуб семейного досуга). Наконец, следует отметить, что в 1993 г. издательство «Дрофа» выпустило под одной обложкой повести Ф. Энсти «Шиворот-навыворот» и «Медный кувшин» - и «Старика Хоттабыча» Л. Лагина, еще раз подтвердив их «союз» в восприятии юного читателя. Все это косвенно подготовило «алхимический брак» двух произведений, воплотившийся в «сказке-были» С. Кладо.
* * *
В 2000 г. издательство «Захаров» издает дебютную книгу С. Обломова (настоящее имя - Сергей Кладо), - «Медный кувшин старика Хоттабыча», с парадоксальным подзаголовком «Сказка-быль для новых взрослых». В главе 3 романа автор прямо называет свои источники - повести Ф. Энсти и Л. Лагина [см.: Кладо 2006, 44].
Как нам удалось установить, в случае «Медного кувшина» С. Кладо опирался на издание 1902 г.; на это указывает необычное написание имен отдельных персонажей (Яръярис, Бедна-эль Джемаль) - так же, как и у О.М. Соловьёвой. Единственный известный нам экземпляр этого перевода, выпущенный в качестве приложения к «Новому журналу иностранной
литературы», хранится в РГБ. На странице 78, напротив слов о том, почему Факраш не может превратить Фютвоя обратно в человека, есть помета синей гелевой ручкой, с большой вероятностью принадлежащая С. Кладо: «Потому что, - отвечал гений угрюмо, - я забыл как» [Энстей 1902, 78]. В этих словах заключена основная идея повести - обреченность отдельного человека и мира в целом на неудачи, - созвучная и избранному автором псевдониму (С. Обломов), и слову «облом», многократно, как мантра, повторяющемуся на протяжении повести.
Как и в «Медном кувшине» Ф. Энсти, в романе С. Кладо явственно ощутим «пульс времени». Если в повести Ф. Энсти героем был архитектор, а в повести Л. Лагина - пионер, то теперь главным персонажем становится программист Гена Рыжов, носящий прозвище Джинн. Автор создает характерный универсум - «потерянный», полный противоречий мир рубежа тысячелетий, где все «слова предметны, а предметы - условны» [Кладо 2006, 113]. Противоречие ощущается уже в подзаголовке - «Сказка-быль для новых взрослых», - к которому автор неоднократно возвращается на протяжении повести. Мир С. Кладо явно вдохновлен романом В.О. Пелевина «Чапаев и пустота» (1996) - «первым произведением в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». Это пространство, где персонажи потеряны и оторваны друг от друга, где «серая мгла проникает одиночеством через поры кожи» [Обломов 2006, 132], а люди словно «плывут в рапиде замедленной съемки, немонтажно вклеенном в основной видеоряд» [Обломов 2006, 91]. Лейтмотивы повести -утрата границы между сном и явью, компьютерной графикой и реальностью (ср., например: «[кувшин] трехмерный и с более четкой графикой изображения» [Обломов 2006, 35]), способность к миротворчеству, никак, однако, не реализуемая («В конце концов <...>, каждый из нас живет там, где считает возможным: если я хочу жить в сказке, где к бедным программистам попадают кувшины с волшебными старичками, значит, я живу в ней» [Обломов 2006, 36]), - и, наконец, общее чувство потерянности: «<...> мы были существами, лишенными формы, в муках постоянного беспокойного мятежа, слепо барахтавшимися от одного мгновения к другому» [Обломов 2006, 93].
Как и повесть Ф. Энсти, роман С. Кладо очевидно адресован читателю взрослому: многочисленная обсценная лексика, описание наркотических «трипов», скатологический юмор (в главе 5, незадолго до появления Хот-табыча, герой испражняется в кувшин), отсылки к постмодернистским авторам (В.О. Пелевин, П. Остер и др.). То же отмечает и Дж. Салминиен, называя «Медный кувшин.» Обломова-Кладо «юмористическим романом для взрослых» ("humoristic novel for adults") [Salminen 2017].
По утверждению самого автора, главным героем его романа является стиль. При этом текст изобилует стилевыми ошибками, отмечая которые, один из рецензентов едко писал: «Видимо, имелся в виду герой отрицательный» [Славникова 2001]. Мы же, в свою очередь, склонны согласиться с В.Л. Гопманом, видящем в этих огрехах поиски новой стилистики.
Очевидно, что С. Кладо, подчеркивающий «предметность» звучащего слова, с этим словом усердно работает. В романе встречаются многочисленные зевгмы, оксюмороны («благовест Морфея»), синестезия («камин телевизора», «растворившись в толпе, как в кислоте»), индивидуальное словотворчество и неологизмы - приемы, характерные как для литературы постмодерна, так и для детской литературы (ср. окказионализмы С. Кладо: «дворущий» - «орущий во дворе», «ископающийся» - «копающийся» + «ископаемый», - созвучные рассуждению Шалтая-Балтая о «словах-бумажниках»). Наконец, одна из идей повести заключается в том, что джинн, явившийся из заточения в сосуде, - это первородное «творящее» слово: «Я - слово - был в этой пустоте. Я <...> есть весть, понимаешь?» [Обломов 2006, 126]. Призванный в мир, он, подобно новому слову - неологизму, одновременно легко встраивается в него и при этом не находит себе места; роман завершается тем, что герой-программист переводит Хотта-быча в двоичный код и помещает его в интернет - пространство свободы и вседозволенности.
Этот финальный шаг позволил сюжету сделать новый виток и снова
обратиться в сторону подростковой аудитории.
* * *
В 2006 г. выходит фильм «}{0ТТ@БЬ)Ч» (режиссер П. Точилин), молодежная комедия, снятая по роману С. Кладо. Фабула остается схожей (главный герой - программист, украденный с аукциона сосуд, возлюбленная американка, спецслужбы и «рэкетиры»), но в целом антураж становится более детским. Герой забавляется инфантильными розыгрышами (например, рисует схематичное изображение человеческого зада и размещает его на сайте "Microsoft"), но по-прежнему позиционируется как террорист и преступник мирового масштаба (в книге, напомним, он пробовал повлиять на военную ситуацию в Югославии). При этом инфантилизм сочетается в нем с гениальностью: он может не только производить в уме сложные вычисления («Трижды 30 раз по 30 лет. и еще 30 раз по 3 года. Угу-угу. 3970. Да-а... это до фига»), но и дешифровать ДНК Хоттабыча, чтобы перевести его в виртуальный мир.
Возрастная «незрелость» героя оказывается не только генератором комических ситуаций (ср. первое желание Гены Рыжова: «Короче, пусть на каждой мыши будет открывалка для пива!» - и реакцию на него Хоттабы-ча: «О, мудрейший! А поумнее ты ничего не можешь придумать? У тебя всего три желания, идиот!»), но и движущей силой повествования. Персонаж-резонер, пытающийся вывести Гену из его инфантильного состояния («У тебя на мониторе - задница. И я не вижу в этом ничего умного или интересного, извини»), быстро удаляется из сюжета. При этом герой и сам осознает себя как инфантила: «Вроде взрослые люди, а мозгов нет», - замечает он о себе и своих друзьях, так же существующих большей частью в компьютерной иллюзии, а не в реальности. И все же в мире, создаваемым П. Точилиным, такой герой вполне органичен: ведь зло в этой Вселенной
воплощает собой старый джинн с немецким (нарочито чужим!) акцентом, по имени Шайтаныч, а рэкетиров легко можно обмануть, сказав, что «деньги отправлены <...> по е-мэйлу». Хоттабыч, следуя по пятам за Ге-ной Рыжовым, регулярно выручает его: агентов спецслужб он, при помощи камеры "Polaroid", превращает в фотографические силуэты, а бойцов группы «Альфа» заставляет петь хвалу своему незадачливому спасителю («Славься, Геннадий Витальевич, Билла Гейтса пятой попирающий.»). Средством же к победе над злом и способом сохранить жизнь Хоттабычу становится победа в компьютерной игре (в которую программист помещает древнего джинна). Таким образом, сюжет возвращается к юному зрителю, подытоженный тезисом, который высказывает Гена Рыжов о своем универсуме - мире виртуального пространства и интернета: «Разве можно повзрослеть здесь?»
* * *
В 2015 г. в сети появился черновой набросок романа Артура Макгвае-ра «Старик Хоттабыч меняет профессию», представляющий собой первые главы будущего романа, адресованного, очевидно, читателю взрослому. Текст явно носит характер черновика, давно не обновлялся; судя по всему, автор оставил замысел. И тем не менее, это еще раз свидетельствует о том, что вечный сюжет продолжает жить и развиваться. На данный момент он прочно закрепился в детской и подростковой среде - но кто знает, не зайдет ли он в скором времени на новый виток, подобно прихотливому джинну, без спроса и без участия какого-либо владельца вырывающемуся из своего сосуда?
ЛИТЕРАТУРА
1. Гопман В.Л. Как стать счастливым: вариант писателя Т. Энсти // Гопман В.Л. Золотая пыль: Фантастическое в английском романе: последняя треть XIX - XX в. М.: РГГУ, 2012. С. 147-163.
2. Дайс Е. Остановивший Солнце: Мистериальные корни «Старика Хоттабы-ча». URL: http://russ.rU/layout/set/print//pole/Ostanovivshij-Solnce (дата обращения: 15.09.2021).
3. Крюкова Е.В. Типы и функции палимпсеста в юмористическом фэнтези (на материале произведений Терри Пратчетта): дис. ... к. филол. н. М., 2021. 251 с.
4. Лагин Л. Старик Хоттабыч: повесть. М.; Л.: Детиздат, 1940. 180 с.
5. Лагин Л. Старик Хоттабыч: повесть-сказка. М.; Л.: Детгиз, 1953. 256 с.
6. Обломов С. [Кладо С.] Медный кувшин старика Хоттабыча. М.: Захаров, 2006. 280 с.
7. Славникова О. Субъективный обзор прозы // Дружба Народов. 2001. № 1. URL: https://magazines.gorky.media/druzhba/2001/1/proizvedeniya-luchshe-literatury. html (дата обращения: 10.09.2021).
8. Хеллман Б. Сказка и быль: История русской детской литературы / авториз. пер. с англ. О. Бухиной. М.: Новое литературное обозрение, 2016. 555 с.
9. Чемодурова З.М., Лиджи-Горяева А.С. Постмодернистская игровая репрезентация литературных сказок // Международный научно-исследовательский журнал. Сер. «Филологические науки». 2015. № 1-3 (32). С. 55-58.
10. Чудакова М.О. Воланд и старик Хоттабыч // Чудакова М.О. Новые работы: 2003-2006. М.: Время, 2007. С. 470-479.
11. Энстей Ф. Медный кувшин: роман / пер. с англ. О.М. Соловьёвой. СПб.: Редакция «Нового журнала иностранной литературы», 1902. 121 с.
12. Энсти Ф. Медный кувшин: сказочная повесть / пер. с англ. В. Кошевич. М.: Юнисам; Рационом, 2015. 328 с.
13. Anstey F. The Brass Bottle. London: Smith, Elder, and Co., 1900. 312 p.
14. Brough J.C. The Fairy Tales of Science: A Book for Youth. London: Griffith and Farran, 1857. 338 p.
15. Keene M. Science in Wonderland: The Scientific Fairy-Tales in Victorian England. Oxford: Oxford University Press, 2015. 227 p.
16. Lane E.W. The Thousand and One Nights, Commonly Called, in England "The Arabian Nights' Entertainments": in 3 vols. / a New Translation from the Arabic with Copious Notes by E.W. Lane, Author of the "Modern Egyptians". Vol. 1. London: Routledge, Warne, and Routledge, 1841. 618 p.
17. Lang A. (ed.). The Arabian Nights Entertainment. London; New York: Longmans, Green, and Co., 1898. 453 p.
18. Manlove C.N. The Impulse of Fantasy Literature. London: Macmillan Press, 1983. 188 p.
19. Salminen J. Child Adults in Soviet Children's Literature: Lazar Lagin's "The Old Man Hottabych" // Childhood, Literature and Science: Fragile Subjects. London: Routledge, 2017. URL: https://books.google.ru/books/about/Childhood_ Literature_and_Science.html?id=OWQ-DwAAQBAJ&redir_esc=y (дата обращения: 10.09.2021).
REFERENCES (Articles from Academic Journals)
1. Chemodurova Z.M., Lidzhi-Goryayeva A.S. Postmodernistskaya igrovaya reprezentatsiya literaturnykh skazok [Postmodern Game Representation of Literary Tales]. Mezhdunarodnyy nauchno-issledovatelskiy zhurnal. Ser. "Filologicheskiye naukf, 2015, no. 1-3 (32), pp. 55-58. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Chudakova M.O. Voland i starik Khottabych [Woland and the Old Man Hottabych]. Chudakova M.O. Novyye raboty: 2003-2006 [New Works: 2003-2006]. Moscow, Vremya Publ., 2007, pp. 470-479. (In Russian).
3. Gopman V.L. Kak stat' schastlivym: variant pisatelya T. Ensti [How to Become Happy: The Version of the Writer T. Anstey]. Gopman V.L. Zolotaya pyl': Fantasticheskoye v angliyskom romane: poslednyaya tret XIX - XX v. [Golden Dust: The Fantastic in the English Novel: The Last Third of the 19th - 20th Centuries]. Moscow,
Новый филологический вестник. 2022. №1(60). ----
RSUH Publ., 2012, pp. 147-163. (In Russian).
4. Salminen J. Child Adults in Soviet Children's Literature: Lazar Lagin's "The Old Man Hottabych". Childhood, Literature and Science: Fragile Subjects. London, Routledge, 2017. URL: https://books.google.ru/books/about/Childhood_Literature_ and_Science.html?id=OWQ-DwAAQBAJ&redir_esc=y (accessed 10.09.2021). (In English).
(Monographs)
5. Hellman B. Skazka i byl': Istoriya russkoy detskoy literatury [Fairy Tales and True Stories: The History of Russian Literature for Children and Young People]. Moscow, Novoye literaturnoye obozreniye Publ., 2016. 555 p. (Translated from English into Russian).
6. Keene M. Science in Wonderland: The Scientific Fairy-Tales in Victorian England. Oxford, Oxford University Press, 2015. 227 p. (In English).
7. Manlove C.N. The Impulse of Fantasy Literature. London, Macmillan Press, 1983. 188 p. (In English).
(Thesis and Thesis Abstracts)
8. Kryukova Ye.V. Tipy i funktsii palimpsesta v yumoristicheskom fentezi (na materiale proizvedeniy Terri Pratchetta) [Types and Functions of Palimpsest in Humorous Fantasy (Based on the Works of Terry Pratchett)]. PhD Thesis. Moscow, 2021. 251 p. (In Russian).
Велигорский Георгий Александрович, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН.
Старший научный сотрудник Научной лаборатории «Rossica: Русская литература в мировом культурном контексте». Научные интересы: викторианская литература, усадебная литература, сравнительное литературоведение, английская детская литература.
E-mail: screamer90@mail.ru
ORCID ID:0000-0003-4316-4630
Georgy A. Veligorsky, A.M. Gorky Institute of World literature of the Russian Academy of Sciences.
Senior researcher at the Research Laboratory "Rossica: Russian Literature in the World Cultural Context". Research interests: Victorian literature, estate literature, comparative literature, English children's literature.
E-mail: screamer90@mail.ru
ORCID ID: 0000-0003-4316-4630
