CC BY
70
Л.В. КАЛАШНИКОВА
РАЗНОВИДНОСТИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО РАССКАЗА В МАРИИСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1960-1980-х ГОДОВ
Ключевые слова: марийская литература, 1960-1980-е годы, психологический рассказ, разновидности.
Рассмотрены разновидности психологического рассказа в марийской литературе 1960-1980-х годов, а именно: лирико-психологический, нравственно-психологический и социально-психологический рассказы, выявлены особенности их поэтики. Эволюция психологического рассказа в марийской литературе этого периода характеризуется движением от лирико-психологического и нравственнопсихологического рассказа к социально-психологическому.
L.V. KALASHNIKOVA
VARIETIES OF PSYCHOLOGICAL SHORT STORIES IN MARI LITERATURE OF 1960-1980
In given article are considered varieties of the psychological tale in mari literature 1960-1980-h years, as follows, lyric poet-psychological, morally-psychological and social-psychological tales, are revealled particularities their poetic. The Evolution of the psychological tale in mari literature of this period is characterized by motion from lyric poet-psychological and morally-psychological tale to social-psychological.
Причину интереса художников к психологическому анализу и актуальности проблемы психологизма в литературной науке исследователи видят в «исторически обусловленном усложнении взаимоотношений личности с обществом», в «изменении представлений о социально-эстетической ценности личности (особенно ее внутреннего мира) в жизни и в искусстве» [2, с. 47-48].
В марийской литературе военных и послевоенных лет, как и в целом в российской литературе этого периода, получили развитие такие малые жанры, как очерки, зарисовки, не претендовавшие на глубину психологического анализа. Отсутствием это глубины характеризовались также и рассказы. Они были направлены на изображение социально определенного характера, принадлежавшего к тому или иному лагерю; герои раскрывались не изнутри, а через определенные действия, поступки. Рассказы строились, в основном, на событийной канве.
В марийской литературе вплоть до 1960-х годов не было психологических рассказов, направленных на глубокое и детальное изображение мыслей, переживаний и желаний героев, составляющих «существенную черту эстетического мира произведения» [4, стб. 235]. Но и в 1960-е годы, и в последующее десятилетие не происходит резкого «эволюционного скачка», психологизм занимал весьма скромное место. Это объяснялось, прежде всего, медленным ходом «перестройки» общественного сознания, инертностью и стереотипностью художественного мышления авторов. В плане развития психологического рассказа наиболее удачными в марийской прозе стали 80-е годы и последнее десятилетие XX в.
Определив в качестве принципа его типологической характеристики художественную доминанту, мы выделяем в марийской литературе 19б0-1980-х годов следующие разновидности психологического рассказа: лирико-психологический, нравственно-психологический и социально-психологический.
Для лирико-психологического рассказа характерны открытость авторского лирического «я», его эмоциональность, взволнованность, потребность в читательском сопереживании. Таков, например, рассказ В. Любимова «Моя любимая, хорошая» («Моторем, йоратымем», 1964). «Специфика лирического сюжета заключается в том, что определяющими в нем являются не внешние движения (...), а движения внутренние - психологические» [8, с. 108]. В вышеназванном рассказе герой-повествователь, близкий автору, раскрывает читателю свои чувства, рассказывает о зарождении любви к девушке, которая еще недавно была ему просто другом: «Мый ты марте ала-молан Маюк нерген шоналтенат омыл, тудым пуйто ужынат омыл. (...) А таче, теве кызыт, тудо мыланем ялт вашталтын, туняште эн сай да мотор удыр лийын. Тудын гай мотор удыр
сурет ден кинолаште гына ончыкталтеш» («Почему-то до сегодняшнего дня я не думал о Маюк, как будто даже не замечал ее. (...) А сегодня, вот сейчас, она предстала передо мной совершенно в другом свете, стала самой хорошей и красивой девушкой. Таких красивых девушек, как она, показывают только в кино») [5, с. 71. Перевод с марийского автора. - Л.К.]. Проблема юного и скромного героя заключается в том, что он не может прямо сказать девушке о своей любви к ней. Он рассказывает о своих мыслях, мечтах, поступках, которые искушенному читателю могут показаться наивными и вызвать добродушную улыбку. К примеру, на вопрос девушки, почему он на нее так смотрит, герой отвечает, какая она быстрая, хотя хотел сказать, какая она красивая. Или, помогая ее родителям крыть крышу сарая соломой, мечтает о том, чтобы Маюк, появившись, увидела, какой он сильный и трудолюбивый.
Нравственно-психологический рассказ посредством передачи внутреннего мира героев раскрывает их неповторимость, уровень нравственности. По мнению А.В. Огнева, «обостренное внимание (...) к нравственным вопросам объясняется (...) главными воспитательными задачами» [6, с. 179] литературы.
Среди нравственно-психологических рассказов наиболее значимыми в художественном отношении следует считать отдельные рассказы В. Юксерна («Прерванная повесть»), З. Катковой («Чужой» и др.). Рассмотрим один из них -«Чужой» З. Катковой. Коллизия, определяющая сюжетное движение в рассказе, -нравственная, психологическая. Повествование ведется от третьего лица. Сюжет основан на переживаниях больного, «умирающего» человека, страдающего от сознания своей ненужности. Даже «в тихом шорохе ветки ему чудился чей-то голос, настойчиво шептавший: «Чужой, чу-жой...» [3, с. 262]. Когда-то у него была хорошая семья: любящая жена, дети. Но он пренебрег своей семьей и оставил ее ради веселой жизни. На закате жизни соединил судьбу с женщиной, не любящей его и живущей с ним ради его денег. Умирая, он осознает, что одинок, и даже единственный сын «холоден» к нему: «Душа у меня не лежит к нему», -говорит он. - Знаю, родной он мне, а вот не лежит и все» [3, с. 265]. Узнав случайно о существовании другой семьи отца, он еще больше «остывает» к нему: «...Если бы молодой был, как тогда, на карточке, может, и меня тоже... бросил. Маленького. Как тех. Что ему один, когда он троих... И алименты не платил, скрывался»[3, с. 265]. Как видим, в тексте значительное место занимает несобственно-прямая речь героя, которая, безусловно, является средством психологизации повествования.
Душевные переживания играют главную роль в структуре рассказа. С ними связано и композиционное «кольцо»: в начале и конце рассказа - описание весенней природы, причем предложения в них повторяются: «А за окном шумела зеленой листвой весна. Ветка цветущей яблони мягко терлась об оконное стекло» [3, с. 261, 265]. Пейзаж в рассказе противопоставлен чувствам «умирающего», что еще больше драматизирует положение героя. Далее в конце рассказа по принципу контраста дается описание интерьера с использованием четких по смыслу художественных деталей, оттеняющих внутренний драматизм героя: «В тиши прохладных комнат, наполненных кладбищенским безмолвием, чуть слышалось однотонное: «Шу-у... чшо-о... шу-у... чшо-о...» [3, с. 265]. Окружающий мир безжалостен по отношению к человеку, так поздно осознавшему свою ошибку, свое безнравственное прошлое.
З. Каткова мастерски использует выразительные детали, которые создают подтекст и помогают избежать длинных ненужных пересказов. К примеру, в тексте встречаются строчки из песни: «Кудряшечки, мои черные, кудряшечки шелковистые...». Их напевала бывшая жена героя, о которой он даже не сразу вспомнил: «Погоди, кто же это напевал так?.. До чего знакомый голос. Настасья? Нет, это было намного раньше» [3, с. 263]. Можно догадаться, что та
женщина, которая пела ему эту песню, в отличие от Настасьи, по-настоящему любила его, но он не сразу вспомнил ее имя, а только после того, как в подсознании не «всплыл» разговор сына с другом. И вдруг «голоса куда-то исчезли. На смену им издалека, сначала тихо, потом все громче, отчетливее, всплыл полузабытый напев: Кудряшечки, мои черные, кудряшечки шелковистые... Человек вздрогнул, как от удара. Теперь он вспомнил все, и в широко раскрытых глазах его застыла немая мольба. «Даша, сероглазая хохотунья... Как же я сразу-то не подумал про тебя? Прости...» [3, с. 264]. К Дмитрию Ксе-нофонтовичу приходит чувство сожаления, но слишком поздно.
В рассказе нет прямого описания внешности главного персонажа, портрет дается лишь косвенно - в сжатой портретной характеристике сына, являющейся частью внутренних переживаний героя: «Сын... Игорь. Родной. Вылитый отец. Ростом высок, косая сажень в плечах. Брови, что два орлиных крыла. Смоляные кудри вьются колечками, как вились когда-то и у него вот эти жидкие седые пряди» [3, с. 263]. Детали подобраны так, что читателю сразу представляются молодость и красота героя.
В тексте рассказа встречаются повторы - лексические, звуковые. Среди звуковых - это шум ветра, трение ветки яблони об оконное стекло («шу-у... чшо-о... шу-у... чшо-о...»). Среди лексических повторов: «чужой», «умирал», слово «умереть» и его синоним «превратиться в ничто». Эти повторы способствуют созданию атмосферы конца жизни. Фактически герой не умирал, но он «чувствовал, что впереди - мрак и холод» [3, с. 261]. И он ждал смерти, не мог дальше жить с тем страшным грузом, который был в душе.
В другом рассказе З. Катковой - «Ради любви» - центр сюжета также составляет внутренняя жизнь персонажа. События и люди рисуются через восприятие героини рассказа. Произведение имеет интригующее начало: невозможно понять, что предшествовало душевным переживаниям Ирины, какой человек перед нами и кто виноват в случившемся. И только прочитав весь рассказ, мы понимаем, что Ирина - безвольная, легкомысленная женщина, не оценившая старания своего мужа в сохранении семьи, не родившая малыша ради их любви и счастливой жизни.
Конфликт рассказа психологический - противоречия в душе и мыслях героини создают предпосылки для ее внутреннего роста в унисон духовной эволюции окружающих ее людей: мужа, сестренки, друзей. Мысленно она сравнивает себя с ними и одновременно с теми, кто стоит на противоположном «берегу», а именно: с безнравственным, ленивым человеком Арнольдом: «На мгновение Ирине показалось, словно она случайно попала на какой-то большой вокзал. Все куда-то торопятся, о чем-то хлопочут, все радостно оживлены и в то же время озабочены, и только она, Ирина, безучастна ко всему, никуда не спешит, ни о чем не хлопочет. Постепенно привокзальная площадь пустеет, и перед Ириной возникает Арнольд. Такое же, как у нее безучастное лицо, губы искривлены в иронической улыбке, будто Арнольд хочет сказать: «Жизнь, Ирок, надо прожить легко и беззаботно. В этом - весь ее смысл» [3, с. 258]. Ирину не прельщает такая жизнь, она выбирает другое: «Завтра же пойду на завод. Пусть примут хоть ученицей!» [3, с. 258]. Как видно из отрывков, чувство оторванности от близкого окружения, от людей тревожит Ирину, и в ней происходит то, что изображалось в ряде произведений так называемой «советской» литературы, - «процесс вызревания (...) психологических качеств социалистической личности...» [7, с. 6]. При этом внутренняя динамика характера предстает, как и в других рассказах З. Катковой, через внутренний монолог и несобственно-прямую речь.
В социально-психологическом рассказе ярко проявляется социальная детерминированность характера персонажа, показываются психологические ре-
акции человека, возникающие в определенной социальной среде, группе, коллективе. В них часто речь идет не только о психологии (внутренней жизни), но и о нравственности, религии, политике и даже праве, проявляющихся на уровне обыденного сознания.
Наиболее плодотворными для социально-психологического рассказа стали 1980-е годы. Причин этому было много: обсуждение на страницах изданий практически всех ранее закрытых социально-исторических тем, реформы, проводившиеся в стране. Если проза предшествующего десятилетия была сосредоточена на нравственных проблемах, рассматриваемых вне социального фактора либо с обнажением отдельных негативных сторон социальной жизни, то после перестройки писатели стали все чаще обращаться к социальнонравственным и социально-психологическим проблемам. К таким произведениям можно отнести рассказы Г. Алексеева «День рождения» (Шочмо кече», 1985) и «Ночное окно» («Йуд окна», 1985), В. Бердинского «Евдокия» («Ови», 1982) и «Скоты!».
Обратимся в качестве примера к рассказу Г. Алексеева «Ночное окно». Сюжет произведения «соткан» из размышлений главного героя - писателя, автора небольших произведений. Выбор героя не случаен. Он из тех людей, которые по специфике своей профессии часто обращаются к исследованию жизни, размышлению о смысле жизни и т.д. Герой произведения, проснувшись поздно ночью, пытается писать, начинает думать обо всех сложностях, которые встречаются в современной жизни, в его работе.
В рассказе убедительно воссоздается процесс творчества - написание рассказа. Каждое слово, каждая фраза скрупулезно анализируются писателем; он размышляет над тем, какое впечатление может произвести на читателя то или иное слово; он тщательно подыскивает слова, точно выражающие его мысль. Он сравнивает свою работу над прозой с работой поэтов: ему кажется, что поэтам проще выразить свою мысль, вспоминает знакомого поэта, который постоянно хвастается своей «писаниной» и, прочитав свое произведение, спрашивает: «Ну, как, понравилось? Красиво звучит?» [1, с. 60]. «Какое там звучит, вешаться хочется!» [1, с. 60] - говорит писатель. Анализу и оценке героя подвергается и его собственный труд, и отношение к его работе близких знакомых и окружающих. Через эти оценки и размышления четко «проглядывает» авторский анализ современного социума с его проблемами, человеческими драмами и надеждами.
Герой рассказа сомневается: «Может, у меня не хватит сил, может, я сел в чужие сани? (...) Может, лучше начать другую работу вместо того, чтобы портить бумагу и мучаться ночью без сна?» [1, с. 63]. Но светящееся окно в доме напротив напоминает ему о том, что он не один на этом свете и он должен писать произведения, которые будут способствовать тому, чтобы сделать людей добрее, счастливее.
Итак, весь рассказ построен на чередовании разновременных пластов из жизни героя - писателя, которые сливаются в один поток мыслей в переживаемом им времени. Средствами выражения внутренней речи героя становятся несобственно-прямая речь и нечто похожее на «поток сознания»: «Йуд рудышто можо тыге шокшо вакшыш гыч кожгатен кынелтыш? Пуйто ала-ко ордыжем гычак тукалтыш - пурт помыжалт кайышым, омо иканаште ала-кушко йомо. Пыр-так шканем орын, вучалтен кийышым. Уке, тетла ок тол, очыни» [1, с. 55].
Итак, марийский психологический рассказ развивался медленными темпами, но, несмотря на это, уже в 1960-е годы некоторые марийские писатели четко заявили о своем тяготении к показу душевных переживаний героев. В 19601970-е годы в основном преобладали лирико-психологические рассказы, в которых ярко проявлялось авторское лирическое «я», и нравственно-
психологические рассказы, направленные на исследование внутренней жизни человека. Развитие социально-психологического рассказа, связанного с художественным анализом общества в целом приходится, главным образом, на 1980-е годы.
Литература
1. Алексеев Г. Йуд окна / Г. Алексеев // Шурнывече: повесть ден ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1985.
2. Проблемы психологизма в эстетике и литературе / А. Иезуитов // Проблемы психологизма в советской литературе: сб. ст. Л.: Наука, 1970.
3. Каткова З. Адресат выбыл: повести и рассказы / З. Каткова; пер. с марийского автора. Йошкар-Ола, 1987.
4. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003.
5. Любимов В. Моторем, йоратымем: ойлымаш / В. Любимов // Ончыко. 1964. № 6.
6. Огнев А.В. Русский советский рассказ 50-70-х годов: пособие для учителей / А.В. Огнев. М.: Просвещение, 1978.
7. Проблемы психологизма в советской литературе: сб. ст. Л.: Наука, 1970.
8. Торшин А.А. Произведение художественной литературы. Основные аспекты анализа: учеб. пособие / А.А. Торшин. М.: Флинта: Наука, 2006.
КАЛАШНИКОВА ЛАРИСА ВЯЧЕСЛАВОВНА родилась в 1979 г. Окончила Марийский государственный университет. Преподаватель английского языка МОУ «Кожлаерская основная общеобразовательная школа» Мор-кинского района Республики Марий Эл. Область научных интересов - марийская проза второй половины ХХ века. Автор 6 научных публикаций.
