CC BY
129
11. Самашев З. Керамика Сарайчика / З. Сама-шев, О. Кузнецова, В. Плахов. - Алматы: Институт археологии им. А.Х. Маргулана, 2008. - 264 с.
12. Федоров-Давыдов Г.А. Золотоордынские города Поволжья: Керамика. Торговля. Быт. - М.: МГУ, 2001. - 256 с.
13. Хлебникова Т.А. Неполивная керамика Бол-гара // Город Болгар: Очерки ремесленной деятельности. - М.: Наука, 1988. - С. 7-102.
14. Хованская О.С. Гончарное дело города Бол-гара // МИА. - № 42. - Т. 1. Труды Куйбышевской археологической экспедиции. - М.: АН СССР, 1954. - С. 340-368.
15. Fyodorov-Davydov G.A. The Culture of the Golden Horde Cities. Transl. from the Russian by H. Bartlett Wells. British Archaeological Reports. -International Series. Oxf., 1984. - 278 p.
УДК 94(560)
Полывянный Дмитрий Игоревич
доктор исторических наук, профессор Ивановский государственный университет
dipol53@mail.ru
Ешилли Наталья Владимировна
Ивановский государственный университет ecce_homo@mail.ru
РАЗБОЙНИЧЕСТВО В ОСМАНСКИХ СУДЕБНЫХ ДОКУМЕНТАХ XVI-XVШ ВЕКОВ:
ПРОБЛЕМЫ ТЕРМИНОЛОГИИ
Статья посвящена основным причинам многообразия терминологии гайдучества как формы разбойничества в протоколах шариатских судов Османской империи XVI-XVШ вв. Синтетический характер османского языка, значительную долю лексики которого составляли заимствования из арабского и персидского, его склонность к ассимиляции новых терминов в известной мере отражали типологию разбойничества, обозначаемого богатым набором понятий. Терминологическое разнообразие османской судебной документации демонстрирует) и особенности использования норм шариата, различавших наказания разнородных категорий разбойников. Слово «гайдук» появилось на территории Османской империи в связи с обострением ситуации на венгерской границе, став затем эквивалентным наиболее традиционному обозначению разбойничества («эшкия»), а в условиях нараставшего структурного кризиса XVIII века - термину «бунтовщик», который получает более широкое распространение в связи с шариатской нормой, направленной на устранение группы людей, обвиненных в вооруженном выступлении против властей. Относительно происхождения слова «гайдук» существует несколько версий, наиболее убедительной из которых представляется версия румынского историка Тр. Ионеску-Нишкова. По мнению ученого, слово «гайдук» берет начало от венгерского «hаjdu» - «погонщик скота». В результате анализа имеющихся данных было выявлено 14 документов, в оригиналах которых присутствует слово «haydut» или его сочетания с другими терминами.
Ключевые слова: Османская империя, шариат, суд, разбойничество, терминология.
Характерной чертой протоколов шариатских судов Османской империи (сиджи-лов) раннего Нового времени является разнообразие терминологии, применявшейся по отношению к разбойникам и разбойным группам. Так, македонским исследователем А. Матковским было выявлено более 50 вариантов слов и словосочетаний для обозначения субъектов разбойничества с различной степенью проявления в них таких атрибутивных свойств, как «насильник», «убийца», «вор», «непокорный», «преступник», «смутьян» и т. д. [3, с. 43-46]. Вместе с тем, наибольшее распространение в источниках получил гипероним «разбойник» - «е§куа» (араб., мн. ч. - §ак1) [9, s. 147].
Возникает вопрос: почему, несмотря на возможность османских властей использовать наиболее общий термин для расширения круга лиц, попадавших под действие права, направленного на нейтрализацию или устранение потенциально опасных для государства элементов, шариатские суды продолжали применять столь богатый набор терминов по отношению к разбойничеству.
На наш взгляд, причина этого крылась в целом комплексе обстоятельств. Уже сам синтетический
характер османского языка делопроизводства, значительную долю лексики которого составляли заимствования из арабского и персидского, обусловливал разнообразие сходной по значению терминологии, имеющей различное происхождение. В правовой документации встречаются, например, термины и§т (тур. уст.) - вор; §епг (араб.) -жестокий порочный человек, причиняющий зло, смутьян; harаm-zаde (араб.-пер.) - мошенник, обманщик; Ьигаш (араб.) - вор, гайдук, разбойник с большой дороги [8, s. 327]; кийа^ tarik/kutta-ut tarik (араб.) - разбойники с большой дороги, гайдуки [8, s. 530].
Интересно отметить, что при объяснении значений двух последних арабских слов в словарных статьях используется термин «гайдук», применявшийся преимущественно по отношению к разбойничеству в балканском регионе. До сих пор исследователи не пришли к единому мнению о том, было ли слово «гайдук» абсолютным синонимом терминов <АагатЪ> и «кийа^ tarik», либо же оно несло на себе дополнительную смысловую нагрузку, на чем настаивают многие балканские и отечественные исследователи, отождествляющие тер-
12
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова iij- № 2, 2015
© Полывянный Д.И., Ешилли Н.В., 2015
Разбойничество в османских судебных документах XVI-XVIII веков: проблемы терминологии
мин «гайдук» с антифеодальной и антиосманской освободительной борьбой.
Обращение к турецким словарям, где «гайдук» (haydut) трактуется как «человек, грабящий людей с помощью оружия, разбойник» (e§kiyä, §äki) или «горный вор» (dag hirsizi), не дает оснований сделать предположение о его точном значении.
По версии, высказанной в одной из работ проф. С.И. Муртузалиева, еще с XVI века в османской системе права существовало разделение «социально опасных элементов на отдельные категории» [4, с. 185], что выражалось в использовании термина «разбойник» преимущественно для христиан, а «харамия» - для социально опасных элементов - мусульман. В то же время автор пишет: «...в XVIII в. представители османской власти не только отличали разбойников от гайдуков, но и отмечали факты их совместных действий и религиозную их принадлежность» [4, с. 185].
Относительно происхождения слова «гайдук» существует несколько версий, наиболее убедительной из которых представляется версия румынского историка Тр. Ионеску-Нишкова, согласно которому, слово берет начало от венгерского «hajdu» -«погонщик скота» [2, с. 11]. Это название, получившее широкое распространение в Венгрии начиная с XV века в связи с развитием отгонного скотоводства, в последующем закрепляется за венгерскими солдатами-наемниками. С начала XVII века трансильванским князем Иштваном Бочкаи в благодарность за помощь, оказанную гайдуками в его противостоянии с Габсбургами, гайдуцким поселениям был дарован привилегированный статус с сохранением за ними обязанности несения военной службы [1, с. 24]. Вливаясь в состав пограничной охраны Венгрии или переходя на службу к Габсбургам, гайдуки совершали нападения на османские владения, из-за чего, вероятно, и приобрели для османов статус «врагов государства», а для неминуемо страдавшего от разорений мирного населения османских провинций стали синонимом разбойничества.
Следуя документам, изданным болгарской исследовательницей Б. Цветковой, первые упоминания о гайдуках в Османской империи принадлежат иностранцам. Это: анонимный автор, описавший путешествие венецианского посла в Константинополе П. Контарини (1580 г.); Мелхиор Безолт, входивший в состав посольства Священной Римской империи по поводу нарушенного турками мира (1584 г.); французский ученый и дипломат Якоб Бонгарс (1585 г.); фламандский энциклопедист Левинус Хулсиус (1595 г.) и посланник австрийского императора в Валахии Георг Сир-маи (1598 г.) [6, с. 85, 86, 87, 91, 93]. При этом в двух свидетельствах речь шла о гайдуках, пришедших из Сербии («двенадцать тысяч свободных рашских хайдуков», расположившихся в районе
Стара-Планины [6, с. 93]), либо действовавших совместно с сербами («В феврале 1595 г. 2000 сербов и гайдуков собрались и перешли Дунай, напали на Софию, разграбили и подожгли ее» [6, с. 91]). Данный факт указывает на возможность заимствования слова «гайдук» в славянские (серб. ха]дук/ hajduk, болг. хайдут, макед. а1дук), а затем и турецкий языки через сербский, тем более, что, как отмечалось в заметках секретаря английского посольства короля Карла II Рико, в 1665 году отправленного в Константинополь, термин «гайдуки» использовался прежде всего «простолюдинами» [6, с. 206].
Систематическое, хотя еще не повсеместное, употребление термина «гайдук» в османской правовой документации отмечается со второй половины XVII века, однако, особую важность для определения его коннотаций представляют судебные протоколы (сиджилы) XVIII века, периода более поздней и, соответственно, более зрелой правовой практики.
Располагая сиджилами, изданными на македонском языке [5], и допуская, в связи с этим, возможность погрешностей в переводе, было важно выявить хотя бы часть документов, где термин «гайдук» содержится в османских оригиналах. Для этого нами были использованы данные о терминологии, зафиксированной в факсимиле некоторых документов, приложенных к четвертому тому сборника сиджилов [4, с. 183-184], а также транслитерации текстов из «Книги жалоб» (17811783 гг.) [10], содержащей 74 совпадения с документами из пятого тома сборника А. Матковского.
В результате анализа имеющихся данных было выявлено 14 документов, в оригиналах которых присутствует слово «haydut» или его сочетания с другими терминами (табл. 1).
Обращение к содержанию этих документов позволяет сделать следующие первоначальные выводы:
1. Термин «гайдук» употреблялся, прежде всего, для обозначения разбойников-зимми (немусульман), о чём говорит прямая (указания имен - зимми Кулак, Белче, Белчун и Маджар [5, т. 3, с. 30-31]; Шарко, Сафрин, Нико, Голче [5, т. 3, с. 55]; банда «Леко Огулари» и «Косто Огулари», т. е. сыновья Леко и Косто [5, т. 4, с. 66]; Йове [5, т. 4, с. 85]) или косвенная (указания на обязанность выплаты налога джизье, которым облагались лишь зимми [5, т. 3, с. 31-32, 47, 54]) информация из документов.
В то же время термин «гайдук» не нес на себе религиозной нагрузки, поскольку также мог использоваться по отношению к разбойникам-мусульманам (покаяние гайдуков-разбойников из райи, т. е. из податного населения Османской империи, включавшего в себя как зимми, так и мусульман [5, т. 3, с. 47]; участие в гайдуцкой банде «нового» мусульманина Мерджана-оглу (брата Нико) [5, т. 3, с. 55]; избрание Йове главарем гайдуцкой дружи-
Таблица 1
Термин «гайдук» в оригиналах битольских сиджилов и его перевод в сборнике, составленном А. Матковским
№ док. Год Тип документа Термин в оригинале* Перевод А. Матковского
Том 3
31 1706 Судебное заявление «haydüt ejkiyasi» гайдуки-разбойники («а]дутите-разбо]ници»)
32 1706 Ферман «haydüt taifesi» (досл. «шайка гайдуков») гайдуки («а]дутите»)
45 1707 Буюрулду «tapma** haydüdlar» покаявшиеся гайдуки («покаените а]дути»)
54 1709 Ферман «tapma haydüd ejkiya» покаявшиеся гайдуки-разбойники («покаените ащути-разбощици»)
64 1709 Ферман «tapma haydüd» покаявшиеся гайдуки-разбойники («покаените а]дути-разбо]ници»)
150 1717 Буюрулду «dü§man-i din ve haydud ejkiyasi» (досл. «враги религии и гайдуки-разбойники») религиозные враги-гайдуцкие разбойники («верските душмани-а]дутските разбо]ници»)
Том 4
3 1728 Буюрулду haydud-ejkiya гайдуки-разбойники
4 1728 Поручительство haydut Гайдуки
59 1740 [жалоба] haydud-ejkiya гайдуки-разбойники
64 1740 Ферман haydud-ejkiya гайдуцкие разбойники
81 1742 Ферман haydud-ejkiya разбойники и гайдуки
93 1743 Прошение haydud-ejkiya разбойники
103 1746 Список распределения расходов arnavud-haydut арнаутские(албанские) разбойники
Том 5
44 1782 Записка «haydüd» гайдуки («а]дути»)
Примечания:
* В т. 3 наличие термина «гайдук» в шести документах обозначено самим составителем в постраничных ссылках. Список оригинальных названий из тома 4 составлен на основе транслитерированных на русский язык терминов, указанных в статье С.И. Муртузалиева, - хайдут, арнавуд-хайдут, хайдуд-ишкъия.
** Вероятно, от тур. «1артак» - поклоняться; преклоняться; боготворить; восхвалять, т. е. преклонившиеся (покаявшиеся) перед властью.
ны, составленной из мусульман и «неверных» [5, т. 4, с. 85]).
2. Использование термина «гайдук» в османских документах не было детерминировано религиозной принадлежностью объектов нападения разбойников (кража гайдуками коня у мусульманина в Вароше, пленение шестерых «неверных» (зимми) в Мариово [5, т. 3, с. 39]; пленение трех зимми при нападении гайдуков на молочную ферму в районе г. Велес [5, т. 4, с. 86]; жалобы райи с. Буково о нападении на них с целью ограбления в период ярмарки жителей соседних сел совместно с гайдуками [5, т. 4, с. 96]; нападение булукбаши (начальник янычарского полка) Мехмеда и девяти гайдуков на кетхуду (управляющий, деревенский или квартальный староста) Абди, ограбление, принуждение ходить с ним по горам [5, т. 5, с. 36]).
3. Термин «гайдук» не выполнял функции национального маркера. Свидетельством этого, помимо словосочетания «arnavud haydut» [5, т. 4, с. 104], т. е. «албанец-гайдук», где «гайдук» в большей степени играет роль определяющего род деятельности термина, является один из вариантов наименования турецких разбойников на террито-
рии эгейского района Анатолии <«еуЬек hayadidi» (hayadid - мн. ч. от haydйd), т. е. «зейбеки-гайду-ки», встречающийся наряду с такими сочетаниями как «zeybek», «zeybek е^^зо) (зейбеки-разбойни-ки) [7, е. 69].
Очевидно, что в словосочетаниях «arnavud haydut» и «zeybek hayadidi» термин «гайдук» использовался в качестве эквивалента слова «e§klya», являвшегося, как правило, составной единицей многих правовых терминов, например, «haydut е^^з!», «kutta-i tarik e§klyasl», «е^М е^^з!» (разбойник курд), «ТиЛтеп е^^зо) (разбойник тюркмен), «levendat e§klyasl» (разбойник левенд). Существование подобных сочетаний, на первый взгляд, указывает на различие смысловых нагрузок терминов «haydut» и «kutta-i tarik», хотя контекст их употребления - ограбления путников, населенных пунктов, убийства и насилие - сходен. Наиболее очевидным отличием терминов представляется среда их применения: преимущественное использование слова «haydut» в случаях, где истцами выступали немусульмане (славяноязычное население), «kutta-i tarik» - в судебных заявлениях мусульман [12, е. 113; 13, е. 36, 255].
14
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 2, 2015
Разбойничество в османских судебных документах XVI-XVIII веков: проблемы терминологии
На основе приведенных выше примеров можно заключить, что термин «гайдук» закрепился в языке официальной османской документации благодаря балканскому населению, использовавшему это слово в подававшихся на рассмотрение кадийского суда устных или письменных жалобах. Впоследствии термин подвергся процессу лексической ассимиляции, превратившись сначала при помощи характерного для турецкого языка окончания существительных «-1ик» словоформу «haydutluk» (у А. Матковского - «айдутлак») [5, т. 3, с. 23, 29, 31], т. е. гайдучество, а затем - приобретя общую семантику с термином «е§куа».
Терминологическое разнообразие османской судебной документации отражает и особенности использования норм шариата, различавших наказания различных категорий разбойников. Так, термин «бунтовщик» (например: «&а», ^уапкаг», «еИЫ fesad») получает более широкое распространение в связи с шариатской нормой, направленной на устранение группы людей, обвиненных в вооруженном выступлении против властей. Интерпретируя разбой как действие, сопутствующими элементами которого являются ограбление, насилие или убийство, обратим внимание на меры, применявшиеся к людям, обвиненным в совершении упомянутых преступлений.
Поскольку, согласно шариату, разбой входил в число преступлений направленных против религии, то наказанием за него были заранее определенные Кораном меры - хадд (hadd): если разбой не сопровождался убийством, то он приравнивался к воровству и наказывался отрезанием руки и/или ноги; если же ограбленный человек был убит, то наказание устанавливалось в соответствии с принципом кисас (кит), т. е. «правом ответного действия», аналогичному принципу талиона, что предполагало вынесение смертного приговора.
Если же преступление было совершено группой разбойников, то, согласно шариату, все они несли одинаковое наказание. Однако, если вина хотя бы одного из них не могла быть доказана, то наказание хадд опускалось также для всех [11, р. 63]. Поэтому, по предположению, высказанному турецком историком М. Озом, единственным быстрым способом устранения принимавшего широкий размах и не поддававшегося контролю местных властей разбойничества было использование понятия «бунтовщик» ко всем членам разбойной банды [14, s. 37]. Поскольку в трактовке исламского права бунт (Ьа§у) являлся не просто выступлением против законно существующего государства или его правителя, но и самого Аллаха [15, s. 451452], то естественным наказанием за бунт являлась смертная казнь.
В связи с этим, вполне вероятно, что термин «бунтовщик», возникающий в документах с общими формулировками об усилении мер безопас-
ности и борьбы с разбойничеством (например, «приложите все усилия по предотвращению деятельности и изгнанию появившихся гайдуков, воров, разбойников с большой дороги и других злоумышленников и бунтовщиков» [5, т. 4, с. 8]), следует понимать не как свидетельство начала освободительной борьбы против османского господства, а как своеобразную форму предоставления свободы действий местным властям по отношению к правонарушителям.
Таким образом, богатство встречающейся в османских документах терминологии о разбойничестве не только отражало разнообразие его проявлений, но и было обусловлено набиравшим силу структурным кризисом империи. В этой обстановке термин «гайдук», пришедший на территорию Османской империи с ее дунайской границы, перешел в язык права в качестве регионального термина для обозначения людей, занимавшихся разбоем, а затем был уравнен с термином, обозначавшим бунтовщиков.
Библиографический список
1. Гайдуки // Военный энциклопедический лексикон, издаваемый обществом военных и литераторов: в 14 ч. - СПб., 1840. - Ч. 4. - С. 24-25.
2. Драгнев Д.М. Гайдуки - народные мстители. Очерк истории героической борьбы молдавских гайдуков против местных и иноземных угнетателей. - Кишинев: Штиинца, 1962. - 52 с.
3. Матковски А. Отпорот во Македонща во вре-мето на турското владеете: 4 т. Т. 3. А]дутството. -Скоще: Мисла, 1983. - 621 с.
4. Муртузалиев С.И. Методический аспект изучения болгарского гайдуцкого движения XV-XVI вв. (гайдуки, харамии, разбойники) // Втори Международен конгрес по българистика. Т. 7. България през XV-XIX век. - София, 1989. -С. 180-188.
5. Турски извори за аjдутството и арамиство-то во Македонща / превод, редакцща и коментар А. Матковски: 5 т. - Скоще: Институт за национал-на исторща, 1961-1980.
6. Цветкова Б. Хайдутството в българските земи през 15/18 век. Т. 1. - София: Наука и изску-ство, 1971. - 428 с.
7. Qetin A. Osmanli Ar§iv Belgelerinde Zeybekler Hakkinda Bilgiler // Zeybek Kulturu Sempozyumu (24-25 Ekim 2002) / hzl. N. Agikgoz, M. N. Onal. -Mugla: Mugla Universitesi, 2004. - S. 69-125.
8. Devellioglu F. Osmanlica - Turkge Ansiklopedik Lugat. - Ankara: Aydin Kitabevi Yayinlan, 2008. -1195 s.
9. Erta§ M.Y. 18. ve 19. Yuzyilda Osmanli Ta§rasinda Yasadi§ilik: Yerel Idarecilerle E§kiya Ili§kileii // Osmanli'dan Gunumuze E§kiyalik ve Teror / hzl. O. Kose. - Samsun: Etut Yayinlan, 2009. -S. 147-156.
10. Grievance administration (§ikayet) in an Ottoman province: The Kaymakam of Rumelias "Record book of complaints" of 1781-1783 / by Michael Ursinus. -London: Routledge Curzon, 2005. - 190 p.
11. Heffening W. Sarika // The Encyclopedia of Islam / ed. by C. E. Bosworth, E. van Donzel, W. P. Heinrichs and the late G. Lecomte. - V. 9. San-Sze. - Leiden: Brill, 1997. - P. 62-63.
12. Hezarfen A. Rumeli ve Anadolu Ayan ve E§kiyasi: Osmanli Ar§iv Belgeleri - 1. - Istanbul: Kaynak Yayэnlarэ, 2002. - 280 s.
13. Hezarfen A. Rumeli ve Anadolu Ayan ve E§kiyasi: Osmanli Ar§iv Belgeleri - 2. - Istanbul: Kaynak Yayэnlarэ, 2004. - 375 s.
14. Öz MModernle§me Öncesinde Osmanli Toplumunda E§kiyalik Hareketlerinin Niteligi ve Özellikleri // Osmanli'dan Günümüze E§kiyalik ve Terör / hzl. O. Köse. - Samsun: Etüt Yayinlari, 2009. -S. 35-42.
15. §afak A. Bagy // Türkiye Diyanet Vakfi Islam Ansiklopedisi: 44 c. - istanbul: Türkiye Diyanet Vakfi Vakif Yayinlan, 1991. - C. 4. - S. 451-452.
УДК 94(44)"18"
Шигарева Анна Николаевна
кандидат исторических наук, доцент Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
aufklaerung@yandex.ru
ФРИДРИХ II ОБ УРОКАХ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ
В статье предпринята попытка проследить роль обращения к урокам европейской истории в системе взглядов видного представителя просвещенного абсолютизма - прусского короля Фридриха II Гогенцоллерна (1712-1786). Предметом рассмотрения стало не только отношение короля к отдельным историческим личностям или фактам, но и его понимание исторического процесса, предшествующих эпох.
Исторические представления монарха вполне вписываются в дискурс Просвещения: уничижительные характеристики Средневековья и превозношение Античности. Ценности собственной эпохи он ставит выше, чем достижения предшественников. Но в отличие от просвещенных писателей обращение к прошлому европейской истории могло быть продиктовано прагматическими мотивами. Внешняя политика Пруссии в годы его правления (1740-1786) была направлена на изменение политических границ в Центральной и Восточной Европе. Потребность в легитимации территориальных приращений заставляла короля довольно часто прибегать к методу исторических ассоциаций, устанавливая параллели между современными и историческими событиями.
Рационалистически настроенный правитель был вполне готов расстаться с религиозной основой «старого порядка», но не с доктриной «просвещенного деспотизма». Защищая апогей абсолютной монархии во Франции, эпоху «короля-солнца» Людовика XIV, Фридрих ограждал от критики прусский политический режим. История Европы для просвещенного короля - это своеобразный учебник большой политики и одновременно средство репрезентации собственной политической линии как служения обществу и государству.
Ключевые слова: история международных отношений, Новое время, абсолютизм, Просвещение.
Государственный деятель и полководец XVIII века Фридрих II, чьи выдающиеся способности к рефлексии собственной деятельности измеряются тридцатью томами сочинений, особое внимание уделял происхождению политический событий в жизни Европы. «Как искусный механик не довольствуется тем, что видит внешность часов, но открывает их, и рассматривает все пружины и колеса: так искусный политик старается узнать... политические пружины каждого государя и источники происшествий», - писал король, подчеркивая важность поиска причинно-следственных связей. [5, с. 2]. Его размышления о прошлом Европы также являлись частью механизма принятия властных решений.
В подобной политической манере короля историк Р. Нюрнбергер увидел высшую ступень неостоического учения о vita active (практической жизни), унаследованного монархами XVIII века еще от Ришелье [9, s. 94]. Вопреки расхожим представлениям подобная политика требовала высокой степени сознательности, ответственности за государство, умения анализировать и использовать
накопленный исторический опыт. Таким образом, хороший политик должен обладать способностью прогнозирования важнейших событий, что невозможно без анализа событий минувшего.
И хотя история не была той сферой, в которой у активного государственного деятеля была возможность реализоваться в полной мере. Все же он оставил после себя работы исторического характера: «История Бранденбургская...», «История Семилетней войны», «Заметки о военных талантах и характере Карла XII» и др., позволяющие судить о его взглядах на историю Германии и Европы в целом. Определенное отношение у этого влиятельнейшего интеллектуала Нового времени сложилось не только к отдельным историческим фактам и личностям, но и целым эпохам.
Обращение к Древней истории Европы свойственно наследию короля, разделявшего идеи Просвещения. Характеризуя экспансионистские устремления Франции в Центральной Европе, Фридрих считал, что подобные планы простираются до Рейна, «некогда бывшей границы Гал-лии»[8, s. 209]. В письмах он постоянно прибегает
16
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова ¿к № 2, 2015
© Шигарева А.Н., 2015
