CC BY
98
«РАСТОРЖЕНИЕ БРАКОВ» У КАТОЛИКОВ В РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ ХХ ВЕКОВ В.А. Веременко, И.А. Тропов
В России второй половины XIX - начала ХХ веков условия расторжения брака определялись религиозной принадлежностью состоявших в супружестве лиц. Формально католическая церковь не допускала развода1, но имевшиеся у людей возможности заключения межконфессиональных браков и перемены своего вероисповедания значительно осложняли решение этого вопроса. Например, брак с участием православного в обязательном порядке расторгался только в православной консистории и имел силу в отношении обоих супругов.
Поэтому и среди католиков существовали разведенные люди, причем некоторые из них, по нормам светского закона, могли даже вступить в повторный брак. Типичный случай оформления такого развода произошел в середине 1850-х годов с помещиком Виленской губернии, католиком Р.Ю. Куецевичем. При проверке православных метрических книг была обнаружена запись о погребении в 1843 г. Александры Куецевич в возрасте полутора лет. Записи же о ее крещении найдено не было. По запросу Литовской православной консистории Р.Ю. Куецевич сообщил, что о «прижитии» женой дочери он не знал и связей с ней с 1840 г. не имел. Оказалось, что супруги через пять лет после венчания по обряду римско-католической церкви разъехались. Жена сошлась с ксендзом, за что последний был лишен сана. После этого они оба перешли в православие и уехали в неизвестном направлении. Православная консистория сообщила Р. Ю. Куецевичу о возможности возбудить дело о разводе, что и было им сделано. В 1861 году он был официально разведен и получил законное право на новый брак2.
Католическая церковь всячески противилась заключению новых супружеств своих прихожан, получивших развод. Единственный легальный способ для разведенного католика повторно венчаться состоял в том, чтобы заключить брак с представителем другого вероисповедания в церкви, к которой принадлежит будущий супруг. Сам католический ксендз никогда бы не согласился совершать обряд над разведенным, причем это касалось не только католика, но и представителя другого вероисповедания, если он, будучи в разводе, решал связать свою судьбу с лицом, принадлежавшим к католической пастве3.
В качестве альтернативы запрещенному разводу Римско-католические консистории соглашались рассматривать вопрос о признании брака недействительным4. Такие дела назывались «бракоразводными» и предполагали, что супружество окончательно расторгается или прекращается. Поводы для этого были следующие: вступление в брак по обману или принуждению, запрещенная степень родства или свойства, «чужепри-ходность» (венчание ксендзом, в паству которого не входили ни невеста, ни жених), отсутствие необходимого числа свидетелей, «иноверие», физическая неспособность к брачному сожитию, и, наконец, двоебрачие. Во всех случаях, кроме последнего, для признания брака недействительным требовалось «согласное» решение двух, поэтапно рассматривавших дело епархиальных духовных судов. И только при «бракоразводном» процессе «по существованию прежнего брачного союза, законно не уничтоженного», достаточно было решения одной католической консистории5.
Жалобы и апелляции на деятельность консисторий первоначально полагалось подавать в Римско-католическую духовную Коллегию, а высшей инстанцией выступал Ватикан. Нередко недовольные действием римско-католической Консистории лица обращались за помощью к светским властям, прежде всего, в МВД. В этом случае дело все равно исследовалось Коллегией, но при рассмотрении указывалось, с отношением какого из министерств оно поступило. По большинству жалоб Коллегия отказывала просителям, и даже заступничество светской власти редко имело существенное значе-
ние. Так, в 1867-1873 гг. в Римско-католическую коллегию поступило 50 жалоб и апелляций по «бракоразводным делам», из них 8 сопровождались специальным отношением министра внутренних дел. Удовлетворено было 11 (22%) прошений, из которых 3 имели отношение МВД6.
Дела о признании браков недействительными возбуждались в католических епархиях очень редко, достигали второй ступени еще реже, а признавались таковыми вообще единицы. Например, по официальным данным МВД, составленным по отчетам Консисторий, за 5 лет с 1878 по 1882 год во всех 12 католических епархиях Российской империи и Царства Польского было признано недействительными 49 браков. В среднем в 70-х гг. XIX века в каждой католической епархии в производстве находилось от 1 до 5 дел такого рода. К началу ХХ века их численность возросла до 6-9 дел на конси-сторию7.
Католические нормы предусматривали еще один способ прекращения супружеских отношений - временное или пожизненное «разлучение от стола и ложа» (т. н. сепарацию). Формально поводами для сепарации выступали прелюбодеяние, жестокое обращение и участие или понуждение к участию в преступлении. На деле епархиальные начальники существенно расширяли этот список, включая в него помешательство, «заразительную и отвратительную болезнь» и даже непристойный образ жизни (например, пьянство)8. Главным отличием католического церковного закона от российского светского было право на разлучение супругов «по взаимному согласию сторон» при
9
наличии «уважительных причин» .
В отличие от поэтапной процедуры признания брака недействительным, вопрос о сепарации мог быть единолично решен Консисторией или отдельным епархиальным начальником, но при соблюдении определенных правил. После получения иска от одного из супругов приходскому священнику поручалось примирить стороны. В случае неудачи начинался состязательный процесс. Каждая из сторон могла использовать допрос свидетелей (в том числе родственников), присягу и другие доступные ей способы обоснования своих требований и возражений. Главным доказательством считалось признание ответчиком своей вины. Хотя, например, для установления факта прелюбодеяния достаточно было «одной наличности обстоятельств, представляющих его в высшей степени вероятным»10. Но все это не означало, что решения принимались быстро. Из находившихся в 1870-80-х гг. в ежегодном производстве 20-40 сепарацион-ных дел в каждой из консисторий решение в лучшем случае принималось по 2-5 про-шениям11. Епархиальные начальники объясняли эту медлительность тем, что в отсутствии решения духовного суда вражда между супругами исчезает, они «скорее поддаются увещанию своих духовников и сами мирятся»12. Конечно, были случаи, когда епископы принимали решение в ускоренном порядке (за несколько дней), не прибегая к следствию. Понятно, что для этого требовалось «высокое общественное положение» истца13.
Высшей инстанцией по делам о разлучении официально выступал Ватикан. Вместе с тем, редко кто из заинтересованных лиц направлял туда свои иски. Прежде всего, при двух согласных определениях нижних инстанций, рассматривавших дело по существу, апелляция не допускалась, а возможна была лишь жалоба кассационного характера. К этому добавлялась невероятная медлительность в принятии решений, ведь Ватикан должен был заниматься проблемами католиков всего мира. И, наконец, подаче прошений препятствовали серьезные языковые и материальные трудности, которые вставали перед истцами. В этой связи недовольные исходом дела лица искали защиты в российском МВД, а не в далеком Риме. Надо заметить, что светская и духовная власти не вторгались в прерогативы друг друга. МВД, получив жалобу от возмущенного супруга, препровождало ее в Коллегию, предлагая архиепископу разъяснить ситуацию. В свою очередь, чины Коллегии готовили подробный отчет по делу и направляли его на
имя главы департамента духовных дел иностранных исповеданий или даже самого министра внутренних дел. Чиновники МВД подшивали полученные бумаги к делу и, в редких случаях, направляли Коллегии свои соображения, на которых, впрочем, не настаивали. На этом переписка с католической духовной властью заканчивалась. Самому же жалобщику от имени департамента разъяснялось, может ли он в данных обстоятельствах что-либо предпринять, а если да, то куда обратиться и на какие канонические нормы ему следует ссылаться. И все же, не вмешиваясь в ход разбирательств сепараци-онных дел, светская власть должна была периодически исследовать гражданские последствия раздельной жизни официально разлученных супругов, поскольку законы России запрещали оформление официальными лицами каких-либо раздельных актов14. Главными вопросами, требовавшими административного урегулирования, были следующие: предоставление отдельных видов на жительство «разлученным» женам; условия выдачи им содержания; определение судьбы детей; право женщины, получившей сепарацию, на возвращение своего добрачного подданства и, наконец, ее пенсионные права.
В соответствии с каноническими нормами епархиальный начальник, исследовав дело о сепарации, мог постановить решение исключительно по сути иска. Если причины семейных несогласий казались ему незначительными, то он обязывал супругов простить друг другу «обиды и ошибки» и возвратиться «к совместному жительству». В случае же назначения сепарации предполагалось, что ее гражданские последствия будут решаться светским судом или начальством. Гражданским властям должно было принадлежать и принятие «временных по сему мер в продолжении производства дела»15. В мае 1867 года генеральный викарий Могилевской архиепархии Станевский, излагая для МВД позицию своей церкви по «бракоразводным» и сепарационным делам, подтвердил применимость данного положения в России, указав лишь на обязанность епископа снабжать при определенных обстоятельствах женщин свидетельствами на отдельное проживание на время производства дела16. После издания в 1894 г. «Положения о видах на жительство» процедура выдачи судящимся в католической консистории женщинам отдельных паспортов изменилась. При возбуждении дела истице выдавалось удостоверение о подаче искового прошения, по которому ей предоставлялось право на получение от гражданской власти временного паспорта до окончания производства. После удовлетворения духовным судом иска это удостоверение заменялось копией с решения дела или сепарационным свидетельством, служащим основанием для вы-
17
дачи установленного вида на жительство .
Несмотря на то, что все гражданские последствия сепарации выходили за пределы деятельности консисторий, последние в 50-60-е гг. нередко нарушали эту норму, определяя даже конкретные суммы полагавшегося невиновной стороне денежного содержания. Это происходило потому, что по российским законам раздельная жизнь супругов была официально запрещена, и духовные лица опасались, что государственные органы откажутся принять к рассмотрению иски о суммах возмещения. Так, в семейном деле Вейнценовичей консистория наложила на объявленного ею виновника сепарации, коллежского асессора А. Вейнценовича, обязанность выдавать жене с сыном 1/3 своего дохода в размере 400 руб. в год. Именно этот конкретный случай стал поводом к внесению в законодательство специальных норм, касавшихся урегулирования сепарацион-ных дел католиков.
В июле 1868 г. Т. Вейнценович подала генерал-губернатору жалобу на Виленское полицейское управление за неисполнение им решения консистории об истребовании от мужа причитающегося ей и ее сыну содержания. Власти обратились к консистории за разъяснением, на каких основаниях она установила гражданские последствия сепарации. Консистория сослалась на уже имевшиеся прецеденты и на то, что «законом не указан другой порядок для разрешения подобных дел». Это отражало реальную ситуа-
цию, поэтому МВД возбудило вопрос о добавлении в закон отсутствующей нормы. Совместными усилиями светских и духовных ведомств был подготовлен проект, основанный на нормах Устава евангелическо-лютеранской церкви. Согласно этому Уставу духовный суд, разделяя супругов, разрешал лишь вопрос о месте пребывания детей и о том, кто должен нести издержки по их содержанию, а все конкретные материальные споры между супругами должны были либо решаться ими взаимным соглашением, либо становится предметом гражданского иска в светском суде. Это правило вступило в
18
силу в апреле 1873 года .
Материалы, посвященные разработке указанного выше законопроекта, были объединены под названием «О праве римско-католических духовных учреждений определять размер содержания разведенной от мужа жене»19. Вообще в документах российских государственных учреждений часто вместо католических терминов «разлучение» или «сепарация», применялось более привычное наименование - «развод»20.
Легко заменяя в официальных бумагах понятие «разлучение» на «развод», придавая сепарации, таким образом, все права последнего, за исключением возможности нового супружества, российские чиновники оказывались в сложном положении, когда их внутреннее убеждение вступало в противоречие с отсутствием соответствующего постановления в законе. Такая ситуация возникала при возбуждении вопросов о подданстве и пенсионных правах разлученных католичек. По российским законам русская подданная, вступив в брак с иностранцем, считалась иностранкой, но могла после
смерти мужа или расторжения брака с ним без лишних формальностей возвратиться в
21
подданство России . Если же женщина не разводилась с мужем, а лишь «разлучалась», пусть даже пожизненно, то вопрос о возможности возвращения ее в добрачное подданство оказывался спорным. Для жительниц Польши проблема разрешалась на основании ст. 267 местного Гражданского Уложения, гласившей, что «разлучение от стола и ложа на неограниченное время влечет за собой все гражданские последствия развода»22. Но если женщина родилась в Центральной России, то успех дела зависел от самых разных обстоятельств: ее общественного и имущественного положения, наличия связей и т. д. Для тех же, кому не удавалось достигнуть цели возвращения в русское подданство в общем порядке, существовала возможность обращения к «монаршему милосердию»23.
Еще менее определенным было соотношение разлучения и развода в вопросе о пенсии. В соответствии с пенсионными правилами разведенным женам не полагалась пенсия за службу мужа, по поводу же разлученных в законодательстве ничего не говорилось. В 1900 году многочисленные правительственные инстанции обсуждали возможность предоставления пенсии вдове бывшего полицмейстера С.-Петербурга Ф. Ду-бисс-Крачак. За несколько лет до этого супруги были разлучены с признанием жены виновной стороной. Министерство финансов, приравнивая гражданские последствия разлучения к разводу, отказало в предоставлении пенсии. Министерство юстиции заняло противоположную позицию, ссылаясь на то, что супруги проживали в С.-Петербурге, поэтому нормы польского закона к ним неприменимы. Отсутствие закона Минюст предлагал трактовать в пользу просительницы. МВД вообще устранилось от решения спорного вопроса, ограничиваясь лишь простой констатацией того, что сепарация супругов Дубисс-Крачак была проведена в соответствии с каноническими правилами, и
24
что гражданские последствия сепарации не предусмотрены российскими законами .
Статистика осуществляемых католическими консисториями сепараций свидетельствует об их некотором преобладании над числом браков, признанных недействительными. В 1878-1882 гг., когда 49 католических браков были признаны недействительными, 141 брак подвергся сепарации (соотношение 1:3). В тот же период в костелах был заключен 390.311 брак. Значит, на каждые 10 тыс. супружеств с участием католиков приходилось 1,2 недействительных и 3,6 разлученных брака.
Итак, в соответствии с официально существовавшей в России доктриной веротерпимости прекращение супружеского сожития в семьях католиков регулировалось канонами данного вероучения. Правительство практически не вмешивалось в процедуру «бракоразводного» и сепарационного производства. Участие МВД в этих делах ограничивалось лишь пересылкой жалоб в Римско-католическую коллегию, рекомендацией просителям сменить религиозную принадлежность, разводиться и вступать в новый брак с участием священников других христианских вероисповеданий и, наконец, учетным делопроизводством. Вместе с тем, нередко нормы католического брачного права вступали в противоречие с требованиями российского светского закона. В отдельных случаях, касавшихся паспортных правил или организации имущественных отношений разлученных супругов, проблемы несоответствия светского и религиозного закона были в последней трети XIX века большей частью решены. Но многие правовые нестыковки сохранились и к началу ХХ века.
Показатели недействительных браков и сепараций среди католиков демонстрируют характерные колебания в пределах очень низких значений и с отсутствием устойчивого роста. На наш взгляд это можно объяснить несколькими факторами. Для того, чтобы брак мог быть признан недействительным, необходимо было доказать наличие добрачных канонических нарушений, что значительно ограничивало число потенциальных просителей. В случае же разлучения даже признанный невинным супруг все равно лишался шансов на вступление в новый брак, а, следовательно, многие заинтересованные лица не видели смысла в прохождении через эту неприятную, длительную и дорогостоящую процедуру. Среди католиков, несомненно, было много супругов, живших раздельно без какой-либо санкции, но, к сожалению, определить их численность не представляется возможным. Немаловажную роль в малом распространении среди католиков официальных сепараций играла и позиция консисторий, специально затягивавших производство. Это, с одной стороны, приводило к тому, что некоторые участники дела так и не дожидались его исхода, а с другой стороны, это становилось дополнительным аргументом в пользу разъезда супругов без официального разрешения. Наконец, отказ католической церкви от развода приводил к тому, что многие католики разводились по канонам других христианских церквей или вообще меняли свою религиозную принадлежность. Эти лица, не учтенные в католических отчетах, увеличивали процент разводов среди протестантов и православных.
В ст. 1 «Положения о союзе брачном» говорилось, что брак между католиками прекращается «единственно смертью одного из супругов». См.: Положение о союзе брачном 1836 года. - Пг., 1916. -Ст. 1. - С. 3.
2 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 821. Оп. 1. Д. 875.
3 Иллюстрацией этого положения является дело дворян Скаковских. См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 659. - Л. 108 - 109.
4 При этом надо иметь в виду, что российские законы запрещали католической духовной власти пересматривать дела о разводе, по которым уже состоялось решение православной духовной консистории. См.: Св. Зак. - Т. Х. - Ч. 1. Законы Гражданские. - СПб., 1900. - Ст. 74.
5 Положение о союзе брачном 1836 года. - Ст. 80 - 81. - С. 25. Св. Зак. - Т. XI. - Ч. 1. Уставы духовных дел иностранных исповеданий. - СПб., 1896. - Ст. 64.
6 Подсчитано автором по: РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 621. - Л. 142 об. - 153.
7 Подсчитано автором по: РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 2408.
8 Там же. Ф. 1412. Оп. 241. Д. 12. - Л. 12 - 12 об.
9 Положение о союзе брачном 1836 года. - Ст. 62 - 67. - С. 19.
10 РГИА. Ф. 1412. Оп. 241. Д. 12. - Л. 13.
11 Подсчитано автором по: РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 621.
12 Там же. Ф. 821. Оп. 10. Д. 621. - Л. 227 - 228.
13 Напр., дело действительного статского советника, доктора медицины И.Ф. Земацкого против его жены, урожденной Мацевской см.: РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 2408. - Л. 43 - 43 об.
14
15
Св. Зак. Т. Х. Ч. 1. Законы гражданские. - СПб., 1876. - Ст. 76. Положение о союзе брачном 1836 года. - Ст. 77.
16 РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 616. - Л. 18 - 18 об.
17 Там же. Ф. 1412. Оп. 241. Д. 12. - Л. 16.
18 ПСЗ. Собрание - 2. - 1873. - Т. ХЬУШ. - № 52150. - С. 494 - 495.
19 Аналогичное дело в материалах МВД называлось - «Об установлении порядка определения имущественных прав разведенных супругов католического исповедания». См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 1. Д.
1336.
20 РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 603. - Л. 149.
21
Св. Зак. Т. IX. Законы о состояниях. - СПб., 1876. - Ст. 1026.
22 Гражданское Уложение 1825 г. // Сборник гражданских законов и постановлений, действующих в губерниях: Варшавской, Калишской, Келецкой, Ломжинской, Люблинской, Петроковской, Плоцкой, Радомской, Сувалкской и Седлецкой. - Т. 1. - Варшава, 1869. - Ст. 267. - С. 145.
23 РГИА. Ф. 1412. Оп. 252. Д. 794. - Л. 22.
24 Там же. Ф. 821. Оп. 10. Д. 659. - Л. 160 - 162.
