CC BY
57
слово и ОБРАЗ В культуре
Е. А. Аль-Фарадж
«рассуждение о подлинной и мнимой красоте» пьера николя в контексте идей французского классицизма
«Рассуждение о подлинной и мнимой красоте», автором которого является Пьер Николь,— текст малоизученый, который только недавно привлек внимание исследователей, который, тем не менее, представляется интересным и даже программным для французского классицизма XVII в. Автором его является Пьер Николь (1625-1695), богослов, моралист, жизнь которого с ранних лет оказалась связанной с монастырем Пор-Рояль. Он преподавал древние языки и литературу в «маленьких школах», организованных при монастыре, и слыл выдающимся латинистом. Пор-Рояль был оплотом теологического августинизма и бастионом янсенистского движения во Франции, но также и важным очагом культуры.
Преподаватели «маленьких школ» занимались активной переводческой и изда-тельсткой деятельностью, и Пьер Николь принимал непосредственное участие в этой работе. Вместе с Клодом Лансло он подготовил сборник латинских эпиграмм, а также написал к нему предисловие, которому и посвящена наша статья. Среди пособий, изданных «пор-роялистами» для нужд «маленьких школ», следует назвать «Новый метод по изучению латинского языка» (1644) и «Новый метод по изучению греческого языка» (1655), оба революционных для своей эпохи, потому что они сделали французский, родной для обучающихся, язык базой для изучения иностранного языка. Как пишет Николь, не следует пользоваться пособиями, где «правила грамматики изложены на латинском языке, потому что это смешно — показывать принципы языка на том самом языке, которому хотят обучить и который пока что неизвестен обучаемому» х. Эти учебники были довольно востребованы. Также в этой связи стоит упомянуть «Новые элементы геометрии» (1667) Антуана Арно, которые несли на себе отпечаток картезианства. Отшельники Пор-Рояля также опубликовали перевод басен Федра (1646) и комедии Теренция (1647), в чем их неоднократно упрекали 2. Группа Пор-Рояля также
1 Nicole P. Essais de morale. Choix dessais introduits, ёditёs et annotёs par Laurent Thirouin.— P., 1999.— P. 292.
2 Расин написал в споре со своими прежними наставниками следующее: «А вы, считающие себя последователями Отцов, чем вы руководствовались, когда переводили комедии Теренция? Следовало ли прерывать ваши святые занятия, чтобы стать переводчиками комедий?». Racine J. Lettre а lauteur des Mresies imaginaires et de deux Visionnaires // Nicole P. TraM® de la Comёdie.— P., 1998.— P. 228.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 1
179
играла важную роль в распространении и популяризации идей блаженного Августина: в 1644 г. Антуан Арно публикует свой перевод «Истинной религии» и «Энхидриона», а «Исповедь» в переводе Арно д’Андийи выходит в свет в 1649 г.
Пьер Николь, сейчас известный в первую очередь специалистам, в XVII в. был читаемым и уважаемым автором. О его популярности и востребованности среди современников может свидетельствовать хотя бы тот факт, что три его трактата были переведены на английский язык Джоном Локком 3, а его «Очерки о морали» были одной из самых читаемых книг о духовной жизни 4. Другим важным сочинением Николя является «Логика, или искусство мыслить», известная также как «Логика Пор-Рояля» написанная в соавторстве с Антуаном Арно и изданная впервые в 1662 г. Значимость этой работы, долгое время служившей референцией, когда речь шла о классической теории знака, была актуализирована в 60-х гг. XX в. в сочинениях Мишеля Фуко и Наома Хомского, которые увидели в «Логике Пор-Рояля» значимые элементы рефлексии по вопросу о соотношении языка и мышления.
Текст, о котором пойдет речь в данной статье, «Рассуждение о подлинной и мнимой красоте», представляет собой предисловие к сборнику латинских эпиграмм, подготовленных к изданию преподавателями «маленьких школ», который был издан в 1659 г. Вполне возможно, что в написании этого текста принимал участие и Паскаль: коллективная работа была принята среди «отшельников Пор-Рояля», к тому же некоторые фрагменты «Мыслей», посвященные вопросам эстетики, перекликаются с размышлениями Николя о красоте 5. «Рассуждение о подлинной и мнимой красоте» было написано на латинском языке, что объяснялось в первую очередь «школьной» аудиторией сборника эпиграмм, но также и знаком учености, серьезности затрагиваемых вопросов. Этот текст был принят довольно благосклонно, о чем может свидетельствовать тот факт, что в течение XVII в. он был дважды переведен на французский язык. К тому же в 1683 г. в Лондоне вышел английский перевод «Рассуждения о подлинной и мнимой красоте», а в 1686 г. это сочинение было включено в программу Итонского коллежа, что обеспечило ему весьма завидную издательскую судьбу: текст регулярно переиздавался в течение всего XVIII в.
Создание этого текста связано с важной эпохой в истории французского классицизма: это так называемый период «апогея» классицизма (1660-1680), эпоха, современная высшим достижениям в области словесности, для которой характерен также и напряженный поиск в области теоретической рефлексии о литературе. Обоснование положений, которые принято связывать с «доктриной классицизма» — учение о трех единствах, о превосходстве разума над вдохновением, о дидактической функции поэзии — было связано с предшествующей эпохой, тогда как во второй половине века эти предписания стали ставиться под сомнение или, по крайней мере, обрастать
3 «О слабости человека», «О средствах, способствующих сохранению мира» из первого тома, а также «О существовании Бога» из второго тома «Очерков о морали». Оба тома вышли в 1671 г. Джон Локк, вероятно, познакомился с сочинениями Пьера Николя между 1672 и 1680 гг., во время своих путешествий во Францию, и в тот же период выполнил перевод указанных трактатов, публикация которых состоялась много лет спустя после смерти переводчика, в 1828 г. Стоит, отметить, что сочинения Николя переводил не только Локк: в 1677 г. подборка текстов моралиста из Пор-Рояля увидела свет в Лондоне, имя переводчика неизвестно.
4 Martin H.-J. Livre, pouvoirs et societe a Paris au XVIIе siecle (1598-1701).— T. II.— Geneve, 1999.— P. 830.
5 Например, фрагмент 585-32 о единственной модели красоты.
нюансами. С этой точки зрения и показательно изучение текста Николя, который рассуждает о красоте, оперируя при этом понятиями — разум, природа, истина — которые занимают важное место в поэтике классицизма, но в тоже время, трактуя их иным, не вписывающимся в традиционные схемы, образом. Также новаторство Николя заключается в том, что он рассматривает красоту не как качество, объективно присущее вещи, в данном случае литературному произведению, а как отношение, возникающее между самой вещью и природой воспринимающего субъекта. Таким образом, «Рассуждение» Николя оказывается одновременно укорененным в традиции, но и новаторским текстом.
Заглавие текста Николя, «Рассуждение о подлинной и мнимой красоте», также довольно показательно. Проблема различения подлинного, истинного и мнимого, ложного, была широко обсуждаема авторами XVII столетия. Как указывает Жан Менар, это различение впервые появляется в области эстетики под пером Пьера Корнеля, в посвящении к «Сиду» (1637) 6. В этом тексте упомянутое различение едва очерчено, Корнель выражает свою радость по поводу того, что его пьеса понравилась мадам де Комбале, племяннице кардинала Ришелье, которой она и была посвящена: «...ваше суждение о пьесе является несомненным свидетельством ее ценности; и поскольку вы всегда отдаете должное истинным красотам, ложные никогда не смогут вас ослепить» [курсив наш] 7. Как отмечает Жан Менар, различение между подлинной, истинной красотой и мнимой, ложной становится важным в тот момент, когда предметом вопрошания являются не законы, в соответствии с которым произведение было сконструировано, но принципы суждения о нем 8. Таким образом, именно это суждение и его основания становятся предметом рефлексии. Схожая проблематика затронута и в самом начале «Рассуждения о методе» (1637) Декарта, который утверждает, что заблуждения в области познания являются результатом неправильного применения здравого смысла или разума, способности, которой в равной мере наделены все человеческие существа, функция которой заключена в том, чтобы «отличать истину от заблуждения». Нужно, поэтому, найти правильный метод и следовать ему в поиске первых оснований наук. «Рассуждение о подлинной и мнимой красоте» открывается размышлением о том, как важно отличать истину от лжи, что перекликается с демаршем, предпринятым Декартом, который отмечает, насколько ценной является способность «правильно рассуждать и отличать истину (le vrai) от заблуждения (le faux) — что, собственно, и составляет, как принято выражаться, здравомыслие, или разум» 9. Как и Декарт, Николь выводит вначале общие положения и определения, которые впоследствии применяет к конкретному материалу.
В самом начале своего рассуждения Николь констатирует существование множества противоречивых мнений относительно одного и того же предмета и объясняет это тем, что люди не всегда направляются разумом, когда судят о красоте. Разум, таким образом, является единственным средством придти к идее подлинной и неподдельной красоты; подлинно красивой является та вещь, которая несет на себе отпечаток идеи красоты: «все то, на чем она оставляет свой отпечаток, является подлинно красивым и изящным; то же,
6 Mesnard J. Vraie et fausse beaute dans lesthetique du XVIIe siecle / Mesnard J. La culture du XVIIe siecle.— P., 1992.— P. 211.
7 Цит. по: Mesnard J. Vraie et fausse beaute dans lesthetique du XVIIe siecle. P. 211.
8 Mesnard J. La culture du XVIIe siecle. P. 211.
9 Декарт Р. Сочинения в 2-х т.— Т. 1.— М., 1989.— С. 250.
что от нее уклоняется, будет считаться безобразным и лишенным грации» 10. Сам разум Николь характеризует как «ясный и простой» (сertum ac simplex), из чего можно сделать вывод, что здесь имеется в виду не столько дискурсивная, сколько интуитивная способность. Николь употребляет метафору света в его описании: «свет разума». Эта аллюзия вписывает мысль Николя в августинианскую традицию, вдохновленную неоплатонизмом, которая рассматривала разум как самую высшую способность человека, «особую часть его существа, которая обеспечивает его совершенство» 11. Исследование вещей, если вести его с помощью разума, непременно приведет к идее природы и главному правилу, с которым следует согласовывать любое суждение в области эстетики: вещь является красивой, если соответствует, во-первых, своей собственной природе, а во-вторых, природе человека. И здесь, отмечает Николь, не следует иметь в виду природу испорченную или развращенную, но правильную и должным образом расположенную (natura emendate et bene composita); исходя из склонностей такой природы и следует судить о красоте 12. Подлинная красота, в свою очередь, характеризуется им как независимая от единичных обстоятельств, не подверженная ущербу: она не является «тленной, изменчивой, зависимой от обстоятельств, но неизменной, незыблемой, вечной», что позволяет ей «нравиться во все века» 13. В том, как Николь характеризует красоту, в том, что он говорит в первую очередь об идее красоты, вечной и неизменной, от причастности которой вещи также становятся красивыми, сказывается влияние платонической эстетики, в частности, диалога «Гиппий Больший», в котором вопрос о том, что такое красота остается без ответа, но тем не менее становится понятно, что прекрасное — это не прекрасная девушка, лира или горшок, но что-то, общее указанным вещам, но не сводящимся к ним, благодаря которому все они считаются прекрасными, благодаря идее красоты.
Обозначив общие принципы анализа, Николь переходит далее к рассмотрению конкретного материала. Поскольку важным элементом любой речи (oratio) являются слова (verba) и идеи, пишет он, то она будет считаться красивой в том случае, если оба компонента придут в соответствие с природой, понимаемой двояко. Слова соответствуют вещам (rei) в том случае, когда о великих вещах сказываются великие слова, а о вещах малых — малые 14. Это положение согласуется с мнением Цицерона, который советовал приспосабливать стиль речи к вещам, о которых идет речь. Эта позиция была освещена авторитетом Августина и стала общим местом европейской риторики. Тот же тезис можно встретить у Антуана Арно в «Размышлениях о красноречии проповедников» (1695): «.нужно выражать простые вещи простым стилем; вещи обычные чуть более возвышенным стилем; великие вещи — стилем великим и возвышенным.» 15. Чтобы привести слова в соответствие с вещами, не следует рассматривать вещи такими,
10 Nicole P. Traite de la Vraie Beaute et son Fantome et autres textes desthetiques.— P., 1996.— P. 52: «.qua quicquid impressum est vere pulchrum & elegans est, a qua contra quicquid abhorret, deforme
& inelegans merito dicendum».
11 Augustin. De diversis quaestionibus 83, quaest. 46, § 2. ^t. no: Guion B. Pierre Nicole, moraliste.— P., 2002.— P. 525.
12 Nicole P Traite de la Vraie Beaute. P. 54.
13 Ibid. P 56.
14 Ibid. P 64: «Verborum autem cum rebus consensio in eo posita, ut grandibus grandia, humilia humilibus aptentur».
15 Arnauld A. Reflexions sur leloquence des predicateurs. Goibaud Du Bois P Avertissement en tete de sa traduction des Sermons de Saint-Augustin.— Geneve, 1992.— P 11:«.il faut dire les petites choses d’un style simple; les mediocres d’un style plus releve; & les grandes, d’un style grand et sublime.».
какими они суть сами по себе, ни такими, какими они существуют в уме говорящего, но такими, какими они с помощью речи представляются в умах слушателей или читателей. Так происходит согласование слов с вещами, но каким же образом слова могут соответствовать человеческой природе? В ней, пишет Николь, можно заметить отвращение к устаревшим словам или к непристойным выражениям, отвращение, присущее всем людям: им свойственно «врожденное чувство стыда по отношению к грубостям и неприличиям» 16. Красоте «постоянной, неизменной, вечной» соответствует, таким образом, природа человека вообще, которая, согласно замечанию Жана Лафона, «наиболее приближена к природе человека до грехопадения» 17. В то же время Николь сообщает образу идеального читателя черты «благовоспитанного человека» (honnestus homo, honnete homme): в светской эстетике природа благовоспитанного челоека была моделью человека par excellence. Сам термин, «благовоспитанный человек», несколько раз встречается в тексте «Рассуждения»: грубые выражения «.изгнаны из лексикона благовоспитанных людей», «изяществу свойственно. согласоваться. с природой благовоспитанных людей» 18. Поэтому вполне естественно, что необычные или неправильные слова могут ранить, а выражения, употребленные к месту и должным образом, напротив, вызвать одобрение.
О согласовании мыслей (sententia) и вещей можно говорить в том случае, когда мысли формируются в соответствии с истиной. Ложные мысли, как правило, сформулированы так, что можно с не меньшим правдоподобием утверждать обратное тому, что они высказывают. Мысли согласуются с людьми, если отвечают склонностям человеческой природы. Таким образом, важнейшей характеристикой мыслей является истинность, ведь все ложное отклоняется от вещей, какими они суть сами по себе: «нет никакой красоты в ложном, если только не в той степени, в которой ложное выдает себя за истинное» 19. Из чего следует, что истина является источником красоты, а ложь — причиной безобразия, которое противно не только природе вещей, но и природе человека, в которой запечатлена врожденная любовь к истине и отвращение ко лжи. Поэтому, заключает Николь, нужно избегать всего того, что может оскорбить человеческую природу, и старательно следовать ее склонностям, чтобы достигнуть искомой красоты 20. Платоническая по происхождению, эта концепция красоты, отождествляемой с истиной, встречается и в других текстах эпохи, например, у ораторианца Бернара Лами, чьи «Новые размышления о поэтическом искусстве» (1678) отмечены влиянием идей Николя. Но тогда как позиция Николя кажется на первый взгляд лишенной теологических оснований, эстетическая мысль ораторианца является эксплицитно теоцентрической. Согласно Бернару Лами, любовь к истине присуща человеческой природе: человеческий ум стремится познать только то, что кажется ему истинным 21. Поэтому все литературные произведения, чья
16 Nicole P. Traite de la Vraie Beaute. P. 102.
17 Lafond J. Un debat esthetique a lepoque classique: la theorie du beau dans l’«Epigrammatum delectus» de Port-Royal et sa critique par le Pere Vavasseur // Acta Conventus neo-latini Turo-nensis.— P, 1980.— P 1273.
18 Nicole P Traite de la Vraie Beaute. P. 102.
19 Ibid. P 80: «.nec ulla in falsitate pulchritudo, nisi quantum veritatem mentitur».
20 Ibid. P. 56: «Haec si ad orationem transferri placeat, eam vere pulchrum esse dicemus, quae tum ipsarum rerum naturae, tum sensuum animique nostri propensionibus convenit.».
21 Lamy B. Nouvelles reflexions sur l’art poetique.— P., 1998.— P. 169.
неправдивость бросается в глаза, кажутся смехотворными. Бернар Лами упоминает в этом контексте истины, начертанные Богом в сердце человека, которые «подобны факелу нашей души» и которые помогают нам здраво направлять наши поступки и суждения. В «Рассуждении» Николь никогда не приводит аргументы религиозного свойства, внешним образом его мысль остается более общей и философичной. Однако платонические реминисценцци очевидны и у Николя, в частности, одна из них присутствует уже в заглавии текста, где эпитет, характеризующий красоту — «ложная», «мнимая» передается латинским прилагательным «аёишЬга1а», отсылающим к понятию тени, связанным с мифом о пещере из VII книги «Государства» (514 а и далее), а также с рассуждениями о трагической поэзии из X книги (597 е и далее). Таким образом, мысли Николя свойственна определенная двойственность. С одной стороны, он трактует красоту в духе платоновского идеализма, как вечную и неизменную идею, но с другой стороны, утверждает, что красота — это не качество объективно присущее вещи, но определенное соответствие, соответствие вещи своей собственной природе, но — что ничуть не менее важно — природе человека, что свидетельствует о его желании во-первых универсализировать идею красоты, но в то же время об осознании того, что красота вещи зависима от суждения воспринимающего субъекта, которое в свою очередь определяется склонностями его природы.
Каким же образом Николь видит природу человека? В глубине человеческого естества, считает Николь, сосуществуют два противоположных начала: сила и слабость, следствием чего является непостоянство человеческих пристрастий и вкус к переменам. Поэтому ни один единообразным образом построенный объект не может долго удерживать внимание. Этим объясняется, считает Николь, тот факт, что тексты, приправленные пышными метафорами, обычно вызывают удовольствие: вследствие слабости своей природы люди не способным вынести истину в ее простоте, безыскусности и суровости и нуждаются в помощи метафор, которые, однако, некоторым образом направляют восприятие по ложному пути. Критика риторических фигур является отличительной чертой «Рассуждения» Николя. Так, например, экивоки и гиперболы относятся им к категории ложных мыслей, поскольку они удаляются от истины вещей. Он определяет, например, метафору как риторическую фигуру, которая «несколько удаляется от истины» и предлагает уму двойную идею 22. Метафора вызывает несколько идей помимо той, которую можно назвать «основной»; эти второстепенные идеи остаются незамеченными, но запечатлевают в уме чувство и страсть того, кто говорит. Именно вследствие этих «второстепенных», «добавочных» идей образные выражения оставляют гораздо более сильное впечатление, чем мысли, заключенные в простых стерильных фразах 23. С этой точки зрения «Рассуждение» оказывается одновременно критикой эстетики барокко, в рамках которой была разработана теория метафоры, которая рассматривалась как риторическая фигура, но и как принцип построения мироздания, позволяющим прозревать тайные связи между разнородными явлениями.
Триада понятий, вокруг которых выстраивается мысль Николя — разум, истина, природа — являются основополагающими для эстетики классицизма. Почти единодушно авторы второй половины XVII в. утверждают роль разума и здравого смысла в суждении о литературе. «Поэтическое искусство» Николя Буало открывается призывом следовать голосу разума, поскольку только разум может придать сочине-
22 Nicole P. Traite de la Vraie Beaute. P. 75.
23 Арно А., Николь П. Логика, или Искусство мыслить.— М., 1991.— С. 91.
ниям «блеск и красоту». Подражание природе также является ключевой ценностью классицистической эстетики, однако принцип этот мог быть понять по-разному. Так, например, Николь настаивает на необходимости достичь соответствия природе, чтобы литературное произведение не шло против истины вещей, о которых идет речь, но также и против человеческой природы. Среди классицистов, однако, более распространенной была иная позиция: подражать стоит только той природе, которая достойна быть изображенной. Поэт должен уметь выбирать подходящие сюжеты среди множества предстающих перед ним образов, потому что в его задачи входит не просто изобразить что-то, но и доставить удовольствие зрителям или читателям. Аббат д’Обиньяк («Практика театра») считает, что природу следует скорее исправлять, чем следовать ей в малейших нюансах, чтобы добиться большей выразительности и глубины. Поэт должен уметь выбирать в природе, которая часто бывает неотесанной и грубой, то, что красиво и приятно, он должен не воспроизвести природу, а победить ее, добиться ее идеализированного образа, лишенного недостатков. Нужно, таким образом, подражать природе, в чем-то делая ее совершеннее, и следовать не истине вещей, а правдоподобию — вот еще одно, важнейшее для доктрины, понятие, классическое определение которому дал Рене Рапэн в своих «Размышлениях о поэтике» (1674): истина говорит о вещах таким образом, каким они существуют на самом деле, правдоподобие же рисует вещи такими, какими они должны быть; истина часто бывает искажена вмешательством единичных условий, из которых она состоит, в правдоподобном же нет ничего, что затмевало бы совершенство первообраза и универсальных принципов 24. Как отмечает Беатрис Гийон, это устремление к миру универсалий, которое подразумевает желание преобразить реальность, избавить ее от несовершенных и преходящих элементов, было характерно для классицистической мысли 25. Противопоставление правды и правдоподобия, неоднократно воспроизводимое в текстах XVII в., восходит к «Поэтике» Аристотеля. Здесь, проводя различие между историей и поэзией, Стагирит закрепляет за историей сферу правды, истины, а за поэзией — область правдоподобия. Классицисты подхватили это разделение и обосновывали право литературы на существование при помощи понятия правдоподобия, тогда как Николь отказывает ей в этом праве, отказывает в самобытности, приравнивая фактически к сфере исторических повествований, когда утверждает, что красота литературного произведения зиждется на его «истинности»: «Источник красоты находится в истине, источник безобразия — вол лжи» 26.
Однако принцип правдоподобия означает не только стремление «исправить» природу, изобразить вещь не такой, какой она есть, а такой, какой она должна быть. С помощью правдоподобия писатель или драматург может заставить публику поверить в самое невероятное, что только есть в поэзии, пишет Рапэн, то есть следование правдоподобию означает также соответствие ожиданиям зрителей или слушателей 27. В этом смысле мысль Рапэна оказывается близка идеям Николя о том, что вещь, чтобы показаться красивой, должна согласовываться со склонностями человеческой
24 Rapin R. Les reflexions sur la poetique.— P., 2011.— P. 418-419.
25 Guion B. «Un juste temperament»: les tensions du classicisme fran^ais // Histoire de la France litteraire.— V. 2.— P, 2006.— P. 142.
26 Nicole P. Traite de la Vraie Beaute. P. 80: «Unde discas plulchritudinis fontem in veritas esse, deformitatis contra in falsitate».
27 Rapin R. Les reflexions sur la poetique. P. 412.
природы. Другими словами, правдоподобие, с одной стороны, является принципом объективации и универсализации, а с другой — риторическим элементом, который способствует достоверности. Правдоподобие исправляет правду в тех случаях, когда она кажется несовершенной или недостоверной. Однако этим две грани правдоподобия находятся в противоречии друг с другом, ибо желание соответствовать ожиданиям публики может затруднить следование идеалу универсальности.
Подобная внутренняя противоречивость свойственна и мысли Николя. В его системе красота, с одной стороны, представляется универсальным принципом, вечным и неизменным, таким же, как разум, который о ней должен судить. Основанием для суждения о красоте является соответствие природе, понимаемое двояко: как соответствие вещи своей собственной природе, но также и природе человека. Вещь соответствует своей собственной природе, если ее части между собой гармонично сочетаются. Но самое любопытное заключается в том, как Николь понимает соответствие вещи природе человека. Очевидно, что речь идет о природе человека вообще, такой же вечной и неизменной, как разум или сама красота. Так, например, размышляя об истине как источнике любой красоты, Николь утверждает, что в человеческой природе запечатлена врожденная любовь к истине и отвращение ко лжи. Но некоторые пассажи «Рассуждения», однако, заставляют усомниться в подобной «универсалистской» трактовке. Так, самой важной чертой человеческого естества является сочетание момента слабости и силы, из чего вытекает вкус к разнообразию, в частности к метафорам, которые уводят душу от истины, а значит, и от подлинной красоты. Здесь сказывается влияние антропологии Августина, рассматривающего человека как существо принципиально двойственное в его состоянии после первородного греха. Однако, как кажется, рассмотрение природы человека в этом ее ключе не согласуется с принципом универсальности и возможностью рассмотреть природу как венную и неизменную, как и красота и истина.
Таким образом, «Рассуждение» Николя оказывается произведением одновременно укорененным в традиции, но и новаторским. Его «традиционность» заключается в том, что мысль автора вращается вокруг привычных для литературно-теоретических текстов того времени категорий — истина, природа, разум — однако, трактуются иным образом, что может быть объяснено тем, что рассуждения Николя лежат в русле платонической и августинианской традиции, тогда как классицисты следовали авторитету Аристотеля, его учению о поэтике и риторике. С этой точки зрению отнюдь не случайным представляется тот факт, что в «Рассуждение» Николя отсутствуют референции к Аристотелю, которыми пестрят другие тексты той эпохи, посвященные рефлексии о принципах построения литературного произведения. Его принципиальное новаторство заключается в том, что он перевернул традиционное отношение между красотой вещи и воспринимающим субъектом. Если раньше было верно, что «вещь нам нравится, потому что она красива», то Николь его обращает, утверждая, что «вещь красива, потому что она нам нравится». Важным отличием текста Николя от современных ему «Поэтик» также является и то, что он рассматривает красоту саму по себе, и лишь затем переходит к рассмотрению красоты отдельных литературных жанров — в частности, эпиграмм. Также Николь не просто говорит о красоте, но и старается ответить на вопрос, почему та или иная вещь считается красивой. Таким образом, со всем правом можно считать его «Рассуждение о подлинной и мнимой красоте» своеобразной эстетикой до эстетики, еще до того, как само слово «эстетика» приобрело широкое хождение, ведь сочинение Баумгартена под таким названием появилось только в 1750 г.
1. Арно А., Николь П. Логика, или Искусство мыслить.— М., 1991.
2. Декарт Р. Сочинения в 2-х тт.— Т. 1.— М., 1989.
3. Arnauld A. Reflexions sur leloquence des predicateurs. Goibaud Du Bois P. Avertissement en tete de sa traduction des Sermons de Saint-Augustin.— Geneve, 1992.
4. Guion B. «Un juste temperament»: les tensions du classicisme fran^ais // Histoire de la France litteraire.— V. 2.— P., 2006.— P. 131-157.
5. Guion B. Pierre Nicole, moraliste.— P., 2002.
6. Lafond J. Un debat esthetique a lepoque classique: la theorie du beau dans l’«Epigrammatum delectus» de Port-Royal et sa critique par le Pere Vavasseur // Acta Conventus neo-latini Turonensis.— P., 1980.— P. 1269-1277.
7. Martin H.-J. Livre, pouvoirs et societe a Paris au XVIIe siecle (1598-1701).— T. II.— Geneve,
1999.
8. Mesnard J. La culture du XVIIe siecle.— P., 1992.
9. Nicole P. Essais de morale. Choix dessais introduits, edites et annotes par Laurent Thirouin.— P., 1999.
10. Nicole P. Traite de la Comedie.— P., 1998.
11. Nicole P. Traite de la Vraie Beaute et son Fantome et autres textes desthetiques.— P., 1996.
12. Rapin R. Les reflexions sur la poetique.— P., 2011.
