CC BY
22
УДК 821 (470+571). 09
ББК 83.3 (2 Рос)
П 16
Панеш У. М.
Доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и журналистики, декан филологического факультета Адыгейского государственного университета, e-mаil: filfak-agu@mаil.ru
Чанкаева Т.А.
Доктор филологических наук, профессор Института Дружбы народов Кавказа, г. Ставрополь, e-mail: tchankaeva@mail.ru
Рассказ Т. Керашева «Арк» в контексте идейно-художественных исканий адыгских литератур 20 - 30-х гг. ХХ века
(Рецензирована)
Аннотация:
Исследуется рассказ «Арк» Т. Керашева в контексте идейно-эстетических исканий адыгских литератур 20 - 30-х гг. ХХ века. Предпринимается анализ художественных черт прозы и поэзии мастеров слова эпохи революционного перелома - И. Цея, И. Ашкана, А. Шогенцукова, Х. Теунова, Т. Борукаева, Х. Абукова, М. Дышекова и др., выявляется роль и место Т. Керашева в выработке новой художественной концепции личности, описываются жанровые и структурно-стилевые особенности рассказа «Арк». Определяются проблематика и своеобразие решения проблемы характера в малой прозе адыгских литератур 20-х гг. ХХ века. Формулируются сходные по характеру идейно-эстетические поиски писателей нового времени. Обозначается идейно-художественная специфика рассказа «Арк» Т. Керашева, связанная с освоением принципов эстетики революционного реализма. Делаются выводы о значении анализируемого произведения в формировании традиций искусства нового времени.
Ключевые слова:
Новописьменные литературы, эпоха революционного перелома, идейно-эстетические поиски, жанровые разновидности, контактные и типологические связи, художественная концепция личности, литературная традиция, эстетика нового реализма, структурно-стилевые особенности, социалистический реализм.
Panesh U.M.
Doctor of Philology, Professor of the Literature and Journalism Department, Dean of Philological Faculty of the Adyghe State University, e-mail: filfak-agu@mail.ru
Chankayeva T.A.
Doctor of Philology, Professor of Institute of Friendship of the Caucasus People, Stavropol, e-mail: tchankaeva@mail.ru
T. Kerashev's story «Arc» in the context of ideological and art searches of the Adyghe literatures of the 1920 - 1930s
Abstract:
The paper examines the story «Arc» of T. Kerashev in the context of ideological and esthetic searches of the Adyghe literatures of the 1920 - 1930s. An analysis is undertaken to disclose the art lines of prose and poetry of masters of the word in the era of a revolutionary divide - I. Tsey, I. Ashkan, A. Shogentsukov, Kh. Teunov, T. Borukaev, Kh. Abukov, M. Dyshekov, etc. The publication shows the role and place of T. Kerashev in development of the new art concept of the personality, and describes the genre, structural and style features of the story «Arc». The problems and an originality of a solution of the problem of character in small prose of the Adyghe literatures of the 1920s are defined. Similar in character ideological and esthetic searches of writers of modern times are formulated. The ideological and art specifics of the story «Arc» by T. Kerashev related to the development of the principles of an esthetics of revolutionary realism are designated. Conclusions are drawn about importance of the analyzed work in formation of traditions of art of modern times.
Keywords:
New written literatures, era of a revolutionary divide, ideological and esthetic searches, genre versions, contact and typological communications, art concept of the personality, literary tradition, esthetics of new realism, structural and style features, socialist realism.
В 20-е гг., после революционной перестройки в стране и формирования национальной письменности у адыгских народов начинает складываться профессиональная литература на родном языке. Общим в типологическом отношении становится то, что начало развития в них совпадает с крутой ломкой общественного сознания, разительными революционными изменениями во всех сферах жизни. В новых условиях встает задача создания не просто письменной профессиональной художественной литературы, а искусства слова, как тогда декларировалось, нового социалистического образца. Решение непростой проблемы осложнялось самими социально-историческими условиями переломного времени и спецификой реальности национального региона, которому не хватало опыта и традиций профессионального творчества [1].
Писателям, чьи авторские произведения начинают появляться еще до революции, - И. Цею, Али Шогенцукову, Т. Та-булову, Б. Кобле - и молодым, пришедшим в литературу на волне эпохальных перемен, - Т. Керашеву, З. Максидову, С. Ко-жаеву, А. Хаткову, М. Афаунову, А. Евты-ху и др. - предстояло, прежде всего, определиться самим в непростой культурно-
политической обстановке, разобраться в сути происходящего и показать достоверно, выразительно образ нового человека. Понятно, что для многих, не только начинающих писателей и поэтов, оказывается характерной односторонняя эмоциональная реакция на события реальности, что ведет к декларативности, парадности и романтическому складу поэтического мышления (Б. Кобле, А. Хатков). Разнились взгляды художников и при оценке сути революционного переустройства жизни. И Цей, к примеру, делал акцент на просветительскую основу произошедших преобразований. Али Шогенцуков также поначалу не обращался к драматическому содержанию развернувшейся классовой борьбы, легшей в основу концепции личности человека новой формации.
Складывающаяся ситуация в среде общеадыгской культуры 20-х гг. отражает, таким образом, общую атмосферу литературной жизни в стране, о которой говорил в свое время А. Метченко: «Среди обширной и очень пестрой в идейно-эстетическом отношении категории советских писателей, наряду с художниками, находящимися в центре дел и событий эпохи, на первых порах было немало людей, плохо разбиравшихся в соци-
алистической ситуации Октябрьской революции, не умевших выделить главное в советской действительности, хотя и настроенных по отношению к ней сочувственно» [2: 193]. В интерпретации подходов к литературной деятельности часть интеллигенции пыталась, к примеру, опереться на традиции восточной клерикальной культуры. Влияние арабской эстетической мысли на зарождающуюся адыгскую поэзию и прозу, идеализирующую прошлую жизнь, было вызвано, надо полагать, сложившимися ранее культурно-историческими связями народов.
Другая часть писателей связывала пути формирования профессиональной литературы нового образца преимущественно с поэтикой устного народного творчества. Об «абсолютизации «чистых» традиций кабардинского фольклора» [3: 92] в творчестве Т. Борукаева говорит З. Налоев. Но надо признать, что действительно богатое и с большими традициями устное поэтическое творчество адыгов было ограничено спецификой фольклорной эстетики. В своем первозданном виде оно не могло решить проблемы концепции новой художественной личности, многостороннего изображения сложной по содержанию реальности и психологического анализа. Об этом свидетельствует рассказ И. Ашкана «Ильяс» (1929).
Согласно замыслу, произведение обращается к традиционной сказочной коллизии - любви крестьянского парня Илья-са к княжеской дочери. История, социально заостренная и усиленная мотивом личных отношений, акцентированных характеров, обещала сформировать в этом случае глубокую по содержанию и яркую по форме драму. Но настоящие истоки симпатий и антипатий, связанные изначально с классовой принадлежностью персонажей, оказались просто обозначенными. Они, как это было предусмотрено логикой конфликта, не кладутся в основу развивающегося действия и, как это положено, не определяют концепцию характера. Автор
на самом деле обращается к роковому всепоглощающему чувству, заимствованному из устных народных поэтических историй и оторванному в этом случае от реальной жизни. Именно это оказывается определяющим и поведение, и внутреннюю жизнь героев. Как видно, настоящая трагедия, социальная по своей природе, перевернувшая жизнь миллионов, выпадает из поля зрения писателя. Она не становится, как ожидалось, объектом художественного анализа. Концепция характера И. Ашкана, таким образом, не могла отразить характера переворота в сознании человека эпохи революционного перелома. Упрощается вместе с этим и образ. Поступки героев и психологический мир персонажей оказываются недостаточно мотивированными и представленными в должной степени в их полноте.
В плане сказанного характерны и рассказы И. Цея «По заветам старины» (1926) и «Мулла Ибрагим» (1929). В них, как отмечает Е. Шибинская, автор обращается к быту как «главной стороне жизни народа» [4: 6] в то время, когда общественный переворот вызвал коренные изменения в решении проблем: человек и его историческая функция, человек и его исторический выбор. Показательны и первые произведения черкесских писателей Х. Гашокова и А. Пшенокова, в которых только отмечаются и фиксируются новые отношения. Здесь пока не затрагивается тема столкновения нового со старым, не поднимается проблема мучительного перерождения человеческого сознания в эпоху коренного перелома.
Итак, сложная по своей сути социально-историческая реальность 20-х гг. и неоднозначная по содержанию культурная жизнь определили различный характер и уровень идейно-художественного осмысления произошедших перемен. Нелегкое продвижение к новаторским ориентирам в решении художественной концепции личности в новых условиях характеризует и творчество Т. Керашева. Об
этом свидетельствует творческая история и содержание рассказа «Арк» (1925), отличительной особенностью которого становится решение темы «исторического перелома» на современном материале и на примере судьбы одного героя. Первоначальный замысел произведения и соответствующая ему фабула были направлены на решение обычной семейно-бытовой проблематики и в ключе традиционного реалистического описания. Главная героиня произведения, женщина из бедной крестьянской семьи, попадает в тяжелую ситуацию. Фатиму окружает нищета и разорение. В довершение ко всему спивается и нравственно деградирует муж. Таким образом автор выходил в рассказе на характерную для русской литературы XIX века тему гибели маленького человека. Решение проблемы подчинялось соответственно привычному осмыслению гуманизма сострадательного, в центре внимания которого стоял тезис о сочувствии человеку, «задавленному» обстоятельствами неблагополучного социума.
Но в процессе работы над текстом произведения меняется авторская позиция. Т. Керашев исходит из того, что персонажи живут в другую эпоху, в то время, когда перемены оказываются связанными с новым революционным пониманием фундаментальных проблем: человек и окружающий мир, личность и нравственный выбор. Меняется у самого автора и представление о гуманизме. В центре его внимании по-прежнему герой детерминированный, но персонаж, как оказывается, в состоянии разобраться в происходящем и вмешаться, и не только, а попытаться изменить течение жизни. Речь, стало быть, идет о гуманизме активном, о герое сильном и творческом. Т. Кера-шев в рассказе, как видно, пытается реализовать основные положения эстетики нового реализма, названного социалистическим, которые, как известно, определены в свое время философией марксизма и нашли отражение в различное вре-
мя в творчестве М. Горького, Вл. Маяковского, Б. Брехта и других художников XX века. Новая точка зрения меняет предмет показа. Автор переосмысливает проблему - он обращается к мотиву пробуждения женщины-горянки, её активной социальной деятельности и к теме вызревания революционного сознания в условиях исторических перемен.
О сказанном свидетельствует вводимый автором образ нового человека - Фатимы. У забитой и беспомощной на первый взгляд героини в интерпретации молодого писателя просыпается чувство протеста. Оно выражается не просто в неподчинении мужу, что само по себе показательно, но и в нежелании жить по-старому и подчиняться отживающему укладу, смело идти к новой коллективистской реальности. Конфликт нового времени реализован, таким образом, в столкновении женщины-горянки, символизирующей новую жизнь, с людьми, представляющими устои уходящего времени, - это муж Исхак и его сторонники.
Надо в то же время подчеркнуть, что художественная реализация концепции личности нового образца, опирающаяся на активный, революционный гуманизм, дается Т. Керашеву нелегко. Проявляется это в том, что столкновение различных социальных сил, детерминированное по содержанию достаточно наглядно, оказалось раскрытым в художественном плане недостаточно убедительно. Об этом говорит то, что персонажи, стоящие по другую сторону конфликта, просто обозначены, а в некоторых случаях нарисованы в карикатурном облике. Таким образом, созданию правдивой картины реальности способствовало знание автором семейно-бытового уклада народа, его истории, его психологии. На творческом почерке сказываются позитивно и попытки осмысления на концептуальном уровне глубинных перемен в сознании человека в эпоху революционного переустройства. В то же вре-
мя молодому автору не хватало творче- щей свое развитие национальной литера-
ского опыта и индивидуального художе- туре чисто эстетическое «аналитическое
ственного мастерства. Надо подчеркнуть начало» в показе в это время «лишь на-
в связи с этим и то, что во всей начинаю- мечалось» [5: 28].
Примечания:
1. См об этом: Хапсироков Х. Пути развития адыгских литератур. Черкесск, 1968; Сха-ляхо А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы, 1988; Тхага-зитов Ю. Духовно-культурные основы кабардинской литературы. Нальчик, 1994.
2. Метченко А. О социалистическом и критическом реализме // Москва. 1967. № 6.
3. Налоев З. Рождение кабардинской советской литературы и ее первые шаги // Очерки кабардинской литературы. Нальчик, 1968.
4. Шибинская Е. Становление жанра в младописьменной литературе: дис. ... канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1967.
5. Матыжева А.К. Адыгейская «малая проза»: жанровые предпочтения // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2012. Вып. 2 (99). С. 27-30.
References:
1. See: Khapsirokov Kh. Ways of development of Adyghe literatures. Cherkessk, 1968; Skhalyakho A. Ideological and literary formation of the Adyghe literature, 1988; Tkhagazitov Yu. Spiritual and cultural foundations of the Kabardian literature. Nalchik, 1994.
2. Metchenko A. On the socialist and critical realism // Moscow. 1967. No. 6.
3. Naloev Z. The birth of Kabardian Soviet literature and its first steps // Essays on Kabardian literature. Nalchik, 1968.
4. Shibinskaya E. Formation of the genre in the new-written literature: Diss. for the Cand. of Philology degree. Rostov-on- Don, 1967.
5. Matyzheva A.K. Adyghe «small prose»: genre preferences // Bulletin of Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Maikop, 2012. Iss. 2 (99). P. 27-30.
