Научная статья на тему 'Рассказ И. А. Салова «Паук» в контексте русской прозы 70-80-х годов XIX века'

Рассказ И. А. Салова «Паук» в контексте русской прозы 70-80-х годов XIX века Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
262
58
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Рассказ И. А. Салова «Паук» в контексте русской прозы 70-80-х годов XIX века»

главное доказательство его органичности культурному сознанию. Тем большего внимания требует начальный этап этого длительного процесса -значимого эпизода в истории российской культурной мифологизации «иного» как ино-культурно-го и в то же время глубоко «своего» феномена.

Библиографический список

1. Анненков П.В. Парижские письма. - М., 1983.

2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979.

3. «Библиотека для чтения» (СПб.). - 1822. -Кн. 3. - С. 14-50, 51-86, 95-138. Подписано: К.Г. Гофман.

4. Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература (1-я половина XIX в.). К проблеме русско-немецких литературных связей. - Воронеж, 1977.

5. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». - М., 1999.

6. Герцен А.И. Письма из далека: Избранные лит.-крит. статьи и заметки. - М., 1981.

7. Дневники В.А. Жуковского. С примечаниями И.А. Бычкова. - СПб., 1901.

8. Жуковский В.А. Избранное. - М., 1986.

9. Замотин И.И. Романтизм 20-х годов XIX столетия в русской литературе. В 2 т. - СПб.; М., 1913. - Т 2.

10. КюхельбекерВ.К. Сочинения. - Л., 1989.

11. Лихачев Д. С. Прошлое - будущему: Статьи и очерки. - Л., 1985.

12. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Философия. Мифология. Культура. - М., 1991.

13. «Московский телеграф». - 1833. - Ч. 50. -№ 8. - Апрель.

14. Оботурова Г.Н. Философия мифа. - Вологда, 1998.

15. Одоевский В.Ф. Последний квартет Бетховена. - М., 1982.

16. Полевой Н.А. Избранные произведения и письма. - Л., 1986.

17. ПотебняА.А. Слово и миф. - М., 1989.

18. РозановВ.В. Сочинения. - М., 1990.

19. Федоров Ф.П. Эстетические взгляды

Э.Т.А. Гофмана. - Рига, 1972.

Т.В. Кулагина

РАССКАЗ И.А. САЛОВА «ПАУК»

В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ПРОЗЫ 70-80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА

« ■ і една литература, не блистающая име-Г"^ нами гениальными; но не богата и литература, в которой все - или произведения гениальные, или произведения бездарные и пошлые. Обыкновенные таланты необходимы для богатства литературы, и чем больше их, тем лучше для литературы»1, - писал В.Г. Белинский.

«Русская литература XIX века богата своими вершинами. Но, покоренные духовной мощью Пушкина и Гоголя, Толстого и Достоевского, не забываем ли мы подчас о многочисленной плеяде писателей второго или третьего ряда, писателей по-своему интересных и талантливых? Их свет действительно меркнет в лучах славы наших классиков. Но без «второстепенных» у нас не было бы и гениев: гениальность не вырастает на пустом месте. Для ее рождения, роста и становления необходима плодотворная культурная почва.

Мы часто и с нарастающей тревогой говорим в последнее время о проблемах экологического равновесия. Понятие это из сферы биологии все

более решительно перемещается в область культурологии и даже литературоведения. Национальная литература - живой организм, внутри которого действует сложная и еще не познанная нами система взаимосвязей, взаимовлияний, взаимозависимостей. Не будем же уподобляться героям известной басни И.А. Крылова «Листы и корни». Любуясь ветвистой кроной нашей отечественной классики, не забудем и о корнях, которые ее питают, о том наследии, которое мы должны беречь и возрождать»2.

«У нас есть огромная литература «второстепенных», которую мы совсем не знаем и которая может дать чувству и мысли значительно больше того, что дают сейчас»3, - говорил А.М. Горький, который постоянно напоминал нам еще и о другом: «...поле наблюдений старых, великих мастеров слова было странно ограниченно, и жизнь огромной страны, богатейшей разнообразным человеческим материалом, не отразилась в книгах классиков с той полнотой, с которой могла бы отразиться»4. Литература «второстепенных» бо-

лее или менее успешно восполняла оставленный классиками пробел. М.Е. Салтыков-Щедрин замечал, что «значение второстепенных деятелей на поприще науки и литературы немаловажно. Они полезны не только в качестве вульгаризаторов чужих идей, но иногда даже в качестве вполне самостоятельных исследователей истины. <.. .> Очень часто от внимания инициаторов ускользают подробности весьма существенные, которые получают надлежащее развитие лишь благодаря их последователям. Эти последние дают новые подкрепления возникающим жизненным вопросам, проливают на них новый свет и отчасти даже видоизменяют их»5.

К замечательной плеяде таких «второстепенных деятелей», которые «обогащали новыми выводами и применениями» живое поле русской литературной жизни, принадлежит Илья Александрович Са-лов (1834-1902). Рассказы, присланные Саловым в «Отечественные записки», были с одобрением приняты М.Е. Салтыковым-Щедриным, который неоднократно обращался к писателю с просьбой о присылке новых. «...Редакция весьма ценит ваше участие в журнале»6, - писал он Салову в июне 1879 года. Время сотрудничества в «Отечественных записках» - самый плодотворный период творчества писателя. С 1877 по 1883 годы на страницах этого журнала появились 14 его рассказов и повестей, среди которых был и рассказ «Паук», опубликованный во втором номере журнала за 1880 год.

Давно было замечено исследователями, что русский реализм в 1870-1880-е годы начинает тяготеть к символическим образам7. Изобразительная энергия в нём всё чаще и чаще уступает место энергии выразительной, экспрессивной. Уже самый беглый просмотр как поэтических сборников крупных русских поэтов, так и писателей данного периода убеждает в справедливости этих слов. Психологические подробности опущены и заменены пейзажной символикой: повествовательный метод нередко заменен лирическим. Например, Л.Н. Толстой, ища выхода из своего прежнего метода, ориентируется в «Анне Карениной» на метод философской лирики, усваивая её импрессионизм и символику. В «Анне Карениной» Толстой широко использует художественную символику: образ железной дороги, образ вокзала, сон Анны, раковина из облаков, увиденная Левиным на копне и др.

Тенденция к символизации художественных образов отчётливо проявляется в эти годы и в

рассказе Салова «Паук». В «Пауке» ставится актуальная в те годы проблема сельской общины. Но, в отличие от многих писателей-народников, Салов раскрывает её с исторических позиций. Утверждая ценность крестьянского самоуправления, художник в то же время с глубокой горечью, но беспощадно и правдиво показывает, как разрушаются устои деревенского «мира» под напором капитализации села и развития буржуазного хищничества.

Уже из самого названия «Паук» видно отрицательное отношение автора к жестоким и алчным приобретателям, народным «захребетникам». Через свое произведение Салов пытается донести до современного читателя тему, которая волновала его всю жизнь - буржуазные хищники и их жертвы: крестьяне, бедняки-разночинцы, разоренные дворяне. Образы кулаков-мироедов, купцов, алчных кабатчиков, мельников, пауков-ростовщиков выхвачены писателем из жизни, показаны ярко и убедительно.

Рассказу «Паук» предпослан эпиграф, взятый автором из произведения видного русского зоолога, профессора Николая Петровича Вагнера. Особое внимание Вагнер уделял изучению насекомых и паукообразных. Описание особых качеств паука, приведенных Саловым в эпиграфе к рассказу, имеет прямое отношение к характеристике главного героя его произведения: «Паук может удивительно много есть; у паука восемь глаз, для внимательного наблюдения за добычей, и восемь длинных ног, с помощью которых он обхватывает ее. Если к нему в паутину попадает большое насекомое, с которым ему не сладить и которое может порвать его сети, он сам обрывает ближайшие нити. Если же насекомое слабее, он несколько выжидает, пока оно, стараясь выпутаться из клейких нитей, совершенно ослабнет и измучается, и тогда только приступает к поглощению своей жертвы»8.

Буквально с первых страниц рассказа мы знакомимся с главным героем - Степаном Ивановичем Брюхановым, местным богатеем, скупившим имение у разорившегося в пореформенное время помещика. О нраве его можно судить по его репликам, обращенным к крестьянам. «Аль не узнал, что даже и шапки не ломаешь?..» - сурово спрашивает Брюханов первого встречного. И крестьянин покорно отвечает новоявленному «барину»: «Виноват, Степан Иваныч, ваше высокое степенство...» (91). Таким образом, мы сразу

же понимаем суть отношений между хозяином деревни и простым крестьянством: всё осталось так, как было всегда - баре барствуют и сидят на крестьянской шее. «Разорил, совсем разорил!» (92), - сетует мужик. Следя за нехитрым его рассказом, невольно проникаешься к нему жалостью и тут же вспоминаешь эпиграф. Брюханов и есть тот самый «паук», который поймал в свою паутину доверчивого мужика и пьет его кровь, не испытывая ни жалости, ни сострадания.

Автор рисует портрет Брюханова. Запоминаются следующие детали: «хохол фельдмаршала Суворова» и «костлявые, холодные руки» (93). Степан Иваныч определяет становых и квартальных, попов и дьяконов, назначает учителей. «Всех окрестных мужиков Степан Иваныч держал на крепких вожжах и вожжами этими управлял с редким умением» (94). «Все эти кабаки, фотографические портреты, громадные посевы, а равно мельницы и гурты рогатого и мелкого скота собирали в карманы Степана Иваныча все деньги околотка, и, легко приплывая, они в незначительных сравнительно размерах выпускались вон. Зато не было такой большой дороги, не было такого глухого поселка, по которому не двигались бы обозы с добром Степана Иваныча. Там ползет обоз с пшеницей, там с мешками муки, там обозы с бочками спирта и водки, там по чугунке гремят вагоны, нагруженные мешками, и на вагонах этих мелом написано: «Брюханов, Ревель, Москва». Там на лихих тройках скачут кабацкие ревизоры, там по полям, словно черкесы с нагайками, летают приказчики и объездчики. А здесь, по раздольным девственным степям, позванивая колокольчиками, нагуливается «товар», т.е. гурты. Рослые быки с громадными рогами и отвислыми зобами, медленно и сонно переступая с ноги на ногу, щиплют траву; вокруг них гуртоправы с длинными кнутами в руках, с загорелыми и чумазыми лицами, а неподалеку, в сторонке, возле огороженного «тырла», стоит с поднятыми кверху оглоблями кибитка, раскинув шатер, а в шатре спит богатырским сном распотев-ший приказчик. И все это принадлежит Степану Иванычу, ему одному» (95).

Не исключено, что Салов позаимствовал некоторые мотивы своего рассказа из романа Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы». Главный образ Иудушки Головлёва в кульминационной главе романа «По-родственному», опубликованной в 1875 году в «Отечественных записках», вы-

зывает прямые ассоциации с образом паука. Так появляется Иудушка у постели больного брата Павла: «Павел Владимирыч всматривался-всмат-ривался, и ему почудилось, что там, в этом углу, всё вдруг задвигалось. Одиночество, беспомощность, мертвая тишина - и посреди этого тени, целый рой теней. Ему казалось, что эти тени идут, идут, идут... В неописанном ужасе, раскрыв глаза и рот, он глядел в таинственный угол и не кричал, а стонал. Стонал глухо, порывисто, точно лаял. Он не слыхал ни скрипа лестницы, ни осторожного шарканья шагов в первой комнате - как вдруг у его постели выросла ненавистная фигура Иудушки. Ему померещилось, что он вышел оттуда, из этой тьмы, которая сейчас в его глазах так таинственно шевелилась; что там есть и еще, и еще... тени, тени, тени без конца! Идут, идут...

- Зачем? откуда? кто пустил? - инстинктивно крикнул он, бессильно опускаясь на подушку.

Иудушка стоял у постели, всматривался в больного и скорбно покачивал головой. <.>

Павел Владимирыч наконец понял, что перед ним не тень, а сам кровопивец во плоти. Он как-то вдруг съежился, как будто знобить его начало. Глаза Иудушки смотрели светло, по-родственному, но больной очень хорошо видел, что в этих глазах скрывается «петля», которая вот-вот сейчас выскочит и захлестнет ему горло. <.>

- Иди, кровопивец, вон! - отчаянно крикнул больной»9.

Купец Василий Игнатьич Орешкин, которого автор с дьяконом встречают на охоте, довольно жестко отзывается о Брюханове: «.поминать Брюханова, этого «вампира» в своем роде, не дерзай. Кровь стынет в жилах моих при одном воспоминании о нем! Я нищ и убог. А по чьей милости, как не по милости этого “вампира”?» (102) Брюханов - хозяин всего: всё, что происходит вокруг - его рук дело. Он представляет векселя к взысканию, получает исполнительные листы, доводит имение Орешкина до аукционной продажи. Конечно, Орешкин для Брюханова - «большое насекомое», некогда ровня его и даже «друг».

Орешкин собирается в город, чтобы там найти «защиту суда и законов». Но прежде, чувствуя слабость свою, он решает обратиться к Брюханову - как к родственнику и старому другу. «Когда-то ведь вместе хлеб-соль водили! Ты не чужой детям этим! Посмотри, вон ведь их сколько, да дома еще жена с грудным ребенком... Все они

без куска хлеба! Друг! Будь милосерд! Тебя украшают почести, а они прикрыты рубищем!» (130)

Возможно последняя фраза сказана Орешки-ным в отчаянии, но это - истина. Орешкин встает на колени перед тем, кого он минуту назад называл своим другом, с которым он «водил хлеб-соль». Но где же благородный облик Брюханова? «Он был бледен как полотно; глаза его горели, суворовский хохол запрокинулся назад: так лошадь, собираясь укусить, прикладывает уши» (130). Но так ли невинен будет «укус» Степана Иваныча? Может быть, резонно, наконец, вспомнить, на кого похож Брюханов? Это ли «укус» лошади? Это, скорее, укус паука: медленный или быстрый, но - смертельный.

«Протяни же нам свою руку и дай нам отдохнуть на груди твоей!» - молит Степана Иваныча Орешкин. А Брюханов протягивает старому другу «лапу» - хваткую паучью лапу! «Выведи вон этого комедианта!» - приказывает Брюханов Са-мойле. Орешкин вскакивает на ноги. «Да разразятся же над тобою!..» (130) - в отчаянии восклицает он. Но его проклятие остается беспомощным. «Паук» хваток: его мохнатые руки и ноги сомкнулись на теле жертвы, и оплела паутина человеческую душу - не вырваться.

Как замечает зоолог Вагнер, «паук сам разрывает паутину, если к нему в западню попадает более сильное насекомое, чем он сам». Паук пьет кровь только у того насекомого, которое слабее его самого. «Он несколько выжидает, пока оно, стараясь выпутаться из клейких нитей, совершенно ослабеет и измучается, и тогда только приступает к поглощению своей жертвы».

Как жертва настоящего паука слабеет и мучается в клейкой паутине, так и жертва человека-пау-ка теряет силы, теряет дух и, наконец, умирает. А многоногий монстр пьет кровь своей жертвы. Крестьяне и весь простой люд - это жертвы чело-века-паука: одни - только-только попавшие в паутину, другие - мучающиеся в ней многие годы, а третьи - уже не люди, а отдавшие свою кровь человеческие тела - без души. У настоящего паука восемь глаз для внимательного наблюдения за добычей, а у саловского «паука» восемь глаз людского кровопийцы - это приспешники барина.

Но и сами эти приспешники, обладая паучьим нравом, ждут подходящего случая, чтобы слопать своего хозяина. Брюханов гордится своим приказчиком Самойлом Ивановичем. Однако последний себя никак не забывает. Примечатель-

ны «бегающие глаза» этого приказчика. «Глаза эти бегали так быстро, что перебегали с одного предмета на другой и не останавливаясь ни на одном особенно, делались положительно неуловимыми. Насколько быстры были глаза его, настолько же быстры и его движения. Он ни минуты не постоит спокойно: то поправлял он свою кудрявую голову, то застегивал поддевку, то щупал платок, намотанный на шею, то шарил в карманах, то прикрывал рот рукой и начинал кашлять, то садился, то вскакивал и затем, как будто вспомнив что-то, куда-то убегал. Мужики называли его волком, бил он их немилосердно нагайкой по чем попало, но, когда за побои эти привлекался к суду, притворялся перед судьею смиренником, опускал глаза, говорил о нападках, о том, что “Творец Небесный видит всё”, и так как бил всегда мужиков без свидетелей, то и оставался правым» (97). На очереди у него стоит иная, более крупная жертва. «В народе ходили толки, что Самойла Иваныч нажил большие деньги, заведуя делами Брюханова; что деньги эти от людей таил, что они зарыты где-то в лесу с тяжёлыми заклинаниями, что Са-мойла Иваныч ждёт только смерти Брюханова, чтобы тотчас записаться в купцы и сделаться, в свою очередь, именитым лицом в уезде» (98).

Под стать Брюханову Оскар Петрович Блюм, управляющий имением богатого аристократа-ба-рона, живущего в Москве. Салов, как всегда, детально описывает внешность очередного героя, как бы примеряя его к образу «паука». «Голову держит высоко, - пишет автор. - Красное дышащее здоровьем лицо и узенькие черные глазки...» (112). Блюм сдает землю нуждающимся в ней крестьянам не за деньги, а под работы. «Землю сдавал дорого, а труц ценил дешево», - пишет автор. У Оскара Петровича тоже есть собственный «брехун», который привлекает «неисправных» к суду и «обделывает по закону». Салов пишет, что окрестное население стало заметно беднеть.

Превращение барона из «тоненького» в толстого, описывается Саловым так: «Он наел себе брюшко, сухие руки сделались пухлыми, щеки раздулись, шея словно укоротилась, а матовобледный цвет лица превратился в багровый» (115). Ездит барин уже не на беговых дрожках, а в фаэтоне на лежачих рессорах. Видимо, «охота» удалась: «паук» полакомился доверчивыми «муха-ми»-крестьянами.

Перед нами «большое насекомое», с которым не сладить уже главному пауку - Брюханову. Ос-

таётся только «оборвать ближайшие нити», чтобы сохранить собственные сети. Вот как говорит

об этом сам Оскар Петрович:

«- Но теперь нас не проведешь. Мы узнали людей, и нас люди узнали... Мы теперь разобрали всех этих Степанов Иванычей, всех этих Самойл Иванычей, всех этих местных воротил и умеем себя держать с ними. Мы теперь зазнаваться им не позволяем, а зазнался... в шею - и конец делу...

И Оскар Петрович залился самым веселым смехом.

- Неужто и Степана Иваныча в шею, - спросил дьякон, тоже хохотавший.

- Мы его однажды в шею вытолкали.

- И что же?

- Съел, ничего!» (117-118)

В зависимости от мироедов-пауков находится в рассказе Салова и православная церковь, не исполняющая своего предназначения. Характерен с этой точки зрения проходящий через весь рассказ образ хохочущего дьякона. Степан Иванович жалуется на отсутствие в народе честных людей: «.где их, честных-то, найдёшь? У тебя, дьякон, нет ли кого на примете? А! головой небось замотал! То-то оно и есть! Ведь я их всех до тонкости знаю... измошенничались, изъехидни-чались! Что ему? Да нечто он хозяйское добро бережёт? <.> Ни греха, ни Суда страшного -ничего не боится! Да что ему Страшный, - он в него и верить-то перестал! Не токмо хозяина -отца родного за деньги слопает. Так-то, друг, а ты вот на всю окрестность хохочешь! - добавил он, укоризненно обращаясь к дьякону.

- Что верно, то верно! - проговорил тот. -Совсем Бога бросили» (88).

А далее следует почти символическая деталь, показывающая декоративную роль церкви в паучьем царстве:

«- А вот это, - проговорил Брюханов, подводя к Оскару Петровичу дьякона, - наш дьякон, краса нашей церкви.

- Знакомы уж! - перебил его дьякон, махнув рукой.

- Да, мы знакомы! - проговорил Оскар Петрович и засмеялся.

- Как так?

- Стриг я их раза два! - вскрикнул дьякон и тоже захохотал.

- Ах, да ведь я и забыл, что дьякон у нас па-рикмахерством занимается!» (112) (Курсив мой. - К.Т.).

В отличие от писателей народнической ориентации, которые связывали процесс капитализации русской деревни с социально-экономическими причинами и мечтали о революционных преобразованиях деревенского уклада, Салов видел источник всех бед в духовной деградации народа, в нравственном одичании деревенского мира. Именно этой цели служит в его рассказе «Паук» универсальный приём зоологического уподобления.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что образ паука в рассказе Салова является собирательным образом народного кровопийцы. Говорят, что в растительном, животном и человеческом мире есть свои антиподы и тождественные образы. Как в природе паук плетет и расставляет свои сети для доверчивых мух и других насекомых, так и «очеловеченные» пауки расставляет другие - бытовые сети для доверчивого народа.

Примечания

1 Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. - Т. 8. -М., 1955. - С. 379.

2 Лебедев Ю.В. В кругу «Современника» // И.В. Селиванов, С.Т. Славутинский. Из провинциальной жизни. Повести, рассказы, очерки. - М., 1985. - С. 3-4.

3 Горький М. Несобранные литературно-критические статьи. - М., 1941. - С. 418.

4 Горький М. Беседы с молодыми. - М., 1980. -С. 208.

5 Салтыков-ЩедринМ.Е. Собр. соч.: В 20 т. -Т. 9. - М., 1979. - С. 343.

6 Салтыков-Щедрин М.Е. Указ соч. - Т. 19. -Кн. 1. - С. 104.

7 См.: Лебедев Ю.В. Поэзия 70-х годов // История русской литературы: В 4 т. - Т. 3. - Л., 1982. -С. 585-586.

8 Салов И.А. Грачевский крокодил. Повести и рассказы. - М., 1984. - С. 83 (далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страницы).

9 Салтыков-Щедрин М.Е. Указ. соч. - Т. 13. -С. 76-77.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.