CC BY
461
УДК 82.0
РАССКАЗ Ф. КАФКИ «В ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ КОЛОНИИ» В КОНТЕКСТЕ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ 1914 ГОДА
© М. В. Ромашкина
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова Россия, 119991 г. Москва, Ленинские горы, ГСП-1.
Тел.: +7 (916) 935 89 81.
Email: [email protected]
Статья посвящена одному из наиболее известных и драматических рассказов Франца Кафки «В исправительной колонии», рассмотренному в контексте дневниковых записей писателя соответствующего периода, затрагивающих актуальные политические и исторические вопросы. Рассказ Франца Кафки «В исправительной колонии» - одно из немногих произведений писателя, о создании которого читатель довольно подробно узнает из его дневников. Написанный в 1914 г., он словно отражает отношение Кафки к событиям в окружающем его мире. Несмотря на то, что исторический контекст в дневниках Кафки кажется на первый взгляд незначительным, начало первой мировой войны и ключевые события, связанные с ней, упомянуты вскользь, создание данного рассказа в этот драматический период позволяет осознать, насколько глубоко писатель ощущал абсурдный трагизм происходящего вокруг него.
Несмотря на то, что в дневниках отсылки к началу войны и ее ходу довольно скупы, именно в первые годы войны создаются ключевые в творчестве Кафки произведения: роман «Процесс», рассказы «Воспоминания о железной дороге на Кальду», «Сельский учитель», «Младший прокурор» и «В исправительной колонии». Представленный в настоящей статье анализ композиции, образов персонажей произведения, выявление героев-антагонистов (каждый из четырех персонажей противопоставлен другому по целому ряду признаков) позволяет установить взаимосвязь между лишенным пространственно-временной локации рассказом и Европой 1914 г.
Ключевые слова и фразы: литературоведение, дневники, черновики, мемуары, мемуар-
ная литература, творчество Франца Кафки.
Рассказ Франца Кафки «В исправительной колонии» - одно из немногих произведений писателя, о создании которого читатель довольно подробно узнает из его дневников. Написанный в 1914 г., он словно отражает отношение Кафки к событиям в окружающем его мире. Несмотря на то, что исторический контекст в дневниках Кафки кажется на первый взгляд незначительным, начало Первой мировой войны и ключевые события, связанные с ней, упомянуты вскользь (как замечает Клод Давид, автор книги «Франц Кафка», «это событие занимает мало места в его «Дневнике»: у Кафки не было причин испытывать энтузиазм по поводу этой австрийской войны» [2, с. 39]), создание данного рассказа в этот драматический период позволяет осознать, насколько глубоко писатель ощущал абсурдный трагизм происходящего вокруг него.
Несмотря на то что в дневниках отсылки к началу войны и ее ходу довольно скупы - Кафка не упоминает военачальников, политическую обстановку и мобилизацию - мысли о войне связаны в первую очередь с возможностью или невозможностью творчества: «Снова едва две страницы. /.../ Для грусти у меня достаточно времени и помимо писания. Ход мыслей, связанных с войной, мучителен, они разрывают меня во все стороны...» [3, с. 130].
Однако именно в первые годы войны создаются ключевые в творчестве Кафки произведения: роман «Процесс», рассказы «Воспоминания о же-
лезной дороге на Кальду», «Сельский учитель», «Младший прокурор» и «В исправительной колонии».
На первый взгляд лишенный пространственно-временной локации рассказ никак не соотносится с Европой 1914 г. С самого начала читателю, казалось бы, известны основные, исходные сведения: место действия рассказа (исправительная колония), центральные персонажи (путешественник и офицер, возникающие в самом первом предложении произведения) и событие, вокруг которого строится сюжет (казнь осужденного солдата, явившая следствием его непослушания и оскорбления начальника). Однако содержащее самые общие сведения описание не изобилует детализацией.
Как уже было отмечено выше, место, где происходят события рассказа - исправительная колония, о которой читателю не известно ничего: ни географического положения, ни страны нахождения. На первых страницах упоминается, что климат этой земли - тропики, а «солнце в этой лишенной тени долине палило слишком жарко» [4, с. 133], затем отмечается, что общение между путешественником и офицером происходит на французском языке, которым, впрочем, ни приговоренный, ни его конвоир не владеют. Из речи офицера также становится ясно, что путешественник пристрастен в «скован европейскими традициями» [4, с. 145], от которых, очевидно, далеки офицер и его подопечные.
Остров не случайно становится местом действия произведения, традиция помещать события художественных произведений на островах существовала в мировой литературе еще в античности (например, роман Лонга «Дафнис и Хлоя»), нередко на вымышленных островах расположены утопические государства - «Утопия» Т. Мора (а также роман «Описание знаменитого королевства Мака-рия» С. Хартлиба, написанный в той же традиции), «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, «Республика Океания» Дж. Гаррингтона, отчасти острова в произведениях Д. Дефо и Дж. Свифта. Однако если упомянутые острова по своему экономическому, государственно-правовому устройству, климату безупречны, и по мнению некоторых исследователей [9-11], напоминают земной рай, то страна, описанная в рассказе Франца Кафки, где основным принципом судопроизводства является утверждение «вина всегда бесспорна», противоположна ему.
Обращает на себя внимание, что время действия рассказа не превосходит одних суток, остров ограничивает действие в пространстве, судебная система вообще и казнь Осужденного являются основной сюжетной линией. Таким образом, словно в драме эпохи классицизма, в произведении соблюдаются единства места, времени и действия. В композиции рассказа особый интерес вызывает его необычное, построенное на монологических диалогах, повествование: герои общаются, но зачастую словно не слышат друг друга. Оценка героев осуществляется не с помощью авторской характеристики, поскольку в распоряжении у читателя только ряд кратких ремарок, но через их собственные суждения. Нужно отметить, однако, что автор зачастую не выделяет прямую речь героя графически. Например, вместе с персонажами рассматривая аппарат, читатель «слышит» следующий возглас: «Если бы шестерня не скрипела так сильно, это была бы великолепная картина» [4, с. 140]. Подобная высокая, хвалебная оценка машины принадлежит, безусловно, офицеру. Речь героя, оформленная как авторская, встречается также в размышлениях путешественника («Вдруг он услышал наверху, в корпусе чертежника, какой-то шум. Он задрал голову. Значит, шестеренка все-таки пошаливала? Однако тут было что-то другое» [4, с. 1353]), и в возгласах внезапно освобожденного приговоренного к смерти днещика («Что это было? Неужели правда?... [4, с. 150]).
Всего в произведении четыре героя, влияющих на развитие событий - это офицер, путешественник, осужденный и солдат. Своеобразными «внесценическими» персонажами можно считать комендантов: старого, уже почившего, но играющего по-прежнему значимую роль в мировоззрениях офицера, и нового, стремящегося изменить сложившуюся ситуацию.
Значимо и то, что все персонажи противопоставлены на протяжении повествования. В первую
очередь обращает на себя внимание оппозиция офицер - путешественник. Это своеобразная антитеза восток - запад, правосудие - беззаконие, старое - новое. Герои второго плана, осужденный и солдат, также противопоставлены, эти образы формируют оппозицию свободы (весьма сомнительной и непрочной, впрочем) и несвободы. Путешественник и офицер также являются антагонистами для пары солдат и осужденный с точки зрения языка коммуникации: диалог между офицером и путешественником, как уже было отмечено выше, ведется на французском языке, которого два других персонажа не понимают. Наконец, офицер и осужденный также противопоставлены - это не только оппозиция «судья и осужденный», но и «казнимый и казненный», входящая в рассказ вместе с неожиданной развязкой, раскрывающей более полно как образ офицера, так и рабскую бездеятельность, пассивность и (как следствие) жестокость осужденного.
Отметим, что офицер не вызывает острого неприятия, отторжения у читателя. Если в процессе чтения обращать внимание только на посвященные ему авторские ремарки (а также, оформленные как авторские, размышления путешественника), может сложиться впечатление, что это хотя и фанатично преданный идеям старого коменданта, но все же располагающий к себе человек: все его поведение наполнено рвением, любовью к своему делу, в пользу которого он верит и пытается заразить этой верой путешественника («Офицер вряд ли заметил прежнее безразличие путешественника, однако от него наверняка не ускользнул его пробуждавшийся сейчас интерес» [4, с. 134]). Он искренне уверен, что аппарат приносит пользу его стране, системе судопроизводства: «казнимое тело, прежде всего, вписывается в судебный церемониал, призванный произвести, вывести на всеобщее обозрение истину преступления» [5, с. 45].
Важно, что сам карательный аппарат как деталь, несет целый ряд значимых функций. Его задача - убийство - осуществляется с помощью слова, начертанного на теле приговоренного к смерти. Офицер определяет как «заповедь» слова, которые борона «записывает на теле осужденного». «Чти начальника своего» - эти слова должны были быть написаны на теле осужденного; другая «заповедь», «Будь справедлив!», предназначалась офицеру.
Все приготовления офицера перед началом казни направлены на то, чтобы аппарат работал исправно, чтобы к исходу шестого часа экзекуции осужденные могли постигнуть суть наказания; офицера говорит о впечатлении от их реакции: «Как мы все впитывали в себя с измученного лица это выражение просветления! Как мы подставляли свои щеки сиянию этой, наконец, установленной и уже покидающей нас справедливости! Какие это были времена, товарищ мой!» [4, с. 144]. Поэтому его стремление, чтобы все в аппарате работало ис-
правно - это специфически понятая и выраженная забота о приговоренных к смерти.
Все это заставляет читателя воспринимать офицера не как средоточие зла. Напротив, когда офицер сам ложится под борону, готовый принять экзекуцию, палач и осужденный меняются местами. Мишель Фуко в книге «Надзирать и наказывать» замечает, что наказание, «этот ритуал, который «завершал» преступление, /.../ равен, а то и превосходит в варварстве само преступление, приучает зрителей к жестокости, выдает в палаче преступника, в судьях - убийц, в последний момент меняет роли, превращая преступника в объект сочувствия или восхищения» [5, с. 13-14], но в рассказе «В исправительной колонии» это преображение имеет место дважды.
Осужденный напротив не вызывает симпатии у читателя. С первых строк произведения действия совершаются не им, а с ним, он закован в цепи, у него «по-собачьи преданный вид» [4, с. 132]. Но внезапная новость об освобождении моментально меняет его («лицо осужденного по-настоящему ожило»). Когда же он осознает, что казнь все-таки осуществится, что на этот раз сам офицер будет подвергнут экзекуции, осужденный размышляет: «вот, значит, она - месть. И хоть он сам отстрадал не до конца, он-таки будет до конца отмщен» [4, с. 152]. Этот эпизод окончательно преображает образ осужденного в восприятии читателя, если, закованный в цепи, он вызывал жалость, то по словам путешественника, сам осужденный не был человеком, который «вызывал чувство жалости» [4, с. 142].
Обращает на себя внимание и то, что осужденного казнь офицера занимает значительно больше, чем его конвоира, солдата: «в машине его все интересовало, он то нагибался вниз, то вытягивался вверх, и беспрерывно тыкал кругом указательным пальцем, чтобы показать что-то солдату» [4, с. 153]. Подобное поведение является своеобразной иллюстрацией слов офицера, уверявшего, что в прошлом «Уже за день до казни вся долина до отказа была забита людьми» [4, с. 143].
Образ путешественника на первый взгляд представляется наименее явно прописанным. Офицер, осужденный, комендант - каждый из них считает его своим единомышленником, а сам он раздираем сомнениями, связанными с размышлениями о том, насколько текущая система судопроизводства требует его вмешательства. Этого хочет комендант, этому противится офицер, уверенный в поддержке путешественника. Даже осужденный думает, что его освобождение и последующая
смерть офицера - это исполнение приказа «путешественника-чужестранца».
Путешественник, однако, так и не реализует свое намерение сообщить коменданту свое мнение о местной системе судопроизводства «с глазу на глаз». Возможно это происходит вследствие гибели офицера и аппарата - орудий старого коменданта. Другая причина может крыться в том впечатлении, которое произвела на путешественника реакция осужденного на казнь офицера.
Именно поэтому у читателя не возникает чувства очищения, катарсиса, преодоления зла ценой добра. Зло в рассказе «В исправительной колонии» не преодолено. Отчасти из-за того, что «существует предсказание, что через несколько лет комендант воскреснет и поведет своих сторонников отвоевывать колонию».
И именно это непреодоленное зло является ключевой «исторической» деталью новеллы. Писатель не предпринимает попытки определить, что есть зло и добро, тем более, не предлагает какой-либо из сторон победу. Героев отличаются по языку, воспитанию и образу мыслей, и потому подобное разделение кажется абсурдным. Аполитичный, вневременной, внепространственный, наполненный безымянными героями рассказ Ф. Кафки наиболее точно воспроизводит мрачную действительность этого времени. Из дневников писателя видно, что Кафка впервые читает рассказ своим друзьям 2 декабря 1914 г., когда до окончания войны остается еще почти 4 года. В процессе анализа могли быть упущены какие-то смыслы. «Потеря смыслов есть в известной мере неотъемлемая часть чтения» [1, с. 428].
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994.
2. Давид К. Франц Кафка. Харьков: Фолио; Ростов н/Д: Феникс, 1998.
3. Кафка Ф. Дневники, письма. М.: ДИДИК, 1995.
4. Кафка Ф. Рассеянно глядя в окно. М: Эксмо, 2007.
5. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
6. Eilittä L. Approaches to personal identity in Kafka's short Fiction. Helsinki: Finnish Academy Sciences, 1999.
7. Kafka F. Tagebücher. Berlin: Fischer Taschenbuch, 2008.
8. Kafka F. In der Strafkolonie. Berlin: Walter de Gruyter, 2015.
9. Levitas R. The Concept of Utopia. Oxford: Peter Lang, 1990.
10. Robertson R. The Modern Language Review, Edwin Muir as Critic of Kafka. Vol. 79. No. 3 (07.1984).
11. Sargent L. T. Utopianism: A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press, 2010.
12. Uhlenbruch F. The Nowhere Bible: Utopia, Dystopia, Science Fiction. Berlin: SBR, 2015.
Поступила в редакцию 10.05.2016 г.
SHORT STORY "IN THE PENAL COLONY" BY FRANZ KAFKA AND ITS CONNECTION WITH KAFKA'S DIARY NOTES OF 1914
© M. V. Romashkina
Lomonosov Moscow State University GSP-1, Leninskie gory, 119991 Moscow, Russia.
Phone: +7 (916) 935 89 81.
Email: [email protected]
The article is devoted to one of the most famous and dramatic short stories of Franz Kafka "In the penal colony" analyzed in tight connection with the diary notes on the relevant political and historical issues of 1914, when the story was created. That short story is one of the few Kafka's masterpieces, which creating was many times mentioned in his diaries. It was written in 1914 and while getting acquainted with it the reader can reveal Kafka's true attitude to it. Although the historical context seems insignificant from the first sight, as the first days of the WWI and the main events, which were connected with it, are mentioned briefly if ever, the creating of that short story in that period makes it possible to understand the depth of Kafka's understanding of the absurd tragedy which was taking place. There are only a few notes on the war issue in the diary, however the most significant works have been created by Kafka in this period - these are the novel "The trial", the short stories "Memories of the Kalda railway", "The village schoolmaster", "The junior prosecutor", "In the penal colony". The detailed analysis given in the article includes the characteristics of the composition, the main characters, their counterparts and antagonists (every character of the story opposes the other one) reveals correlation between the story and the political situation in Europe in 1914.
Keywords: literature science, diaries, biographies, memoirs, journals, Franz Kafka.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Bart R. Semiotika. Poetika [Semiotics. Poetics]. Moscow: Progress, 1994.
2. David K. Frants Kafka [Franz Kafka]. Khar'kov: Folio; Rostov n/D: Feniks, 1998.
3. Kafka F. Dnevniki, pis'ma [Diaries, letters]. Moscow: DIDIK, 1995.
4. Kafka F. Rasseyanno glyadya v okno [Absent-minded window-gazing]. M: Eksmo, 2007.
5. Foucault M. Nadzirat' i nakazyvat'. Rozhdenie tyur'my [Discipline and punish. The birth of the prison]. Moscow: Ad Marginem, 1999.
6. Eilittä L. Approaches to personal identity in Kafka's short Fiction. Helsinki: Finnish Academy Sciences, 1999.
7. Kafka F. Tagebücher. Berlin: Fischer Taschenbuch, 2008.
8. Kafka F. In der Strafkolonie. Berlin: Walter de Gruyter, 2015.
9. Levitas R. The Concept of Utopia. Oxford: Peter Lang, 1990.
10. Robertson R. The Modern Language Review, Edwin Muir as Critic of Kafka. Vol. 79. No. 3 (07.1984).
11. Sargent L. T. Utopianism: A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press, 2010.
12. Uhlenbruch F. The Nowhere Bible: Utopia, Dystopia, Science Fiction. Berlin: SBR, 2015.
Received 10.05.2016.
