CC BY
56
Анализ современного медиапространства, посвященного исламу, позволяет сделать вывод о том, что информация о пожертвованиях, требующих материальных затрат, публикуется на сайтах официальных СМИ (сайты ДУМРФ, ДУМУЗ и др.) на государственном уровне, поэтому русскоязычным мусульманам данную терминологию ислама объяснять не нужно. Для примера: «В Управлении мусульман Узбекистана подписано постановление Совета улемов управления об определении суммы фитр-садака и фидъя на 2020 год. Садака-фитр составляет сумму, исходя из цен нижеследующих продуктов...» (https://www.xabar.uz/ru/); «Духовным управлением мусульман Российской Федерации установлен следующий размер закятуль-фитр на 2021 год: 100 рублей - для малоимущих; 300 рублей - для людей со средним достатком; от 500 рублей - для состоятельных» (https://dumrf.ru/sulem/sufatwa/18692).
Информации, текстов о мусульманских финансовых поклонениях на русском языке было очень мало. В советские годы при САДУМ (с 1968 года) издавался единственный религиозный журнал «Мусульмане Советского Востока». Первые издания журнала выходили на арабском и узбекском языках, позже - на персидском, арабском, дари, французском, узбекском, английском. Анализируя опубликованные статьи в этом издании, приходим к заключению о том, что журнал «Мусульмане Советского Востока» выполнял, прежде всего, идеологическую функцию и демонстрировал политику КПСС в отношении ислама в мире. Ш. Ши-халиев отмечает, что «... исламская тематика, характерная для досоветской и раннесоветской мусульманской прессы, в частности, вопросы мусульманского права, догматики, хадисов и суфизма, в журнале практически не представлена.» [11]. Следовательно, журнал издавался при жесткой советской цензуре,
Библиографический список
и авторы статьей при желании не могли издавать тексты на актуальные темы. Приведенный пример подтверждает, что вопросы, касающиеся практической части религиозных вопросов, избегались осознанно. В то же время сознательная языковая политика защищала русский язык от проникновения религиозных терминов. Отсутствие издания журнала на русском языке, избегание сугубо му-сульманско-практических тем и попытка «советизировать» даже существующие религиозные термины - все это свидетельствует об умышленном манипулировании по отношению к языку.
Среди рассмотренных нами слов имеются и такие, которые подверглись процессу деархаизации. Несомненно, это произошло вследствие возрождения части духовных традиций и прошлых общественных реалий. Как показывают наблюдения, если в других лексических пластах русского языка деархаизация завершилась, то в отношении мусульманской теологической лексики она еще продолжается.
Таким образом, благодаря разнообразию мусульманской религиозной литературе и повышению открытости и информативности сайтов, освещающих ислам, процесс адаптации и заимствования подобных лексем в русском языке в ближайшее время не станет менее интенсивным.
С научной точки зрения предлагаемый материал может быть интересен исследователям ислама в сравнительно-сопоставительном аспекте вокабулярии мусульманской религиозной лексики с толковыми словарями русского языка. С позиции практической значимости содержание статьи поможет по-новому взглянуть на освещение исламской терминосистемы, например, в курсе «Социолингвистика», а также наполнить новым содержанием методические пособия для студентов, изучающих теологические науки.
1. Мухетдинов Д.В. История ислама в России. Москва: ООО «Садра»; ИД «Медина», 2019.
2. Малый академический словарь. Available at: https://rus-academic-dict.slovaronline.com/20647-исламизм
3. Толковый словарь Д.Н. Ушакова. Available at: https://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=21710
4. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. Available at: https://www.efremova.info/letter/+is.html?page=9
5. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. Available at: http://rus-yaz.niv.rU/doc/linguistic-terms/fc/slovar-221.htm#zag-1857
6. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. Москва: Айрис-пресс, 2002.
7. Большой толковый словарь русского языка С.А. Кузнецова. Available at: https://gufo.me/dict/kuznetsov/экзотизм
8. Толковый словарь русского языка С.И. Ожегова и НЮ. Шведовой. Available at: https://gufo.me/dict/ozhegov/компенсация
9. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. Available at: https://gufo.me/dict/efremova/компенсация
10. Шейх Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф. Хадисы и жизнь. Книга о посте. Ташкент: Хилол нашр, 2019.
11. Шихалиев Ш. Исламская пресса в раннесоветском Дагестане и журнал «Мусульмане Советского Востока». Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/islamskaya-pressa-v-rannesovetskom-dagestane-i-zhurnal-musulmane-sovetskogo-vostoka
References
1. Muhetdinov D.V. Istoriya islama vRossii. Moskva: OOO «Sadra»; ID «Medina», 2019.
2. Malyj akademicheskij slovar'. Available at: https://rus-academic-dict.slovaronline.com/20647-islamizm
3. Tolkovyj slovar'D.N. Ushakova. Available at: https://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=21710
4. Efremova T. F. Novyj slovar' russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyj. Available at: https://www.efremova.info/letter/+is.html?page=9
5. Rozental' D.'E., Telenkova M.A. Slovar'-spravochniklingvisticheskih terminov. Available at: http://rus-yaz.niv.ru/doc/linguistic-terms/fc/slovar-221.htm#zag-1857 http://rus-yaz.niv. ru/doc/linguistic-terms/fc/slovar-221.htm
6. Golub I.B. Stilistika russkogo yazyka. Moskva: Ajris-press, 2002.
7. Bol'shoj tolkovyj slovar'russkogo yazyka S.A. Kuznecova. Available at: https://gufo.me/dict/kuznetsov/'ekzotizm
8. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka S.I. Ozhegova i N.Yu. Shvedovoj. Available at: https://gufo.me/dict/ozhegov/kompensaciya
9. Efremova T.F. Novyj slovar' russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyj. Available at: https://gufo.me/dict/efremova/kompensaciya
10. Shejh Muhammad Sadyk Muhammad Yusuf. Hadisy izhizn'. Kniga o poste. Tashkent: Hilol nashr, 2019.
11. Shihaliev Sh. Islamskaya pressa v rannesovetskom Dagestane i zhurnal «Musul'mane Sovetskogo Vostoka». Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/islamskaya-pressa-v-rannesovetskom-dagestane-i-zhurnal-musulmane-sovetskogo-vostoka
Статья поступила в редакцию 31.03.22
УДК 81
Kartuzova M.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Literature and Russian, Kemerovo State University of Culture (Kemerovo, Russia),
E-mail: mistral-mariya@rambler. ru
"THE BLACK MONK" BY A.P. CHEKHOV IN CONTEXT OF THE "ONEGIN" TRADITION. The research highlights the creative reception of AS. Pushkin's novel "Eugene Onegin" on the example of one of the most mysterious works of A.P. Chekhov - the story "The Black Monk". The article discusses the plot structure of Chekhov's story and puts forward the idea of the defining role of the "Onegin" tradition. Pushkin was Chekhov's spiritual companion throughout his life. In particular, A.S. Pushkin's novel "Eugene Onegin" had a huge impact on Chekhov's artistic system. The article studies a certain level of functioning of the Pushkin tradition: it is addressed to the study of the "Onegin" code at the level of narratological, conceptual, personal. The article discusses the "Onegin" tradition with its inherent ambiguity and universality, taking into account its ambivalence and transformation in a different context - already Chekhov's one. Considered in line with this tradition, Chekhov's story demonstrates the use of various techniques of Pushkin's poetics.
Key words: Chekhov, Pushkin, tradition, novel in verse, "Onegin" plot, poetics.
М.В. Картузоеа, канд. филол. наук, доц., Кемеровский государственный институт культуры, г. Кемерово, E-mail: mistral-mariya@rambler.ru
РАССКАЗ А.П. ЧЕХОВА «ЧЁРНЫЙ МОНАХ» В КОНТЕКСТЕ «ОНЕГИНСКОЙ» ТРАДИЦИИ
Данная статья посвящена творческой рецепции романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» на примере одного из самых загадочных произведений А.П. Чехова - рассказа «Чёрный монах». В статье рассматривается сюжетная структура чеховского рассказа и выдвигается мысль о решающей роли «онегинской» традиции. Пушкин являлся духовным спутником Чехова на протяжении всей его жизни. В частности, роман «Евгений Онегин» оказал огром-
ное влияние на чеховскую художественную систему Статья посвящена изучению определённого уровня функционирования пушкинской традиции: она обращена к изучению «онегинского» кода на уровне нарратологическом, концептуальном, персональном. В статье анализируется «онегинская» традиция с присущей ей неоднозначностью и универсальностью с учётом её амбивалентности и трансформации в другом контексте - уже чеховском. Рассмотренный в данном аспекте рассказ Чехова демонстрирует использование различных приёмов пушкинской поэтики.
Ключевые слова: Чехов, Пушкин, традиция, роман в стихах, «онегинский» сюжет, поэтика.
Тема данной статьи объединяет два имени, прочно связанные в русском культурном сознании. Сопоставление Пушкина и Чехова видится правомерным уже потому, что их творчество располагается у обеих границ классического периода русской литературы, открывая и завершая его. Кроме того, специфическая «литературность» Чехова, хорошо сознававшего своё историческое положение, делает особенно плодотворным изучение разнообразных ретроспектив его отношений с русской культурой. Связь Чехова с художественной системой Пушкина играет здесь исключительную роль, чем и обусловлена актуальность данной работы.
Судьба пушкинского наследия на рубеже Х1Х-ХХ веков привлекает внимание современных исследователей открывшимися новыми возможностями обращения к наследию русских религиозных философов, к эстетике символизма, которые долго оставались вне поля зрения литературоведения. В этом контексте новыми гранями предстаёт творчество А.П. Чехова в его отношении к пушкинской традиции. Являясь рубежным писателем, Чехов близок в её восприятии к оценкам, которые были даны русской классической литературой и критикой; и вместе с тем новое отношение к пушкинскому наследию, формирование литературно-эстетического «мифа» о Пушкине также отзываются в его творчестве.
Тема «Пушкин и Чехов» сложна и многоаспектна. Она может включать и анализ многочисленных высказываний Чехова о Пушкине, разбросанных в его письмах, статьях, фельетонах, и трансформацию пушкинских образов в рассказах и повестях Чехова, и изучение способов цитирования Пушкина в художественных произведениях Чехова, и рассмотрение типологических рядов («маленький человек», «лишние люди» и др.) в эволюции от Пушкина до Чехова, и характеристику общих для двух писателей общественных, историко-литературных проблем, таких, например, как «личность и среда», «личность и история», и, наконец, исследование целого комплекса вопросов, связанных со сравнительным изучением поэтики двух великих мастеров слова.
Духовное общение с Пушкиным имело огромное влияние на творческую биографию Чехова, и следы этого воздействия выявлены ещё далеко не полностью. Пушкинские традиции в творчестве Чехова были давно отмечены литературной критикой и отечественным литературоведением. Сопоставление велось в основном на уровне типологии героев, поэтики сюжета, реминисценций, особенностей художественной картины мира. Содержание данной статьи ограничено рамками лишь одного чеховского рассказа. Нами выбран аспект изучения пушкинской традиции, практически не затронутый в исследованиях, - выявление «онегинских» мотивов в рассказе «Чёрный монах», одном из самых загадочных и сложных произведений Чехова. Это и определяет цель данной статьи.
Именно «Евгений Онегин» знаменует собой исток и модель русской классической литературы, своего рода метапроизведение, разноуровневые элементы которого достаточно убедительно обнаруживаются в ряде произведений Чехова. Среди них немаловажное место занимает «Чёрный монах». Новизна заявленной темы связана с тем, что этот рассказ ранее не был рассмотрен исследователями в аспекте «онегинской» традиции.
Поставленная цель обусловила методологию подхода к тексту «Евгения Онегина», который рассматривается в свете его двойственной природы, предполагающей взаимодействие поэзии и прозы как структурообразующий принцип и как содержательное начало романа. На основании этого мы ставим перед собой следующие задачи: выявить преломление «онегинских» мотивов в «Чёрном монахе», а также исследовать конкретные особенности их функционирования в тексте (концепция женского характера, трансформация повествовательной структуры). Приходится признать, что поставленные задачи чрезвычайно сложны. Трудность заключается прежде всего в том, что связь Чехова с Пушкиным глубинна и сплавлена со многими другими творческими импульсами, питавшими воображение художника. Нельзя также ни на минуту забывать, что речь в данном случае идёт о рассказе зрелого Чехова, о шедевре мастера, выработавшего свою стилевую манеру, свой поэтический язык, свою систему образов.
В наследии Пушкина, высоко ценимом Чеховым, были произведения особенно дорогие, особенно им любимые. К ним следует отнести прежде всего «Евгения Онегина» - убеждает в этом большое число стихотворных цитат, разбросанных по страницам рассказов и писем Чехова. А.П. Кузичева справедливо замечает: «Свободное и постоянное цитирование романа "Евгений Онегин" свидетельствует, как укоренён был текст этого произведения в сознании Чехова» [1, с. 56].
Следует учесть также и то, что эта любовь к знаменитому пушкинскому роману в стихах оказалась помноженной на любовь к музыке П.И. Чайковского. Например, нам известно высказывание Чехова: «Я ужасно люблю его музыку, особенно "Онегина"» [2, с. 451]. Когда однажды один из чеховских корреспондентов обвинил в «скверности», падении театра самих зрителей, Чехов, беря публику под защиту, привёл как самый веский аргумент, что она, «слушая оперу "Евгений Онегин", плачет, когда Татьяна пишет своё письмо» [3, с. 52].
«Чёрный монах» - это один из самых «мелиховских» рассказов, вобравший в себя чувства и настроения первых полутора лет жизни писателя в его подмосковном имении. В нём отразились впечатления новой для Чехова деревенской жизни, охватившее его очарование природы, увлечение садоводством (см. письма Чехова 1892-1893 гг.). Из воспоминаний М.П. Чехова мы узнаём о диспуте, который разгорелся в Мелихове и касался происхождения миражей, что также связано с сюжетом рассказа. В мелиховский дом приезжали Л. Мизинова и писатель И. Потапенко, исполнявшие «Валахскую легенду» Г Брага. Известно, какое большое место занимает в рассказе музыка Брага, органически входящая в сложнейшую поэтическую ткань рассказа.
Из литературных источников, особенно близких внутреннему мироощущению Чехова мелиховского периода, прежде всего следует назвать «Евгения Онегина», деревенские главы романа в стихах и сцены из оперы Чайковского. Сестра писателя М.П. Чехова вспоминает, как однажды вечером Антон Павлович с группой гостей сидел на балконе мелиховского флигеля. Деревня издали, заходящее солнце, песни девушек удивительно напомнили им сцену из оперы Чайковского «Евгений Онегин» [4, с. 133].
В рассказе просматривается отсылка к V главе пушкинского романа. Татьяна верила, как известно, «преданьям простонародной старины» и приметам: «Когда случалось где-нибудь /Ей встретить чёрного монаха, /...Не зная, что начать со страха, /Предчувствий горестных полна, /Ждала несчастья уж она. /.Что ж? Тайну прелесть находила /И в самом ужасе она» [5, с. 96]. Вероятно, если бы надо было выбирать пушкинский эпиграф к «Чёрному монаху», две последние строки можно было бы считать самыми удачными. Ряд исследователей не без основания отмечают именно в этом рассказе связи с символизмом, эстетическими и художественными исканиями начала XX века [6].
«Итак, она звалась Татьяна...»: Пушкин счёл необходимым просить извинения у читателя за выбор для своей героини этого имени, вызывавшего в его времена воспоминанья старины. В чеховскую эпоху эта связь была давно утрачена, и имя Татьяна стало одним из распространённых, появлялось на страницах романов и повестей без оттенка простонародности и ассоциации с Пушкиным. Однако в рассказе Чехова есть намёк на связь именно с пушкинской героиней. Так, Коврин напевает Тане Песоцкой слова арии Гремина из оперы Чайковского: «Онегин, я скрывать не стану, /Безумно я люблю Татьяну...» [7; с. 230].
Но главное заключается в том, что сама ситуация, в которую Чехов поставил своих героев, напоминает «онегинскую». Коврин в восприятии Тани Пе-соцкой - «учёный, необыкновенный» человек, блестящий, не похожий на всех тех, кто её окружает. Она же - обыкновенная, ничем не замечательная девушка, которая может только преклоняться перед своим избранником. Вспомним слова пушкинской Татьяны: «А мы... ничем мы не блестим...» [5, с. 121].
Далее, казалось бы, развитие сюжета «Чёрного монаха» не даёт аналогий с «Евгением Онегиным». Коврин делает предложение Тане, она счастлива, он счастлив, чувствует себя влюблённым... Но не будем торопиться с выводами.
В данном случае важно вспомнить слова отповеди Онегина Татьяне, где нарисован возможный исход его и Татьяны несчастного супружества: «Что может быть на свете хуже /Семьи, где бедная жена /Грустит о недостойном муже, /И днём, и вечером одна, /Где скучный муж, ей цену зная, /(Судьбу, однако ж, проклиная)...» [5, с. 132]. Эта картина чрезвычайно близка той, которая дана Чеховым в «Чёрном монахе»: «Коврину стало скучно», «свою женитьбу на Тане он считал теперь ошибкой» [7, с. 254].
В данном случае близость к Пушкину подтверждается и точными текстовыми совпадениями. Как известно, говоря о Татьяне, Пушкин обычно прибегает к эпитетам «бедная» и «милая». Коврин обращается к Тане со словами: «Милая Таня», «Милая, славная Таня». И даже в авторской речи Чехова, где чрезвычайно редко встречаются слова, содержащие прямую оценку, мы читаем: «Бедняжка Таня, у которой по вечерам болела голова от непривычки жить в городе, давно уже спала...» [7, с. 247].
«Им овладело беспокойство...» - так определил Пушкин состояние Онегина после убийства Ленского на дуэли. Беспокойство вызывает в пушкинском герое «охоту к перемене мест», затем следует отъезд Онегина из своего селенья. Обратимся к тексту «Чёрного монаха». В конце рассказа опустошённый, потерявший веру в себя, Коврин приезжает в Крым, где его настигает письмо от Тани. Письмо страшно потрясает Коврина, ему делается жутко. «Им овладело беспокойство...» [7, с. 255], - пишет Чехов. И на следующей странице читаем: «Опять им овладело беспокойство...» [7, с. 256]. Мы не воспринимаем эту пушкинскую строчку как стихотворную цитату только потому, что она попала в строй и ритм чеховской прозы, перелилась в неё.
Осенью 1893 г., когда Чехов ещё работал над «Чёрным монахом», умер Чайковский. «Известие поразило меня. Страшная тоска... Я глубоко уважал и любил Петра Ильича, многим ему обязан», - писал Чехов [8, с. 94].
Создание произведения искусства - великая тайна. «Чёрный монах» был опубликован в январе 1894 г; черновые рукописи рассказа Чехов, по своему
обыкновению, уничтожил. Мы можем только предполагать, чем в данном случае «обязан» Чехов Чайковскому, насколько глубоко отразилось потрясшее его сообщение о смерти композитора в «Чёрном монахе», рассказе, где с пронзительной силой переплелись темы рока, человеческой судьбы, творчества, смысла жизни, смерти и вечно прекрасной, одухотворённой природы. А секрет отмеченной исследователями творчества Чехова [9] необыкновенной музыкальности рассказа следует искать, вероятно, прежде всего в том, что Пушкин и Чайковский - «два сына гармонии», и созданные ими поэтические образы были особенно близки писателю в период его работы над «Чёрным монахом».
Трагичен финал чеховского рассказа. Умер старик Песоцкий, погиб сад, надломлена, духовно мертва Таня. Погибает Коврин. Главные герои «Чёрного монаха» и «Евгения Онегина» не находят своего счастья, судьба их драматична, если не сказать трагична. Почему же у читателя чувство глубокого сострадания героям не вызывает тоски, безнадёжности, ощущения тупика? Что же смягчает трагичность коллизий? В «Евгении Онегине» это, прежде всего, голос Автора, через головы своих героев обращающегося к читателю, зовущего его к новым берегам, к встречам с другими героями. И, закрывая последнюю страницу, читатель расстаётся не с героями Пушкина, а с самим поэтом - до новой встречи, обещанной им.
В «Чёрном монахе» нет голоса автора, прерывающего повествование. Не ощущаем мы и авторской иронии - ни по отношению к Коврину, ни в описании Тани и старика Песоцкого. Но есть в этом удивительном рассказе ещё один герой, который и позволяет Чехову перевести трагедию (гибель персонажей и гибель сада) в иной, более общий, философский план. Этот герой - пейзаж.
Пейзаж в «Чёрном монахе» - не фон, не рамка, не отдельные, пусть даже прекрасные детали. Это органически связующая часть, важнейший элемент рассказа. Именно он даёт ту соотнесенность, ту соразмерность и гармонию, которой пронизан «Чёрный монах». Рассказ как бы «окольцован» образом цветущего сада, блещущим богатством красок природы. В первой главе - это описание весеннего сада Песоцких, целого «царства нежных красок», где «на каждом лепестке сверкала роса» [7, с. 227]. И на последней странице Коврину представляется та же картина: «он звал большой сад с роскошными цветами, обрызганными росой, звал парк, сосны с мохнатыми корнями, ржаное поле, свою чудную науку, свою молодость, смелость, радость, звал жизнь, которая была так прекрасна» [7, с. 257].
Трижды появляется в рассказе широкое поле за рекой. Впервые оно предстаёт покрытым «молодою, еще не цветущею рожью», по которой пробежали волны, когда ошеломлённый Коврин увидел чёрного монаха. Во второй раз Коврин приходит на то же место после лечения опустошённым, вялым, равнодушным: «Там, где в прошлом году была рожь, теперь лежал в рядах окошенный овёс» [7, с. 250]. Призрак чёрного монаха не появляется. И третий раз, говоря о последних минутах Коврина, Чехов опять упоминает цветущее ржаное поле, которое связано для героя рассказа с появлением чёрного монаха, с верой в науку, в жизнь.
Дважды подчеркнута в рассказе одухотворённая связь природы и человека, дважды говорится о каком-то требовательном ожидании природы. Первый раз -перед встречей с чёрным монахом: «.Кажется, весь мир смотрит на меня, притаился и ждёт, чтобы я понял его» [7, с. 234]. И уже в Крыму, в номере гостиницы, когда с моря подул ветер и развеял клочки разорванного письма Тани, Коврин чувствует: «Бухта, как живая, глядела на него множеством голубых, синих, бирюзовых и огненных глаз...» [7, с. 256].
Это ожидание природы, смотрящей на Коврина тысячами глаз, смыкается в рассказе с отношением к Коврину Тани и старика Песоцкого. Таня считает Коври-на «величиной», выделяет его из среды своих знакомых («Мы люди маленькие, а вы великий человек»). Старик Песоцкий, задумываясь о будущем своего сада, мечтает передать дело в руки Коврина. Ему кажется, что Коврин может ответить и на волнующие его вопросы, в чём смысл его деятельности («Но к чему? Какая цель?»), то есть цель жизни, выращенного им сада.
Коврин не оправдал надежд. Его вера в себя, в свою науку, в своё великое предназначение оказалась призрачной. Но пронизывающая этот рассказ мысль о стремлении к правде, объясняющей смысл жизни, о слиянии духовной красоты
Библиографический список
и практической деятельности человека, - эта подлинно чеховская мысль, проходящая через многие произведения писателя, звучит здесь особенно отчётливо.
По нашему мнению, финальное просветление в «Евгении Онегине» также идёт не от героев, а от Автора - единственного гармоничного персонажа в романе. К сожалению, героям этого не дано. Произнесённое слово не однажды дискредитировалось; мотивировки поведения персонажей далеко не однозначны; неслучайно, сама сцена свидания-объяснения оборачивается почти анекдотом. Несомненно, что сложная природа романа, предполагающая нелинейность протекающего сюжета, не сводится к сюжету эпическому. Необходимо иметь в виду именно лирическую природу пушкинского произведения, где «роман героев» -это всё-таки лишь одно из составляющих целого. Чеховские персонажи, конечно, мельче Онегина; но они, как правило, ещё и «рыцари на час», вспоминающие своё общее прошлое, в котором они были активны и устремлены в будущее.
З.С. Паперный в статье «Пушкин в прозе», сравнивая структуру прозаических произведений Чехова с пушкинской поэзией, отметил, что Чехову присущи «соотнесённость скрытых глав, порою сходных и соизмеримых, как поэтические строфы; перекличка начала и конца произведения, напоминающая стихотворное рондо; повторение слова, лейтмотива, заметно выделяющегося в общем "строю"» [10, с. 277].
«Чёрный монах» - один из самых ярких примеров этой соотнесённости, олицетворение пушкинской гармоничности, подтверждение справедливости формулы Л.Н. Толстого: «Чехов - это Пушкин в прозе». Это толстовское определение, ставшее крылатым, дошло до нас в передаче писателя Б. Лазаревского [11, с. 580]. Что же здесь имеет в виду Толстой? Не следует забывать, что речь идёт о Толстом последнего периода, для которого задачи искусства были неотделимы от религиозной, нравственной проповеди и требовали точного указания нормы, пути к достижению идеала. С этой точки зрения ни Пушкин, ни Чехов удовлетворить Толстого не могли. В своем максимализме Толстой отрекался и от собственных художественных шедевров. Чехов не разделял этих убеждений: «Вы смешиваете два понятия: решение вопроса и правильная постановка вопроса, - писал Чехов в письме к А. С. Суворину. - Только второе обязательно для художника <...> В "Онегине" не решён ни один вопрос, но все вопросы поставлены правильно» [12; с. 46] (курсив - Чехова).
Проведённый анализ позволяет прийти к выводам о постепенном формировании в произведениях Чехова целостного «онегинского» сюжета, включающего как отдельные мотивы и образы, так и фундаментальные основы пушкинской поэтики. Следует отметить присутствие «онегинской» традиции в прозе Чехова и особым образом организованной авторской сфере («Дом с мезонином», «Рассказ неизвестного человека»). Автор присутствует, как и в пушкинском романе, не только в роли персонажа, наблюдающего за героиней, но и как создатель текста, хотя его творческая ипостась неизмеримо мельче, ограниченнее в проявлениях. Кроме того, мы пришли к выводу о том, что задан пушкинской традицией и сам характер отношений автора и персонажей, сближенных не только в сюжетных событиях, сколько в опосредованных отсылках к знакомым эпизодам романа, в особенности связанным с образом героини.
На наш взгляд, теоретическая значимость результатов исследования заключается в следующем: выделенный спектр «онегинских» мотивов, их трансформация в прозаическом тексте дают возможность увидеть важность пушкинского романа для формирования художественного мира Чехова, помогают глубже раскрыть генезис его поэтических форм. Данная статья, безусловно, затрагивает лишь один, частный аспект многогранных и многоуровневых связей прозы Чехова с творчеством Пушкина и предполагает дальнейшие перспективы исследования, которое призвано обозначить сущностные основы русской классической литературы в её историческом развитии, выявить те общие начала, которые определили исходный и итоговый синтез русской классической литературы, осуществлённый Пушкиным и Чеховым. В результате проведённой работы перед нами возникает картина действительно творческого диалога, воплощённого в имплицитной форме, но реализующего принципиально важный смысловой потенциал не только конкретных произведений, но и двух творческих личностей и даже двух эпох.
1. Кузичева А.П. Пушкинские цитаты в произведениях Чехова. Чеховиана: Чехов и Пушкин. Москва: Наука, 1998.
2. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Москва: Наука, 1974 - 1983; Т. 6.
3. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Москва: Наука, 1974 - 1983; Т. 9.
4. Чехова М.П. Из прошлого. Москва: Гослитиздат, 1970.
5. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 17 т. Москва: Наука, 1994 - 1996; Т. 6.
6. Кулешов В.И. Реализм Чехова в соотношении с натурализмом и символизмом в русской литературе конца XIX и начала XX века. Чеховские чтения в Ялте. Москва: Книга, 1983: 21 - 37.
7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т. Москва: Наука, 1974 - 1983; Т. 8.
8. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Москва: Наука, 1974 - 1983; Т. 10.
9. Фортунатов Н.А. Пути исканий. О мастерстве писателя. Москва: Советский писатель, 1990: 107 - 134.
10. Паперный З.С. Пушкин в прозе. Искусство слова. Москва: Наука, 1983.
11. Лазаревский Б.А. А.П. Чехов. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Москва: Художественная литература, 1996.
12. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Москва: Наука, 1974 - 1983; Т. 3.
References
1. Kuzicheva A.P. Pushkinskie citaty v proizvedeniyah Chehova. Chehoviana: Chehov iPushkin. Moskva: Nauka, 1998.
2. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenijipisem: v 30 t. Pis'ma: v 12 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1983; T. 6.
3. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 30 t. Pis'ma: v 12 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1983; T. 9.
4. Chehova M.P. Iz proshlogo. Moskva: Goslitizdat, 1970.
5. Pushkin A.S. Polnoe sobranie sochinenij: v 17 t. Moskva: Nauka, 1994 - 1996; T. 6.
6. Kuleshov V.I. Realizm Chehova v sootnoshenii s naturalizmom i simvolizmom v russkoj literature konca XIX i nachala XX veka. Chehovskiechteniya v Yalte. Moskva: Kniga, 1983: 21 - 37.
7. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 30 t. Sochineniya: v 18 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1983; T. 8.
8. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 30 t. Pis'ma: v 12 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1983; T. 10.
9. Fortunatov N.A. Puti iskanij. O masterstve pisatelya. Moskva: Sovetskij pisatel', 1990: 107 - 134.
10. Papernyj Z.S. Pushkin v proze. Iskusstvo slova. Moskva: Nauka, 1983.
11. Lazarevskij B.A. A.P. Chehov. A.P. Chehov v vospominaniyah sovremennikov. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1996.
12. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 30 t. Pis'ma: v 12 t. Moskva: Nauka, 1974 - 1983; T. 3.
Статья поступила в редакцию 28.03.22
УДК 811.112.2
Kozhanova N.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Linguodidactics and the Second Foreign Language, Altai State Pedagogical
University (Barnaul, Russia), E-mail: dsf46k@yandex.ru
TENDENCIES OF THE GERMAN LANGUAGE DEVELOPMENT IN THE CONTEXT OF PROFESSIONAL DENOMINATIONS IN THE SPHERE OF MEDICINE DURING COVID PANDEMIC. The objective of the article is to study professional denomination neologisms that appeared in the sphere of medicine in the period of the new coronavirus disease. By means of continuous sampling on the job seeking specialized sites the columns Medizin und Pflege, Gesundheit, Gesundheitswesen and the headlines of job advertisements are analyzed that allow to pick out 89 newly formed lexical units directly connected with the changes that took place in the sphere of medicine during the COVID pandemic. A special attention is paid to the structural analysis of these newly formed unites. On the basis of the analyzed material it was proved that the majority of neologisms in the sphere of medicine is constituted by newly formed units created from the existing words with the help of word building patterns that can be viewed as composites and compound nominations. The author presents quantitative analysis of the denomination considered in the article. The conclusion about the role of such denominations in the description of reality during the COVID pandemic is made and their possible prospects are pointed out.
Key words: neologism, newly formed unit, professional denominations, composite, determinative component, compound denomination.
Н.В. Кожанова, канд. филол. наук, доц., Алтайский государственный педагогический университет, г. Барнаул, E-mail: dsf46k@yandex.ru
ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА НА ПРИМЕРЕ НАИМЕНОВАНИЙ ЛИЦ ПО ПРОФЕССИИ В МЕДИЦИНСКОЙ СФЕРЕ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ КОРОНАВИРУСА
Целью исследования является изучение неологизмов, появившихся в лексической группе наименований лиц по профессии в сфере здравоохранения в период пандемии новой коронавирусной инфекции. Методом сплошной выборки на немецких специализированных сайтах о поиске работы были просмотрены рубрики Medizin und Pflege, Gesundheit, Gesundheitswesen и в заголовках к текстам объявлений о вакансии были отобраны 89 новообразований, непосредственно связанных с изменениями, которые произошли в сфере медицины во время пандемии коронавируса. Основное внимание в работе акцентируется на структурном анализе данных новообразований. На основе изучения анализируемого материала установлено, что большинство неологизмов в сфере медицины являются новообразованиями, созданными из существующих слов по словообразовательным моделям, и представляют собой композиты и составные номинации. В статье проводится количественный анализ рассматриваемых наименований. В заключение автор делает вывод о роли подобных наименований в описании реальности в эпоху пандемии коронавирусной инфекции и указывает их возможные перспективы.
Ключевые слова: неологизм, новообразование, наименования лиц по профессии, композит, определяющий компонент, составное наименование.
Наименования лиц по профессиональному признаку представляют собой динамично развивающуюся лексическую группу, на которую непосредственное влияние оказывают процессы, происходящие в обществе. Современное общество развивается в условиях постоянной угрозы, исходящей от стремительно распространяющегося инфекционного заболевания SARS-CoV-2. Пандемия, вызванная новой коронавирусной инфекцией, изменила жизнь человека во всех сферах его жизнедеятельности, в том числе и в профессиональной. Новые условия существования человека потребовали новых обозначений, которые стали быстро появляться в словарном составе немецкого языка. Немецкие неологи и неографы незамедлительно откликнулись на стремительное появление новых лексических единиц немецкого языка, характеризующие различные явления, связанные с распространением по миру короновируса [1]. Так, усилиями лингвистов Института немецкого языка им. Лейбница в Маннгейме ведется работа по составлению словаря новой лексики, в котором фиксируются все моменты современной реальности, отражая ситуацию с коронавирусом. Данная лексика возникла в период пандемии, и значение многих номинаций понятно только в контексте современности [2]. За два года, по данным на начало 2022 года, как отмечает онлайн-словарь неологизмов, появилось около двух тысяч новых единиц «короновирусной» лексики [3].
Научная новизна данной работы заключается в определении основных тенденций обогащения словарного состава наименований лиц по профессии в период пандемии коронавируса в сфере здравоохранения. Деятельность данной области, как никакая другая, непосредственно связана с борьбой с новой коро-навирусной инфекцией. Соответственно, и необходимость в новых обозначениях здесь выше, чем в других сферах. Неологизмы в сфере медицины, связанные с вирусом и его распространением, тестами, течением болезни, лечением, вакцинацией и соответствующими документами, составляют треть всех новых слов [4]. Огромный пласт лексического состава, используемого в сфере медицины, представляют собой обозначения лиц по профессии. Под влиянием экстралингвистических процессов развития общества здесь также происходят значительные изменения, что говорит о необходимости изучения новой лексики.
Актуальность исследования определяется возросшим интересом в современной лингвистике к исследованиям лексических новообразований, которые все чаще становятся предметом новых лингвистических исследований, в которых предпринимаются попытки описать и дать их структурные характеристики.
Целью данного исследования является описательный и количественный анализ неологизмов, появившихся в сфере здравоохранения в период пандемии новой коронавирусной инфекции. Методом сплошной выборки на немецких специализированных сайтах о поиске работы de.indeed.com, jobs.de, arbeitsagentur.de, deutschland.jobs, aktuelle-jobs.de, были просмотрены рубрики Medizin und Pflege, Gesundheit, Gesundheitswesen и в заголовках к текстам объявлений о вакансии были отобраны неологизмы, непосредственно связанные с изменениями, которые произошли в сфере медицины во время пандемии коро-навируса. При написании работы использовались следующие методы исследования: описательный, компонентный анализ и метод количественных подсчетов.
Практическая значимость заключается в возможности использования результатов исследования при чтении курсов по лингвокультурологии, этнолингвистике. Кроме того, данные исследования дают представление о тенденциях развития современного немецкого языка.
Эмпирический материал насчитывает 89 новых лексических единиц, представляющих собой наименования лиц по профессии медицинской сферы. Данные лексические единицы были проанализированы с точки зрения словообразования.
Процессы возникновения, образования и распространения неологизмов во время пандемии коронавируса исследовали ряд российских и немецких лингвистов, таких как Л.А. Нефедова, С.В. Буренкова, Ю.М. Шемчук, С. Иннервинклер, А. Клоза-Кюкельхаус, К. Ремер, и многие другие.
Само понятие «неологизм» не находит однозначной трактовки и в работах разных исследователей интерпретируется различным образом. Одни авторы рассматривают в качестве неологизмов новые слова, языковые новообразования. Другие специалисты используют в соответствии со своими исследовательскими интересами более узкое или, наоборот, более широкое понимание неологизмов.
