CC BY
37
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 809.453.3 А. Ф. Шутов
РАСПРОСТРАНЕННЫЕ ЧЛЕНЫ КАК СЕМАНТИЧЕСКИЕ АНАЛОГИ ПРИДАТОЧНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В УДМУРТСКОМ ЯЗЫКЕ
Рассматриваются распространенные члены предложения: моносубъектные/немоносубъектные инфинитные и другие конструкции, функционально соответствующие различным типам придаточных предложений, история их возникновения. Анализируются структурные особенности и стержневые слова конструкций.
Ключевые слова: предложения с моносубъектными и немоносубъектными конструкциями, семантические аналоги придаточных предложений, происхождение, стержневое слово конструкции, трансформация, гипотаксис.
В уральском праязыке, по-видимому, отсутствовали союзные придаточные предложения, так как в современных уральских языках нет восходящих к праязыковой эпохе подчинительных союзов. «Служебных слов, за исключением отрицательных вспомогательных глаголов, в прафинно-угорский период еще не было. Союзы в то время не сформировались, поскольку сочинение предложений и его однородных членов осуществлялось без связующих слов, и союзные сложноподчиненные предложения появились в отдельных ветвях и даже языках значительно позднее» [1. С. 215]. В удмуртском и коми языках общепермским можно считать лишь условно-временной союз ке/ко ‘если’, возникший из частицы. Одним из древних средств выражения гипотактических отношений в уральских языках являются предложения с распространенными членами предложения (оборотами).
В удмуртском, а в целом и в пермских языках, можно выделить две разновидности конструкций с неспрягаемыми формами глагола (деепричастиями, причастиями, отглагольными именами и другими словами): а) конструкции моносубъектные, имеющие общий с основной частью предложения субъект действия в виде одного грамматически выраженного подлежащего (приводим удмуртские и коми примеры): у. Гурт пырти потыкуз, со сельполэн магазинэз азе дугдиз [2. С. 121] ‘Проходя через деревню, он остановился перед магазином сельпо’; к. Керкаысь петом мысьт Мишка эз тод, кодар-ланьо мододчыны, да сувтовкерис кильчо вылас [3. С. 73] ‘Выйдя из дому, Мишка не знал, в какую сторону направиться, и приостановился на короткое время на крыльце’; б) конструкции немоносубъ-ектные, стержневое слово которых выражает действие, не относящееся к субъекту, выраженному подлежащим предложения. Это преимущественно так называемые субъектные (или разносубъектные) конструкции, имеющие отличный от подлежащего основной части предложения свой грамматически выраженный субъект действия: у. Юамлы пумит верамысь Моння чалмытскем бере, Дыдык нош ик кырзаны кутске [4. С. 11] ‘После того как Моння, уклонившись от ответа на вопрос, умолкла, Дыдык снова начинает петь’; к. Лым сылом борын, Петруш сикт дорт1 тундрао мутгон, Исак купеч ста-даын тыдовтчис выль пастух - Зимогор [3. С. 128] ‘Когда после стаяния снега двигались к тундре мимо деревни Петрушино, в стаде купца Исака появился новый пастух - Зимогор’.
Конструкции первого типа, вероятно, могли развиваться в недрах простого предложения: такой точки зрения на материале разных языков придерживаются А. Рифтин [5. С. 66], Н.З. Гаджиева [6. С. 50] и другие. При реализации порядка слов “определение + определяемое” второстепенные сказуемые в форме инфинитных (неконечных) глаголов, превращаясь в определители основного сказуемого в личной (конечной) форме глагола, предшествуют ему: 1928 арын, рабфаклэн кыкети курсаз потэме бере, академической отпуске потыса, июне Ижевске берти [7. 1976. № 3. 31] ‘В 1928 году, после перехода на второй курс рабфака, взяв академический отпуск, в июне я приехал в Ижевск’; Отделенияз пырыса, мае ке лушкам мурт сямен, адямиос адземлэсь азьло ординаторское пыриз но, чылкак зигарыз бырыса, диван вылэ лэзькиз [8. С. 74] ‘Зайдя в свое отделение, подобно что-то укравшему человеку, пока люди не увидели, [он] вошел в ординаторскую и, полностью обессилев, опустился на диван’. Термины “конечные”, “неконечные” формы глагола или сказуемые, использованные в алтаистике и монголистике, действительно отражают характерное строение предложений языков агглютинативного типа.
Конструкции второго типа некоторые ученые (П.Н. Перевощиков, Н.М. Терещенко) считают возникшими из определительных словосочетаний, но многие финно-угроведы (Ф.Й. Видеманн, Д.Р. Фо-кош-Фукс, А. Клемм, Г. Стипа, Л.И. Калинина, Э. Кангасмаа-Минн и др.) справедливо, на наш взгляд,
возводят их к бывшим самостоятельным предложениям. Однако исследователи не дают ясного истолкования самого процесса превращения бывшего древнего предложения, не существующего и не имеющего реликтов в современном языке, в конструкции с инфинитной формой глагола. Такой механизм превращения на материале тюркских конструкций указанного типа, как мы считаем, довольно убедительно рассмотрен в монографии Н.З. Гаджиевой [6. С. 212-225]. Ее концепции придерживаемся мы в вопросе происхождения рассматриваемых конструкций удмуртского языка (о нашей точке зрения см. также: [9. С. 283-289]). Однако обстоятельно развернутая концепция Н.З. Гаджиевой не является единственной в своем роде. Большой интерес представляет замечание Ф.Й. Видеманна [10. С. 230] о возможности в пермских языках с помощью отглагольных имен и деепричастий сокращать два предложения в одно, а также предположение Д.Р. Фокоша-Фукса [11. С. 306-307] о том, что рассматриваемые синтаксические образования представляют собой контаминацию двух конструкций: к. те voi ‘я пришел ’Хтеат votцd,^ >те votцd,^ ‘до моего прихода’.
1.Предложения с инфинитными конструкциями постоянно привлекали внимание исследователей. Об этом свидетельствует ряд высказываний (теорий) относительно статуса и природы происхождения конструкций рассматриваемого типа на материале разных языков: теория сокращения предложений с помощью неличных форм глагола (если эта теория сокращенных придаточных предложений в русистике была отвергнута, то для удмуртского и вообще языков агглютинативного типа ее актуальность не утрачена), трансформация предложений (зависимые трансформы) [12. С. 30; 6. С. 212, 235], номинали-зация предложений [13. С. 118-130; 14. С. 17], свернутое предложение [15. С. 19], конструкции “бессоюзного гипотаксиса”, “склонение предложений” [16. С. 40] и другие.
Трансформационную сущность предложений удмуртского языка можно продемонстрировать, взяв за исходное любое предложение. Для иллюстрации этого явления возьмем сначала предложение со сказуемым, выраженным личной формой глагола и проведем трансформации предложения (по выражению М. И. Черемисиной, “просклоняем” его): Коля городысь гуртэ бертэ ‘Коля из города в деревню возвращается’ - Коля городысь гуртэ бертыку, куазь шундыё вал ‘Когда Коля возвращался из города в деревню, погода была солнечная’; Коля городысь гуртэ бертэм бере, куазь шулдыр карись-киз ‘После того как Коля возвратился из города в деревню, установилась хорошая погода’; Коля городысь гуртэ бертон нуналэ куазь шундыё вал ‘В тот день, когда Коля вернулся из города в деревню, погода была солнечная’; Колялэсь городысь гуртэ бертэмзэ ми кемалась витиськом ини ‘Мы давно уже ждем, когда Коля вернется из города в деревню’; Колялэн городысь гуртэ бертэмез милемыз ваньмес шумпоттйз Нас всех порадовало то, что Коля вернулся из города в деревню’.
Подобным образом можно преобразовать предложения с именным сказуемым (без глагольной связки): Куазь шулдыр ‘Погода хорошая’ - Куазь шулдырен пиналъёс кыре потэмын ‘Так как погода хорошая, дети вышли во двор’; Куазь шулдырлы ваньмыз шумпото ‘Все радуются, что погода хорошая’; Куазь шулдыр нуналъёсы ми бусыын ужамы ‘В те дни, когда погода была хорошая, мы работали в поле’. Указанные трансформы позволяют более подробно раскрыть природу происхождения гипотактических конструкций с инфинитными глагольными формами и другими словами в удмуртском языке.
Предложения с немоносубъектными конструкциями возникли из двух самостоятельных предложений и являются одной из древних форм выражения гипотаксиса в удмуртском языке. Действие порядка слов “определение + определяемое” в удмуртском языке приводило к тому, что, втягиваясь в рамки подчиняющего предложения, глагол-сказуемое подчиняющегося предложения превращалось в деепричастие, причастие, отглагольное имя в падежной форме или с послелогом, а именное сказуемое подчиненного предложения при трансформации подвергалось адъективации или субстантивации.
В удмуртском и коми языках глагол-сказуемое подчиненного предложения чаще всего трансформируется в м-овые и н-овые инфинитные формы (отглагольные имена, причастия), являющиеся исторически финно-угорским (уральским) праязыковым наследием. При соединении двух простых предложений в целях подчинения одного предложения другому глагол-сказуемое подчиняющегося предложения может быть преобразован следующими способами:
1. Глагол-сказуемое превращается в деепричастие, м-овое и н-овое отглагольное имя в падежной форме или с послелогом. Так возникают семантические аналоги обстоятельственных придаточных предложений, среди которых особенно выделяются абсолютные деепричастные обороты, обладающие значительной самостоятельностью в предложении: у. Ачид ужатэк, куазь уз сёт (Посл.) ‘Если сам не будешь работать, от погоды не жди (букв. Сам не работая, погода не даст)’; к. Батьыс
первойсо быгавмоныс повзис нёль красноармеец пыромысь [3. С. 61] ‘Сначала отец страшно испугался прихода четырех красноармейцев’.
Относительную самостоятельность приобретают и другие субъектные обстоятельственные конструкции, стержневыми словами которых являются м-овые и н-овые отглагольные имена в падежной форме или со служебными словами (послелогами): у. Егитъёс сайкыт салкымын пумиськон дыръя, беризь улэ нош ик пересь вуиз [17. С. 90] ‘Когда молодые встретились в прохладной тени, под липой снова появился старик’; к. Ва воссьомсянь йи куттодз ветлан -“кывтанкатан” [3. С. 75] ‘Со вскрытия реки до ледостава ездишь вниз и вверх по реке’.
Субъект конструкции может быть выражен не только существительным или другим словом в именительном падеже, но и лично-притяжательным суффиксом при стержневом слове конструкции: Пересь кызьпу улэ вуыкумы, пеймыт луэ ни вал [18. С. 16] ‘Когда мы подходили к старой березе, уже темнело’.
Имеются случаи, когда при подчинении трансформации подвергается не только глагол-сказуемое бывшего предложения, но и подлежащное слово, которое принимает аффикс родительного падежа: у. Отчы ветлыны кутскизы Володялэн цехе интыяськемез бере [7. № 12. 7] ‘Туда они начали ходить, после того как Володя устроился в цех’. В последнем примере между словом, выражающим субъект действия, и отглагольным именем, выражающим его действие, устанавливается иза-фетная (притяжательная) связь - Володялэн интыяськемез (букв. ‘Володино устроение-его’).
2. Глагол-сказуемое подчиняющегося предложения превращается в м-овое (реже н-овое) имя в падежной форме (чаще всего в аккузативе) или с послелогом. Бывшее предложение становится распространенным дополнением к сказуемому подчиняющего предложения. Так возникают семантические аналоги дополнительных (по структурно-семантической классификации изъяснительных) придаточных предложений. При подчинении трансформации часто подвергается и подлежащее, и сказуемое зависимого предложения одновременно: между бывшими главными членами устанавливается изафетная связь - существительное принимает аффиксы родительного или разделительного падежей, а отглагольное слово - притяжательный и падежный аффиксы: у. Мон солэн дано учёной лу-эмезлы чик уг паймиськы [7. 1974. № 3. 32] ‘Я нисколько не удивляюсь, что он стал известным ученым’; к. Дыр кылiс Илья Лысколысь нораа омляломсо [3. С. 126] ‘Долго слышал Илья, как жалобно воет Лыско’; у. Тйни со ужъёслы ик люкетозы тынад телефон юбоосыд. Малпаськы соосты кызьы воштон сярысь, аслад кивалтйсьёсыныд кенешы [7. 1976. № 3. 17] ‘Вот тем работам и помешают твои телефонные столбы. Подумай, посоветуйся со своими руководителями, как их заменить’.
Объектные конструкции в удмуртском языке весьма разнообразны, они могут содержать в своем составе относительные местоимения и наречия, которые могут быть использованы и в качестве стержневого слова конструкции: у. Озьы поплэсь малы, кытчы кошкемзэ нокин оз тод [19. С. 90] ‘Так никто не знал, куда и зачем ушел поп’; Адями адзе ук кинлэсь кычезэ [7. 1974. № 12. 25] ‘Человек же видит, кто каков’. Такие конструкции легко можно трансформировать в придаточные предложения, превратив указанные слова в союзные слова, ср.: Адями адзе ук, кин кыче (перевод тот же). Объектные конструкции последнего типа для коми языка не характерны.
Реже трансформации может подвергаться в удмуртском языке только сказуемое подчиненного предложения, принимая при этом аффикс дательного падежа: Гужем каникулъёс вуэмлы Лёняен Мики туж шумпотйзы [7. 1975. № 1. 53] ‘Лёня и Миколка очень обрадовались наступлению летних каникул’. Именное сказуемое подчиненного предложения, оформляясь падежно-притяжательными аффиксами, субстантивируется: Тыметлэсь артынзэ мон тонтэк но тодйсько [7. 1976. № 1. 52] ‘Что пруд рядом, я и без тебя знаю’.
3. Г лагол-сказуемое подчиненного предложения превращается в н-овое (реже м-овое или другое) причастие. Бывшее предложение становится определением к существительному подчиняющего предложения. Так возникают семантические аналоги определительных придаточных предложений: у. Маринаен Микол пумиськон нуналэ соослэн атайёссы кулон камераын огазе вуизы [20. С. 77] ‘В тот день, когда встретились Марина и Микола, их отцы оказались вместе в камере смертников’; к. Стк волi батьо кулан воо [3. С. 47] ‘Это было в год смерти отца’; у. Додьымы трактор ортчем сюрестй солань-талань бекмылляське [21. С. 49] ‘Наши сани бросает из стороны в сторону по дороге, по которой проехал трактор’. Трансформации может подвергаться и подлежащее подчиненного предложения. Оно принимает аффикс родительного или разделительного падежа: между бывшим подлежащим зависимого предложения и существительным подчиняющего предложения, к которому относится под-
чиняющееся предложение, при этом устанавливается изафетная связь: у. ”0з лыкты, но мон сое ви-тисько, ”- я чассэ, я Олялэсь лыктон сюрессэ синйылтэ Ложкин [22. С. 13] ‘ ”Не пришла, но я ее жду”,- поглядывает Ложкин то на часы, то на дорогу, по которой должна прийти Оля’.
4. Глагол-сказуемое подчиненного предложения превращается в м-овое (реже н-овое) отглагольное или другое субстантивированное слово. Бывшее предложение становится подлежащим подчиняющего предложения, а между бывшими главными членами после их трансформации часто устанавливается изафетная связь: у. Дангырлэн сюрлозэ сётымтэез солы яраз [4. С. 18] ‘Ей понравилось, что Дангыр не отдал свой серп’; к. Кыло машина колесаяслон асфальт вывтi лоня шыргом [3. С. 128] ‘Слышно тихое шуршание движущихся по асфальту колес машин’; Бюджетысь коньдонлэсь кытчы кошкемзэ эскерыса возён луонлык кылдытоз уксёез зечгес кутыны [23. 1996. 9 ноября. 1] ‘Контроль за расходованием бюджетных денег создаст возможность лучше использовать финансы’.
При подчинении предложения с именным сказуемым его сказуемое подвергается адъективации (так возникают субъектные определительные конструкции) или субстантивации (возникают объектные и обстоятельственные конструкции): Мылкыдыз умой муртэн вераськыны но капчи (Посл.) ‘С человеком, у которого хорошее настроение, приятно и разговаривать’; Табере вера, кызьы тодйд мынэсьтым татынме [24. С. 108] ‘Теперь скажи, как ты узнал, что я здесь’. Примеры на трансформации предложений с именным сказуемым в коми языке нами не зафиксированы.
К немоносубъектным конструкциям с неличными формами глагола в удмуртском языке, кроме субъектных конструкций, относятся в редких случаях конструкции, которые соотносимы с односоставными предложениями: Ожытак шуныт луэм бере, Миша гид сигазы коланы кутскиз [25. С. 14] ‘Когда немножко потеплело, Миша начал ночевать на чердаке хлева’; ВандэмоеКукшан пала-сен лыктыку, нырысь ик Чокорлэн, Нунылэн но Мыстай Иванлэн юртъёссы син азе пуксё [7. 1975. №
11. 34] ‘Когда приходишь в Вандэмо со стороны Кукшана, сначала перед глазами появляются дома Чокора, Нуны и Мыстай Ивана’.
Следует отметить, что имеются случаи частичной аномальной трансформации, когда бывшее подлежащее подчиненного предложения принимает показатель винительного падежа: у. Ми тонэ бы-рид кожам [17. С. 49] ‘Мы подумали, что ты погиб (букв. Мы тебя погиб подумали)’.
О том, что рассматриваемые предложения с немоносубъектными инфинитными и другими конструкциями возникли из двух предложений, свидетельствуют следующие факты: 1) наличие в предложении двух грамматически выраженных субъектов в именительном (при изафетном оформлении в родительном или разделительном) падеже или, иначе говоря, способность формирующего члена конструкции в большинстве случаев к реализации “собственной субъектно-подлежащной валентности”, что характерно и для самодийских языков [26. С. 366; 27. С. 54-55]; 2) формирующие члены (инфи-нитные формы глагола) конструкций, как и личные формы глагола, сохраняя способность глагольного управления (валентность), могут иметь при себе зависимые конституенты; 3) составные формирующие члены инфинитных конструкций, которые можно трансформировать в глагольные и именные составные сказуемые, ср.: Нюлэскын писпу куаръёс чужектыны кутскыку, чорыгъёс, чо-рыгъёслэн сямъёссы чылкак воштйсько [7. 1975. № 11. 50] ‘Когда в лесу начинают желтеть листья деревьев, рыбы и их повадки становятся совершенно другими’ - нюлэскын писпу куаръёс чужектыны кутско ‘в лесу начинают желтеть листья деревьев’; 4) невозможность самостоятельного функционирования той части субъектных отглагольно-именных конструкций, которая была бы взята изолированно от служебного слова: ср., например, нюлэскысь писпуос куарен шобырскыны кутскон... (букв. ‘из леса деревья листьями покрываться начинание...’) в предложении - Нюлэскысь писпуос куарен шобырскыны кутскон дыръя, зольгырилэн пиосыз потыса вуо [28. С. 43] ‘Когда деревья в лесу начинают покрываться листвой, у воробьев уже появляются птенчики’.
Некоторые тюркологи, например, татарские языковеды предложения с субъектными конструкциями в татарском языке рассматривали в качестве сложноподчиненных предложений синтетического типа [29. С. 169-189], затем позднее - в качестве сложноспаянных предложений [30. С. 418-448]. Подобно тюркологам пытался рассматривать предложения с указанными конструкциями в удмуртском языке В.И.Алатырев [31. С. 151-157]. Однако такая точка зрения финно-угроведами и удмуртскими языковедами не была принята: конструктивными признаками сложноподчиненного предложения ими традиционно признается, во-первых, наличие подчинительных союзов и союзных слов для связи придаточных предложений с главными, во-вторых, деепричастия и другие неличные формы
глагола не могут употребляться в качестве самостоятельного сказуемого ни в простом, ни в придаточном предложении.
Наряду с придаточными предложениями некоторые конструкции с неличными формами глагола являются весьма продуктивным средством выражения гипотаксиса в удмуртском языке. В коми языке такие конструкции употребляются реже, по-видимому, они вытесняются синонимичными придаточными предложениями. В современном венгерском языке обороты подобного типа, как отмечают исследователи, находятся в реликтовом состоянии. А в самодийских языках они являются основным средством выражения гипотаксиса.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Основы финно-угорского языкознания: Вопросы происхождения и развития финно-угорских языков / АН СССР. Институт языкознания. М.: Наука, 1974. 484 с.
2. Архипов Т. Адямилэн чеберез: Роман. Ижевск: Удмуртия,1963. 287 б.
3. Современный коми язык: Синтаксис / Под ред. Н.Н.Селькова. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1967. Ч.2. 152 с.
4. Кедра Митрей. Секыт зйбет: Роман. 2-тй изд. Ижевск: Удгиз, 1935. 201 б.
5. Рифтин А. О двух путях развития сложного предложения в аккадском языке // Советское языкознание. Л., 1937. Т.3. С. 63-69.
6. Гаджиева Н.З. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков / АН СССР. Ин-т язы-козн. М.: Наука, 1973. 406 с.
7. Молот (литературно-художественный и общественно-политический журнал УАССР).
8. Красильников Г. Арлэн кутсконэз: Роман. Ижевск: Роман 1965. 192 б.
9. Шутов А.Ф. Абсолютные обороты в удмуртском языке // СФУ. 1978. № 4 (XIV). С.283-289.
10. Wiedemann F.J. Grammatik der syrjanischen Sprache mit Berucksichtigung ihrer Dialekte und des Wotjakischen. SPb., 1884. 255 s.
11. Fokos-Fuchs D. R. Die Verbaladverbien der permischen Sprachen // ALH. Budapest, 1958. VIII. S. 273-342.
12. Krnylowicz J. The Inflectional Categories of Indo-European. Heidelberg: Carl Winter Universitatverlag, 1964. 270 s.
13. Kangasmaa-Minn E. Uber die Nominalisierung des Satzes im Tscheremissischen // Symposion uber Syntax der uralischen Sprachen. Gottingen, 1970. S. 118-131.
14. Bartens R. Mordvan, tseremissin ja votjakin konjugaation infiniittisten muotoen syntaksi // SUST. Helsinki, 1979. № 170. 251 s.
15. Цыпанов Е.А. Причастие в коми языке: история, семантика дистрибуция. Екатеринбург: УрО Ран, 1997. 210 с.
16. Черемисина М. И. Некоторые вопросы теории сложного предложения: Учебное пособие. Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 1979. 82 с.
17. Коновалов М. Гаян. Ижевск: Удм.кн изд-во, 1958. 229 б.
18. Васильев Н. Азвесь портсигар. Ижевск: Удмуртия, 1976. 190 б.
19. Удмурт калык сказкаос. Ижевск: Удмуртгосиздат, 1940, 106 б.
20. Самсонов С. Кам вадьсын гудыръя: Повесть. Ижевск: Удмуртия, 1969. 167 б.
21. Самсонов Е. Зор бере: Веросъёс. Ижевск: Удмуртия, 1967. 165 б.
22. Смирнов В. Будо бадяръёс: Повесть. Ижевск: Удмуртия, 1976. 165 б.
23. Удмурт дунне (республиканская газета Г оссовета и правительства УР на удмуртском языке).
24. Гаврилов И. Вордйськем палъёсын. Кыкетй книга. Ижевск: Удм.кн. изд-во, 1959. 287 б.
25. Ломагин К. Котьку сюлэмын. Ижевск: Удмуртия, 1993. 228 б.
26. Морев Ю.А., Кузнецова Н.Г. Особенности грамматического строя самодийских языков по сравнению с финно-угорскими // Узловые проблемы современного финно-угроведения: материалы I Всерос. науч. конф. финно-угроведов. Йошкар-Ола, 1995. С. 365-367.
27. Кузнецова Н.Г. Деепричастия в самодийских языках // Тезисы докладов международной научной конференции «Структура и развитие волжско-финских языков» / Мар. гос. ун-т, Научный центр финноугроведения. Йошкар-Ола, 1996. С. 53-56.
28. Яковлев И.В. Вторая книга для чтения на вотском языке. Казань, 1908. 104 с.
29. Современный татарский литературный язык / АН СССР, Казанский ин-т языка, литературы и истории имени Г.Ибрагимова. М.: Наука, 1971. 311 с.
30. Закиев М.З. Татарская грамматика. Т. III: Синтаксис / АН Татарстана, Ин-т языка, литературы и истории имени Г. Ибрагимова. Казань, 1995, 576.
31. Алатырев В.И. Синтетический тип сложноподчиненных предложений в удмуртском языке // Всесоюз. конф. по финно-угроведению: тез. докл. и сообщ. / АН СССР. Ин-т языкозн. Мар. НИИ. Йошкар-Ола, 1969. С. 151-157.
Поступила в редакцию 16.04.12
A.F. Shutov
Extended parts of sentences as semantic analogies of subordinate clauses in Udmurt language
Extended parts of sentences - monosubjective and nonmonosubjective infinitive and other constructions that functionally correspond to different types of sentences are considered in the article. The author also analyzes subordinate clauses alongside with the history of the origin of the constructions mentioned above.
Keywords: sentences with mono-subjective and not mono-subjective constructions, semantic analoqs of subordinate clauses, an origin, main word of construction, transformation, hypotaxis.
Шутов Александр Федорович, доктор филологических наук Shutov A.F., doctor of philoloqy
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» Udmurt State University
426034, Россия, г. Ижевск, 426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2
ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: shutow @ udm.ru
E-mail: shutow @ udm.ru
