CC BY
2КРИМИНАЛИСТЪ. 2024. № 2 (47). С. 129-135 • CRIMINALIST. 2024;2(47):129-135
Научная статья УДК 343.9
РАСПРОСТРАНЕННОСТЬ ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНОГО ДЕЯНИЯ
КАК ФАКТОР КРИМИНАЛИЗАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В ОТНОШЕНИИ ИСТОРИЧЕСКОГО И КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
Искандер Альфредович ХАЛИКОВ
Казанский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации, Казань, Россия, iskanderh@mail.ru
Аннотация. Исходным фактором, оказавшим и продолжающим оказывать влияние на процесс отнесения общественно опасного деяния в отношении элементов исторического и культурного наследия к числу преступных, является фактическая распространенность данного деяния. Автором отмечено, что анализ правоприменительной практики должен иметь перманентный характер. Он выступает предтечей законотворческой деятельности, а также благодаря обобщению правоприменительной практики создает правовые условия для коррекции уголовно-правового предписания в целях более эффективного его применения в будущем. Применительно к деяниям в отношении исторического и культурного наследия законодателем не была оценена их распространенность, не были определены наиболее распространенные формы преступного поведения, что отразилось на выявляе-мости отдельных преступных актов.
Ключевые слова: уголовно-правовая политика, историческое и культурное наследие, общественная опасность, памятники истории и культуры
Для цитирования: Халиков И. А. Распространенность общественно опасного деяния как фактор криминализации преступлений в отношении исторического и культурного наследия // Криминалистъ. 2024. № 2 (47). С. 129-135.
Original article
THE PREVALENCE OF SOCIALLY DANGEROUS ACTS AS A FACTOR OF CRIMINALIZATION OF CRIMES AGAINST THE HISTORICAL AND CULTURAL HERITAGE
Iskander A. KHALIKOV
Kazan Law Institute (branch) of the University of prosecutor's office of the Russian Federation, Kazan, Russia, iskanderh@mail.ru
Abstract. The initial factor that has influenced and continues to have an impact on the process of classifying a socially dangerous act in relation to elements of historical and cultural heritage as criminal is its actual prevalence. The author notes that the analysis of law enforcement practice should have a permanent character. It acts as a forerunner of legislative activity, and also, thanks to the generalization of law enforcement practice, creates legal conditions for the correction of criminal law regulations in order to more effectively apply it in the future. In the case of acts against historical and cultural heritage, the legislator did not assess their prevalence and did not identify the most common forms of criminal behaviour, which affected the detectability of individual criminal acts.
© Халиков И. А., 2024
Keywords: criminal law policy, historical and cultural heritage, public danger, historical and cultural monuments
For citation: Khalikov I. A. The prevalence of socially dangerous acts as a factor of criminalization of crimes against the historical and cultural heritage. Criminalist. 2024;2(47):129-135. (In Russ.).
Существует ряд значимых факторов, как оказывающих влияние на отнесение общественных отношений к числу подлежащих уголовно-правовой охране, так и раскрывающих содержание социально-криминологической обусловленности уголовно-правовой политики и норм, устанавливающих уголовно-правовые запреты. Благодаря им исследуемое законодателем противоправное деяние признается преступлением. Особое место среди указанных факторов занимает распространенность общественно опасного деяния.
По мнению Н. И. Коржанского, на определение объекта, подлежащего уголовно-правовой охране, оказывают влияние различные социальные факторы, основными из которых являются: место, роль и социальная ценность определенных общественных отношений; распространенность общественно опасных посягательств на данные общественные отношения; размер и характер причиняемого этими посягательствами социально опасного вреда; эффективность тех или иных средств государственной охраны [1, с. 47]. Схожие факторы, послужившие основанием установления уголовно-правового запрета, привел А. И. Коробеев. К их числу он отнес: высокую степень общественной опасности противоправного деяния; его относительную распространенность и типичность как формы проявления антиобщественного поведения; динамику указанного деяния с учетом причин и условий, его породивших; невозможность борьбы с противоправным деянием менее репрессивными методами [2, с. 59].
В результате изучения содержания приведенных факторов, имеющих криминологическое наполнение, определяются цель, основание и возможность законодательного установления уголовной ответственности, а также ее усиления (смягчения), если происходит обращение к социальным факторам уже криминализированного деяния. Их основу образует социально-аксиологическая система, включающая в себя эстетические, этические, моральные, экономические и другие элементы. Как части системы они взаимодействуют между собой, определяя внутреннюю иерархию по степени общественной значимости подлежащего уголовно-правовой охране общественного отношения. Вместе с тем приведенные факторы не отражают специфику преступных деяний в отношении исторического и культурного наследия. Они применимы ко всем преступлениям, предусмотренным Особенной частью Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ). Это оправдывает востребованность отдельного изучения фактора распространенности общественно опасных деяний для определения социально-криминологической природы уголовно-правовых предписаний, предусмотренных ст. 243 — 243.4 УК РФ.
Так, одним из методов уголовно-правовой политики является криминализация, под которой принято понимать «процесс выявления общественно опасных форм индивидуального поведения, признания допустимости, возможности и целесообразности уголовно-правовой борьбы с ними и фиксации в законе в качестве преступных и уголовно наказуемых» [3, с. 59].
В. Н. Кудрявцев, обращаясь к социальной обусловленности уголовно-правового запрета, отметил, что «криминализация — это общее понятие, охватывающее как процесс, так и результат признания определенного деяния преступным и наказуемым. Процесс криминализации состоит в выявлении цели, основания и возможности установления уголовной ответственности, а также издания уголовных законов, закрепляющих это решение. Результат криминализации — совокупность норм уголовного закона, содержащих перечень преступлений и предусмотренных за них наказаний, основания и условий привлечения виновных к уголовной ответственности и освобождения от нее» [4, с. 17]. На этапе установления уголовно-правового запрета и (или) усиления его репрессивной составляющей могут быть допущены просчеты при оценке криминологической обоснованности. Они будут не явными для законотворца, поскольку в процессе криминализации преступного деяния им вариативно решаются две задачи. Во-первых, «купирование» общественно опасного поведения путем установления возможности уголовно-правового воздействия на лицо, его совершившее, которое применимо к случаям, если криминализируемое деяние зафиксировано, а также тиражировано в доступных для выявления, пресечения и расследования формах (актах). Во-вторых, удовлетворение потребности в установлении уголовно-правового запрета в случае поступления на него уголовно-политического запроса. Это так называемая криминализация «про запас». В подобных случаях у законодателя нет подтверждения, что криминализируемое деяние существует в объективной действительности, а также что оно доступно для выявления, пресечения и расследования в форме, предлагаемой в уголовно-правовом конструкте. При криминализации в части
деяний в отношении исторического и культурного наследия политический запрос был обусловлен ратификацией Российской Федерацией Европейской конвенции об охране археологического наследия (пересмотренной) (ETS № 143) (Валетта, 16 января 1992 года) . При этом законодатель к оценке эффективности применения норм уголовного закона в будущем в процессе криминализации не обращался. Если в дальнейшем в целях повышения эффективности применения нормы уголовного закона из-за отсутствия сложившейся правоприменительной практики станет невозможно задействовать меры правового, организационного и информационного (праворазъяснительного) характера, направленные на корректировку ее содержания и условий применения, будет признано, что криминализация поставленных целей не достигла. Это, в частности, произошло со ст. 243.1, 243.3 УК РФ.
Законодательное установление уголовно-правового запрета следует считать оправданным, если он охватывает типичные и достаточно распространенные формы антиобщественного поведения. Речь идет не о любом поведении, а только о том, общественная опасность которого эмпирически обоснована, подтверждена, а также «тиражирована» в отдельных доступных для выявления антиобщественных актах. Учет рассматриваемого критерия, по мнению В. Д. Филимонова, направлен на определение степени общественной опасности противоправного поведения. По общему правилу, чем более распространено деяние, причиняющее вред общественным отношениям, тем выше степень его общественной опасности, следовательно, больше оснований признать его преступлением [5, с. 60]. Применительно к деяниям в отношении исторического и культурного наследия приведенное правило было нарушено, поскольку большая их часть не выявляются, остаются
латентными, либо не рассматриваются в правоприменительной практике правоохранительных органов как уголовно наказуемые. Для подтверждения выраженного мнения следует обратиться к сведениям об общем количестве исключенных из Единого государственного реестра объектов культурного наследия в связи с утратой ими историко-культурного значения. Так, в 2022 году 246 памятников были лишены охранного статуса, при этом возбуждено 86 уголовных дел по ст. 243 УК РФ (2021 год — 318 лишены охранного статуса, возбуждено 116 уголовных дел по ст. 243 УК РФ) .
Статистически зафиксированный разрыв между поставленными на учет преступлениями и общим числом утраченных памятников истории и культуры достаточен и может означать смещение юрисдикционной власти правоохранительных органов к региональным органам охраны объектов культурного наследия, заменяющим уголовную ответственность иными мерами воздействия либо игнорирующим необходимость ее осуществления. К примеру, при наличии признаков состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 243 УК РФ, и явном попустительстве со стороны представителей Инспекции по охране объектов культурного наследия Костромской области 25 января 2023 года был уничтожен объект культурного наследия регионального значения «Подпольная типография Костромского комитета РСДРП (1904 — 1905 гг.)», расположенный в г. Костроме. Характерно, что инициаторы уничтожения памятника —представители строительной индустрии, девелоперы, публично обозначили преследуемую цель — возвести, а затем выгодно реализовать квартиры в «доме с историей». Как результат, право общества на сохранение исторического и культурного наследия принесено в жертву возможности застройщиком извлечь материальную выгоду, прибыль.
Событие получило общественный резонанс и потребовало должной уголовно-правовой оценки со стороны правоохранительных органов .
Как верно отметил Д. В. Васильев, «криминологическое обоснование изменений в уголовном законе, регламентирующем борьбу с посягательствами на культурные ценности, необходимо строить на достоверной и полной информации о состоянии, структуре и динамике преступного поведения. Важно учитывать грядущие изменения в сфере борьбы с преступностью в указанном направлении» [6, с. 6]. Это обусловливает потребность в изучении и обсуждении на этапе возникновения законодательной инициативы статистических сведений о распространенности криминализируемого деяния, которые будут носить прогностический характер.
По справедливому замечанию С. К. Гогеля, статистика — это непрерывный, постоянный сбор и систематическое объединение ряда однородных фактов, с помощью которых возможно определение постоянства известных влияний и причин там, где в смене отдельных явлений, на первый взгляд, нельзя усмотреть никакой однородности [7, с. 23]. Именно однородности, поскольку оценка характера деяния в отношении исторического и культурного наследия «разведена» законодателем между нормами различной отраслевой принадлежности и не содержит непротиворечивых различий, способных оправдать признание его преступным и уголовно наказуемым.
Обращение законодателя к статистическим сведениям необходимо для получения данных о распространенности того или иного антиобщественного явления, а также выделения форм наиболее типичного противоправного поведения, которые будут им учтены при формулировании признаков объективной стороны состава преступления. Так,
при инициировании и обсуждении законопроекта № 217902-6 , в результате принятия которого Уголовный кодекс Российской Федерации был дополнен ст. 243.1 — 243.3, кроме прочего, законодателю следовало обратиться к показателям о количестве разрушенных памятников истории и культуры, причинах подобных необратимых последствий, количестве обнаруженных на территории Российской Федерации и переданных государству культурных ценностей. В должном объеме подобными сведениями располагает Министерство культуры Российской Федерации. Включение в законотворческий процесс представителей указанного министерства, членов общественных организаций, таких как «Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК)», «Архнадзор», могло способствовать созданию криминологической основы системы рассматриваемых уголовно-правовых запретов. Однако этого сделано не было. При оценке обоснованности криминализации противоправных деяний законодатель ограничился сведениями о распространенности общественно опасных деяний, предоставленными МВД России, которые не отражают реально существующий уровень преступности.
Анализ правоприменительной практики предваряет и венчает процесс криминализации противоправного деяния. Отсюда становится понятной та роль, которую играет изучение реальных изменений социальной действительности, закономерностей и тенденций правоприменительной деятельности в выявлении системообразующих связей между отдельными элементами и, как следствие, создании условий для эффективной реализации уголовно-правовой политики. Законодателем должны быть определены и исследованы все возможные формы криминализируемого поведения, сделаны акценты на наиболее типичных признаках его проявления,
а также на факторах, способных повлиять на ужесточение ответственности. В случае криминализации одновременно нескольких противоправных деяний должен быть проведен анализ распространенности каждого из них. Это крайне важно, поскольку благодаря подобным действиям законодателя может быть создана модель типичного преступного поведения, форма эффективного противодействия которому в последующем будет облечена в норму уголовного закона. В отношении общности противоправных деяний, криминализированных Федеральным законом от 23 июля 2013 года № 245-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части пресечения незаконной деятельности в области археологии», этого сделано не было. Как результат, были утрачены условия для формирования внутрисистемной связи между нормами закона (ст. 243.1, чч. 1, 2 ст. 243.2, ст. 243.3 УК РФ) и правоприменительной практикой, которая оказалась неспособной выявить и пресечь противоправное поведение с использованием предложенных законодателем уголовно-правовых конструктов.
В пояснительной записке к проекту указанного Федерального закона (законопроект № 217902-6) приведены сведения только о лицах, привлеченных к уголовной и административной ответственности за совершение в 2011 году преступлений и административных правонарушений в отношении элементов археологического наследия — в части их незаконного поиска и (или) изъятия из мест залегания. Так, за указанный период времени к уголовной ответственности по ст. 243 УК РФ привлечено два гражданина, к административной ответственности по ст. 7.15 Кодекса Российской Федерации об одминистратив-ных правонарушениях — 27 граждан. При этом в 2011 году государственные органы охраны объектов культурного
наследия, члены научного сообщества археологов на территории Российской Федерации выявили и зафиксировали 5 075 грабительских раскопов [8, с. 32 — 47]. На основании сопоставления количества поврежденных, уничтоженных объектов археологического наследия с числом лиц, привлеченных к уголовной и административной ответственности, был сделан вывод об отсутствии на период формирования законодательной инициативы, а также рассмотрения законопроекта средств государственного противодействия совершаемым антиобщественным актам. Вместе с тем в принятом законопроекте отсутствовал анализ распространенности иных криминализируемых деяний. Законодатель был обязан произвести дифференциацию процессуальных решений, принятых правоохранительными органами по ст. 243 УК РФ — общей норме уголовного закона, и определить условия наступления уголовной ответственности за преступления, предусмотренные ст. 243.1, 243.3 УК РФ, но не сделал этого.
Обращение к пакету документов, благодаря которому был задан вектор законотворческой деятельности, не является случайным. Именно на основании Федерального закона от 23 июля 2013 года № 245-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части пресечения незаконной деятельности в области археологии» Уголовный кодекс дополнен ст. 243.1 — 243.3, а ст. 243 изложена в новой, действующей редакции. В результате недооценки распространенности вновь криминализируемых деяний в период с 2013 по 2022 год по ст. 243.1 УК РФ «Нарушение требований сохранения или использования объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, включенных в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской
Федерации, либо выявленных объектов культурного наследия» возбуждено 60 уголовных дел, ни по одному из которых не вынесено судебное решение. По ст. 243.3 УК РФ «Уклонение исполнителя земляных, строительных, мелиоративных, хозяйственных или иных работ либо археологических полевых работ, осуществляемых на основании разрешения (открытого листа), от обязательной передачи государству обнаруженных при проведении таких работ предметов, имеющих особую культурных ценностей, или культурную ценность в крупном размере» с 2015 по 2022 год не возбуждено ни одного уголовного дела. Что подвигло законодателя к принятию указанных норм уголовного закона без исследования распространенности схожих по характеру антиобщественных деяний и их оценки, осталось неизвестным.
Сведения о количестве и распространенности преступлений, по мнению М. М. Бабаева и Ю. Е. Пудовочкина, — это «важная составляющая системы информационного обеспечения процесса формирования государственной уголовной политики. Дефекты информации смещают и искажают ориентиры, необходимые для выбора правильного „прицела" и обеспечения всех иных предпосылок ее эффективности» [9, с. 65]. Во многом этим можно объяснить полное отсутствие должных результатов криминализации деяний в отношении отдельных элементов исторического и культурного наследия. Не сформировалась внутрисистемная связь между нормами уголовного закона и правоприменительной практикой, что привело к отсутствию результатов по выявлению криминализованных деяний. Она и не могла сформироваться, поскольку вывод о возможности пресечения преступлений с применением предложенных законодателем уголовно-правовых конструктов был сделан необоснованно.
Список источников
1. Коржанский Н. И. Очерки теории уголовного права. Волгоград : ВСШ МВД РФ, 1992. 92 с.
2. Коробеев А. И. Уголовно-правовая политика России: от генезиса до кризиса. Москва : Юрлитинформ, 2019. 352 с.
3. Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблема криминализации и пенализации. Владивосток : Изд-во Дальневост. ун-та, 1987. 268 с.
4. Основания уголовно-правового запрета : Криминализация и декриминализация / В. Н. Кудрявцев, П. С. Дагель, Г. А. Злобин [и др.] ; отв. ред. В. Н. Кудрявцев, А. М. Яковлев. Москва : Наука, 1982. 303 с.
5. Филимонов В. Д. Норма уголовного права. Санкт-Петербург : Юрид. центр Пресс, 2004. 281 с.
6. Васильев Д. В. Контрабанда культурных ценностей (криминологическое исследование) : специальность 12.00.08 «Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право» : дис. ...канд. юрид. наук / Васильев Дмитрий Викторович. Москва, 2008. 169 с.
7. Гогель С. К. Курс уголовной политики в связи с уголовной социологией / сост. и вступ. ст. В. С. Овчинского, А. В. Федорова. Москва : ИНФРА-М, 2021. 386 с.
8. Энговатова А. В. Сохранение археологического наследия в России: современное состояние // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История. Филология. 2013. № 12 (3). С. 32-47.
9. Бабаев М. М., Пудовочкин Ю. Е. Проблемы российской уголовной политики. Москва : Проспект, 2016. 296 с.
Информация об авторе
И. А. Халиков - профессор кафедры прокурорского надзора за исполнением законов в оперативно-разыскной деятельности и участия прокурора в уголовном судопроизводстве Казанского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации, кандидат юридических наук.
Information about the author
I. A. Khalikov - Professor at the Department of prosecutorial supervision over the execution of laws in investigative activities and participation of the prosecutor in criminal proceedings of the Kazan Law Institute (branch) of the University of prosecutor's office of the Russian Federation, Candidate of Science (Law).
