CC BY
223
УДК 930 ЖМШМШМШШШ^
РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИСЛАМА У ПЕЧЕНЕГОВ В СТЕПЯХ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
© Г.Н. Гарустович,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, Институт истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской академии наук, проспект Октября, 71, 450054, Уфа, Российская Федерация эл. почта: [email protected]
В статье рассматривается проблемы распространения мусульманской религии среди тюркских племен печенегов, проживающих в степях Северного Причерноморья в начале II тысячелетия н.э. (в Х - начале XI вв.) Описания исламской пропаганды в печенежских кочевьях сдержатся в работах арабских авторов ал-Бакри (XI в.) и ал-Гарнати (XII в.), которые указывали на определенные успехи миссионерской деятельности. Распространение ислама у печенегов проживающих в Венгрии, связано с проповедью хорезмийских и булгарских миссионеров и купцов. Однако, как свидетельствует информация, содержавшаяся в русских летописях и венгерских средневековых хрониках, основная масса кочевников-печенегов продолжала придерживаться языческих верований своих предков - тюркоязычных племен. Так продолжалось вплоть до разгрома печенегов племенами тюрок-кыпчаков, и утраты ими суверенитета над своими собственными кочевьями в степях Восточной Европы.
Ключевые слова: тюркские племена, кочевники, печенеги, зарождение государства, шаманизм, язычество, распространение ислама, принятие мусульманской религии, проповедь монотеизма, хорезмийские миссионеры, булгар-ские купцы, проникновение христианства к печенегам, арабские авторы, русское летописание, письменные источники, эпоха средневековья, столкновения на религиозной почве, кыпчаки, политическое противостояние мировых религий в эпоху средневековья, Восточная Европа, Венгрия
© G.N. Garustovich
DEVELOPING OF ISLAM AMONG PECHENEGS IN THE STEPPES OF EASTERN EUROPE
This article is dedicated to the problem of developing Muslim religion among Turkic tribes of Pechenegs who lived in the steppes of the Northern Black Sea area in the beginning of the second millennium A.D. (in 10th — early 11th centuries). Descriptions of Islamic propaganda in nomads' camps of Pechenegs are reflected in the works of Arabic authors such as Al-Bakri (11th cent.) and Al-Gharnati (12th cent.) who pointed out a certain success of the missionary work. Developing of Islam among Pechenegs living in Hungary is associated with propagations of Khorezmian and Bulgarian missionaries and merchants. However, according to the information in the Russian chronicles and Hungarian Medieval chronicles, the general body of the Pechenegs nomads kept on holding the heathen beliefs of their forefathers, namely Turkic-speaking tribes. The situation did not change until the defeat of the Pechenegs at the hands of the Turkic Kipchaks tribes followed by the loss of the sovereignty over Pecheneges' own nomads' camps in the steppes of Eastern Europe.
Institute of History, Language and Literature, Ufa Scientific Centre Russian Academy of Sciences
Prospekt Oktyabrya, 71, 450054, Ufa, Russian Federation e-mail: [email protected]
Key words: Turkic tribes, nomads, Pechenegs, rise of the state system, shamanism, heathenism, developing of Islam, adoption of Muslim religion, propagation of monotheism, Khorezmian missionaries, Bulgarian merchants, spread of Christianity among the Pechenegs, Arabic authors, Russian chronicles, written sources, the Middle Ages, religious conflicts, Kipchaks, political confrontation of the world religions in the Middle Ages, Eastern Europe, Hungary
«В истории народов России процесс проникновения, распространения и утверждения ислама на значительной территории Русского государства представляет собой яркую и еще не до конца изученную страницу» [1, с. 4]. С этими словами трудно не согласиться. Принятие монотеистических мировых религий тюркоязычными народами великого пояса степей Евразии происходило в разные столетия на протяжении чуть ли не всего периода раннего средневековья. Все зависело от уровня социального развития кочевых племен, их внутренней готовности к восприятию качественно нового, передового мировоззрения. Как всегда, это был сложный, достаточно протяженный, очень часто противоречивый процесс. Поэтому легковесное или упрощенное отношение историков к данному социально-политическому и идеологическому явлению совершенно неоправданно. В научной литературе нам неоднократно приходилось сталкиваться с примерами, когда одной из причин распространения ислама у того или иного кочевого народа называется его принадлежность тюркоязычному сообществу. Якобы лишь ислам полностью соответствует мировоззренческим потребностям тюрок [см.: 2, с. 13—15]. На самом деле никакого этнического детерминизма не было и не могло быть. В наше время тюркоязычные чуваши, якуты и гагаузы являются приверженцами христианства, караимы — иудаизма, а алтайские народы до сих пор остаются язычниками. А в эпоху средневековья хазары исповедовали иудаизм, многие тюркские народы объявляли себя сторонниками буддизма. Все дело не в изначальной этнической предрасположенности народов к определенной религии, а в том культурном влиянии, какое оказывало на них окружение передовых (так называемых «цивилизованных») народов. Именно так оценивал процесс С.Г. Кляшторный, обращая внимание на сравнительно быструю
Единобожие есть очищение души от каких-либо чувств, исключая чувство единобожия...
ал-Ахрар, XVв.
(Х—Х1 вв.) исламизацию тюркских племен и сложение у них предпосылок для создания собственных государственных образований. Это, по его мнению, явилось внешним выражением (в идеологическом аспекте) мощного культурного воздействия оседлых народов и интенсивной интеграции тюркских племен в систему цивилизации Востока [3, с. 21].
Еще одной ошибкой мы считаем желание некоторых авторов выдать за реальность возможность такого события, когда один народ принимает монотеизм «за компанию» (т.е. «заодно») с другим, пусть даже родственным, этносом. К примеру, «Часть башкир ислам могла принять вместе с хазарами еще в 40-х г. VIII в., а в начале Х в. — вместе с волжскими болгарами» [4, с. 389]. Непонятно, что значит «могла принять»? История просто не знает подобных примеров. В реалиях было, скорее, наоборот: часть родоплеменных коллективов одного народа отказывалась менять религию предков, хотя другие племена данного этноса соглашались на новации. За примером далеко ходить не нужно. Достаточно вспомнить рассказ ибн-Фадлана (922) о демарше сувазов, отказавшихся стать мусульманами вместе с баранджарами и другими племенами булгар [5, с. 84—85].
Имеется еще один иллюзорный штамп в религиоведении, и связан он с нашей неизменной приверженностью к коротким, жестким датам. На самом деле, 988 г. в истории христианства у русских или 922 г. в истории ислама у булгар не более чем условные вехи в длительном процессе утверждения новой религиозной идеологии. Поэтому мы не можем серьезно воспринимать такой тезис: «В исторической литературе имеется обоснованное мнение о том, что массовое принятие башкирами ислама состоялось в 1152 г. [со ссылкой на работу: 6]. Исторические факты свидетельствуют, что к этому времени ислам в Башкортостане прошел длительный путь
проникновения и распространения» [4, с. 389]. Во-первых, в работе М.И. Уметбаева «Ядкар» («Памятки») нет никакого «обоснованного мнения», точнее, даже намеков на попытки какой-либо аргументации! Все высказывания по интересующей нас теме основаны на его личных представлениях и на легендарных данных, во многом не соответствующих действительности. Он писал, что «башкиры приняли ислам намного раньше своих соседей, в 195 г.х. (748 г.). Они приняли ислам раньше турок, которые жили в Турецкой области, приняли ислам в 400 г.х., по-гречески — Х в. Миссионерскую деятельность за Агиделью возглавил основатель системы тариката Ахмет Яссеви (умер в 514 г.х.)» (!?) [6, с. 198]. Мне кажется, комментарии здесь излишни... Значительно ближе к истине были Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова в их более ранней работе. «Как известно, — отметили они, — под влиянием болгар определенная часть башкир приняла мусульманскую веру... Но этот начавшийся процесс мусульманизации у башкир завершился только в Х1У—ХУ вв.» [7, с. 208].
Наше обращение к древностям печенегов не случайно, поскольку история этого тюркского этноса вплотную связана с историей башкирского народа. В эпоху средневековья они проживали по соседству; находились на близком уровне социального развития; воевали друг с другом и вступали в тесные союзнические отношения. К тому же, у обоих народов мировые религии распространялись на добровольной основе и примерно в одно и то же время. Особенно интересна для нас механика проникновения и утверждения мировых религий в обществе тюркоязычных племен, представителей подвижных форм скотоводства.
Следует отметить, что в рассматриваемую эпоху в печенежскую этническую среду проникала не только мусульманская религия. Определенное распространение у них в это время получило христианство. Но из-за ограниченного объема статьи, мы обратимся лишь к исламским новациям в социальной жизни
печенегов. Для раскрытия процесса проникновения к ним христианства требуется специальная статья.
В советское время на основе предположения известного этнографа С.П. Толстова значительное число сторонников приобрела одна экзотическая (в нашей терминологии «конфронтационная») концепция в истории отечественного средневекового номадизма, согласно которой представители тогдашнего исламского мира в процессе наступления против западных иноверцев организовали нападение степных племен печенегов на границы Киевской Руси. И все из-за того, что славяне решили принять христианскую религию византийского толка. Этому событию якобы предшествовало массовое приобщение тюрок к мусульманским верованиям. «В Х в. ислам начинает проникать в среду тюркских кочевников. В это время исламизируются хазары и печенеги» [8, с. 249]. М.И. Артамонов вслед за С.П. Толстовым также допускал возможным относить мусульманизацию печенегов к концу Х в. «Девятилетняя русско-печенежская война 988—997 гг. началась вслед за принятием Русью христианства. Около этого времени происходит исламизация печенегов под влиянием хорезмийских миссионеров» [9, с. 567]. Конечно, привлекательно представить бои руссов с кочевниками как конфессиональную войну, в виде столкновения христиан (руссов) и мусульман (печенегов). К тому же здесь можно порассуждать о специфике не знавшей границ большой международной политики... Однако, с нашей точки зрения, это все были чисто логические построения, в источниках нет подтверждений такой «борьбы за веру». Скажем, половцы совершали грабительские нападения на Киевскую Русь значительно чаще, нежели печенеги, но почему-то никто не ищет здесь идеологическую подоплеку.
Возникает вопрос: чем подтверждается «массовость» приобщения печенегов к исламу. Через столетие, разбитые и преследуемые в степи половцами, осколки печенежских орд искали спасения в пределах Киевской Руси.
При этом непонятно, куда делись «многочисленные печенеги-мусульмане» в момент образования союза «черных клобуков» под главенством русских князей? Почему у русских книжников нет ни одного упоминания о сарацинах в среде «кочевых вассалов»? Видимо, принятие христианства на Руси и затяжная война с печенегами никак не связаны между собой. Это случайное совпадение, не более того.
Если о реальном утверждении ислама среди печенегов (тем более массовом!) ранее XI в. говорить не приходится, что же происходило в Х в.? Поэтому обратимся к сообщениям восточных авторов.
Еще академик В.В. Бартольд писал: «Арабские географы Х в. описывают турок (т.е. тюрок. — Г.Г.) как народ, совершенно чуждый исламу и находящийся во вражде с мусульманами» [10, с. 59]. Якут сохранил рассказ (сообщение взято им у Ибн ал-Факифа) о посольстве арабов к тюркам с предложением принять ислам. Событие это якобы происходило во времена правления халифа Хишама (724—743), но не сказано, где происходили упомянутые действия. Возможно, здесь речь шла о хазарах, но не исключено, что посольство добралось до кочевий печенегов, проживающих у границ Мавераннахра. В любом случае, тюркский вождь ответил отказом, поскольку у него нет ни одного ремесленника, «ни цирюльников, ни кузнецов, ни портных», и в случае принятия ислама его людям нечем будет добывать себе пропитание [10, с. 67—68]. Как видим, в первой половине VIII в. кочевники рассматривали мусульман как преимущественно городских жителей и ясно осознавали свое отличие от арабов — жителей оседлых «культурных областей».
Однако позднее, с начала II тысячелетия н.э., появляется серия сообщений в нарративных источниках об успехах мусульманской пропаганды среди степняков-печенегов Северного Причерноморья. Обращаем внимание на то, что информация о проникновении ислама в этническую среду печенегов
содержится в трудах разных восточных авторов, и эти описания независимы друг от друга. К XI в. относится сообщение анда-лузца ал-Бакри: «...После 400-го года хиджры (1009/10 г.) случился у печенегов пленный из мусульман, который и объяснил ислам некоторым из них, вследствие чего те и приняли его. Намерения их были искренни, и стала распространяться между ними пропаганда ислама. Остальные же, не принявшие ислама, порицали их за это, и дело кончилось войной (здесь и далее выделено мною. — Г.Г.)...И они (мусульмане) убивали их и оставшиеся в живых приняли ислам. И все они теперь мусульмане» [11, с. 58—60]. В пересказе Б.Н. Заходера к этой информации имеются некоторые добавления. Пленный мусульманин назван у него «ученым богословом», а ал-Бакри говорит, что в результате успешной пропаганды у печенегов теперь «есть ученые, богословы и чтецы Корана. Они называют теперь тех, кто очутился у них из обращенных в рабство владетелем Константинополя, или других ал-хавалис, они представляют им выбор, хотят ли они оставаться у них, как раньше, ... или хотят отправиться в другое безопасное место» [12, с. 76]. Из слов ал-Бакри можно сделать вывод о важной роли хорез-мийцев (хвалисов) в деле пропаганды ислама среди печенегов. Все же успехи внедрения мусульманской религии среди печенежского народа ал-Бакри явно преувеличил. Даже из его слов следует, что соплеменники критически воспринимали идеологические новации части кочевого общества, и эти религиозные изменения привели к вспышке гражданской войны.
Можно назвать еще один источник, в котором речь идет о распространении монотеистической религии у печенегов. В бул-гарской летописи эмира Гази-Бараджа (1229—1246) отмечено, что в 80-е годы Х в. князь Булымер (Владимир) разрешил бул-гарским миссионерам проповедование мусульманства в подвластных ему землях. «Семь булгарских правоведов отправились в Башту (на Русь. — Г.Г.) по Хорысданскому пути (тор-
говый путь Киев — Болгар. — Г.Г.). Возглавил их сын Насыра Кул-Мохаммед. Они обратили в ислам барынских и каубийских (т.е. языческих) беков, а также биев сакланских баджанаков и построили несколько мечетей в Башту, Карад-жаре, Хурсе и Барын-Диу (т.е. в Киеве и других русских городах)» [13, с. 103 — 104]. Здесь желаемое выдается за действительное, что лишь подтверждает значительную тенденциозность «Тарихы». В период реформирования славяно-русского язычества, последовательного вознесения культа Перуна, вряд ли Владимир позволил разбитым им булгарам строить в своих городах мечети. Мусульманские послы в Киев приезжали (в «Повести временных лет» коротко говорится о «выборе веры»), но это были одноразовые мероприятия. Поэтому к приведенной цитате мы отнесемся осторожно, отмечая такие положения:
а) булгарские правоведы от случая к случаю занимались проповедью среди печенегов;
б) ислам приняли лишь некоторые беки бад-жанаков. После 1006 г., «баджанаки.вынуж-денно приняли христианство франгского толка из рук Борына» (т.е. западноевропейского архиепископа Бруно). Сын князя Булымера (Владимира) — Яучы(?) «опирался на них в своей борьбе за урусский престол, и после поражения ушел с ними в Моджарское государство (т.е. в Венгрию). А Борын прислал своего проповедника и в Булгар, в желании склонить булгар к нечестивой вере фарангов» [13, с. 105—106]. Здесь также далеко не все соответствует реальной действительности. Епископ Бруно покинул Русь в 1009 г. (об этом он писал в своем «Письме»), в борьбе за власть на Руси он, конечно же, участия не принимал [14, с. 74—77].
В середине XII в. (около 1150 г.) мусульманский правовед и проповедник Абу Хамид ал-Гарнати проследовал через территорию Волжской Булгарии на Русь и в Венгрию. «Прибыл я в город славян, который называют Куйав. А в нем тысячи «магрибинцев» (т.е. печенегов. — Г.Г.), по виду тюрков, говорящих на тюркском языке и стрелы мечущих, как тюрки. Известны они в этой стране под именем беджа-
нак. И встретил я человека из багдадцев..., он был женат на [дочери] одного из этих мусульман. Я устроил этим мусульманам пятничное моление и научил их хутбе, а они не знали пятничной молитвы» [15, с. 11, 37].
Можно считать установленным фактом, что печенеги, переселившиеся в Венгрию, какое-то время придерживались в Паннонии исламских канонов. Но приняли мусульманское вероисповедание все или лишь часть переселенцев, ответить сложно. Ал-Гарнати писал: «...я поехал к [народу] башкирд (т.е. венграм. — Г.Г.), обитающему в 40 днях пути выше страны славян, мимо языческих народностей разновидностям которых нет числа. И вот прибыл я в страну Ункурийа [Венгрия], а там народность которую называют башкирд, она первая из тех, что вышли из страны тюрок и вступили в страну франков, и они [венгры] храбры и нет им числа... И в ней (т.е. в стране Ункурийа — Венгрии. — Г.Г.) — тысячихорезмийцев, которым тоже нет числа. А хорезмийцы служат царям и внешне исповедуют христианство, а в тайне — ислам; магрибинцы (печенеги. — Г.Г.) же служат христианам только во время войн и открыто исповедуют ислам... Я наставил их кое в чем из науки...У царя башкирд есть войско из мусульман, которым он позволил открыто исповедовать их религию» [15, с. 37—38, 40].
Венгерские археологи выявили на своей территории серию кочевнических погребений с конской шкурой, разложенной слева от человека на дне могилы (группа III — с набивными лошадиными чучелами; 32 погребения) [16, с. 180, 184; рис. 1, 4]. Есть все основания считать подобные захоронения могилами печенегов-язычников [могильник Коложвар (Румыния) и др.]. Сами венгры шкуру лошади помещали по иному — в ногах человека, в куче. Подобные факты говорят о том, что родоплеменные группы печенегов входили в состав мадьярского союза на территории Паннонии. Видимо, в основной своей массе они приобщились к исламу уже в Венгрии, под влиянием живших здесь торговцев-булгар и хорезмийцев. «Венгерский аноним»
упоминает о прибытии в Венгрию около 970 г. (в последние годы жизни князя Токса) из страны Булгар двух знатных людей Била и Боксу с большим числом мусульман [17, с. 734]. Венгерский автор Ернеи отмечает, что: «С этого времени, именно начиная с 970 до 1231 года, наши исторические источники беспрерывно упоминают об измаильтянах или сарацинах. Они были мухаммеданской религии и чрезвычайно склонны к торговле. В первый раз поставлены им границы определениями законов св. Ладислава и Коломана относительно их вероисповедания. Но только клятва короля Белы IV истребить измаильтян, данная в 1233 и повторенная в 1234, потрясла их могущество. Народ продолжал существовать, только покинув свою прежнюю веру» [17, с. 734—735]. То, «что жители Волги пришли в далекую Венгрию, это могло быть следствием племенного сродства их с уграми» [17, с. 736].
Позднее, в своем географическом словаре «Му'джаим ал-булдан» («Перечень стран»), Йакут ар-Руми ал-Хамави (XIII в.) отмечает: «Я, действительно встретился в городе Халеб в большом количестве с породой людей, которые назывались башгурдами; Они имели волосы и лица очень красные и упражнялись в науке священного права, равно как в обрядах Абу-Ханифы; Когда я стал расспрашивать одного из них, которого я посетил, об их родине и их государстве, он ответил мне: «Земля наша лежит за Кон-стантиноплем в царстве некоей франкской (т.е. европейской, христианской) нации, имя которой Венгры. Мы исповедуем религию Магомета, по договору подчинены их царю и населяем около 30 округов его царства... Мы расположены посреди христианских земель... Я слышал рассказы многих наших предков, что в незапамятные времена семь магометан из Болгарии пришли в нашу землю, осели среди нас на постоянное жительство» [18, с. 5]. Для темы статьи не так уж важен вопрос о том, кого Йакут ал-Хамави называл «башгурдами», главное, что даже в начале XIII в. на территории Венгрии ислам все еще существовал.
Л.Н. Гумилев, повествуя о событиях
середины XIII в., коротко замечает: «В До-брудже жили остатки печенегов — гагаузы, возможно, еще сохранившие кое-какие мусульманские традиции» [19, с. 371]. В примечаниях Лев Николаевич называет информацию ал-Бакри о мусульманизации печенегов в XI в. преувеличенной («здесь налицо тенденциозное преувеличение») [19, с. 444], ссылаясь при этом на крещение отдельных ханов печенегов [20, с. 7, 64] и массы простых кочевников при договоре с Константином Мономахом в 1051 г.
Американский историк-востоковед Питер Голден отмечает, что этот рассказ ал-Бакри (речь идет о пассаже о печенегах-мусульманах) — единственный в своем роде. По его мнению, возможно, что одна группа печенегов действительно приняла ислам, но это вряд ли касалось всей печенежской этно-политической конфедерации. Византийские, венгерские и русские источники, т.е. соседние народы, которые были наиболее тесно связанны с печенегами, не содержат никаких прямых упоминаний о распространении среди них ислама» [1, с. 31].
Важнейшим источником по данной проблеме являются археологические материалы печенегов. Их погребальная обрядность может считаться определяющим индикатором, свидетельствующим о шаманских верованиях тюркских кочевников. Для них были характерны языческие захоронения со шкурой лошади (она размещалась слева от человеческого костяка), с вещами, оружием и т.д. [21]. Причем подобные захоронения выявлены и в степях Волго-Уральского региона и в Северном Причерноморье. Не нужно забывать, что в Поросье выявлена целая серия кочевнических захоронений союза племен «черных клобуков» [22, с. 165—172]. В этот союз, находящийся в вассальной зависимости от русских князей, вместе с торками (огузами) входили печенеги [23, с. 136—143]. Древности черных клобуков XI и XII вв. обладали ярко выраженными языческими чертами (подкурганные захоронения, с вещами, оружием и т.д.). Следо-
вательно о полном мусульманстве печенегов говорить нельзя, хотя реальный импульс процесса проникновения ислама в их этническую среду в XI—XII вв. фиксируется определенно.
В русских летописях X—XII вв. и в венгерских хрониках печенеги постоянно назывались «погаными», т.е. безбожниками, язычниками. Константин Багрянородный переводил слово «паганы» как «незнающие Христа» [24, с. 153]. В те времена это слово не приобрело еще современного ругательного значения, а просто обозначало иноверцев. В домонгольское время, рассказывая о черных клобуках, книжники употребляют даже выражение «свои поганые», и отношение к ним было вполне доброжелательным. Печенежские вассалы были политеистами, но никак не мусульманами.
Питер Голден считает, что основным препятствием массового перехода евразийских кочевников (в данном случае печенегов) к монотеистической религии — исламу — было отсутствие у них собственной государственности: «Если мы посмотрим на все крупномасштабные преобразования евразийских кочевников, таких, как уйгуры, хазары, волжские булгары, огузы, сельджуки, карлуки и ряд других племен, создавших государство Караханидов, в каждом случае мы видим, что у них или уже было государство, или же они были организованны в племенные союзы, находившиеся в процессе превращения в государство. Как мы отметили, новая религия могла функционировать как объединяющая сила, средство идеологического дистанцирования, символ независимости, и все это помогало процессу функционирования государства... В Степи массовое приобщение к монотеистическим религиям требовало государственности и поддержанной государством программы. То же самое может быть сказано относительно утверждения христианства и ислама в других регионах мира» [1, с. 32—33]. Мы согласны с такими акцентами в оценках событий в степном регионе Евразии в эпоху средневековья.
Исторические судьбы различных групп печенегов-неофитов сложились по-разному. Лишившись своих кочевий, выбитые половцами из степи остатки печенежских орд поселились в пределах Византийской империи, в Венгрии и на Руси в качестве служилого сословия. Одним из условий вассалитета в этих странах было принятие христианства. Последующая постепенная ассимиляция представителей тюркоязычного народа происходила в христианской среде в рамках военно-политического объединения «черных клобуков» (на Руси) и в составе пограничного военизированного сословия «Еип» (в Венгрии). Оставшиеся в заволжских степях печенежские этнические группы («Заволжская Печенегия») [25, с. 25—26] подчинились огузам и вошли в состав этого народа в качестве учуков (левое крыло). Рашид-ад-дин указывает, что бичи-нэ (бедженэ) якобы обозначает «да сделает доброе дело», и добавляет: «Эти племена...все были единобожниками» [26, с. 89—90]. Об огуз-ских учуках — племени бечене («делающие»)
— также говорил Абу-л-Гази [27, с. 49, 52]. Таким образом, эти «оторванные печенеги» приняли ислам вместе со всем огузским народом. Здесь ассимиляция печенегов произошла среди родственных тюркских племен. Однако процесс их постепенного превращения в туркмен и здесь не был простым или прямолинейным. У Абу-л-Гази содержится краткое упоминание военной конфронтации бечене и огузов-салоров (которые называли противников Ит-бечене — «Собаки-печенеги»). «Бывало, что [все] они враждовали друг с другом, совершали набеги друг на друга, захватывали [друг друга] в плен» [27, с. 56]. Но в итоге они все же стали единым народом.
Выводы. 1) На протяжении первых столетий II тысячелетия н.э. конфедерация родственных тюркоязычных племен — печенегов
— вступила в стадию классообразования, находясь на пороге формирования собственной государственности. 2) В это время печенеги постепенно начинают приобщаться к идеологии развитых мировых религий, причем одни
ЛИТЕРАТУРА
В.А.
(1131 — 1153 гг.) / ПуМ., 1971.
М.; Л.,
27.
ние Абу-л-Га
