CC BY
88
Константин ШНЕЙДЕР
РАННИЙ РУССКИЙ ЛИБЕРАЛИЗМ Б ПОЛИТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
В статье предпринимается попытка реконструкции политического словаря раннего русского либерализма. Автор стремится выявить политические доминанты в отечественном либеральном попе производства идей середины XIX в. Особое внимание уделено изучению методик адаптации классического либерального наследия к политическому пространству России накануне и в период «великих реформ».
The article contains an attempt to reconstruct the political vocabulary of early Russian liberalism. The author seeks to identify the political dominance in the domestic field of production of liberal ideas of the mid-19th century. Special attention is paid to the study of methods of adaptation of the classical liberal heritage to the political space of Russia on the eve and during the Great Reforms.
Ключевые слова:
ранний русский либерализм, политические идеалы, монархия, революция, демократия, свобода; early Russian liberalism, political ideals, monarchy, revolution, democracy, freedom.
ШНЕЙДЕР Константин Ильич — к.и.н., доцент кафедры древней и новой истории России Пермского государственного университета кзкиеуёег@ yahoo.com
А мплитуда историографических версий по поводу начальной истории русского либерализма удивляет широтой и разнооб-А. \разием исследовательских мнений. «Либеральный поворот» в отечественной академической среде 1990-х гг., наполненный бурными тематическими дискуссиями, не только не прояснил ситуацию, но и окончательно разделил экспертное сообщество в вопросе о происхождении и особенностях национальной либеральной традиции. Поэтому современному специалисту, рискнувшему заняться изучением ранней российской либеральной истории, неизбежно приходится вступать на «минное поле» научного противостояния между различными группами оппонентов1.
Одним из наиболее перспективных является мнение о формировании отечественного либерализма в середине XIX в. усилиями К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина, которым удачно ассистировали П.В. Анненков, И.К. Бабст, В.П. Боткин, А.В. Дружинин и Е.Ф. Корш. Они представляли весьма неоднородную по своим взглядам либеральную среду и сами нередко оказывались на противоположных позициях при обсуждении базовых проблем либерального мировосприятия. Более того, специалисты традиционно выделяют «народническое» и «охранительное» направления в раннем русском либерализме, связанные с именами Кавелина и Чичерина.
Вместе с тем представляется не только возможным, но и научно привлекательным говорить о целостном интеллектуальном феномене раннего либерализма в общественной мысли России середины XIX столетия. В его основе — концепция «охранительного либерализма» Чичерина, дополненная многочисленными мировоззренческими размышлениями остальных создателей раннелиберального дискурса. Внутренняя противоречивость данной конструкции
1 О происхождении и историографии раннего русского либерализма см.: Китаев В.А. Либеральная мысль в России (1860—1880 гг.). — Саратов, 2004; Либерализм в России. — М., 1996; Приленский В.И. Опыт исследования мировоззрения ранних русских либералов. — М., 1995, ч. 1; Шелохаев В.В. Русский либерализм как историографическая и историософская проблема // Вопросы истории, 1998, № 4, с. 26—41; он же. Дискуссионные проблемы истории русского либерализма в новейшей отечественной литературе // Вопросы истории, 2007, № 5, с. 3—16; Шнейдер К.И. О некоторых «фобиях» современного отечественного «либераловедения»: начальная история русского либерализма как историографический «фантом» // Пути России: современное интеллектуальное пространство: школы, направления, поколения. — М., 2009, т. XVI, с. 234—242; он же. Ранний русский либерализм в отечественной и зарубежной историографии // Российская история, 2010, № 4, с. 177-187.
не может служить основанием для категорических выводов и, скорее всего, нуждается в профессиональном объяснении при помощи нетривиальных методологических схем.
Политическая культура раннего русского либерализма опиралась на ряд идеально-типических постулатов, разработанных Кавелиным и Чичериным. В первую очередь следует говорить об этатизме как о «философском камне» всей их политической программы, окрашенной в монархические тона. Либералы воспринимали государство в качестве зримого результата успешного исторического развития общества, сумевшего подняться на совершенно новый уровень своего существования. По мнению Чичерина, «государство — живое единство народа; граждане - живые члены единого целого, единого духовного и свободного организма, который связывает между собой не только существующих в данное время людей, но и давнопрошедшие поколения с настоящими и будущими»1.
Не удивительно, что в лексиконе ранних русских либералов часто встречалось понятие «власть» в значении главной организующей силы в обществе, обеспечивавшей ему возможность бытия. Чичерин был убежден, что обширное государство неизбежно нуждается в более сильной власти, т.к. в нем «общественные элементы разнообразнее, разрозненнее, имеют между собой менее тесную связь и потому требуют большего внешнего скрепления»2. Кроме того, в своей аргументации в пользу централизации он обращал внимание на традиционную для больших государств незрелость социальной структуры и системы образования, отсутствие личной инициативы и успехов в практической деятельности. Наконец, сила власти особенно востребована в переходные эпохи с ее неустойчивой динамикой общественного развития. Все это в полной мере относилось к России середины XIX в.
Некоторые разногласия в либеральной среде по вопросу о роли государства носили скорее тактический характер и
1 Чичерин Б.Н. Вступительная лекция по государственному праву, читанная в Московском университете 28-го октября 1861 года профессором Б.Н. Чичериным. — М.: Универ. тип., 1861, с. 8.
2 Чичерин Б.Н. Что такое охранительные начала? // Несколько современных вопросов. — М., 1862, с. 165.
не ставили под сомнение сам факт государственного участия в решении стратегических проблем, особенно в условиях российской действительности кануна «великих реформ». Все либералы одинаково понимали нюансы и особенности исторического пути развития России, в котором для них соединились громадные территории, скудость народонаселения, трудности диалога с Европой, открытость азиатскому влиянию.
Политическая программа отечественных либералов включала в себя выбор наиболее подходящей для России формы правления и базовых характеристик предполагаемого режима. Все так или иначе были согласны с авторитетным мнением, высказанным еще Грановским: «Монархическое начало лежит в основании всех великих явлений русской истории; оно есть корень, из которого выросла наша государственная жизнь, наше политическое значение в Европе»3.
Монархизм, закономерно игравший в раннелиберальном дискурсе цементирующую роль, традиционно вызывал критику как в период генезиса русской либеральной традиции, так и в современном академическом сообществе, часто не признающим за «истинным» либералом право на апологетику верховной власти. Вместе с тем заявленная позиция либеральных мыслителей требует неформальной интерпретации. Даже Чичерин, «главный адепт» монархического режима в «либеральном семействе», порой был резок и бескомпромиссен. Объявить себя консерватором «значит — что у нас нет будущего, значит отрицать всякую возможность развития; значит оскотинить себя добровольно. И на такую систему обрекло Россию правительство, заботящееся не о благе народном, а единственно о поддержании своего неограниченного самовластия»4, — полагал он.
Либералы не видели иных рецептов цивилизационного прорыва страны в условиях тотального господства национальной архаики. Поэтому, обращаясь к отечественной истории, ранние русские либералы, начиная с петровских времен, создавали идеальный образ «истинного
3 Грановский Т.Н. Полное собрание сочинений. — СПб., 1905, т. 2, с. 358.
4 Чичерин Б.Н. Восточный вопрос с русской точки зрения // Записки князя С.П. Трубецкого. — СПб., 1906, с. 130.
монарха», способного по доброй воле укоренить западные просвещенческие ценности в российском государстве.
В итоге «монархическая формула» в программе раннего русского либерализма включала в себя идею «воспитания» просвещенной самодержавной власти, стремящейся к постепенному самоограничению своих полномочий посредством взвешенной и ответственной законотворческой работы с обязательным утверждением авторитета права. Либералы рассчитывали на то, что отечественная история с екатерининских времен до середины XIX столетия успешно «поработала» над созданием всех необходимых условий для воплощения этой идеальной рационалистической модели в политическом пространстве России. Оставалось лишь поддержать усилия «истинного» монарха и не «спугнуть» его намерений какими-либо неосторожными заявлениями и действиями. В противном случае либералы всерьез опасались непрогнозируемых социальных последствий.
Таким образом, монархизм в раннем русском либерализме являлся не столько частью мировоззрения, традиционного для консервативного мыслителя, сколько важным инструментом для наладки и «правильного» функционирования всего политического механизма в специфических национальных условиях. Либералы артикулировали идею креативных возможностей просвещенной российской власти и отвергали пугающий образ неповоротливого самодержавного левиафана, который у них ассоциировался с неминуемой гибелью государства. Наконец, собственно антимонархизм в России в середине XIX в., когда демократия и анархия зачастую выступали как синонимичные понятия, маркировал принадлежность скорее к радикальному направлению, нежели либеральному.
Апология монархического режима напрямую связана с другой идеальнотипической константой в политической конструкции раннего русского либерализма — неприятием демократии, что в очередной раз требует от исследователя не резких и однозначных выводов, но терпения и профессионализма в объяснении еще одной теоретической особенности первоначального либерального проекта. «В основании всякой демократии лежит владычество бедных над богатыми; при
возбуждении страстей оно может повести к самому страшному деспотизму, к грабительству, к междоусобицам, к полному общественному расстройству»1, — утверждал Чичерин.
Отечественные либералы середины XIX столетия весьма скептически относились к правоспособности неимущего большинства в сравнении с образованным и обеспеченным меньшинством. Этот формальный элитизм основателей русского либерализма детерминировался телеологией правового центризма. Они настойчиво стремились превратить всю национальную систему государственного управления в территорию тотального господства права. Поэтому естественно возникал вопрос об издержках и негативных последствиях «демократического поворота» в России в условиях колоссального социального разрыва между «властью» и «землей», отсутствия повседневной политической жизни с ее партийными и общественными институциями и опасности распространения радикальных практик. Сравнивая монархический и республиканский режимы, ранние русские либералы указывали на то, что лишь в первом случае есть независимое лицо, ограждающее интересы меньшинства и государства от опрометчивых решений большинства.
Еще одной идеально-типической характеристикой политосферы раннего русского либерализма следует считать резкое отторжение каких бы то ни было революционных практик. Речь идет именно о средствах, но не об идеях, потому что либералы не отрицали справедливости многих радикальных интенций, фиксировавших болевые точки социальной динамики общества в целом. Левыми идеями «переболели» не только Кавелин, но в разной степени и Анненков, и Боткин, отдавшие дань уважения западной интеллектуальной моде на жесткий политический нонконформизм. Они были знакомы с К. Марксом, часто путешествовали по Европе и бурно пережили революционные события во Франции 1848 г. Вообще многие западники 1840-х гг. естественным образом попали под обаяние свежего социалистического веяния.
И все-таки революционный путь ранние русские либералы середины XIX столетия
1 Чичерин Б.Н. О народном представительстве. — М., 1899, с. 108—109.
однозначно оценивали как нарушение естественного хода истории и последнее предупреждение обществу о грозящей ему смертельной опасности. Например, Чичерин убеждал своих союзников и оппонентов в социальной детерминированности радикального сценария развития событий. В его версии ультраконсервативная политическая система рано или поздно вызывает к жизни революционный переворот в стране, который открывает широкую дорогу хаосу и анархическому «беспределу». Следует отметить, что безвластие, пожалуй, более всего беспокоило не только Чичерина, но и всех ранних либералов, т.к. до основания разрушенная система политических институтов и коммуникаций в принципе не в состоянии породить оптимистический сценарий будущего любого общества, пережившего социальную катастрофу.
В политическом словаре отечественных либеральных мыслителей анархия занимала место далеко за границами терминологически выверенного тезауруса и олицетворяла собой антоним прогресса. «Где нет партии прогресса, там народ погружается в восточную неподвижность; но где нет охранительной партии, там общественный быт представляет только бессмысленный хаос, вечное брожение, анархию, немыслимую в разумном обще-житии»1, — считал Чичерин. Таким образом, в восприятии либералов революционная девиация кардинально переопределяла политическую реальность, обрекая социум на поиски новых жизненных сил для исторического возвращения. Причем наиболее вероятным результатом этого опасного общественного цикла являлось установление жесткого диктаторского режима в стране, который рассматривался либералами не менее трагично, нежели
1 Чичерин Б.Н. Что такое охранительные начала? // Несколько современных вопросов. — М., 1862, с. 150.
итоги предшествующего разрушительного этапа развития.
Чичерин лучше, чем большинство его единомышленников, осознавал трагизм политического развития России, ту пропасть между «недопросвещенной» самодержавной властью и огромной массой нецивилизованного населения, пропитанного варварскими традициями векового рабства. Отечественное имперское государство являлось единственным национальным «полуевропейцем», обреченным выбирать либо жесткую политику сохранения статус-кво, либо сложный и непредсказуемый курс на внутреннее переустройство. И в этом длительном переходном состоянии даже самый привлекательный революционный призыв мог качнуть чашу весов русской истории в бездну социального апокалипсиса.
В целом, в политической программе российских либеральных мыслителей середины XIX столетия причудливо переплелись наивно-утопические рассуждения о добре и зле с рационально-утопическими методиками политической модернизации общества «сверху» в обозримой перспективе. Политические рецепты, прописанные ранними русскими либералами для России, содержали в себе как пророческие предсказания, так и просвещенческую дидактику с ее иммобилизмом и приверженностью к совершенным формам.
Творческая деятельность ранних русских либералов разворачивалась в совсем неблагоприятных политических условиях, при отсутствии каких бы то ни было партийных институтов, демократических свобод, конкурентной борьбы между властью и оппозицией, столь необходимой всесословной представительной системы. В этой ситуации либералы могли лишь догадываться о «позитивных» и «негативных» последствиях политических преобразований в России, прозорливо опасаясь и угрозы консервативной стагнации, и итогов радикального реформаторства.
