CC BY
95
УДК 2:14
К. И. Савина**
РАННЕЕ ХРИСТИАНСТВО, ВОПРОС ДРЕВНЕЦЕРКОВНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
В статье рассматривается процесс формирования современного среднестатистического научного видения развития раннего христианства, в отношении возникновения церковной литературы. Прослеживаются различные источники — историографии античной истории, истории церкви, философии истории. Предлагается концепция двух исторических позиций по христианскому вопросу, развивающихся и взаимодействующих на протяжении истории гуманитаристики. Проводится реконструкция истории возникновения и трансформации основного тезиса исторической оценки возникновения и развития христианской философии как истории превращения взвешенной церковно-исторической формулы в резкую антирелигиозную. Рассматриваются важнейшие имена германской и отечественной истории церкви — И. Мосгейм, А. Неандер, Ф. Баур, А. Гарнак, В. В. Болотов, А. П. Лебедев и пр.
Ключевые слова: Философия, история философии, раннее христианство, апологетика, патристика, патрология, богословие.
K. I. Savina
EARLY CHRISTIANITY, PATRISTICAL LITERATURE: HISTORIOGRAPHY CASE
The article deals with the problem of conceptualization overview to the question of the emergence of theoretical literature in Early Christianity. Traced various sources — historiographies of ancient history, church history, philosophy of history. Offers the conception of two historical positions on the Christian question, developing and interacting throughout the history of Humanities sciences.
Keywords: Philosophy, History of philosophy, Early Christianity, Apologetics, Patristic, Patrology, Theology.
История раннего христианства остается вопросом междисциплинарного столкновения наук с разными мировоззренческими установками, разными историографиями. После столетий ожесточенной конфронтации религиозного и антирелигиозного подходов к предмету изучения, в наши дни, в период смяг-
* Савина Ксения Игоревна, специалист-религиовед, преподаватель; [email protected]
232
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2018. Том 19. Выпуск 3
чения дискуссии и ослабления внимания общества, вопрос «уравновешенного» исторического взгляда на раннее христианство становится вопросом высокой научной актуальности. Равновесие может быть достигнуто между двумя позициями. В самом общем виде первая позиция отличается методологическим доверием к традиции христианства, Преданию; вторая — систематическим приоритетным привлечением сторонних источников, т. н. поиском «подлинных» обстоятельств, в рамках изначального принципиального недоверия к участнику событий. Однако мы надеемся, что вопрос этот может быть вынесен за пределы дискуссии двух мировоззрений и стать вновь вопросом научной исторической правды. Историческая наука, в данном случае вместе с историей философии и религиоведением, подошла к тому рубежу, за которым возможен разговор об исторических реалиях раннего христианства, не исключая заранее собственные свидетельства христианства как не заслуживающие внимания в качестве исторических источников и не отказываясь от признания заслуг точек зрения, «свободных от авторитетов».
Основная историческая проблема в исследовании развития раннехристианского учения заключается в вопросе взаимодействия рафинированной формы семитской культуры (раннее христианство как результат внутрирелигиозного конфликта есть рафинированный продукт религиозного развития, поскольку серъезного конфликта по неключевым, внешним, общедоступным вопросам быть не может (см. отсутствие раскола в иудейской среде при наличии разных позиций по вопросу способа борьбы с римской властью)) и развитого состояния доминирующей эллинистической культуры, под каковой подразумеваем культуру Римской империи II в. — столицы и провинций. Современная общенаучная позиция базируется на некотором среднем арифметическом из мнений разных прославленных фигур XVIII и XIX вв., времени формирования наук о человеке, часть из которых — философы истории и теоретики исторической науки как критического источниковедения, часть — историки церкви и богословы истории. Так мы их и рассмотрим, называя историческую науку также светской наукой, а под ее оппонентом понимая церковную историческую науку. Историография вопроса разделится на несколько частей.
Историческая наука выкристаллизовывалась в недрах западноевропейской просвещенной мысли как историческая наука об античности (в основном Римской империи) — от Ш. Луи де Монтескье до Т. Моммзена (см.: [8; 17; 9; 10; 4; 15; 16; 1; 14]). Характерная черта ученого исторического интереса этого периода — восприятие истории римского народа как универсального образца/ назидательного примера исторического развития народа в связи с наличным положением дел в Европе (XVIII-XIX вв.). Отсюда магистральный интерес к переломным моментам (от республики к империи), славным именам (императоры), но особенно и специально — к перипетиям падения единой Римской империи. Также продолжилась возрожденческая тенденция «ad fontes» — проверка свидетельств античности о себе на достоверность, ставшая основой базового источниковедческого сомнения. Отметим, что «политический крен» в исследовательском ракурсе, понятный из сохранения разграничения интересов и прав церковных и «независимых» ученых, имел неприятное последствие в понимании процесса цивилизационных изменений, каковые в данном случае
сопровождались христианством. Христианство, из-за отсутствия внимания к нему, выглядит в названных трудах как deus ex machina во времена Константина; как непонятное периферийное брожение во времена спорадических гонений, как момент взаимоотношения христианства в целом (без анализа степени проникновения в элитарную интеллектуальную среду) и античного мира (представленного как государство и государственные институты).
Церковная историческая наука «началась» (понимая под наукой те исследования, каковые ставили своей целью критику источников) в XVI в., когда христианская церковь Европы утратила целостность. В интеллектуальной деятельности на церковной ниве строго обособились две позиции — традиционная и модернистская, претендующая на большую аутентичность. Первая, объединяющая католический мир, заключается в утверждении непрерывности церковного развития в институциональном и вероучительном планах. Вторая, сформулированная в протестантизме из полемических соображений, но с благочестивой мотивацией, состоит в постулировании наличия противоречий между этапами развития христианства. Первым актом научно-исторического противостояния в Церкви стали источниковедческие штудии: Магдебургские центурии, с одной стороны, и «Анналы» Цезаря Барония — с другой. В следующие переломные для истории церкви как науки столетия — XVIII, XIX вв., последовавшие за «Новым временем» в философии и естественных науках, протестантская среда показала высокую интенсивность развития исторической науки и интеграции с нарастающими «светскими» науками. И это неудивительно ввиду сосредоточения философских научных поисков и высоких достижений в той же области в Германии и широкого шествия «Эпохи Просвещения» во Франции.
Не касаясь фигур иных дисциплин, рассмотрим историков церкви (по [11]), начавших создавать такой жанр научной религиозной литературы, как история Церкви, в обозначенный период. Иоанн Лоренц Мосгейм высказывает тезис исторической оценки интересующего нас процесса христианской истории II в., которому суждено было, пережив качественные трансформации, закрепиться и стать основой современного понимания. В самом общем виде тезис может быть дан так: философия была усвоена первыми христианами в качестве инструмента изъяснения с образованными представителями античного мировоззрения; а также как элемент, способствующий и развитию христианского учения, и его искажению.
Как утверждение данный тезис может быть как заострен в пользу той или иной крайней оценки, так и сбалансирован, чтобы быть приемлемым для разных позиций. Историография рассматриваемых дисциплин демонстрирует отсутствие центростремительных сил — начинается процесс обособления религиозных и антирелигиозных авторов. Протестантские историки церкви, как мы говорили, находились в эпицентре интеллектуальных поисков конца XVII-XIX в., и потому в их, людей религиозных, «историях», появляются уже не столько аналитические суждения о том значении, какое имели факторы, посторонние к христианству, в его истории, сколько заключения об отсутствии у христианства исторической идентичности и поиски причин сугубо нерелигиозных, побудивших христианство контактировать с окружающим
миром; утверждения о случайности истории христианства, т. е. фактическое уничтожение Церкви как исторически фиксируемого понятия. Рассматриваемый нами этап развития христианства, следовательно, был заподозрен в прерывании аутентичной благой вести и качественной перемене содержания. И все это — вместе с изначальным желанием протестантизма обнаружить отклонения от веры апостольских времен, приобретшим благородный научный оттенок критического исторического взгляда. Подобную оценку разделяет большинство отечественных выдающихся специалистов, приведем слова Л. И. Писарева, профессора Казанской Духовной Академии по кафедре патристики:
В основе этих западноевропейских, преимущественно протестантских>
работ вырисовывается апологетическая задача, которая......чаще всего ведется
к его <христианству> ниспровержению. .. .Это — писатели националистического направлениям которые в основу своего исторического прагматизма ставят предвзятую идею эволюционного развития христианства из элементов общечеловеческого религиозного сознания [18, с. 6, 7].
Впрочем, подобная «рациональность» воспринималась и воспринимается как атрибут внешних по отношению к Церкви дисциплин, употребляющих в светском научном обиходе наиболее деструктивные для христианства формулировки.
Христианское религиозное мировоззрение XIX в. породило также новую модель сочетания научности и традиционности исторического освещения развития христианства. Первопроходцем этого пути, в стороне от которого не осталась и российская церковная история в лице ее виднейших представителей, стал Август Неандер (1789-1850) (см. работу русского историка, практически, представляющую собой перевод с дополнениями труда Неандера: [26]). Вводя представление о христианстве как об образующей силе, давшей оригинальные плоды на инородной почве, Неандер все же не избегает протестантского сомнения в соответствии исторической христианской Церкви (ее институтов, складывавшихся постепенно) духу собственно христианства. Нас же интересует только то его положение, что по отношению к античной культуре, войдя с ней в плотное соприкосновение, христианство осталось самим собой, в отдельных — неправославных — случаях уклоняясь, в отдельных — православных — оставаясь верным первооснове.
Далее в церковной исторической науке происходит значительное движение в сторону современной ей философии, так продолжается формирование гуманитаристики — переориентации традиционных дисциплин о человеке под руководством новых наук о духе. Прогрессивная философия XIX в., гегельянство, порождает новый формат истории Церкви как науки, в котором претерпевает трансформацию рассматриваемый тезис. Этот пересмотр будет доведен Ф. Энгельсом до той крайности, в которой его приняла отечественная наука после революции. Пока же в Германии расцветает Тюбингенский университет, его теологический факультет возглавляет Фердинанд Христиан Баур (1792-1860), виднейший представитель церковной исторической науки, среди учеников школы которого Д. Ф. Штраус (автор знаменитой своим крайним рационализмом «Жизни Христа»), А. Ричль (учитель А. Гарнака и Э. Трельча),
А. Гарнак, Ф. Шафф (воспитанник Тюбингена, впоследствии основатель Американской школы истории церкви, первый президент Американского общества истории церкви). На теологическом университете Берлинского университета трудится Бруно Бауэр (тот самый, мнение которого восхищенно пересказывает Ф. Энгельс в широко известной в России работе), историк церкви, принадлежавший по взглядам к тому же философскому кружку, что и К. Маркс.
Названный нами новый формат истории Церкви как науки, испытавший влияние философии Г. В. Ф. Гегеля и рационалистических историй, содержит диалектическое понимание исторического развития христианства через столкновения и синтез разных позиций. Для поддержания стройности схемы реальное историческое сосуществование различных планов развития приносится подчас в жертву. Так жестко разделены иудейский период и эллинистический, и поставлены в последование, и противопоставлены, и объединены. Возникновение тех или иных моментов учения и практики объясняется вызовами со стороны противоположных крайних позиций. Так оценивает научные изыскания Христиана Баура заслуженный специалист, познакомивший широкую публику с историографией протестантской истории церкви, А. П. Лебедев: «.. .Бауру в интересах его систематического изложения дела необходимо было представить как моменты, последующие один за другим, то, что в сущности было одновременным.» [11, с. 309]. Таким образом, в Тюбингенском университете мы наблюдаем обострение тезиса о встрече иудейского христианства и античного мира, утверждаемого как тезис о перерождении христианства через борьбу с философией и принятие ее. В Берлине оно стало едким утверждением Ф. Энгельса о создании христианства с помощью философии: «.монотеистическая вульгарная философия встретилась с вульгарной религией.» [13, с. 309]. Вместе с этим Неандерова линия мягкого рассмотрения исторического развития христианства, характерная для историков, остающихся в Церкви и ее традиции, но разделяющих принцип беспристрастного анализа исторического процесса, продолжалась как в Германии, так и за рубежом. И католическая, и англиканская, и православная, о чем скажем подробно, церкви имели среди своих членов образованнейших и талантливейших ученых-историков, не предоставлявших в истории христианства первенства ничему, кроме как самому христианству и его запросам. Именно их, преподавателей богословских факультетов Парижского университета, Лондонской королевской коллегии, Мерсербургской (США) семинарии — Л. Дюшена (1843-1922), Дж. Робертсона (1813-1882), Ф. Шаффа (1819-1893) (см.: [27]), умеренная позиция должна быть развита в современном исследовании раннего христианства, в обозначенном вопросе развития. Современная же ситуация такова, что тезисы авторов, промаркированных как религиозные, не развиваются. В западной и отечественной науке по разным причинам (в первом случае — ослабления интереса и смены актуальности, во втором — строгого закрепления одной философской системы в качестве верной) поддерживается сформулированный «рационалистами» Германии тезис: философия стала в развитии христианства полюсом, на противоречии с которым христианство переродилось и возникло уже с интерполяциями античной мысли.
В России XIX в., пока в западном мире церковная историография шла
указанными путями, церковные историки также принимали живейшее уча-
стие в этом всплеске ученого интереса к христианству — занимали сторону (как мы говорили, умеренную), а следовательно придерживались наиболее перспективной исследовательской стратегии. Работы западных коллег, как близких по духу так далеких, переводились и издавались (благодаря чему отечественный исследователь и сейчас может ознакомиться с большинством трудов по истории христианства: [6; 19; 21; 24; 2; 3; 20]), отечественные кафедры церковной истории не переставали «поставлять» высококлассных специалистов, недооцененных по сей день в силу известных исторических причин. Среди многих славных имен два наиболее значительны — Василий Васильевич Болотов (1853-1900) и Алексей Петрович Лебедев (1845-1908). Научное их наследие достойно восхищения — переводы источников, источниковедение и историография, многоплановые исследования, воплотившиеся в многотомные монографии по общим и частным историческим вопросам. Отечественная история церкви вызывала уважение и восхищение (см.: [11, с. 419]) Адольфа Гарнака, крупного представителя Тюбингена. Впрочем, славная череда имен была прервана исторической коллизией, многие начинания российского народа оборвавшей на пике возможностей роста и процветания.
Рубеж XIX и XX вв., как мы сказали, породил в недрах протестантской исторической науки позицию достаточно антирелигиозную, активно развивающуюся в лице уже упомянутого Адольфа Гарнака (1851-1930), виднейшего представителя Тюбингена. В трудах Гарнака наш вопрос из церковноисториче-ского и патрологического становится вопросом дисциплины, с его легкой руки получившей наименование «История догматов», которая отныне представляла собой историю церкви с акцентом на развитии вероучительного содержания (см.: [19]). Одноименное сочинение Гарнака демонстрирует то развитие интересующего нас тезиса, в результате которого объединились родовые черты протестантской науки — сомнение в единстве исторической Церкви и аутентичного христианского учения, — и антирелигиозный, антихристианский исторический взгляд. Неслучайно то волнение, какое вызвало назначение Гарнака на должность в среде уже традиционных протестантов. «История догматов» рисует следующую картину развития христианства — неясное в содержании, между конфликтующими позициями апостолов иудеев и эллинов, иудейское учение формировалось под влиянием т. н. фактора выживания: опираясь на «ученый» иудаизм диаспоры, нуждаясь в защите от властей и признании от образованной части населения империи, отталкиваясь от своей «остроэллинизированной» формы — гностицизма и т. д. Для утверждения своего видения Гарнак тотально сомневается в памятниках древнецерковной литературы, в датировках, в оригинальности содержания, в объеме существующих представлений и формул, периодически поступаясь исторической правдой. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что у Гарнака как у крупного и самобытного мыслителя встречаются и умеренные формулировки рассматриваемого тезиса, в которых синтез философии и откровения представлен органичным для обоих участников процессом, так что согласиться с ними могут представители как религиозного, так и антирелигиозного сознания, расставив свои акценты. Для отечественных историков церкви деструктивность и ошибочность непризнания за ранним христианством целостности и открытости учения одновременно очевидна.
Из крупных современных продолжателей Робертсона, Фаррара, Дюшена, Шаффа назовем католического и протестансткого авторов Йозефа Лортца (XX в., Восточная Европа) и Хусто Л. Гонсалеса (ХХ-ХХ1 вв., США) (см.: [12; 5]), авторов весьма интересных трудов. На Западе данные авторы получали должное признание и интерес, поскольку в Старом Свете сохранилась, а в Новом была создана сильная академическая институция Церкви, в то время как в России, где православная историческая наука вместе с прочими науками достигла дальних рубежей развития, институция была упразднена и наука уничтожена. Отсутствие полноценного образовательного пространства обеднило российскую религиозную позицию, представляющую исторически важную часть научного понимания мира.
Переходя к нашим дням, отметим, что особый интерес представляет собой ситуация в российской истории Церкви — на Западе нет значительных изменений, поскольку острота общественного конфликта, провоцирующая развитие дисциплины, спала, в нашей же стране напротив — смена государственного устройства явилась плодотворной почвой для общественного диалога по сложным вопросам. В гуманитаристике реализуется концептуальная база «рациональной» истории христианства, в истории господствует источниковедение, и дискуссии относительно основ понимания феномена раннего христианства нет, поскольку нет дискуссии относительно основ понимания истории вообще. Своего сильного голоса у богословия нет. Единственной площадкой становится наука, вобравшая в себя историю религии, — религиоведение. Потому историко-церковные изыскания, по мнению автора, наиболее уместны в рамках религиоведческого теоретического и исторического пространства.
ЛИТЕРАТУРА
1. Буасье Г. Падение язычества / пер. с фр.; под ред. и с пред. М. С. Корелина. — М.,1892. — 584 с.
2. Гассе Ф. Р. Церковная история / пер. с нем., под ред. проф. Казанской Духовной Академии Н. Соколова. — Казань: Университетская тип., 1869. — Т. 1. — 252 с.
3. Геффкен И. Из истории первых веков христианства / пер. с нем. А. Я. Брусова, под ред. В. В. Битнера. — СПб.: Издание «Вестника Знания» (В. В. Битнера), 1908. — 88 с.
4. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Изд. Джорджа Белля 1877 г., с примечаниями Гизо, Венка, Шрейтера, Гуго и др. / пер. с англ. В. Н. Неведом-ский. — М., 1883. — Ч. I. — 543 с.
5. Гонсалес Хусто Л. История христианства. От основания Церкви до эпохи Реформации. — СПб.: Библия для всех, 2012. — Т. I. — 400 с.
6. Дюшен Л. История древней церкви / пер. с пятого фр. издания, под. ред. проф. И. В. Попова и проф. А. П. Орлова. — М.: Тип. Имп. Моск. Ун-та, 1912. — Т. 1. — 390 с.
7. Епифанович С. Л. Лекции по патрологии. (Церковная письменность 1-11 веков) / под ред. Н. И. Муравьева. — СПб.: Воскресение, 2010. — 607 с.
8. Историография античной истории: учеб. пособие/ под ред. В. И. Кузищина. — М.: Высшая школа, 1980. — 415 с.
9. Кревье Ж.-Б.-Л. История о римских императорах / пер. В. К. Тредиаковского. — СПб., 1767. — Т. 1. — 416 с.
10. Куланж Ф. де. Древняя гражданская община. Исследование о культе, праве, учреждениях Греции и Рима / пер. с фр., 3-е изд. — М.: КРАСАНД, 2011. — 354 с.
11. Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с IV до XX в. / под ред. М. А. Морозова. — СПб.: Алетейя, 2001 (Византийская библиотека. Исследования). — 476 с.
12. Лортц Й. История церкви, рассмотренная в связи с историей идей / пер. с нем. — М.: Христианская Россия, 1999. — Т. I: Древность и Средние века. — 511 с.
13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч.. 2-е изд. — М., 1961. — Т. 19. — 670 с.
14. Милюкова А. С. Римская империя. — М.: Тип. товарищества И. Д. Сытина, 1900. — 687 с.
15. Моммзен Т. Римская история. — М.: Тип. В. Ф. Рихтер, 1885. — Т. V: Провинции от времен Цезаря до времен Диоклетиана / пер. В. Н. Неведомского. — 658 с.
16. Моммзен Т. История римских императоров (По конспектам Себастьяна и Пауля Хензелей 1882-1886 гг. Издано Барбарой и Александром Демандтами) / пер. с нем. Т. А. Орестовой. — СПб.: ЮВЕНТА, 2002 (Историческая библиотека). — 628 с.
17. Монтескье Ш. — Л. Персидские письма. Размышления о причинах величия и падения римлян / пер. с фр.; вступ. ст. и коммент. Н. Саркитова. — М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2002. — 512 с.
18. Писарев Л. И. Очерки из историихристианского вероучения патристического периода. Век мужей апостольских (I и начало II в.). — СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2009. — 576 с.
19. Раннее христианство: в 2 т. / под ред. А. Н. Гопаченко. — М.: АСТ, Харьков: Фолио, 2001 (Библиотека Р. Х. 2000. Религиозная философия). — Т. 2. — 512 с.
20. Ренан Э. Марк Аврелий и конец Античного мира. Репринтное воспроизведение издания Н. Глаголева — Ярославль: Терра, 1991. — 350 с.
21. Робертсон Дж.с С. История христианской церкви. От апостольского века до наших дней. — СПб.: Издание книгопродавца И. Л. Тузова, Гостиный двор, № 45, 1890. — Т. 1: От апостольского века до разделения церквей / пер. с англ. А. П. Лопухина. — 1084 с.
22. Сагарда Н. И., Сагарда А. И. Полный корпус лекций по патрологии. — СПб.: Воскресение, 2004. — 1216 с.
23. Сочинения древних христианских апологетов. В рус. пер. со введениями и примечаниями протоиерея П. Преображенского. 2-е изд. — СПб.: Изд. книгопродавца И. Л. Тузова, 1895. — 272 с.
24. Фаррар Ф. В. Первые дни христианства. — СПб.: Изд. книгопродавца И. Л. Тузова, 1888. — Ч. 1 / пер. с посл. англ. издания А. П. Лопухина. — 398 с.
25. Архиепископ Черниговский и Нежинский Филарет. Историческое учение об отцах Церкви: т. 1-3. — СПб.: Тип. П-го отд. Собст. ЕИВ Канцелярии, 1859 г. — Т. 1. — 240 с., Т. 2. — 384 с., Т. 3. — 450 с.
26. Чельцов И. В. История христианской церкви. — СПб.: В Тип. Департамента уделов, 1861. — Т. 1. — 328 с.
27. Шафф Ф. История христианской церкви. — СПб.: Библия для всех, 2010. — Т. 2: Доникейское христианство. 100 г. — 325 г. по Р. Х. — 589 с.
