CC BY
192
УДК 930-057.4(470.23-25),,1926/2014'Танелин
А. С. Пученков
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
Статья посвящена выдающему российскому историку Р. Ш. Ганелину, скончавшемуся в 2014 г. в Санкт-Петербурге. Автор рассказывает о вкладе Р. Ш. Ганелина в отечественную историографию и анализирует наиболее выдающиеся работы ученого.
Ключевые слова: Ганелин Рафаил Шоломович (1926-2014), Российская академия наук, Санкт-Петербургская историческая школа
Aleksandr S. Puchenkov
Rafail Sholomovich Ganelin and his contribution to the Russian historiography
This article is dedicated to the prominent Russian historian R. S. Ganelin, who died in 2014. The author examines the contribution of R. S. Ganelin to Russian historiography and carries out a detailed analysis of the main works of the scientist.
Keywords: Ganelin Rafail Sholomovich (1926-2014), Russian Academy of Sciences, Saint-Petersburg historical school
12 октября 2014 г. в Санкт-Петербурге скончался выдающийся историк, член-корреспондент Российской Академии Наук, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор кафедры источниковедения истории России Института истории СПбГУ, кавалер ордена Дружбы Рафаил Шоломович Ганелин1.
Р. Ш. Ганелин умер, не дожив 4 дней до своего 88-летия. Говорить о Рафаиле Шоло-мовиче в прошедшем времени - попросту невозможно. Он был не просто знаменитым ученым и живой легендой исторического мира Санкт-Петербурга: Р. Ш. Ганелин был лидером профессионального клуба петербургских историков и основным генератором идей его развития последние 30-40 лет своей жизни, при этом лидером - признанном всеми. Причина подобного почитания Р. Ш. Ганелина вовсе не в его, как он выражался, «генеральстве», иначе говоря, статусе члена-корреспон-дента РАН, - Рафаил Шоломович обоснованно воспринимался не только как неформальный глава питерского исторического цеха, но и как высший нравственный авторитет среди историков города, своеобразное олицетворение совести в профессии.
Для Р. Ш. Ганелина была характерна исключительная доброжелательность по отношению к своим коллегам: десятки, если не сотни кандидатов и докторов наук, могут назвать себя его учениками, при этом речь идет не о номинальном «научном руководстве»: Р. Ш. Ганелин оказывал им всевозможную поддержку (сам он называл это «родовспо-
можениями») на всех стадиях подготовки работы к защите, неизменно, на банкете после защиты поднимая в честь триумфаторов дружеский тост - «поскорее обвакаться», т. е. пройти утверждение через ВАК; еще большее количество историков должны быть благодарны ему за простое человеческое участие, помощь и мудрый житейский совет. Р. Ш. Ганелин действительно был, вспоминая классика, человеком «в полном смысле слова»: добрая, слегка лукавая улыбка, юношеский задор, невероятный интерес ко всему, связанному с профессией и ее внутренними проблемами, удивительная работоспособность, (до последнего дня жизни ученый писал свои, как он выражался «писульки», передавая, с ближайшей оказией, свои рукописи для перепечатки в машинописное бюро института); подвижническая почти 60-летняя служба в составе коллектива Санкт-Петербургского института истории РАН, который он до последних лет по привычке называл просто ЛОИИ -таким он запомнится коллегам, ученикам и друзьям. «География» знакомств и деловых контактов Р. Ш. Ганелина была чрезвычайно обширна: многие и многие регионы России; сложно назвать известного московского или петербургского историка, который не был бы лично знаком с Рафаилом Шоломовичем; в значительной степени прочные международные связи петербургского института истории РАН объясняются исключительной профессиональной известностью ученого за рубежом: в течение многих лет Р. Ш. Ганелин общался, сотрудничал и дружил (Рафаил Шоломо-
164
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
вич, как правило, совмещал эти три занятия) с Л. Хаймсоном, У. Розенбергом, А. Рабиновичем и многими другими западными историками2. Среди друзей Р. Ш. Ганелина были такие историки, как Б. В. Ананьич, В. А. Емец, П. В. Волобуев, К. Н. Тарновский, А. А. Фурсенко...
Р. Ш. Ганелин был человеком непростым, очень принципиальным, порой до упрямства, «разным», как писал когда-то Евгений Евтушенко3, ученым, заслуженно добившимся высоких отличий в академической науке, хотя действительным членом РАН он так и не стал4. Во многом это было связано с тем, что Рафаил Шоломович, несмотря на весь свой авторитет, никогда в «начальство», по его собственному выражению, «не лез». Ему это просто не было нужно, каких-то политических амбиций -(стать руководителем института, деканом и т. д.) он не имел. Единственное его, как он выражался, пребывание «у власти», было краткосрочное, четырехгодичное, заведывание группой истории СССР периода капитализма ЛОИИ АН СССР в 1973-1977 гг., причем согласие на занятие этой должности было вызвано личной просьбой к Р. Ш. Ганелину тогдашнего заведующего ЛОИИ Н. Е. Носова и близкого друга Р. Ш. Ганелина академика П. В. Волобуе-ва5. Для Р. Ш. Ганелина, «высшей наградой за службу была сама служба» (выражение писателя Г. Владимова). Служению же науке он был беспредельно предан, наука для Р. Ш. Ганелина, человека в общем-то атеистического склада ума, и была религией. Религией для него была и петербургская историческая школа, олицетворением сохранения традиций которой (он и сам называл ее просто -«традицией») его считали все, кто был с ним знаком. На взгляд автора этих строк, историков можно разделить на (условно, конечно) верующих, т. е. придерживающихся какой-то совокупности установившихся в профессиональном сообществе добрых, правильных и конструктивных традиций, и неверующих. Безусловно, что Р. Ш. Ганелин был в этом плане верующим историком - он верил в то, что существующие в профессиональном сообществе традиции (верность учителям, максимальная беспристрастность, независимость от политической конъюнктуры и опора на источник) помогают работать всему коллективу специалистов. «Безбожники», т. е. политически ангажированные и склонные к погоне за дешевой сенсацией, псевдо-историки вызывали у Р. Ш. Ганелина чувство брезгливости.
По словам патриарха петербургской исторической школы, профессора СПбГУ
Ю. Г. Алексеева Р. Ш. Ганелин «был одним из лучших представителей петербургской академической традиции, ярчайшим продолжателем той школы, основателями и олицетворением которой был не только его учитель Борис Александрович Романов, очень многое давший своему ученику, но и предшественники Романова - Сергей Федорович Платонов, Александр Евгеньевич Пресняков, а прежде еще Константин Николаевич Бестужев-Рюмин. Р. Ш. Ганелин был человек, который любил и умел помогать людям»6. Знакомясь с молодыми коллегами, Р. Ш. Ганелин сообщал им свое кредо: во-первых, чтобы стать Историком, специалист обязан, по его выражению, «соблюдать себя», иначе говоря, не писать или не подписывать халтурные или политически конъюнктурные работы, не опирающиеся на источник; во-вторых, историк должен не просто верить в то, что его профессия нужна обществу и власти, но и добиваться того, чтобы быть услышанным и властью, и обществом. Ученый до самой смерти в полной мере этому соответствовал: Р. Ш. Ганелин, с одной стороны, «соблюдал себя», во многом выступая в качестве третейского судьи в различных исторических или около-историче-ских спорах - и авторитет, и харизма, и знания позволяли ему с успехом осуществлять эту миссию; всех, знавших его, поражала его неистовая, буквально юношеская влюбленность в профессию; кроме того, Рафаил Шо-ломович активнейшим образом выступал и в импонировавшей ему роли правозащитника и яростного оппонента осуществляющейся в настоящий момент «бездумной», по его мнению, реформы РАН.
«Даже Сталин, - говорил Р. Ш. Ганелин автору этих строк за 3 дня до смерти, - бережнее, чем нынешние власти, относился к науке, понимая, что „калькулятор" и творчество -разные вещи». В одном из своих последних выступлений на заседании Ученого Совета Санкт-Петербургского института истории РАН Р. Ш. Ганелин заявил: «Полагаю, что в деле обеспечения интеллектуального научно-технического прогресса во всех областях государственной и хозяйственной жизни руководство страны должно видеть свой национальный долг в опоре на РАН, не надеясь изобрести двигатель, рассчитанный на энергию конторско-бухгалтерского руководства и реформаторства. Управляемая наука - это жареный лед»7. Рафаил Шоломович считал не просто гибельным для науки, но и невыгодным для власти осуществляемый, по его мнению, в настоящий момент процесс огосударствления
165
А. С. Пученков
науки: «Жесткая регламентация науки, - говорил Р. Ш. Ганелин, - гибель для нее. Плохо, когда ученым платят маленькую зарплату и вынуждают их больше думать о заработке, а не о науке. Но еще хуже, когда над ученым еще и висит погонялово, что его могут выгнать, не провести по конкурсу, что обязан в своей работе строго следовать предписанным планам. Это полная катастрофа для исследователя: только свободно мыслящий человек способен вершить науку. Понятно, что современных молодых чиновников-менеджеров научная вольница сильно раздражает: они мыслят бухгалтерскими категориями, академический подход им незнаком и непонятен... Академические институты и их исследования нужны, чтобы представления о мире и его социальной и экономической природе стали достоянием не только общества, но и элементом государственного управления. Которые надо разрабатывать не чиновничьим способом, а научным. их огосударствление нанесет удар по государственной политической работе. Государственная политика должна опираться на науку»8.
Р. Ш. Ганелин обожал людей. Будучи в последние годы человеком ограниченной мобильности (сам он любил над собою подшучивать «я теперь уже не ходок») Рафаил Шоломович продолжал активно общаться с коллегами, в его доме на Гражданском проспекте были искренне рады гостям, у него был своеобразный, как он говорил, «голод на новых людей»; Р. Ш. Ганелин всегда терпеливо выслушивал людей, приходивших к нему со своими проблемами, делился с ними историями из своей жизни - всегда веселыми, остроумными и поучительными - рассказчик он был потрясающий («я просто люблю поговорить», несколько извиняясь сообщал он, начиная очередную историю) - не только интеллектуал и энциклопедист, но и обладатель феноменальной памяти и редких способностей одновременно и артиста, и режиссера9: вспоминая тот или иной случай, Р. Ш. Ганелин мастерски «проигрывал» его, изображая в лицах участников этого эпизода, делая смысловые или театральные паузы.
Если говорить о Р. Ш. Ганелине как о собеседнике, то, на мой взгляд, его отличительной чертой была обращенность к собеседнику, искреннее, не наигранное внимание к человеку, с которым он разговаривает, исключительное желание услышать и обязательно помочь ему. Видно было, что он, пользуясь определением Паниковского, - человек из «раньшего времени. Теперь таких уже нету
и скоро совсем не будет». Кроме того, для Р. Ш. Ганелина было характерно прекрасное чувство юмора и своеобразная, но очень обаятельная самоирония. На вопрос о своей поразительной памяти, Р. Ш. Ганелин отвечал очень просто: «Как человек, который был лишен в детстве по состоянию здоровья принимать участие в мальчишеских забавах, я вынужден был развлекаться наблюдательностью, примечая особенности поведения людей, которых я знал и которые мне были интересны. Наблюдательность потом помогала мне при работе над источником». Коллег-историков всегда поражало в Р. Ш. Ганелине удивительное знание им не только, как он выражался, «кухни» профессионального мира историков, но и его исключительное умение увязывать повороты и изменения историографических оценок с событиями текущей политики10. Представляется, что в этом аспекте Р. Ш. Ганелин был не просто лидером среди представителей исторического цеха России, а прежде - СССР, он был, пожалуй, единственным историком, который начинал работу по реконструкции того или иного явления и факта именно с попытки найти и перекинуть мостик от, казалось бы, частной исторической дискуссии, к «башням священного Кремля». Вероятно, это и есть подлинный «высший пилотаж» мастерства профессионального историка. В частных беседах Р. Ш. Ганелин любил говорить: «В изучении истории главное - источник, который требует внимания и уважения к нему: надо не просто читать источник, но и изучать его, источника, историю: кто писал те или иные воспоминания, докладную записку. зачем писал, какую цель преследовал автор этого документа при его написании, в каких конкретных исторических условиях он его создавал, на чье имя адресован этот документ, и каков был характер начальника того чиновника, который создавал эту доклад-
ную.»11.
Рафаил Шоломович родился в Ленинграде в семье педагогов. Его отец Шолом Израилевич Ганелин (1894-1974) был известным ученым, многие годы преподававшим педагогику в Ленинградском государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена (ныне РГПУ им. А. И. Герцена), членом-корреспон-дентом АПН РСФСР12, мать - Зельма Рафаиловна Соркина-Ганелина (1892-1931), работавшая учителем русского языка и литературы, скончалась после продолжительной болезни в Ленинграде. Фактически воспитанием Рафаила Шоломовича «заведывала», как он выражался, его мачеха Берта Ильинична Синельникова
166
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
(1894-1952), по специальности педагог-фтизиатр. Как писал в очерке о ней сам Р. Ш. Ганелин, «духовной основой ее существования было служение»13; в значительной степени эти слова можно применить и к самому Рафаилу Шоломовичу. В 1934 г. Р. Ш. Ганелин поступил в 1-ю образцовую среднюю школу Петроградскую, ныне - 67 школу г. Санкт-Петербурга, семь классов которой окончил в 1941 г. В 1941 г. Р. Ш. Ганелин был эвакуирован с семьей отца сначала в Ярославскую область, а затем - в г. Бийск Алтайского края14, где окончил среднюю школу. В своей автобиографии, заполненной им при поступлении на службу в 1955 г. Р. Ш. Ганелин писал: «В 1944 г. поступил в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта (в Москве), откуда в сентябре 1945 г. перевелся на 2-й курс исторического факультета Ленинградского государственного университета, сдав предварительно экстерном за 1-й курс. В университете вступил в ВЛКСМ, был избран в факультетское бюро ВЛКСМ, работал в Совете СНО. Специализировался по кафедре новой истории, занимаясь проблемами истории США и их внешней политики. По окончании университета был оставлен в аспирантуре. Начиная со 2-го курса аспирантуры был привлечен к преподавательской работе: вел спецкурс, спецсеминар „История одной страны"; участвовал в чтении коллективного курса по историографии нового времени и т. д. Одновременно читал 70-часовой курс истории внешней политики США в Ленинградском государственном педагогическом институте. Выступал с рядом научных и научно-политических статей в газетах и журналах. В 1953 г. защитил кандидатскую диссертацию в Ленинградском университете. С октября 1953 г. работаю в качестве ассистента кафедры истории Ленинградского государственного библиотечного института им. Н. К. Крупской...»15.
По словам многолетнего коллеги Р. Ш. Ганелина по ЛОИИ А. Н. Цамутали, «на историческом факультете Ленинградского университета были все возможности для серьезных занятий наукой.»16. На истфаке ЛГУ в то время преподавали такие выдающиеся специалисты, как В. В. Мавродин, Б. Д. Греков, Е. В. Тарле, С. Н. Валк, Н. П. Полетика. Именно под руководством последнего Р. Ш. Ганелин и начал работу над кандидатской диссертацией. Занимаясь у Н. П. Полетики, Рафаил Шоломович еще будучи студентом сблизился с Б. А. Романовым, который работал в то время в ЛОИИ и по совместительству работал профессором по кафедре истории СССР
истфака ЛГУ. Однако в 1951 г. Н. П. Полетика вынужден был уехать в Ташкент, Р. Ш. Ганелин на время остался без научного руководства, и его, как он выражался, «окончательно прибило» к Романову. В 1953 г. на волне очередной кампании по борьбе с «космополитизмом и буржуазным объективизмом» был закрыт ЛОИИ17, что Р. Ш. Ганелин до последнего дня своей жизни вспоминал с возмущением. В 1955 г. Р. Ш. Ганелин поступил на службу в ЛОИИ, где и проработал вплоть до своей смерти. К моменту своего ухода из жизни историк был автором примерно 400 работ, многие из которых стали классическими. Если говорить об основных направлениях научной деятельности Р. Ш. Ганелина, то можно выделить следующие: публикации исторических документов; работы Р. Ш. Ганелина как американиста; работы о последних царствованиях; работы по истории исторической науки; работы о сталинской эпохе. Естественно, что в данной статье автор позволит осветить себе лишь те работы Рафаила Шоломовича Ганелина, об истории создания которых он сам любил вспоминать.
Особое место в жизни Р. Ш. Ганелина заняли его отношения с учителями. Таковыми Р. Ш. Ганелин всегда называл двух специалистов: «мой первый университетский учитель Николай Павлович Полетика», говорил он, при этом разграничивая: «мой учитель и мой Бог Романов». И действительно профессор Борис Александрович Романов сыграл определяющую роль в жизни Р. Ш. Ганелина18. Автору этих строк Рафаил Шоломович говорил: «судьбоносным для моей научной биографии» стало знакомство с «блестящей» книгой Б. А. Романова «Россия в Маньчжурии, 18921906: очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма»19, чтение которой вызвало в нем интерес и к феномену империализма, и к изучению феномена неограниченной власти и ее воздействия на «психику народа и сознание интеллигенции». «Образцовой монографией» Р. Ш. Ганелин называл другую книгу своего учителя «Очерки дипломатической истории русско-японской войны, 1895-1907»20.
Необходимо сказать, что для самого Романова общение с учениками играло особую роль. Фактически круг ближайших учеников Б. А. Романова начал складываться с 1946 г. Среди наиболее известных учеников Б. А. Романова - будущие академики А. А. Фурсенко и Б. В. Ананьич, член-корреспондент РАН Р. Ш. Ганелин, крупнейший специалист по истории России XVI-XVII вв. В. М. Панеях.
167
А. С. Пученков
Успех каждого из учеников безмерно радовал Романова, называвшего учеников «мои сыны», «дети»21, а те в свою очередь называли его между собой «старцем»22. Романов, как вспоминает В. М. Панеях, стремился хотя бы через день поговорить с каждым из учеников по телефону, «его забота была трогательной и поистине отеческой»23. «Ученичество, оказывается, нечто большее, чем кровная связь (для учителя, вероятно, даже больше, чем для ученика). Для меня это не личная привязанность, а смысл и цель жизни в широком смысле», - писал Б. А. Романов А. А. Фурсенко24. Эту традицию «созваниваться» хотя бы раз в несколько дней, равно как и отеческую заботу об учениках, перенял от своего учителя и Р. Ш. Ганелин, до конца своих дней с благоговением вспоминавший о Борисе Александровиче Романове и посвятивший ему ряд работ25. При этом Р. Ш. Ганелин всегда говорил о том, что «профессии меня научил именно Романов». Именно Б. А. Романов сыграл определяющую роль в приеме Рафаила Шоломови-ча на «службу»26 (так Р. Ш. Ганелин всегда именовал свою работу в ЛОИИ)27, именно Романов научил всех своих учеников по собственному определению «плавать»28. Романов, именовавший Р. Ш. Ганелина своим «молодым другом»29, «Раней»30, оказывал ему деятельную поддержку до смерти. В письме Е. Н. Кушевой от 6 июля 1953 г. Б. А. Романов писал: «Формально Ганелин был учеником Полетики, но тот года два назад откочевал в Ташкент, и руководителем Ганелину назначили абсолютно непричастного некоего Кухарского. Ко мне же Раню прибило еще на втором его курсе, а когда я его спросил, что его ко мне тянет, он объяснил м[ежду] п[рочим], что учился он конкретному распознаванию империализма на моей „России в Маньчжурии" (!) И у нас установились не „ученические", а просто дружественные отношения (и я думаю, что он тут только познакомился с тем, что такое внимательное отношение к чужой работе и интересам). Когда он (в полном сознании моей болезни, полуслепоты, и рискованности ставить ставку на такую лошадь) все же издалека завел речь о моем оппонентстве, вместо рекомендованного мною Тарле, у меня не оказа лось силы вовсе отказать ему, хотя я ясно дал ему понять непрактичность его желания. И до самого дня диспута дело висело на ниточке. Я и сейчас не уверен, что мой отзыв поможет ему... Но это уже его дело»31. Уход Б. А. Романова из жизни стал для каждого из его учеников «невосполнимой утратой и большим личным горем». Ученики продолжали ежегодно встречаться
в день его кончины у могилы Романова на Охтинском кладбище вплоть до смерти уже Р. Ш. Ганелина.
По большому счету, Романов нашел для Р. Ш. Ганелина, пользуясь определением одного из писателей, «точку силы»: в ЛОИИ Рафаил Шоломович не просто стал знаменитым ученым, он нашел свою главную любовь - историк беспредельно был предан институту, в общем-то, без ЛОИИ он не мыслил своего существования, активнейшим образом участвуя во всех ключевых событиях жизни научного коллектива. По справедливому утверждению директора Санкт-Петербургского института истории РАН Н. Н. Смирнова, «вся профессиональная жизнь Рафаила Шоломовича оказалась связана с ЛОИИ, он был душой и совестью института»32.
В институте Р. Ш. Ганелин последовательно прошел путь от младшего до главного научного сотрудника; с 20 июля 1955 г. и вплоть до смерти основным местом его работы оставался ленинградский, а затем петербургский институт истории. В 1955 г. он был принят на службу младшим научным сотрудником; в 1963 г. его повысили в должности до старшего научного сотрудника; в 1986 г. Рафаил Шоломович был назначен на должность ведущего научного сотрудника, а в 1989 - на должность главного научного сотрудника. В 1970 г. Р. Ш. Ганелину была присуждена ученая степень доктора исторических наук, 6 декабря 1991 г. Рафаил Шоломович был избран членом-корреспондентом РАН. За этими сухими строчками лежит почти 60-летняя служба в отделе «капиталистов», (ныне отдел Новой истории России СПбИИ РАН)33, как называл его сам Р. Ш. Ганелин (иногда, впрочем, «по-романовски», называя его «империалистическим отделом»), отделе, который он до своей смерти продолжал считать «институтообразующим»34. Перейдя в ЛОИИ, Р. Ш. Ганелин в значительной степени ушел от американистики в отечественную историю, участвуя в написании коллективных трудов, посвященных революционным событиям в России начала ХХ в.35 Отдел истории СССР периода капитализма в ту пору (1950-1970-е гг.) переживал свой расцвет: в нем трудился такой маститый ученый, как С. Н. Валк, в ЛОИИ влилось звездное пополнение - молодые тогда Б. В. Ана-ньич, В. С. Дякин, С. И. Потолов, В. А. Нардо-ва, Т. М. Китанина, В. Н. Гинев, Ю. Б. Соловьев,
В. Г. Чернуха. По большому счету, это поколение, родившееся на рубеже 1920-1930-х гг., и создало новый, по сути, своей институт, ставший олицетворением академической традиции. Классикой стал созданный «капитали-
168
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
стами» труд «Кризис самодержавия в России, 1895-1917», в подготовке текста которого, помимо Р. Ш. Ганелина, принимали участие
B. С. Дякин, Б. Б. Дубенцов и Б. В. Ананьич36.
За годы научной деятельности Р. Ш. Ганелин проявил себя как выдающийся публикатор документов. Документы это были разноплановые: тут и подборка документов о трагической судьбе ленинградского историка В. Н. Кашина37, материалов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о судебном процессе 1913 г. над М. Бейлисом38, и блестящая публикация документов А. Н. Яхонтова39. Последний источник чрезвычайно интересен. А. Н. Яхонтов, в течение 2 лет, в 1914-1916 гг. служивший помощником управляющего делами Совета министров, как по роду своей деятельности, так и по собственному почину, записывавший отдельные прения почти дословно40, был известен профессиональным историкам по своей публикации в «Архиве русской революции», подготовленной им еще в 1926 г.41 Во вступительной статье к публикации бумаг А. Н. Яхонтова Р. Ш. Ганелин отмечал, что опубликованные А. Н. Яхонтовым его записи по достоинству оценены «как один из важнейших источников, отразивших события, предшествовавшие гибели Российской Империи»42. Публикация отразила неопубликованные материалы его архива, превосходно иллюстрируя картину деятельности правительственной власти во время войны до осени 1916 г. и дополняя опубликованное в «Тяжелых днях»43. Вторая часть публикации включает в себя переписку Яхонтова 19221936 гг. с министрами и сановниками, оказавшимися в эмиграции. Естественно, что центральной темой переписки было обсуждение причин крушения старой России.
Несомненно, что крупнейшей публикацией в его жизни (сам Р. Ш. Ганелин неоднократно говорил мне об этом) была работа над подготовкой к полноценному научному изданию знаменитых «Воспоминаний» графа
C. Ю. Витте. В этой работе как нельзя лучше проявилась вся плодотворность его научного и человеческого содружества с академиком Б. В. Ананьичем. Сам Борис Васильевич, описывая их 60-летнюю дружбу, со свойственной ему скромностью заметил: «В нашей дружбе Рафаил Шоломович всегда играл роль старшего - и по возрасту, и в плане вырабатывания всевозможных научных проектов»44. «Мы с Борисом Васильевичем - вит-теведы», - любил говорить Р. Ш. Ганелин. Сам Р. Ш. Ганелин считал Витте «очень способным
человеком», крупнейшим деятелем России рубежа Х1Х-ХХ вв., удивительно, а может быть и закономерно, что ни в одной из множества встреч, которые у нас были, Рафаил Шоломович не упоминал имя Столыпина. При этом, если Б. В. Ананьич избрал магистральной темой своих научных занятий все-таки историю финансовых отношений45, то Р. Ш. Ганелин главным образом сосредоточился на политической истории России, создав на страницах своих работ впечатляющие исторические портреты Александра II, С. Ю. Витте, Николая II, великого князя Михаила Александровича, М. М. Литвинова, И. В. Сталина...
В 1958 г. директор института истории А. Л. Сидоров предложил директору воссозданного незадолго до этого Соцэкгиза Д. И. Надточееву («Его звали Досифей Иванович, по-видимому, он был из семьи староверов», - рассказывал мне Р. Ш. Ганелин) в срочном порядке (издательство остро нуждалось в доходных книгах) переиздать воспоминания С. Ю. Витте46. Со стороны А. Л. Сидорова это была несомненная дань памяти Б. А. Романова, который еще в 1920-е гг. занимался изучением деятельности Витте47. Комментирование каждого из трех томов было поручено двоим из шести участников издания. 2-й и 3-й тома, посвященные царствованию Николая II, достались московским ученикам А. Л. Сидорова, а комментирование первого было поручено Б. В. Ананьичу и Р. Ш. Ганелину. В фундаментальной монографии «С. Ю. Витте и его время» Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин писали: «Эта работа стала для нас роковой. Сказалась притягательная сила Витте как исторической личности. »48. I том воспоминаний С. Ю. Витте охватывал царствование Александра III. Сюжеты, связанные с государственной деятельностью Витте, были представлены главным образом в других томах. «Издание, появившееся в 1960 г., имело успех, обусловленный, прежде всего, тем, что на протяжении предшествующих лет тридцати вышедшие в эмиграции книги не появлялись в СССР», -вспоминал Рафаил Шоломович49. «Соцэкги-зовское» издание стало классикой во многом благодаря не только добротности переплета синего цвета, но и качественным научным комментариям. Составив комментарий к «своему» тому, оба ленинградских комментатора не остановились на этом, а написали довольно большую по объему статью «Опыт критики мемуаров С. Ю. Витте (в связи с его публицистической деятельностью в 1907-1915 гг.)», которая была опубликована в 1963 г.50 Статья эта преследовала две цели. Первая заключа-
169
А. С. Пученков
лась в установлении круга источников, которыми пользовался мемуарист, а вторая - в показе того, как рукописи воспоминаний, тщательно охраняемые Витте от постороннего взгляда, служили ему самому для того, чтобы с их помощью усиленно продолжать те газетные и журнальные кампании, к которым он прибегал во время своей службы и после отставки для изображения в выгодном для себя свете своих государственных дел. В сущности, эта статья представляла собой факультативный вариант комментариев к томам, посвященным царствованию Николая II51. Уже в 1994 г. Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин опубликовали брошюру «С. Ю. Витте - мемуарист»52, основу которой представляла вышеуказанная статья 1963 г., дополненная с учетом наработок авторов и достижений новейшей историографии. Возвращение к теме воспоминаний Витте было обусловлено, как в таких случаях принято говорить, «вновь открывшимися обстоятельствами». Дело в том, что в 1989 г. стараниями Р. Ш. Ганелина, работавшего по приглашению американской стороны в Бах-метевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке, была сделана ксерокопия рукописей воспоминаний Витте, отложившихся в его бумагах в собрании Бахметевского архива. Как вспоминал Р. Ш. Ганелин, ксерокс этот в «те времена стоил очень дорого и занимал огромный чемодан», вызвавший пристальное внимание американской таможни. Спустя 14 лет «Воспоминания» Витте, именно в том виде, в каком они и были продиктованы стенографу или написаны от руки С. Ю. Витте, были опубликованы в России. В предисловии к публикации публикаторы - Б. А. Ананьич и Р. Ш. Ганелин - отмечали, что «Витте - не обычный мемуарист, его воспоминания - не эпический рассказ о прошлом человека, навсегда покинувшего политическую сцену и занявшего место стороннего наблюдателя за происходящим. До последнего дня своей жизни он оставался увлеченным и страстным политиком, не терявшим надежды вернуть утраченные им влияние и власть. Достижению этой цели было подчинено и писание мемуаров. В результате перед нами - не только уникальный по своему значению, но и предельно сложный источник»53. В аннотации к книге, составленной публикаторами, отмечалось, что «в отличие от предыдущих изданий, представляющих собой сводные тексты, составленные из различных фрагментов рассказов Витте в стенографической записи и его рукописных заметок, в настоящем издании эти рассказы и заметки, хранящиеся ныне в Бахметевском
архиве в Нью-Йорке, воспроизводятся полностью». Увидевший после смерти Витте и впервые опубликованный в СССР в 1923 г. свет текст представлял собой приготовленный для издания свод, составленный из разных частей стенографических рассказов и рукописных заметок. По замечанию Б. А. Романова, рецензировавшего первое в Советской России издание «Воспоминаний» покойного графа, «мы так и не имеем полного и безукоризненно научного издания мемуарного наследия Витте», а «два первые тома представили результат отважной редакторской сшивки параллельных разнохарактерных повествований»54. Характеризуя «Воспоминания», Романов отмечал, что для «биографии и истории деятельности самого Витте это, разумеется, целиком „вечная" книга»55, а мемуары Витте - «цельная политическая концепция и согласованная с нею программа»56. Безусловно, что виновником своего, по выражению Романова, «политического неудачничества»57, Витте справедливо считал Николая II. Не случайным, как писал Романов, выглядит и то, что в «эгоцентрических» и крайне критических, как правило, по отношению к упоминаемых в них лицах, «Воспоминаниях», Витте с «особой изобличительной силой» обрушивается именно на царя58.
В публикации «Воспоминаний» Витте 2003 г. задача, поставленная Б. А. Романовым, была решена его учениками - «полное и научное издание мемуарного наследия Витте» было осуществлено. Как заметили Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин, берлинский (т. е. самый первый по времени издания) текст 1921 г., а затем и «советский» текст 1923 г. «далеко не полностью отвечает научным требова-ниям»59. Опубликованный Б. В. Ананьичем и Р. Ш. Ганелиным в 2003 г. текст «Воспоминаний» - «полное воспроизведение текстов Витте - отвечает его авторской воле»60. «Исследователь, - прибавляли публикаторы, - получает теперь возможность использовать все варианты изложения этих сюжетов с указанием места, времени и формы (устной или письменной), в которой оно производилось и установить контекст в каждом случае»61. Повторю еще раз: завершение работы над полноценным академическим изданием «Воспоминаний» Витте Р. Ш. Ганелин считал главным успехом своей научной жизни. Завершением, как говорил Рафаил Шоломович, «романа с Витте» стала публикация в 2013-2014 гг. двухтомного академического издания «С. Ю. Витте и его современники», вышедшего под редакцией Б. В. Ананьича и Р. Ш. Ганелина.
Сам Р. Ш. Ганелин любил называть себя
170
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
«американистом». Действительно, перу Р. Ш. Ганелина принадлежит крупнейшая обобщающая монография по истории российско-американских отношений в 1914-1917 гг., вышедшая в свет в 1969 г. и посвященная памяти учителя Р. Ш. Ганелина - выдающегося русского ученого Бориса Александровича Романова62.
Работа, основанная на архивном материале (преимущественно фонд министерства финансов в тогдашнем ЦГИА СССР - нынешнем РГИА), русскоязычной и зарубежной историографии, затрагивала перипетии российскоамериканских экономических отношений, отношений финансовых кругов двух стран, контакты представителей дипломатического корпуса, на самом деле из этого, как любил говорить Р. Ш. Ганелин, «предполья», выходила на более широкую дорогу, производя, как говаривал когда-то Романов, «перекличку нескольких столиц»63. Предметом исследования был единый и «коренной для политической действительности 1914-1917 гг. - вопрос о войне, мире и революции»64. В конце проведенного исследования автор приходил к закономерному выводу о том, что «русская политика» США на протяжении 1917 г. преследовавшая две основные цели - «борьба с революцией и продолжение участие России в войне», была политикой «своекорыстной», отмеченной «общей печатью обреченности, которая лежала на всех попытках приостановить революционный процесс в России 1917 г.»65. Хронологически исследование российско-американских отношений было продолжено Р. Ш. Ганелиным в его следующей монографии «Советско-американские отношения в конце 1917 - начале 1918 г.». По утверждению ученого, и конфликтная составляющая советско-американских отношений, и поддержка Америкой российской контрреволюции были обусловлены тем, что в отношении «русского вопроса» в США «одержал верх антисоветский курс крайнего характера», обусловивший, помимо всего прочего, и дипломатическое непризнание Советского государ-
ства66.
Классикой, на мой взгляд, стала книга Р. Ш. Ганелина, «Российское самодержавие в 1905 г. Реформы и революция»67. В монографии показывается взаимосвязь политических реформ и революционного процесса накануне и в период пятого года. На страницах этой книги автор показывал, по его выражению, «психологическую драму расставания с самодержавной властью»68. Исследуя акты 12 декабря 1904 г., 18 февраля, 6 августа и 17
октября 1905 г., Р. Ш. Ганелин показывал недостаточность и несвоевременность производимых царем уступок политической оппозиции. Ученым последовательно рассматривалась и самая суть самодержавной власти: «Глубокая и искренняя уверенность в специфическом характере исторического пути развития России, господстве в сознании русского народа идеи божественного происхождения царской власти, неприменимости в российской действительности парламентских форм правления западного типа и самой теории общественного договора делали консервацию государственного строя религиозно-нравственным долгом монарха. И все изменения в характере строя производились как бы в отступление от этого долга...»69.
Написание Р. Ш. Ганелиным небольшой брошюры «Тартуское студенчество на пороге ХХ в.» было обусловлено глубокой симпатией Р. Ш. Ганелина к Тарту, (семья Р. Ш. Ганелина на протяжении многих лет отдыхала в Эстонии). В этом симпатичном городе ученый видел уникальный островок свободы, в котором присутствовал «интерес к освободительным и социалистическим идеям»70. Автор пишет о том, что в местном университете происходило слияние немецких по сути своей традиций старого университетского города, пассионарности студентов-евреев, перебравшихся в Тарту из других российских городов, и свободолюбия эстонцев. «Хотя рост числа эстонцев среди студентов не был стремительным, они попадали в созданную этими выступлениями обстановку общего свободолюбия, нетерпимости к ограничениям в правах и преследованиям на любой, в том числе и национальной почве. Не случайно, среди видных участников эстонского национального движения первых десятилетий ХХ в и создателей эстонской государственности оказались многие лица, так или иначе связанные с университетом»71.
Во всем блеске талант Р. Ш. Ганелина как литератора, тонкого психолога и наблюдателя проявился в его воспоминаниях, вышедших первым изданием в 2004 г.72 В рецензии на эту книгу С. К. Лебедев справедливо заметил, что «текст Р. Ш. Ганелина есть событие литературы, сколь изящной, столь и историографической»73. Действительно, на страницах этой книги перед читателем как живые проходят образы знаменитых историков - Е. В. Тарле, Б. А. Романова, С. Н. Валка, Н. А. Корнатовско-го, В. В. Мавродина и др. Центральная мысль книги, которую как-то высказал мне ее автор, в следующем: не надо думать, что в советское время гуманитарии жили в каком-то застенке;
171
А. С. Пученков
напротив, те люди, с которыми общался и работал Р. Ш. Ганелин, хотя и вынуждены были приспосабливаться к существовавшим в СССР специфическим «правилам игры», регламентировавшим все сферы жизни советского человека, включая духовную, все же находили возможность не только мыслить максимально свободно, но и изыскивали лазейки, позволявшие им очень часто, несмотря на существование бдительной цензуры, и писать то, что они считали внутренне честным и необходимым.
Грибоедов когда-то написал приятелю: «Я как живу, так и пишу - свободно и свободно». К этому всю жизнь стремился Р. Ш. Ганелин: в возможности и жить, и писать - «свободно и свободно» он видел идеал отношений общества, интеллигенции и - власти.
Последние годы жизни Р. Ш. Ганелин много размышлял о сталинской эпохе и персонально о Сталине, которого он с едкой иронией называл «Учитель». Неожиданный уход Р. Ш. Ганелина от эпохи Дома Романовых к изучению сталинизма объяснялся, помимо личного интереса Р. Ш. Ганелину к Сталину как историка, еще и моментом вполне бытовым: по состоянию здоровья Рафаил Шоломович не мог посещать РГИА - ведущий архив по истории императорской России, а опускать поднятую им же планку своих исследований Р. Ш. Ганелин не желал; заниматься, скажем, историографией последних царствований ему, по его собственному признанию, было не слишком интересно. «Другое дело - эпоха „Учителя", - говорил мне Р. Ш. Ганелин. - Здесь такой пласт уже опубликованных сборников документов, что моей жизни не хватит, чтобы в них разобраться». Отношение Р. Ш. Ганелина к Сталину было непримиримым: смешалось тут все воедино: и неприятие ученым любой формы огосударствления и контроля над духовным миром человека, и возмущение против государственного антисемитизма последних лет сталинской эпохи; наконец, как писалось выше, Р. Ш. Ганелина возмущал осуществлявшийся в сталинскую эпоху контроль над творческой свободой ученого. При нашей последней встрече Р. Ш. Ганелин говорил мне о том, что хотел бы, «если удастся еще пожить», написать что-то вроде небольшой мемуарной «статейки» а-ля симоновская «Глазами человека моего поколения» о Сталине. Любивший стихи Б. Слуцкого, Р. Ш. Ганелин вспоминал, как в 1949 г. видел в Москве, как раз таки рядом с Арбатом, как в известном стихотворении «Мы все ходили под Богом, у Бога под самым боком», две машины, (к
слову, не в пяти, как в стихотворении Б. Слуцкого), в одной из которых ехал «Учитель». Р. Ш. Ганелин рассказывал, как у людей, увидевших, что в кортеже едет Сталин, на лицах появилось «отвратительное лакейское угодничество», которое Рафаил Шоломович не переносил. Сильная личная неприязнь к сталинскому режиму во многом и обусловила обращение Р. Ш. Ганелина к сталинской эпохе. Вырвавшись, по его словам, из «историографического предполья», Р. Ш. Ганелин сумел найти ту тему, на которую историки прежде не обращали достаточного внимания - личные контакты двух диктаторов между собой. Как говорил Р. Ш. Ганелин автору этих строк, «Сталин не верил никому и никогда. Поверил только Гитлеру»74. По убеждению Р. Ш. Ганелина, советский и германский лидеры имели (по всей видимости, в 1931 г.) секретную личную встречу, испытывали друг к другу взаимную симпатию75, во многом основанную на общности методов борьбы с политическими противниками76; наконец, Сталин и Гитлер обладали собственными, в обход традиционных дипломатических, каналами связи между собой77, позволявшими им оперативно обмениваться текущими мнениями по злободневным вопросам.
В 2010 г., в издательстве Санкт-Петербургского университета вышла в свет монография Р. Ш. Ганелина «СССР и Германия перед войной: отношения вождей и каналы политических связей»78, обобщившая наблюдения Р. Ш. Ганелина о предвоенных годах. В рецензии на эту книгу, петербургский историк Д. Г. Янченко отмечал то, что уже давно стало визитной карточкой Р. Ш. Ганелина - «фундаментальность» и «виртуозный источниковедческий анализ»79. Особое внимание рецензента привлекло то, что сам Рафаил Шоломович считал едва ли не магистральной идеей книги - «взаимосвязь внутренней репрессивной политики СССР с проводимым внешнеполитическим курсом»80, а значит логичность, исходя из личностных особенностей Гитлера и Сталина, их внешнеполитического сближения в августе 1939 г. Ключевые выводы этой работы были подтверждены и в недавнем интервью Р. Ш. Ганелина обозревателю газеты «Санкт-Петербургские ведомости»
С. Е. Глезерову. По справедливому суждению ученого, «Сталин и Гитлер держали развитие советско-германских отношений в собственных руках. По большому счету заключенный в августе 1939 г. договор справедливо называть пактом не Молотова-Риббентропа, а Сталина-Гитлера»81. По утверждению Р. Ш. Ганели-
172
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
на, заключение пакта «не было исторической неизбежностью», а сам Сталин позднее не единожды пытался «сделать вид, что в пакте с немцами был виноват все тот же Молотов»82. Историк полагал, что подписание договора с нацистской Германией было крупнейшей внешнеполитической ошибкой советского лидера, который вплоть до 22 июня 1941 г. «обольщался, считая, что сумеет переиграть Гитлера»83. «Гитлер, на мой взгляд, был одним из немногих, кому удалось разгадать строй сталинского мышления. Разумеется, Сталин понимал неизбежность войны с Германией, но он считал себя способным обмануть Гитлера, и тот, по-видимому, усвоив это, обманул Сталина сам», - говорил Р. Ш. Ганелин84. Сталинской эпохе посвящены и некоторые другие работы ученого85.
Отрадно, что примерно за год до смерти московским издательством «Новый хронограф» была выпущена книга Рафаила Шоло-мовича «В России двадцатого века: статьи разных лет», составленная из двух частей: работы Р. Ш. Ганелина, посвященные событиям 1905-1917 гг., большинство из которых, как правило, были написаны и опубликованы уже достаточно давно; а вторая часть книги -«Ученые и власть. Портреты и судьбы» состояла из работ, написанных в последние два десятилетия. Книга, выпущенная ограниченным тиражом, была моментально раскуплена читателями; остается надеяться, что издательство осуществит переиздание этой работы, ставшей последней книгой Р. Ш. Ганелина86.
Несмотря на возраст, Р. Ш. Ганелин был полон амбициозных планов, говоря и о желании подготовить 3-е издание своих воспоминаний, доведя их до 1991 г.; о мечте «подготовить книжонку» о «борьбе с космополитами» в последние годы жизни Сталина. «Как это ни странно, у меня по-прежнему очень много работы», - с радостью говорил Р. Ш. Ганелин. Судьба распорядилась иначе: Рафаил Шоло-мович, сделавший для науки очень много, все свои планы воплотить в жизнь не успел.
Последняя наша встреча была очень тревожной. Рафаилу Шоломовичу предстояла операция по замене кардиостимулятора («ожидалось, что батарейка меня переживет, а оказалось наоборот: ее срок эксплуатации истек, а я все еще ползаю над землей», - шутил Р. Ш. Ганелин), вдобавок его силы подтачивала нервотрепка, связанная с переживаниями за судьбу как Академии наук, так и любимого института - «ЛОИИ». Однако на вопрос о самочувствии Р. Ш. Ганелин всегда отвечал: «Терпимо, по возрасту, я по-прежнему на посту!».
Тревожили его и текущие политические события, Р. Ш. Ганелин «мониторил», как сейчас говорят, сводки новостей, по старой «исторической» привычке собирая сведения из источников, по его словам, «разной политической заря-женности». Не конкретизируя ничего по вопросу о его политических взглядах, скажу, что Рафаил Шоломович, как и всегда, оставался при своем мнении... «И нашим, и вашим уже поздно мне внушать», - говорил Р. Ш. Ганелин. Беспокоил его и общий процесс нарастания градуса насилия в мире. Неслучайно, что при нашей последней встрече Рафаил Шоломович внезапно, прощаясь в дверях, прочитал мне стихотворение любимого им Игоря Губермана:
Где лгут и себе и друг другу, и память не служит уму, история ходит по кругу из крови - по грязи - во тьму87.
Постылый и зачастую формальный штамп -«невосполнимая потеря» - в данном случае - не дань канцелярщине. Умер действительно выдающийся ученый, педагог, замечательный человек, во многом являвшийся олицетворением всего того лучшего, что заключает в себе понятие русская интеллигенция.
Примечания
1 Сокращенная версия статьи о Р. Ш. Ганелине вышла в журнале «Российская история». См.: Пученков А. С. Рафаил Шоломович Ганелин: творческий путь историка // Рос. ист. 2015. № 1.
2 См. об этом интервью самого Р. Ш. Ганелина его ученице А. С. Крымской: Об американской русистике: интервью с Р. Ш. Ганелиным // Крымская А. С. Становление и развитие института американских стажеров в Санкт-Петербурге: к 55-летию Соглашения об обменах между СССР и США в области культуры, техники и образования. СПб., 2014. С. 126-131. Данная монография, помимо собственно исследовательского блока содержит еще и интереснейшее приложение: интервью А. Рабиновича, М. фон Хагена, Ц. Хасегава об их пребывании в Советском Союзе
А. С. Крымской. О западной русистике см.: Ганелин Р. Ш. Зарубежная русистика и советология в идеологической политике СССР // Россика и русистика новейшего времени: материалы междунар. конф. памяти А. А. Фурсенко (1927-2008), 4-5 июля 2009 г. СПб., 2010. С. 31-37.
3 Немало написавший об истории советского еврейства и крайне болезненно воспринимавший трагедию, пережитую еврейским народом в годы Второй мировой войны, Р. Ш. Ганелин ценил Евтушенко, написавшего в начале 1960-х гг. свое знаменитое стихотворение «Бабий Яр», после которого, по словам Рафаила Шоломовича, поэт «оказался в немилости у власти». «Евтух (Е. А. Евтушен-
173
А. С. Пученков
ко. - А. П.) вообще молодец», - говорил мне Р. Ш. Ганелин. «Я давно хотел написать стихи об антисемитизме. Но эта тема нашла свое поэтическое решение только тогда, когда я побывал в Киеве и воочию увидел это страшное место, Бабий Яр», - вспоминал Е. А. Евтушенко. (См.: Евтушенко Е. А. Волчий паспорт. М., 1998. С. 84.).
4 Сам Р. Ш. Ганелин по этому поводу любил говорить чрезвычайно смешную, хотя и крайне неприличную остроту, привести которую в печати, к сожалению, нет никакой возможности.
5 Ганелин Р. Ш. Группа истории СССР периода капитализма ЛОИИ: 30 лет назад // Страницы истории: сб. науч. ст., посвящ. 65-летию со дня рождения проф. Г. А. Тишкина / отв. ред. Р. Ш. Ганелин; сост.
А. С. Крымская. СПб., 2008. С. 298.
6 Интервью с заслуженным деятелем науки РФ, профессором СПбГУ Ю. Г. Алексеевым. Санкт-Петербург, 15 окт. 2014 г. Арх. авт.
7 Ганелин Р. Ш. РАН и государственная власть: доклад. 2014. Февр. // СПбИИ РАН: офиц. сайт. 2014. № 3. URL: http: // spbiiran. nw. ru (дата обращения: 23. 01.2015).
8 Ганелин Р. Власть себя трезво не оценивает // Новая газ. СПб., 2013. 22 июля.
9 Неслучайно, что в актерской профессии себя успешно проявил и сын Р. Ш. Ганелина, заслуженный артист России Евгений Ганелин, которого Рафаил Шоломович всегда называл просто: «мой ребенок», и его внук, Саша. Оба служат в труппе театра им. В. Ф. Комиссаржевской.
10 «Одно из самых примечательных качеств Рафаила Шоломовича - это его поразительная память и талант рассказчика, умеющего подметить и передать самые, казалось бы, невидимые стороны различных событий: от бытовых сцен до эпизодов большой политики, свидетелями которых он был сам или узнал об этом от своих многочисленных собеседников и друзей», - писал о Р. Ш. Ганелине академик
А. А. Фурсенко (Фурсенко А. А. Предисловие // Россия в Х1Х-ХХ вв.: сб. ст.: к 70-летию со дня рождения Р. Ш. Ганелина. СПб., 1998. С. 4.).
11 Интервью Р. Ш. Ганелина. 25 сент. 2014 г. Арх. авт.
12 «У нас в семье часто возникало сожаление по поводу того, что отец тратит на чужие работы так много времени в ущерб собственным. И это при том, что он работал каждый день с утра до вечера, отрываясь лишь для поездок на работу и иногда в филармонию. Но отец не только любил своих учеников, но очень ценил общение с ними. Такую же черту я и мои университетские товарищи по историческому факультету наблюдали у наших учителей С. Н. Валка и Б. А. Романова, для которых самыми интересными были практические занятия на первом курсе. На экзаменах он старался выяснить не столько знание вопросов билета, сколько собственное отношение студентов к ним. Часто расспрашивал о жизни на родине, в различных районах страны, о студенческом быте. Объяснял экзаменационные неудачи недоеданием и посылал в буфет за бутербродами...» (Ганелин Р. Ш. Воспоминания о моем отце Ш. И. Ганелине // Ганелин Р. Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой:
страницы воспоминаний о 1940-1970-х гг. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 2006. С. 376-377.). С аналогичной практикой «кормления» уже не студентов, а аспирантов столкнулся автор этих строк при прослушивании лекционного курса Р. Ш. Ганелина в 2003 г. в СПбГУ.
13 Ганелин Р. Ш. Б. И. Синельникова - ленинградский врач 1920-1940-х гг. // Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 384.
14 Цамутали А. Н. Р. Ш. Ганелин и его научное наследие // Рафаил Шоломович Ганелин: биобиблиогр. указ. / сост. А. С. Крымская, И. Ю. Гаврилова; отв. ред. А. Н. Цамутали; РАН, С.-Петерб. ин-т истории, С.-Петерб. гос. ун-т, Ист. фак. Брянск, 2012. С. 8.
15 Автобиография Р. Ш. Ганелина. 26 июня 1955 г. Арх. авт.
16 Цамутали А. Н. Указ. соч. С. 9.
17 Там же. С. 10; Панеях В. М. Упразднение Ленинградского отделения Института истории АН СССР в 1953 г. // Вопр. ист. 1993. № 10. С. 19.
18 «Мое положение между Б. А. Романовым и Полети-кой (у Б. А. было такое выражение - „дитя двух матерей”) не вызывало затруднений: они относились друг к другу весьма уважительно», - писал в своих воспоминаниях Р. Ш. Ганелин (Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 88.).
19 Романов Б. А. Россия в Маньчжурии, 1892-1906: очерки по ист. внеш. политики самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928.
20 Романов Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны, 1895-1907. М.; Л., 1947. «Эталоном исследовательского мастерства» называл эту книгу Романова и выдающийся российский историк Д. Н. Альшиц (Д. Аль) (1919-2012) (Аль Д. Сквозь строй эпох: воспоминания об удивительных людях в удивительных обстоятельствах. СПб., 2011. С. 121.).
21 Панеях В. М. Творчество и судьба историка: Б. А. Романов. СПб., 2000. С. 343.
22 Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 124.
23 Панеях В. М. Указ. соч. С. 344-345.
24 Ананьич Б. В., Панеях В. М. Александр Александрович Фурсенко - ученик Бориса Александровича Романова // Россика и русистика новейшего времени: материалы междунар. конф. памяти А. А. Фурсенко (1927-2008), 4-5 июля 2009 г. СПб., 2010. С. 27.
25 См., напр.: Ганелин Р. Ш. Б. А. Романов - историк революционного движения в России // Проблемы социально-экономической истории России: к 100-летию со дня рожд. Б. А. Романова. СПб., 1991. С. 41-53; Ганелин Р. Ш. «Россия в Маньчжурии» Б. А. Романова // Российская действительность Х1Х-ХХ вв. и революционный процесс. СПб., 2012. С. 219-238; Ганелин Р. Ш. Гражданская война в Сибири и на Дальнем Востоке под пером Б. А. Романова // Гражданская война в России: проблемы ист. и историогр.: сб. докл. межвуз. науч. конф., 29 ноября 2013 г., Санкт-Петербург. СПб., 2014. С. 7-15.
26 Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 114.
27 «У меня радость: пришло назначение Рани Ганелина в ЛОИИ. Это хорошее пополнение нашей империали-
174
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
стической группы», - писал Б. А. Романов Е. Н. Кушевой (Екатерина Николаевна Кушева - Борис Александрович Романов: переписка, 1945-1957 гг. СПб., 2010. С. 425. Письмо от 24 июля 1955 г.). По словам хорошо знавшего Б. А. Романова Ю. Г. Алексеева, в этой переписке, подготовленной к публикации В. М. Панеяхом, «настоящий, живой Романов - человек удивительный, талантливый, своеобразный и ни на кого не похожий. Он создал две школы - феодалов и империалистов, на которых, по сути, до сих пор базируется институт истории, вдобавок написал несколько интереснейших монографий. Взгляды Романова, его мнения ярко вырисовываются в этой переписке. Он был стопроцентно порядочный человек, лояльный к Советской власти, хотя любить ее ему было не за что. Он не был боязливым интеллигентом, наоборот: Романов был человек мужественный и твердый в своих принципах. Романов - ученик Преснякова, лучшего русского историка ХХ в., и этим все сказано. У него всю жизнь были большие неприятности, зато он был настоящий ученый» (Интервью с Ю. Г. Алексеевым, 11 декабря 2014 г. Санкт-Петербург. Арх. авт.).
28 Панеях В. М. Указ. соч. С. 348.
29 Екатерина Николаевна Кушева - Борис Александрович Романов. С. 303.
30 Там же. С. 307. Также «Раней» сотрудники ЛОИИ А. Н. Цамутали, В. А. Нардова, Б. В. Ананьич и В. М. Панеях продолжали называть Р. Ш. Ганелина до его смерти.
31 Там же. С. 308.
32 Исторический клуб: программа: эфир / Радио России - Санкт-Петербург. 2014. 14 окт. URL: http: // rtr. spb. ru (дата обращения: 23. 01. 2015).
33 До 1986 г. сектор истории СССР периода капитализма; в 1986 г. преобразован в отдел, в 1993 г. получивший свое нынешнее название - Отдел Новой истории России СПбИИ РАН.
34 По словам директора СПбИИ РАН профессора Н. Н. Смирнова, этот отдел на протяжении многих лет являлся «головным, во многом определявшим лицо института» (Смирнов Н. Н. Слово о коллеге, ученом и учителе: к 80-летию со дня рождения А. Н. Цамутали // Новейш. ист. России. 2011. № 1. С. 265.).
35 Сам Р. Ш. Ганелин говорил о том, что самые «серьезные и значительные коллективные работы институт выпустил к 40-летию и к 50-летию Октября», видимо, имея в виду свою работу в следующих изданиях: Ганелин Р. Ш., Шепелев Л. Е. Предпринимательские организации Петрограда в 1917 г.: к ист. буржуаз. контрреволюции // Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. М., 1957. С. 259-317; Экономическое положение в России накануне революции: док. и материалы, март-окт. 1917 г.: в 2 ч. / сост. П. В. Волобуев, Р. Ш. Ганелин, В. А. Емец и др. Л., 1957; Ганелин Р. Ш. Накануне 1917 г. // Октябрьское вооруженное восстание: семнадцатый год в Петрограде: в 2 кн. Л., 1967. Кн. 1., гл. 1. С. 9-46; Ганелин Р. Ш. Политика царизма и американский капитал во время Первой мировой войны, конец 1915 - начало 1916 г. // Внутренняя политика царизма, середина XVI - ХХ в. М., 1967. С. 321-362; Ганелин Р. Ш.
Революционное движение в Петрограде после свержения самодержавия // Октябрьское вооруженное восстание: семнадцатый год в Петрограде: в 2 кн. Л., 1967. Кн. 1, гл. 3. С. 103-177; Октябрьское вооруженное восстание: семнадцатый год в Петрограде: в 2 кн. / редкол.: Р. Ш. Ганелин и др. Л., 1967.
36 Кризис самодержавия в России, 1895-1917. Л., 1984. В 1996 г. коллективом СПбИИ РАН была выпущена книга «Власть и реформы: от самодержавной к советской России», аккумулировавшая многолетние усилия ведущих научных сотрудников института, в создании которой также принимал участие Р. Ш. Ганелин.
37 «Что вы делаете со мной!»: как подводили под расстрел: док. о жизни и гибели В. Н. Кашина / сост., вступ. ст., примеч. Р. Ш. Ганелина. СПб., 2006.
38 Дело Менделя Бейлиса: материалы Чрезв. следств. комиссии Врем. правительства о судеб. процессе 1913 г. по обвинению в ритуал. убийстве / сост. Р. Ш. Ганелин,
В. Е. Кельнер, И. В. Лукоянов. СПб., 1999.
39 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны: бумаги А. Н. Яхонтова: записи заседаний и переписка. СПб., 1999. В соавт. с В. В. Лапиным и М. Ф. Флоринским.
40 Ганелин Р. Ш., Флоринский М. Ф. А. Н. Яхонтов и его «Тяжелые дни»: ист. текста и изд. // Средневековая и новая Россия: сб. науч. ст. к 60-летию проф. И. Я. Фроянова. СПб., 1996. С. 672-673.
41 Яхонтов А. Тяжелые дни: секретные заседания Совета Министров, 16 июля - 2 сент. 1915 г. // Арх. рус. революции. М., 1993. Т. 18. С. 5-136. Дополнением к «Тяжелым дням» может служить исторический очерк А. Н. Яхонтова «Первый год войны», опубликованный Р. Ш. Ганелиным и М. Ф. Флоринским в историко-документальном альманахе «Русское прошлое». (Яхонтов А. Первый год войны, июль 1914 - июль 1915 г.: записи, заметки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего делами Совета Министров / ввод. ст. и коммент. Р. Ш. Ганелина, М. Ф. Флоринского // Русское прошлое: ист.-док. альм. 1996. Кн. 7. С. 245-348.).
42 Совет Министров Российской империи. С. 3.
43 Там же. С. 11.
44 Интервью с Б. В. Ананьичем. Санкт-Петербург, 14 октября 2014 г. Арх. авт. К слову, Р. Ш. Ганелин в беседе с автором этих строк всегда подчеркивал, что «талантливейшим», по его словам, историком их отдела, отдела «капиталистов», был В. С. Дякин - «автор большей части нашей книги „Кризис самодержавия в России, 1895-1917“».
45 См., напр.: Ананьич Б. В. Россия и международный капитал, 1897-1914: очерки ист. финанс. отношений. Л., 1970; Ананьич Б. В. Российское самодержавие и вывоз капиталов, 1895-1914 гг.: по материалам Учетно-ссудного банка Персии. Л., 1975; Ананьич Б. В. Банкирские дома в России, 1860-1914 гг.: очерки ист. частн. предпринимательства. Л., 1991; и др.
46 Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 143.
47 Ганелин Р. Ш., Панеях В. М., Фурсенко А. А. Борис
175
А. С. Пученков
Васильевич Ананьич // Страницы российской истории: проблемы, события, люди: сб. ст. в честь Б. В. Ананьича. СПб., 2003. С. 7.
48 Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте и его время. СПб., 1999. С. 3. За эту монографию, ставшую результатом многолетнего труда по изучению жизни и деятельности
С. Ю. Витте, Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин, в 2000 г. были удостоены премии им. В. О. Ключевского.
49 Ганелин Р. Ш. Советские историки. С. 144.
50 Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Опыт критики мемуаров С. Ю. Витте: в связи с его публицист. деятельностью в 1907-1915 гг. // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. Л., 1963. С. 298-374.
51 Ганелин Р. Ш., Панеях В. М., Фурсенко А. А. Борис Васильевич Ананьич. С. 7.
52 Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте - мемуарист. СПб., 1994.
53 Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте и его воспоминания // Из архива С. Ю. Витте: воспоминания. СПб., 2003. Т. 1, кн. 1. С. 5.
54 Романов Б. А. Витте С. Ю. Воспоминания. [Т. 1-3]. Т. 3. Детство. Царствования Александра II и Александра III, 1849-1894. Л., 1924. XVI, 395 с. // Борьба классов: ист. журн. 1924. № 1/2. С. 338. Рец.
55 Романов Б. А. Витте С. Ю. Воспоминания. [Т. 1-3]. М.; Пг.: Гос. изд-во, тип. Печ. двор в Пг., 1923. Т. 1: Царствование Николая II. 1923. XLVIII, 471 с.; Т. 2. XII, 518 с. // Кн. и революция. 1923. № 2. С. 54. Рец.
56 Там же. С. 56.
57 Там же. С. 56.
58 Там же. С. 56.
59 Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте и его воспоминания. С. 16.
60 Там же. С. 16.
61 Там же.
62 Ганелин Р. Ш. Россия и США, 1914-1917: очерки ист. рус.-амер. отношений. Л., 1969.
63 Ганелин Р. Ш., Носков В. В., Плешков В. Н. Академик Александр Александрович Фурсенко (1927-2008) // Россика и русистика новейшего времени: материалы междунар. науч. конф. памяти А. А. Фурсенко (1927-2008), 4-5 июля 2009 г. СПб., 2010. С. 9.
64 Ганелин Р. Ш. Россия и США. С. 6.
65 Там же. С. 402-403.
66 Ганелин Р. Ш. Советско-американские отношения в конце 1917 - начале 1918 г. Л., 1975. С. 201.
67 Ганелин Р. Ш. Российское самодержавие в 1905 г.: реформы и революция. СПб., 1991.
68 Там же. С. 3.
69 Там же. С. 218. Аналогичным образом рассуждал о Николае II Р. Ш. Ганелин в своей совместной с Б. В. Ана-ньичем статье, посвященной последнему императору (Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Николай II // Вопр. ист. 1993. № 2. С. 65.). Далек от идеализации Николая II Р. Ш. Ганелин был и в ряде других своих работ: Ганелин Р. Ш. Николай II и Александра Федоровна в переписке друг с другом перед убийством Распутина // Россия в ХХ в.: сб. ст. к 70-летию
со дня рождения чл.-кор. РАН, проф. В. А. Шишкина. СПб., 2005. С. 267-287.
70 Ганелин Р. Ш. Тартуское студенчество на пороге ХХ в. СПб., 2002. С. 3.
71 Там же. С. 3.
72 Ганелин Р. Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой: страницы воспоминаний о 1940-1970х гг. СПб., 2004. Вторым, исправленным, дополненным и расширенным изданием, книга вышла в 2006 г.
73 Лебедев С. К. Некоторые рассуждения о мемуарах Р. Ш. Ганелина // Ист. Петербурга. 2005. № 4. С. 91.
74 Ср. со словами В. М. Молотова: «Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания...» (цит. по: Чуев Ф. И. Молотов: полудержавный властелин. М., 1999. С. 42.).
75 О том, что Сталин перед войной «восхищался» Гитлером писал и личный переводчик Сталина В. М. Бережков (Бережков В. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993. С. 215).
76 «Вождь и фюрер питали друг к другу своего рода слабость. Вероятно, чувство взаимного доверия, хотя и очень своеобразного, было связано у каждого из них с сознанием неограниченной власти, которой партнер обладал в своей стране. Гитлер, хотя и готовил войну против СССР, был едва ли не единственным, кто пользовался доверием Сталина. Их соперничество вовсе не исключало взаимного восхищения», - утверждал в одном из интервью Р. Ш. Ганелин (Доверял ли Сталин Гитлеру? // С.-Петерб. вед. 2011. 7 окт.). «Представляется, что Сталин и Гитлер, несмотря на стремление провести друг друга, испытывали своего рода взаимное влечение». (Ганелин Р. Ш. СССР и Германия перед войной: отношения вождей и каналы полит. связей. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2010. С. 254.). Вдобавок ученый считал, что диктаторов СССР и Германии роднило то, что оба они были «человеконенавистниками» (Ганелин Р. Ш. СССР и Германия. С. 8.).
77 Ганелин Р. Ш. Советские официальные сообщения о политике Германии 30 ноября 1939 г. и 14 июня 1941 г.: происхождение и судьба // Российская история Х!Х-ХХ вв.: Государство и о-во. События и люди: сб. ст. СПб., 2013. С. 343.
78 Ганелин Р. Ш. СССР и Германия перед войной. 287 с.
79 Янченко Д. Г. Рец. на кн.: Ганелин Р. Ш. СССР и Германия перед войной: отношения вождей и каналы полит. связей. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2010. 287 с. // Вестн. СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 4. С. 224.
80 Там же. С. 224.
81 Тайный «роман» вождей // С.-Петерб. вед. 2014. 20 авг. «Сталин стремился отпихнуть от подготовки пакта даже Молотова», - писал Р. Ш. Ганелин (Ганелин Р. Ш. Путь Сталина к 22 июня 1941 г.: заметки о представлениях общественности, взглядах историков и мемуаристов // 22 июня сорок первого года. СПб., 2012. С. 50.). Ср. с точкой зрения Н. С. Хрущева, писавшего о том, что «Сталин считал, что ЦК партии и Политбюро - это все, так сказать, мебель, необходимая для обстановки дома, главное в котором - хозяин дома. Хозяином он считал, конечно, себя и делал все, что считал нужным, ни с кем не советовался, если это не входи-
176
Вестник СПбГУКИ • № 1 (22) март • 2015
Рафаил Шоломович Ганелин и его вклад в российскую историографию
ло в его планы, и ни перед кем не отчитывался...» (Хрущев
H. С. Время. Люди. Власть: воспоминания: в 4 кн. М., 1999. Кн.
I. С. 222.). Стремление Сталина полностью сосредоточить вопросы выработки направления внешнеполитического курса в своих руках Р. Ш. Ганелин назвал «безответственностью вождя», при этом И. В. Сталин абсолютно искренне был убежден в эффективности единоличного принятия им важнейших решений, без согласования их с кем-либо. (См.: Ганелин Р. Ш. Дело М. М. Литвинова на XVIII конференции ВКП (б) // Новейшая ист. России. 2011. № 1. С. 131.). Безусловно, что этим объясняется удаление с поста амбициозного руководителя наркоминдела М. М. Литвинова и назначение эту должность послушного и преданного лично Сталину
В. М. Молотова.
82 Тайный «роман» вождей.
83 Там же.
84 Доверял ли Сталин Гитлеру?
85 См., напр.: Ганелин Р. Ш. Дело М. М. Литвинова на XVIII конференции ВКП (б). С. 130-132; Ганелин Р. Ш. И. В. Сталин, А. Я. Вышинский и Ю. П. Францев в 1949-1953 гг.: от борьбы с космополитизмом к «делу врачей» // Новейшая ист. России. 2011. № 2. С. 171-191; Ганелин Р. Ш. На пути к
борьбе с «космополитизмом»: заметки о евр. вопросе в политике и идеологии совет. власти 30-40-х гг. // Евреи Европы и Ближнего Востока: ист., социол., культура: материалы междунар. науч. конф., 27 апр. 2014 г. СПб., 2014.
С. 13-53.
86 Ганелин Р. Ш. В России двадцатого века: ст. разных лет. М.: Новый хронограф, 2014. 856 с. Рецензия на эту книгу была подготовлена еще при жизни Р. Ш. Ганелина петербургским историком В. В. Калашниковым: Калашников
В. В. «В России двадцатого века»: по страницам новой кн. Р. Ш. Ганелина // Петерб. ист. журн. 2014. № 3. С. 301-309.
87 Другое стихотворение Губермана, которое Р. Ш. Ганелин считал очень точно отражающим суть истории:
Подлинность истории -Не в бумажной каше,
Красящей прошедшее Контурно и бледно,
Подлинность истории -Смех и слезы наши,
Таящие в воздухе Быстро и бесследно.
177
