CC BY
55
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2006. № 1
РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ С.Ю. Еремина
РАБОТА М.М. ТРОИЦКОГО «НЕМЕЦКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В ТЕКУЩЕМ СТОЛЕТИИ...» КАК ЯВЛЕНИЕ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ 60-Х гг. XIX в., ИЛИ ЭМПИРИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ «РУССКОГО КАНТА»
Начало деятельности Троицкого относится к той эпохе, когда после 11-летнего (1850—1861) изгнания философии из университетского преподавания философское образование в России находилось на крайне низкой ступени. Даже восстановление кафедры философии в 1861 г., по мнению В.Ф. Асмуса, не могло возместить ущерб, нанесенный русскому философскому и общему образованию ее упразднением. «Кафедры философии были открыты, — пишет Асмус, — но не хватало ученых, которые были бы подготовлены для их замещения, были бы достаточно образованны и были бы воспитаны в традициях независимой мысли и свободного исследования», добавляя, что для второй половины XIX в. было характерно «двойное отставание университетской философии — от движения философии на Западе и от философского движения в России, развивавшегося вне университетов...»1. Так ли это?
В этот период в России получили распространение взгляды позитивизма и вульгарного материализма. Переводы Спенсера, Милля, Л. Бюхнера, Я. Молешотта, К. Фогта и др. создали определенную атмосферу в обществе. Так, по Молешотту, все психологические и духовные процессы имеют физиологическую природу и зависят, в частности, от характера пищи; в переводах Фогта неоднократно повторяется положение о том, что мысль находится приблизительно в такой же связи с мозгом, как желчь — с печенью и моча — с почками и т.д. Однако, как замечает В.Н. Карпов, «могут быть люди... которые по глубокости своих убеждений не спешат или даже вовсе не хотят увлекаться потоком современных заблуждений и крепко держатся чистоты психологических своих понятий... современные прогрессисты будут смотреть на них с презрением и назовут их рутинерами. А если в числе таких ругинеров явится ум сильный, характер непоколебимый и вздумает своими началами... остановить поток вредных и гибельных мнений, то оплот его будет сорван... и высокие его идеи сокроются в пыли библиотек до времен более благоприят-
ных, как драгоценный подарок поколениям позднейшим...»2. Именно так произошло с философским наследием профессора Московского университета Матвея Михайловича Троицкого, чье имя предано забвению.
Говоря о том, что «русская философия в полном упадке», Кавелин в «Задачах психологии» добавляет, что в такой же опале, как философия, находится и единственное ее орудие — умозрение: «Мы систематически пренебрегаем умозрением, питаем к нему полное недоверие... Чтобы лишить какой-нибудь вывод всякого доверия, возбудить против него всевозможные предубеждения, стоит только назвать его умозрительным... и дело сделано, цель достигнута»3. Однако Одоевский, считая, что, «лишь умозрительно осматривая царство науки и искусства, можно видеть, где и чего недостает ему, и обратить на то внимание, ибо в этом и состоит открытие»4, все же рекомендовал читать две книги: «одна из них называется Природой — она напечатана довольно четким шрифтом и на языке довольно понятном; другая — Человек — рукописная тетрадь, написана на языке мало известном и тем более трудном, что еще не составлено для него ни словаря, ни грамматики». «Эти книги, — продолжает он, — в связи между собою, и одна объясняет другую; однако же, когда вы в состоянии читать вторую книгу, тогда обойдитесь и без первой, но первая поможет вам прочесть вторую...»5.
Матвей Михайлович Троицкий, закончив Киевскую духовную академию, слушал в Киевском университете лекции по естественным наукам (анатомии, нервной физиологии и патологии) как пропедевтике к психологии, в которых, с его точки зрения, особенно нуждается философия; не оставлял своих занятий экспериментальной психологией, производил психологические опыты и наблюдения, показывая особую чуткость к тому, что есть в действительности, а не к понятиям и умственным построениям, среди которых могут быть и не соответствующие действительности. Психологию же он считает естественной пропедевтикой к остальным философским наукам. В лекциях по новой философии, читанных в 1883—1884 гг., Троицкий, сравнивая два направления ума, объясняет существование двух направлений в философии — аналитического, индуктивного, опытного и синтетического, дедуктивного, рационалистического. Объясняя глубокое различие между этими направлениями, Троицкий убежден, что их различие коренится в различных характерах нашей умственной впечатлительности, зависящих до известной степени от органических причин, т.е. причин, с которыми не каждый из нас может справиться. Одни имеют природную склонность предполагать, что, изучая абстрактные элементы нашего мышления и их отношения, можно найти разгадку таинств природы. Для других есть
особенное очарование в том, чтобы узнавать не то, что мы можем сами создать из элементов нашего мышления, а то, что создала Природа, удивляться величию мира и его Творца. Они чувствуют робость пред возможностью обмана со стороны нашего ума. Матвей Михайлович, замечая, что в этих склонностях мы более или менее не властны, все же говорит о том, что для того, чтобы стать выше своей природной склонности, надо иметь громадное философское образование. Одоевский также считал, что «развитие нашего ума требует философию... Первый шаг наш к ней должен быть присвоением умственных богатств той страны, которая в умозрении опередила все другие народы...»6. Поскольку в России середины XIX в. привыкли думать, что истинная философия только в Германии, в 1862 г. М.М. Троицкого направляют за границу вместе с Автократовым и Владиславлевым для подготовки к профессорскому званию и преподаванию философских наук, о чем пишет Страхов: «Троицкий, как всякий русский человек, принимающийся за философию, прежде всего, прошел до конца всю школу немецкой мудрости»7. Задумав написать работу о немецкой психологии в XIX в., Матвей Михайлович приступил к подробному изучению немецкой философской литературы, обращая внимание на произведения не только наиболее выдающихся представителей немецкой философии, но и второстепенных, ознакомился с их спорами друг с другом и с журнальной полемикой, вник в причины их разногласий. Особое внимание Троицкий решил сосредоточить на науках, указанных в проекте нового университетского устава: логике, психологии и истории философии. Один из организаторов Санкт-Петербургского философского общества, А.И. Введенский, считал М. Троицкого и М. Владиславлева «настолько сведущими в основных частях философии, что им можно было поручить кафедру после двух-, трехлетней заграничной командировки»8.
Вернувшись в Россию из заграничной командировки, с 1864 по 1867 г. Троицкий работает над докторской диссертацией на тему: «Немецкая психология в текущем столетии. Историко-кри-тическое исследование с предварительным очерком успехов психологии в Англии со времен Бэкона и Локка». В это время в России идет известный процесс не просто увлечения, а преклонения перед немецкой философией (особенно Гегеля и Шеллинга), поскольку «умозрительные системы почти всегда религиозны, эмпирические никогда»9. В 1885 г. об этом процессе Троицкий напишет так: «С 40-х годов 19 века влияние немецкого идеализма было заметно в России: появились приверженцы систем Шеллинга и Гегеля. В эти же годы немецкий реализм Гербарта и Бенеке... отозвался в России преподаванием в 50-х годах в высших учебных заведениях психологии по Бенеке...»10. Большим поклонником
гегелевской философии являлся Гогоцкий, согласно которому «кроме духа человеческого мысль наша признает бытие Божественного духа»11, вообще уделявший гегелевской философии много места на страницах своего «Философского лексикона». Почти все философские работы религиозного философа и богослова Юрке-вича, в которых «разум полагается действительным и действительность разумною»12, содержат ссылки на сочинения Канта, учение которого вместе с учением Платона он считал фундаментом общеевропейской философской мысли.
С «Немецкой психологией...», в которой «доказывал не только несамостоятельность немецкой психологии и философии, несознаваемую ею или замалчиваемую зависимость от английской традиции, но, кроме того, подверг самой резкой и в своих результатах совершенно отрицательной критике все основные системы немецкого классического идеализма»13, самым тесным образом связанного с философским обоснованием религии, Троицкий приезжает в Московский университет для защиты ее в качестве докторской диссертации. На кафедре философии университета с 1861 г. читал лекции по логике, психологии и истории философии Юркевич. Неудивительно, что, ознакомившись с сочинением Троицкого, представленным в качестве докторской диссертации, Юркевич известил Матвея Михайловича в письме о своем отказе допустить диссертацию к защите, составив о ней очень неблагоприятный отзыв. Таким образом, исследование, разработанное на основе большого материала, отчетливо изложенное, было признано нежелательным и явно несостоятельным в научном отношении, поскольку автор в нем предлагает взамен немецкой английскую психологию и философию, еще неизвестную широкой публике в России (незадолго перед выходом в свет «Немецкой психологии...» в России были опубликованы две-три журнальные статьи об английской философии и два перевода — «Логики» Дж.С. Милля и книги Льюиса о Конте и положительной философии). Автор «Немецкой психологии...» был вынужден защищаться в Петербургском университете, где богослов и философ Сидонский, испытавший в своем мировоззрении сильное влияние немецкого идеализма и считающий философию эмпирической метафизикой, и явный и последовательный противник материализма Владиславлев дали благоприятное заключение об этой работе. В мае 1867 г. Троицкому присуждается степень доктора философии за диссертацию. Первое издание «Немецкой психологии...» вышло в том же 1867 г., второе в двух томах — в 1883 г.
После первого издания «Немецкая психология...» вызвала многочисленные отзывы. Кавелин, Страхов и Сидонский приветствовали появление такого оригинального и свежего сочинения в
русской философской литературе, в некоторых отношениях не соглашаясь с его автором. Вот что писал, например, Кавелин: «Требование на философское чтение, несомненно, существует в нашем обществе... Книга г. Троицкого дает обильный и здоровый материал для философского обсуждения и тем удовлетворяет умственной потребности русской публики, пополняя в то же время пробел в нашей ученой литературе...»14. Высоко оценив книгу, горячий сторонник немецкого, и в частности гегелевского, идеализма Страхов признает основательность указаний Троицкого на предварение кантовского критицизма в философии Рида, немецкой идеалистической психологии в идеализме Беркли, реализма Гербарта в учениях Гартли и Пристли15. Страхов ставит в главную заслугу Троицкому то, что он познакомил русских читателей с английской психологией. «Троицкий показал нам, — говорит Страхов, — истинное движение английской филосо-фии»16. Предлагая сравнить изложение учений английских философов в «Философском словаре» Гогоцкого в статье, например, о Локке и Юме или в «Истории философии» Гегеля с изложением Троицкого, Страхов говорит: «...вы с изумлением увидите, что в этих исторических очерках вовсе упущена из виду существенная сторона дела, и на первый план поставлено то, что вовсе не имеет важности... из этих учений выходит какой-то непонятный и грубый хаос; в изложении же г. Троицкого на этот хаос неожиданно проливается яркий свет, показывающий в нем жизнь, порядок и красоту»17. Вместе с тем Страхов признает, что книга Троицкого наносит меткий удар немецкой психологии, содержа «весьма любопытные и поразительные указания» на то, что немецкая психология «не имеет самостоятельного содержания»18. Сидонский, начиная рецензию словами: «Под этим заглавием г. Троицкий подарил нас книгою, замечательною во многих отношениях...»19, отмечает, что «свежий мыслитель с дарованием Милля... достиг на философском поле зрелости замечательной»20. В целом о «Немецкой психологии...» Сидонский выразился так: «Труда в этом роде мы не имели в бедной философской русской литературе»21.
Первая часть сочинения Троицкого остановила на себе меньше внимания критиков отчасти потому, что «дает хорошие освещения о постепенном развитии английской психологии»22, отчасти потому, что некоторые из критиков не решались преследовать автора на почве английской психологии, в отношении которой они вполне признавали его компетентность. Преимущественно вторая часть диссертации Троицкого подвергалась серьезной критике в рецензиях на нее Гогоцкого и Владиславлева, поскольку, по мнению последнего, именно вторая часть есть «критика не только немецкой психологии, но и вообще послекан-
товских и самого кантовского направлений в философии»23. Большой поклонник гегелевской философии, критически относящийся к философским системам эмпиризма, материализма и спиритуализма, Гогоцкий напечатал отдельную брошюру в полтораста страниц, в которой подвергает подробному анализу книгу Троицкого, опровергая преимущественно представленную им критику «психологии немецкого идеализма». Однако Гогоцкий в своей рецензии замечает, что «самое изложение... отличается... классической правильностью и изяществом»24. Владиславлев, чрезвычайно обстоятельно разобрав главы диссертации, которые посвящены «психологии кантовской школы», Гербату и Бенеке, тем не менее в своей рецензии признает за Троицким «талант и умение писать и излагать мнения других». А в своей психологии он говорит даже, что замечания Троицкого «остроумны, во многих отношениях верны», прибавляя, однако: «...но, к сожалению, несколько страстны»25. Здесь следует сказать о том, что бесстрастие в познании, рекомендованное Б. Спинозой, многим русским философам казалось искусственной выдумкой, поскольку «философия есть любовь к мудрости, любовь же есть эмоциональное и страстное состояние. Источник философского познания — целостная жизнь духа, духовный опыт. Все остальное лишь второстепенное подспорье. Страдание, радость, трагический конфликт — источник познания»26.
«Немецкая психология...» — это общий обзор истории ассоциативной психологии (первый по времени из работ этого рода), отличающийся остротой критики, богатством собранного исторического материала, попытками общего, философского освещения вопроса. К тому же сочинение М.М. Троицкого представляет собой оригинальную русскую работу, почти единственную в отечественной литературе по истории ассоциационной школы. Наконец, появление этой книги вызвало в России оживленную критику и движение среди русских психологов и философов.
Диссертация Троицкого — не простое историческое исследование, она имеет целью пропаганду настоящей, научной психологии, как таковую понимает автор, и опровержение психологии фальшивой, ложной. А так как результаты всякой науки зависят от применяемых в ней методов, то автор ставит себе задачу критики методов психологических исследований. И эта методологическая проблема выдвинута в диссертации Троицкого на первый план. Позднее в речи, произнесенной на заседании Московского психологического общества при Московском университете 24 октября 1885 г., Троицкий отметит, что «Немецкая психология...» написана им с целью «доказать несостоятельность и безуспешность всякой метафизики души, претендующей на значение науки...»27. Кавелин в своей рецензии на «Немецкую
психологию... » согласен с Троицким в том, что «вопрос о методе психологических исследований есть все еще пока первый и главный»28.
Через все сочинение Троицкого проходит мысль о превосходстве «индуктивного», «опытного» метода, применяемого в английской школе, над методом схоластически-силлогистическим, «рационалистическим», которому следуют немецкие мыслители. Автор дает две параллельные картины состояния психологической науки в двух странах Западной Европы: в Англии и в Германии (до 60-х гг. XIX в.). И насколько велики результаты, добытые английской психологией, настолько, по мнению Троицкого, сбивчивы и противоречивы психологические теории немецких мыслителей. Матвей Михайлович не находит в немецкой психологии ни «широты», ни «глубины», которые ей обыкновенно приписываются. «Раздувать наш дух, — говорит он, — до космических и абсолютных размеров (здесь Троицкий имеет в виду немецких идеалистов от Канта до Гегеля. — Е.С.) или создавать в нем или из него какую-то глубокую бездну, скрытую за ширмою известных всем духовных явлений (здесь подразумеваются Кант, Фриз, Гербарт и Бенеке. — Е.С.), — вот в чем состоит "широта" и "глубина" взглядов корифеев немецкой психологии»29. Причину успехов английской психологии автор видит в том, что английские мыслители приняли как единственно здравый и успешный метод исследования духа метод индуктивный, хотя, по мнению оппонента Троицкого (Сидонского), «думать, что наука и должна знать только один метод индуктивный, не значит еще уравнять путь к решению задач философии»30.
Однако дело не в логическом методе, не в логике, а в критике основных понятий психологии — в том трудном и сложном процессе, для выполнения которого приходится ставить все важнейшие чисто философские вопросы: вопросы о субстанции, сознании, реальном бытии, о времени, опыте и т.д. Только критическое рассмотрение этих вопросов может привести к тому, что составляет истинную славу всей английской философии и к чему именно она указала путь философии других народов, — к чистому опыту. Действительно, возьмем большую часть тех учений, которые Троицкий ставит в особую заслугу «английской психологии», — учения о происхождении идей времени, пространства, материи внешнего мира, «я», сознания; возьмем всю полемику против мысли о том, что дух может находиться одновременно более чем в одном состоянии, а именно: 1) иметь психические состояния; 2) сознавать их; 3) относить их к своему «я», «самосознавать», — и мы увидим, что во всем этом суть дела вовсе не в индукции, а в критике опыта, его анализе, расчленении, установлении его генезиса из элементов, в определении
характера и значения этих элементов. Настоящая слава английской психологии не в логике, не в следовании «индуктивному» методу, а в создании идеи теории познания как учения об условиях, сущности и границах познания и понимания «чистого опыта».
Что представляют собой такие понятия, как «однообразие преемства или закон», «духовное явление», «предыдущие и последующие и их связь»? Откуда они получены? Все это результаты философской критики понятий, положения той дисциплины, которая соприкасается с психологией и называется теорией познания, эпистемологией, в которой изучаются проблемы природы познания, отношения знания к реальности, вопросы обоснования и достоверности знания, условия его истинности, возможность и границы познания тех или иных областей сущего. За каждым из перечисленных выше терминов стоят долгие и сложные процессы анализа, не имеющие ни специфически индуктивного, ни нарочито силлогистического характера.
По мнению Троицкого, «критика Локка немыслима без предшествующей критики Бэкона»31, однако если держаться убеждения, что сущность особого метода английской психологии не в индукции, а в философской критике, то во главу угла надо будет поставить не Ф. Бэкона, а, скорее, главного представителя эмпиризма Дж. Локка, потому что именно Локк впервые систематически провел критический принцип, что именно он положил основы критики и теории познания, утверждая, что, узнав границу своего познания, мы будем остерегаться спорить о вещах, для познания которых нашего ума недостаточно, о которых мы не можем составить себе ясного и отчетливого представления; не мечтая более о знании всеобъемлющем, мы будем довольствоваться теми знаниями, которые при наличных условиях доступны нам. Но вместе с тем, познав свои силы, мы избавимся от сомнений в тех случаях, когда можем надеяться достигнуть успеха, и от тупоумного отчаяния, вытекающего из предположения о невозможности какого-либо знания32. А если искать истинных предшественников Локка, то таковыми придется признать Р. Декарта, Т. Гоббса и естествоиспытателей XVI и XVII вв.: Декарта, во-первых, поскольку «не может быть ничего полезнее, — по его словам, — чем изучать, что такое человеческое познание и как далеко оно простирается»33 и, во-вторых, потому что ничто не кажется Декарту «более нелепым, чем, как делают многие, смело спорить о тайнах природы, о влиянии небес на эти низшие области, о предсказании грядущих событий и о подобных вещах, никогда, однако, даже не задавшись вопросом о том, достаточно ли человеческого разумения, чтобы это раскрыть»34; Гоббса, поскольку, по его мнению, «те, кто просто ищет знания, не ставя
перед собой определенных целей, по необходимости должны познать сначала причины общих свойств, которые присущи всем телам, т.е. всякой материи, и лишь затем причины вещей частных, т.е. тех свойств, или акциденций, которые отличают одну вещь от другой... прежде чем познавать причины этих общих свойств, необходимо познать, чем являются сами эти общие свойства... Поскольку общие свойства содержатся в природе единичных вещей, они должны быть познаны при помощи рассуждения, т.е. путем анализа...», а «метод исследования общих понятий вещей есть метод чисто аналитический»35 и «выведение принципов из чувственных восприятий осуществляется посредством аналитического метода...»36. Итак, идея поставить гносеологию впереди метафизики, начать философию не с построения теорий о бытии, а с систематического изучения познания принадлежит именно Локку.
Каково же было отношение Локка (и всех последующих английских мыслителей) к индуктивному методу? Правда ли, что их успехи объясняются тем, что они твердо придерживались индуктивного метода? Их теории не индуктивны в смысле Ф. Бэкона, в смысле постепенного перехода от частных фактов к более и более общим принципам. Английская и шотландская эмпирическая школа представлена Д. Гартли, Т. Брауном, Т. Ридом, Д. Стюартом, Дж. Миллем, Д.Ст. Миллем и А. Бэй-ном, а последние три — главные представители эмпиризма в Англии. Отвергая всякую метафизику как преступающую пределы опыта, они последовательно отвергают ее и в психологии. Наблюдение и анализ, верность методам естествознания — вот что написано на знамени этой школы. Метод «эмпирической психологии» вовсе не носит никакого специфически индуктивного характера; в его создании огромное значение имели метафизические и теоретико-познавательные исследования, а также общекультурные тенденции и постулаты науки, подсказывавшие те, а не иные теории. Сами теории слагались и развивались очень часто посредством аналогий, гипотез, постулирования тех или других общих принципов, к которым опыт только «указывал дорогу». Таков, например, локковский принцип души как белой бумаги, таковы же и все те соображения о природе духа, которые развивает Троицкий и которые, конечно, не имеют какого-либо особого индуктивного характера, а представляют собой результаты известных гносеологических исследований — таких, например, как чистый идеализм и христианская философия Беркли, согласно которой «не может быть немыслящей субстанции»37, т.е. нет ничего реально существующего, кроме субстанции духа, души и моего Я; при этом единственная вещь, существование которой отрицает Беркли, есть то, что философы называют материей или
телесной субстанцией, таково же и оказавшее влияние на эстетику, логику, физиологию, психологию и этику учение Гартли, построившего свою конструкцию сознания, несколько аналогичную физическим конструкциям И. Ньютона, и др.
От вопроса о методе перейдем к вопросу о содержании английской психологии. Эту психологию недаром называют «чистой психологией сознания». Особенно хорошо подходит этот термин к воззрениям самого Троицкого, как они изложены в «Науке о духе»38. И с таким же основанием «чистую психологию сознания» считают чем-то если не совпадающим с теорией познания, то очень к ней близким, какова, например, философия «самого проницательного из всех скептиков»39, которая, по его собственному определению, является «весьма скептической и стремится дать нам представление о несовершенствах и узких пределах человеческого познания»40. Действительно, в английской психологии гносеологический элемент чрезвычайно силен. Именно гносеологический характер носят исследования английской психологии о природе духа, сознания, об опытном и неопытном элементе психики, о восприятии внешнего мира, о материи, времени, пространстве и т. д. И значительную часть некоторых сочинений по так называемой «эмпирической» психологии составляют такого рода исследования. Можно прямо сказать, что в них мы находим не психологию как одну из специальных наук, а попытки общефилософской теории познания (с неизбежным гипотетическим элементом, с анализом основных понятий, с критикой идеи о возможности метафизики как познания «сущностей» и т.д.).
Надо заметить, что сами английские мыслители не сознавали того, что их теории суть не столько «психология как одна из специальных наук», сколько именно философская теория знания. Никто из них не установил отчетливой границы между этими двумя элементами учений, и этим объясняется значительная часть направленных против них возражений. И Троицкий не сделал необходимого шага вперед сравнительно со своими английскими авторитетами. Он, так же как и они, не допускает существования или возможности философской теории познания. Но так как на самом деле он в значительной степени занимался именно гносеологическими вопросами, то у него и получились два понятия психологии, одно с другим совершенно не совпадающие. С одной стороны, психология была для него критикой и теорией всего вообще познания, а через него и бытия как существующего для нас — относительного к субъекту. С другой стороны, это была одна из специальных наук, изучающих психические явления в связи с их органическими сопровождениями и причинами при готовом уже понятии внешнего мира, при законченном диффе-
ренцировании сознания как основного целого на психологические субъект и объект. В частности, в «Науке о духе... » Троицкий понимает психологию в первом смысле, в «Учебнике логики...»41 — только во втором, в «Немецкой психологии...» он колеблется между двумя этими понятиями. Это хорошо понял Владиславлев, справедливо указывая в своей рецензии на «Немецкую психологию...», что Троицкий, говоря как будто об одной психологии, на самом деле разбирает и философские учения излагаемых им авторов. Однако «неизбежно тесного соприкосновения... психологии с философией отрицать нельзя»42. И несомненно, из этих двух элементов английской психологии Троицкого гораздо больше привлекал элемент гносеологический, философско-критический. Это видно как из всей его диссертации, так и из содержания «Науки о духе...», представляющего собой чисто гносеологическое исследование.
Действительно, каковы задачи психологии в собственном смысле? Развитие сознания в ряду организмов от самых элементарных до человека, основные группы психических состояний: ощущения, инстинкты, движения, чувствования и т.д., — словом, все, что касается психики конкретного человека, — предмет психологии. А какова задача гносеологии или теории познания? Ее задача — анализ и критика основных элементов познания, основных понятий всех наук. Сущность и явление, субъект и объект, сознание и бессознательное, время и пространство, тождество и многообразие, сходство и различие, одновременность, последовательность, причинность, действительность, возможность, необходимость и многое другое — вот область гносеологии. Есть, правда, целый ряд процессов и фактов, стоящих на границе между гносеологией и психологией или, скорее, входящих в ту и другую науку. Однако это не уничтожает коренного различия в предметной сфере.
Наука, по Троицкому, имеет своим предметом или природу, или те приемы (методы), с помощью которых человек может распоряжаться ею в своих целях. Науки о природе Троицкий называет науками теоретическими, или науками в тесном смысле (к ним относится психология как специальная наука); науки же, занимающиеся приемами человеческой деятельности, согласно Троицкому, называются практическими (теория познания, логика как часть философии). Далее науки теоретические (науки в тесном смысле) разделяются Троицким на отвлеченные (абстрактные, которые изучают явления природы, т.е. их законы, знание которых служит, по Троицкому, ключом к объяснению истории существующих вещей), и конкретные (объясняют существующие в природе вещи). По Троицкому, несомненно, что обработке отвлеченных и конкретных наук предшествуют частные описания и
эмпирические обобщения. И так же несомненным Троицкий считает, что если науки отвлеченные могут существовать независимо от конкретных наук, то последние как объяснение существующих вещей и их истории — как науки дедуктивные — могут появляться не раньше наук отвлеченных.
В гносеологии англичане сильно опередили немцев: в то время, когда Локк, Беркли и Юм уже критиковали познание, в Германии имела место еще догматическая лейбнице-вольфовская философия. Даже Кант — самое великое немецкое имя в гносеологии — был «разбужен от догматической дремоты» Юмом. Канта прямо называли «прусским Юмом». После Канта опять наступила полувековая дремота, а Фихте, Шеллинг и Гегель воспользовались «весьма еще несовершенными» выводами Канта из «столько же несовершенных психологических исследований для "конструирования" науки, когда следовало работать в том же критическом направлении далее и далее»43. Только в 60-х гг. XIX в. в Германии в неокантианстве выступила на первый план гносеология, представленная такими мыслителями, как А. Риль (1844—1924), В. Виндельбанд (1848—1915), Г. Риккерт (1863—1936) и Э. Касси-рер (1874—1945).
Когда Троицкий писал свою диссертацию (1864—1867), новое критико-гносеологическое движение в Германии едва только начиналось. Немецкие философские школы в глазах Троицкого, по мнению Сидонского, «ничего не сделали для психологического анализа»44. Троицкий, увлеченный критико-гносеологическими тенденциями английской мысли, всецело встал на ее сторону — на сторону английской индуктивной психологии, как он понимал и называл основное течение английской мысли. И, не найдя этих тенденций в немецкой психологии, он стал ее решительным врагом, доказывая в своей диссертации, что немецкая психология и философия оказались не только порождением английской, но вместе с тем и полным ее извращением, вырождением в мистицизм и бесплодную схоластику.
Между тем если выкинуть из традиционной английской психологии все гносеологические анализы, собственно психологического останется не так уж много, чтобы из одного этого материала можно было сформировать всю психологическую науку. Исключение при этом составляет Г. Спенсер, на котором отразилось и новейшее развитие биологических наук, и влияние тех же немецких философов. И можно с уверенностью сказать, что в чисто психологической области немецкими мыслителями сделано никак не меньше, чем английскими, только в другой сфере, в других направлениях. У Троицкого, в силу того что он не отделял психологии от теории познания, получилось следующее. Преклоняясь перед данным англичанами анализом познания, он
такого рода критику познания принял за самую сущность психологии, лишив, таким образом, себя возможности оценить другие направления собственно психологии. И, не найдя у многих немецких психологов критико-гносеологических исследований, он отверг и всю немецкую психологию. К английским мыслителям он не предъявлял всех тех требований, какие можно предъявить к психологии, а к немецким предъявлял такие, которые можно было поставить только теоретикам познания.
Если говорить о недостатках «Немецкой психологии...», то к ним, на наш взгляд, можно отнести то, что М.М. Троицким незаслуженно пропущен такой мыслитель, как Гоббс, считавший, что задача философии есть анализ, разложение сложных явлений на составляющие их элементы с целью их возведения к всеобщим принципам, имевший очень большое влияние на всю английскую школу, а также оставлен на сравнительно втором плане Дж. Милль, являющийся, в сущности, самым типичным представителем чистой ассоциационной психологии, и «фактически анализ был значительно двинут вперед Дж. Миллем в сочинении Analysis of the phenomena of the human mind (1829)»45. Это сочинение Дж. Милля было издано в последний раз в 1869 г. с примечаниями корифеев эмпирической английской школы об успехе анализа, достигнутого в течение сорока лет.
Историк русской философской мысли философ Зеньковский, исследовавший русскую философию с религиозных позиций, не избежал субъективизма, отмечая, что автор «Немецкой психологии...», преподававший философские дисциплины в Московском университете с 1875 г., когда был избран Советом Московского университета на место Юркевича, до 1886 г. бывший единственным профессором философии в Московском университете и читавший курсы по всем философским наукам: логике, истории философии, психологии, философски «был очень слаб и не дал ничего более или менее значительного»46. Трудно принять такое мнение авторитетного историка и согласиться с ним, учитывая реакцию, которую вызвало появление «Немецкой психологии...».
Наша задача, во-первых, найти причину, по которой сочинение Троицкого возбудило к себе такое внимание; во-вторых, понять, почему различной была реакция на «Немецкую психологию...», и, в-третьих, выяснить влияние «Немецкой психологии...» на дальнейшее развитие русской философии. Одна из причин, по нашему мнению, кроется в том «выродке мыслей, — как выразился Сидонский, — который известен под именем позитивизма, для которого идея о Боге, мысль о душе как субстанции, а затем обо всем, что теснее связывается с этими двумя прозрениями метафизическими, следовательно, о свободе, о бессмертии — суть пустые заоблачности...»47. Пропаганда Троицким английской эмпиричес-
кой философии, позитивистская критика им немецкой философии представлялись настолько опасными, что его даже обвиняли в атеизме, в отрицании Бога, отречении от Бога. Однако надо иметь в виду мнение Соловьева о том, что «для большинства русского общества... различие между английской психологией и немецким материализмом было так же неясно, как для наших предков различие между католичеством и протестантством. "Эмпирическая психология", "позитивизм", "материализм», "безбожие", "нигилизм", — все это соединялось вместе как зловещий итог, и получалось слово: отставка!»48 Троицкий, будучи религиозным и благочестивым человеком, вынужден был даже поехать в Петербург для объяснений перед начальством, где доказывал, что эмпирическая психология есть опытная наука, она не имеет ничего общего с атеизмом; что он не отрицает понятие Бога, а всего лишь говорит о том, что оно слишком сложное, оно неподвластно психологии, это не есть предмет психологии, это выходит за рамки научного исследования.
Не только Зеньковский, который писал, что «Троицкий... был собственно защитником чистого эмпиризма, резким противником всякой метафизики и в этом смысле может быть причисляем к позитивистам»49, но и многие другие исследователи смело называли Троицкого позитивистом. Так, Асмус на том основании, что Троицкий писал, что «нарождается в России новое направление философии, так называемое позитивное или положительное.»50, считает, что у него «не было сомнений в том, что его точка зрения всего ближе стоит к учениям... позитивизма»51. Но так ли это? Если так, то почему именно мистик и идеалист Владимир Соловьев, поклонник Гегеля и Шеллинга, защитивший в 1874 г. магистерскую диссертацию «Кризис западной философии. Против позитивистов», назвал в 1900 г. автора «Немецкой психологии...» «начинателем... некоторой новой умственной эпохи»52.
Новое философское мышление, по Конту, во-первых, неизменно исключает непроницаемые тайны; во-вторых, указывает, каким образом создавать логическую гармонию между индивидуумом и духовной общностью взамен бесконечных сомнений и споров; в-третьих, представляет истинную философию как назначенную организовывать. Эти три характерные черты отличают философию от всех возможных форм, как теологических, так и метафизических. Но Конт не эмпирик, исключающий теорию в пользу фактических данных. Конт признает, что истинная наука состоит, по существу, из законов, а не из фактов, что первые устанавливают и санкционируют вторые. Еще Белинский считал, что «Конт — человек замечательный: но чтоб он был основателем новой философии — далеко кулику до Петрова дня!.. Этот человек — замечательное явление как реакция теологическому
вмешательству в науку, как реакция... беспокойная и тревожная... Конт находит природу несовершенною: в этом я вижу самое поразительное доказательство того, что он не вождь, а застрельщик, не новое философское учение, а реакция, т.е. крайность, вызванная крайностью... Духовную природу человека не должно отделять от его физической природы как что-то особенное и независимое от нее... Законы ума должны наблюдаться в действиях ума. Это дело логики, науки, непосредственно следующей за физиологией... Логика по самому своему этимологическому значению значит и мысль, и слово... она должна не забывать ни на минуту, что предмет ее исследований — цветок, корень которого в земле, т.е. духовное, которое есть не что иное, как деятельность физического... Освободить науку от признаков трансцендентализма (выделено мной, чтобы обратить внимание читателей, на то, что Белинский не пишет "от трансцендентности", и это важное, на наш взгляд, замечание будет объяснено ниже. — Е.С.) и theologie, показать границы ума, в которых его деятельность плодотворна, оторвать его навсегда от всего фантастического и мистического — вот что сделает основатель новой философии (курсив мой. — Е.С), и вот, чего не сделает Конт, но что, вместе со многими подобными ему замечательными умами, он поможет сделать призванному...» (выделено мной. — Е.С.)53. Наиболее важной нам представляется данная Троицким характеристика позитивного направления как «не в узком смысле философии Конта или контизма, а в широком смысле исследований, не признающих метафизику реальною наукою (курсив мой. — Е.С), ограничивающих область познаваемого предметами опыта...»54.
Для Троицкого психология — наука опытная, она занимается фактами, о которых мы знаем непосредственно из опыта. Занимаясь экспериментальной психологией, Троицкий начал с того, с чего следует начинать, — с бесспорных данных сознания как твердой почвы для мысли, потому что «мысль-то именно и не знает, что собственно значит действительность действительно-го»55. «Отец новой философии» (являющийся основателем современного рационализма, убежденным в философской суверенности разума) Декарт отождествлял душу с самим сознанием и герме -невтизировал такое взаимодействие как рефлексию индивида, считая явления сознания самым несомненным из всего существующего в мире и непосредственно доступным для познания путем самонаблюдения. Впоследствии идея возможности и необходимости самонаблюдения как единственного метода познания собственной психической деятельности была развита в трудах Локка в его учении о рефлексии, которую он понимал как «новый поворот» духа после совершения познавательного акта (действия) к Я (как центру акта), благодаря чему становится возможным
2 ВМУ, философия, № 1
присвоение познанного. В одном из своих отчетов из-за границы, разбирая отношение мысли к нашим непосредственным ощущениям, Троицкий убеждается в том, что мышление играет роль «чисто формальную», что «для состоятельности понимания реальности вещей последняя должна быть пережита нами, нашим духом непосредственно»56. Не будучи сторонником английской эмпирической философии как системы, которую в России «открыл» именно Троицкий, Соловьев писал: «Наличные состояния сознания как такие — вот что действительно самоочевидно и что дает настоящее начало умозрительной философии»57.
Локк первый ввел исторический метод в исследование психических явлений. Он доказал, что нужно изучать генезис психических явлений и только это исследование элементарных явлений может объяснить все сложные психические явления. Но нельзя признать, чтобы Локк вполне формулировал задачу психологии. Одним анализом, считает Троицкий, не исчерпывается задача психологии. Главный вес изучения психических явлений лежит на открытии законов, по которым из некоторых простых элементов возникают сложные явления. На эту часть задачи Локк не обратил достаточного внимания, между тем она-то и составляет венец психологических исследований.
Историческое величие философа-материалиста, основоположника материалистического сенсуализма Локка заключается в постановке вопроса об истинных границах познания. Решение намеченных вопросов Локк считает возможным направить путем исследования происхождения наших представлений. Поэтому метод Локка чисто психологический. По мнению Канта, Локк, «выводя все понятия и основоположения из опыта, зашел так далеко, что утверждал, будто бытие Бога и бессмертие души (хотя эти предметы находятся целиком за пределами возможного опыта) могут быть доказаны с такой же достоверностью, как и математические теоремы»58, в то время как определение границ нашего разума можно произвести только соответственно априорным основаниям. Именно в этом заключается и сила и слабость теории познания Локка, ибо он первый, кто исследует знание в его внутренних источниках, но преимущественно в его содержании, а не со стороны его формы. Логическую точку зрения он упускает из виду. Любой ответ, данный в соответствии с экспериментальными принципами, утверждал еще Кант, всегда порождает новый вопрос, требующий в свою очередь нового ответа. Вопрос о внутренних логических законах переработки представлений, о формах нашего мышления остается у Локка в тени, и его впервые надлежащим образом ставит и исследует Кант, утверждая, что «наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными, т.е. содержат в себе лишь способ, каким предметы
воздействуют на нас. Способность же мыслить предмет чувственного созерцания есть рассудок. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один нельзя было бы мыслить... Поэтому в одинаковой мере необходимо свои понятия делать чувственными... а свои созерцания постигать рассудком... Эти две способности не могут выполнять функции друг друга. Рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить. Только из соединения их может возникнуть знание»59. И если, по Канту, из эмпирического познания устранить всякое мышление, то не останется никакого знания о каком бы то ни было предмете.
В то время как защитники эмпирического метода (Бэкон, Локк, Беркли) авторитетным полагали лишь чувственное познание, а рационалисты (Декарт, Лейбниц, Спиноза и др.) пытались скрепить все здание науки интеллектуальной интуицией, Троицкий, подчеркивая важность в философии понятийно-рациональной стороны, считает, что психология и логика являются исходным пунктом и основой других философских наук и школой для философского мышления. По Троицкому, занимая место пропедевтики ко всем другим наукам, логика... служит введением в философию, поскольку последняя ничего не должна принимать на веру. Будучи наукой о науках, логика должна составлять не звено в ряду наук, а естественное введение в этот ряд, так как приучает мыслить философски.
Свою «Немецкую психологию» Троицкий посвящает отделению психологии как науки о природе от философии как науки о духе. Каждому приходится выбирать между солипсизмом, согласно которому единственно существующим является только субъективное Я и содержание его сознания, и философией; между двумя основными точками зрения по этому вопросу: между имманентностью (заключенностью всего в сознании) или трансцендентностью (наличностью чего-то вне сознания), приводящей к той или иной метафизике. В отличие от Конта, согласно которому каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три теоретических состояния: теологическое, метафизическое (отвлеченное) и научное (позитивное), Троицкий, начав с контовской третьей стадии, вовсе не отвергает метафизику, поскольку понимает, что трансцендентное миропонимание составляет такую же естественную потребность человеческой психики, как и понимание имманентное. Однако метафизика духа Троицкого — как и всякая другая метафизика — есть только система гипотез, выходящих из области науки как системы достоверных истин, так как в понимании Конта в своем обычном значении выражение «позитивное» употребляется для определения противоположности между досто-
верным и сомнительным. Сущность метафизической достоверности исчерпывается, согласно Троицкому, мыслимостью, которая не есть ни очевидность, ни даже вероятность, поскольку предложение мыслимое не необходимо, а только возможно. Мыслимость есть не что иное, как логическая состоятельность предложения, т.е. отсутствие препятствий к допущению предложения.
Трансцендентное миропонимание находит себе удовлетворение в двух типах человеческого познающего мышления: в специальных (физиологии, патологии, зоологии и др.) науках и в метафизике. Как в специальных науках, так и в метафизическом мышлении мы отвлекаемся от процессов нашей познавательной деятельности (если только они не составляют прямого объекта нашего изучения, как, например, в психологии или логике). Мы изучаем в специальных науках и метафизике предполагаемую нами действительность, трансцендентную по отношению к нашему сознанию.
Учение о трансценденциях человеческого сознания хорошо разработано Троицким в его «Науке о духе...». По Троицкому, непосредственно познаются только состояния сознания, а внешние вещи составляют «трансценденции»60. Троицкий выделял следующие виды трансценденций: 1) трансценденции здравого смысла, состоящие в признании существования некоторого субстрата вещей; 2) трансценденции воображения, заключающиеся в одушевлении природы; 3) трансценденции религиозной веры. В целом критически отзываясь о позитивизме, Гогоцкий согласен с Троицким, считая, что последний «прав в том отношении, что психологию не должно смешивать с метафизикой»61. Троицкий расширяет понятие философии духа (практической науке), данное Ф. Бэконом, О. Контом и Г. Спенсером, посредством внесения в него помимо философских наук (логики, эстетики, науки о праве человека и этики) философских учений (философии религии и метафизики). Последние, по его мнению, должны заключать философию как систему знаний.
Матвей Михайлович выделяет три вида мышления, основанных на действии основных законов психических явлений: 1) «историческое», в котором идеи идут преимущественно по закону смежности; 2) «логическое», где главную роль играет закон сходства (так как в основе всех логических действий лежит обобщение); и 3) «трансцендентное» или метафизическое (которое есть принадлежность человеческого ума), в котором мы переступаем за пределы явлений. Однако трансцендентное мышление, будучи естественной потребностью человека, согласно Троицкому, не дает настоящих знаний, так как знание, идущее за пределы явлений, знание абсолютное, по Троицкому, невозможно.
Ядро позитивизма составляют положения о том, что подлинное знание должно опираться на эмпирические факты, что такое знание дает только наука, поэтому и философия должна исполь-
зовать научный (позитивный) метод, должна выявлять основные принципы всех наук, обобщать их. В контексте изложенного наиболее существенным следует считать мнение Троицкого, что «в науке метода критическая, аналитическая, индуктивная, точная, положительная есть совершенно одно и то же...»62, которому вторил Гогоцкий, отмечавший в своей рецензии, что «индуктивный метод есть метод аналитический»63. Философская позиция Троицкого характеризуется критикой немецкой философии, стремлением к «точному» (в противоположность смутному) знанию, исследованию фактов, что в итоге сближает его с сенсуализмом, позитивизмом и феноменологией. Но поскольку феноменология буквально означает описание или изучение явлений, то любое описание вещей, какими они являются в сознании, можно назвать феноменологией. В этом смысле феноменологическими можно было бы назвать размышления Беркли, Локка, Декарта, Юма и др. К объективному феноменализму, который рассматривает предметы опыта как проявления (феномены) непознаваемой «вещи-в-себе», можно отнести Канта, Шопенгауэра, Гербарта, Лотце. И наверное, сюда же более правильно отнести М.М. Троицкого в предлагаемом контексте.
Говоря о влиянии «Немецкой психологии...» на развитие философии в России, нельзя не признать сочинение Троицкого весьма ценным вкладом и в историю ассоциационной школы в психологии, и в русскую философию в целом. «Немецкая психология в текущем столетии», по словам ученика Троицкого В.Н. Ивановского, произвела необыкновенно сильное впечатление на русскую читающую публику; для очень многих она явилась настоящим откровением, указав им целое научно-философское направление, о котором раньше почти ничего не знали; «во многих она навсегда поселила интерес и симпатию к "эмпирическому идеализму", "идеалистическому позитивизму", "феноменализму", "ассоциационизму" или как бы там ни называли то философское направление, которого представителем был проф. Троицкий»64. А.Т. Павлов также считает, что «важным было уже то, что Троицкий обратил внимание на английскую философию в то время, когда в России господствовал дух немецкой философии, когда имена Канта, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра, Фейербаха были у всех на устах, а иной философии будто вовсе не существовало»65. Вл. Соловьев в очерке, посвященном памяти Троицкого, Грота и Юркевича, высказал мнение, что «Немецкая психология...» русских людей научила «в свое время если не многому, то необходимому — без чего нельзя было бы идти дальше»66. По его словам, «Немецкая психология...», отзывы о ней Кавелина и Страхова «остаются свидетельствами о несомненной значительности того, что сделано Троицким»67.
Критикуя философию Вольфа как представителя догматического метода и пропагандируя английский философский скептицизм и эмпиризм, являющийся, по Соловьеву, «душой теоретической философии»68, во второй половине XIX в. Троицкий, помимо всего прочего, оказал немалое «содействие» по превращению в России кантовской критической тропинки в «столбовую дорогу»69, делая вывод о принципиальном различии между абсолютным (объективным) духом и ограниченным умом человека (субъективным духом), что собственно было преодолением гегельянства и переходом к кантианскому стилю философствования. Программно для раннего неокантианства звучат некоторые заявления Троицкого, в которых была сформулирована задача — противопоставить распространявшемуся в то время среди естествоиспытателей вульгарному материализму критический идеализм Канта, соответствующим образом переработанный и дополненный. В своих работах Троицкий стремился представить материализм как единственно обоснованный метод естественных наук, в то же время на основе кантовского критицизма он отвергал материализм как метафизику, ибо метафизика, по Троицкому, возможна, поскольку человек нуждается в дополнении материальной действительности им самим создаваемым идеальным миром, но не как наука. С точки зрения Троицкого, задача, которую ставили перед спекулятивным мышлением немецкие идеалисты, — построить всеохватывающую рациональную картину действительности — не может быть решена наукой: познанию доступны лишь части, целое же является предметом метафизики, которая, однако, есть необходимое порождение духа. Поэтому, по Троицкому, метафизика является сферой того же порядка, что и искусство или религия.
Одной из центральных в истории русской кантианы была тема «Соловьев и Кант». Этим можно объяснить тот факт, что именно Соловьев отметил, что Троицкий, «навсегда остановившийся на той первой действительно философской точке зрения», «сделал — и другим в России помог сделать — первый шаг к серьезному философствованию», необходимым условием для которого Соловьев считает свободу сознания от «безотчетной предвзятости, как материалистической, так равно и спиритуалистической — от всяких вещественных и душевных субстанций, от протяженных и мыслящих вещей, от мнимо-реальных единиц материи так же, как и от мнимо-реальных единиц сознания — и ото всего прочего догматического кошмара»70. Соловьевым, который говорил, что «будущность философского образования в России зависит от того, насколько деятели этого образования воспользуются теми положительными задатками здравого философствования, которые... проявились у Троицкого»71, на наш
взгляд, дана наиболее объективная оценка Троицкого как философа, «несомненно нашедшего и блаженного своей находкой»72. Троицкий как «первый и... наиболее видный представитель английской эмпирической философии в России»73, для которого философия является критической наукой, который методологически разработал проблему различия между науками о природе и науками о духе (науками о культуре), обратился к серьезному философствованию, и по меньшей мере «неумно кричать об опасности тех или иных смелых утверждений или дерзновенных нападок на взгляды, одобряемые большей и лучшей частью... людей»74.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Асмус В.Ф. Борьба философских течений в Московском университете в 70-х гг. XIX века // Асмус В.Ф. Избр. филос. труды. Т. 1. M., 1969. С. 240.
2 Карпов В.Н. О самопознании // Странник. 1860. Отд. II. Кн. 1. С. 28-31.
3 Кавелин К.Д. Задачи психологии // Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М., 1904. С. 380.
4 Одоевский В.Ф. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1981. С. 278.
5 Там же. С. 239.
6 Одоевский В.Ф. Соч. Т. 1. С. 322.
7 Страхов Н.Н. Английская психология // Отечественные записки. 1867. Сентябрь—Декабрь. С. 45.
8 Введенский А.И. Судьбы философии в России. М., 1898. С. 11—12.
9 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979.
10 Троицкий М.М. К.Д. Кавелин: страница из истории философии в России // Русская мысль. 1885. Ноябрь. С. 161.
11 Гогоцкий С. Философский лексикон: В 4 т. Т. 2. Киев, 1861. С. 628.
12 Юркевич П.Д. Идея. М., 1990. С. 11—12.
13 Асмус В.Ф. Указ. соч. С. 253.
14 Кавелин К.Д. Немецкая современная психология // Вестник Европы. 1868. Т. 1. Кн. 1. С. 308—309.
15 См.: Страхов Н.Н. Указ. соч. С. 253.
16 Там же. С. 43.
17 Там же. С. 709.
18 Там же. С. 725.
19 Сидонский Ф.Ф. Немецкая психология в текущем столетии М. Троицкого. М., 1867 // ЖМНП. 1867. Ч. 134. С. 925.
20 Там же. С. 940.
21 Там же. С. 945.
22 Владиславлев М.И. Психология: В 2 т. Т. 1. СПб., 1881. С. 182.
23 Там же.
24 Гогоцкий С.С. Философский лексикон. С. 9.
25 Владиславлев М.И. Психология. Т. 1. С. 182.
26 Бердяев Н.А. Самопознание. М., 1990. С. 84—85.
27 Троицкий М.М. К.Д. Кавелин: страница из истории философии в России. С. 174.
28 Кавелин К.Д. Немецкая современная психология. С. 308.
29 Троицкий М.М. Немецкая психология в текущем столетии: Исто-рико-критическое исследование с предварительным очерком успехов психологии в Англии со времен Бэкона и Локка. М., 1867.
30 Сидонский Ф.Ф. Указ. соч. С. 940.
31 Троицкий М. М. Немецкая психология в текущем столетии... С. 450.
32 См.: Локк Дж. Опыт о человеческом разуме // Соч.: В 3 т. М., 1985—1988. Т. 1.
33 Декарт Р. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 104.
34 Там же.
35 Гоббс Т. Соч.: В 2 т. М., 1989—1991. Т. 1. С. 121—122.
36 Там же. С. 125.
37 Беркли Дж. Соч. М., 1978. С. 174.
38 См.: Троицкий М.М. Наука о духе. Общие свойства и законы человеческого духа. Т. 1, 2. М., 1882.
39 Кант И. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М., 1994. С. 561.
40 Юм Д. Соч.: В. 2 т. Т. 1. М., 1966. С. 805.
41 См.: Трошщй ММ. Учебник логики с подробными указаниями на историю и современное состояние этой науки в России и других странах. Кн. 1. М., 1885; Кн. 2. М., 1886; Кн. 3. М., 1888.
42 Сидонский Ф.Ф. Указ. соч. С. 930.
43 Кавелин К.Д. Задачи психологии. С. 313.
44 Сидонский Ф.Ф. Указ. соч. С. 940.
45 Владиславлев М.И. Психология. Т. 1. С. 158.
46 Зеньковский Б.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2. Ч. 2. С. 12—13.
47 Сидонский Ф.Ф. Указ. соч. С. 932.
48 Соловьев В. Три характеристики // Вестник Европы. 1900. Январь. С. 324.
49 Зеньковский Б.В. Указ. соч. С. 12—13.
50 Троицкий М.М. К.Д. Кавелин: страница из истории философии в России. С. 173.
51 Асмус В.Ф. Указ. соч. С. 253.
52 Соловьев В. Указ. соч. С. 320.
53 Антропология мировой философии. Т. 4. М., 1972. С. 138—139.
54 Троицкий М.М. К.Д. Кавелин: страница из истории философии в России. С. 174.
55 Троицкий М.М. Очерк чтений по метафизике проф. Лотце // ЖМНП. 1863. Ч. 120. С. 326.
56 Там же.
57 Соловьев В. Указ. соч. С. 323.
58 Кант И. Собр. соч. Т. 3. С. 620.
59 Там же. С. 90.
60 Троицкий М.М. Наука о духе... (отд. «Психическая рефлексивность»).
61 Гогоцкий С. С. Критическое обозрение сочинения М. Троицкого «Немецкая психология». Киев, 1877. С. 139.
62 Троицкий М. М. Немецкая психология в текущем столетии... С. 450.
63 Гогоцкий С.С. Критическое обозрение сочинения М. Троицкого «Немецкая психология». С. 17.
64 Ивановский В.Н. М.М. Троицкий // Вопросы философии и психологии. 1899. Март—апрель. С. 8—9.
65 Павлов А. Т. Профессор философии Московского университета М.М. Троицкий // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2003. № 1. С. 56.
66 Соловьев В. Указ. соч. С. 31.
67 Там же. С. 325.
68 Там же. С. 332.
69 Кант И. Собр. соч. Т. 3. С. 662.
70 Соловьев В. Указ. соч. С. 334—335.
71 Там же. С. 335.
72 Там же. С. 322.
73 Ивановский В.Н. Указ. соч. С. 6.
74 Кант И. Собр. соч. Т. 3. С. 554.
