CC BY
12Начало оформлению системы рабочих факультетов, призванных обеспечить подготовку рабоче-крестьянской интеллигенции, было положено декретом СНК от 17 сентября 1919 г. «Об организации рабфаков при всех вузах и втузах и преобразовании существующих курсов в рабфаки». На рабфаки принимали рабочих и крестьян в возрасте от 16 лет, занятых физическим трудом, по направлениям предприятий, профсоюзов, партийных и советских органов. Обучение здесь, стимулируемое государственными стипендиями, приравнивалось к работе на производстве.
Вскоре было принято постановление Коллегии отдела высшей школы Наркомп-роса, обязавшее все высшие учебные заведения не позднее 1 ноября открыть рабочие факультеты. Предлагалось в двухнедельный срок при каждом вузе организовать «временное бюро» из трех лиц «с временным представлением ему всех прав фа-культета»1. В состав бюро должны были войти представитель от местного отдела народного образования и два представителя от Совета вуза (от преподавателей и от представителей студенчества).
На заседании Совета Казанского университета 24 сентября 1919 г.* во времен-
абфак шаг за шагом продвигался вперед»
(Рабочий факультет Казанского университета в 1919-1926 гг.)
* На заседании присутствовали 56 профессоров и преподавателей и четыре студента — С. Я. Шубин (от медфака), С. Я. Чикмарев, М. К. Корбут (от факультета общественных наук) и А. Салангина (от историко-филологического факультета).
НА ПУТЯХ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
к
ное бюро по организации рабфака были избраны Е. И. Зарницын (от губернского отдела народного образования), профессор Н. Н. Парфентьев (от преподавателей) и студент факультета общественных наук М. К. Корбут (от студенчества). С 1921 г. по 1926 г. М. К. Корбут* являлся бессменным заведующим рабфака2, и потому история последнего неотделима от его имени и деятельности.
На М. К. Корбута легла практически вся черновая, будничная работа по организации рабфака. Он разносил повестки на заседания бюро, посещал квартиры казанских преподавателей, приглашенных вести занятия на рабфаке, писал и публиковал в местной прессе статьи агитационного характера. Довольно быстро общая идея рабфака и пути ее реализации стали достоянием общественного мнения Казани.
Подготовительная работа была завершена к началу ноября 1919 г. Были получены первые университетские аудитории, подобраны первые преподавательские кадры, произведено слияние общеобразовательных курсов при губернском отделе народного образования с рабфаком и закончен набор слушателей. 1 ноября состоялось долгожданное открытие рабфака Казанского университета, пятого по счету в РСФСР. Преподавательский состав насчитывал, включая трех профессоров, 24 человека.
На следующий день был сформирован президиум рабочего факультета. В его состав были избраны профессор Н. Н. Пар-фентьев, Е. И. Зарницын, М. К. Корбут, В. В. Адоратский (преподаватель истории) и В. А. Берсенев (преподаватель математики). Заведующим рабфаком избрали Е. И. Зарницына, а секретарем — М. К. Корбута.
Первоначально на рабфаке было пять дневных (с отрывом от производства) и три вечерних (без отрыва от производства) групп, в среднем по 30 учащихся в каждой. Но уже 1 января 1920 г. добавилось еще две группы — дневная и вечерняя, а к концу учебного года на рабфаке насчитывалось 12 групп со 410 студентами.
Не были забыты национальные кадры. В июне 1920 г. открылись две подготовительные татарские группы по 30 человек в
* Корбут Михаил Ксаверьевич (1899-1937), историк. В 1921-26 гг. уполномоченный Истпарта, в 192628 гг. ректор Казанского института сельского хозяйства и лесничества, с 1930 г. зам. директора Татарского научно-исследовательского экономического института. Репрессирован. См.: Татарский энциклопедический словарь. - Казань, 1998. - С. 290.
каждой. Началась подготовка кадров из чувашей, марийцев, удмуртов (работали специальные чувашские группы, в 1924 г. был организован марийско-вотский сектор) и представителей других народов. Так, уже в 1923 г. из 624 рабфаковцев татар было 146, чувашей — 51 человек. Ввиду отсутствия учебных пособий на национальных языках и нехватки преподавательского состава занятия проводились на русском язы-ке3.
В первые годы существования рабфака мало что благоприятствовало занятиям. В аудиториях было холодно, зимой замерзали чернила, студенты голодали, не хватало опытных преподавателей, отсутствовали учебники, программы, элементарное учебное оборудование. Трудности этим не ограничивались. Как вспоминал красноармеец, бывший рабфаковец К. Рогожкин, очень нелегко было хлопотать об откомандировании на рабфак, учеба на котором по меркам того времени считалось «отлыниванием от службы»4. Дело в том, что многие представители новой власти совершенно не имели представления о цели существования рабфака. Военкоматы, например, считали рабфак ничтожными «гражданскими курсами, на которых невозможно научиться ничему хорошему»5. И таких нелестных суждений высказывалось великое множество.
По сути, первые годы работы рабфака — это непрестанная борьба с препятствиями, борьба за право на существование. Н. Н. Парфентьев вспоминал, что «внедрение рабочего факультета внесло испуг, скепсис и растерянность в ряды и профессоров, и студенчества»6. Не было никакого опыта по систематическому образованию взрослых рабочих. Университет, по образному выражению Парфентьева, «на первых порах не знал, как себя держать по отношению к новообразованию: зачем эти новые люди вошли в храм для избранных? Почему не создали рабфак на стороне? Зачем рабфаку дали права одинаковые с правами других факультетов? Общего языка не было, не было и взаимного доверия, и взаимопонимания»7.
Но постепенно студенты рабфака, по выражению А. Диковицкого, «в немазаных сапогах, в лаптях, грязные с мозолистыми руками»8 начали играть все большую роль в жизни университета. Уже в июне 1920 г. они составляли шестую часть членов университетского Совета, «с боем ломая все, что заграждало путь... они брали позицию за позицией, отвоевав себе уголок и укре-
«
_«РАБФАК ШАГ ЗА ШАГОМ ПРОДВИГАЛСЯ ВПЕРЕД.. ^ ^
ВШ1Л1Г1 ТКШРШЕ1 ?Н1Е|ШШ 1П1Н I I 1ПН!П11 .ПНИН.
Обложка юбилейного сборника.
пившись в нем...»9 Однако влияние их на студентов других факультетов довольно долгое время оставалось весьма ограниченным, ибо сами рабфаковцы, по свидетельству источников, считали остальных студентов «мещанами», «обывателями» и сознательно ограничивали свои контакты с ними.
Впрочем, неприятие было обоюдным. Традиционное, «старое», студенчество первоначально отнеслось к рабфаковцам с недоверием и насмешкой, раздавались призывы к борьбе с рабфаком, «как с туберку-лезом»10, организовывались различные совещания с целью отделить рабфак от уни-верситета11. Лишь на четвертый год существования рабфака резкая грань между «старым» студенчеством и рабфаковцами начала стираться. М. К. Корбут полагал, что стирание этой грани было обусловлено «классовым приходом на основные факультеты новых людей, который повлек за собой спад идеологического напора буржуазного студенчества»12. Главное, очевидно, состояло в другом: «Рабфак шаг за шагом
продвигался вперед, окончательно выявляя себя как серьезная структура в образовательном процессе, завоевывая уважение и внимание к себе со стороны учреждений и отдельных видных работников»13.
Руководителям рабочего факультета Казанского университета приходилось считаться с тем, что к середине 20-х гг. идея самих рабфаков претерпела определенную трансформацию. На первый план выдвинулась задача не «пролетаризации» высшей школы в силу незначительности рабочего элемента России, не замены старой высшей школы рабфаками, а повседневной учебы, овладения знаниями. Это была уже, по мысли М. К. Корбута, новая программа взаимоотношений рабфака с вузом, более обширная, более трудная — «не вытеснять старую высшую школу, а просачиваться во все ее поры, не ломать, а перерабатывать, не взрывать, а перестраивать, привлекая на свою сторону одного за другим основных работников высшей школы»14.
К тому же стало ясно, что рабфаки не являются ни средней, ни высшей школой. Это — совершенно своеобразная школа со своими особенными задачами, программами, методами работы, своим подходом к учащимся, призванная осуществлять их подготовку к высшей школе.
Гораздо труднее решались вопросы, связанные с преподавательскими кадрами. Главными из них были три: кому, что и как преподавать. Особенно острым являлся вопрос дефицита преподавателей новой формации в области гуманитарных дисциплин, прежде всего истории. Что же касается старой профессуры, то процесс интеграции в новую общественно-политическую среду проходил для нее необычайно болезненно и сложно.
К сожалению, на протяжении долгого времени в отечественной историографии существовало довольно упрощенное отношение к старой интеллигенции, недопонимание всего трагизма утраты ею традиционной интеллектуальной среды, всей сложности и глубины процессов перехода ее на службу новой власти, недостаток уважения к ней как носительнице и хранительнице научного и культурного наследия. Так, М. К. Корбут, говоря о причинах «резко враждебного отношения буржуазной интеллигенции тотчас после революции к пролетарской диктатуре» усматривал их в «духовной близости самодержавия и высшей школы» и «в невозможности реставрации старой власти как в масштабах всей страны (крах иллюзий поражения Ок-
НА ПУТЯХ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
тябрьской революции), так и в масштабах высшей школы (ликвидация ее автоно-
мии)»15.
Однако все обстояло не так просто. Революция, действительно (и это было совершенно естественно), пугала многих ученых старой школы. Р. Виппер в 1921 г. в работе «Кризис исторической науки» утверждал, что произошедшая в России социальная революция «есть тоже война, только распыленная, зато еще более беспощадная»16. Если говорить об официальной реакции Совета и администрации университета на свершившуюся в 1917 г. революцию, то она последовала далеко не сразу. О настороженно-неодобрительном отношении казанской профессуры к большевизму, его теории и практике, свидетельствуют и сохранившиеся публицистические сочинения профессоров и преподавателей Казанского университета, опубликованные в 1917 г., в том числе и публицистика историков Н. Н. Фирсова и В. И. Огородникова17.
Решающую роль в отношении старой профессуры к новой власти подчас играли не столько субъективные позиции ученых, сколько те объективные социально-политические, бытовые и профессиональные условия, в которых они вынуждены были отныне трудиться. Негативные акции Советской власти в отношении высшей школы вызывали резкое неприятие со стороны интеллигенции, отталкивали ее от революции. Кроме того, следует учесть, что такие элементы общественного сознания, как традиции, привычки, весьма устойчивы.
К чести организаторов рабфака, им удалось довольно быстро сформировать педагогический коллектив из лучших педагогов Казани, который окончательно оформился примерно к 1922 г. Особое место в нем занимали преподаватели обществоведения, истории, краеведения, что было совершенно не случайно.
По решению XIII партконференции РКП(б), состоявшейся в январе 1924 г. во всех вузах было введено обязательное изучение истории партии и ленинизма. Но еще в декабре 1922 г. в университете был проведен общестуденческий диспут «Для чего нужна в вузах политграмота». После оживленных прений участники диспута постановили: «Одобрить введение обязательности изучения политграмоты (декретированных предметов), как средства, способного расширить кругозор студенчества, дать ему необходимую подготовку политико-экономического характера, просить коммунистическую организацию выделить
ответственных руководителей марксистских кружков и предоставить в распоряжение студентов, изучающих политграмоту, необходимые руководства». Тогда же на Совете рабочего факультета Корбут подчеркивал, что рабочий факультет не просто общеобразовательное учебное заведение, «но и политическая организация, проводящая в системе воспитания студенчества определенную идеологию — идеологию рабочего класса»18.
И, в самом деле, преподавание дисциплин гуманитарного цикла на рабфаке Казанского университета в первые годы его существования было довольно политизировано. В соответствии с общим подходом основное внимание уделялось партийно-политическому просвещению студентов, и потому подробно изучалась история революционного движения и отчасти новейшая история России. Вместе с тем довольно высокий профессиональный уровень преподавательских кадров и отсутствие жестких программ способствовали тому, что рабфаковцы получали довольно цельные представления об истории России, в особенности XIX — начала XX вв., у них вырабатывались некоторые навыки по анализу исторических источников. С необычайной теплотой вспоминали через много лет бывшие рабфаковцы своих преподавателей истории и обществоведения, выделяя такие их качества, как умение увлечь изучаемым предметом, эрудиция, доступность изложения материала, участливое отношение к слушателям19.
Сами студенты-рабфаковцы оказали большое влияние на формирование преподавательского коллектива. Завуч рабфака В. И. Пономарев в этой связи отмечал: «На казанском рабфаке создались некоторые кадры преподавателей, которые, работая с первых лет его существования, с полным правом могут считать себя политическими воспитанниками рабфака. Рабфак оформил их политическую личность»20. В телеграмме, посланной в 1969 г. бывшим рабфаковцам в канун полувекового юбилея рабфака, академик АН СССР М. В. Нечкина писала: «Казанский рабфак для меня — поэма, заря жизни. Крепко помню и горячо люблю его»21.
С середины 1920-х гг. ситуация коренным образом изменилась. Обществоведение становится основным предметом преподавания в высшей и средней школе, полностью вытесняя оттуда историю. Закрытие специальных исторических отделений историко-филологических факультетов
«
_«РАБФАК ШАГ ЗА ШАГОМ ПРОДВИГАЛСЯ ВПЕРЕД.. ^ 23
усугубило этот процесс. Его негативные стороны были очевидны с самого начала. Полное сворачивание преподавания истории, изучение общих социологических схем без опоры на конкретные исторические факты, отказ от выработки навыков работы с историческими источниками обрекали историческую науку на полный застой.
Хотя по новым учебным планам во второй половине 1920-х гг. студентам всех факультетов читался курс истории революционного движения (вначале М. К. Корбутом, затем — З. И. Вольфовичем) и даже функционировал небольшой общеуниверситетский кружок «Истории и методологии», изучению истории в этот период должного внимания не уделялось22. Студенты получали некоторые знания исторических фактов, имен и дат, однако, в первую очередь, от них требовалось понимание того, что «история творится при помощи классовой борьбы, что классовая борьба есть стержень, на который нанизывается исторический процесс»23.
Преподаванию общественных дисциплин в ущерб истории стало уделяться еще большее внимание и на рабфаке. В 1924 г. здесь были введены первые обязательные программы по истории. Отныне курс назывался «История классовой борьбы» и, наряду с политграмотой, занимал по количеству часов ведущее место среди общественных дисциплин24. Курс был очень обширным и включал, по замечанию преподавателя рабфака И. Д. Андреевского, «обилие материала от каменных орудий и открытия огня до последней партконференции и пленума Коминтерна», в том числе и историю ВКП(б)25. Основным методом обучения во второй половине 1920-х гг. было написание докладов и рефератов и их коллективное обсуждение, поскольку учебники по-прежнему отсутствовали. Широко использовался также метод беседы и коллективной проверки знаний группами из трех человек26.
В начале 1930-х гг. рабфак получил впервые в качестве преподавателей своих бывших воспитанников, в том числе и историка Р. Ш. Тагирова. При подборе преподавательских кадров основное внимание обращалось на партийную принадлежность. Этот признак был определяющим даже при составлении отчетных статистических документов рабфака27.
В целом в преподавании истории и общественных дисциплин во второй половине 20-х — первой половине 30-х гг. был
сделан огромный шаг назад. Наблюдалось существенное снижение теоретического уровня преподавания, сильнейшая его идеологизация влекла за собой откровенные фальсификации, тиражировалось упрощенное и во многом извращенное представление о сущности исторического процесса и его особенностях применительно к истории нашей страны. Несмотря на то, что в 1926 г. в программной статье журнала «Историк-марксист» под названием «Место истории в программах общественно-экономических вузов» указывалось, что «нельзя ограничиваться только сообщением фактического материала, не сообщая того, как он интерпретировался», и подчеркивалась значимость таких дисциплин, как историография, методология исторических знаний, археография, источниковедение28, фактически изучение этих дисциплин приходило в полный упадок. Лекционно-семи-нарскую работу стал замещать бригадно-лабораторный метод обучения. Лекции сокращались до минимума, а иногда и полностью заменялись семинарами. Были отменены экзамены, зачеты, защита дипломных работ29.
В 1926 г. М. К. Корбут был избран ректором Казанского института сельского хозяйства и лесоводства, и ему пришлось оставить должность заведующего рабфаком. Руководство университета расставалось с ним с чувством глубокого сожаления, полагая, что именно благодаря деятельности М. К. Корбута рабфак университета из безызвестного учреждения превратился в одну из значительнейших ступеней высшей школы, выдвинулся на одно из первых мест среди рабфаков республики30. «Учащиеся рабфака, — по мнению профессорско-преподавательского состава, — это лучшие работники в вузах»31.
Рабочие факультеты в конце концов нашли свое особое место в структуре высшего образования советской России. Призванные поначалу стать всего лишь «штурмовой лестницей для стремящейся к овладению знаниями рабоче-крестьянской массы», они с течением времени изменились. Потребность страны в высококвалифицированных специалистах заставила отойти от экспериментов первых послереволюционных лет и фактически восстановить к началу 30-х гг. всю вертикаль преемственности в образовании: от низшей ступени к высшей. В свою очередь рабфаки, выполнив возложенную на них функцию — «проле-таризовать» высшую школу (как студенчество, так и преподавательский состав),
НА ПУТЯХ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
вошли в жесткие рамки уже сложившейся их задачей становится подготовка выпуск-советской системы образования. Главной ника школы к условиям обучения в вузе.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Пономарев В. И. К истории Казанского рабфака // На путях к высшей школе: Сб. № 2. 10 лет работы. 1919-1929. - Казань, 1930. - С. 200.
2. НА РТ, ф. Р-1337, оп. 36 л, д. 14, л. 89 об.
3. Отделение нацмен при рабфаке Казанского государственного университета // Голос пролетарского студенчества. - 1924. - май. - № 2. - С. 73.
4. Рогожкин К. Воспоминания // Красный студент. - 1922. - сентябрь. - № 2. - С. 9 об.
5. Там же.
6. Парфентьев Н. Н. Краткая историческая записка о Казанском университете (машинописный вариант рукописи). - Казань, 1939. - С. 25. // Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского.
7. Парфентьев Н. Н. Ко дню вступления рабочего факультета Казанского им. В. И. Ленина университета в его шестую годовщину // 5 лет рабочего факультета Казанского государственного университета имени В. И. Ульянова (Ленина). 1919 - ноябрь 1924. - Казань, 1924. - С. 16-17.
8. Диковицкий А. Пять лет прошло! Ему, студенту рабфака, первые страницы нашего журнала // Голос пролетарского студенчества. - 1924. - апрель. - № 1-2. - С. 16.
9. Там же. - С. 17.
10. Рогожкин К. Указ. соч. - С. 10.
11. Диковицкий А. Моменты прошлой борьбы // 5 лет рабочего факультета... - С. 103.
12. Корбут М. К. Тема дня // Красный студент. - 1923. - январь. - № 1. - С. 6.
13. Рогожкин К. Указ. соч. - С. 10.
14. Корбут М. К. Рабочие факультеты и высшая школа // 5 лет рабочего факультета... - С. 11.
15. Корбут М. К. Казанский государственный университет им. В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет. 1804/05-1929/30: В 2 т. - Казань, 1930. - Т. II. - С. 299-300.
16. Виппер Р. Кризис исторической науки. - Казань, 1921. - С. 6.
17. См.: Фирсов Н. Н. Расхитители и расхищение народного достояния в России. - Казань, 1917. -24 с.; Огородников В. Как выбирать народных представителей? (Учредительное собрание и всеобщее избирательное право). - Казань, 1917. - 14 с.; он же. Чего хотят русские политические партии? - Ардатов, 1917. - 24 с.
18. Корбут М. К. Рабочие факультеты... - С. 10.
19. См. воспоминания бывших рабфаковцев Казанского университета Б. С. Ахмерова, X. X. Бай-гуровой, Р. Ш. Тагирова, А. Ш. Усманова, Г. В. Фазлуллина, А. П. Черзора в кн.: Из истории рабфака Казанского университета. - Казань, 1976. - С. 64, 69, 73, 77, 78, 89, 95 и др.
20. Пономарев В. И. Указ. соч. - С. 211.
21. Из истории рабфака Казанского университета. - С. 43.
22. Казанский государственный университет в 1926-1927 уч. г. - Казань, 1927. - С. 21, 39; Казанский государственный университет в 1927-1928 уч. г. - Казань, 1928. - С. 40, 42.
23. Историк-марксист. - 1927. - Т. 4. - С. 195-196.
24. НА РТ, ф. Р-4882, оп. 1, д. 153, л. 297.
25. Андреевский И. Д. Из практики преподавателя-обществоведа на рабфаке (О методах учебной работы в 1924-1927 гг.) // На путях к высшей школе. 8 лет работы рабфака КГУ. 1919-1927. -Казань, 1927. - С. 52.
26. НА РТ, ф. Р-4882, оп. 1, д. 153, л. 324.
27. Из истории рабфака Казанского университета. - С. 30.
28. См. сведения о преподавателях КГУ в 1927 г.: НА РТ, ф. Р-4882, оп. 1, д. 153, л. 297.
29. Кривцов С. С. Место истории в программах общественно-экономических вузов // Историк-марксист. - 1926. - Т. 2. - С. 229.
30. НА РТ, ф. Р-1337, оп. 36 л, д. 14, л. 11.
31. Там же.
Фото на с. 20: Группа слушателей рабфака. 1923 г. ЦГА ИПД РТ, коллекция фотодокументов партийного архива татарского рескома КПСС. Инв. № 6166.
Елена Маслова,
кандидат исторических наук
«РАБФАК ШАГ ЗА ШАГОМ ПРОДВИГАЛСЯ ВПЕРЕД»
