CC BY
28
Кирякин Александр Викторович
РАБ ИЛИ ТВОРЕЦ ИСТОРИИ? ТЕОРИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА Б. Н. ЧИЧЕРИНА
Статья исследует проблему свободы человеческой личности в исторической концепции Б. Н. Чичерина. По Чичерину, существует фундаментальное противоречие между человеком как свободным творцом истории и исторической неизбежностью. История для Чичерина - развитие мирового Духа (с философской точки зрения) и воля Провидения (с религиозной точки зрения). Человек может действовать вопреки исторической неизбежности, но в конечном счете не нарушит ее, потому что законы духа, которые ограничивают человеческую свободу, являются его собственным внутренним определением. Согласно Чичерину, свобода сама по себе представляет явление духа и потому действует по присущим ему законам. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/372016/3-2/22.html
Источник
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2016. № 3(65): в 2-х ч. Ч. 2. C. 78-81. ISSN 1997-292X.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/3.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/3/2016/3-2/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
9. Budi Hartono A., Juliantoro D. Derita Paksa Perempuan: Kisah Jugun Ianfu Pada Masa Pendudukan Jepang, 1942-1945. Jakarta: Pustaka Sinar Harapan, 1997. 230 p.
10. Grevers H. Van landverraders tot goede vaderlanders: de opsluiting van collaborateurs in Nederland en Belgie 1944-1950. Amsterdam: Uitgeverij Balans, 2014. 399 p.
11. Hirschfeld G. Nazi Rule and Dutch Collaboration: the Netherlands under German Occupation, 1940-1945. N. Y. - Hamburg: Berg Publishers, 1988. 256 p.
12. Japan, Indonesia and the War: Myths and Realities / eds. P. Post and E. Touwen-Bouwsma. Leiden: KITLV Press, 1997. XV+214 p.
13. Jassin H. B. Kesusastraan Indonesia di masa Jepang. Jakarta: Balai Pustaka, 1968. 212 p.
14. Jenkins D. Soeharto and the Japanese Occupation // Indonesia. 2009. Vol. 88. P. 1-103.
15. Kurasawa A. Kuasa Jepang di Jawa: Perubahan Sosial di Pedesaan Jawa 1942-1945. Jakarta: Komunitas Bambu, 2014. 620 p.
16. Kurasawa A. Mobilisasi dan Kontrol: Studi tentang Perubahan Sosial di Pedesaan Jawa, 1942-1945 / penterjemah Herma-wan Sulistyo. Jakarta: Gramedia Widiasarana Indonesia dan Yayasan Karti Sarana, 1993. 563 p.
17. Latief A. Pers di Indonesia: Di Zaman Pendudukan Jepang. Jakarta: Karya Anda, 1980. 132 p.
18. Legge J. D. Intellectuals and Nationalism in Indonesia. A Study of the Following Recruited by Sutan Sjahrir in Occupied Jakarta. Cornell: Cornell Modern Indonesia Project, 1988. 224 p.
19. Notosusanto N. Tentara PETA pada Jaman Pendudukan Jepang di Indonesia. Jakarta: Gramedia, 1979. 194 p.
20. Oktorino N. Ensiklopedi Pendudukan Jepang di Indonesia. Jakarta: Elex Media Komputindo, 2013. 152 p.
21. Radikalisme Lokal: Oposisi dan Perlawanan terhadap Pendudukan Jepang di Jawa (1942-1945) / ed. A. Lucas. Jakarta: Syarikat Indonesia, 2012. 519 p.
22. Tames I. Doorn in het vlees: foute Nederlanders in de jaren vijftig en zestig. Amsterdam: Uitgeverij Balans, 2013. 356 p.
23. Yoesoef M. Drama di masa pendukan Jepang (1942-1945): sebuah catanan tentang manusia Indonesia di zaman perang // Makara. Sosial Humaniora. 2010. Vol. 14. № 1. P. 11-16.
24. Yoesoef M. Lakon-lakon masa Jepang (1942-1945): Sebuah refleksi sosial-budaya masa perang. Skripsi. Jakarta: Fakultas Sastra Universitas Indonesia, 1988. 254 p.
25. Zed M., Kurasawa A. Giyugun: Cikal-bakal Tentara Nasional di Sumatera. Jakarta: LP3ES, 2005. 243 p.
ON HISTORIOGRAPHY OF INDONESIAN COLLABORATION IN THE PERIOD OF JAPANESE OCCUPATION OF INDONESIA
Kirchanov Maksim Valer'evich, Doctor in History Voronezh State University maksymkyrchanoff@gmail. com
The author analyzes different perceptions of Japanese occupation of Indonesia in the USSR, Holland, Indonesia and the USA historiographies. According to the researcher, Soviet historians on the whole disapproved collaboration with Japanese occupants but acknowledged that it had been enforced and strategic. The author shows that in the American historiography collaboration is analyzed in the context of nationalism history and the genesis of future political elites. The paper argues that in European historiographies collaboration with Japan is perceived negatively because the histories of France and Netherlands project the loser's complex on the facts of the Indonesians' collaboration with the Japanese. The analysis indicates that in the Indonesian historiography collaboration is perceived as a form of struggle for independence.
Key words and phrases: Indonesia; Japanese occupation; historiography; collaboration; historical memory.
УДК 1(091) Философские науки
Статья исследует проблему свободы человеческой личности в исторической концепции Б. Н. Чичерина. По Чичерину, существует фундаментальное противоречие между человеком как свободным творцом истории и исторической неизбежностью. История для Чичерина - развитие мирового Духа (с философской точки зрения) и воля Провидения (с религиозной точки зрения). Человек может действовать вопреки исторической неизбежности, но в конечном счете не нарушит ее, потому что законы духа, которые ограничивают человеческую свободу, являются его собственным внутренним определением. Согласно Чичерину, свобода сама по себе представляет явление духа и потому действует по присущим ему законам.
Ключевые слова и фразы: Б. Н. Чичерин; гегельянство; свобода; аналитические и синтетические периоды истории; триада; тетрада.
Кирякин Александр Викторович
Тамбовский государственный университет имени Г. Р. Державина kiryakinalek@bk. т
РАБ ИЛИ ТВОРЕЦ ИСТОРИИ? ТЕОРИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА Б. Н. ЧИЧЕРИНА
В XIX веке российская историческая наука обогатилась т.н. «государственной школой». Как писал Н. Г. Чернышевский, «разработка русской истории, благодаря трудам новой исторической школы (С. М. Соловьев,
К. Д. Кавелин и др.), получила для общества важность, какой не имела прежде» [4]. Появление нового направления обычно связывают с такими деятелями, как К. Д. Кавелин, С. М. Соловьев и Б. Н. Чичерин. В 1844 году выходит работа К. Д. Кавелина «Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период от Уложения до Учреждения в губерниях», в 1846 г. - работа С. М. Соловьева «История отношения между князьями Рюрикова дома» и венчает список первая работа Чичерина -«Областные учреждения в России в XVII веке», законченная в 1853 г. и изданная только в 1856 г.
Все они были западниками, их взгляды сложились под влиянием немецкой классической философии, в первую очередь философии Георга Гегеля. История России для них не была чем-то уникальным и самобытным, а представляла собой часть европейской истории. Споры возникали только вокруг того, «насколько западничество укоренилось в русской культуре... насколько русская история безвозвратно влилась во всемирно-исторический процесс». Цель была одна - усвоить плоды европейского просвещения, в чем и должен состоять смысл новой русской истории [3, с. 222-223].
По мнению современных исследователей, «западники 1840-1850-х гг, Т. Н. Грановский и С. М. Соловьев, отчетливо выразили сознание необходимости истории быть наукой, но их творчество еще не стало самосознанием исторической науки», уже последующее поколение российских историков привнесло рефлексию «над научным статусом историографии». Совместно они способствовали тому, что произошла научная обработка истории, но они не дали ей «научного. философского обоснования» [Там же, с. 224]. Для Чичерина создание собственной философии истории относится к более позднему периоду, хотя сами его исторические работы относятся именно к 50-60-м гг. XIX века.
На рубеже 1850-1860-х гг. Чичерин создает фундаментальные работы, которыми по праву может гордиться российская наука: это и «Очерки Англии и Франции» (1858), и «О народном представительстве» (1866). В предисловии к первой работе Чичерин указывал, что в российской литературе еще не создано трудов, которые бы детально изучили внутренний быт, характер, политические институты европейских государств. Однако потребность времени диктует необходимость написания таких трудов, а именно изучение европейского опыта, и русский мыслитель вносит, как он сам говорит, свою скромную лепту в этот процесс, издавая «несколько беглых очерков» предлагая российскому читателю «сравнительное изучение этих двух передовых народов (французов и англичан - прим. автора - А. К.) Европы» полагая, что это будет поучительно [8, с. 'УГНХ]. Этого всего требовало происходящее раскрепощение сословий (великие реформы), все более активная роль граждан свободной России в строительстве ее будущего.
От изучения русской общины, от изучения российского прошлого (и именно за эти работы мы называем его историком), Чичерин перешел к изучению современности, в первую очередь, - передового европейского опыта для того, чтобы применить это все в России. И здесь знаковой является его работа «О народном представительстве», где он исследует не только виды народных представительств, их историческое развитие, но и условия их возникновения. Особое место в работе занимает исследование Чичериным причин, которые ускоряют и задерживают введение народного представительства в тех или иных государствах [7, с. 528-536]. Чрезвычайно важным здесь является то, что общественное представительство способствует вовлечению все большего числа людей в сознательное формирование исторической реальности, только так образуется общегражданский порядок (Чичерин) и что бы мы сегодня назвали гражданским обществом.
Своеобразным мостом, который соединил эти два этапа, стала историческая концепция Чичерина, которую он детально изложил в своей работе «Наука и религия» (первое издание - 1879 г.). Исследование проблем философии истории проводилось им с позиций философского идеализма, это доказывает его утверждение о том, что законы исторического развития «можно рассматривать с религиозной точки зрения, как волю Провидения, управляющего судьбами народов, а с философской, как явление Духа, связывающее человечество в единое целое и направляющее его к конечной цели его существования». Все это Чичерин включал в комплекс наук об обществе, подчеркивая тем самым научный характер вскрытых им закономерностей исторического процесса [9, с. 54].
Здесь мы можем видеть влияние философии истории Гегеля на концепцию исторического развития Чичерина. Об общих положениях Чичерина и Гегеля Г. С. Криницкая пишет так: «У Гегеля и у Чичерина в основании развития положен диалектический закон», оба философа восстанавливают доказательства бытия Бога, «понимают историю как положительный закон», «определяют государство как высший духовно-нравственный и политико-юридический союз», признают «относительную самостоятельность частных сфер государства... у них все элементы государственного союза, подчиняясь высшему единству, сохраняют свою относительную самостоятельность» и т.д. [1, с. 101].
Однако имелись и определенные расхождения. Так, по Д. И. Чижевскому, Чичерин с одной стороны «считал себя верным учеником Гегеля и существенную черту гегелевского метода видел в упорядочении по определенному принципу всего материала знания; для него упорядочение не было, как для многих из его западных современников, прибежищем духовной лености; он продумал все части своей - переработанной гегелевской - системы до последней точки над 'Т', и не его вина, если именно схематика и схемы - малопривлекательная и к тому же непродуктивная сторона его философских произведений» [5, с. 327].
С другой стороны, в области исторической науки, по мнению того же Чижевского, Чичерин выходит за пределы гегелевской схематизации, в том числе и исправляя его диалектический метод. Особенно Чижевский подчеркивал, что результатом этого стала еще большая схематизация, нежели у Гегеля: «Реформа диалектики Гегеля, производимая Чичериным в этом пункте, могла бы удовлетворить всех, кто возражает против "развивающегося Абсолюта", "становящегося Бога" Гегеля». Эта реформа «.может быть, даже и определялась
у Чичерина религиозными мотивами. Но результатом ее было несомненное ослабление спекулятивной высоты гегельянства» [Там же, с. 330-331].
Для выяснения того, что именно представляли собой религиозные мотивы Чичерина в истории, стоит сослаться на его собственные слова: «История как положительная наука сама приводит к Богу... вникая в смысл и связь явлений, мы открываем в них действие высших начал. В истории земное сочетается с небесным; в конечном осуществляется бесконечное. Абсолютное само становится явлением и развивается в сознании человека. Поэтому на каждой ступени мы встречаем Божество. Бог есть начало, середина и конец истории, так же как Он - начало, середина и конец сущего» [6, с. 454].
Чичеринская реформа диалектики Гегеля представляла собой замену триады «тезис-антитезис-синтез» на тетраду, при этом происходило замещение гегелевского антитезиса распадением первичного единства на отвлеченное общее и отвлеченное частное. Все вместе это выглядело следующим образом: из первоначального единства выделяются отвлеченное общее и отвлеченное частное, и затем происходит соединение этих двух обособившихся элементов в высшее единство-синтез. Чичерин утверждал, что произведя такое изменение в гегелевской триаде, он открыл метод более точного отображения исторического процесса, однако, по мнению В. М. Лобеевой, применение «схемы-тетрады в известной мере снизило качество исследования и сказалось на выводах» [2, с. 249].
Взгляды на историю как на процесс, который движется Духом Божиим к конечному совершенству, объективно не могут претендовать на оригинальность и научность. Вместе с тем, те закономерности, которые вскрыл и описал Чичерин, и которые по его словам подтверждаются «самими фактами» истории, а не умозрительным построением, налагаемым на историю «как внешняя рамка» [6, с. 451], заслуживают самого внимательного рассмотрения.
Говоря о рамках не внешних, а внутренних, можно заметить, что для Чичерина сохранение человеческой свободы - это возможность действовать вопреки историческим закономерностям, но при этом сами эти действия будут в конечном итоге тщетными. Для Чичерина это противоречие, заключающееся в том, что «если общий закон исполняется взаимодействием свободных лиц, то он может вовсе не осуществиться, ибо каждое из них имеет в виду свои личные цели, а не общие». Если же он существует непреложно, то исчезает абсолютная свобода личности. Но как сочетается свобода и необходимость? Чичерин утверждает, что «законы духа», которые ограничивают человеческую свободу, являются его собственным внутренним определением: т.е. свобода сама по себе представляет явление духа и потому «действует по присущим ему законам». Каким-то особым проявлениям человеческой свободы в истории остается форма уклонения от этого закона [9, с. 407-408].
В. М. Лобеева полагает, что здесь Чичерин не отступил от одной из главных своих философско-антропологических идей, а именно активной роли человека в истории, и далее указывает, что по Чичерину человек как значимый субъект исторического развития составляет его движущую силу. В доказательство этого Лобеева приводит ссылку на Чичерина, где тот утверждает следующую мысль: «Живое лицо, обладающее сознанием и волей» выступает в истории орудием духа (мирового разума, Бога) [2, с. 246-247].
Об орудиях исторического процесса или об орудиях мирового разума можно сказать следующее: в конечном счете, это сами люди, но, как указывает Чичерин, не все обладают равными возможностями влиять на исторический процесс. В истории действуют великие люди, которые, как полагает Чичерин, «яснее понимают потребности современной жизни. Действуя согласно законам духа, они являются как бы его орудиями, исполнителями его целей». Пытаясь сгладить эту позицию, Чичерин указывает, что «свободное лицо никогда не является чистым органом общего духа» и в истории наличествует элемент случайности. Но что бы ни делал человек, он «не в силах изменить» ход исторического процесса, он может только затормозить или ускорить его [9, с. 408].
Учитывая, что действия людей многообразны, так же многообразны и проявления тех отклонений от общего закона, которые они могут производить. Человек вносит в историю элемент случайности и чем более выдающейся является конкретная личность, тем большее влияние она оказывает на исторический процесс, впрочем, не меняя его, а только видоизменяя. Таким образом, свобода личности в истории проявляется в «бесконечно разнообразной» игре «человеческих стремлений и страстей», которые находят свое воплощение в различных сферах жизни, будь то политика, различные общественные институты, экономика и пр. [Там же, с. 408-409].
Историческая наука еще при жизни Чичерина исключила из своей области принципы «божественного Провидения», «Абсолютного духа» и «конечного единства в Боге», став подлинной наукой, поэтому на принципах его философии истории едва ли можно построить современную теорию исторического развития, полностью отвечающую критериям научности. Но вполне возможно, абсолютизировав в истории роль религиозных и философских представлений (в чем отчасти преуспел после М. Вебер, а также историки - сторонники цивилизационного подхода), получить весьма интересные выводы. В частности, это и удалось сделать Чичерину, когда он говорил о том, что народы, которые проявляют все, что в них заключается, стареют и умирают, «также на подобие органической особи». Однако Чичерин не стал распространять этот принцип на все народы, ограничившись только древними, и указав, что христианские народы являются новыми и «перед ними открыто неопределенное будущее» [10, с. 75-76].
В целом Чичерину не удалось выбраться из противоречия между человеком как свободным творцом истории и исторической неизбежностью, хотя попытка сделать это и была им философски обоснована. Так, Чичерин полагал, что человек, будучи проявлением «духа» сам воплощает в себе его законы, но видя недостаточность такого объяснения, он пытался прибегнуть и к таким аргументам, как многообразное проявление в истории человеческой воли. Но последнее, исходя из его же концепции, было ограничено объективными законами развития - то есть противоречие сохранялось.
Список литературы
1. Криницкая Г. С. Б. Чичерин и Г. Гегель: общее и различие во взглядах на исторический процесс // Вестник Тюменского государственного университета. 2004. № 2. С. 100-104.
2. Лобеева В. М. Социальная философия Б. Н. Чичерина: системный анализ. М.: Канон+, 2012. 303 с.
3. Малинов А. В., Погодин С. Н. Владимир Иванович Герье. СПб.: Изд-во Русской христианской гуманитарной академии, 2010. 400 с.
4. Чернышевский Н. Г. Очерки гоголевского периода русской литературы [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/ c/chernyshewskij_n_g/text_0210.shtml (дата обращения: 03.01.2016).
5. Чижевский Д. И. Гегель в России. СПб.: Наука, 2007. 411 с.
6. Чичерин Б. Н. Наука и религия. М.: Республика, 1999. 495 с.
7. Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М.: Книга по требованию, 2015. 568 с.
8. Чичерин Б. Н. Очерки Англии и Франции. М.: Книга по требованию, 2013. XX+378 с.
9. Чичерин Б. Н. Социология. Тамбов: ТОГУП «Тамбовполиграфиздат», 2004. 468 с.
10. Чичерин Б. Н. Философия права. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. 344 с.
SLAVE OR CREATOR OF HISTORY? THEORY OF HISTORICAL PROCESS BY B. N. CHICHERIN
Kiryakin Aleksandr Viktorovich
Tambov State University named after G. R. Derzhavin kiryakinalek@bk. ru
The article examines the problem of the freedom of a human personality in the historical conception by B. N. Chicherin. According to Chicherin, there is a fundamental contradiction between a man as a free creator of history and historical inevitability. History for Chicherin is a development of the world Spirit (from the philosophical point of view) and the will of Providence (from the religious point of view). A person may act contrary to historical inevitability, but eventually won't break it, as the laws of spirit, which limit human freedom, are his/her own inner definition. As per Chicherin freedom itself represents a phenomenon of spirit and that's why acts according to the laws peculiar to it.
Key words and phrases: B. N. Chicherin; Hegelianism; freedom; analytic and synthetic periods of history; triad; tetrad.
УДК 1; 111.1 Философские науки
Статья посвящена философскому осмыслению бытийной представленности сущего. Проанализирован формальный аспект ценностного отношения, представленного вслед за Хайдеггером как отнесение от «для-того-чтобы» к некоему «а-для-этого». Также обосновывается тезис о том, что ценностность -фундаментальная онтологическая характеристика бытия сущего, которое структурно всегда есть как реализация ценностного отношения и обращения с вещами. Предлагается уточнить содержание терминов «материя», «действительность», «бессознательное» и выяснить их место в онтологической структуре становления наличного бытия.
Ключевые слова и фразы: ценностное отношение; сущее; бытие; материя; действительность; знак.
Клёцкин Михаил Васильевич, к. филос. н.
Самарский государственный аэрокосмический университет
имени академика С. П. Королева (национальный исследовательский университет) samkoms@mail. т
БЫТИЙНАЯ ПРЕДСТАВЛЕННОСТЬ СУЩЕГО
Характеристикой бытия как живого и выживающего (потребляющего, покоряющего, подчиняющего) является его самость. Бытие существует для сохранения ядра самости - жизни; в этом состоит фундаментальная интенция бытия, оно всегда бытие-для. Движение сущего одухотворяет бытие, цельность же бытию придаёт необходимость сохранения самости. В спокойствии наличного бытия сокрыты мощнейшие силы, его создавшие. Это мнимое спокойствие создаёт иллюзию самостоятельности и совершенности наличного бытия как воплощения замысла высшего разума. Наличное бытие есть произведение самости, но не как чего-то отдельного от сущего, а как составляющего с сущим абсолютное единство. Сам индивид - плоть от плоти сущее, но, сам являясь сущим, индивид способен целенаправленно использовать сущее. «Живое есть движущее себя через себя самого, самодвижущееся. Высшая ступень живого - человек, а основной способ его самодвижения - действие, праксис» [2, с. 57].
На наш взгляд, фундаментальными физическими характеристиками сущего являются: масса (измеряемая усилиями, необходимыми для перемещения тела в пространстве), движение (измеряемое временными и пространственными величинами), импульс (сила воздействия («энергия») объекта). Масса физического объекта никак не зависти от воли и желания субъекта познания, так же как и движение (время).
Сущее не дано непосредственно, а бытийноразмерно представлено сознанию в образе пространственно-временного континуума, физические свойства которого существуют независимо от индивида, но в форме, пригодной для использования. Как мы уже установили выше, бытие всегда для-себя-бытие и как таковое ценностно
