Научная статья на тему 'Японская оккупация Индонезии: множественность исторических памятей в зарубежной историографии'

Японская оккупация Индонезии: множественность исторических памятей в зарубежной историографии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1268
131
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИНДОНЕЗИЯ / ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА / ЯПОНСКАЯ ОККУПАЦИЯ / КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ / ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ / НАЦИОНАЛИЗМ / INDONESIA / WORLD WAR II / JAPANESE OCCUPATION / COLLABORATION / HISTORICAL MEMORY / NATIONALISM

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Кирчанов Максим Валерьевич

Проблемы японской оккупации Индонезии и сотрудничества националистов с оккупационными властями получили различные оценки и интерпретации в историографии. Европейские историографии склонны оценивать проблемы коллаборационизма и предательства с морализаторских позиций. Американские историки признают факты сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупантами, но стремятся избегать излишнего морализаторства. Индонезийские историки не отрицают факты коллаборационизма, полагая, что японская оккупация стала важным стимулом для активизации националистического движения и политического освобождения Индонезии. В целом исторические памяти и историографические традиции продолжают оставаться фрагментированными и подверженными политизации и идеологизации.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Japanese Occupation of Indonesia: its Various Evaluation and Different Interpretation in Foreign Historiography

The problems of Japanese occupation and collaboration of nationalists with occupation authorities led to various evaluation and different interpretations in historiography. European historians tend to view the problems of collaboration and betrayal from moralizing positions. American historians recognize the facts of Indonesian nationalists’ collaboration with Japanese invaders, but try to avoid excessive moralizing. Indonesian historians do not deny the facts of collaboration, believing that Japanese occupation was an important stimulus for the activation of the nationalist movement and the political liberation of Indonesia. In general, historical memory and historiographical traditions continue to develop as fragmented and exposed to politicization and ideologization.

Текст научной работы на тему «Японская оккупация Индонезии: множественность исторических памятей в зарубежной историографии»

ЮГО-ВОСТОЧНАЯ АЗИЯ: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ

_Выпуск ХХХ (№ 30, 2016)_

© Кирчанов М.В.

ФГБОУ ВО «ВГУ»

ЯПОНСКАЯ ОККУПАЦИЯ ИНДОНЕЗИИ: МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ИСТОРИЧЕСКИХ ПАМЯТЕЙ в ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Война и измена: модусы отражения в (нео)советской исторической памяти. Историческая память и политическое сознание в современной России в значительной степени подвержены мифологизации и идеализации. Среди наиболее мифологизированных тем - война - ставшая коллективным местом памяти. Кроме этого тема войны в современной российской идентичности, если таковая и существует, принадлежит также и к числу самых табуированных проблем. Столь широкая идеологизация и табуироваиие проблем и сюжетов, связанных с войной, в значительной степени осложняет как их научное изучение, фактически, исключая какие бы то ни было дискуссии относительно спорных сюжетов, связанных с военной историей.

Среди самых спорных и проблематичных для изучения сюжетов - проблемы коллаборационизма - сотрудничества стран, которые подверглись оккупации Германией или ее военными и политическими союзниками. Рассматривая проблемы истории коллаборационизма, во внимание следует принимать, что в наибольшей степени изучены вопросы, связанные с сотрудничеством с оккупационными властями в Европе. История оккупационной политики, тактики и стратегии дальневосточного союзника Германии - Японии - в отечественной историографии изучена в гораздо меньшей степени.

Неудобные удобные предатели в советском историческом воображении. Между тем, история Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии1 периода Второй мировой войны знает многочисленные факты сотрудничества не только местного населения, но и региональных политических, интеллектуальных и религиозных элит с японскими оккупационными властями. Не является исключением и Индонезия, которая до Второй мировой войны существовала в качестве голландской колонии,

а в период войны подверглась японской оккупации. Отношение к коллаборационистам как в политической литературе, так и в академической историографии является чрезвычайно разнообразным. Часть авторов осуждает коллаборационистов как изменников, другие историки, наоборот, склонны видеть в сотрудничестве с оккупантами в период Второй мировой войны последствия более ранней политики социальной, национальной, культурной и религиозной дискриминации тех групп, которые не имели собственной государственности.

Поэтому в историографии в ряде случаев употребляется не совсем академический термин «патриотические предатели»2 для описания подобных форм политического и военного коллаборационизма. Условия для сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупационными властями сложились не в период Второй мировой войны, а возникли раньше, будучи заложены политическими и социально-экономическими дискриминационными мерами, инициированными нидерландскими колониальными властями. Во время японской оккупации индонезийские националисты оказались среди тех политических сил в регионе, которые открыто сотрудничали с японскими оккупационными властями. Примечательно и то, что факты сотрудничества с японцами не являлись единичными, а носили массовый и серийный характер. В сотрудничестве с японскими военными и гражданскими властями были замечены практически все значимые фигуры в индонезийском национализме, а именно национализм в Индонезии до начала Второй мировой войны был основой освободительного движения.

Именно индонезийские националисты в середине 1940-х гг. привели Индонезию к обретению политической независимости и созданию собственной государственности. Именно представители этого политического поколения определяли основные векторы и направления развития уже независимой Индонезии до середины 1960-х гг., то есть до смены «направляемой демократии» режимом «нового порядка». Таким образом, основу политического класса в независимой Индонезии до середины 1960-х гг. составляли не только индонезийские политические националисты и активисты, но и в различной степени активные

коллаборационисты, которые в период Второй мировой войны сотрудничали с японскими оккупационными властями.

В то же время известно, что Советский Союз, начиная с 1950-х гг., особое внимание в своей внешней политике уделял региону Юго-Восточной Азии, в том числе - Индонезии. Индонезийский политический лидер Сукарно в советской политической мифологии оказался фигурой не только популярной, но и вполне интегрируемой в официальный советский политический и идеологический дискурс. Усилиями советских авторов, которые занимались изучением Индонезии, вокруг фигуры Су-карно был создан своеобразный романтический ореол, а сам индонезийский лидер наделялся всеми идеологически важными и необходимыми политическими добродетелями. Подобными добродетелями могли в советском политическом воображении наделяться и его сподвижники по национально-освободительной борьбе, в частности - вторая фигура в истории индонезийского национализма после Сукарно - Хатта.

При этом, факты сотрудничества лидеров индонезийских националистов с японскими оккупационными властями3 и специальными службами4 пребывали в тени, хотя на завершающем этапе Второй мировой войны СССР принимал участие в войне против Японии и факты сотрудничества с японскими оккупантами на оккупированных территориях, как минимум, должны были оцениваться негативно, но в отношении Индонезии этого не произошло. Советские историки предпочитали столь идеологически и политически опасную тему трактовать с максимально возможной осторожностью. В современной отечественной историографии исследования, посвященные проблемам экономической и политической коллаборации, военного и идеологического сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупационными властями, являются не очень многочисленными.

Поэтому, в центре авторского внимания в настоящей статье будут проблемы коллаборации индонезийских националистов с японскими оккупационными властями в двух уровнях - с одной стороны, нас интересует событийное измерение, связанное с конкретными фактами и проявлениями индонезийского коллаборационизма; с другой, отражение событий периода Второй

мировой войны в различных национальных и идеологически выверенных формах и версиях исторических памятей - в Индонезии, в Нидерландах и в Советском Союзе.

Оккупация... почти без предателей: японская оккупация Индонезии в советском историческом воображении. Столь противоречивый период в истории Индонезии, как японская оккупация, не мог остаться без внимания историков, став чрезвычайно плодородной почвой для мифологизации истории5 и создав условия для политических и идеологических манипуляций с прошлым. События периода японской оккупации Индонезии, с одной стороны, и позиция индонезийских националистов, с другой, в различных исторических и политических памятях получили диаметрально противоположные оценки.

Советская историография предпочитала описывать период японской оккупации Индонезии в идеологически выверенной системе теоретических и методологических координат. Например, в 1972 г. Э.Х. Кямилев указывал на то, что «японские оккупанты», которые в 1942 г. сменили голландцев, принесли «индонезийскому народу новые тяжелые испытания». В целом, советская историография оценивала японскую оккупацию крайне негативно, полагая, что та была ознаменована «настоящим грабежом природных ресурсов страны, от которого страдали трудящиеся массы». Оккупация советскими историками воспринималась в соответствии с искусственно перенесенными идеологическими клише, описываясь как «непрекращающиеся репрессии и полицейский террор». Поэтому, советские историки предпочитали писать о «невыносимых условиях жизни ра-бочих»6, предпочитая при этом не афишировать факты сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупационными властями.

В советской историографии было создано только одно обобщающее исследование, посвященное проблемам истории Индонезии периода японской оккупации. Книга Л.М. Демина была опубликована в 1963 г. и неизбежно несла в себе все родовые травмы советской историографии. Усилия советских историков были в максимальной степени направлены на демони-зацию японской оккупации, что не создавало условия для объективного изучения проблем сотрудничества индонезийских

националистов с японскими оккупационными властями. Проблемы истории оккупации в советской историографии были в значительной степени мифологизированы, а советский идеологически выверенный историографический миф сводился к нескольким моментам, а именно: японские оккупанты, принеся политику «безудержного грабежа» и «большие бедствия индонезийскому народу», «стремились максимально использовать сырьевые ресурсы» Индонезии, а японская оккупация «принесла индонезийскому народы новые тяжелые испытания». В целом усилиями советских историков японская оккупация Индонезии в значительной степени мифологизировалась и демони-зировалась: в вину японцам ставили не только «проведение насильственной японизации», но и «многочисленные аресты и убийства стали обычным явлением. Многие прогрессивные деятели, которых не успели арестовать голландцы, были арестованы японцами», они «всячески оскорбляли национальные и религиозные чувства индонезийского народа». При этом советская историографическая позиция в отношении японской оккупации была чрезвычайно непоследовательной. Анализируя проблемы истории Индонезии периода японской оккупации, автоматическое распространение и трансплантация оценок, которые раннее применялись для анализа истории германской оккупации в Западной Европе или на территории СССР, оказалось невозможным и малопродуктивным, хотя советские историки предлагали преимущественно идеологически выверенный набор нарративов в отношении истории Индонезии 1942 -1945 гг.

С другой стороны, если при описании истории Второй мировой войны в Европе или Великой отечественной войны нейтральные и, тем более, позитивные оценки периода оккупации были невозможны, то в отношении истории Индонезии советские историки могли себе позволить некоторые вольности идеологического плана, которые проявились в описании фактов коллаборационизма будущих лидеров Индонезии. Если Хатта и признавался политиком «правого толка», что советскими историками ставилось ему в вину, то интерпретация роли Сукарно отличалось большей сложностью. С одной стороны, факты его сотрудничества с оккупационной администрацией и даже

встреча с японскими императором признавались, но в советской версии исторического воображения фигуры Сукарно в значительной степени была независимой от тех событий, которые проходили в политической жизни Индонезии периода японской оккупации, то есть советские историки вообще предпочитали не упоминать Сукарно в контексте событий оккупационного периода даже тогда, когда он играл центральную роль.

Советскими историками признавалось и то, что японская оккупация привела к большему распространению индонезийцев на государственной службе, усилению роли индонезийского языка и появлению офицеров-индонезийцев во вспомогательных войсках. Сотрудничество индонезийских националистов советскими историками признавалось, но в условиях политической и идеологической ситуации и конъюнктуры, необходимости развития советско-индонезийского сотрудничества, при понимании того, что коллаборационисты 1942 - 1945 гг. в первой половине 1960-х гг. составляли основу индонезийского политического класса, не критиковалось и не воспринималось как предательство.

Если другие прояпонские и тем более прогерманские коллаборационисты в советской историографии подвергались де-монизации, а в советском историческом воображении и вовсе фигурировали в качестве предателей и антигероев, то индонезийские коллаборационисты, которые с оккупационными властями сотрудничали столь же активно как и их «коллеги» на территории Западной Европы, а порой имели и больше формальной независимости и возможностей для маневра, подобной историографической судьбы и маргинализации не разделили, превратившись, наоборот, в прогрессивных политиков, борцов против колониализма и империализма, претендуя на статус политических и идеологических союзников Советского Союза. Подобные тактики и стратегии описания / написания истории периода японской оккупации указывают на то, что советское историческое воображение не только тонко воспринимало и следовало идеологической и политической конъюнктуре, но и могло позволять себе оценки и интерпретации географически отдаленного коллаборационизма, которые были немыслимы и

недопустимы в истории СССР или маловероятны в европейской исторической перспективе.

В советской историографии признавалось некоторое определенное позитивное влияние японской оккупации, особенно -в сфере развития индонезийского языка, но подобные наррати-вы в силу политических и идеологических условий особого развития не получили. В 1969 г. Ю.В. Маретин полагал, что японская оккупация привела не только к значительному ослаблению европейских языков в Индонезии, но содействовала и усилению индонезийского языка, так как именно он был объявлен оккупационными властями в качестве официального. Кроме этого, позитивное воздействие на язык, точнее - на его более широкое распространение, оказало и то, что японцы «на многие официальные должности в различных областях государственной и общественной жизни были вынуждены назначить индонезийцев». Это, как полагали советские историки, привело к тому, что «индонезийский завоевал те позиции, где раньше безраздельно господствовал голландский, в первую очередь сферу общественно-политической жизни». Кроме этого, советскими историками не осуждалось и то, что японцы проводили принудительную мобилизацию и перемещение населения, что содействовало его «более широкому знакомству

о

с индонезийским» . Таким образом, в советской историографии при описании истории Индонезии периода японской оккупации доминировали нарративы, которые сводились к формальному ее осуждению, но при этом признавалось и то, что оккупация оказала определенное позитивное влияние на развитие национального самосознания индонезийцев, в частности - на укрепление позиций индонезийского языка.

В рамках поздней советской историографии признавалось, что японская оккупация Индонезии «положила конец голландскому господству», а простые жители Индонезии были склонны видеть в японцах «освободителей, обративших в бегство ненавистных европейских угнетателей». В начале 1980-х гг. советские историки в определенной степени пересмотрели более ранние ортодоксальные интерпретации, признав, что «японские власти не только сохранили за индонезийцами посты, но и передали им некоторые должности, ранее занимаемые голланд-

скими чиновниками». Тем не менее, советские историки настаивали на том, что японские власти оскорбляли «национальные и религиозные чувства индонезийцев». Советские историки признавали и факт сотрудничества Сукарно с японцами ради достижения единства в индонезийском национальном движе-нии9. В этом отношении позиция советской историографии начала 1980-х гг. в отношении сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупационными властями отличалась определенной двойственностью: признавая факты коллаборационизма, советские авторы все же полагали, что не сотрудничество, а сопротивление стало магистральной линией в индонезийской истории периода Второй мировой войны.

Оккупация с «квислингами», предателями и коллаборационистами, или европейские рецидивы колониально-сти. Европейские (преимущественно - голландские авторы) оценивают японскую оккупацию Индонезии крайне негативно, что стало следствием политических и идеологических причин. Отрицательное отношение к сотрудничеству индонезийских националистов с японцами стало следствием инерционного развития нидерландской историографии10, представители которой, с одной стороны, не очень склонны признавать факты кол-лаборации с германскими властями в оккупированных Нидерландах11, но при этом, с другой стороны, автоматически переносят негативные и морализаторские суждения с европейских коллаборационистов на индонезийских националистов, рассматривая последних как предателей и местных «квислингов», что можно воспринимать различно, хотя в подобном морализаторстве кроме идеализма содержится немало элементов европоцентристского и колонизаторского дискурса.

Подобное же отношение характерно и для французской историографии, некоторые представители которой (например,

12

Жоэль Котек и Пьер Ригуло ) предпочитают описывать японские зверства в отношении голландцев, не забывая упоминать и то, что с японцами сотрудничали индонезийцы, выполняя, в частности, функции надзирателей в тех лагерях, в которые были направлены бывшие голландские колониальные чиновники, игнорируя при этом объективные противоречия между голландцами и индонезийцами, возникшие в колониальную эпоху,

что проявлялось в ущемлении прав и преследовании индонезийцев. Доминирование подобных нарративов в голландской и французской историографической традиции свидетельствует о сознательной и намеренной фрагментации исторической памяти, апологетики колониализма и стремлении переложить ответственность на представителей индонезийского национально-освободительного движения, представив их исключительно в качестве изменников и коллаборационистов.

Оккупация с националистами: японская оккупация в неосоветском историческом воображении. Ранняя постсоветская историография несла в себе родовые травмы переходного периода и поэтому оценки оккупации российскими историками в первой половине 1990-х гг. были весьма специфическими. В.А. Цыганов, например, полагал, что японская оккупация в целом имела негативное значение для Индонезии, утверждая, что японцы «пытались покончить с индонезийской государственностью, расчленив страну на три зоны оккупации», хотя неясно о какой «государственности» идет речь, если к моменту начала оккупации Индонезия не имела суверенитета, а на ее территории действовала голландская колониальная администрация. Сукарно и Хатта инерционно позиционировались как индонезийские патриоты, связанные с «антияпонским подполь-ем»13, а факты сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупантами практически игнорировались.

Современная российская интерпретация истории Индонезии периода японской оккупации в определенной степени основана на модифицированном воспроизводстве старых советских «больших нарративов». В синтетическом виде эти нарра-тивы доступны, например, в единственной постсоветской «Истории Индонезии» А.Ю. Другова и В.А. Тюрина, опубликованной в 2005 г. и сфокусированной на ее новейшей истории. В целом, пребывая в рамках событийной парадигмы, российские историки дают периоду оккупации следующую интерпретацию. Во-первых, оккупация Индонезии со стороны Японской Империи была «тяжелым временем для населения», которое «попало под власть новых колонизаторов». Во-вторых, Япония преследовала свои агрессивные цели и интересы и «иллюзии, связанные с приходом японцев, развеялись очень быстро», так

как «стало ясно, что никакого освобождения от колониального гнета приход новых хозяев не принес». В-третьих, интересы и мотивы Японии в Индонезии носили преимущественно экономический характер, а «экономическая политика оккупантов была направлена на использование ресурсов Индонезии в интересах военной экономики Японии». В-четвертых, Японская Империя в Индонезии выступала именно в качестве оккупанта и поэтому «японские колонизаторы мало заботились о создании опоры в местном обществе, действуя террором и запугиванием», а «оккупанты оскорбляли национальные и религиозные чувства народа». В-пятых, на протяжении оккупации «национально-освободительная борьба индонезийского народа»14 была магистральной тенденцией в истории Индонезии.

При этом современными российскими историками, несмотря на такой неосоветский бэкграунд в интерпретации истории оккупации, признаются факты сотрудничества индонезийских националистов с японцами и то, что на Западе те имели репутацию «горстки прояпонских квислингов»15. В целом, эти противоречивая и политически не очень удобная страница в истории Индонезии сводится к следующему. Японская оккупация привела к более широкому распространению индонезийского языка, так как «употребление голландского было строжайше запрещено». Нейтрально или относительно нейтрально в современной российской историографии описывается то, что японская администрация разрешила такие проявления индонезийского национального самосознания как красно-белый флаг и исполнение гимна, а также обещала организовать исламский университет. Японские оккупационные власти смогли привлечь к сотрудничеству лидеров индонезийского национализма, в том числе - Сукарно и Хатту.

Современными российскими историками признается и то, что сами индонезийские националистические лидеры пошли на сотрудничество с оккупационными властями и использовали полученные возможности для «пропаганды своих идей и политической организации населения». Кроме этого отмечается и то, что индонезийские националисты, которые одновременно фактически сотрудничали с японцами, периодически страдали от их действий, так как японцы им не доверяли и распускали

националистические организации. С другой стороны, в рамках современного историографического дискурса оккупации признается, что политика Японии была противоречивой: распуская одни организации, они создавали новые (например, «Машу-ми» 16), влияние и роль которых актуализируется спустя несколько лет в уже независимой Индонезии. В целом, современными российскими историками признается, что Сукарно, образ которого в советской историографии был окружен мифом прогрессивности, сотрудничал с японскими оккупационными властями, но в актуальной историографии подчеркивается, что такая коллаборация носила в большей степени вынужденный характер, будучи подчиненной задачам национального и освободительного движения.

Эти положения ранее формировали советский историографический миф о японской оккупации Индонезии. На современном этапе они составляют основу его постсоветской версии. В целом, на интерпретации истории Индонезии периода японской оккупации нередко проецируются некоторые моменты из «большой» российской исторической памяти, в рамках которой память о войне является одним из системных элементов. В подобном контексте оккупация может оцениваться и оценивается исключительно негативно, что создает условиях для развития нарративов, активно апробированных при описании советского опыта Великой Отечественной войны, то есть нарративы, призванные описать тяготы оккупации, непоколебимость народным масс, склонность к национальному освобождению автоматически переносятся и применяются для описания / написания истории Индонезии, но ситуация осложняется тем, что история Второй мировой войны не была столь простой и знала факты, которые в эту версию историонаписания интегрируются крайне плохо. Речь идет о фактах сотрудничества с оккупационной администрацией и врагом как универсальным коллективным Другим вообще. Поэтому, российские историки не отрицают фактов сотрудничества индонезийских националистов с японскими оккупантами, но склонны эти эпизоды воспринимать как второстепенные в политической истории Индонезии Второй мировой войны, полагая, что не коллаборация, а резистенция была магистральной линией в индонезийской военной истории.

В подобной ситуации негативные нарративы об оккупации в рамках инерционной модели развития и функционирования исторической памяти, исторического и политического воображения не только могут переноситься, но и фактически распространяются на национальные истории других стран, которые в той или иной степени также стали жертвами Второй мировой войны, пережив период оккупации.

Оккупация с националистами и коллаборационистами: японская оккупация в англоязычной историографии. В англоязычной историографии проблемы сотрудничества и взаимодействия индонезийских националистов с японскими оккупационными властями получают несколько иную, отличную интерпретацию. Американские историки, которые занимались изучением новейшей истории Индонезии периода оккупации, указывают на то, что появление японцев объективно привело к ослаблению голландского фактора и актуализации качественно новых тенденций в политической жизни Индонезии. Японская оккупация стала не только важным событием в новейшей истории Индонезии, но эпизоды, связанные с сотрудничеством с японцами, присутствуют в политических биографиях индоне-

17

зийских политиков (от Сукарно до Сухарто ), которые были

лидерами страны до 1998 г.

18

Дж.Д. Легге в 1988 г. указывал на то, что представители различных течений в индонезийском национализме во время Второй мировой войны в зависимости от ситуации и их политических и идеологических предпочтений могли как сотрудничать, так и отказаться от подобной политически мотивированной коллаборации с японцами, но сама японская оккупация в целом для индонезийского национализма и Индонезии, за которую он боролся, имела позитивное значение в силу целого ряда факторов, так как временно избавило Индонезию от голландской администрации (впрочем, и после войны индонезийские националисты приложили все усилия, чтобы не допустить ее возвращения) и политизировало широки слои населения, в том числе и молодежь, которая после завершения Второй мировой войны боролась уже против Нидерландов.

Оккупация с оккупантами и националистами, но без измены и предательства: японская оккупация в историче-

ском воображении индонезийского национализма. В индонезийской историографии19, которая в своем развитии испытала несомненное влияние со стороны западных исследователей индонезийского национализма20, интерпретация истории периода оккупации самым тесным образом переплетены с доминированием национальной парадигмы в конструировании образов истории. Японская оккупация в рамках индонезийского исторического воображения и связанного с ним политического мифа интерпретируется в категориях политической истории и

борьбы за независимость, в том числе - и вооруженного со-

21

трудничества с японцами . Кроме этого в индонезийской ис-

22

ториографии предпринимаются попытки представить историю Индонезии периода японской оккупации в междисциплинарном контексте, в частности - на стыке культурной, литературной и интеллектуальной истории. Большинство подобных исследований индонезийских авторов23 сфокусировано на анализе текстов, хронологически и политически связанных с периодом японской оккупации.

Поэтому, японская оккупация рассматривается как составная часть культурной и литературной истории Индонезии, которая была отмечена уникальными тенденциями в развитии, например, индонезийского театра. При этом в подобных штудиях в одинаковой степени актуализируется потенциал как политической, так и культурной истории: индонезийскими историками деятельность националистов в период оккупации анализируются как коллективное место исторической памяти, отмеченное попытками унификации идентичности и попытками ее политизации в прояпонском направлении. В ряде случаев в индонезийской историографии национальный / националистический нарратив переплетается с другими измерениями истории, например - с гендерной (это, например, относится к небольшому числу работ, посвященных принудительной проституции 24) или религиозной историей25. Примечательно и то, что в индонезийской исторической литературе факт оккупации не демонизируется, так как на момент оккупации со стороны Японии Индонезия не обладала суверенитетом.

В подобной ситуации сложились благоприятные условиях для исторической идеализации и мифологизации событий пе-

риода оккупации. В качестве фактора, который также содействует мифологизации периода оккупации, следует признать и то, что два индонезийских президента, несмотря на все дебаты относительно их политического наследия, в той или иной мере сотрудничали с японцами. Важную роль в восприятии оккупации в Индонезии играет и то, что она является постколониальной страной, которая в прошлом стала жертвой западной европейской колонизации. В подобной ситуации поражение Нидерландов от Германии во Второй мировой войне в Европе и от Японии в Юго-Восточной Азии у индонезийских историков чувства сожаления не вызывает. Поэтому негативные или сугубо отрицательные оценки и интерпретации японской оккупации в индонезийской историографии практически невозможны, будучи замененными позитивными или нейтрально событийными попытками описания событий, связанных с оккупацией, так как они чреваты историческим ревизионизмом и пересмотром центральной роли в создании Индонезии и обретении независимости националистического движения, которое не только боролось против Голландии, но и воспользовалось ее поражением во Второй мировой войне, пойдя на временный союз с Японской империей.

Неизбежная множественность исторических памятей об оккупации: итоги и перспективы исследования. Подводя итоги, во внимание следует принимать ряд факторов, связанных с функционированием памяти, точнее - различных памятей, о сотрудничестве с японскими оккупационными властями в период Второй мировой войны на территории будущей Индонезии.

Память о фактах коллаборации в Индонезии после завершения Второй мировой войны в значительной степени оказалась не только политически и идеологически выверенной, но и фрагментированной. После Второй мировой войны о событиях периода японской оккупации одновременно сосуществовали и функционировали как внутренние, так и внешние версии памяти или интерпретации событий. Внутренними можно признать индонезийскую и голландскую версии, а внешними - те, которые были предложены в советской и американской историо-графиях. Индонезийские историки и интеллектуалы, рассмат-

ривая события периода Второй мировой войны и японской оккупации, были склонны интегрировать события этого времени в историю индонезийского национализма, а сотрудничество с японцами воспринималось как тактический шаг в борьбе, направленной на получение политической независимости.

Иные интерпретации в индонезийской историографии и исторической памяти были вряд ли вероятны и возможны, так как лидеры индонезийского национализма были замечены в сотрудничестве с японскими оккупационными властями. С японцами сотрудничал и будущий второй президент Индонезии Су-харто. В индонезийской историографии проблемы истории периода Второй мировой войны и сотрудничества с японскими оккупационными властями подверглись идеологизации, что привело к развитию мифа о поражении голландцев как европейцев от японцев как азиатской нации. Несколько иначе оценивались эти события в голландской исторической памяти и историографии, которые чрезвычайно болезненно восприняли потерю Индонезии. Поэтому, индонезийские националисты, которые в индонезийской исторической памяти обрели статус отцов-основателей Индонезии как независимого государства, в голландской историографии на протяжении длительного времени претендовали на статус местных квислингов, то есть могли фигурировать в исключительно негативном контексте.

В этом отношении память о Второй мировой войне содействует отдалению голландской и индонезийской идентично-стей, особенно если принять во внимание и то, что сами Нидерланды пали жертвой немецкой оккупации. В голландской исторической памяти местные коллаборационисты, которые сотрудничали с немцами, воспринимаются исключительно как предатели. Подобные негативные нарративы голландскими политиками в середине 1940-х гг. распространялись и на Индонезию, но за индонезийскими коллаборантами стояло мощное национальное и освободительное движение. Поэтому, предатели и «квислинги» для Нидерландов оказались национальными героями для последующих поколений индонезийских политиков и историков.

Советская и американская версии истории Второй мировой войны и японской оккупации Индонезии являются не только

внешними, но и написанными в качественно разных системах идеологических координат. Советские историки пытались не замечать сотрудничества индонезийских националистов с японцами, особенно - в контексте того, что формально прогрессивный политик Сукарно сотрудничал в период войны с японскими властями. Советские авторы и их современные российские наследники, в целом, продолжают оценивать японскую оккупацию негативно, предпочитая писать о тяготах, которые переживали индонезийцы, не акцентируя внимания на политически неудобных для российской исторической памяти фактах сотрудничества с Японией, которая формально во Второй мировой войне была союзницей Германии. Американская историография в этом отношении демонстрирует более узкую специализацию, будучи сосредоточенной на политическом сотрудничестве индонезийских националистов с японскими властями, в целом признавая и воспринимая коллаборационизм как один из эпизодов в политических биографиях тех, кто после создания независимой Индонезии составил основу ее политических и военных элит.

Таким образом, исторические и политические памяти об Индонезии периода Второй мировой войны и японской оккупации оказались в значительной степени фрагментированными и подчиненными разного рода идеологическим и методологическим предпочтениям в советской, российской и американской историографиях, логике политики и идеологии, стремлениям освободительного национализма в индонезийском и имперской ностальгии по утраченным колониям в голландском случае. Сосуществование столь различных версий исторической и политической памяти в отношении японской оккупации в Индонезии свидетельствует о значительной фрагментации исторического и политического воображения, одновременном сосуществовании различных версий восприятия прошлого, что придает дополнительную актуальность изучению проблем, связанных со стратегиями исторической памяти и работы с прошлым.

1 Newell W.H. Japan in Asia, 1942 - 1945 / W.H. Newell. - Singapore University Press, 1982. - 123 p.; The Japanese Experience in Indonesia: Selected Memoirs of 1942-1945 / eds. A. Reid, Akira Oki. - Ohio University Press, 1986. - 424 p.; The Encyclopedia of Indonesia in the Pacific War / eds. P. Post, W. Frederick and others. - Brill Academic Publishers, 2009. - 710 p.

2 Littlejohn D. The Patriotic Traitors: A History of Collaboration in German-Occupied Europe, 1940 - 1945 / D. Littlejohn. - L.: Heinemann, 1972. - 391 p.

3 Об этапе в политической биографии Сукарно, связанном с сотрудничеством с японцами, см. подробнее: Giebels L.J. Soekarno: Nederlandsch Onderdaan - Een Biografie 1901-1950 / L.J. Giebels. - Bert Bakker, 1999. -531 p.; Hering B. Soekarno: Founding Father of Indonesia, 1901 - 1945 / B. Hering. - Koninklijk Instituut Voor de Tropen, 2002. - 439 p.; Legge J. Sukarno: A Political Biography / J. Legge. - Butterworth-Heinemann, 2007. -480 p. О сотрудничестве Хатты с японскими оккупационными властями см.: Imran A. Mohammad Hatta: Pejuang, Proklamator, Pemimpin, Manusia Biasa / A. Imran. - Jakarta: Mutiara Sumber, 1991; Noer D. Mohammad Hatta, Biografi Politik / D. Noer. - Jakarta: LP3ES, 1990; Rose M. Indonesia free: a political biography of Mohammad Hatta / M.Rose. - Ithaca: Cornell Modern Indonesia Project, Southeast Asia Program, Cornell University, 1987. - 237 р. О сотрудничестве других лидеров индонезийского национализма с японцами см.: Anwar R. Sutan Sjahrir: Demokrat Sejati, Pejuang Ke-manusiaan / R. Anwar. - Jakarta: Penerbit Buku Kompas - KITLV Press, 2010; Legge J.D. Kaum Intelektual dan Perjuangan Kemerdekaan. Peranan Kelompok Sjahrir / J.D. Legge. - Jakarta, Pustaka Utama Grafiti, 1993; Mrazek R. Sjahrir: politics in exile in Indonesia / R. Mrazek. - Cornell: Cornell South East Asia program, 1994; Mrazek R. Sjahrir: Politik dan Penga-singan di Indonesia / R. Mrazek. - Jakarta: Yayasan Obor Indonesia, 1996.

4 The Kenpeitai in Java and Sumatra: selections from The authentic history of the Kenpeitai (Nihon kenpei seishi) by the National Federation of Kenpeitai Veterans' Associations (Zenkoku Kenyukai Rengokai Hensan Iinkai) / translated by Barbara Gifford Shimer and Guy Hobbs; with an introduction by Theodore Friend. - Ithaca: Cornell Modern Indonesia Project, 1986. - 74 р.

5 Japan, Indonesia and the War: Myths and Realities / eds. Peter Post and Elly Touwen-Bouwsma. - Leiden: KITLV Press, 1997. - 214 p.

6 Кямилев Э.Х. Завоевание Индонезией независимости / Э.Х. Кямилев. -М.: Издательство «Наука», 1972. - С. 3 - 6.

7 Демин Л.М. Японская оккупация Индонезии (1942 - 1945 гг.) / Л.М. Демин. - М.: Издательство восточной литературы, 1963. - 236 с.

Маретин Ю.В. Особенности бахаса индонесиа как государственного языка Республики Индонезия / Ю.В. Маретин // Вопросы социальной

лингвистики. - Л.: Наука, 1969. - С. 182 - 218 [Маретин Ю.В. Индонезия. Избранные работы / ред. В.Ю. Зуев, С.А. Маретина, Ч.М. Таксами / Ю.В. Маретин. - СПб.: Алетейя, 2002. - С. 169 - 206].

9 Капица М.С., Малетин Н.П. Сукарно. Политическая биография / М.С. Капица, Н.П. Малетин. - М.: Мысль, 1980. - С. 67 - 88.

10 Grevers H. Van landverraders tot goede vaderlanders: de opsluiting van collaborateurs in Nederland en België 1944 - 1950 / H. Grevers. - Amsterdam: Uitgeverij Balans, 2014. - 399 p.; Tames I. Doorn in het vlees: foute Nederlanders in de jaren vijftig en zestig / I. Tames. - Amsterdam: Uitgeverij Balans, 2013. - 356 p.

11 Hirschfeld G. Nazi rule and Dutch collaboration: the Netherlands under

German occupation, 1940 - 1945 / G. Hirschfeld. - Berg Publishers, 1988.

12

Котек Ж., Ригуло П. Век лагерей. Лишение свободы, концентрация, уничтожение. Сто лет злодеяний / Ж. Котек, П. Ригуло / пер. с франц. Е. Мурашкинцевой, Н. Малыхиной, Ю. Розенберг. - М.: Текст, 2003. - С. 371 - 377.

13

Цыганов В.А. История Индонезии / В.А. Цыганов. - М.: Издательство Московского университета, 1993. - Ч. 2. - С. 42 - 45.

14 Другов А.Ю., Тюрин В.А. История Индонезии. ХХ век / А.Ю. Другов, В.А. Тюрин. - М.: ИВ РАН, 2005. - С. 127 - 128.

15 Другов А.Ю., Тюрин В.А. История Индонезии. ХХ век. - С. 144.

16 Другов А.Ю., Тюрин В.А. История Индонезии. ХХ век. - С. 128 - 130.

17

Jenkins D. Soeharto and the Japanese occupation / D. Jenkins // Indonesia.

- 2009. - Vol. 88. - October. - P. 1 - 103.

18 Legge J.D. Intellectuals and Nationalism in Indonesia. A Study of the Following recruited by Sutan Sjahrir in Occupation Jakarta / J.D. Legge. - Cornell: Cornell Modern Indonesia Project, 1988. - Р. 41 - 42.

19 Atmoko D., Haryono A., Purwanto H., Soewarno P.J., Rahmanto B. Politik Penguasa dan Siasat Pemoeda: Nasionalisme dan Pendudukan Jepang di Indonesia / D. Atmoko, A. Haryono, H. Purwanto, P.J. Soewarno, B. Rahmanto.

- Jakarta: Kanisius dan Lembaga Studi Realino, 1994. - 161 p.; Radikalisme Lokal: Oposisi dan Perlawanan terhadap Pendudukan Jepang di Jawa (1942 -1945) / ed. A. Lucas. - Jakarta: Syarikat Indonesia, 2012. - 519 p.; Noto-susanto N. Tentara PETA pada Jaman Pendudukan Jepang di Indonesia / N. Notosusanto. - Jakarta: Gramedia, 1979. - 194 p.; Latief A. Pers di Indonesia: Di Zaman Pendudukan Jepang / A. Latief. - Jakarta: Karya Anda, 1980. - 132 p.; Oktorino N. Ensiklopedi Pendudukan Jepang di Indonesia / N. Oktorino. -Jakarta: Elex Media Komputindo, 2013. - 152 p.

20 Anderson B. Revoloesi Pemoeda: Pendudukan Jepang dan Perlawanan di Jawa 1944 - 1946 / B. Anderson. - Jakarta: Pustaka Sinar Harapan, 1988. -554 p.; Kurasawa A. Mobilisasi dan Kontrol: Studi tentang Perubahan Sosial di Pedesaan Jawa, 1942 - 1945 / A. Kurasawa / penterjemah Hermawan Su-

listyo. - Jakarta: Gramedia Widiasarana Indonesia dan Yayasan Karti Sarana, 1993. - 563 p.; Zed M., Kurasawa A. Giyugun: Cikal-bakal Tentara Nasional di Sumatera / M. Zed, A. Kurasawa. - Jakarta: LP3ES, 2005. - 243 p.; Kurasawa A. Kuasa Jepang di Jawa: Perubahan Sosial di Pedesaan Jawa 1942 -1945 / A. Kurasawa. - Jakarta: Komunitas Bambu. 2014. - 620 p.

21 Frederick W. The Putera Reports: Problems in Indonesian-Japanese Wartime Cooperation / W. Frederick. - Equinox Publishing, 2009. - 128 p.; Lebra J.C. Japanese trained armies in Southeast Asia / J.C. Lebra. - Hong Kong: Heinemann Educational Books (Asia) Ltd., 1977. - 226 p.; Suryanegara M. Pemberontakan Tentara PETA di Cileunca Pangalengan Bandung Selatan / M. Suryanegara. - Jakarta, 1996; Suwondo P.S. PETA: Tentara Sukarela Pembela Tanah Air di Jawa dan Sumatera 1942 - 1945 / P.S. Suwondo. - Jakarta: Pustaka Sinar Harapan, 1996. - 295 p.; Bachtiar H.W. Siapa Dia?: Perwira Tinggi Tentara Nasional Indonesia Angkatan / H.W. Bachtiar. - Jakarta: Darat Penerbit Djambatan, 1988.

22 Yoesoef M. Drama di masa pendukan Jepang (1942 - 1945): sebuah catan-an tentang manusia Indonesia di zaman perang / M. Yoesoef // Makara. Sosial Humaniora. - 2010. - Vol. 14. - No 1. - Juli. - P. 11 - 16.

23 Jassin H.B. Kesusastraan Indonesia di masa Jepang / H.B. Jassin. - Jakarta: Balai Pustaka, 1968; Yoesoef M. Lakon-lakon masa Jepang (1942 - 1945): Sebuah refleksi sosial-budaya masa perang. Skripsi / M. Yoesoef. - Jakarta: Fakultas Sastra Universitas Indonesia, 1988.

24 Budi Hartono A., Juliantoro D. Derita Paksa Perempuan: Kisah Jugun Ianfu Pada Masa Pendudukan Jepang, 1942 - 1945 / A. Budi Hartono, D. Juliantoro. - Jakarta: Pustaka Sinar Harapan, 1997. - 230 p.

25 Benda H.J. Bulan Sabit dan Matahari Terbit: Islam Indonesia pada Masa Pendudukan Jepang / H.J. Benda. - Jakarta: Dunia Pustaka Jaya dan Yayasan Ilmu-ilmu Sosial, 1985. - 344 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.